Внутриутробно

Операционная была готова через 10 минут. Приоритетная задача поставлена донельзя четко — спасти ребенка. О Тори забыть. Главное было — удержать в девушке жизнь до того, как родится малышка. Луис собирался провести операцию лично, но руки дрожали и общее состояние не позволяло даже близко подойти к кушетке — сказывалась бессонница и дикий нервяк. Ученый сидел в коридоре и цедил травяной сбор, заботливо принесенный секретаршей. Он чертил пальцем на столе все ту же формулу и старался не думать о том, что происходило за стенкой. Вспоминал момент триумфа, первую «связь» с ребенком, долгие разговоры с Тори о ее самочувствии. Старался вернуть себе ощущение окрыленности и всемогущества. Только звонким стуком в ушах отдавалось «все пропало, все пропало». *** Спустя два часа малышка родилась. Тори, как и ожидалось, не выжила. Лу стоял возле накрытого белым полотном тела и старался почувствовать что-либо, кроме злости. И ушел спустя минуту, не обернувшись. Отдал приказ об утилизации тела. Крематорий —лучший путь для той, которая поставила под угрозу труд всей его жизни. Надо проведать малышку. Ее назвали Сенсой — тут уж понятно, в честь кого. Сморщенный, вполне себе обыкновенный младенец тихо хныкал в кроватке. Окружившие ее исследователи боялись даже дышать. Непонятно, может ждали, пока Сенса произнесет первое слово. Лу был уверен, что, если бы у нее была возможность что-то сказать, она приказала бы убить ее. Но наука требует жертв. Даже наука во имя гуманизма. Луис провел у кроватки весь вечер. Он ничего не ждал, ничего не чувствовал. Сверял показания панели со своими записями, подтыкал одеялко, менял простынку, иногда брал ребенка на руки. Она развивалась, как обычный ребенок. Никакого сверх- и гипер-, просто младенец. Просто пьет, писает и орет. Как и все. Аппаратура показывала, что ее внутриутробное развитие испарилось. Лу понимал, что от его сыворотки совсем нет толку. Только развлечение для матерей на время беременности. Смысл в решении ребенка, смысл в узаконивании его решения, если после рождения это все будет пустыми строками на мониторе? 2081, спустя месяц после рождения Сенсы Лу вышел в сад с малышкой на руках. Светило яркое солнце, воздух искрился свежестью. Капли росы еще не высохли, отливая всеми цветами радуги. Луис разучился улыбаться, зато улыбалась Сенса. *** Где-то совсем рядом раздался взрыв. Ученый напрягся, прижал к себе ребенка и замер. Он знал, насколько хорошо охраняется объект и верил каждому, кто был внутри него. Саботаж был невозможен. Может, неприятности на кухне? Луис, признаться, совсем расслабился за это время. В Институте все только и делали, что шныряли из угла в угол, периодически изображая вид, что работают. О Тори никто не вспоминал — хоть она и была частью их жизни чуть меньше года. Малышка росла, никаких аномалий не наблюдалось. Лу понимал, что нужно дорабатывать сыворотку, но пока лишь отписывал отчеты руководству и следил за Сенсой. И совершенно не следил за тем, что было вне стен Института. Не смотрел новости, не приглядывался к общественным движениям. Не читал даже форумы, посвященные сыворотке и закону, который начали разрабатывать власти. А зря. За взрывом раздались громкие голоса, стремительно приближающиеся к саду. Грохот, выстрелы, крики. Вариант с кухней больше не рассматривался. Это было запланированное вторжение. Лу среагировал быстро. Спрятался в разросшихся у ограды кустах и выжидал. Голоса немного поутихли, будто решая, что делать дальше. Ученый не сомневался, что ищут именно его. Его и ребенка. Так и оказалось. Спустя несколько минут, дверь, ведущую в сад, просто сорвали с петель. На воздух высыпалось около десяти вооруженных мужчин и женщин. Они не выглядели дикарями, но и не носили армейскую форму. Просто люди, рабочие, средний класс. Средний класс, неведомым образом (хотя почему неведомым? банальное предательство) узнавший о том, что Сенса не желала рождаться. Об этом они кричали, пока звали Луиса. — Ты должен нести ответственность за то, что делаешь, — говорила женщина. Лу не мог видеть ее из-за кустов, но слышал так отчетливо, словно она стояла в двух шагах. Голос сильный, волевой. Речь подготовленная. Господи, сколько это планировалось? — Это должен был быть прорыв, да? Дети сами будут решать, нужно им жить в этом мире или нет. Ты угробил 33 жизни ради своей цели. И что в итоге? Ребенок родился, хоть и не хотел. Мать мертва. Твои цели не стоят и ломаного гроша. Женщина сделала пару шагов в направлении ученого. Тот задержал дыхание и крепче прижал к себе малышку. Смерть дышала в затылок обоим, но Сенса на тот момент совсем не заботила ученого. В минуты до гибели он думал о сыворотке. О том, где она сейчас и в чьи руки попадет. О том, выльют ее в унитаз или доведут до идеала люди, обладающие теми качествами, которых самому Лу не хватило. — Луис, ребенок должен умереть. Она этого хотела и она это получит. А ты умрешь просто за то, что погубил идею. Извратил и подстроил под себя. Нашему государству нужны перемены, нужна сыворотка. Но не нужны такие гнилые люди, как ты. Она замолкла. Видно, речь подошла к концу, осталось дело за малым. У Луиса было много слов в свое оправдание: «Я сделал все неправильно. Нужно было давать ребенку меньше информации. Нужно было лучше следить за матерью. Нужен второй шанс.» Или, может: «Если бы этот ребенок не родился, проекту пришел бы конец.» Но, по факту, верные слова имели значение примерно такое: «Я, Луис Флоренс, опрометчиво стремился достичь своей цели в кратчайшие сроки. И не хотел ждать еще год, чтобы сделать все верно. Как не хотел и того, чтобы все пошло прахом. Мне нужна была слава здесь и сейчас.» В итоге здесь и сейчас был только конец. Луис вспомнил о своей семье за секунду до тихого хлопка. Женщина оказалась отличным стрелком. Пуля прошла сквозь тело малышки и прочно засела в сердце ученого. Он умер со стекающей по щеке слезой, а она — с детской и невинной улыбкой на личике.