***
Виктория – неправильный главный герой. Совсем. Нет в ней той драмы и трагичности, которую так любят читатели Фикбука, коим она являлась до всего этого. Вместо того чтобы драматично потерять сознание и очнуться или заснуть от переживаний и проснуться, она просто проплакалась. Спустя продолжительное время игнорирования происходящего вокруг, девушка просто приняла решение поднять голову от сумки. Перестать обнимать ее она не стала — сумка стала очень теплой, уютной и обрела магическую временную способность внушать защищённость от страшной реальности. Болела голова, но лекарства и время сделали свое дело — девушка успокоилась, так что и это пройдет. Квартира была залита красным светом. Закат контрастно окрасил мир чужого уюта в черный и красно-розовый свет. С улицы, словно из другого далекого мира, доносились шум машин, голоса и смех. Но в самой квартире было до жути тихо, так, словно она была одна в квартире. Посмотрев в сторону, она увидела, что сидя за столом оперившись о стену, заснула мать Кьеко. Кен уже, наверное, спит в соседней комнате. Ей было необходимо размять затекшее тело. Наверное, ради такого все же стоит сходить в туалет, что бы умыться, привести себя в относительный порядок и сделать прочие дела, не упоминаемые в приличной литературе. Преодолевая свою эмоциональную опустошённость и стараясь не шуметь, Виктория встала из-за стола. Голова немного закружилась. Перестав обнимать сумку, девушка ощутила холод, но он был ей безразличен, как и головная боль, как и все окружающее ее. Внутри было до звенящего пусто. Виктория окинула взглядом помещение. Но рассмотреть его подробно мешала темнота и яркий свет заката. Она стала думать, где в этой квартире должна была быть ванная комната. Девушке открывался узкий прямоугольник помещения на одном конце, которого была полускрытая сумерками входная дверь, а на другом было окно, из которого прожектором бил красно-розовый свет. Комнату можно было разделить на две зоны. Одна треть, у входной двери, отводилась под коридор, а две другие трети под кухню-столовую. Кухня от коридора символически отделялась ступенькой, как и во всех Японских домах. Или если быть точным кухня находилась на подиуме, как и жилая комната. Из кухни выходила дверь купе — скорее всего она, вела в жилую комнату. Там сейчас спит ребенок, значит проверять в последнюю очередь. В зоне коридора у стены Виктория различила силуэт вешалки подставки для обуви и для зонтов. Все было у одной стены, значит напротив или встроенный шкаф или искомый вход в уборную. Виктория тихо отправилась проверять свою догадку. Да, ее логика оказалась верна. Сделав все запланированное, Виктория просто села на унитаз и облокотившись о стену, стала «любоваться» тем как прекрасна чистая голубая плитка ванной комнаты в ярком электрическом свете. Она жутко устала. Хотелось просто не существовать. Нет, не умереть, а просто не быть. Рассыпаться на мелкие составляющие, растечься песком по белой чистой плитке, утратить самосознание и обрести покой. Мимолетное желание нирваны. Странное ощущение, по-своему приятное. «Ты не сняла обувь», — Кьеко была неожиданно спокойна, мягка и уверена. «Потом, сейчас я переживаю горе…» — она задумалась, пытаясь конвертировать эмоции и накопленный опыт в осмысленный и имеющий ценность монолог, который принесет катарсис. Поняв это Кьеко ждала. «Я ведь умерла? Там... У себя… Ведь если отбросить теорию с психическим расстройством… С тем, что я сошла с ума… Безнадежно сошла с ума… То есть, если я не сошла с ума, то у меня остается еще две теории. Первая теория сошла с ума ты, и я выдуманная тобой личность, которую… — тут Виктория запнулась, поняв, что ступает на опасную территорию, но продолжила. — «Ты могла меня выдумать, от невозможности справится со своими проблемами самостоятельно, от желания убежать, переложить ответственность на кого-то другого», — ответной истерики не последовало, и иномирянка продолжила. «Вторая теория самая невероятная, нелепая и тупая одновременно. Я действительно попаданка. В твое тело, то есть тело выдуманного персонажа, в выдуманную вселенную, по которой сделали аниме про миленьких и гламурных монстров-людоедов. И если продолжать эту логическую цепочку дальше, то получается, что я тоже выдуманный персонаж, скорее всего фанфика, скорее всего на Фикбуке, потому как только там могут такую чушь писать и читать на полном серьезе. А еще фанфик этот, скорее всего дарк-фик. Потому что Мери Сью я за собой не замечала, умения решать проблемы и не унывать, несмотря на объективную реальность у меня тоже нет. И что-то сомневаюсь, что я личинка паровозика, которая, сможет… Господи какая же это бредятина…» — Виктория закрыла лицо руками. Высказывание таких мыслей придало девушке энергии. Это был гнев на предположительное устройство вселенной. «Если это так, то это все объясняет», — Кьеко внезапно согласилась и безмятежно продолжила мысль, но уже в своём ключе. — «Мне в принципе и рождаться не следовало– не то, чтобы выживать после инсульта. Ведь я, по сути, была только обузой и живым напоминанием позора своей семьи. И тебе я буду обузой, все как всегда. Вселенная неизменна. Моё существование настолько неважно, что меня даже не упомянули в аниме, а ведь я стопроцентно нанесла Кену, какую-нибудь психологическую травму. А ведь это важно для такого аниме». «Не, ну может, в манге было». «Может. Но мы этого уже никогда не узнаем… Обидно даже, что после моей смерти меня никто не вспомнил». «Тебя не вспомнил только Кен. И ты, конечно, извини, но у версии твоего брата из аниме есть явные проблемы с головой на грани с олигофренией, а не как утверждает большинство фанатов, проблемы с бесхребетностью и нелогичностью типичного ОЯШа. Если тебя это утешит то меня, скорее всего, будут вспоминать только на Троицу или еще какой религиозный праздник». — Виктория распрямилась и беззаботно улыбнулась, безразличие, и нарастающее презрение к смерти стало опьянять. — «Можно спросить?» «Что?» «Как ты так быстро успокоилась?» «Ты проплакалась, значит и я тоже». «Звучит чертовски алогично. Хотя мы ведь так и не разобрались в точных механизмах нашего сосуществования. Все эмпирические наблюдения какие-то». — В шутку поумничала Виктория. «Действительно. Нужно будет вывести уже причина следственные связи между нашими взаимодействиями и в целом понять, как мы уживаемся в одном теле». «У тебя появились мысли на этот счет?» «Да, у меня их много поднакопилась, только систематизировать не получалось — все какие-то то неприятности отвлекают, то просто не хочется думать о подобном… Да и я предпочитаю излагать подобное на бумаге — это помогает мне взглянуть на мысль со стороны спустя какое-то время». «Боялась, что кто-то увидит записи?» Недолгое молчание. «Да». Вновь неловкое молчание. Виктория вдруг явственно ощутила, что-то в последнем вопросе разрушило их недолгий момент единения и взаимопонимания. Есть что-то, чего Виктория не знает? Или не понимает? Но сейчас это неважно. Тело, Кьеко и она сама слишком устали… «Нам, наверное, пора спать, а то в кои-то веки в сон клонит». «Да, действительно пора спать». «Пойдем будить твою мать, а то неясно ведь, куда она хотела тебя определить».***
Утро было недобрым по отношению к Кьеко и Виктории. По ощущениям, они в кои-то веки проспали больше одного часа. Иномирянка и хозяйка тела проснулись совершено разбитыми и с головной болью. Это из-за истерики или из-за того что они знатно так переспали. Скорее всего, всё вместе. То, что не было снов-воспоминаний и последующего отходняка, но это лишь усугубляло положение. Появлюсь ощущение бессмысленной и бесполезной жертвы. «Ну, кто ”рулит”?» — спросила мрачно и риторично Виктория. Она сейчас управляла телом. Девушка лежала с закрытыми глазами, притворяясь спящей. Пробуждение разума после сна никогда не было равномерным — тот кто управлял телом всегда опережал того кто был на вторых ролях. И потому Виктория уже во всю «наслаждалась» тем, что безразличие и презрение к смерти после истерики прошло и на его место пришло ощущение нерешённой проблемы, которую даже не ясно, как решать. Неповторимое ощущение завала, судороги в груди, которая душит мысли, и от которой не сбежать. Крайне неприятное ощущение. Кьеко естественно попыталась заглушить это чувство, уйдя на второй план. «Давай потом». «А кто будет, общается родственниками? Я что ли? Не так не пойдет… А хотя… Поберегись! Сейчас будут эпичные потягушки!» «Нет, стой не надо, сейчас еще рано, все спят!» — Кьёко не поверила в подобную неразумность в исполнении Виктории. Но иномирянка не дала хозяйке тела обдумать свое не совсем стандартное поведение. Виктория, полная неуместного и непонятно откуда взявшегося энтузиазма, уже резко поднимала корпус с матраса, потягиваясь до хруста в суставах. Ее лицо «украшала» улыбка. Она улыбалась так, словно готова любить весь мир. В той позе, в которой она этот мир застанет. «Свалила!!!» — провокация удалась, и Кьеко с попустительства иномирянки заняла главенствующее место в управлении телом. Однако оглянувшись, Кьеко испытала облегчение. Мама и брат спали. Вокруг царствовала ночная тьма, которую только начали разгонять начинающиеся утренние сумерки. А они много проспали, наверно два или три часа. «Я тут одну вещь заметила, точнее, только что до нее дошла — с каким-то ехидством начала Виктория — оказывается я могу легко занять главенствующую роль, но выпихнуть тебя на нее я не могу. Забавно, правда?» «Ты издеваешься? Зачем?» «Упреждающий удар, до меня вдруг резко дошло, что если я тебя не выпихну решать проблему сейчас, то потом у меня может, просто не получится». «А с чего ты это решила?» — Как же Кьёко ненавидела эту черту Виктории. Иномирянка умела каким-то образом мгновенно просчитывать ее действия на несколько ходов вперед и тут же действовать. Нет, ну зачем с таким соседом телепатия? Она же все равно исхитряется манипулировать ей. Правильно говорят, что против логики дурака умному человеку свою логику лучше не выставлять. «Во-первых, будь я на твоем месте, но, не понимая как бороться с чувством навалившейся неразрешённой проблемы, и при этом имея возможность «сбежать», я бы попыталась спрятаться от своих чувств. Во-вторых, Кьеко, начинай уже нормально общаться с людьми, ищи компромиссы с собой. Понимаю, ты должна была, приди к этому сама, но ты откладывала и откладывала избавление от всякого ментального мусора. Теперь все пришло к тому, что времени нет. Так что вот тебе волшебный пендаль и напутствие — нервные клетки не восстанавливаются. И в третьих, от своих слов про то, что теперь ты главный герой, я не отрекаюсь. Так что поздравляю, вы будете целым главным героем фанфика». Желание Виктории изливать свои мысли со вчерашней истерики, по-видимому, не прекратилось, переродившись в неадекватную чушь. «Ты дура?» — безнадежно и с презрением спросила Кьёко. — «Что за чушь ты несешь?» «И еще кое-что. Скоро вернется страх смерти, заглушать его советую верой в план». «План? Какой план?» — Кьеко окончательно потеряла нить мысли собеседницы, ее все больше охватывало раздражение. Может иномирянка, окончательно сошла с ума? Какая-то она совсем веселая. Такое бывает, но в свете последней новости — это выглядит крайне странно и подозрительно. «Очень хитрый план. Который ты сейчас придумаешь с моей помощью». «И что я, по-твоему, должна сделать?», — хозяйка тела раздражённо потерла переносицу пытаясь разогнать напряжение между бровями. «Почему ”по-моему”? Сейчас действуешь ты. И только ты. Что ты сейчас должна сделать, чтобы избавится от чувства давления?» — продолжала представление Виктория. Как же Кьеко хотелось сказать: «Да заткнись ты и засунь себе свой энтузиазм и свои советы туда, где им место», но приходилось терпеть. «Придумать план», — устало ответила Кьёко. «Нет, это уже известная величина. Нам нужна цель для этого плана. Чего ты хочешь? С чем ты хочешь справиться? Что тебе нужно сделать, чтобы проблема перестала тебя душить?» Ни на один из этих вопросов отвечать Кьёко не хотелось, так как это означало соприкосновение с неприятными темами. И загнанность в угол, вместо того чтобы подтолкнуть к поиску ответа, окончательно выбесило девушку. «Иди к черту! Ты идиотка что ли?! У меня проблемы — я скоро могу умереть! А ты тут цирк устраиваешь!» Повисло молчание. Веселость Виктории исчезла, так же как и появилась и видимо туда же откуда взялась — внезапно и в никуда. Появилось какое-то странное ощущение хруста. Что-то сломалось в Виктории. «Хорошо, я переборщила с клоунадой, но сути это не меняет, нам нужен план, по которому мы будем действовать», — серьезно ответила иномирянка. «Я так поняла, он у тебя уже есть?» — недовольно спросила Кьеко. «Да, примерный план действий у меня есть». «И в чем он состоит?». «Ты, когда все встанут, будешь собой, желательно адекватной и неагрессивной. Понятно?» «Ну-у...», — недовольно протянула Кьеко. «Не ну, а да. Все так и будет сделано. У нас и так проблем хватает, чтобы еще и нервы с твоей родней мотать. Понятно? А если нет, то я сама все буду делать», — у этих слов был явный оттенок угрозы. Неожиданно до Кьеко дошло что «пообщаться» с родственниками может и сама Виктория. И все странности спишут на то, что давно не общались, и что у Кьёко серьезно пострадал мозг после инсульта. И по сути это Виктория делает ей одолжение, хоть как-то, утешая свою совесть. Это последняя попытка ее уговорить. Горькое осознание. Мерзкое. Но придется терпеть. «Понятно». «После я звоню нашему лечащему врачу. Возражения?» — Виктория словно поняла, что-то и сменила тактику. «Ты забыла, у меня нет телефона». «Возьмешь у матери». — Непререкаемо. «Но…» «У тебя проблемы. Или ты забыла?» «Но она… Она…» «Умей расставлять приоритеты. Сейчас важно решить проблему твоего здоровья. Так что твои претензии к Хо подождут. Понятно?» «Да», — подавлено и со злостью ответила Кьеко. «Отлично. А теперь повтори, что и как ты должна сделать». Игры в демократию и либерализм со стороны Виктории закончились.***
Больше они не разговаривали. Кьеко лежала на спине и вглядывалась в утренние сумерки. Настроение было на абсолютном нуле. Хотя нет, настроение на абсолютном нуле бывает только у трупов. А труп она только в будущем. Это будущее оказалось неожиданно недалеким. Да, оно весьма неясное, расплывчатое, и все еще скрытое пленой тумана неведения. Но ей уже не спрятаться от осознания того, что конец ее жизни обрел некие конкретные черты. Остается лишь отдалённый неизбежный ужас конца существования. Это ужас еще не животный. Это чувство пока еще в разряде ужаса перед задачей, которую не знаешь, как решить. И потому ты еще можешь дышать и думать, вдруг обойдется? Вдруг тебя не заденет? Как же это мучительно. Пытаться спрятаться в вещах, которые тебе теперь не подходят. Больше нельзя прятаться в иллюзии своей исключительности из-за чего-либо, что ты справишься или что еще в этом роде. Никто не справился, все умерли. И если никто не справился, в чем твое отличие от многих? Вот именно… И все, что останется – взращивать в себе самообман. Чтобы хоть немного облегчить свое состояние, ей нужно обмануться полупрозрачным видением надежды. Вот случится, какое-то чудо, и все будет хорошо. Окажется, что она ничем не болеет, или даже наоборот – она, например, излечилась от какого-нибудь заболевания. Ведь не спроста же у нее было ожирение, которое вообще ничем не лечилось. Серьезно, когда-то она хотела сбросить вес: читала медицинскую литературу и пыталась заниматься спортом под смех окружающих, ела в меру и только то, что было рекомендовано в книгах. Но вес не уходил. И после многих неудач она поняла. Она не виновата в этом. Виновато что-то в ее теле, какая-то поломка. И тогда она решила, что нужно сходить к врачу. У Кьеко было много поводов и без этого. У нее не было месячных, не было волос там, где нужно, и даже грудь у нее была из жира. Про головные боли и давление, а вследствие этого, не слишком хорошее зрение, можно помолчать. Она никогда не была у врачей, даже у стоматолога. Бабушка была странной в этом плане, и Кьёко ее тогда и сейчас боялась. Но когда она уже жила с мамой, но та, почему-то отказалась, сказав, что всему свое время и она просто не выросла. Тогда ей было семнадцать. Она не стала показывать свою злость по этому поводу и умолять или требовать — бабушка бы за такое избила и сказала бы, что она позорится, так себя ведя. И она в принципе была бы права. Так что Кьеко сделала то, чему ее научила жизнь с бабушкой — перестала просить и с виду смирилась. Но для себя решила, что обязательно пойдет к врачу, когда у нее появятся деньги в будущем. Злости это не убавило. Но сделать ничего было нельзя — можно сколько угодно ненавидеть, ругаться, желать смерти, но она должна быть хорошей и послушной девочкой. Хотя бы с виду. Она злилась на мать за это тогда и злилась сейчас. Если бы она тогда дала добро, и впервые в жизни отвела бы ее к врачу... Тогда бы не было инсульта. Не было бы Виктории. Над ней бы никто не смеялся. Она была бы нормальной. И тогда ее жизнь точно бы наладилась. Вдруг мечтательный лад словно обрубили. Кьеко вынырнула мыслями из «тогда бы» в неоднозначную реальность. После инсульта все резко выправилось. Она стала худеть, появились, наконец, признаки полового созревания и в целом, если абстрагироваться от странностей в виде иномирянки в голове, то ее состояние было отличным. Нет, не то – оно становилось отличным потому как с виду ее тело постепенно приходило в норму, оно выздоравливало. Может это знак? Но хороший ли? Разум говорил, что нет. У здорового человека не бывает иномирян в голове, и ему не приходится ругаться с ними. У здорового человека нет ужасного подозрения, что он герой чьего-то воображения. У здорового человека не подозревают повышенную секрецию RC-клеток. А желание обмануться говорило «да, все нормально». Иномирянка в голове лишь пустяки, зато твое тело, наконец, починили. А выводы, к которым пришли в процессе починки врачи, ложны и ошибочны. Ну, ошиблись люди. С кем ни бывает? Тем более что говорили, что ее случай нестандартен. Вот сдаст она эти проклятые анализы, и все подтвердится. И все будет хорошо. Да, так и будет. Главное дождаться подтверждения. Кьеко сдаст анализ, ей скажут, что все хорошо, и можно будет жить как раньше. Ну, почти как раньше. С Викторией тоже нужно что-то делать. А сейчас она будет действовать, так, как сказала иномирянка. Это потому что ее лучше не злить, а не потому что в ее плане было рациональное зерно. Да, именно так.***
Постепенно в комнате светлело. Было уже четыре или пять утра. Кьеко сидела в постели, обняв поджатые к себе ноги и положив голову на колени, она рассматривала единственную комнату в квартире. Виктория, конечно же, была занята тем же. А чем еще можно заняться в ее случае? Жалеть себя ей уже надоело, да и «на вторых ролях» это не так «увлекательно» — нет возможности полноценно испытывать эмоции, да и вообще ощущение как будто во сне. «Это будет не самая крохотная квартирка, которую можно было найти в Японии. Хотя, что я могу знать об альтернативной Японии? Я и о «своей» Японии знала только из сенен-аниме и ютуб канала Шамова Дмитрия». — Это мысль вызвала бы болезненную ностальгию, будь она на «главных ролях», а так ничего — спокойно и безразлично. Наверное, есть, что-то уютное в том, чтобы так прятаться. Комната была достаточно большая, но это с лихвой компенсировалось коробками, стоящими вдоль белых стен. А так же тем, что сейчас все пространство пола было занято футонами, на котором расположилось немногочисленное семейство Канеки — две взрослые женщины и ребенок. Обстановка прямо кричала, что жилье съемное и создавалось под съём. Белый потолок и стены, кухня в голубых тонах, пол из светлого дерева. Абсолютно безлико и холодно. А безукоризненная чистота и порядок, даже в коробках вдоль стен, лишь подчёркивали это. Впрочем, неплохо, не ей человеку без вкуса об этом рассуждать. Да и чистота в квартире всегда плюс. Внезапно зазвонил будильник. От неожиданности Кьеко вздрогнула и тут же легла. Стала молча наблюдать, как мать куда-то собирается. Скорее всего на работу, но честно говоря как-то рано, нужно будет узнать где работает Хо. Хо ушла в ванную. А Кьеко так и не решилась показать то, что она проснулась. Виктория начала терять терпение – так они не начнут решать проблемы. «Кьеко, хватит индульгировать. Пора действовать. Или я сделаю все сама». Кьеко продолжила лежать и даже закрыла глаза. Хозяйка тела решила ее игнорировать? Тут же приходится останавливать порыв вмешаться. И Виктория вновь осталась недовольна собой — борьба совести и эгоизма не прекращалась ни на минуту. «Кьеко, мое терпение не безгранично и порой мне кажется, что только авторских произвол не дает мне…» «Я просто хочу свести общение к минимуму». «Если ты ее упустишь, то я не буду с тобой меняться — будешь наслаждаться эмоциями от нерешаемой проблемы». «Хорошо», — Кьеко встала и пошла, ждать мать у двери ванной. Дальнейшее прошло, так как и предполагалось. Кьеко тихим и покорным голосом поздоровалась с напуганной матерью, не ожидавшей встретить кого-то у двери ванной комнаты. Та ответила тем же. И Кьеко попросила у матери есть ли у нее телефон, чтобы позвонить ее лечащему врачу. Хо сказала, что у них есть только стационарный и показала его в коридоре за многоразовыми дождевиками. После она показала, где что на кухне, показала еду на день в холодильнике. Кьеко кивала и после всего удалилась на свой матрас — притворятся спящей. Интересно, а Канеки Хо в курсе инсомии дочери? И в ответ на этот вопрос не влияет на наличие у Виктории испанского стыда. Хо же, судя по негромкому шуму из-за закрытой двери, быстро поела и оделась. После чего ушла на работу. Кьеко же лежала на спине и о чем-то думала. Потом повернулась на бок и опять о чем-то думала. После перевернулась на живот и занималась тем же самым. Увлекательно. Вот чего никогда не могла понять Виктория в «прятках от жизни» Кьеко так это то, как ей не скучно. Серьезно, даже с заглушенными эмоциями, даже находясь, словно во сне, к Виктории быстро приходила скука и деятельная почесуха. И эта жажда деятельности вечно ей шептала «а вот это Кьеко неправильно делает», «вот это можно сделать гораздо быстрее и эффективнее» и так далее и тому подобное. И ведь отмахнуться от нее как Виктория это делала ранее, когда она, по всей видимости, была жива, было уже нельзя. Почему-то вспоминалась Валентина, одногруппница Виктории. Вечный лох и рукожоп во всем, чем можно. До встречи с ней, Виктория искренне думала, что она неумеха по жизни. Но Валентина быстро доказала ей всей и группе, что это не так. Да даже их первая встреча в раздевалке, из-за которой началась их дружба, состояла в том, что Валентина забыла сменную обувь и деньги на бахилы. А первого сентября у гардеробщиц было боевое настроение и потерянную и напуганную семнадцатилетнюю девчушку просто не пускали. И тут влетает принц на белом коне и спасает красавицу. Точнее ей просто надоедает стоять в очереди из двух человек с непроницаемым лицом, и Виктория платит за будущую одногруппницу пять рублей. А после утешает, и они вместе ищут нужную им аудиторию, так как понимают, что они будут учиться вместе. И потому как Виктории было уже двадцать, и она была немного сосредоточеннее, чем Валентина, она начала чувствовать за одногруппницу ответственность. Так же как и все ее друзья. Правда, проучились они вместе всего год. Но вовсе не потому что выяснилась, что Валентина не туда подала документы — она то хотела быть учителем русского языка и литературы, а не физической культуры. Как так получилось, было не понятно. Этот вопрос взрывал мозг не только Виктории, но всем, кто был знаком с ситуацией. И вовсе не из-за успеваемости. Хотя то, как она проходила обучение, можно слагать легенды. И вовсе не потому что родители Валентины узнали о том, что их дочь учится не там, куда должна была поступить. Они вообще об этом узнали… Узнали… Когда Валентина пришла на учебу с кухонным ножом. Никто не пострадал, если не считать того, что Виктория и ее друзья и Валентины очень переживали за нее. Это даже показали по телевизору. Эти воспоминания вывели Викторию из ее хрупкого равновесия. Ей стало печально и грустно, что с ее другом такое случилась. Казалась в том, что случилось, была часть ее вины, но если смотреть цинично, то быстро выяснялась, что ничьей вины, скорее всего, нет. Ведь отец Валентины болел шизофренией, так что все дело в генетике. Вновь прозвенел будильник – на этот раз по нему встал брат Кьеко. Сама Кьеко еще сильнее стала притворяться спящей. Вскоре он отправился на учебу. Самостоятельный пацан. Как только щелкал замок входной двери. Кьеко встала, словно зомби из могилы. Не дай бог у них будет тело затекать систематически, это ж недолго и инвалидом остаться. Нужно будет что-то с этим делать. Виктория дала Кьеко сделать утренний моцион и позавтракать. Хотя ее весьма раздражало то, как она это делает — лениво, неэффективно, словно одолжение кому-то. Нет, что бы наслаждаться каждым движением, каждой процедурой, получать удовольствие от жизни каждый миг. Вместо этого она… Боже, это не ее тело, не ее жизнь… Но как же это бесит… Наконец, настала пора звонить врачу. Кьеко послушно поменялась местами с Викторией. На лицо тут же всплыла до боли широкая улыбка. Разговор прошел не так, как планировала Виктория. Сначала ее просили перезвонить, так как доктор занят. Спустя час нервного ожидания и просмотра новостей по телевизору на кухне, она вновь позвонила, чтобы услышать поток непонятных терминов, заикания и рекомендации обратится к более узкоспециализированному специалисту в CCG. На просьбу порекомендовать кого-то, реакция была столь же невнятна. «Мда, нам пожелали счастья-удачи и вообще его полномочия на этом все». «Что дальше?» — спросила Кьеко. «Завтра едем в CCG». «Но…» — попыталась возразить хозяйка тела. «Нам нужна информация по лечению, я предпочитаю делать все лично — так меньше вопросов возникает», — непререкаемо заметила иномирянка. Пускай это глупо, но она чувствовала какое никакое облегчение — она знала, что делать в ситуации. «Я, конечно, не хочу портить миг твоего триумфа, но у нас нет денег на метро и у нас нет нормальной одежды», — как показалось Виктории, Кьеко все же хотела испортить ее победу, но ей было плевать — план действовал. «Попросишь у Хо, в крайнем случае дойдем пешком. Насчёт одежды – ты же вроде, в отличие от меня, шить умеешь?» «Но мама не разрешала трогать ее швейную машинку». «И? В чем проблема? Мы ее по прямому назначению используем и поставим обратно». «Но это неправильно!» «В чем?» «Я не хочу никого обманывать! Я хорошая!» «Да в чем обман то, женщина? Так, хватит уже мутить воду своими закидонами. Почему ты не можешь поставить свою мать с фактом того, что ты пользовалась ее вещью без разрешения? Тебе же реально нужно». «Потому… Потому что она… Так бабушка…» — Кьеко замолчала. «Как бабушка что?» «Она добрая только при других». «Не поняла, это то тут при чем…» И тут до Виктории дошло. Кьеко била бабушка. И видимо, то же самое могла делать мать. «Ладно, а если мы все сделаем максимально незаметно?» «Она заметит. Я ведь даже не знаю где швейная машинка…» Виктория вздохнула и потерла переносицу. «Кьеко, хватит уже, не станет она тебя бить сразу после больницы, тем более что повод взять без спросу у тебя уважительный. А если что-то пойдет не так, я разберусь. Хорошо?» «Можно попробовать…» — неуверенно сказала Кьеко.***
После быстрого осмотра коробок в поисках швейной машинки и платья, которое можно удачно перешить, Виктория уступила управление телом. В кои-то веки ей было нескучно на вторых ролях. Было приятно наблюдать за тем, как Кьеко умело шьет. Это было, кстати, странно, будучи крайне неуклюжей во всем остальном, Кьёко крайне ловко шила. Чудеса мотивации? Темно-серое платье с коротким рукавом после перешивки отлично сидело, и смотрелась довольно-таки неплохо. Кьеко точно понравилось: больно долго она любовалась своей работой в снятом в ванной комнате зеркале. Или она радовалась чему другому? Точно, она же похудела. Но затем всплыл один упущенный момент. «Блин, я забыла про обувь. Кьеко, а у вас с Хо одинаковый размер ноги?» «Чего?!» «Нам нужно же в чем-то ходить, пока проблема с обувью не решится. Выберем что-нибудь и спросим разрешения вечером. Ну, или ты что-нибудь предложи». «А чем плоха старая?» «У тебя нога из нее выскальзывает». «Ах да, точно…» Вновь обыск коробок в исполнении Виктории и найдены черные туфли лодочки. А еще темно серая панамка с вышитой синей розой. «Ляпота…» — прокомментировала результат своей работы Виктория. — «А теперь мыться, бриться, марафетиться. Кьеко ты будешь?» «Что? В смысле?» «Ну, мыться. Принять ванну». «А почему ты меня спрашиваешь?» «Ну, я слышала, что японцы принимают ванну дома не так как русские. Да и коммуналка у вас дорогая. По крайней мере, я так слышала в своем мире». «Ты хочешь, чтобы я тебе это показала?» «Да». «Хорошо. Я все покажу и объясню».***
После ванны настроение было средней паршивости. Что в свете ситуации, Виктория считала успехом. А все благодаря тому, что ее несложный и негениальный план работал и отвлекал своим выполнением от нелепых и мучительных мыслей по поводу своего попада… иномирянства. Хорошо, что эта часть ее психики была точно такой же, как и других людей. Пока есть план, и он работает все идет хорошо и можно не переживать. И сейчас для Виктории главное думать о плане и пытаться как можно эффективнее его выполнить. Бороться мыслями, что предательски соскальзывали в бездну диссонанса, вызванное ужасными догадками о том, что собой представляет ее существование. Не сейчас. Сейчас она не готова это даже обдумать, не то, что принять. Сидя на полу и наслаждаясь приятной усталостью, она думала о том, чем бы еще заняться. Но на горизонте маячило свободное время, которое ничем кроме как за просмотром телевизора не занять. Плохая новость. Ведь это совершено неэффективный способ отвлечься. Книжку почитать тоже не получится по той же причине. Чем бы еще заняться? Проблему с одеждой и обувью на завтра решили, проблему с деньгами до врача не решить без Хо, ванна была. Может, уборка? Нет, квартира чиста и аккуратна. Готовить тоже не вариант — Виктория никогда и ничего не готовила из Японской кухни, а настроения учится этому сейчас, у нее нет. Может пойти погулять? Ключи от квартиры у нее есть. Может накраситься тогда? Для настроения. Стоп. Опять. Снова. Она забыла. Это не ее тело. Нужно спросить разрешения. Кьёко сейчас прячется, но она тоже в стрессе. Но… Это должно вызвать у нее понимание? «Кьеко, можно я пойду гулять?» «Че-чего?» «Гулять по улице. Там дышать свежим воздухом. Расслабится, отвлечься от неприятных мыслей. О! Точно, а можно я еще накрашусь?» «Но мне не разрешали… И на нас будут смотреть…» «Ооо… Кьеко, тебе девятнадцать лет, ты не ребенок, и ты не делаешь ничего плохого…» Как же эта нелогичность в поведении выносит мозг — вчера только и обещала высказать матери, какая она плохая, а сегодня забитый ребенок боящейся ремня. Виктория презирала жертв абъюза — жалких, никчемных людей, отчаянно желающих быть жертвами. Когда-то она была такой же, и именно поэтому никакого сочувствия от нее Кьеко не могла получить в принципе — Виктория слишком хорошо понимала ситуацию изнутри, чтобы покупаться на эту театральщину. Но сказать Кьеко об этом нельзя — жертвы, как правило, не только тупы к доводам разума, но и им уютно в своем мире, где все их должны жалеть, потому что их кто-то обидел, а они святые агнцы. Что делать с этим Виктория не знала — на психологии им предлагали какую-то чушь, которая в свое время чуть было, не испортило все самой Виктории. Она сама пришла нужным к выводам и понятия не имела, как привести к чему-то подобному Кьеко. «…И что? Будут смотреть — тебе жалко? На красивых девушек положено любоваться. Не знала что ли?» «Ла-ладно… Только отстань от меня сейчас…» «О точно… Я все хотела спросить, Кьёко, чем ты занята все время пока… Э-э… Ты на вторых ролях? Просто мне скучно и невыносимо так и двадцать минут провести, а ты целыми днями…» «Не твое дело. Ты вроде гулять хотела? Вот и иди!» — Разозлилась Кьеко. «Ну, окей…» — Виктория не увидела в своем вопросе ничего плохого, но скандал решила не разводить. Хотя странно это.***
Прогулка по альтернативному Токио была… Страной. Не потому что это другой мир, нет. И не, потому что другая страна или культура… Тут что-то другое. Это было странно потому что… Все было как дома, но лучше или вовсе не как дома… Виктория не могла понять своих чувств. Токио – современный, красивый и ухоженный. Город, в котором стоит побывать. Двадцатый район благополучный, приятный и приветливый. Район, в котором хочется жить. Погода чудесная, солнечная, приятный ветер, стрекот кузнечиков, шум деревьев. Летний день – идеальный для прогулки. Нет никакой неловкости — ухоженный внешний вид, приличная одежда, легкий макияж. Обычная девушка. И у нее вроде бы все неплохо по сравнению с предыдущими событиями. Но что-то все еще мучило ее. Словно маленький камушек в ботинке не давал спокойно идти. Сидя на лавочке в тени дерева и отдыхая от долгой ходьбы, девушка пыталась понять, что еще не дает чувству беспомощности ослабнуть. И это не страх смерти. Нет. Все умрут и лучше позже, чем раньше. И мучатся бессилием перед смертью нормально. Виктория поняла, что вчерашняя истерика была излишней — боятся смерти в ее положении глупо и нерационально. Так как и ее излишние страдания по поводу ее… Иномирянства. Ведь все могло быть гораздо хуже. Например, она могла попасть в менее приятный фендом — «Дорогу» Кормика Макарти, или в какую ни будь историю Лавкрафта под самый замес. И там ей было бы совершено без разницы: свое или чужое у нее тело. Или попасть в реальное прошлое или будущее — и неважно, в какой исторический период или страну. Суть бы не изменилась — она была бы чужой, и ей бы все были чужие. Была бы словно на необитаемом острове, где даже своего Пятницы может и не быть. Или Кьеко могла остаться парализованным инвалидом, жизнь которого из неуместного и жестокого милосердия бы поддерживала ее мать. Или бы она была бы в этом мире совсем одна, без Кьеко. И это бы не поправило бы, даже если бы у нее были бы ее воспоминания. И еще куча таких «или». Их Виктория не отрицала, принимала даже. Но… Ей было… Она словно… Моллюск без раковины… Словно голая... Разрываемая на части между тем, что она желает и тем, что имеет. Да, все это имело сильную эмоциональную подоплеку мало что имеющее со здравым смыслом. И Виктория это понимала, но заставить себя не чувствовать и не переживать это она не могла. Оставалось лишь ждать, когда это состояние само пройдет. Отчаянно хотелось с кем-нибудь поговорить без оглядки на кого или что-либо. И что бы этот кто-то был не Кьеко. И чтобы Кьёко ни о чем знала. От этих мыслей на лицо выползла слабая, ироничная улыбка, глаза опасно заслезились. «Да, молодец, Вика, реалистично мыслишь. Может, еще захочешь побыть одной по-настоящему одной? Или чтобы кто-то тебя выслушал и поверил? И что бы это не была Кьеко? Не много ли несбыточных желаний? А что мелочится-то, давай желай еще и вернутся в родной мир в свое тело здоровое и крепкое, к людям, на которых тебе не все равно, к своей личности. Отличные же желания! Да вот только что ты можешь сделать, чтобы их реализовать? Бегать по местным шарлатанам в поисках того единственного колдуна в пятом поколении чтоб он вернул тебя домой? Или построишь ракету до соседнего измерения, а там, на попутках до родного мира? Или найдешь супер-мега-психиатра, который даст тебе членом по лбу, и ты проснешься? Как была дурой так и осталась». Девушка долго мусолила эти мысли — жалела и ругала себя. А потом ей это надоело, да и мозг устал. И она просто сидела на лавочке с закрытыми глазами, слушала шум деревьев и ни о чем не думала. Было тепло и хорошо. И ведь это главное?***
Домой Виктория вернулась к закату. Ноги уже передвигались не так охотно, как в начале прогулки. Она так много думала, переживала и гуляла, что усталость буквально валила ее с ног. Но это было хорошо — так у нее не будет сил на глупости и истерики и есть ощущение странного спокойствия и умиротворения. «Кьеко ты как? Я… Могу тебе помочь?» «Нет, ты уже все сделала… Спасибо». Виктория слабо улыбнулась на это — она была права, долгая прогулка хоть и не решила проблемы, но помогла успокоиться им обоим. «Есть силы к встрече с матерью?» «Да… И, Виктория… Я хотела тебе сказать… Спасибо». «За что?» — удивилась иномирянка. «За то, что ты… Не самый худший вариант. Ты ведь всегда могла себя вести как… Другие попаданцы из всех этих книг, но… Ты была… Хорошим человеком. Спасибо тебе за это». «Э-э... Не за что…»