Gel askim

Шесть лет назад Они расстались как раз накануне дня Святого Валентина. Полтора прекрасных года, увы, были в прошлом. И кошмар последних шести месяцев – к счастью, тоже. Сидя за столиком в небольшом кафе и поглядывая на влюбленные парочки, обнимающиеся, целующиеся, обменивающиеся нежными взглядами, Заганос пил кофе и просматривал с телефона объявления о сдаче квартиры. Сеть ловила ужасно – должно быть, придется достать из сумки ноутбук, хотя вряд ли от этого дело пойдет быстрее. Накануне праздника предложений было не так много, и из тех половина по тем или иным причинам не подходили: или дорого, или далеко от колледжа. По нескольким номерам никто не отзывался. Ну что же, придется день-другой пережить в хостеле – если, конечно, там найдется место. И продолжить звонить хозяевам квартир. Хотя, пожалуй, Заганос согласился бы и на самый невыгодный вариант. Что угодно было бы лучше, чем продолжать жить с Кэмероном. А как прекрасно всё начиналось! * Они познакомились на мастер-классе для авторов, одном из тех, которые Заганос посещал в свободное от учебы и мелких подработок время. Кэмерон Ноулз посещал встречи писателей довольно долго и даже добился определенного успеха – издал сборник рассказов. Притом не за свой счет, наоборот, издательство заплатило ему! И, хоть гонорар был небольшим, новички в ремесле, которые учились у опытных мастеров, публиковались в сети и оббивали пороги всех издательств и редакций газет, считали это заметным достижением. А деньги у Кэмерона водились и так: его родители владели солидным бизнесом, он занимал одну из ведущих должностей в их компании. Кэмерон казался воплощением идеала британского джентльмена. Белокурый, с холодным взглядом светло-серых глаз, всегда безукоризненно одетый, гордящийся родословной, уходящей вглубь веков. Он окончил престижную закрытую школу и не менее престижный университет, побывал в традиционном путешествии по Европе, годами продолжал семейное дело – и, как всякий истинный джентльмен, имел интересное хобби, этакую причуду. Считается, что творец должен быть беден – но мистер Ноулз успешно совмещал менеджмент и написание рассказов. Правда, в той небольшой и дружной компании, которая сложилась на мастер-классах у мистера Риверза, иногда говорили: «У старины Кэма прекрасный стиль, но чувства, увы, не хватает». Сам Кэмерон плечами пожимал: «К чему в рассказах о секретных агентах и шпионах чувство? Кого, например, интересовало, был ли влюблен Нат Пинкертон или Шерлок Холмс? А этими детективными сериями увлекались миллионы. Вот что не теряет актуальности до сих пор!». На Кэмерона с восторгом поглядывали многие девушки и даже некоторые парни. А Заганос молчал, когда в студии все спешили задать Ноулзу вопрос или похвалить новый рассказ. Понимал: у тридцатидвухлетнего мужчины не может быть ничего общего с восемнадцатилетним юнцом. Даже дружбы, не говоря уже о чем-либо еще. Пусть сейчас условности играют не слишком большую роль… Уже то, что взрослый человек с серьезной профессией проводил время в неформальной обстановке, в компании, где большинству учащихся исполнилось двадцать-двадцать пять, было необычно. Кэмерона легче было представить себе в аристократической гостиной, чем в студии, обставленной простой удобной мебелью и украшенной постерами рок-певцов. - Вы прекрасно чувствуете национальный колорит и ярко передаете картины и образ мыслей людей прошедших времен, мистер Зехир. Увлекаетесь историей? – небрежно сказал Ноулз на мастер-классе, на котором Заганос представил небольшой рассказ о молодой женщине, осмелившейся бросить респектабельного мужа ради истинной любви. - Это всегда был мой любимый предмет. После литературы, конечно. Я выбрал его второй специализацией в колледже, - Заганос ответил ровным и сдержанным тоном, будто на собеседовании на работу. - Даже из истинных англичан не каждый, кто взялся за перо, умеет так передать атмосферу викторианского Лондона. - Моя мать англичанка, она уехала в Турцию вместе с мужем. Жаль, но папа рано погиб, и мы вернулись. Я с семи лет живу в Англии, - семейную историю Заганос рассказывал не раз, но только Ноулз смотрел на него, будто на экзотическую птицу, прилетевшую из тропических стран. - Интересно. Почти как начало романа! Так вот, о вашем рассказе… конечно, в нем чувствуется влияние «Мадам Бовари» и «Эффи Брист» (1), но, когда вы станете в меньшей мере подражать классикам и изобретете что-то свое, вы можете стать перспективным автором, - улыбнулся Ноулз. - Вы правы. Все мы с чего-то начинаем… В тот день они долго говорили о классической литературе и модернизме, не могли отвлечься от увлекательного спора, даже выйдя из студии и направляясь к метро. Заговорившись, пропустили поворот, и опомнились, когда прошли целый квартал. А потом, возвращаясь, смеялись и шутили, словно подростки. Кто бы тогда подумал, что радости и увлеченности друг другом хватит всего на каких-то полтора года? * Дурацких. Полтора. Года. Заганос позвонил уже по десятку номеров. Где-то не отвечали, где-то – хозяева были заняты и просили перезвонить после праздника, пару раз – бросали трубку, услышав явно не английскую фамилию. Можно было набрать номер матери и надеяться, что она, как бы ни осуждала его за ориентацию, всё-таки не допустит, чтобы он в праздник остался на улице. Но для этого Заганос был слишком горд и упрям. И он не хотел, чтобы мать, торжествующе улыбаясь, сказала: «Вот видишь, я во всем была права! Я говорила тебе, ничем хорошим эта глупая история не закончится». Наверное, мать была права, считая, что люди, слишком разные по возрасту, воспитанию и положению в обществе, не останутся вместе надолго, и даже безумная любовь их не спасет. Ее собственный брак стал тому примером. Бриджит родилась в зажиточной семье, верной старинным британским традициям. Мурад был пятым из десятка братьев, с трудом вырвался из родного крохотного городка, и всего в жизни добился сам, не боясь идти против правил. Десять лет разницы в возрасте, совершенно несхожие язык и вера… Из детства Заганос помнил, что родители часто ссорились на какой-то невообразимой смеси из английского и турецкого. Скорее всего, если бы папа остался жив, они рано или поздно развелись бы. «Ты весь в отца!» - с упреком, глядя холодно и презрительно, говорила мать, когда Заганос поступал не так, как ей хотелось бы. А он всегда всё делал по-своему: дружил с детьми эмигрантов, слушал песни и читал книги, которые мать считала слишком вызывающими и агрессивными. Выбрал профессию учителя литературы и истории вместо того, чтобы изучать программирование и стремиться к карьере в IT. Нет, он ни за что не признается в своем поражении! * Не было ничего удивительного в том, что он так легко потерял голову. Ему было всего восемнадцать, и Кэмерон казался воплощением того самого идеала обаяния и успешности. Заганос ловил каждое его слово, был рад даже самому незначительному вниманию… за одним интересным разговором следовал другой, вечера в кафе за чаем и рукописями сменились посиделками в квартире Кэмерона, уже за рюмкой-другой коньяка. В один из таких вечеров, читая главу из романа, который начал Кэм, Заганос осторожно предложил: - Слушай, тебе не кажется, что в финальную сцену не мешало бы внести пару правок? Когда Элберт признается Камилле в любви, лично у меня складывается впечатление, что он говорит с ней, а мыслями где-то далеко. Вот это: «Он знал, что от легкого прикосновения к плечу она вздрогнет, нервно поправляя локон. Знал, что она глубоко вздохнет, когда он поцелует ее за ушком», и дальше. Кажется, он понимает, как ей хорошо с ним, но ему самому уже всё равно. Кэм взъерошил ему волосы на макушке, и Заганос отложил планшет с текстом, только теперь вдруг ощутив, сколько интимного было в том, как они лежали рядом на диване, расслабившись после пары бокалов хмельного, согревающего напитка. Мягкий свет лампы, фоном – тихая, ненавязчивая мелодия, льющаяся из колонок. - Хм. Не знаю, - рассеянно ответил Кэмерон. – Я бы вообще не вводил бы любовную линию, но редактор настаивает. Говорит, что если я хочу, чтобы книги хорошо продавалась, нужно учитывать и мужскую, и женскую аудиторию. - Ты ведь пишешь не ради денег, - возразил Заганос. - Допустим. Но я ведь хочу чего-то добиться, я должен предъявить достойный результат. А для этого нужно работать. - Тогда… ты не будешь против, если я поменяю в диалоге Элберта с Камиллой всего пару слов? Если редактору не понравится, ты всегда сможешь вернуться к первому варианту. Кэмерон тихо рассмеялся: - И что же ты знаешь о признаниях в любви? Я лет до семнадцати даже не влюблялся всерьез, так, встречался, потому что все встречались. Заганос отложил планшет, сел и серьезно посмотрел на Кэмерона. - Может, это глупо… может, ты решишь, что это тебе ненужно… но… я никому не признавался в любви, потому что до тебя никого не любил. Произошедшее после казалось ему похожим на истории о той самой любви, что движет солнце и светила. «И книга стала нашим Галеотом, Никто из нас не дочитал листа». _____________________________ (1) роман Теодора Фонтане