Пьедестал

      Аксель с трудом открывает глаза. Голова у парня адски болит, поэтому он встаёт не сразу, лежит ещё минут пять. Он слышит звук уведомления и начинает шарить рукой по постели, так как часто засыпает с телефоном в обнимку, но находит не сотовый, а чью-то руку. Резко повернувшись, Аксель ловит на себе взгляд карих глаз.       — Герман? Что ты здесь делаешь?       Томмераас не отвечает, лишь придвигается ближе к бывшему и обхватывает его лицо ладонями. Его губы находятся в опасной близости, и Орьян, смутившись, отстраняется и чувствует спиной кого-то ещё. Чьи-то руки мягко обвивают его талию и прижимают к тёплой груди. Аксель, вздрогнув, поворачивает голову и утыкается щекой в подбородок Максанса.       — А ты что здесь делаешь?       — Ни о чём не волнуйся и расслабься, — шепчет Фовель, утыкаясь носом в висок партнёра.       — Нет, стой. Где я? И почему вы оба в моей постели?       Аксель хочет вырваться из крепкого захвата, но теперь и Герман обнимает его, не давая возможности высвободиться. Акселю становится тесно и душно из-за напора двух тел. Зато в кольце из четырёх рук тепло и в какой-то мере уютно.       — Разве ты не хотел этого? — спрашивает норвежец, невесомо касаясь губ Орьяна. — Тебе не придётся выбирать, если мы оба будем с тобой.       — Ты будешь получать удовольствие в два раза больше, — Максанс прикусывает кожу на шее партнёра и забирается рукой ему под футболку.       — Остановитесь, стоп! — кричит Аксель.       И резко просыпается. У него на лбу выступили капельки пота, а грудную клетку сдавливает от нехватки кислорода. Он напуган и не может собраться с мыслями.       — Что за чёрт? Ну и приснится же такое. Какая у меня бурная фантазия, — хрипит Орьян и приподнимается на локтях. — А вот головная боль реальная.       И тут он понимает, что находится не в своей квартире. Это даже не квартира кого-то из друзей. Обстановка новая, неизвестная. Стены белые, с необычными картинами, в углу стоит манекен, точнее верхняя его часть, везде горшки с цветами, слева небольшой балкон, а справа…       Справа Максанс. Полуголый, завёрнутый в два одеяла, с зарытой в подушки головой. Аксель, осознавший, что ничего в жизни больше не сможет напугать его сильнее, заглядывает под край своего одеяла и тут же опускает его обратно. Он тоже полуголый. На нём только трусы и носки, у Фовеля же носков нет, но парень надеется, что трусы хотя бы на нём есть.       Аксель накрывает лицо подушкой, чтобы Максанс не услышал, и кричит. До тех пор, пока скулы не сводит, а потом ещё лежит с подушкой на лице, надеясь, что за это время успеет задохнуться. Но всё же желаемое забытье не приходит, так что ему приходится сесть. Голова на подъём отзывается новыми болями, а перед глазами снова пляшут разноцветные пятна.       С каждой секундой Орьян всё больше осознаёт, в какой ситуации находится, поэтому через секунду уже начинает расталкивать Максанса, чуть ли не сталкивая последнего на пол ногами. Мужчина от этого резко поднимается, а затем со стоном валится обратно, но Аксель успевает схватить его за плечи и начинает трясти с новой силой.       — Вставай, мать твою! Что я делаю у тебя в квартире?! Ты притащил меня сюда вчера, когда я был пьяным, а потом изнасиловал, пользуясь моим состоянием, да?! — срываясь на ультразвук, вопит Аксель и отпускает окончательно проснувшегося Максанса.       — Ты чего разорался? Никто тебя не насиловал, я просто привёз тебя к себе, вот и всё.       Данэ-Фовель трёт заспанные глаза, а потом вскрикивает, когда получает подушкой по лицу. У Вся сонливость разом пропадает.       — Совсем уже? Ты нормальный или нет?       — Быстро отвечай, что ты со мной вчера сделал! И зачем привёз к себе? Где мой телефон и кошелёк, ты укр—       — Да заткнись ты уже, и так голова болит! — не выдерживает Максанс. — Ты вчера напился до такого состояния, что еле ноги волочил, пришлось тебя везти ко мне, потому что ни я, ни ребята не знаем твоего адреса. Я к тебе не лез, ты сам это делал, моей вины в этом нет. И вещи твои на тумбочке, глаза разуй.       — Что?! В смысле сам?       Максанс ложится на бок и подпирает щеку кулаком, опираясь на согнутый локоть. Он ухмыляется и приподнимает брови.       — А ты не помнишь? Нам вчера было так хорошо, ты так сладко стонал подо мной, что я не мог остановиться. Всё время просил продолжения, из-за чего у меня всё тело болит. Не представляю, что происходит у тебя с задницей.       На мгновение Аксель застывает, чувствуя, как краснеют у него щеки и слегка подрагивают губы. Сжав многострадальную подушку в руках, он кидается с ней на Фовеля с намерением задушить его.       — Как.ты.посмел? — чеканя каждое слово сквозь сжатые зубы, парень седлает бёдра партнёра и колотит его. — Ты всё-таки воспользовался моим состоянием, придурок! Мудак, идиот, кретин! Да я на тебя в суд подам.       — Да пошутил я, пошутил! Успокойся, — Максанс отбивается от атак Акселя и при этом хохочет. — Знаешь, ты очень милый, когда злишься.       — Лучше бы ты молчал, идиотина. Шутник нашёлся.       — Лучше бы ты слез с меня, а то я не против сделать то, о чём говорил.       Орьян, поняв, что сидит на Максансе лишь в одних трусах, резко вскакивает и заворачивается с головой в одеяло, отползая на самый край кровати. Ему стыдно настолько, что горит кожа не только на лице, но и везде. Причём нет никакой боли и ожогов.       — Почему я голый? И ты почему голый? — тихо спрашивает он, чуть высунув голову.       — Мне неприятно спать в одежде, а ты сам разделся ночью, потому что жарко стало. Всё-таки не стоило доставать ещё два одеяла, — Фовель опускает ноги на пол и берёт со стула футболку, натягивая её. — Я первый пойду умываться, потом приготовлю что-нибудь. Можешь присоединиться, если хочешь.       — С чего ты взял, что я хочу этого? — Аксель озирается в поисках своих вещей.       — Потому что нам нужно поговорить. Думаю, ты сам это понимаешь.       Максанс, надев домашние штаны, уходит, оставляя парня одного в спальне. Тот тяжело вздыхает и с трудом встаёт — головная боль ещё не утихает. Поднимает футболку с пола, видимо, брошенную туда вчера ночью, кое-как натягивает джинсы и проверяет рюкзак на наличие в нём денег. После этого немного успокаивается. Из ванной слышен звук льющейся воды, потом что-то падает и Максанс громко ругается.       Аксель улыбается — всё-таки Фовель не идеальный человек — и решает осмотреть двухэтажные полки на стене, которые только сейчас попали ему на глаза. На них покоятся многочисленные книги, музыкальные пластинки, пустые ежедневники и блокноты, учебник английского и испанского. Парень водит указательным пальцем по корешкам книг, думая, что из этого принадлежит Камиль — он слышал, они жили вместе какое-то время, но это было обычное соседство, не более.       Потянувшись, Аксель снова осматривается и примечает взглядом балкон. Он ступает босыми ступнями по полу, добираясь до него, и выходит наружу. Там не так много места, примерно на два человека, но парню и этого достаточно. Парень облокачивается на перила и осматривает улицу, вглядываясь в редких прохожих, так как сейчас утро, к тому же субботнее. Время показывает 9:17, и Орьян недовольно мычит, ведь он намеревался поспать хотя бы до обеда. Точнее он собирался поспать у себя в квартире до обеда, а не у Максанса.       Через десять минут в комнате появляется запах блинчиков и кофе, от которых у Орьяна урчит в животе. Ему не особо хочется завтракать вместе с партнёром за одним столом, в окружении четырёх стен, когда между ними расстояние не будет превышать полутора метров, но иначе тогда он свалится где-нибудь на пути к дому из-за голода. И парень, вдохнув напоследок полной грудью осенний свежий воздух, идёт умываться.       На стиральной машине он находит чистое полотенце и новую зубную щётку и, фыркнув на такую заботу, принимается умываться. С этим Аксель справляется быстро, но ему до последнего не хочется находиться в обществе Максанса, из-за волнения начинают дрожать колени, но он с большим усилием приводит себя в порядок и всё-таки выходит из ванной, направляясь на кухню. Там его ждёт тарелка ароматных и золотистых блинчиков, миска с нарезанными фруктами, кружка кофе и стакан с растворённой в ней таблеткой аспирина.       — Спасибо, — бубнит Аксель, выпивая воду и усаживаясь за стол. — С чего бы такое гостеприимство?       — Вообще-то я и для себя это готовил, так что закатай губу обратно, — бросает Максанс, отправляя в рот кусок блина. — И это в первый и последний раз, поэтому ешь и не задавай глупых вопросов.       — В последний раз? Мы же соулмейты, нам придётся в будущем жить вместе, пожениться, завести детей, куп—       — Вот только не начинай, весь аппетит испортишь.       — Ты же хотел поговорить.       — Сначала поедим, потом и поговорим.       Орьян на это ничего не отвечает и принимается за еду. Тарелка стремительно пустеет, как и миска с фруктами, от кофе остаются одни тёмные разводы на дне кружки — настолько парень голоден. Ещё он умудряется подцепить один блин у Максанса и быстро отправить его в рот, пока мужчина не отобрал его обратно. Но тот и не возражает, лишь продолжает трапезу. Наверное, собирается с мыслями, думает Аксель и откидывается на стуле. Ждать приходится ещё немного. Вскоре Максанс допивает кофе и поднимает взгляд на партнёра.       — И о чём же ты хотел поговорить? — первым спрашивает Аксель.       — О наших отношениях. Мы же всё-таки соулмейты, а ведём себя как… придурки.       — Это ты себя так ведёшь, всё время лезешь и пытаешься облапать, не спрашивая моего разрешения.       — А ты, позволь добавить, отвечаешь на поцелуи и касания. Тебе нравится, но ты не хочешь это признавать.       — Всё потому, что ты мой соулмейт, поэтому я не могу тебе противостоять, — цокает парень и складывает руки на груди. — Ты сильнее меня раза в два, прижмёшь к стене и всё — я никуда не денусь.       — Да ладно тебе, не ври. Вчера, когда ты целовал меня в такси, ты делал это по собственному желанию, я тебя не заставлял.       — Я был пьян и не отвечал за свои поступки! Ты должен был это понять. Всё, что происходило вчера после кафе, не имеет значения. Не принимай это за правду.       Максанс поджимает губы и сжимает в руках салфетку, отчего она рвётся. Он знал, что слова про любовь были ненастоящими, просто пьяный бред. На самом деле Аксель не любит его. А было бы за что?       — Хорошо, давай о другом, раз эта тема идёт у нас с трудом. Кто тебе Герман?       — Что? — давится воздухом брюнет. — Серьёзно? Ты хочешь поговорить об этом? Скажи мне для начала: почему это тебя так волнует? Это не настолько значимая вещь, чтобы ты обращал на неё внимание. Пожалуйста, не лезь в мою жизнь.       — Да это и моя жизнь тоже! — кричит Максанс, вскакивая из-за стола. — Ты мой соулмейт, ты вообще понимаешь это? Мы с тобой, блять, связаны! Это не моя прихоть, не моё решение, так почему я должен страдать из-за тебя? Думаешь, мне вчера нравилось смотреть на то, как он пожирал тебя глазами? А как потом ты мило улыбался ему и гладил по лицу — или что ты там делал? Я видел тебя, а ты меня — нет. Поэтому готов был накинуться на этого парня прямо там, при всех? Знаешь, что остальные говорят о нас? Не знаешь? Так я расскажу! Они говорят, что я ёбаный мудак, издеваюсь над тобой, оставляю на тебе ожоги, что тебе больно. Но… представляешь, они ни разу не заикнулись о том, что и мне больно! Что и я страдаю!       Брошенная в стену миска разбивается, и крупные осколки летят во все стороны. Аксель прикрывается руками, чтобы его не задело, и с опаской смотрит на Максанса. Тот берёт другую тарелку, но, подумав, ставит её обратно на стол.       — Да, я ужасен, да, меня невозможно терпеть и невозможно понять. Но кто-то хотя бы пытался? Кроме Камиль? Кто-то думал о том, насколько мне хуёво? Никто! Всем плевать! Я стараюсь быть милым и дружелюбным, хочу, чтобы и ко мне так относились, но у меня не получается. У меня ничего не получается! До твоего прихода всё было не так запущенно, со мной ещё общались, звали куда-то, но теперь я никому не нужен! Даже Камиль, она только и делает, что всё время осуждает меня и закрывается в своём кабинете. Потому что боится меня. Все меня боятся. И ты — тоже.       — Нет, это не так, — как можно спокойнее отвечает Аксель, но его голос предательски дрожит. — Я не боюсь тебя. И ты не настолько плохой.       — Не настолько? А насколько? По шкале от нуля до десяти на семь? Или на восемь? А может, на все десять? А? Отвечай, блять!       — Ты… успокойся, пожалуйста. Я… не знаю, — парень встаёт со своего места и медленно подходит к Фовелю. — Если хочешь, я расскажу тебе про Германа. Мы с ним встр—       — Ах, вот как? Решил рассказать тогда, когда почувствовал опасность? Боишься, что я могу сделать тебе что-то? Да я и сам этого боюсь! Я… я не хочу делать тебе больно, но, как только вижу тебя, мой мозг просто отключается. Если это любовь, то только садистская. Это неправильно, я неправильный. Я не понимаю, что творю. Мне нельзя находиться рядом с тобой, иначе ты будешь только страдать. Мы не можем быть вместе. Судьба в нашем случае проебалась.       Максанс отходит к окну и упирается ладонями в подоконник. Его плечи начинают мелко подрагивать. Аксель медленно подходит к нему и слышит тихие всхлипы. В сердце что-то больно колет, и он осторожно прижимается к спине мужчины. Кожу начинает немного покалывать, но Орьян не отстраняется. Эта боль ничто по сравнению с тем, что испытывает Максанс.       Тебя всего-то надо было выслушать. Ты открылся мне с новой стороны. Оказывается, ты бываешь таким ранимым. Ну и кто тут глупый мальчишка? Прячешь свои чувства за стеной грубости и нахальства, но на самом деле ты другой. Мне стоило с самого начала поговорить с тобой. Жаль, что я не забыл Германа. Теперь будет очень сложно. Лучше бы я никогда не приходил в агентство. Тогда, может, встретившись когда-нибудь на улице или в кафе, мы бы и полюбили друг друга. По крайней мере, сразу. Сейчас… боже, я не знаю, что делать сейчас. Я пока ещё не разобрался в чувствах ни к Герману, ни к тебе. И ведь я влюблюсь в тебя, если уже не сделал этого. И кого мне выбирать?       — Прости. Я дурак. Я жалел только себя, с каждым разом становясь с тобой всё агрессивнее. Винил тебя во всём, считал, что ты бесчувственное бревно, которое думает только о себе. Но это не так. Ты думаешь и о других, просто… не умеешь показывать заботу. Но сегодня я убедился в обратном. Ты отдал мне своё полотенце и новую щётку, приготовил завтрак для меня, ну, и для себя — тоже. Ты отвёз меня к себе, а не бросил где-то на улице. Даже не стал приставать.       Орьян смеётся и поворачивает к себе партнёра. У того на лице слабая улыбка, а на щеках виднеются дорожки от слёз, и Аксель вытирает их и снова обнимает Максанса. Им тепло и комфортно друг с другом. В данный момент.       — Послушай, — парень обхватывает шею Максанса руками, — давай не будем спешить. Нужно для начала разобраться в себе и уже после думать о нас. У нас ещё целая жизнь впереди, иначе и быть не может. Но пока что… мы с Германом встречались, он был моим первым парнем. Пусть наши отношения длились всего год, да и расстались мы болезненно, но у меня до сих пор есть к нему чувства. Я не могу ничего с собой поделать. Я… наверное, я люблю его. Но это не значит, что я не могу полюбить и тебя.       — Я сам не могу утверждать, что люблю тебя. Но это пока что. Думаю, нам нужно хотя бы стать друзьями, — мужчина обхватывает коллегу за талию и прижимает к себе. — Но я всё равно буду добиваться тебя. Ты обязательно в меня влюбишься, понятно?       Аксель кивает и вовлекает Фовеля в долгий поцелуй. Без укусов, языков и прочего. Обычный поцелуй, в котором заключено нечто большее, чем страсть или похоть. Это доверие и искренность.       — Просто дружеский поцелуй, — шепчет Аксель в раскрытые губы мужчины. — Пока что.       — Пока что, — так же тихо отвечает Максанс. — И… я хочу заранее попросить у тебя прощения за всё, что я могу натворить. И за прошлые разы тоже. Я придурок, но это не оправдание. Постарайся в следующий раз, когда я снова слечу с катушек, вразумить меня, чтобы я не натворил новых ошибок, хорошо?       — Хорошо, глупый мальчишка.       — Эй, я совсем не глупый да и не мальчишка уже!       — Ага, не мальчишка, но глупый.

***

      Проходит неделя. Каждый день Максанс и Аксель стараются наладить свои отношения: общаются, гуляют, фотографируются. Они пытаются не переходить обговоренную ранее черту: никаких объятий и поцелуев, потому что друзья так не делают. Но иногда всё же, не сдержавшись, Фовель зажимает партнёра по углам и совсем легко и быстро целует, так, что Орьян даже не успевает ничего понять. Потом мстит за это, уже сам проявляя инициативу.       За это время они практически не ссорятся. Бывает, повздорят на фотосессии или столкнутся лбами на собрании. Остальным остаётся наблюдать за их несерьёзными перепалками и удивляться тому, какими друзьями стала эта парочка. Ведь только недавно ненавидели друг друга и находиться в одном помещении не могли.       Кто-то — например, Хенрик, Колин, Поль и Зои — предпологает, что они переспали в тот вечер после показа, поэтому ходят теперь за ручку везде и всюду, светя своими довольными физиономиями; кто-то — например, Тарьей, Анна, Камиль и Робен — думает, что они наконец-то поговорили и разобрались во всём. Главное то, что все рады воссоединению партнёров.       Аксель рад больше всех, но на протяжении всех семи дней его тревожит одна вещь: отсутствие Германа. Никто его не видел всё это время, он ни с кем не пересекался и никому не сообщал о своём отсутствии. Давид сказал, что они уже оформили и подписали все бумаги, но норвежец попросил пару дней отдыха, чтобы подготовиться к работе. После этого он пропал на неделю.       Конечно, это очень беспокоит Акселя. Он несколько раз звонил бывшему, но тот не брал трубку и в соцсетях не отвечал. Орьян не знает, где живёт Томмераас, поэтому не может его навестить. Лео также не может с ним связаться, и от этого модель волнуется ещё сильнее. Это заметно и Максансу.       Мужчина старается не обращать на это внимания, так как начинает ревновать, но не может с собой ничего поделать. Чтобы отвлечь партнёра, он чаще зовёт его гулять, водит его в кафе и просто весело проводит с ним время. И Акселю сначала было весело, он позволял Фовелю целовать и обнимать себя, сам целовал и обнимал, но скоро он потерял к этому интерес.       Сейчас же вся эта ситуация сводит парня с ума. Он осознаёт, что хочет быть с Германом, что любовь ещё не прошла. И ему жалко Максанса, потому что чувства к Герману сильнее. Это давит с новым днём всё сильнее, Аксель всё реже встречается с Фовелем, а потом и вовсе говорит ему, что для него даже дружить с ним трудно. Максанс всё понимает или делает вид. Он тоже страдает.       Видит, что его соулмейт не любит его. Если у него и есть чувства, то парень их подавляет в угоду любви к Герману. Это ранит его сильнее слов. Он замечает, как нервно Аксель крутит телефон в руках, ожидая звонка от норвежца, как сбегает, когда Фовель появляется рядом. Герман им обоим делает больно, пусть и не знает об этом.       В какой-то день Максансу это надоедает. Он больше не может терпеть того, что Орьян избегает его и страдает по Томмераасу. Ведь, говоря тогда про дружбу, он хотел большего. До сих пор хочет. Надеется, что Аксель однажды поднимет глаза от своего телефона, посмотрит на него и скажет: да пошёл к черту этот Герман, я люблю только тебя. Но он знает, что это произойдёт не в скором времени. А может, вообще никогда не произойдёт.       И вот Данэ-Фовель, после очередной съёмки, где даже Нильс чувствует холод и неловкость между моделями, прижимает Акселя к стене туалета, куда сбегает парень. Он не злой и разгневанный, он уставший. Ему всё это надоело, он не в силах терпеть и дальше. Им снова нужно поговорить.       — Что ты делаешь? Отпусти, мне срочно домой надо, — шипит Орьян, пытаясь вырваться из захвата.       — Чтобы снова ждать звонка от него? Думаешь, сегодня позвонит? А если он уехал обратно в Норвегию, бросил тебя, как и в прошлый раз. Тогда, как он мне сам сказал, у него были веские причины, но что теперь?       — Это не твоё… Максанс, мы с тобой друзья, помнишь? Тебя мои отношения с Германом не должны касаться. Если тебе так не нравится, можешь сам найти себе девушку. Я не против. Пока что мы не пара.       Аксель говорит так спокойно и равнодушно, что у Максанса горло комом сдавливает. Сердце больно колет, и в уголках глаз щиплет, но мужчина не позволяет себе расслабиться. Ему трудно, но он справляется, находит силы, чтобы продолжать.       — Не будь глупым, Аксель. Ты… выглядишь жалким, находя ему отговорки. Прекрати, хватит себя насиловать. Если он до сих пор не появился, значит, ты… не нужен ему.       — А ты не жалкий, когда пытаешься добиваться того, кто тебя не любит? — вскрикивает парень, но потом быстро остывает, потупив взгляд. — То есть… прости, но…       — Не нужно объяснений. Мне всё понятно. Я знаю, что делаю и чувствую. Но ты… ты знаешь, что чувствуешь? Вдруг это не любовь, а привязанность? Вдруг ты всё надумал. Ты мог—       — Давай не будем о чувствах. Мы давно в этом разобрались. Мы друзья. Не больше. Но… это пока. Нам всё равно придётся быть вместе в будущем.       — Уже придётся? Ещё парочку дней назад ты хотел этого. Или уже подзабыл? Я напомню, — Максанс приближает своё лицо к Орьяну, — тогда, когда целовал меня, ты говорил, что ждёшь того момента, когда наша дружба перерастёт во что-то большее. Ты думал о том, что нас ждёт впереди. Но, оказывается, впереди нас ждёт новая порция страданий. Мы ходим по кругу. Ненавидим-пытаемся сдружиться-ссоримся-и снова ненавидим. Тебе это не надоело?       — Ты говоришь об этом, потому что ревнуешь, потому что ты терпеть не можешь Германа, потому что ты терпеть не можешь, когда проигрываешь. Проигрыш в показе ты принял, но проигрыш Герману ты просто так не оставишь. Отпусти меня. Поговорим снова, когда ты перестанешь быть собственником и эгоистом. И… прости, если давал тебе какие-то надежды своими поведением и словами.       Максанс, больше не противореча, отходит в сторону, поджимая губы. Сегодня он тоже проиграл. И каждый день до этого. Пока он добивался Акселя, Герман уже давно добился его. Так что у него просто нет шансов. Герман победил его без лишних усилий. Он всего лишь встретил Акселя раньше. Сделай так Фовель, то и не было бы соперников и всей этой ситуации.       Орьян уходит, обернувшись только у выхода и с грустью посмотрев на партнёра. Ему больно из-за того, что он сам поступает как мудак. Ведь всё сейчас было хорошо. Максанс был хорошим. Веселился, смеялся, дружил со всеми. Ребята это заметили. И заметят то, как он снова изменится, снова закроется в себе и станет грубым и неразговорчивым. Аксель признает свою вину, но не может ничего поделать.       Ему нужно было сделать выбор, и он сделал. Возможно, позже он пожалеет, но он старается не думать об этом. Собственник и эгоист не Максанс, а он, потому что любит одного, но и не отпускает второго. Да и сам Фовель останется. Аксель понимает это, но не знает, что делать. Если выберет одного, то будет страдать другой.       Парень, уже готовый выйти из здания, сталкивается с кем-то, кого он не видел из-за опущенный головы. И от голоса этого человека внутри у Орьяна всё завязывается в тугой узел.       — Осторожнее, я не хочу, чтобы ты упал и поранился, — нежно говорит Герман, придерживая бывшего за талию. — Ты в порядке?       — Ага, — отвечает брюнет шокировано. — Где ты был всё это время? Я очень волновался, ты мог хотя бы на звонки ответить!       — Я… собирался с мыслями. И готовился, чтобы…       — Чтобы что?       Томмераас делает глубокий вдох и берёт лицо Акселя в свои ладони, мягко улыбаясь, затем переводя взгляд куда-то над головой парня. Его улыбка превращается в ухмылку, чуть ли не оскал.       — Чтобы предложить тебе заново начать наши отношения. Ты согласен?       Максанс застывает на месте и сжимает кулаки. Ему было бы не так паршиво, если бы он не знал ответа. Но он знает.