***
К радости атана, дождь вскоре прекратился, и на непроглядно-темном осеннем небе высыпали яркие звезды, каждая, как самоцвет. Вместе с эльфами Берен спустился с холма и нырнул в заросли. Кусты и ветви деревьев все еще хранили на себе капли минувшего дождя, местами путь под ногами становился вязким и топким. Порой Берену казалось, что он чувствует на себе взгляды — и правда, за дорогой к Наркосторондо незаметно следили дозорные. Впрочем, порой они открыто выходили навстречу отряду, идя по своим делам — ведь от другого отряда стражи не было нужды скрываться; а Кунэтарйа не стал никому говорить, что с ними чужак: когда барахирион придет в город, о нем и так все узнают. Берен шел по холмистым склонам, стараясь не налететь в темноте на ветвь или спутников. Когда же они начинали подниматься (…кто подниматься, а кому приходилось и карабкаться почти на ощупь) уже по скалам, беоринг начал отставать, но все же увидел, что его проводники один за другим молча прыгают вниз с отвесной стены. Подойдя к краю обрыва, атан увидел, что скала здесь делает ступеньку, и нолдор спускаются по небольшому карнизу: он начинался всего на метр ниже и плавно уводил под козырек нависшей скалы. Так продолжался их путь до рассвета. Иногда из притихшего по осени леса бесшумно выходили тени, и беоринг понимал, что дозорные тут повсюду, а еще — что иногда его провожатые водят его кругами. Но Берен ни о чем не спросил и ничего не сказал. Лишь вновь накинул капюшон на голову, когда дорога в лесу стала различима в еще сером свете. Атан шел быстро и легко, и проводникам не приходилось специально медлить, чтобы не уйти вперед. Когда забрезжил рассвет, отряд встал на отдых в очередной башне стражей, но в самой башне никого не было: постоянный караул в ней несли только по ночам, а днем стражи расходились по лесу. Берен и эльфы завтракали под свет разгорающегося дня и легкое щебетание проснувшихся птиц. Воздух был чист и прозрачен, лес тих, а звуки разносились далеко и гулко, как и бывает по-осени. Эльфы принесли с собой хлеб и сыр, но в башне были и другие припасы. Кунэтарйа улыбнулся: — Всем этим можно спокойно пользоваться. Провизию доставляют в башни из Города, а когда есть время, разведчики нередко оставляют свои лишние припасы, дары леса, или удивительные находки друг для друга.***
Ночной переход не был изматывающим, но все же беоринг почти с блаженством лег в свой гамак, укрываясь и оборачивая босые ноги тонким шерстяным одеялом. После Лэстанорэ Берен знал: эльфы ткут так, что будет тепло. Уже когда отряд укладывался на отдых, решая, нужно им или нет выставлять дозорного, пришли еще двое эльфов из стражи границ. Они были из Первого Дома и отличались от спутников Берена: не так разительно, как наркосторондовцы от лэстанорцев, но все равно отличались*(1). По эльфам фэанариони было видно, что это суровые и опытные воины — «Матерые», подумал про себя Берен*(2) — в то время, как эльфы Наркосторондо явно уступали им в этом. Атан спал спокойно и глубоко, хотя его тревоги и печали все равно никуда не отступили, и один из фэанорингов заметил, что героя-беоринга что-то гнетет, но решил поговорить об этом после. Берен проснулся от звуков дождя и какое-то время лежал молча, глядя в узкое окно бойницы. В камине весело потрескивал огонь, и было тепло и уютно. «Славная башня», — подумалось ему. Эльфы-проводники не сторонились человека, но все же чувствовалось… не напряжение, но некая неловкость меж ними. Нолдор же Первого Дома, напротив, держались с Береном свободно*(3). Постепенно все собрались вокруг камина, но говорили мало и все о вещах маловажных — об охоте, о дожде, о том, что холодает и нужно принести еще одеял в башни… Каким бы героем ни был Берен, какого бы восхищения и доверия ни заслуживал, он был чужим среди эльфов, и его присутствие отчасти сковывало наркосторондовцев. Пожалуй, Кунэтарйа разговорился бы с ним, останься они наедине, но остальные спутники не хотели сближаться с чужаком. Эльфы Первого Дома были напротив, явно расположены к Берену, но они были немногословны. Да и сам Берен казался неразговорчивым. Спутники беоринга решили, что это потому, что на атане лежат тени пережитого им прошлого, того, с чем он встречался в разоренном врагами Норэтанионе (Norethanion — Дортонионе). Однако время спустя один из фэанорингов поднялся, чтобы выйти на крыльцо, и пригласил Берена присоединиться к нему. — У меня длинное имя, но в этих землях меня зовут Таурэхэнду*(4), — назвался эльф, когда они оказались вдвоем. — Я вижу, что на тебе лежит тяжелый гнет, сын Барахира. Я знал твоего отца, и знаю, что Барахир ожидал бы, что я помогу его сыну. В ответ Берен тяжело покачал головой. — Ты друг моего отца, и эта нежданная встреча честь для меня. Я иду к Финдарато Фэлйакундо с поручением, которое мне дал Эльвэ Тиндаколло. Когда-то король Наркосторондо обещал помощь моему роду, и сейчас я не могу справиться без нее. И все же, я не хотел бы говорить об этом поручении прежде, чем поговорю с Фэлйакундо. Прими мой ответ без обиды, поскольку мои дела касаются и дел твоих Лордов, а я слишком мал, чтобы решать о таком. Но если ты пожелаешь, я расскажу тебе все позже. Услышав о Лордах, Таурэхэнду помрачнел. — Если Эльвэ Тиндаколло дал поручение, связанное с делами Первого Дома, это поручение не может быть добрым. Похоже, мне поздно говорить тебе об осторожности, но я напомню тебе о благоразумии: Тьма не всегда действует очевидно. Я очень надеюсь, что сын моего друга не поступит дурно, и между нами с тобою так же будет дружба. Берен хмуро кивнул. — Я тоже надеюсь, что смогу остаться твоим другом. В твоих словах много правды. Больше они в этот день не говорили.***
Кунэтарйа думал выйти в путь еще до вечера, уже не видя нужды так прятать от Берена путь, как на границе, но планам эльфа помешала разразившаяся буря. Только в крайности стоило бы идти по каменистым, поросшим лесом предгорьям в такую погоду. К ночи дождь прекратился, но небеса так и остались хмурыми, и эльфы двинулись в путь лишь на следующий день. Берен привык, что иногда по целым днями был вынужден ничего не делать. Сначала атан наслаждался покоем, передышкой, что давала ему Судьба перед тем, как он заговорит с Фэлйакундо о Камне и своей клятве; а еще внимал дождю и огню, в уюте их укрытия. Потом размышлял о том, что правильно и что нет, о Таурэхэнду, об отце, о Тиндомэоэль… Между раздумьями помогал эльдар набирать дождевую воду и заваривать ароматные настои. Незаметно наступил вечер.***
На следующий день отряд, провожавший Берена, снова тронулся в путь. Осенний день после бури был свеж и прозрачен. Пожалуй, лишь тогда стражи отметили, что шаги Берена в предутренней тишине лишь немногим слышнее эльфийских. После полудня спутники выши к реке и повернули к северу, и шли дальше, пока не добрались до слияния Нарака и Тинналэ (Гинглита). — Через Нарака, ниже по течению, нет ни бродов ни мостов, которыми ты мог бы пройти, — пояснил Кунэтарйа*(5). Ниже по течению был мостик, но эльда не повел бы по нему человека. На юге Берен не мог бы перейти стремительно несшуюся в ущелье реку, которую порой прозывали безумной. Выше слияния Нарака оставался быстрым и глубоким, но не широким. Поэтому здесь его прозрачные и холодные воды было нетрудно перейти, если, конечно, вначале спуститься верными тропами со скального берега*(6). А на другом берегу найти нужный подъем. Берен с сомнением посмотрел на шумящую под их ногами воду, предвкушая купание в прозрачных, но с высоты кажущихся черными водах. От реки веяло стужей. — Если пройдешь за мной по камням, воды будет по колено, — проследил взгляд атана Кунэтарйа, зная, что шум и скорость потока вводили чужаков в заблуждение. Эльф, вопросительно взглянув на Берена, протянул ему руку. Человеку было не очень-то приятно выказывать себя беспомощным и цепляться за ладонь нолдо, но купаться по осени не хотелось — и даже не холод вод страшил, а то, как глупо будет выглядеть тот, кто поплатился за свою гордыню. Спиной Берен чувствовал внимание Тэрэваханда. Эльф был наготове, и если бы атан оскользнулся на камнях, его бы удержали. Нолдор явно превосходили беоринга в ловкости и зоркости, но все же Берену не казалось, что к нему испытывают презрение за слабость или высокомерие, как к калеке. Брод не оказался таким ужасным, каким мнился атану со стороны. Вода и правда была холоднее льда, но камни под ногами были широкие и хотя их поверхность была неровной, но они создавали некое подобие тропинки; камни были очень твердой породы, и вода пока не успела их сточить, к тому же они не обросли илом и водорослями, и были не скользкие. Но все же идти по этой подводной тропе приходилось довольно медленно, поскольку неистовое течение норовило сбить с ног. По ту сторону реки была высечена в скалах рукотворная пещерка, созданная трудами нолдор Артарэсто, стремившихся сделать ее удобной и вместе естественной: из этого тайного укрытия можно было долго мешать неприятелю переправляться через реку. Из пещерки было два выхода, и в ней всегда несли стражу эльфы. Отряд Кунэтарйа просушил у костра одежду и пообедал вместе с дозорными дарами леса и свежеподстреленным оленем. Но вскоре спутники двинулся дальше. Последнюю же часть пути закончили проходить уже в вечерних сумерках. Кунэтарйа явно торопился и вел всех прямыми тропами. По некоторым признакам Берен решил, что дозорные не только не считают, что больше нет смысла скрывать пути, но и хотят поскорее прийти домой. Однако атан не думал, что их поведение было безрассудно — если враг прошел все предыдущее препятствия и не сбился с пути, то и дальше не заблудится. И все же по дороге им пришлось сделать еще два привала. Но эти задержки были не долгими, и отряд достиг врат Наркосторондо еще до того, как в стремительно остывающих осенних небесах догорела вечерняя заря. Берен отметил про себя, что они уже проходили вблизи этого места (судя по характерным вершинам скал), идя на север по другому берегу Нарака, но оттуда врат было не разглядеть и ясным днем: их заслоняли от глаз скалы и лес, что начинался еще на самом обрыве. Некоторые кусты укрепились на краю каменных уступов, нависавших над рекою, и их листья всегда блестели от влаги, а корни охватывали камни со всех сторон, словно могучие канаты, медленно разрушая скалы. Но и на этом берегу Берен понял, что они достигли ворот города, только когда они вышли к ним: ворота Наркосторондо появились неожиданно, то ли вынырнули из-за поворота, а то ли… просто явились прямо средь скал, искусно врезанные в них*(7). Берен бы с удовольствием постоял и посмотрел на это диковинное чудо — каменные ворота — но не успели путники подойти к ним близко, как дорогу отряда снова преградили стражи. Впрочем, Кунэтарйа быстро поговорил с ними о чем-то, и стража расступилась, пропуская отряд к воротам. Могучие створки стали тихо растворяться*(8). Атан понимал, что, очевидно, стража увидела их издали, признала, и теперь пропускает, но все равно это выглядело волшебством. А еще волшебнее было то, как легко и тихо движутся каменные глыбы, не нарушая скрежетом и лязгом тишины осеннего леса.Примечания:
*(1) Лэстанорцы — это мориквэнди, тиндар и нандор, наркосторондцы — нолдор. Нолдор отличались от мориквэнди даже внешне — так, нолдор были выше ростом. «Серые Анналы»: «У Людей Бэора были черные или каштановые волосы и прекрасные лица с серыми глазами; они были стройны, обладали отвагой и выносливостью, но статью не превосходили эльдар тех дней. Ибо нолдор воистину были высоки, подобно могучим и величественным людям более поздних Эпох». То есть нолдор и нуменорцы примерно одного роста (средний рост нумэнорца 2.10); и при этом Пэнголод отдельно отмечает, что среди эльдар Первой Эпохи высокие именно нолдор. Поэтому нолдор и мориквэнди сильно отличались друг от друга внешне. В то время как нолдор разных Домов отличались друг от друга нравом и манерой держаться. *(2) Воины Наркосторондо почти не выходили в бой — со времени строительства Наркосторондо до Охта Вэрканаро (Дагор Браголлах) упоминается только один бой, в который вышли сыновья Арафинвэ и Бэор, т.е., участвовали воины Наркосторондо. Тогда как для Аркалондо война никогда не прекращалась полностью, и при северной Осаде, как сказано в «Поздних Анналах Бэлерианда», происходили схватки, в которых редко участвовали Амбаруссат (то есть их братья — часто). Воины Аркалондо постоянно сражались с врагом и во время Долгого Мира, поэтому их можно назвать матерыми, особенно в сравнении с воинами Наркосторондо. *(3) В землях фэанариони жило так много людей, что, по «Ламмас», диалект квэнйа, на котором говорили на Химйарингэ, смешался в том числе с языками людей, а именно атани (так как язык истерлингов, как сказано в том же «Ламмас», был утрачен). Нолдор Аркалондо, которое граничило с Химйарингэ, тоже должны были часто общаться с атани и привыкли к людям. В тайном Наркосторондо люди раньше не жили — тем, кто не покидал тайного города, непривычно и неловко общаться с атани. *(4) «Шибболет Фэанора»: «Позже некоторые из изгнанников брали себе имена ради маскировки или в связи с их собственными делами и личной историей: такие имена назывались килмэсси «самоназвания» (буквально имена по личному выбору)». *(5) «Лэ о Лэйтиан»: «Затем ночью они повели его на север, ибо не было построено ни брода, ни моста там, где Нарог лился перед вратами Нарготронда, и ни друг, ни враг не могли пройти за него». *(6) «Лэ о Лэйтиан»: «На север, туда, где струился этот еще более узкий поток, ниже языка забрызганной пеной земли, которую Гинглит запирает, когда его короткий золотой поток заканчивается и впадает в Нарог, они идут вброд». *(7) «Лэ о Лэйтиан»: «Под серповидной луной они подошли к дверям, скрытно подвешенным и вытесанным из столбов и перекладин из тяжелого камня и огромных бревен». *(8) «Лэ о Лэйтиан»: «Теперь распахнулись зияющие врата, и они вошли туда, где Фэлагунд ожидал на троне».