Заснуть не удавалось. Кел метался по кровати почти всю ночь, его постель была неумолимо разворочена: края простыни выбились из-под матраса и отчаянно тянулись к кафельному полу, подушка стала горячей, лежать на ней было невозможно. Келлан кинул её на подоконник, а вместо нее положил скомканное им же одеяло. Чувство беспомощности вернулось практически сразу. В душе царило назойливое ощущение, будто его хорошенько надули, только вряд ли кто-либо имел выгоду в происходящем и грядущем.
Келлана преследовала навязчивая мысль, будто он принял поспешное решение, доверившись, пожалуй, самому напористому человеку на его памяти. Действительно, личность Карлайла Каллена вызывала сомнения, а его непостоянство пугало. С одной стороны, доктор представлялся человеком собранным и отстраненным, желающим выполнить свою работу и проститься, а с другой, он проявлял чрезвычайно нездоровый интерес к пациенту в его лице. При каждой их встрече до последнего присутствовала интрига, в какую крайность доктор впадет на сей раз. Келлан помнил все, что касалось медицинской этики, потому что именно с этим курсом у него было больше всего проблем — преподаватель его крайне недолюбливал, но причину узнать не удавалось. Основным правилом этики, насколько помнил Кел, оставался постулат, что внутренние переживания пациента, его душевные терзания стоит оставлять на откуп самому пациенту и его психологу. Нельзя было проецировать все это дерьмо на себя. Голова хирурга должна быть «чиста» от различного рода привязанностей. Не это ли принцип сосредоточенности?
Конечно, объятия, речи, внушающие доверие, некая чрезмерная забота, — все это не могло не успокаивать, Келлан действительно почувствовал себя немного лучше. И в тоже время вопрос все еще не терял актуальности: «Зачем такому хорошему врачу ставить свою карьеру на кон ради такого как он?». Не было похоже на то, что доктор Каллен был неопытен, или что ему все еще был присущ комплекс молодого специалиста, жаждущего применить все свои умения. Келлан мог с достоверностью упрекнуть в приличной доле инфантильности самого себя, иногда его речи и мысли были несобранными, непостоянными, и даже наивными. Возможно, он все еще застрял в детстве и никак не мог оттуда выбраться. Но доктор Каллен таким не был, отчего все эти безрассудства порой выглядели неуместно.
Келлан перевернулся на спину, уставившись в потолок. В темноте было ничего не видно, но тревожные мысли преследовали его с периодичной навязчивостью, казались чересчур осязаемыми и не лишенными сомнений. Вроде бы все было оговорено, пройдено чуть ли не на собственной шкуре, с формальностями было покончено, а заветная подпись стояла в нижнем правом окошке бланков форм согласия, но в голове эхом стоял вопрос: «А если что-то пойдет не так?».
Ночь тянулась медленно, но все же подходила к концу — первые рассветные лучи уже блистали на горизонте, непроглядная тьма больше не казалась такой пугающей, а отливала благородной синевой. Но первые утренние проблески не радовали как обычно, наоборот, вызывали приступы неконтролируемой паники. Все же истина оставалась незыблемой — страх не преодолеть пустыми разговорами и психологическими играми. И сейчас, ожидая заветного часа, когда его отвезут на шестой этаж, Келлану лишь оставалось слушать в тени уходящей прочь ночи как сердце бьется то сильно, часто и глухо отдает по грудной клетке, то затихает, издавая чуть ли не предсмертный громкий удар.
Около девяти утра должен был прийти анестезиолог и провести свой опрос. Затем придет медсестра и даст ему — боязливому детективу — успокоительные, а, может, что-то еще, Келлан не мог вспомнить то, что пару часов назад говорил ему Карлайл. В любом случае, до девяти оставалось еще достаточно времени, которое Кел не собирался проводить в постели, дрожа как осиновый лист. В животе неумолимо урчало, желудок требовал еды, и, посчитав, что ранний завтрак мог успокоить, Келлан решил прогуляться до продуктового автомата на первом этаже больницы.
Ботинки больше не хлюпали. Однако заветный сверток был уже убран в пакет с бумагой и маркерами, которые притащили парни с участка, а поверх завернут майкой. Это казалось безопаснее, чем оставлять заветное вещество в ботинках на все то время, пока он сам будет отсутствовать. Мало ли, вдруг кто-то уронит его обувь и оттуда выпадет чуть ли не главная улика. Хотелось, конечно, поговорить с Чарли перед операцией, попросить написать пару запросов от его имени, но, видимо, выловить его уже не представится возможным, он либо дежурит у палат реанимации тремя этажами выше, либо уже спит у себя дома.
До лестницы Келлан добрался без проблем. В коридоре он, конечно, встретил пару санитаров, но те не обратили на него никакого внимания, вероятно они спешили по своим делам. Спуск по лестнице оказался чрезвычайно сложным делом после двух дней безделья в кровати, и Кел даже боялся представить, как он будет себя чувствовать при подъеме на нее. Но все же восемнадцать ступеней осталось позади, а привычный холл приемного отделения встретил детектива тем же противным блеском, что и в день, когда он поступил. Белесые полы были еще влажными после уборки, приходилось ступать как можно осторожнее — Келлану не хотелось больше падать, и уж тем более что-либо травмировать. Стены же были приятного коричневого цвета, цвета шоколадного кекса, а вместо посыпки — цветные рамки с информацией о больнице и плакатами о вреде курения и симптомами гипертонии. Тут было приятнее находиться, чем этажом выше. И почему он сразу не заметил этот уют и не попытался отвлечься на него?
У выхода за стойкой сидела полноватая медсестра, явно «клевавшая носом», склонившая голову ближе к внушительному бюсту. Прядь ее угольно-черных волос упала ей на глаза и, наверняка, кончиком щекотала нос, но девушка ничего не замечала, казалась чересчур уставшей. Совсем скоро вернутся врачи и разбудят ее, а может отвлечет нерадивый пациент, потерявший свой кошелек почти сутки назад и решивший забрать его именно сейчас. Но Келлану нагрянувшая на медсестру дрема была только на руку — никто не задаст неудобных вопросов и не пошлет его в палату, прозябать последние часы перед операцией в кровати.
Тяжелый треск, разрывающий привычную тишину, послышался за парадной дверью. Медсестра вздрогнула и открыла глаза, а Кел поспешил выбежать за дверь, пытаясь не попасться никому на глаза, а также посмотреть, в чем было дело. Вскоре удар раздался снова, но уже более приглушенный.
Дверь автоматически распахнулась, открывая выход в холл ожидания, помещение довольно внушительное, почти как кабинет начальных классов с множеством стульев и столов, с разноцветными плакатами и вывесками на стенах. Именно в нем находились два автомата со сладостями, газировкой и кофе, упомянутые ранее Кэрри, в которых воду меняли редко. Именно тут Чарли купил газировку и угостил ей своего коллегу, в надежде хоть как-то утешить. И именно на один из этих автоматов была нацелена ярость совсем молодой леди.
— Ах ты сукин сын! — прокричал девчонка в очередной раз ударяя ладонью по правой стороне машины. Продукты внутри слегка пошатнулись, но с места не сдвинулись. Девочка попятилась назад, потрясла в воздухе рукой, словно отряхивая боль от удара, а затем чуть тише прошипела древнее как мир ругательство.
Понять точно сколько ей было лет Келлан не смог, девочка была невысокой, но ее тело не казалось детским — утонченные линии талии и бедер выдавали в ней скорее девушку, нежели пухлого ребенка. Ее одежда походила на кукольную — голубые джинсы и клетчатая розовая рубашка с рюшами на рукавах, но тем не менее даже в рассеянном свете дешевых ламп Келлан видел грубый размытый макияж и грязные ковбойские сапоги — не типично для ребенка. Дамочка в очередной раз попыталась замахнуться на автомат.
— Может прекратишь тратить силы зря? — тихо произнес Келлан, немного склонив голову на бок, а затем оглянулся назад, посмотреть, не идет ли медсестра за ним. — Слыхала про порчу имущества? Не думаю, что тебе нужны проблемы.
— Свои домыслы оставь при себе, пацан, — девчонка чуть ли не прошипела, как змея, но легкое подёргивание в голосе все же не давало Келлану обидеться на язвительные фразы в свой адрес. Кажется, у малышки были проблемы. — Жди своей очереди молча!
Она собиралась еще раз посягнуть на бездушную машину с продуктами, уже сомкнула свои тонкие пальцы в кулак, выпрямилась и стремительно побежала вперед. Но Келлану удалось оказаться быстрее, он выставил руку вперед, поймав девчонку буквально за метр до ее цели и за пару секунд до того, как в холл выбежала медсестра с одним из тех санитаров, которых он встретил по пути вниз. Детектив отпрянул от девчонки, она отвернула лицо от медперсонала и, как показалось Келлану, надула свои щеки, но больше не дергалась, просто тихо стояла.
— Что здесь происходит? — твердо произнес санитар, а затем встал между Келлом и девчонкой. — Вы понимаете, что это за место? Хотите шуметь — идите в клуб или бар, только подальше отсюда. Здесь и без вас людям плохо.
Тихий всхлип прервал громкий разнос. Келлан попытался взглянуть, что случилось с девочкой, но она отвернулась от него, упрятав свое лицо за длинными пшеничными волосами, неопрятно уложенными и выглядевшими выгоревшими, словно на солнце. Где же она в Форксе успела так спалить волосы?
— Боюсь, тут нет нашей вины, — успокаивающе продолжил Келлан, немого удивившись своему хладнокровию в такой необычной ситуации и той небольшой доли изобретательности, которую смог применить и на которую так надеялся. Действительно, обычно он бы просто впал в ступор, не понимая, как следовало бы вести себя с потенциальной угрозой, а сейчас любой медперсонал не вызывал у него былой неприязни.
— Тут находился весьма недовольный молодой человек, пытался проявить агрессию, но, к счастью, он ушел после замечания, — Келлан решил сблефовать, надеясь, что его ложь не откроется. — Думаю, вы можете проверить записи с камер.
Мужчина рядом с ним, осознав, что никакой угрозы нет, немного успокоился — его напряженное тело осунулось, он глубоко выдохнул, а затем обратился к девочке, прятавшей свое лицо:
— Точно все хорошо?
— Вам же уже сказали, что все в порядке, — ее голос прозвучал мягче, без желчи и злобы, но также он казался расстроенным.
— Все же прошу вас двоих разойтись, — санитар отошел обратно к стеклянной двери — к входу в приемное отделение, оглянулся напоследок и скрылся в проеме, сразу за варварски разбуженной медсестрой. Его взгляд был весьма недовольным, кажется, он пожалел, что его оторвали от работы, а может, он тоже хотел вздремнуть, и у него отняли несколько заветных минут отдыха.
Девчонка отошла в сторону, пнув по дороге пустой бумажный стакан, ее лицо все еще было упрятано за копной сухих волос. Она обхватила себя руками и, не прекращая шмыгать носом, упала на неудобное кресло, опустив голову вниз. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы понять — девочку явно что-то волновало.
Келлан не любил совать свой нос в чужие проблемы. Он не был добряком, не имел привычки вообще выражать сочувствие и понимание по отношению к кому-либо. Основной его задачей было позаботиться о самом себе, никто другой этого не сделает за него. Но, услышав эти нотки отчаяния в голосе ребенка, детектив почему-то вспомнил себя в детстве — маленького мальчика, которому мать в очередной раз запретила конфеты.
Он подошел к автомату с кофе и выбрал самый большой и крепкий напиток, разочаровавшись в том, что не было ничего алкогольного. Хотя на что Келлан вообще рассчитывал в холле местной больницы? Он запустил в монетоприёмник несколько четвертаков и нажал на кнопку «готовить». Машина отозвалась недовольным писком и закряхтела, выплюнув бумажный стакан, а после начала подавать тонкую струйку ароматного кипятка, немного потряхиваясь. Информация на панели указывала, что ожидание составляло около одной минуты и Кел, чтобы не терять время, прошел к автомату с шоколадками, тому самому, на который совсем недавно совершалось покушение. Он точно знал, что хотел купить, собирался сунуть пять баксов в купюроприёмник, пока не взглянул на подсвечивающееся табло с информацией о покупке.
— Эй, воровка, — кинул Келлан девочке, не оборачиваясь, так и держа свою купюру в руке в секунде до того, чтобы сунуть ее машине. Автомат с кофе противно запищал, треск внутри него заглох, кофе был готов. Келлан видел девушку в отражении стекла, та сидела, опустив голову и сложив руки на груди, ее ноги были расставлены от колен, но бедра были сомкнуты. Она дернулась, чтобы посмотреть на Келла, но не подняла лица. На мгновение прядь ее волос отклонилась и Кел смог увидеть ее лицо. Ему показалось или у нее потекла тушь? — Тут кто-то забыл семьдесят пять центов, не ты ли?
— Я запихала туда доллар, — промычала девочка и отвернула голову, она сделала вид, что изучает плакат с информацией о диабете. Она молчала пару секунд, а затем обиженно продолжила. Теперь Кел был точно уверен в том, что девочка была еще совсем маленькой, взрослые не говорили с такой интонацией. — А он украл мою шоколадку.
Детектив почесал затылок, а затем наклонился, пропихнув указательный и средний палец в отверстие для сдачи, где, как он и полагал, лежал четвертак. Видимо, девчонка слишком быстро кормила старый автомат, он не смог сразу просканировать две монеты и выплюнул одну, словно сдачу. Келлан забросил монету обратно, а затем сунул и свои пять баксов, купил три разных батончика по доллару за штуку, пачку шоколадных драже и жвачку. Сдачей ему упал тот самый четвертак, который был еще теплым от прикосновения.
Когда на колени девочки упал «Твикс», она вздрогнула, ее лицо, красное как помидор, выглянуло за копной волос, на мгновение она впала в ступор, но когда Келлан осторожно присел на соседнее кресло, выгрузив свои покупки на детский стол для рисования, она смогла выпрямиться и осторожно взять в руки шоколадку. Кел заметил, что ее тушь действительно была смазанной, но незнакомка, будто почувствовав это, обтерла подтек рукавом своей «деревенской» рубашки. Наверняка, отстирывать это будет проблематично.
— Я не должен делать это, но все же спрошу, — Кел сделал большой глоток кофе, почувствовал, как пожар разливается по иссохшему горлу и глотке, а затем, отставив стакан, открыл один из батончиков, но пока не откусывал от него. — У тебя все хорошо?
— Какое тебе вообще дело? — сунув свою конфету в карман своих джинсов, она снова сомкнула руки в утешающем жесте на груди.
Келлан отвернулся и принялся дальше глотать чересчур сладкий кофейный напиток. Бодрости больше не становилось, наоборот, от горячего поила глаза будто наливались свинцом. Может, он зря вышел из палаты? Откусив сразу полбатончика и даже не прожевав его, Кел проглотил его, сделал еще глоток кофе. Желудок отозвался неприятным спазмом, а затем Келлан почувствовал, насколько сильно был голоден — остальную часть шоколадки он приговорил еще быстрее. Конечно, особого наслаждения он не почувствовал, впрочем, как не почувствовал вкуса, но разум стал яснее, состояние сумрачного полусна начало сменяться какой-то осознанной бодростью. Он принялся открывать второй батончик, отгоняя все навязчивые сомнения по поводу целесообразности плотного перекуса перед операцией, но пока его рот был свободен, решил все же немного разговорить свою навязанную спутницу по встрече рассвета в холле местного госпиталя.
— Знаешь, я по гороскопу скорпион, поэтому очень вредный, дотошный и люблю дразниться, в общем, если мне надо, я могу выбить любую информацию, — Кел откусил уже небольшой кусочек батончика с нугой, медленно прожевал его, пытаясь прочувствовать манящую сладость, и проглотил, затем продолжил разговор с надутым подростком. — Хоть имя скажи.
— Ты что, хочешь подкатить? — она развернулась, уставившись своими огромными ледяными глазищами прямо на детектива. Ее пухлые щеки были залиты ярким пунцом, а голос немного дрожал. Губы подергивались после каждого произнесённого слова.
— Нужна ты мне, малолетка, — Кел отправил в рот еще кусок батончика, отвернулся, уставившись на стоящий напротив его кресла автомат. Он чувствовал себя достаточно расслабленным, несмотря на провокации со стороны и настойчивый голос разума, подсказывающего, что лучше было бы уйти, оставив девочку один на один со своими проблемами.
Соседнее кресло немного скрипнуло и покачнулось, девочка снова села прямо, краем глаза Келлан заметил, что ее пронзительный взгляд также уставился на автоматы с едой.
— Я Элайза, — она хмыкнула и гордо задрала нос. Кажется, кто-то знал себе цену. — И я не малолетка, мне уже четырнадцать. Сам-то намного старше?
Келлан улыбнулся, отправляя последний кусок шоколадки в рот, кофе закончилось, запить было нечем. Услышав заветное имя, возникло неподдельное ощущение, похожее на дежавю, будто он уже слышал это имя совсем недавно, с такой же гордостью в голосе, видел этот острый нос, задранный чуть ли не кончиком в самый потолок.
«Моя Элайза опять делов натворила, — хриплый голос в памяти напомнил о злополучном вечере пятницы, о пережимающим тело бронежилете, о неудачно зачесавшейся спине в неудобном салоне автомобиля.
— Представляешь, сунула петарду в школьный туалет, канализации пиздец. – Смех раздался так громко, что чуть ли не отражался эхом от стен, слишком близко, слишком явственно. –
А с виду такая куколка. Ох, чую, что намучаюсь я с ней. Совсем еще пигалица, а мне уже приходится парней отпугивать».
Пару дней назад, сидя на переднем пассажирском сидении автомобиля полиции Форкса, Келлан слушал эти истории. Митчал не затыкался всю дорогу, даже когда они подъехали к месту и шли его обследовать. Келлан тогда держал руку на пульсе, а палец на курке, в то время как Скотт шагал чуть ли не прогулочным шагом, смеясь и травя байки про семью. Элайза — редкое имя, вряд ли оно давалось тут каждой второй девчонке.
— Так ты дочка Скотта, верно?
— Сержанта Митчала, — прошипела она, а затем встрепенулась. Кажется, она не ожидала, что незнакомец и чужак будет владеть такой информацией о ее семье. Она не знала Келлана, вероятно считала его одним из тех недоумков, которые путешествовали на мотоциклах по штатам и иногда попадали в местные больницы из-за полученных травм или переохлаждения, а, может, новеньким в школе, о котором еще пока никому ничего не было известно. В любом случае, доверия Кел у нее не вызывал. — Откуда ты меня знаешь?
Келлан выбросил мусор после своего небольшого перекуса в пустую урну, а сам закинул в рот две пластинки мятной жвачки, к драже пока решил не прикасаться. Оставил его напоследок.
— Тебя лично я не знаю, но твой отец о тебе многое рассказывал за совместной работой. Кажется, ему приходятся по душе все те неприятности, в которые ты попадаешь, — за окном посветлело, даже тучи, казалось, решили немного расступиться перед мелькающим на горизонте диском солнца. Келлан уставился в окно, наблюдая за медленным восходом, а в голове всплывали бесконечные образы пессимизма — уж не последний ли это восход в его жизни. Случиться может всякое, так ведь?
Девочка молчала, сидела не двигаясь. Кел на нее не оборачивался, уж слишком завораживали краски утра. От горячего кофе тело размякло, сахар ударил в голову и Келлан почувствовал усталость, наверное, стоило прилечь, пока еще позволяло время, но вряд ли он мог бы уснуть, слишком сильно нервозность била по голове. Он подумал, что было бы неплохо выпить успокоительных, но аптека откроется не раньше девяти утра, когда уже вовсю будет подготовка к операции. Пожалуй, он купит еще конфет, будет заедать стресс вплоть до прихода анестезиолога.
Очередной всхлип прервал волну размышлений о грядущем, Кел обернулся. Элайза сидела не шевелясь, ее руки спокойно лежали на голубых джинсах, а с глаз катились слезы, размывая остатки туши. Хотелось предложить ей платок, но у Келла ничего подобного с собой не оказалось, даже воды не было. Он немного смутился, но взгляд не отвел. Чужие слезы всегда напрягали, и в работе детектива они были одной из наиболее неприятных вещей. Увидев их, он каждый раз впадал в ступор, совершенно не понимая, как следует себя вести. Утешать он не умел, а предложения воды и салфетки всегда казались чересчур неуместными, почему-то казалось, что преодолеть истерику проще без лишнего вмешательства со стороны.
Девочка вытащила мятый голубой платок из кармана джинсов, и быстро обтерлась им. Ее дыхание все еще казалось сбитым, но, кажется, слез больше не было. Келлан все же купил небольшую бутылку воды и поставил на стол перед Элайзой, так, чтобы она видела, она молчаливо взяла бутылку в руки и отпила из нее несколько глотков.
— Прости, я просто… — она задохнулась на полуслове, выдохнула, снова отпила воды и, спрятавшись за своими волосами, продолжила. — Папа еще не просыпался, врачи мне ничего не говорят, мама плачет. Мне так страшно, — она взглянула на Келла, а затем снова отвела взгляд. Ее глаза были красными и опухшими, но на лице не было красок. — Тебе, наверное, нет до этого дела, да?
— Ну, я тоже переживаю за сержанта Митчала, — детектив тяжело вдохнул и пожал плечами. Он чувствовал, будто наглым образом врет сейчас этой девочке. Он действительно волновался, но больше его пугала перспектива самому отправиться на этаж, где находился Скотт. Он посмотрел на свою руку, провел пальцем по шершавой поверхности лангеты, а затем опустил рукав рубашки ниже. Может, все же стоило сбежать отсюда? Дверь ведь открыта, так близко, что, сделай пять шагов и ты окажешься на улице.
Он почувствовал теплое прикосновение к левой руке, дернулся как от удара током. Было непривычно. Элайза провела своими пальцами по открытой коже, а затем мягко сжала его пальцы своей тонкой ладонью. Ее огромные глаза были прикованы к лицу Келла.
— Ты Келлан Каллен, да? Ты спас папу? Чарли сказал, что папа поступил глупо, что, если бы не новый сотрудник, его бы убили, — она говорила громко и быстро, Келлан не мог понять, что именно она от него хотела. На парковке послышалось шуршание шин об асфальт, девочка немного отстранилась, села прямо и снова опустила голову ниже. Ее слова стали тихими, почти перешли на шепот. — Мама меня не пускала к тебе, сказала, что пока не время. Но я хотела сказать тебе кое-что… — ее тихую речь прервали, в холл ворвался мужчина около сорока лет, держа на руках сверток одеяла. Он быстро проскочил перед ними и кинулся в приемный покой, крича на ходу, что его ребенок задыхается. За стеклянной дверью послышалось оживление, а среди шума вокруг, он услышал легкое тихое слово. — Спасибо.
Келлан встал, решил смыться к себе в палату, пока вниз не сбежались врачи и не застали его за ночными разговорами. Кто-то из них мог связаться с Карлайлом и рассказать ему о прогулках его пациента под луной по холодному холлу. Элайза успокоилась, хотя все еще немного всхлипывала. Такая забота со стороны дочери к отцу вызывала у Келла неподдельную зависть. Идиоту Митчаллу повезло с семьей, о нем думают, его ждут, о нем переживают. Когда Келлан сам ляжет под нож, никому и дела не будет до того, что он будет чувствовать и чем все закончится. Случится может всякое, и есть доля того, что потолок оперблока будет последним, что он увидит. Не случайно же он боялся столько времени, не случайно ему снились все эти кошмары. Если это не было предзнаменованием, то чем же это было? Но, так или иначе, ему придется через это пройти, и почему бы не воспользоваться возможностью?
— Элайза, — на лице Келла мелькнула азартная улыбка, он попытался сделать взгляд более мягким, но по встревоженному выражению девочки понял, что у него не получилось. Пожалуй, он хотел впервые в жизни, попытаться кого-то успокоить. — Если байки о душе и ее временном путешествии во сне существуют, то я возьму на себя роль экстрасенса. Мне сегодня предстоит пережить операцию. Когда мне дадут наркоз, и я «отъеду», попытаюсь найти сознание твоего отца и сказать, что ему пора бы повидать семью. Хорошо?
Некогда серьезное и смущенное выражение Элайзы вмиг переменилось. Ее губы изогнулись в легкой улыбке, а в глазах мелькнули огоньки.
— Не думаю, что у тебя выйдет, но попытка не пытка, да? Но, если найдешь папу, скажи, что он пропустил три серии «Дикой охоты», если будет спать дольше, то не узнает, как свежевать кабана. — она пожала плечами и вытащила батончик из своего кармана, покрутила его, а затем надорвала упаковку. — А твоя операция… Это из-за руки, да? Волнуешься?
— Да, доктор Каллен будет сшивать мне связки. Мое волнение не передать словами.
— Доктор Каллен? — она оторвалась от палочки «Твикса», которая таяла в ее руках, и посмотрела на Келла, уже собравшего свои конфеты и жвачку со стола и собиравшегося уходить. — Разве врачам можно лечить членов своей семьи? Я думала, что это табу.
— Я не его родственник, — Кел нахмурился, эти разговоры про родство с лечащим врачом начинали напрягать. Неужели люди не знают про однофамильцев.
— Да? Странно, ты очень похож на его сына, с которым я училась год или два в средней школе, сейчас он в старшей, наверное.
Девочка откусила большую часть конфеты, а Келлан махнул ей больной рукой на прощание и двинулся к двери, его окликнули напоследок, но он больше не оборачивался.
— Я проведаю тебя, как очнешься!
***
Кровать встретила Келла ледяными объятиями, подушка на подоконнике остудилась как следует. На часах время приближалось к семи утра, оставалось ждать всего два часа. Келлан тяжело выдохнул, лег на спину, а руки закинул за голову. Он постарался дышать глубже, не раз слышал, что это помогало успокоиться, но волнение все же брало свое — голова уже начинала пульсировать, а к щекам подливал стыдливый румянец. Его тяжелое дыхание будто летало в воздухе. Он прикрыл глаза, но утренний свет уже просвечивал сквозь веки, усталость накатывала волнами, и, несмотря на волнение, Кел задремал.
Он не слышал скрип двери, но явственно почувствовал настойчивое прикосновение к плечу. Когда он открыл глаза, то прежде всего посмотрел на часы, которые показывали половину восьмого утра.
— Мистер Каллен, могу я отнять у вас пару минут?
В ногах возник долговязый мужчина лет тридцати с папкой в руках. У него были темные волосы и серые глаза, а короткий белый халат выдавал в нем очередного врача. Надписи на бейдже Келлан не разобрал, глаза казались слишком уставшими из-за ночной бессонницы.
Кел не мог быстро сообразить, кто именно возник перед ним, но прочитав на папке свое собственное имя решил, что анестезиолог пришел немного раньше положенного. Детектив приподнялся на локтях, а затем сел, прислонившись спиной к стене, перед глазами все еще витали остатки сна, пришлось растирать веки руками.
Мужчина подвинул к себе стул и, достав ручку из нагрудного кармана, сел, закинув ногу на ногу. Очки съехали на кончик его носа, мужчина поправил их указательным пальцем за дужку. Он открыл папку, загнул переднюю обложку, чтобы было легче писать, а затем размашисто принялся записывать.
— Меня зовут доктор Ричард Гарт, мне необходимо задать вам пару вопросов, чтобы дальнейшее лечение… — он немного задумался, подбирая слова. — Чтобы лечение было более эффективным, — доктор оторвал свой задумчивый взгляд от папки, его рука, держащая посеребрённую ручку, так и застыла над листом бумаги. Келлан поежился, от этого строгого голоса становилось не по себе. — Расскажите, как вы получили травму.
— Я выполнял приказ по обследованию сооружения, в ходе которого на меня и еще двух сотрудников штата Шерифа, напали несколько неизвестных. К счастью, на мне был бронежилет, я получил только ушибы, — детектив крутил в руке пуговицу от манжеты своей рубашки, слышал, как его слова записывают в карту. Он не совсем понял о каких именно повреждениях идет речь и не понимал, какое отношение это имеет к операции, кажется, доктор Каллен уже спросил у него все, что было необходимо.
— Кажется, у вас был тяжелый день, — холодно констатировал доктор, не сводя своего сосредоточенного взгляда. — Но вы умолчали о том, что полученные раны — результат действий по спасению сержанта Митчала.
— Это имеет какое-либо принципиальное значение для лечения? — Келлан дернул бровью, скрестил руки на груди и посмотрел в сторону двери, взгляд серых глаз немного пугал его.
— Разумеется. С той же степенью, что и характер получения вами пореза на руке и сотрясения мозга, — док выпрямился, крутанул ручку вокруг пальца и снова приблизился ей к листу, но пока ничего не написал. — Скажите, в последнее время вам тяжело просыпаться по утрам?
Вопрос показался детективу неуместным, но не отвечать на него не было причин.
— Да, учитывая характер моей работы, но лишь потому, что много спать не приходится. К чему все эти вопросы?
Легкая улыбка показалась Келлу чересчур фальшивый, а вот взгляд выдал в докторе недовольство и нетерпение. Доктор Гарт чуть ли глаза не закатывал, хотя старался выглядеть как можно более сдержанным. Будь этот человек на допросе, Келлан бы не на шутку взбесился, и ярость уже горела внутри него, но почему-то остатки чистого разума подсказывали, что следует вести себя как можно более спокойнее и сдержаннее.
— А как себя сейчас чувствуете? У вас сегодня сложная процедура, думаю, вы переживаете, — док тоже скрестил руки перед собой, но ручку из кисти не выпускал, папка все еще лежала на его коленке. — Доктор Каллен рассказал о некоторых конфликтах между вами.
Задумчивость в глазах врача сменилась легким прищуром, он следил за эмоциями на лице Келлана, следил за тем, что он скажет на это. Детективу показалось это странным, обычно перед операциями успокаивают, а не пытаются саботировать на новую выходку. Но, несмотря на все это, Кел, хотя и ощущал себя встревоженным, пытался казаться расслабленным.
— Я лишь высказал свое мнение, методы доктора Каллена показались мне чересчур радикальными. Я не уверен, что был смысл в моей госпитализации, — парень говорил спокойно, старался держать голос в одной тональности, не повышая и не понижая громкость речи. Волнение стоило сдерживать.
— Вы отказывались от осмотра, хотя это приписывает вам инструкция, — доктор смерил его тяжелым, долгим взглядом, но в итоге смог выдавить из себя очередную фальшивую улыбку, от которой было совершенно не легче. — Прошу прощения за неудобные вопросы, — его голос сделался мягче, Гарт повернул голову на бок. — Но ответы на них могут быть необходимы во время операции и реабилитации. Вам ведь не нужны проблемы?
— Не нужны, — согласился Келлан, совершенно не понимая, что от него хотят. Он отвел взгляд на окно, от приторных улыбок становилось тошно.
— Чудно! Мне тоже не нужны проблемы из-за вас. Думаю, мы друг друга поняли, — доктор сделал несколько пометок в карте, а затем продолжил более спокойно. — Скажите, вас не мучают кошмары?
— Нет, — Кел сказал, не подумав, но ответ прозвучал очень правдоподобно. Он не жалел об этом, считал, что если задумается над вопросом и вспомнит последние несколько ночей, то вряд ли сможет отвечать однозначно. Подушка под спиной больше не казалась удобной, пришлось ее поправить.
— А на лекарства, которые вам дают, нет никаких негативных реакций? — ритм письма увеличивался, доктор уже перевернул страницу.
— Нет, — на этот раз ответ прозвучал не настолько уверенным, Кел не мог не вспомнить отражение брата в зеркале.
Доктор это заметил, его ледяной взгляд снова скользнул по телу Келла, а звук ручки, скользящей по бумаге, затих. Это мгновение показалось слишком долгим, даже стрелка часов, громкая и бьющая по мозгам своим тиканьем, застыла.
— Если вы лукавите, это отразится на ходе лечения, мистер Каллен. Вам сегодня дадут намного больше препаратов, чем ранее.
Келлан сглотнул, и вся его сдержанность сошла на нет. К щекам снова подступила кровь, а уши заложило. К горлу подкатывал противный комок желчи и переваренных в желудке конфет с кофе, хотелось воды, немедленно.
— Знаете, я прочел ваш анамнез, поговорил с вашим лечащим врачом, и у меня складывается однозначное впечатление, что ваши травмы — не случайность. Я полагаю, что порезы, ушибы были запланированы вами, а под пули вы бросились не для того, чтобы вытащить сержанта Митчала.
В голове у Келла щелкнуло как от удара палкой по спине, горящее лицо будто облили ледяной водой, дыхание остановилось. Уже не помогало отвлечение на пейзаж под окном или на тиканье часов, слова хлопнули пощечиной по лицу. Этот человек только что обвинил его в попытке суицида? Да они тут сговорились все?
— Я уже все пояснил своему врачу, ничего подобного мне и в мысли не приходило! У меня есть хорошая работа и неплохой достаток, зачем мне умирать? — сдерживаться не было сил, но на крик Кел не переходил, однако голос звучал раздраженно и неровно. Детектив выдавал в себе невротика. Правый глаз беспощадно поддергивался.
— Причин может быть множество. Может, у вас проблемы в семье или в личной жизни. Может, какие-то трудности в осуществлении задуманного. Вам лучше знать, — доктор пожал плечами, ручка в его руке снова перевернулась несколько раз.
Келлан тяжело выдохнул, закатил глаза, и потер рукой перегородку носа. Этот человек, сидящий напротив, никак не унимался.
— А знаете, да, это была попытка самоубийства, — детектив напряженно выдохнул и ухмыльнулся. Он сжал кулак так сильно, что ногти впились в кожу, а его зубы скрипели от злости. — Раз вам так угодно. Я все подстроил, план давно был в моей голове: сначала я договорился с начальством, чтобы меня сослали в эту деревню, которую язык городом назвать не повернется, потом я сам организовал преступную группировку, сам подкинул против своей группировки наводку, а затем науськал Митчала взять меня на обследование и вести себя как полный болван, чтобы нарваться на пулю в шею. Потом я кинулся под пули, только не заметил, что все жулики начали менять магазины в автоматах, не продумал этого, вытащил Митчала и зачем-то поддерживал в нем жизнь по пути в больницу. Вот не глупо ли такое делать при организации собственного самоубийства? Но, оправдывая свое душевное здравие, скажу, что меня довели до такого состояния. А знаете кто? Двое выскочек из госпиталя Форкса: Доктор Карлайл Каллен и доктор Ричард Гарт. Записали? Может, повторить?
Келлан замолчал, пытаясь перевести дыхание. Тирада была слишком большая, ему было необходимо отдышаться.
— Паясничать не стоит, мистер Каллен. Это серьезный разговор, — у доктора сводило скулы, Келлан видел это и не мог злорадно не улыбнуться про себя. Но, еще предстоит приложить усилия, чтобы поставить этого человека на место. — Вы могли умереть, вы осознаете это?
— На тот момент моей задачей было вытащить Скотта, — Кел снижал тембр и громкость голоса, пытался говорить медленно и тихо. — Да, я осознаю опасность моего поступка, но, если уж на то пошло, я, держа руку на сердце, скажу, что не собираюсь и не собирался умирать. Я видел, что у меня есть время, чтобы уйти с перекрестного огня. Касаемо падения, то это был несчастный случай, такое могло случиться с кем угодно.
Гарт откинулся на спинку стула, в его глазах скользнул блеск заинтересованности. Впервые на его лице Келлан заметил настоящую, не выдавленную через силу улыбку.
— Как вы упали, мистер Каллен? — голос звучал успокаивающе мягким, но победные нотки не то, что прослеживались, а ярко выделялись из ровного звучания. И Келлан понимал почему — неустойчивое кресло взял именно он, хотя мог притащить и стул на четырех ножках, обезопасив себя тем самым.
— Офисное кресло сильно шаталось, — он снова обратил свой взгляд к пуговице, из-под которой вытягивалась нить, вот-вот могущая оторваться.
— Почему не взяли лестницу или обычный стул?
— Они находились далеко, я устал и не хотел подниматься за ними.
Доктор победно ухмыльнулся, ничего не сказал в ответ и принялся заполнять лист. Он писал долго и размеренно, время уже приближалось к восьми утра. Келлан заметил, что он перевернул три страницы в его карте, иногда задумчиво смотрел на потолок. Он дергал ступней всякий раз, когда ставил громкую точку в конце своих рекомендаций. Иногда доктор прикусывал нижнюю губу, показывая белоснежный ровный ряд передних верхних зубов. В десять минут девятого доктор поставил последнюю точку в своих записках, закрыл планшетку с картой и посмотрел на Келлана.
— Учитывая, что вам дадут большую долю нейролептиков, снотворных и анальгетиков, ваше сознание может немного затуманиться, не стоит этого пугаться, — разговор перешел в новое русло, в то самое, о каком стоит предупреждать анастезиологу, в привычное для Келла. Психоанализ обычно применялся перед операциями, но лично Келлану он показался сейчас неуместным и противным, стало только хуже, расслабиться не получалось. — В любом случае, если возникнут неприятные ощущения, сообщите об этом вашему врачу, а после того, как вас снова переведут в палату, можем обсудить это вместе. Прошу только проявлять благоразумие и не совершать никаких необдуманных действий, боюсь, здесь все ваши сомнительные рабочие инструкции теряют свою юрисдикцию.
— И это все? — недоверчиво произнес Кел. Он ожидал сейчас разноса всех своих аргументов, уже думал, как переходить в нападение, но карта была закрыта, а мнение о нем, кажется, сложилось. Но что более важно, этот врач не узнал о нем ровным счетом ничего, что было необходимо при выборе препаратов.
— А что вы хотите еще от меня услышать? То, что вы, детектив, импульсивный, напыщенный ребенок, который в силу своего неразвитого сознания не способен предсказывать последствия, следующие за поступками? Более зрелых людей вы не слушаете, предпочитаете стоять на своем, применяя креативные, но импульсивные и сомнительные пути решения конфликтов, ожидая снисхождения к вам ввиду достигнутого вами статуса. Это может быть проблемой в вашем лечении, поэтому я, пожалуй, добавлю один препарат к списку уже назначенных. В остальном, вы здоровы, — доктор прикрепил карту к спинке кровати, встал со стула, положил свою ручку в карман, а затем сунул туда и свои очки. Он подошел к Келлану ближе, пару раз хлопнул его по плечу, а затем тихо добавил. — Я зайду к вам сегодня вечером, хотелось бы поговорить еще раз, когда вы не будете обременены предоперационной тревожностью и паникой.
Он вышел, оставляя за собой лишь явственно заметный шлейф дорогого парфюма и удаляющийся звук каблуков его туфель о кафельный пол. Келлан остался сидеть в непонимании, не знал, что все-таки произошло. Время приближалось к половине девятого.
***
Сказать, что Келлан был на взводе — ничего не сказать. Он метался из стороны в сторону, в голове витали одни сквернословия, он начал понимать поведение Элайзы, колотящей утром автомат с газировкой. Более того Кел сам боролся с желанием спуститься в холл и пнуть что-нибудь пару раз. Словесная пощечина от Гарта все еще звенела в его ушах, ощущение беспомощности достигло своего апогея. Келлан запустил пальцы рук в волосы, сжал голову так сильно, что по черепу прошла неприятная, но безболезненная, волна напряжения. Его переполняла ярость, и он не знал, как именно ее стоит выплеснуть безболезненно для себя.
Когда большая стрелка часов коснулась десятки, он остановился посреди палаты, лицом к окну, разминая шею здоровой рукой. Хотелось еще раз умыться несмотря на то, что за ночь он сбегал в душ дважды, пытаясь смыть с себя остатки вчерашнего пребывания в оперблоке, запах антисептика все еще въедался в его одежду.
Но больше всего доставляли неприятности эти обвинения. Келлан никогда не думал о суициде как о чем-то реальном, о том, что он мог бы совершить. Он любил себя, любил свою жизнь, какой бы сложной она ему не казалось. Он все еще лелеял надежды найти спутницу жизни, завести семью, а возможно повидаться с родителями. В мире было еще много хорошего, несмотря на пережитые страхи, несмотря на боль и страдания.
— А, может, они правы? — вслух произнес Келлан, обхватив кожу шеи сильнее. — Может у меня и есть эти наклонности?
— Какие наклонности? — чужой голос заставил детектива вздрогнуть, он тут же опустил руку с шеи вниз и оглянулся в сторону двери, замечая двух посетителей — одного постоянного, другого — незнакомого. Говорил, как раз-таки второй, лечащий врач стоял молча, улыбался.
Помимо Карлайла, в палату вошел коренастый тучный мужчина со смуглой кожей и густой темной бородой, его глаза были черными как смоль, а на лице красовалась огромная улыбка, он казался добродушным. Голос звучал низко, но не был пугающим, скорее располагал.
— Келлан, познакомься, это — доктор Мартинес Стоун, твой анестезиолог на сегодня, — Карлайл прошел по-свойски, сразу двинулся к медицинской карте, обойдя справа большое тело своего коллеги.
Детектив стоял в полнейшем ступоре, чувствуя себя героем пьесы «Ревизор», на которую ходил, еще обучаясь на младших курсах университета. Разве тот утренний доктор не был «ревизором»? Если человек, стоящий в проеме, был его анестезиологом, то кем был Гарт? Ошибочно зашедшим врачом или очередной галлюцинацией? Для видения слишком явственно казалось его прикосновение, да и запах парфюма все еще бил по носу. Доктор Стоун прошел за Калленом и сунул свою огромную ладонь перед носом Келлана в почетном знаке приветствия, детектив скромно пожал ему руку, хотя ощущал нелепость ситуации, смотря как его ладонь словно утопает в руке этого великана.
— Келлан? Вы уже перешли на неформальное общение? А ты как зовешь своего врача? — новый доктор так сильно тряс руку Келла, что заболело плечо, но детективу было неловко просить его остановиться. Все мысли в голове рассыпались в прах.
— Пожалуй, как и другие, — детектив выдавил из себя улыбку, Стоун больше не пытался вырвать его руку, но все еще держал ладонь в своих руках; такой жест Келлану показался неуместным, но лишь потом он сообразил, что пальцы дока сжимали его запястье, чувствуя удары сердцебиения. Кел смутился, опустил взгляд в пол, но мысли теперь были только о том человеке. Стоило ли рассказывать сейчас об утреннем госте? — Знаете, я думал, что предоперационный осмотр уже провели. Сегодня утром заходил другой врач…
— О чем это ты? Рабочий день только начался, — задумчиво кинул Стоун, а Келлан посмотрел на Карлайла, листающего уже порядком потолстевшую папку. Здоровяк рядом тоже перевел взгляд на хирурга, который вчитывался в последние назначения и рекомендации.
— Не переживай об этом, Келлан, — тихо кинул доктор Каллен, передавая карту своему коллеге. — Лучше садись на кушетку и постарайся расслабиться. От нервов напрягаются мышцы и все процедуры приносят дискомфорт.
Детектив чувствовал напряжение в животе, стресс ударил по самому больному, и эта нагнетающая обстановка начинала сводить с ума. Ему показалось или от него начинают что-то скрывать? Глаз несколько раз дернулся, пришлось потирать веко, чтобы скрыть это от взглядов двух столпов местной медицины.
Доктор Стоун достал из карты только обходной лист, поспрашивал Келлана о самочувствии, узнал рост и вес, поинтересовался об аллергиях и пережитых ранее болезнях и травмах, коротко рассказал о самой процедуре. Келлан отвечал неохотно, многого он о себе не знал, в частности, не мог вспомнить были ли у него когда-либо аллергические реакции. Осмотр тоже был поверхностным, Стоун померил Келлу температуру и давление, еще раз измерил пульс. Ничего необычного, все было привычно и уже испытанно на собственной шкуре. Карлайл терпеливо стоял в стороне, хотя в его руках уже появились несколько узких пакетов.
— С тобой все хорошо, я сейчас принесу препараты для премедикации, ты от них ничего не почувствуешь, но мы посмотрим на реакцию организма. Выявим склонность к аллергии, хорошо?
Келлану не оставалось ничего, кроме как кивнуть и проводить Стоуна взглядом до двери. Тот даже помахал перед выходом, а после того, как скрылся в проеме, палата погрузилась в привычную тишину. Доктор Каллен обошел кровать Келлана и задернул шторку, разделяющую койку детектива от соседней и от двери. Затем прошел к полкам, расположенных напротив окна и достал оттуда несколько запечатанных прозрачных пакетов с голубой тканью внутри. Келлан видел их прежде на стойке медсестер и в тележках санитаров, считал, что внутри них находится постельное белье, но все оказалось иначе.
— Снимай рубашку, Келлан, в ближайшее время она тебе не понадобится, — голос доктора, как всегда, был слишком спокойным, размеренным, но ни черта не успокаивающим. От такого голоса обычно волосы на спине дыбом встают и этот раз не был исключением. — Давай быстрее, мне еще нужно приготовиться.
Может еще не поздно послать его? Келлан улыбнулся, когда мысли пронеслась в его голове, но не смел перечить, стащил рубашку через голову, оставаясь до пояса обнаженным. Док не сводил с его тела сосредоточенного взгляда, а затем холодными руками подтолкнул его к постели, приказал лечь прямо и дышать спокойно. Когда обжигающая холодом влажная смердящая салфетка коснулась кожи под правой ключицей, Кел вздрогнул, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Салфеткой было обработано большое поле груди, а затем легкое прикосновение иглы сменилось более настойчивым и болезненным.
— Я введу тебе обезболивающее перед катетеризацией, вскоре твое плечо онемеет. Не пугайся этого, — когда холодная жидкость начала впрыскиваться внутрь, у Келла перехватило дыхание, будто легкие сдавило, а сердце отозвалось неприятной пульсацией, но все прошло еще до того, как Карлайл сделал следующую инъекцию. Келлан открыл глаза, уставившись в потолок. — Ты сегодня хорошо держишься, надеюсь, дальше будешь таким же тихим и спокойным.
Кел взглянул на доктора, взгляд Карлайла казался теплым и заботливым. Может быть в словах Элайзы и был ответ на мучавший Келла вопрос? Может, Карлайл так носится с нерадивым мальчишкой только из-за внешней схожести с его сыном? Пожалуй, это будет первым, что Кел спросит у врача после операции, а сейчас его интересовало нечто более актуальное.
— Так кем был сегодняшний утренний доктор? — третье прикосновение иглы к плоти было болезненнее первых двух, огонь пробежал волной по всей грудине, Келлан зашипел и чуть ли не дернулся, но вовремя был остановлен твердой рукой.
— Я же сказал, что тебе не стоит об этом беспокоиться.
— А я не могу выкинуть это из головы, — Келлан упирался, он хотел добиться ответа. — Это ведь мне не привиделось?
Теплая улыбка скользнула по лицу доктора и тут же исчезла, когда настало время четвертой дырки в грудине Келла. Плечо действительно начало немного неметь, поэтому в четвертый раз, когда игла вошла внутрь, Келлан почти ничего не почувствовал, ощутил лишь незначительное давление.
— Это был Ричард Гарст, который до невозможности реален и, кажется, он не понял мою просьбу перенести время твоего приема у него, — когда шприц в руке дока был опустошен и убран, Карлайл прошелся по плечу еще раз салфеткой, убирая остатки крови. — Он врач-психиатр, проводил твое тестирование.
В мыслях Келла тут же сложился тот паззл, который никак не мог решиться на пустую не выспавшуюся голову. Первое, что тот подумал — новое место работы найти будет тяжело, паника начинала подкатывать волной тошноты и тремором в руках, его бы снова охватило безумие, если бы Карлайл настойчивое не прервал бы нить размышлений шлепком двух пакетов по ногам.
— Келлан, прекращай накручивать себя, я же сказал, что все хорошо. Переодевайся в стерильную одежду и жди доктора Стоуна. Встретимся в операционной.
Когда Карлай ушел, Келлан вспомнил об единственной вещи, держащей его в больнице — обещание, данное Элайзе Митчал.
