We are heroes for each other

Кое-как (и, надо сказать, не без помощи Иккинга) Астрид таки удалось выклянчить у Стоика освобождение от всех оставшихся уроков, а потому сея разношерстная братия теперь восседала на горах из всевозможного реквизита, коим гордо именовали обыкновенный мусор, оставленный в зале ленивыми школьниками после любительских спектаклей и заурядных мероприятий. — Весьма средненький сценарий, — уныло прокомментировал Иккинг, листая мятые и напрочь исписанные от руки листы, — Убого и посредственно. — Если тебе не нравится — сделай что-то получше, — скривился Сморкала, из-под чьей великой и воистину талантливой руки вышел этот гениальнейший план проведения сего действа. — Я-то сделаю, только ты ведь всё равно откажешься ставить что-то помимо собственных каракулей. — Так возьми и сделай, прежде чем строить из себя великого умника! Не долго думая, Сморкала вырвал из рук Иккинга листы (не очень-то и сложно было — у Йоргенсона палец толщиной с его запястье). Иккинг, в свою очередь, не особо возражал, так как отчасти текст просто не понял, а потому свой нескромный вердикт вынес лишь по тем немногим строчкам, которые ему удалось разобрать с превеликим трудом и немалой помощью Задираки, который сам писал не намного понятнее Сморкалы. — Вы ещё подеритесь, — покачала головой Астрид и тут же изъявила желание забрать свои слова назад — огромный и явно бывалый кулак Йоргенсона быстро переместился на угрожающе близкое расстояние от смазливого веснушчатого лица. Однако спокойствие, которое это самое лицо выражало, доказывало — Иккинга сия угроза не очень-то волнует, и при большой надобности у него имеются все возможности сломать Сморкале челюсть и ещё что-нибудь за компанию. Что он, собственно, и сделал. — Кто ж знал, что у этого парнишки такой меткий удар! — жаловался потом Йоргенсон, вытирая кровь с разбитой губы листами того, что ещё недавно было сценарием. Правда, удар у Иккинга был ни сколько точным (потому что Хэддок, явно не ожидая от себя самого такой реакции и боясь ответного удара в глаз, благополучно закрыл оба), сколько жёстким и болезненным. — О да! — похлопал Сморкалу по плечу Задирака, — Каково оно, когда по твоим зубам проходится чуть ли не молот Тора в лице хрупкой ручонки этого… — Заткнись, или я пройдусь по зубам и тебе, — буркнул Иккинг, однако внутри его прямо-таки распирала гордость. Ещё бы, ведь его всегда считали слабым звеном, а тут он вдруг (надо же!) надрал зад самому Сморкале! «Ну, во-первых, не зад, а челюсть», — уточнил у себя в голове Хэддок, однако гордости меньше от этого не стало. Вот если бы... — Эй, Тор! — толкнула его в плечо Астрид, чья рука хоть и была слабее, но била больно, — Спускайся со своих тучек на бренную землю. Вот же ж химера! — Так что со сценарием? — впервые подал голос Рыбьеног, который считал себя не только гением высших наук, а ещё и ко всему прочему — талантливым писателем и художником (впрочем, считал себя таковым только он один). — А ты хочешь помочь? — Ну да, я мог бы. — Расслабься, сейчас наш Сморкала всё напишет и перепишет, — вставил явно не намеренный слушать мямленье Рыбьенога Задирака, которому по большому счету было плевать на предстоящий праздник (и который уже целый час вместо участия в общественно-полезном труде на пару с сестрёнкой Забиякой составлял другой — более весёлый план действий). — Если бы кое-кто не двинул мне в челюсть, мои шедевральные тексты не размякали бы сейчас в моей собственной крови. — Если бы кое-кто был поскромнее и поменьше задирался, то я бы не двинул ему в челюсть. — Заткнитесь вы! — Астрид, похоже, снова не выдержала их перепалки и стукнула уже обоих. — За что?! Я и так уже битый! — горячо возмутился Сморкала, однако выражать свое негодование как-нибудь ещё побоялся — себе дороже. — И получишь ещё, если не научишься держать язык за зубами. — Вот же химера! — тихо выругался Йоргенсон, и в этом случае Иккинг вполне мог его понять, — Но какая красивая. — или не мог. Нет, Астрид была вполне себе милой блондинистой девчонкой, вот только проку от нее было маловато при всей ее сверхъестественной активности. Извечная активистка и защитница всего живого, она иногда казалась Иккингу чрезвычайно навязчивой, приходила не вовремя и уходила слишком рано, когда ее помощь действительно требовалась. Сама же она была истинно сильной и независимой, никогда ни у кого ничего не просила, чем тут же покорила одинокое и жадно требующее любви сердце Сморкалы. Однако все жалкие попытки покорить и укротить гордую Хофферсон до сих пор не увенчались ровно никаким успехом — она даже била его редко, а чаще всего просто не замечала. Доставалось от Астрид в основном Иккингу. За любую провинность он получал от нее в лучшем случае по шее, а в худшем — по печени, которая уже вряд ли была способна нормально функционировать. А потому за многие-многие года, проведенные в одном классе с этой машиной для убийств в маленьком женском теле, он уже начал сомневаться в подлинности крылатой фразы «Бьёт — значит любит». Его явно никто не любит. Астрид Хофферсон — так уж точно. — Значит так, — вспомни лучик — вот и солнце, как говорится, — мы уже два часа с лихвой бьёмся над этим чёртовым сценарием и ничего. Сценарии Сморкалы — отборное фуфло, идеи Рыбьенога — невоплотимы в жизнь, предложения близнецов — взрывоопасны и будут стоить нам целого состояния. Результата — никакого. Мы на той же точке, с которой начали. — И что ты предлагаешь? — чуть ли не хором спросили Забияка и Задирака (которые были явно не согласны с тем, что их план слишком дорого стоит. То, что он опасен для жизни, близнецы знали и без Астрид). — Давайте отдохнем. Сделаем себе перерыв на полчаса. Кто-нибудь из нас сходит в магазин за едой и мы немного перекусим. — Как скажешь, — пожал плечами Сморкала, — Кто пойдет за нашей провизией? — Точно не ты. Рыбьенога тоже не пошлёшь — его вкусы, мягко говоря, слегка отличаются от вкусов обычных смертных. Близнецы скорей ограбят магазин, чем отдадут кассиру деньги, а Иккинг. Вот! Иккинг и сходит! — Чт... Почему я? — Чтоб наверняка съедобно и законно, — ответила Астрид тоном, не принимающим возражений, — А если тебе одному страшно на улицу выходить, то я вполне могу пройтись с тобой. Вообще-то общество Хофферсон не было сущим подарком, однако идти и в одиночку наобум брать еду для всех, а не только для себя — тут мало на автомате схватить что-нибудь с витрин. Если с ним пойдёт девчонка — виноват, по крайней мере, будет не один он. Однако гениальный во всех проявлениях план, который заключался в купле и поглощении еды, с треском провалился: основной объект действий под названием «Магаз» тоже решил устроить себе перерыв — на двери висела оповещающая о сей прескверной новости табличка. Астрид и Иккинг вернулись ни с чем, не считая литровую бутылку дорогущей минералки, купленной в ближайшем ларьке с вывеской «Работаем круглосуточно» (к сожалению, кроме воды по цене золота и жвачек ничего съедобного там больше не продавалось). Сморкала даже пошутил, что этой минералкой можно было бы расплатиться с работниками магазина, компенсируя им сверхурочные продажи во время перерывов. Однако ребята были слишком уставшие как для того, чтобы провернуть эту нехитрую миссию, так и для того, чтобы хоть как-то возразить. — Давайте расходиться по домам, — выдохнула вконец обессиленная Астрид (у которой теперь занятно болела голова — ещё бы, несолько часов подряд выслушивать препирания Иккинга и Сморкалы, нотации Рыбьенога и не смешные шутки близнецов), когда минутная стрелка старых часов остановилась на цифре четыре, — вечером я напишу всем вам, и мы решим, как действовать дальше. Никто особенно не возражал — думать, лёжа в своей кровати, должно было быть гораздо легче, чем здесь — среди старого пыльного реквизита. — Иккинг, займись, пожалуйста, сценарием, — Хофферсон не спрашивала, а утверждала. Впрочем, ничего нового. — Один я? И ты не приставишь никого мне в помощь? — Ты единственный среди нас хоть немного разбираешься в творчестве. — И какие у нас сроки? — Два дня. — Что ж, — обречённо вздохнул Иккинг, — тогда я официально объявляю, что мы с вами, ребята, в полнейшей заднице.