Гарри Поттер и Секс, Наркотики, Рок-н-ролл

***

Летние каникулы были в самом разгаре. На испаряющихся зноем тротуарах лондонского пригорода глупые девчонки играли в классики, чтобы, допрыгав до «десятки», выкрикнуть какую-нибудь нецензурщину и несколько раз встряхнуть волосами на рок-н-ролльный манер. — Я должен был родиться в другую эпоху, — закатывал глаза парень, наблюдающий эту картину из окна своей спальни, сидя на подоконнике и дымя сигаретой. Парень являлся тем самым задротом из слизерина, Северусом Снейпом, которого только ленивый не желал бы отмудохать за просто так. Тем не менее, он был не совсем круглым, но по большей части — отличником в Консерватории, делал вид, что пиздюлины жизни его нисколько не огорчают, оплачивал курсы анонимных алкоголиков отцу, терпел унижения от сверстников, на все подъебы отвечал презрительным взглядом, мол, еще сочтемся, недоноски. Рейтингом популярности никогда не обладал, следовательно самый жаркий секс у него происходил только с собственной правой рукой… ну и там, с богатым воображением. Собственно, большего богатства, чем воображение, у него не было и вовсе, ибо папаша пропивал последние семейные гроши. Поддерживал имидж типичного девственника и асексуала. Северус отвернулся от улицы, расслышав незатейливые мотивы распиаренных донельзя гриффиндорцев, которые причиняли боль его ушам… и телу. Население Коукворта, особенно женская часть, было поголовно помешано на панках новой волны. Студента симфонического факультета откровенно мутило от здешних мечтательных тушек, будто от единой матки отпачкованных. Особенно! Когда эти мерзкие соседские малолетки заглушали своими писклявыми голосками великие классические партии, играющие у Северуса на втраханной магнитоле. Обычно, парень замыкался в своей комнате или ванной, как поступил и сегодня, и предавался горьким, глубоким мукам. Был у него своеобразный ритуал страдания под «Реквием». Ибо Северус любил страдать, а «страдать» отвечало ему взаимностью. Давным-давно и вполне закономерно он начал страдать едва родившись, потому что акушерка, сильнее чем бьют остальных малышей, лязгнула его по заднице болючей медицинской перчаткой, чтоб он, наконец, подал признаки жизни. Потом его били дома, а в младшей школе его вообще поджидала куча новых побоев. Таким образом, лет с шести Северус начал страдать из-за школьных банд. Учителя переводили его из классов в классы, но везде на свое хрупкое тельце он умел находить мучителей и садистов. И годам к десяти нашел идеальных, именующих себя — мародерами. На его теле было полно отпечатков их следов. Он коллекционировал и бережно хранил на коже эти травмы — основные из ран были нанесены его заклятыми врагами — Сириусом Блэком и Джеймсом Поттером. Итак, Северус закрывался в ванной, где мог часами валяться на полу и истекать кровью под траурные аккомпанементы и плачущие вздохи смычково-духовых композиций, рассматривать старые отметины, ставить новые, чтоб затмить моральные унижения, убеждая себя, что боли не существует, а ссадины и шрамы — это пигментирование человеческой кожицы, всего то кожуры бренной, жалкой обложки. Вскоре его тело превратилось в оркестровую партитуру, исполосованные руки, ноги, грудь и спину украшали ноты кругленьких розовых пятен от затушенных окурков. Одну из таких точек на правом плече он трепетно лелеял — ее оставил недоумок Блэк, когда узнал, что предмет мародерских пыток намеренно калечил себя временами. Ну, просто когда Северуса таскали за школой эти падлы, то случайно порвали ему одежду, увидев незаживающие порезы. — Охренеть… он вообще больной, гляньте-ка сюда! — сказал тогда Поттер дружкам, задрав водолазку Снейпу, пока тот пытался снять пакет, надетый ему на голову, и не задохнуться. — Ребят, давайте просто скинемся на пиццу и пойдем пожрем, — предложил Петтигрю, ударив лежащего по печени, шипованым ботинком Блэка. — Нравится боль, Нюниус? — глумился Блэк, колено которого прижимало шейные позвонки подростка к земле. — Да отъебитесь вы! — рыдал Снейп, продрав отверстие для воздуха в пакете, прежде чем заорать от боли, когда Блэк, сидящий на нем сверху, сделал затяжку и ткнул горящей сигаретой ему в плечо. — Ну что, ты кончил? — Ладно, блядь, пошли отсюда, — после этих слов Поттер прошелестел пакетом, натирая кулаком физиономию Снейпа, Блэк встал с него, и компания удалилась. Им было тогда лет по четырнадцать, и все это было так ужасно, что Северус еще неделю потом кончал без остановок. Вместо домашнего задания, воротясь со школы, он запирался в ванной, включал музыку и представлял Моцарта, лежащего при смерти в постели и на последнем издыхании дописывающего «Заупокойную мессу». Вдоль его предплечий к запястьям струились алые потеки, когда он сидел на кафеле, упираясь затылком в стену и дрочил свой маленький член, покрытый кровью. — Мой дом полон слез. Я прощаюсь с телом и возношусь в прах. Я восстаю, дабы суд свершился над душою моею. Пощади же меня, Боже, даруй милость твою, осияй меня вечным покоем и благодатию…* — высокий певческий сопрано «Лакримозы» заунывно затягивался и накладывался на плавный адажио, медленный, льющийся фон скрипок, виолончелей и контрабасов, перекликающихся между собой… переплетения альтового и басового тромбона возносили Северуса высоко в катарсис… Когда третий литургический раздел секвенции восьмого порядка в ре-миноре — слезный — завершался, Северусу казалось он уходил в поднебесную, его мозг прошивало невообразимой печалью, он чувствовал, что ему надо срочно прорыдаться. И он кончал в слезах и боли, думая, как же он терпеть не может Блэка. Потом он очухивался, как после обморока или сюрреалистического сна. И шел за шваброй, чтоб вымыть за собой пол. Со временем стало все сложнее уделять внимание вселенской скорби, во-первых, Северус пахал, аки папа Карло, на разных мусорных работах — разносил газеты по почтовым ящикам, подносил напитки в кабаре, драил толчки в закусочных, заливал бензин в баки на заправках, во-вторых, на его коже почти не оставалось живого места, из-за чего он носил плотную одежду с рукавами даже летом. Еще в раннем возрасте Северус узнал, что он не только гнусный ушлепок, но и музыкант, правда, за музыкальные вкусы пришлось выхватывать еще больше. Зато готы признавали его за своего, иногда приглашая потусить вместе. Так он подсел на готик-метал, порой позволяющий напитаться энергией для того, чтоб творить колдовство. Сейчас же, едва парень собирался посвятить несколько часов ненависти «Мародерам», его непременно что-то да отвлекало. На сей раз отвлекающим фактором послужил звонок домашнего телефона в прихожей, куда пришлось спускаться со стояком наперевес и в немного испачканных кровью трусах. — Да! — гаркнул Северус, снимая трубку и невольно вперившись взглядом в свой шрамированный, но такой же маленький, как и в четырнадцать лет, член. — Северус, ты? — раздался чопорный тенор аристократа. — Люц? За каким-таким везением? — удивился он товарищу. — Твой сотовый опять в раковине утонул? Постоянно выключен, купи уже себе коммуникатор нормальный, не совами же мне письма тебе слать? — Черт, там батарея разрядилась… — оправдался слизеринец одному из немногих музыкантов, которые с ним имели неосторожность общаться по-людски. — Говори быстрей, я очень занят… Звонок был совершен Люциусом Малфоем, блондинистым красавцем, мега-аристократом, потомственным симфонистом из рода меценатов Консерватории, где он обучался четыре года и где, естественно, был отличником. Обладал бешеной популярностью в своих элитно-светских обществах, но публику редко эпатировал, придерживаясь величественной отстраненности, поэтому со всеми остальными имел связи сугубо деловые или взаимо-игнорируемые. Считал себя гендерно-нейтральным бисексуалом, правда к близким отношениям вообще не стремился. Поговаривали, что у него был единственный партнер, по совместительству являющийся младшим братом, ибо инцест — дело семейное. — Ох, что ж, прости, что отвлек тебя от мастурбирования, Северус, к тебе было одно очень важное предложение, — произнеслось из трубки. — Блядь, ну говори быстрей, я стою в коридоре без штанов! — Боюсь, это не телефонный разговор… — Замечательно, — Снейп присел на корточки, чтоб не сверкать прелестями из незашторенного окна. — Приходи сегодня вечером в «Сферу», там будет небольшая встреча… — Подробней, можно? — парень провел пальцами по внутренней стороне бедра, где у него были вырезаны буквы «Си», если он перед кем-то когда-либо разденется, чего, конечно, в этой жизни не случится, то, в принципе, сможет солгать, что это типа нота «Си». — Это касается нашего выпускника Хогвартса. Он хочет с тобой поговорить кое о чем, — ответил Малфой. У Снейпа пересохло в горле. В этом году из Консерватории выпустился выдающийся хормейтер, Лорд аккордов, Темный Маэстро — Томас Реддл. Стоило послушать его постановки и станешь вечным рабом музыки, так о его спектаклях утверждали слухи. Мелкие подпевалы, трусливо избегающие волшебства звуков, незнающие ни черта о настоящей силе, за тридевять земель обходили его концерты. В «Еженедельной какофонии» писалась статья о том, что Темный Маэстро клеймил участников своего оркестра Скрипичными ключами, высеченными на предплечьях при помощи черной магии. Интересно, что такому человеку понадобилось от никчемыша? — Ну… хорошо, все. Я понял. — Я рекомендовал тебя, — добавил напоследок Люциус. — Будь к половине двенадцатого. — Буду, — сказал Снейп, бросая трубку, мигом прячась за стеной от какого-то автомобиля, остановившегося напротив окна. Из машины вышла прелестная особа, или вернее сказать — особь. Эта девушка действительно завораживающей красоты, словно воплощенная из всех разом порнографических постеров с дерзко обтянутой шортами попкой, вызывающим вырезом блузы, сводящим с ума бюстом, пантеровой грацией и огненно-рыжими волосами была для Северуса… тупо соседкой. Или даже больше. — Чего уставился? Помоги что ли, — попросила Лили, увидев одну голову со смоляными волосами, торчащую из окна. Лили Эванс с детства хорошо относилась к Северусу, давала перекусить, когда он голодал, делилась информацией о «Мародерах», которых он презирал, — по большому счету, он мог назвать ее близкой подругой. — Пять секунд! — он понесся в комнату, нацепил штаны, и вылетел на проезжую часть, где Лили выгружала из багажника «Феррари» громоздкие сумки. — Здорова, — девушка обняла его одной рукой, из другой не выпуская раздутый портфель. — Ограбила бутик? — фыркнул Снейп, беря ношу. — Ой, да блин, это не мои вещи, — Лили потащила третий чемодан к порогу дома. — Да? Я думал, ты провожала своих или их уже депортировали обратно? — бэк-вокалистка визгливо засмеялась. — К счастью, мексиканцы не слишком избирательны в туристах. Хвала Чайковскому, Туни укатила на свой медовый месяц, подвернула ногу на свадьбе, так спешила к алтарю, но круиз не отменили из-за гипса. У родителей годовщина в Париже, — она источала радость, таская тяжести. — Это шмотки одной знакомой, я вызвалась забрать их с вокзала. Помнишь, я рассказывала? Фанатка, мы сперва переписывались, а потом ее зачислили в Консерваторию… — Мг, — Снейп слабо разбирался о чем речь, выгружая тонны каких-то декоративных подушечек с заднего сидения. — Вчера нас загоняли со сценой, мы еле выбили «Сферу», для тура по Британии еще ничего не готово. Нужно было подписать документы с ливерпульскими менеджерами, а Джей закрыл меня в студии до восьми, пока я не соглашусь перепихнуться, якобы. Никак не отвяжется, не пойму, мне что арию в до-мажоре для него написать о том, как он уже достал со своими самцовыми замашками? Дебил. — Перережь ему глотку смычком, — посоветовал Снейп, закинув на крыльцо последнюю сумку и усевшись сверху на гору вещей, как поступила и соседка. — Чтобы на меня охотилась каждая вторая нимфоманка Лондона? Нет уж, увольте. Хуже дебилов только армия разъяренных поклонниц дебилов, — подшучивала она над напарниками по группе, вытирая ладошкой пот со лба. — Полностью согласен, — ухмыльнулся слизеринец, ощущая себя искупанным, ведь утренняя свежесть сменилась повальной жарой, а он был запакован от лодыжек до подбородка во все черное. — Тц, чего мы тут развалились, идем в дом! — цокнула языком Лили. Северус послушно поднялся и проследовал за хозяйкой, он знал, что Лили в настроении будет трещать без умолку, и скоро доповествуется до главного. В светлой гостиной было прохладно, работал кондиционер и пахло пряниками. Мародерка прошла на кухню, шевеля аппетитными для кого-то тазовыми полушариями, указав приятелю присаживаться на кресло. — Будешь кофе? — она включила электрический чайник, открыла холодильник, выглядывая из проема двери. — Без разницы, — сказал Снейп, наслаждаясь чистотой и уютом, коих у него никогда не было. — В общем что, — начала подруга, нарезая колбасу, сыр и овощи. — Бродяга так нажрался вчера… в общем-то, все как обычно, на столах танцевал, приставал ко всем подряд… отрезвляющих чар на него не напасешься… — Мудозвон, — прокомментировал парень, чуть прикрыв веки и стараясь не сжимать зубы. — Джей отвез его к себе в полпятого, — когда Лили выкатила стеклянный журнальный столик, поставила тарелку с бутербродами, Северус принялся агрессивно жевать, смотря на нее безумными глазами. — Он потом еще Питера отвозил… — Насрать, — с набитым ртом выпалил товарищ, все равно он был уверен, что эти двое любовники. Ну не могли ими не быть, хоть Лили и утверждала, что оба абсолютные гетеро. — У тебя что, опять дома еды нет? — жалостливо изогнула рыжие брови вокалистка, присев на ковер и взмахнув дирижерской палочкой, левитировала на столик две чашки кофе и молочный кувшин. — Не, я же на работу вчера не выходил. — Тогда возьмешь себе… — внезапно из глубин помещения раздалось чье-то энергичное пение. — Ты дарила мне розы… Розы пахли полынью… Шевелила губами… Исчезала мгновенно… Не сидела в засаде… Никогда не дышала тихонько в трубу… Мы скрывались в машинах равнодушных таксистов… По ночным автострадам нарезали круги… Ты любила холодный обжигающий виски… И легонько касалась горячей руки… Оу! А потом было лето… Мы прощались и знали — мы с тобой одной крови, мы небесных кровей… Твои драные джинсы… И монгольские скулы… Ты была моей тайной… Зазнобой моей! ** В гостиную выпорхнула шатенка, с влажными, вьющимися волосами и в банном белом халате, слегка смутилась публикой, но допела после умоляющего жеста Лили о продолжении. — Я воспользовалась твоим бальзамом с эфирным маслом, такой ароматный… — Сказала, твои уехали? — Но я же не сказала, что одна. К тому же, зачем мне забирать чужие вещи с вокзалов, Сев? Познакомься с Гермионой Грейнджер. — Привет, — стеснительно улыбнулась юная леди, Северус мрачно кивнул. — А меня не предупредили о гостях. — Северус уже уходит, правда, Сев? — Лили плотоядно осмотрела девчонку и перевела взгляд на соседа, растянув театральную улыбку. — Меня здесь не было, — поднял ладони вверх Снейп. — Бли-ин, там же сумки… — спохватилась хозяйка. — Я занесу, это же мои сумки! — ринулась к труду Грейнджер, рыжеволосая преградила путь со словами: — Нет-нет, у нас помощник, — и шепнула за спиной помощника: — сиди тут, а то халат развяжется… Северус соорудил милую ужимку, повернувшись к Лили, прежде чем затащить пару чемоданов в дом. — Ой, хватит, — отмахнулась она, таща еще пару. Они оперативно снесли сумки в прихожую, после чего Лили зашла в дом и вернулась спустя минуту с бумажным пакетом бутербродов. — Вот, держи. — Спасибо, — Северус оперся о перила ступенек. — Тебе спасибо, что помог, — подмигнула Лили. — Мы немного увлеклись русским роком. — Лили, я не олень, — склонил голову набок парень, сплюснув губы в гримасе. — За что и получаешь чмок в щеку, — сказала гриффиндорка и проделала обещанное. — Отчетный концерт в конце августа в «Гала-холле», я на рассылке пригласительных, жди сову, — провожала она соседа до обочины дороги. — Черти бы меня подрали, если я на него пойду. — Не трынди, — лукаво улыбнулась девушка. — Будет эпичное шоу. — Мг, может в этому году Дамблдора от лимонных долек не успеют откачать… — Ой, тебе лишь бы кто-то умер! — засмеялась Лили, когда друг осклабился на обиду одной из боготворительниц руководителя вокальной кафедры. — И это буду я, если пойду на ваш концерт в «Гала-холле». — Придерживайся установки «бьет, значит любит». — Все, блядь, меня нет… — разнервничался Северус, скрываясь за дверью своей убогой берлоги, Лили еще отчего-то угорала посреди улицы. Эти каникулы точно выпьют из него все соки, ведь «Мародеры» активно блистали по всему музыкально-магическому миру на заре славы. И только второй курс за плечами, дальше они элементарно сторчатся, — утешался мыслями слизеринец. Он смотрел помехи на телевизоре с самодельной рожковой антенной, жуя бутерброды и проклиная красно-золотой факультет. Кроме Лили, разумеется. Но, по сути, из-за нее он отгребал в школе, — будто бы именно он виноват, что они с Эванс соседи, а Поттер хотел ее, или что они с Эванс нормально общались, а Поттер был сказочным долбоебом? Позже Снейп отгребал по поводу вузовских делений, львиные горлопаны старались всех змей за пояс заткнуть, но Снейпу, почему-то, везло сразу за всех остальных. Он злился, возбуждался и его подбородок подрагивал от неискупимых душевных повреждений. Тогда он начинал воображать — что бы он делал, будь у него пистолет? И легчало. Дожидаясь вечера и встречи с загадочным Темным Маэстро, Северус задремал под шипящими помехами ЭмТВ. Проснулся он уже в сумерках и перевалился через оконную раму, чтоб покурить и вглядеться в ночное небо, презентовавшее ряд звезд млечного пути. Над скошенной створкой обозначилась самая яркая звезда в созвездии Большого Пса, и Северус долго всматривался в нее, ощущая чудовищную безнадежность. Даже то, что он находил на темном небосводе, прорастало болезнью в сердце, корни заразы были очень глубоки и сплетали разные возраста, взгляды, комплексы. Он отворачивался, переводя взор на стену своей одинокой спальни, покрытую плакатами с изображениями школьно-вузовских врагов. Фронтмены группы «Мародеры» почти на каждом снимке стояли в обнимку, в сокровенно пацанской позе, трепля струны бас-гитар или поднимая бутылки бурбона, будто произнося песенный тост. Некоторые колдографии отмечались четкими и неоднократными попаданиями острия дротика для дартса в головы или тела солистов. Никто из парней не мог выйти сейчас из этих портретов и нанести ему увечья физические, зато моральных увечий сколько… Эти портреты, о наличие коих никто никогда не должен был знать, — все, что было у Северуса для визуализации мщения, потому что никогда не будет ничего большего… Из общего плаката анархистов солист с черными длинными волосами, наглым, саркастичным выражением лица, в кожаном жилете на голый торс, — ухмылялся ему самым скотским образом. Северус просто прислонил средний палец к картинке, вновь возвращаясь к мыслям о пистолете. Конечно, у него была дирижерская палочка, но, поскольку колдовать вне Консерватории запрещалось и никаких концертов для подпитки заклинательного потенциала он не давал — волшебное, музыкальное оружие было малоэффективным. Ну и так, в клетке дикой неприязни, упершись одной рукой в постер, а второй шаря у себя в штанах, поглаживая приподнявшееся тонкое достоинство, симфониста уже ничто не смущало. Шагнув от школьного порога ко взрослой ненависти, он планировал всегда оставаться в статусе великомученика, приспособившись к унижениям, ибо только это он получал всю жизнь. Как раз в тот момент, когда Северус уже дрочил на всю длину, больно сжимая ладонь на торчащем члене, в распахнутое окно влетела почтовая сова. Обогнув маневр вокруг обглоданного молью абажура, птица выкинула из клюва записку и улетела так же внезапно, как и появилась. — Ну что еще за… — недовольствовал парень, оторванный от важного дела. Быстро заправив майку в штаны, он поднял с пола странное послание. Это был пригласительный билет на концерт. «Факультетская группа Консерватории Хогвартс «Мародеры». Гала-холл. Начало в семь вечера». Снейп раздраженно закатил глаза, потом посмотрел из окна, услышав голоса с улицы — соседка с ее новой спутницей усаживались в машину. — Да что ж за блядство! — вздрогнул Снейп, где-то в шкафу что-то завибрировало. Сотовый телефон, погребенный под тряпками, достиг дна и издавал рычащие звуки, вызывая абонента. Было только начало одиннадцатого, Люциус Малфой решил отличиться пунктуальностью и сказал, что заедет за слизеринцем через десять минут.