Not Fast Enough

Ужин оказался более неловким, чем предполагал Гамильтон. Или, может быть, так было только для него: Марта и Томас, похоже, считали, что такой тихий ужин — это нормально. Наверное, такого не было раньше, но после смерти их ребенка многое поменялось. Марта бросает короткий взгляд на Александра, догадавшись, что ему необходимо говорить за едой. — Итак, мистер Гамильтон… — Алекс, пожалуйста, — улыбается парень. — Алекс, — поправляет она, — У тебя есть какие-нибудь интересы… Кроме работы? Томас фыркает, бессмысленно помешивая еду на своей тарелке. Гамильтон свирепо окидывает его глазами. — На самом деле есть, вопреки распространенному мнению, — говорит он, снова глядя на Джефферсона. — Но обычно я так занят работой, что у меня не выпадает возможности заняться этим. — Возможно, ты неправильно расставляешь приоритеты в своей жизни, — произносит она, пока Гамильтон изо всех сил старается не думать о том, что она говорит совсем как Томас. — У тебя есть жена? Семья? Муж? — добавляет она. — Никого из вышеперечисленного, — говорит Гамильтон с легкой улыбкой. — Я одиночка. — Вот ты сейчас не просто так это сказал, да? — простонал Томас. — Ага, разберись с этим, — Александр снова обращает свое внимание на прелестную миссис Джефферсон. — У меня есть несколько друзей, с которыми я иногда хожу выпить. — О, тогда я желаю тебе всего наилучшего, — улыбается Марта. — Да, спасибо. Снова воцарилась тишина. Чудесно. Гамильтону сейчас больше всего на свете хочется выскочить из этой комнаты и доехать до самого своего дома. Но он понимает, что если уйдет сейчас, то шансы вернуть Томаса на работу в ближайшие дни снизятся к минимуму. Он должен сидеть здесь и надоедать, пока Томас наконец не очнется. Люди умирают. Вот так устроена наша жизнь. Настало время Томасу понять это и двигаться дальше. Честно, от одного этого депрессивного вида, Алекса тянет блевать. А может, всё дело в том, что он просто хочет снова увидеть улыбающегося Джефферсона. Увидеть, как кожа вокруг глаз слегка морщится каждый раз, когда губы растягиваются в улыбке. Слышать раздражающе-сексуальный протяжный звук, которая сгущается, когда парень хочет спать, или его «кокетничество», или просто мудацкие выражения, которые он тщательно подбирает, потому что знает, что это может сделать с людским самоконтролем. Черт бы его побрал! Гамильтон клянется, что не покинет этот дом без сопровождения. *** По-видимому, дома у Джефферсонов нет запасной мужской пижамы, которая бы ему подошла, а свою собственную Алекс забыл дома в спешке. То, что ему дали в конечном итоге, было вещами Томаса. Гамильтон никогда не признается в этом, но в ту ночь, будучи окруженным запахом Тома, ему спалось гораздо легче, чем за все то время, что он был один. Хотя ему все равно потребовалось некоторое время, чтобы уснуть: тихая ночь на окраине, нарушаемая только стрекотанием сверчков и звуками природы, была неестественной для Александра, который предпочитал гудение машин и разговоры людей за окном. Утро все равно наступило быстро. Раньше он никогда не беспокоился о том, чтобы встать с постели. Раньше он знал, что Томас обязательно ворвется и принесет ему завтрак. Но «сейчас» не «раньше». Прошло около часа, может быть, полтора, прежде чем Гамильтон наконец вышел из комнаты, одетый и готовый к новому дню. Блуждание вниз по лестнице заканчивается приключением: Марта оставила записку, в которой сообщила, что у нее есть дела, которые просто нельзя откладывать, и чтобы Алекс чувствовал себя как дома. Если бы Александр включил мозги сразу, а не через несколько минут, он бы понял, что это означает «Томас ещё не вставал». Итак. Где комната Томаса? Нет. Для начала, где кофеварка? *** — Томас! — прокричал Гамильтон, ворвавшись в комнату с двумя чашками кофе в руках. Он проделал то же самое с тремя комнатами, прежде чем нашел нужную. Но внезапно остановился, заметив в кровати голого Джефферсона. Точнее, его голый зад. О, Господь, это было большой ошибкой. — Тебе надо научиться стучать, — простонал Томас, не поднимая головы. Гамильтон быстро приходит в себя, в глубине души радуясь, что Томас уткнулся лицом в подушку, а не в его раскрасневшееся лицо. Румянец, к счастью, быстро отступает. — Веселая ночка, а, Томас? — хотя его тон и был игриво-насмешливым, желудок опять странно скрутился, а тело напряглось. — Нет, — отвечает Джефферсон, не двигаясь с места. — Собираешься стоять тут весь день и пялиться на мою задницу? Или расскажешь, зачем пришел? Черт, откуда он знает?! — Я принес тебе кофе. Ну, сливки с сахаром и с легким привкусом кофе. — С каких пор ты приносишь мне кофе? — безразлично спрашивает парень. — С каких пор ты спишь после полудня? — Алекс отвечает вопросом на вопрос. Он заходит в комнату, потому что пути назад уже нет, и ставит стакан на тумбочку. — Ты же не оставишь мои усилия напрасными, правда? — Ты нажал кнопку на машине. Она сделала это за тебя, — говорит Томас. — Эй, вообще-то прежде мне пришлось выяснить, какие кнопки нужно нажать на твоей глупой машине! И я нашел кружки, так что давай, пей. — Не хочу. Гамильтон вздыхает и делает глоток из своей кружки. — Послушай, Томас, — начинает он, садясь на кровать, — Ты никогда не почувствуешь себя лучше, если не попытаешься. Парень усмехается. — Хорошо, признаю, неудачный выбор слов. Но ты должен хотя бы поесть, — продолжает Гамильтон. — Возвращайся к работе, вместе со мной. — Не сегодня. Алекс снова вздыхает. — Послушай, я не уйду, пока ты не решишься пойти со мной, — он пересиливает себя и ложится рядом с Томасом. Под «рядом с ним» подразумевается «на краешке». Возможно, у него и были свои мотивы, но сейчас больше всего хотелось предоставить Томасу то же самое, что было предоставлено Алексу, когда он был в трудном положении. Поддержку. — Чего это ты делаешь? — спрашивает Томас. — Обнимаю тебя, — отвечает Гамильтон, несмело положив руки на его плечи. — Тебе это нужно. — Я голый. — И что? Раньше ты помогал мне мыться. — Да, но это другое! Я не обнимал голого тебя в постели жены. — Ну, тут голый только ты. Хочешь, я тоже разденусь? — Ради Бога, — бормочет Томас. Александр ахает. — Джефферсон, у тебя ведь нет непристойных мыслей о другом мужчине, пока жена в отъезде? — спрашивает он, — Как тебе не стыдно! — это мысли Гамильтона, а не Томаса. Он снова рад, что парень не смотрит на его покрасневшее лицо. На этот раз Том даже не отвечает, позволяя Алексу действовать как вздумается. Проходит минута или даже больше, и самообладание Гамильтона постепенно ослабевает. Его рука начинает скользить по коже Томаса и останавливается у бедра. — Может, тебе нужно отвлечься? — неуверенно предлагает Александр. Томас напрягается, когда рука проводит по ягодицам. — Знаешь, я могу это обеспечить… Джефферсон резко поднимает голову и злобно смотрит на Гамильтона. — Да кем ты себя возомнил?! — Александром Гамильтоном. — Это не даёт тебе никаких прав! — Пожалуйста, Томас. Кто-то вроде тебя не воспринимает кого-то вроде меня, понимаешь? — Я был очень мил с тобой, но ты сейчас получишь. — Стой, нет, я просто пытаюсь отплатить тебе, — мягко перебивает Гамильтон, протягивая руку за кофе и делая еще один глоток. Его вторая рука все еще на Томасе. — Ты сейчас огребешь. — К тому же, твоя жена, кажется, больше не собирается рожать. Ярость яркими огоньками вспыхивает в глазах Томаса, но это именно то, во что Гамильтон целился. Однако чего он не ожидал, так это того, что Джефферсон прижмет его к кровати и придавит сверху. Кофе выскальзывает из руки и разливается по кровати. Что ж. Гамильтон возбужден. Томас наклоняется ближе. — Не смей. Не смей так говорить о моей жене. Она — мой свет в этом мире, и любое твое пренебрежение к ней — грязь на могиле. Алексу потребовалась лишняя секунда, чтобы ответить, просто чтобы убедиться, что из его рта не вырвется ни одного смущающего звука. — Ты сидишь на мне, Томас. Джефферсон закатывает глаза и садится на кровать, натягивая на себя одежду. — Помоги мне сменить простыни. Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома. И никогда больше не возвращался. Когда ноги парня касаются пола, Гамильтон спрыгивает с кровати, попутно стягивая одеяло. Ухмылка на его губах заставляет Джефферсона вопросительно сморщиться. — Я вытащил тебя из постели. Да? Гамильтон действительно сделал все это только для того, чтобы вытащить парня из постели? Он действительно сделал это, рискуя тщательно выстроенными отношениями?