***
В кафетерии довольно уютно — вполне чисто, правда, пахнет вареной курицей и даже немного хлоркой. Официанты улыбаются, пусть и натянуто, но улыбка всё же есть. Но от этого становится только хуже — обстановка не то чтобы накаляется, просто напряжение между ними становится больше, чем в розетке с двести двадцать вольт. Финн ежится и заказывает бутылку вина, пока Энджел смеется, шутя, что они точно так сопьются. Этого им еще не хватало — время окончания школы, экзаменов, а они как последние нюни набухиваются в хлам. Нет, лучше не так. По крайней мере, не сейчас точно. Шатен прыскает в кулак и случайно ударяется локтем об стол, из-за чего падает ложка, звонко ударяясь об пол, а парень шипит, словно змея, которой наступили на хвост. На мгновение этот звон оглушает Грейзера, и тот морщится, но все снова смеются и Джек пытается достать ложку. По крайней мере, делает вид, еле потягиваясь к ней, после жалобно хныча: — Достаньте ложку, а. Я не дотягиваюсь, мне лень. И Финн тянется к той самой дрянной ложке. Сгибается почти пополам, тянет руку и кончиками пальцев даже дотрагивается до покрытой серебром ложки. Но, сколько не стараясь, ухватиться за нее он не может. Со стороны, конечно, смотрится это смешно — два парня пытаются поднять ложку, которая лежит в метре и которую можно достать, просто подняв свою задницу со стула, но нет, они же любят сложности. Любят держать свой зад на стуле и в тепле, как и остальные в этом заведении. Джек, просто вытягивая руку в её сторону, кряхтит и пыхтит. Финн уже забросил это дело и спокойно отпивал из бокала вино, изредка помешивая его покачиванием бокала. Третий же просто наблюдал за тщетными попытками поднять чертову ложку, но его брови медленно сводились к переносице. На улице появился легкий ветерок, сопровождаемый взбушевавшимися листьями. — Джеки, может, поднимешь свою задницу, а после и ложку? — Это для слабаков, я открываю новый челендж, — самоуверенно выдает он в ответ и выпрямляет спину. Спина начинает жалобно ныть, отзываясь болью в ногах, и шатен не упускает возможность пошутить на тему старости и бренности бытия. Ложка все еще на полу. Для Финна, в какой-то степени, эта ложка напоминала себя — до него пытались дотянуться, но лишь для вида. Формальность, на самом деле не желающая иметь дело с этим назойливым мальчишкой с кудрями. Помешивая вино и смотря на ложку, он не мог оторвать от нее взгляд, и всё это было так печально похоже на игру в погорелом театре на одного актера. Ресницы трепетно подрагивают, а глаза так выражали тоску, что любой бы мог подумать, что эта ложка значит для него что-то довольно существенное. Однако, смешно сравнивать себя с ложкой. Никому не нужная, покинутая, такая, которую перешагивают и обходят. Которую будет не жалко согнуть фокуснику или подобию магов-экстрасенсов, которую не возьмут даже на металлолом. Но, — О Боги! — ложка поднимается с пола и ставится на стол. Слава Богу, что такой внимательный официант удосужился поднять ложку и, Господь, улыбнуться. Финн криво улыбнулся в ответ и отвернулся в сторону друзей. Болтовня сверстников за соседним столиком была совершенно ни о чем — телефоны, игры, приставки, игры, телефоны, игры, приставки, игры, телефоны, телефоны, телефоны, игры, игры, игры, сверстники, сидящие рядом. От этого балагана всем троим хотелось сбежать прочь или, по крайней мере, разнести здесь все к чертям, чтобы ни осталось ни следа. Ни капли. Чтобы об этом месте помнили, как о какой-то червоточине, как о проклятом месте или образовании кратора, когда упал метеорит, а он очень, очень, очень вреден, и если к нему подойти, то он охватит всё и всех синим пламенем, и их род будет проклят навечно, да так, что ни одна человеческая душа не сможет снять этого проклятия. Эшер уже пару минут молчит, вслушиваясь в эти разговоры. Соскакивает, словно ужаленный крапивой, сжимает руку в кулак, щурится так злобно-злобно, а после стучит по столу и за окном поднимается сильный ветер. Он буквально сносит всю пыль и листья. Заставляет их кружиться столбом, ломать хлипкие ветки и раскидывать их по кварталу, даже попадая прохожим в глаза и запутываясь в волосах. Грейзер соскочил в разницу с ним в пару секунд. Брюнет же, — что было довольно странно, — просто поставил на стол бокал с вином и с прищуром уставился на этих двух. Эшер нерешительно сглотнул и выдохнул. — Что с тобой? Ты с ума сошел? — Джек хмурится и пытается понять, что не так. Во рту пересохло, язык слегка немеет и как будто покрывается налетом. Каменным, будто язык посыпали крошкой из цемента и алмаза, а после залили водой и стали ждать, пока масса застынет. — Прошу, не делайте вид, будто не слышите. Они обсуждают нас. Точно обсуждают нас! — русоволосый пытался говорить тише и держать самообладание, но голос так и рвался, заставляя его выдавливать слова фальцетом и даже поскрипывать. Еще чуть-чуть и, кажется, он лопнет. Финн платит за заказ, оставляя крупную сумму чаевых, около ста долларов. Для официанта это удачный день, но если бы он таковым был, если бы. Сегодня Финн щедр из-за особенного случая, а не по собственной прихоти или милостыни. Он берет за руку Эшера и выводит из кафетерия, направляясь в сторону старого заброшенного вокзала. Ветер гулял сквозь улицы, раздавая гул и танец листьев. Сметал всё вокруг, даже умудрялся создавать струю из листьев и скручиваться, становясь больше, будто бы хотя воплотиться в огромный и страшный ураган, но тут же успокаивается и раскидывает листья по тротуару. Финн держит Эшера за руку и тащит, тащит к вокзалу так, будто волочит, тащит, будто бы он ребенок, который провинился и пришел домой не вовремя, или же подрался с одноклассниками, разбив им носы. С каждой секундой ветер усиливался, уже снося детей с ног, пока Энджел скрипел зубами и тормозил. — Достаточно! — крикнул Эш. Из глаз сыпались искры, и можно было ожидать, что из-за них возгорит пламя, и весь город сгорит до тла. Запястье ныло и покраснело, ветер сшиб фонарь и тот, затрещав и щелкнув, повалился на асфальт, задев еще и рядом стоящую лавочку. Вулфард тут же обернулся и его глаза стали размером с пятицентовую монету. Такое он видит впервые, именно в жизни, не в фильмах. Замирает, руки стискивает в кулаки и делает пару шагов назад, отходя от Эшера. Грейзер же вовсе встал как вкопанный, и Финн с Джеком выглядели так, будто увидели монстра. Того, кто стал причиной многих страхов, похуже лохнесского чудовища, упырей и даже пенанггалана. Ветер оглушает своим воем, оглушает так, что почти невозможно стоять, и парни сгибаются пополам, закрывают ладонями уши и прикрывают глаза, пытаясь докричаться. По крайней мере, пытался Джек, пока Финн продолжал пятиться назад, но, споткнувшись, упал на тротуар, и расстояние от него до дороги — слишком мало, чтобы это можно было назвать безопасным. Деревья склонялись перед ним, их ветки трещали и давали понимать, что недолго они будут укрывать их от града. Слепая ярость, а может и обида, охватила Эшера, и в большей степени он сам не понимал, что он творит. Он никогда не был таким вспыльчивым и злым, он никогда не хотел причинять зла и никогда, никогда, никогда не хотел разрушать что-либо, особенно в любимом городе. Послышался громкий вскрик, что-то невнятное и размыто похожее на «Прости», после чего перед глазами Энджела наступила темнота, а в затылке, на мгновение, появилась тупая боль. Первая мысль — умер ли он. Вторая — как бы он думал, если бы умер. Третья — что вообще произошло. Четвертой мысли не последовало. Она будто бы увязла в каком-то болоте, будто её засосало в никуда, также, как и все остальные мысли юноши, и его сознание…***
Джейден сидел в душном салоне автомобиля, в котором пахло чем-то очень гадким. По запаху напоминало малину смешанную с сильным и резким одеколоном, от которого умерли бы даже мухи. Назойливая мысль о том, чтобы открыть окно, не покидала Либерера на протяжении всей поездки, и он всё же решился на это — зажал кнопку, и неприятный запах смешался со свежим воздухом, по итогу растворившись полностью. Выглянув в окно, наблюдая за облаками, которые плывут куда-то на северо-восток, он смотрел то вправо, то влево, вправо, влево, вправо, влево… И так еще долгое время, пока не смотрел на то, что позади. А что позади? Позади дом, мать, которая останется в прошлом городе, и бывшие друзья. Единственный плюс Нью-Йорка: там Уайатт, там Джек, и, возможно, Финн. Насчет того, что Финн в Нью-Йорке — он уверен на семьдесят процентов. Из тысячи, если быть честным. Тоска, разрывающая грудную клетку, сильнее, чем когда-либо. Она прожигала словно горящая спичка, хотя нет, не спичка, настоящий огнемет. Прожигала дыру, но чертовски медленно, по клеточкам разбирая его изнутри. Шанс вернуться домой равен нулю, но Джейден и не собирался, ведь бросать такой шанс на самостоятельную и обеспеченную жизнь, а также развитие в плане актерского мастерства — плевать против ветра, зная, что попадешь себе же на лицо. «Какого черта я не полетел на самолете?», — думает Джейден уже сотый раз, даже зная ответ на вопрос. Он не полетел, потому что так соскучился по простым поездкам на автомобиле с осевшим на языке терпким привкусом одеколона и чувством духоты в салоне. О да, какое блаженство на самом деле. Сейчас он жалеет, что отказался от перелета. А ведь на самолете всего пару часов лететь. В машине же он уже больше суток, и это пиздецки утомляет. Да, именно так, ни меньше, иначе он не сможет передать всю боль и усталость от такой тяжелой поездки. Глаза закрываются, связи нет, а по радио играет Битлз. Музыка, которая не режет слух. Музыка, от которой чувствуется душевная раскрепощенность. Музыка, от которой… Либерер прикрыл глаза и чувствовал, как конечности расслабляются и тело тянет в приятной истоме. Открыв глаза, он понял, что уже стемнело, а мать сладко посапывала. Ничего необычного, но машина всё еще была на ходу, и осознание этого приходит спустя пару секунд. Джей открывает рот, вскрикивает, и Анжела просыпается, резко дергает руль, и они вылетают на встречную полосу. Сердце громко стучит и, кажется, сердцебиение закладывает уши. Он вытягивает руку, словно младенец, ищущий грудь матери, и машина впечатывается в грузовик. Слышится крик, машинный визг и он чувствует пульсирующую боль в висках. А еще, кажется, в кисти рук. Его руки были в крови, и нет, это не тот случай, когда он ощущал себя погрязшим в крови, он был действительно грязным. Руки дрожали и покалывали, а правая была вывернута под слегка неестественным углом, и он знал, что это перелом, потому что боль была такая, что из глаз катились слезы. Открыть дверь автомобиля обычным способом не получилось — снаружи на ней огромная вмятина. Получилось лишь хорошенько её пнув, и то не с первого раза, после чего она просто повалилась на землю. Ноги сильно дрожали, и со стороны он был похож на только вылупившегося цыпленка, мокрого и прилизанного, облепленным маленьким пушком. Только выбравшись, Джейден повалился на землю рядом с дверью, упав на правую руку и крикнув, одновременно всхлипывая. Машина была в плачевном состоянии — двигатель был смещен, передняя часть кузова была помята почти «всмятку». Также, из машины валил дым, хоть и мелкими струями, но он будто бы оседал над ними и перекрывал доступ к кислороду. Грузовику же повезло больше — большая вмятина на крыле и шок у водителя. Анжела молчала и, кажется, будет молчать теперь всегда. Нет, так не должно быть, всё должно быть по-другому. Всё будет хорошо, всё будет отлично. Переборов свой страх, отчаяние и приступ паники, Либерер встал с земли, хоть и медленно-медленно, шаг за шагом. Сначала он оперся на свою здоровую руку, согнув правую и пытаясь вообще не функционировать ей. После, в действия были замешаны ноги — он еле как сел на корточки, чувствуя слабость и дрожь. Спустя минуту он смог полноценно встать на ноги, всё ещё пошатываясь, и только сейчас он заметил, что у него на лице кровь. Он просто дотронулся до головы, которая болела, и нащупал там что-то такое вязкое и липкое, и посмотрев что там, ужаснулся. Джей снова качнулся и направился к водительскому сидению, где должна была сидеть мама. И правда, она сидела там — неподвижно, на лице выражено спокойствие и безмятежность. Её глаза лишь слегка были открыты и были такие стеклянные-стеклянные, что ему вмиг захотелось плакать. Губы её были ещё розовыми, но если присмотреться, то приобретали синеватый цвет, как когда проводишь летом в воде больше положенного и губы синеют от холода. Джейден не верит своим глазам — нет, все должно быть не так, это невозможно. Нет, точно нет, конечно нет, нет, абсолютно точное нет. Скорая помощь приезжает спустя час и констатирует смерть Анжелы Мартелл, и тогда Джейден разбивается полностью. Не может поверить словам и сидит, смотря в никуда, просто пытаясь осознать произошедшее. Смириться. Пытается найти утешение в тикающих наручных часах, и даже ноющая острая боль в руке уже не так сильна, как раньше. Теперь вместо неё появилась боль утраты, боль от понимания того, что вот — человек, которого ты любил больше жизни, нет больше рядом. Можно ли теперь считать жизнь бессмысленной? Определенно да. Теперь вся жизнь состоит в том, чтобы оправдать все старания матери и найти цель. Забавно, не те так ли? Цель жизни: найти её смысл и уговорить себя продолжать жить, хоть в этом нет никакого смысла. Теперь у него ничего нет.