New classmate

Маттео так и не смог уснуть этой ночью. Мысли, словно разъяренный хищник, впивались в голову острыми когтями. Он просто лежал на кровати и вспоминал. Вспоминал всё, что было в его жизни. В какой момент началась эта чёрная полоса страданий? Он листал старенький, потрепанный фотоальбом. На счастливых фотографиях из детства, на его лице сияла лёгкая улыбка. Глаза Маттео защипало от влаги. Просто потому что когда-то, всё было хорошо. Ему не приходилось думать о том, что как только он придёт в школу, все уставятся на него с гадкими ухмылками. Он не думал, что в любой момент, в дом может заявиться пьяный отец, или просто в плохом расположении духа, выдав сыну дозу "воспитательных" подзатыльников. Тогда, Маттео не знал, что такое настоящий страх. Он помнит, как они всей семьёй уезжали за город, устраивая традиционные пикники по выходным. Мать всегда делала аккуратные, словно с картинки, сэндвичи с малиновым вареньем, бережно укладывая их в корзинку с красным в клетку покрывалом. Всё, как по законам кино. Ещё, в детстве, он очень любил животных. Пожалуй, все местные собаки знали его. Стоило ему выйти на улицу, как его тут же кто-то да встречал, приветственно виляя хвостом. Маттео обожал поездки к другу детства своего отца. У него жила старенькая, бельгийская овчарка, которая всегда была рада маленькому гостю в их доме, как и её хозяин. Он каждый раз угощал Маттео, чем-нибудь вкусным, и часто говорил, что он очень способный мальчик, и сможет многого добиться в жизни. От этих воспоминаний, на лице Флоренци всплыла кривая ухмылка. Ага, конечно же. Если стать местной "знаменитостью" за первые два месяца в школе, и побитый рекорд всех учеников по прогулам, можно назвать успехом, то он действительно далеко пошёл. Маттео дошёл до последних страниц своего альбома. На этих фотографиях запечатлено время, когда всё только начиналось. В глазах уже не было того озорного, детского огонька. В них больше не было желания жить. Последнее фото. Сердце больно сжимается в груди. Маттео поджимает губы, с ужасом вспоминая события того дня. Тогда, спустя около трёх часов, после того как мама нажала на кнопку фотоаппарата, отец впервые его ударил, за то, что Маттео случайно врезался в него, бегая по дому. И больше, альбом никогда не пополнялся. Всхлипывая в темноте, утирая слёзы рукавом тёплого свитера, Маттео захлопывает дворец прошлого, складывая его обратно в пыльную коробку, где хранились все старые вещи, которые он просматривал раз в полгода. Парень неожиданно даже для самого себя, вскакивает с кровати, а следом и вовсе выходит из комнаты. Он не помнит, чтобы слышал, как отец приходил домой сегодня. Маттео нервно поджимает губы, хватаясь рукой за перилу лестницы. Внизу горел свет. Мама не спала. Флоренци уже и не вспомнит, когда они разговаривали в последний раз, кроме того, как просил её сходить на собрание. Делает первые шаги по лестнице, громко сглатывая. Мать стояла на кухне у плиты, упорно перемешивая еду на сковороде лопаткой, наверное, уже по третьему кругу. — Мам? — Тихо окликает Маттео, словно боясь спугнуть, застывая в проходе. Женщина оборачивается, растерянно окидывая сына взглядом. Его глаза всё ещё были красными от влаги, а пальцы легонько дрожали. Повисла тишина. — Я... я... — И он не смог ничего сказать. Лишь нервно вздохнул, уставившись в потолок, пытаясь сдержать подступившие слёзы. Черты лица матери сразу же смягчились, и она заботливо впустила сына в свои объятия. — Что случилось, сынок? — Так нежно и обеспокоенно шепчет, поглаживая парня по спине, заставив сердце гулко забиться от тоски. Она не злится на него. Не злится за то, что Маттео не хотел разговаривать с ней, запирался в комнате, и порой, пропадал по ночам у Йонаса, даже не удосужившись оповестить её. Она всё понимала. Она его любила. — Прости... Прости за то, что у тебя родился я, прости за то, что вынуждена терпеть меня, прости за то, что не хочу разговаривать, прости за то, что я ничего не могу сделать, прости за то, что я плохо учусь, прости за то, что я всё ещё жив. Мать только сильнее прижала к себе сына. Он считал, что не заслужил этого. Не заслужил после всего того, что сделал. А точнее, после того, что ничего не сделал.

***

Быстрыми шагами идёт по коридору, пытаясь не обращать внимания на тех, кто двигается навстречу. Такое ощущение, что всем кажется, что каждый уважаемый себя ученик, обязан кинуть косой взгляд в сторону Маттео, иначе не выполнит свой долг на этот день. Только вот сегодня, все, почему то ещё и смеялись, когда оказывались за его спиной. Флоренци не помнит, чтобы записывался в клоуны. — Привет! — Расплываясь в солнечной улыбке, здоровается Шрайбнер, которого, Маттео, заметил только сейчас. Он слишком увлёкся мыслями о том, чтобы убежать из школы как можно быстрее. — Э... Привет? — Пытаясь отвлечься от самокопаний ответил Флоренци, слегка хмурив брови. Это была их первая встреча вне кабинета. — Ах, да, пока не забыл. — Маттео достаёт из кармана ручку, которую задолжал Давиду. Но Шрайбнер внезапно помрачнел. Он смотрел куда-то за плечо Маттео, судя по всему на тех, кто смеялся, указывая в светловолосого парня пальцами. Парень в спешке взял ручку, пихнув в боковой отсек рюкзака. — Развернись. — Флоренци опешил, не понимая смысла в этой просьбе. Зачем? Посмотреть на тех, кто не может сдержать смеха, глядя на жалкого Маттео? Так он множество раз видел все эти лица. Качает головой в немом вопросе, на что Давид вздыхает, хватая того за плечи, разворачивая насильно. — Блять... — Послышался шелест бумаги, которую, судя по всему, Шрайбнер сразу же сорвал с портфеля Маттео, усердно комкая в руках. И до Флоренци сразу всё дошло. Он понял, почему все так на него пялились последние несколько минут. — Спасибо... — Неуверенно благодарит Маттео, потирая от стыда затылок. А смех позади лишь набрал громкости. Хотелось провалиться под землю. Не было ни малейшего желания знать, что же написали на той прокля́той бумажке. — Пойдём отсюда. — Нахмурившись фыркнул Давид, и, схватив парня за запястье, потащил куда-то за собой, кинув скомканный лист в мусорное ведро неподалёку. Маттео особо и не сопротивлялся. Наоборот. Лишь бы быстрее уйти. Покинуть это адово здание, и больше не видеть этих людей. Они шли, пробиваясь через толпу учеников, которые, кажется, смотрели изменённое расписание, громко о чём-то переговариваясь. Такое скоплением народа, всегда заставляло ноги подкашиваться от страха. Перед глазами всё плыло, а голоса смешивались во что-то плохо различимое. Он лишний здесь. Лишний в этом мире. Свежий воздух - как лекарство во время болезни. Ненадолго облегчает невыносимые страдания. Облака тяжёлым грузом плелись по небу. Такие величественные и гордые. Что им дело то того, что происходит там, внизу? Никакого. У них есть своя цель, и они её выполняют. Даже у облаков есть цель, Маттео. — Ты не боишься, что из-за меня, над тобой тоже могут начать... издеваться? — Голос предательски дрогнул. Давид недолго раздумывал над ответом, отрицательно покачав головой. Он усердно искал что-то в кармане своей куртки. — Ещё не поздно передумать. — Маттео упрямый. Пытается подловить какой-нибудь фразой. Хочет увидеть сомнение в его взгляде, но Давид лишь хмыкает, положив ладонь на плечо светловолосого парня. — Маттео. Мне всё равно, что там будут говорить другие, если я буду с тобой общаться. И я не собираюсь менять своё мнение, и отсаживаться от тебя на уроках тоже. — Шрайбнер улыбается, на его щеках вновь показываются ямочки. — Мы можем пойти домой вместе, если ты хочешь. — После этого предложения, Маттео словно прошибает током. Он не хочет домой. Он знает, что отец собирался вернуться сегодня вечером, а последняя их встреча закончилась далеко не на дружелюбной ноте. — На самом деле, я собирался сначала заскочить к другу. — Ложь. Он собирался весь день проходить по городу, вернувшись домой только в глубокую ночь, чтобы не пересекаться с отцом. Йонас сейчас наверняка был занят, или проводил время со своей девушкой. Ханна была довольно приятным человеком. Маттео считал её хорошей хотя бы за то, что она нормально к нему относилась. — Окей. — Давид как-то разочарованно вздохнул, присаживаясь на бетонный выступ около моста, окинув Маттео приглашающим взглядом, протягивая ему косяк. Флоренци ухватился за него указательным и большим пальцем, делая первую затяжку. Их плечи практически соприкасались. Это было так... странно?.. Не то, чтобы Маттео боялся находиться с ним рядом, нет. Всё же они соседи по парте. Но сейчас, они не в школе. Они сидят так близко и курят один косяк на двоих, потому что хотят, а не из-за того, что вынуждены. — Проблемы с родителями, да? — С чего ты... — Включился защитный механизм. Он не любит об этом говорить. Это то, что он пытался порой скрывать даже от Йонаса, который в курсе всей ситуации. Маттео не успел договорить, как его перебили. — Ты на весь класс кричал, что им плевать на тебя, а после спрашиваешь, с чего же я это так решил? — Давид удивлённо поднял бровь, впиваясь взглядом в Маттео, который тут же взялся руками за голову, издав душераздирающий стон. — Бля... — Многозначительно издал Флоренци. Он уже успел и забыть об этом инциденте. Маттео уставился в небо, пытаясь принять более правильное решение. Отпихиваться дальше - смысла не было. Сделав глубокий вдох, голубоглазый неуверенно кивнул. — Иногда, бывает немного сложно. — Всегда было очень сложно. — Прости, я... Я не очень хочу говорить об этом. — Да, конечно. Я понимаю. — Давид перенимает косяк из рук Маттео, делая медленную затяжку. — Тоже не люблю ворошить прошлое. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уехать? — Неожиданно спросил Флоренци, сомкнув пальцы в замок. Он часто об этом думал. Буквально каждый день. Будь у него деньги, Маттео бы давно собрал чемодан, отправившись туда, где о нём никто не знает. Поменял бы себе номер телефона, сменил имя, все документы... Начал бы жизнь заново. Давид кивнул. — А ты? Куда бы ты уехал? — Не знаю... Не важно, на самом деле. Главное, чтобы там никто не знал, кто такой Маттео Флоренци. Лучше бы этот Маттео Флоренци, вообще не существовал.