***
Необычное приветствие Эвана становится первым в череде неоднозначных событий, в которые Джесси оказывается вовлечен. Эван не оставляет его в покое, не дает забыть о себе, но и не переходит черту. Все движения точно выверенные, они вроде бы дружеские, но с подтекстом. Все сообщения несут в себе намеки, которые Джесси нарочито не замечает, чтобы не попасть в хитро сделанную ловушку смыслов. В конце концов, если он начнет возмущаться, придется признаваться почему. Да и все это временно, успокаивает себя Джесси. Эван приходит к нему из-за общего праздничного проекта. Однажды, совсем скоро, проект закончится, и тогда прекратятся его визиты. Тогда Джесси станет легче. В таком ритме проходит неделя, Джесси учится спокойно реагировать на вторжения Эвана в его тихую гавань. С интервью они заканчивают, отредактировав его несколько раз. Но на горизонте маячит фотосессия. И Эван внезапно считает себя обязанным хорошенько подготовить Джесси. Количество сообщений в их истории растет ежедневно. И Джесси цепляется за каждый факт, невольно упоминаемый Эваном. Удивительно, но они находят общие темы для разговора. И постоянно находят друг в друге новое. Джесси ходит по комнате на цыпочках, чтобы не разбудить миссис Бейли (в шесть утра у нее занятия по испанскому), и в итоге выходит на улицу и записывает Эвану голосовое сообщение. В красках рассказывает, что со времен средней школы он отвык позировать перед фотокамерой. Предпочитает фотографировать других. Мама с папой так расстраивались, что Джесси не часто попадал на школьные фото. Хотя школьные фото ужасный компромат! Эван отвечает через пятнадцать минут: «Занятно, но придется тебе переквалифицироваться на денек». «P.S. Извини, я заслушался. У тебя приятный голос». Джесси не знает, что ответить, отправляет смайлик. Он видит в этом их маленькую традицию. Если Джесси смущается, он замолкает. А Эван после этого, как правило, возвращается к рабочим вопросам. «Как насчет гардероба? В каком стиле ты хотел бы сняться?» — пишет Эван, не разочаровывая ожидания Джесси. Он лежит на диване. Одна нога закинута на спинку, вторая свисает к полу. Джесси пялится в телефон, ощущая, как сердце бьется быстрее, и быстрее, и быстрее… Роняет телефон на грудь, сжимает виски ладонями. — М-м-м, за что, за что, за что, — шепчет он в пустоту, а Эвану отвечает: «Еще не знаю». Затем утыкается в экран, по привычке следя за точками. Эван пишет большое сообщение, но по какому поводу, интересно знать! «К слову, в бюджете есть пару сотен долларов на прикид для фотосессии. Можешь воспользоваться», — приходит от него. Джесси печатает: «Окей, я подумаю». Поднимается на ноги и начинает расхаживать туда-сюда, едва не цепляя головой низко висящую люстру. Позади плащом развевается подол домашнего халата. Джесси на автомате мнет пояс, который когда-то был толстым и пушистым, а теперь сжался в тоненькую трубочку. На очередном повороте халат цепляет сложенные стопкой диски, и они с грохотом сыпятся на пол. Джесси чертыхается. Так душевно, хотя и сквозь зубы. Все диски он складывает обратно в стопку на краю ящика с зимними ботинками. По виску стекает капля пота, Джесси смахивает ее, думая, что стоило бы помыть руки, но видит, что у телефона светится экран. Любопытство живо выбрасывает из его головы другие мысли. Джесси подбегает и смотрит, что ему написал Эван. «Тебе так или иначе придется побегать по магазинам». «Я могу составить тебе компанию. Но не завтра и не послезавтра :)» — Вау, ничего себе, смайлик, — вздыхает Джесси. В мозгу всплывает мысль, которая даже смешит. Не пойти ли по магазинам именно завтра, чтобы не делать этого с Эваном? Джесси еще не понял, умеет ли он дружить с Эваном, поэтому в ступоре гладит пальцами телефон. Пока он молчит, Эван присылает еще одно сообщение. «Потому что ноги болят, надо отдохнуть». Джесси думает о неприличных вещах, от которых у Эвана болят ноги. Думает, что Эвану хватит честолюбия делать такие намеки. Более того, Джесси боится, что он не обманывает. Наверное, подцепил где-нибудь более сговорчивого парня и теперь мучает его. Джесси собирается ответить дерзко, возможно, даже дать ему понять, что его не заботит, с кем Эван и где. Но решимость в нем надламывается, будто сухая ветка. А вдруг он себя накрутил? В итоге не без труда Джесси убеждает себя не рубить сгоряча. Но Эван снова реагирует быстрее, экран светится. «Я бежал экологический марафон. А ты что подумал?» — Лучше тебе не знать, — шепчет Джесси и набирает сообщение: «Как раз сверялся с датой марафона!» «Болит так, что надо вызывать массажиста или вызывать скорую?» Эван отправляет Джесси смеющуюся панду, и тот фыркает. Смешной смайл. Присаживается на диван. Их общение не могло не измениться после встречи на пляже. Если Эван считает нормальным флиртовать, Джесси переживет. Телефон сигнализирует. Разговор с Эваном казался завершенным, Джесси приподнимает бровь, видя, что сообщение от него. «Как хорошо в уютной атмосфере спальни, освещенной свечами, после чашки горячего шоколада с коньяком сделать друг другу эротический массаж! Когда люди пренебрегают ласками, они не задумываются о том, каким огромным эротическим потенциалом обладает кожа. А ведь она является не только самым большим, но и главным сексуальным не половым органом человека. Ее тепло, упругость, отзывчивость к боли и наслаждению превращают ее в основной источник эротического восприятия и главный объект чувствительного воздействия. Именно поэтому так важно ввести в свою сексуальную практику эротический массаж». — Вот же, — пискливым голосом говорит он. Это статья Джесси. Его сраная статья, выпущенная в конце февраля. Как Эван сумел найти ее так быстро?! Зачем он ее нашел? Мозг Джесси застывает, его хватает на то, чтобы ответить эмодзи. — Так тебя. Да, твоим же оружием, угу-угу, Эван.***
Джесси забывает сходить в бухгалтерию и перед самой фотосессией обнаруживает, что на его «Американ Экспресс» слишком мало денег, чтобы идти по магазинам. Он деликатно сообщает об этом Эвану, ожидая, что тот предложит перенести съемку, потому что у Джесси нет рубашек и достаточно официальных брюк. Но Эван вызывается одолжить ему на пару дней свою одежду. Они беседуют около лифта, ждут, пока кабинка поднимется на седьмой этаж, и Джесси словно со стороны видит себя самого, кивающего, как кролик перед удавом. И хотя он понимает, что придется идти к Эвану домой, предвкушение того, что в его руках окажутся вещи Эвана, срывает все предохранители напрочь. Джесси хочется верить в свою благонадежность, в то, что с рубашками и штанами Эвана не случится ничего, за что ему придется краснеть. Но в том-то и фокус, что Джесси не уверен! Так что да, он соглашается и ломает свою же стратегию. Впрочем, стратегия не работает на пять с плюсом. Джесси удается поддерживать видимость дружбы с Эваном. Местами он даже получает искреннее удовольствие, находясь с ним рядом. Но ревность разъедает их отношения, как кислота. Эван делится, что обожает все части «Пилы», а Джесси уже думает, со сколькими бойфрендами он смотрел этот фильм перед тем, как уложить их или дать возможность уложить им себя. Эван между делом хвастается столом, купленным по крутой цене для кухни, и пошлые мыслишки тут как тут. Небось трахался с кем-то на кухне. Иногда Джесси беседует с внутренним голосом, олицетворяющим здравый смысл. Тогда он приходит к выводам, что жизнь Эвана не состоит из одного секса, а жизнь самого Джесси уж точно не должна состоять из догадок, как часто у Эвана секс. Иногда дубовый стол — это просто дубовый стол. Но мысли кружат, а потом другой ехидный голосок, который Джесси именует подсознанием, ржет ему в ухо и спрашивает: ну как, помогло?***
Джесси знает, где живет Эван. Но спрашивает адрес, он же не сталкер какой-нибудь. В четверг его отпускают раньше. Чтобы не маяться опять целый день мыслями о предстоящей встрече, Джесси залетает домой, берет рюкзак с фотоаппаратом, мини-аптечкой и перчатками, забрасывает его на спину и отправляется в новое лос-анджелесское приключение. Карта и монетка организовывают ему весьма скучное путешествие и приводят на улицу Сан-Диего. На широкую темную трассу, по бокам которой растут сосны. Джесси сверяется со временем на экране телефона и ставит таймер на двадцать минут. Едва ли Сан-Диего предложит ему что-то любопытное. Джесси мог бы успеть гораздо больше, передвигаясь на автомобиле. Но свой «гольф» он оставил дома сознательно, предпочитая садиться за руль как можно реже. Курсы вождения, на которые Джесси отправил отец, оставили ему на память яркую жуть и привычку ездить медленно, почти уткнувшись носом в лобовое стекло и сжимая руль пальцами до побелевших костяшек. Он видит белку. Наглую белку, которая терпеливо ждет, пока он достает из кармана орешки. Джесси улыбается, оставляя для нее несколько на земле. Она не ест, пока он рядом, так что Джесси приходится ретироваться. Но спустя десять шагов он оборачивается и не видит ничего, ни белки, ни орехов. Сокрушается, что не успел ее сфотографировать. В голове всплывает: надо рассказать Эвану! Остальное время своего двадцатиминутного марафона он проводит без общества неожиданных гостей. Садится в такси и называет водителю адрес Эвана. «Беллиджио-роуд, 10499» не желает ложиться на язык. Так непривычно произносить вслух то, что он неоднократно проговаривал в своих мыслях, строя самые немыслимые варианты развития их отношений. Джесси не успевает настроиться, а такси уже сворачивает на бульвар Сансет, виднеются многоэтажки Копа де Оро роуд. До Беллиджио рукой подать. Может быть, Эван его тоже ждет. Волнуется. Как вообще Эван волнуется? Джесси такого ни разу не видел, даже представить себе не может. Выходя из такси, он вспоминает, какие эмоции Эван проявлял рядом с ним. Ничего конкретного. Сдержанная радость, замаскированное разочарование. Эван прекрасно владеет собой, без этой черты он бы, наверное, не казался столь идеальным в глазах окружающих. Поднимаясь на крыльцо, Джесси рассматривает дом. Большое белое строение колониального типа. Дворик с идеальным газоном и розами окружает кованый забор. Джесси идет по гранитной дорожке и прочищает горло. Нажимает на кнопку. За дверью что-то происходит. Он пытается расслышать шаги, а Эван уже открывает дверь. Приветствует его улыбкой радушного хозяина. — Прошу, проходи, ты как раз вовремя! Эван отступает. Руки Джесси ложатся на лямки рюкзака, он вертит головой. Промолчать о том, какой красивый внутри дом, все равно что не заметить слона в посудной лавке. Джесси ступает по персидскому ковру, оказывается в свете желтых ламп, развешанных по стенам. Эван провожает Джесси в гостиную, целомудренно держа руку на его плече. Жестом приглашает сесть на огромный диван, обитый белым шелком. Взгляд Джесси задерживается на барной стойке около шкафчика в человеческий рост, скользит по мощному дубовому столу с выключенным макинтошем на нем, наконец, останавливается на полках, плотно заставленных книгами. Он сидит в библиотеке. — Ты хорошо тут все обустроил, — признается Джесси. Эван тем временем помогает с рюкзаком. Он взвешивает его на руке и округляет глаза. — В поход собрался? — Отчасти так и есть. — Ты уезжаешь? — Нет, я… — Джесси становится не по себе. — Я не рассказывал тебе, что иногда… иногда я сажусь в метро и еду куда глаза глядят? Выбираю остановку наугад, там, где не был, и иду рассматривать все… Ты так делал когда-нибудь? — Честно говоря, мне в голову даже не приходило ехать куда-то, куда ехать не надо. Эван смотрит на него, как на инопланетянина. — За впечатлениями? — пожимает плечами Джесси. И его сносит, как туриста волной у причала. — Как у тебя с парнями? Новые впечатления, м-м-м? Джесси сразу же понимает, что сморозил глупость. Дело даже не в том, что конкретно он сказал, главное, что он поднял тему. Вернулся на побережье Дел Рей и разрушил иллюзию того, что они оба об этом забыли. Между Эваном и Джесси будто существует тайное пари: кто первый вспоминает тот разговор, проигрывает. И Джесси проигрывает, сдается первым. Он встает с дивана, Эван заговаривает: — А как ты не теряешься? Помню, ты рассказывал мне про тот случай с метро… — Меня спасают навигаторы, и я запоминаю путь. Иногда даже фотографирую. — Джесси нервно шарит по карманам. — Ладно. Так что? У нас нерешенный вопрос с моей одеждой. — Он поглаживает ладонью запястье другой руки. Под пронзительным взглядом Эвана Джесси чувствует себя эмоционально голым. — Я тут подумал, что… — С удовольствием выслушаю твои предложения, но сначала, может быть, поужинаем? В баре есть любой алкоголь на твой вкус. Останешься? Джесси взвешивает за и против и, еще не дойдя до конца, произносит: — Да, конечно. Эван сияет: — Шикарно, — и первым выходит из библиотеки. По пути на кухню Джесси попадает в темную комнату с непонятными силуэтами. Видя интерес своего гостя, Эван жмет на выключатель, и картинка выбивает из Джесси изумленное «вау». Он оказывается среди десятков мини-моделей боевых самолетов, расставленных около стен. Подходит к одному из них, Эван становится позади. Его ладони ложатся на плечи Джесси, тот рвано выдыхает весь воздух. — Ты можешь брать их в руки, если хочешь, — предлагает Эван. — Прямо перед тобой «Стратофортресс». — «Страто…» — Можешь называть его Б-52. — Джесси старается его слушать. Его слова, а не только горячее сопение у самого уха. — Американский бомбардировщик. Этот — шестьдесят второго года выпуска. До сих пор в строю. — Эван скользит рукой по его плечу, предплечью, берет за запястье и ведет к модели справа. — Более новая модель, Б-1Б. Обожаю его историю! Взлеты, падения, модернизация. Эван смешивает для него коктейль: апельсиновый сок, водка и лед. Джесси ходит с ним по комнате, от одной модели к другой, кубики льда стучат у него в стакане, кондиционер разгоняет теплый воздух. — Первый «Лансер» взлетел в семьдесят четвертом, — рассказывает Эван. — А в семьдесят девятом, представь себе, программу едва не закрыли. Слишком дорого. Картер думал, что работать над Б-1А невыгодно, проще обновить Б-52. Конечно, модернизация всегда обходится дешевле, чем создание чего-то с нуля. — А чем все закончилось? — Власть сменилась. Рейган посчитал, что на Б-1 рано ставить крест. Эван заканчивает на «Файтинг Фалкон», полушутя говорит, что для одного раза достаточно, а то у Джесси в голове все перепутается. И предлагает продолжить как-нибудь в другой раз. Джесси слышит в его словах завуалированное приглашение, кивает. — Куриные наггетсы и салат из киноа с креветками и крабом, подойдет? Джесси усаживается за стол, а Эван закидывает себе на плечо тонкое белое полотенце. Смотря на него, сложно не проникнуться романтическим настроением: Эван выглядит расслабленным, домашним. Его темно-синий свитшот кажется таким мягким на ощупь, а чиносы подчеркивают стройные ноги. — Ты чудо! Джесси восхищается. Несмотря на то, что чувствует: его намерены соблазнять едой. Он осматривается и убеждается, что Эван любит готовить. Человеку, который обходится едой на вынос и пользуется службами доставки, незачем такая махина и столько техники. Значит, он не устраивает представление лично для Джесси. Ну, может быть, немного, может, он не каждый день готовит для себя салат из какого-то киноа с креветками. — Погоди, ты еще не пробовал, что у меня получится, — Эван достает из холодильника куриную грудку и берет острый длинный нож. — А где ты этому научился? — Готовить? — Нет, так круто выглядеть с ножом в руках, — смеется Джесси. — Так круто выгляжу с ножом я от природы, — подыгрывает Эван. — А готовить научился, как и все любители, с книгами и интернетом, там информации даже больше, чем можно усвоить… Мы с сестрой с четырнадцати лет регулярно оставались дома одни, а к магазинной еде я не питал любви. Пришлось осваивать ради себя любимого. — У тебя есть сестра? Вау, сегодня прямо вечер открытий! Джесси качается на высоком стуле, держа пальцы у лица. Расчесывает ими волосы и убирает челку со лба. — Есть, Анджелина. Она, кстати, журналист, и я советовался с ней по поводу интервью с тобой. «Снова то гребаное интервью», — проскакивает в мыслях у Джесси. — И ты воспользовался ее советом? — Скажем так, я не сразу понял важность ее совета. — Эван заканчивает с курицей. У него в миске горка идеальных по размеру кусочков. Он передвигается от шкафчика к шкафчику, почти не отрывая взгляда от Джесси, перчит, солит, а потом ставит масло разогреваться на плиту. — Она сказала, что я должен тобой увлечься. Представляешь? Мол, только так я смогу создать материал, в котором красной нитью будет исключительность моего интервьюируемого. — Ого. Наверное, это работает. Иногда. — А ты исключительный, Джесс, — выдает Эван, опираясь рукой о стол. Джесси утыкается взглядом в пол. Он не верит своим ушам и тому, что Эван произнес это предложение с утвердительной интонацией. — И я о тебе еще столько всего не знаю! — Да я вроде бы обычный парень. — Расскажи о своей семье. — Мама с папой у меня тоже обычные. Они держат аптеку рядом с нашим домом. Я единственный ребенок. — Рука Джесси тянется ко рту, он меняет тему: — А где живет твоя сестра теперь? — Какая из сестер? Обмакивая кусочки курицы в муке, Эван ему усмехается. И Джесси готов поверить, что он придерживает новость, как десерт. — У меня их три. — Три? — И еще два брата. — Не может быть, — Джесси приоткрывает рот от удивления. — Я номер четыре. Эвана перебивает шипение масла. Он поглядывает в кастрюлю и вытаскивает уже готовые наггетсы золотистого света, от их запаха у Джесси скручивает живот. Он представляет Эвана в доме, полном детей, и видит рекламную картинку, в которой Эван в детстве симпатяжка, а его сестры с золотистыми кудрями и яркими губами дразнят его за столом. Джесси силится представить его родителей. У кого из них зеленые глаза? А темные волосы? Как Эвана воспитывали? Как привили ему такую любовь к систематизации и порядку? Но потом Эван ставит перед ним наггетсы, и Джесси вспоминает. — Ты сказал, что с четырнадцати лет оставался один? — А, это. — Его голос пропадает, а потом Эван встряхивается. — Да, оставался. — Почему? — Наша семья разбросана по трем континентам, Джесс. Мама в Австралии, папа в Европе, дети здесь. — А что случилось? — Я бы сказал, амбиции. Эван переносит к нему доску, нож, а в миске Джесси разглядывает манго, авокадо, яблоко и огурец. Он сокращает между ними расстояние, забираясь с локтями на стол. Видит во взгляде Эвана разочарование, но молчит. У Джесси такое ощущение, что стоит сказать ему хотя бы одно слово, и та аура откровения, опутавшая кухню, исчезнет без следа. Он перекатывает на языке слово «амбиции». Почти иностранное. Джесси многое готов сделать ради любви, ради мечты, но амбиции ни разу не входили в сферу его интересов. Может быть, потому, что за удовлетворенными амбициями следуют обязательства, ограничивающие свободу. Одно Джесси знает точно: он рад, что Эван остался в США. — Моя мама с восемнадцати лет стала активисткой «Гринпис». Угадай, кто рассказал мне все те страшные вещи об экологии? Знаешь, ей действительно было не все равно... — Эван взмахивает рукой, выписывая ножом дугу. Джесси уверен, что последует «но». Так и случается. — Но мне хотелось, чтобы она чаще была моей мамой, а не экологом, понимаешь? — Почему она уехала? — Работа. Мама состояла в каждой второй профильной организации. — Горечь в голосе Эвана становится явной. — Сейчас, например, она строит какие-то экологические домики в Мельбурне. Довольна жизнью, сестры говорят. Я уже давно с ней не общался, если честно. Эван дорезает манго и переходит к яблоку. — С отцом примерно такая же история, — свободнее говорит он. — Только он бизнес-коуч. Активно учит в Европе кого-то быть успешным и влиятельным бизнесменом. Я всегда считал такую работу ерундой, а он жутко бесился. — Видимо, от клиентов нет отбоя? — Как и с любой дурацкой затеей. Эван останавливается, кладет кисть на стол, продолжая держать нож плашмя. Он выдыхает, и поток воздуха поднимает его челку. Джесси чувствует, будто между ними пробегают искорки. И они делают их ближе, уничтожают едва заметные барьеры. Он хочет сказать, что ему жаль. Ведь Эван заслуживает хорошее детство и внимательных родителей. Его собственная мама, например, всегда достает старые альбомы с фотографиями на день рождения Джесси, заставляя сына неистово краснеть. Летом его семья выбирается на пикники, а на Рождество дом собирает у себя всех родственников. Джесси почти злится на мир, что таких воспоминаний нет у Эвана, но молчит — едва ли он рассказывает это ради жалости. Тем более дальше разговор идет легко. Эван искренне признается, что не оказался любимчиком родителей. Они с большой охотой заботились о его сестрах, покладистых и воспитанных, не высказывающих свое мнение, а лишь заглядывающих с восхищением в рты мамы и папы. Эван говорит, что его, должно быть, оказалось сложно любить. Джесси мысленно возражает — ему это дается очень легко. — Меня семья недолюбливает, — Эван смеется, почти швыряя яблоко на доску. — Анджелина, разве что, меня терпит. Лесли так и не простила мне помолвку с ее парнем, Мэтт считает, что я разбил его мотоцикл специально… Мы как мексиканская семейка, втайне друг друга убить хотим. — Помолвку с ее парнем? — спотыкается Джесси. — Да неважно. Ну, тогда было важно. Знаешь, пышная свадьба, обмен кольцами и другой церемониальный бред в церкви. Жесты Эвана становятся дергаными, и креветки едва не просыпаются на пол, пока он, раскачиваясь, несет их на рифленом подносе. — А у кого нет историй о несчастливой любви? — Вот именно. А любовь вообще бывает счастливой? Обстановка на кухне меняется. Эван справляется с креветками, перемешивает все в салатнике и хмурит брови. Раньше Джесси не думал о бывших Эвана и уж точно не подозревал, что кто-то разбил ему сердце. Они оба замолкают и возобновляют разговор уже за столом, не вспоминая случившееся. Джесси пробует наггетсы и закрывает глаза от удовольствия. Невозможно вкусно. Он делает Эвану комплимент за комплиментом, а тот улыбается. — Только подай мне, пожалуйста, специи, — просит Джесси. — О боже, куда уж острее? — Очень остро, я обожаю это. — И соль добавляешь? — широко открывает глаза Эван. — А что? — Это вредно, знаешь? — Да, но… Почему бы нам не жить на полную? Ведь у природы есть столько способов нас убить. — Джесси намеренно цитирует Эвана, тот церемонно склоняет голову. — А так я хотя бы не буду жалеть, что ограничивал себя в соли! — О чем-то все равно жалеть будешь. «Да, например, о том, что не решился пододвинуться к столу, схватить тебя за шею и поцеловать», — думает Джесси. Но Эван поднимает бокал совиньон-блан: — За жизнь на полную. Они не напиваются, не творят безобразия, не происходит ничего, за что Джесси пришлось бы извиняться перед собой. И пускай он почти соглашается переночевать у Эвана в гостевой комнате, он поудобнее перехватывает рюкзак и в последний момент отказывается. Вещи для фотосессии у Джесси при себе, и он бережет их как настоящее сокровище. По дороге домой несколько раз открывает рюкзак и проверяет, не помялись ли они. Белая рубашка с большим воротничком и джинсы с дырками на коленях. Довольно провокационно, но Эван уверяет его, что это именно то, что нужно. Джесси настолько перенасыщается общением с ним, что почти сразу засыпает. Вещи Эвана остаются лежать на стуле. И Джесси поглядывает на них, проваливаясь в сон. Ему снится свидание, снится, что Эван забирает его с фотосессии и целует около автомобиля, пока Джесси держится за ручку, чтобы не упасть. Пальцы Эвана перебирают его волосы, скользят по шее и сминают воротник, он шепчет ему пошлости в ухо и многообещающе ведет рукой от ребер вниз. Джесси вскидывается от вибрирующего в штанах телефона. Он даже не снял с себя одежду, в которой ужинал с Эваном. Сонными пальцами он тычет на клавиши и видит сообщение. «Фотограф ждет тебя на 12:00». Во сне Эван вел себя гораздо лучше. Джесси откладывает телефон и обнимает подушку, надеясь, что сон продолжится.