***
И все же, несмотря на это, всюду цвели гвоздика и клевер, обана и колокольчик, предвещая праздник Осеннего Равноденствия*. И Селение, скрытое в Горячих Источниках, расцветало вместе с ними, радушно распахивая двери своих рёканов** и торговых лавок, привечая каждого дорогого гостя. И пожилую чету приехавшую, как и пятнадцать лет назад, полюбоваться полной луной, и восторженных молодоженов, желающих провести здесь свой медовый месяц, и компанию юных прелестниц, решивших повеселиться на выходных, и молодых господ, прибывших за приключениями. А так же всевозможных воров, шарлатанов и проходимцев, без которых не обходится ни один уважающий себя курорт. Но чем сильнее близился праздник, тем больше портилась погода, заставляя туристов вздыхать, разглядывая затянутое серыми тучами небо. И сегодняшний день не стал исключением, бодря местных жителей и приезжих с самого утра холодным дождем и кусачими, пробирающими до костей, порывами северного ветра. Мелкая морось висела в воздухе, смешиваясь с горячим паром, поднимающимся от гейзеров, что окружали Югакуре со всех сторон, и окутывала поселение душным, влажным мерцающим покрывалом, скрадывающим очертание предметов и строений, и приглушающим звуки. Редкие прохожие, которых злой рок заставил сегодня выбраться из теплых онсэнов** на промозглые улицы, старались покинуть их как можно быстрее, прячась под зонтами, и спеша под укрытие выгнутых крыш: к заботливым хозяйкам гостиниц и чайных домиков. Однако не все в селении были недовольны. Такая погода вполне устраивала мужчину, оседлавшего деревянную статую сятихоко***, украшавшую крышу храма подле рыночной площади. Скрытый от любопытных глаз огромной резной головой, он сидел так уже несколько часов, опершись на задранный в небеса рыбий хвост, и внимательно наблюдал за домом с сувенирной лавкой на первом этаже. Очередной резкий порыв ветра рванул темный плащ, выворачивая его красным нутром наизнанку, и, подхватив с крыши горсть пожелтевшей резной листвы, швырнул мужчине прямо в лицо. Тот даже не поморщился, лишь придержал широкополую плетеную шляпу, скрывающую лицо и худо-бедно защищающую от дождя. Да задребезжал надрывно колокольчик. Впрочем, его звяканье быстро потонуло в шуме падающих капель и шорохе листвы. Хошигаки Кисаме стойко сносил выпавшие на их долю испытания, возвышаясь над сонным и мирным на первый взгляд селением, не забывая, однако, словно мантру, повторять про себя проклятья, адресованные вполне конкретным личностям, живым и не очень. Всем своим очерствевшим сердцем ненавидел он подобные миссии. В отличие от того же Какузу, который их просто обожал. Легкие деньги! Что вообще в этом мире может быть приятнее? Он и в этот раз аж затрясся от удовольствия, подсчитывая в уме прибыль, а пальцы непроизвольно начали перебирать иллюзорные монеты, подергиваясь точно лапки огромного паука. Сблевануть можно от одного вида. Хидан тогда так и заявил: мол, что хотите с ним делайте — режьте, душите, с солью ешьте, только ноги его, Джашином-самой благословенной, не будет в этой убогой дыре. А от Какузу, жлоба, трясущегося над каждой замусоленной бумажкой, его блевать тянет! И кого же отправили? Кто проштрафился? Ну да, они слегка превысил лимит выписанных им средств… Но ведь это же не повод, в конце концов! Итачи, конечно, воспринял все с завидным спокойствием. Кисаме иногда казалось, что Учиха все равно, что за задание у них сегодня: выбить долг, украсть или убить. Но похищение ради выкупа? Помилуйте! Звучит, как насмешка. И ладно бы кого-нибудь из именитого клана или из обширной семьи многочисленных дайме… Какой-то жалкий клоп — Хасимото Джиро — главарь банды «Вторая звезда». Что за дурацкое название? И куда, хотелось бы знать, девалась первая? О них, поди, за пределами страны и не слышал никто! Разве что в приграничье, да Стране Мороза… Кисаме, не спуская глаз с сувенирной лавки, огладил тут же прислоненного к резному боку карпа-тигра Самехаду по рукояти, точно успокаивая. Хотя, кипятился, как водится, один лишь Хошигаки — мечу и дела не было до того, достойна миссия или не достойна их высокого мастерства. Любая миссия, которая заканчивалась сражением, была для Самехады достаточно хороша. И чем больше поверженных противников после нее оставалось — тем лучше. Кисаме же, позабыв о том, что нынче он безродный нукенин, был уязвлен. Один главарь мелкой банды заказывает похитить дитя главаря другой. Для чего было звать людей со стороны? Неужто сами не справились бы с такой ерундой? Вспоминая вчерашнее похищение, если его, конечно, можно было бы так назвать, бывший мечник нахмурился и защелкал пальцами правой руки, выражая этим свое недюжинное раздражение. Даже генин из Тумана справился бы с таким. Ни охраны, ни ловушек, а козявка чуть ли не сама пошла на руки к Итачи. И даже погони не было! Он сам проверил, дважды. Нет, Хидан определенно прав в своих высказываниях относительно шиноби из Горячих Источников. Правда, с утра поместье загудело, словно растревоженный улей; а первый помощник скачет по всему Югакуре, разослав прочих членов банды прочесывать окрестности. Но их с Итачи они, конечно, не найдут. Дураки! Жалкие дураки! Осталось всего-то: продержаться до вечера. Да и что тут делить в Стране Источников? Картошку что ли? Ветер усилился, разгоняя пар от источников, и Хошигаки потянулся с хрустом, разминая затекшую спину. Деревянная рыбина была страсть какой неудобной, однако лучшей точки для обзора было не найти. Спешащий мимо храма, одинокий прохожий под скрывающим его абсолютно полностью зонтом, отвлек внимание наемника на несколько мгновений; дойдя до поворота он свернул и скрылся с глаз не замедляя шага. Однако, этот огромный, раскрашенный розовыми лотосами зонт напомнил Кисаме об еще одном, далеко не самом приятном событии, имевшим место быть по их прибытии в Югакуре несколько дней назад.***
Попасть в селение, скрытое в Горячих Источниках, было проще простого. Легче только Дейдару вывести из себя. Ворота нараспашку, толпы снующего туда-сюда люда и одинокий сонный шиноби с хитай-ате деревни, который мельком взглянув на их документы, шлепнул пропускные печати и вернулся к прерванной беседе с разносчиком чая. — Вот уж верно Хидан сказал, деревня жалких слизней, — делился впечатлением Кисаме, пока они продвигались по мощеным улочкам к назначенному заказчиком месту встречи, не забывая принюхиваться к уличным лоткам с едой. Путь их лежал сквозь плотную людскую толпу, в которой каждый был занят только собой, и никому не было дело до двух мужчин совершенно обыденной, а оттого и не запоминающейся, наружности в дорожных одеяниях. Эти образы странствующих путешественников были, пожалуй, любимыми в их коллекции хенге. Внезапно, толпа взволновалась, закрутилась мелкими водоворотами, расступаясь перед невидимой пока еще причиной смуты. Члены «Акацуки», повторяя за толпой, молча отступили к краю улицы, поближе к лоткам с разноцветными товарами. Итачи скучающе смотрел прямо перед собой, а Кисаме разобрало любопытство. «Интересно, — думал он, — кого это сюда занесло? Какого-нибудь чиновника? Богатого торговца? Или, может, принцессу?» Ловко толкнув стоящего перед ним зеваку, Хошигаки оказался в первом ряду. И каково же было его удивление, когда он узрел не повозку, не паланкин, не, на худой конец, коня, которого вели бы под уздцы слуги! Нет, по образовавшемуся среди людской толпы коридору, степенно шагала невысокая, не симпатичная и совсем не молодая дама! И все же, несмотря на свой малый рост, незнакомая женщина выглядела внушительно, темно-синее шелковое кимоно, украшенное лишь брошью в виде головки гвоздики, придерживала с неуловимой элегантностью, гладко причесанную голову несла гордо и с достоинством, а на ее худом, бледном лице с высоким лбом и плотно сжатым тонкогубым ртом читалось: «презираю всех представителей рода человеческого», а в глазах: «а мужчин — в особенности»! Но хуже всего было то, что вслед за дамой, держась на два шага позади, шла ни кто иная, как Амая, с выражением обреченной покорности и скуки на лице и плетеной корзинкой в руках. Обводя толпу рассеянным взглядом, она, верно, что-то тихо говорила — губы ее беспрестанно находились в движении. Беззвучно ругнувшись, Кисаме попытался ввертеться обратно в толпу, но плотная стена за ним и не думала расступаться! Тут Амая скользнула взглядом по нему, точнее по первоклассному хенге, скрывающему истинное лицо Хошигаки Кисаме, и сбилась с шага, замолчав на секунду. Впрочем, быстро взяв себя в руки и поудобнее перехватив корзинку, она поспешила вслед за суровой, презирающей весь этот мир дамой. И все же, со странной смесью раздражения и удивления — по мимолетной улыбке, быстрому взгляду из-под опущенных ресниц и разлившемуся по щекам румянцу — Кисаме понял, что она его узнала, и это испортило ему настроение на весь оставшийся день.***
— Протухшие рыбьи потроха, как она вообще меня узнает! — он раздраженно стукнул кулаком по деревянному боку, отчего сятихоко обиженно загудел. На его взгляд, он совсем не заслужил такого грубого обращения. И все же, недовольство пришлось отложить на потом. Объект — правая рука господина Джиро — только что покинул здание и, набросив капюшон на голову, зашагал по улице. Кисаме проводил его вплоть до двухэтажного поместья в черте селения, что сняла на всю осень чета Хасимото и, обождав час, покинул свой пост, посчитав, что даже клона оставлять на страже уже не имеет никакого смысла. Вот и жилой квартал, где они с Итачи под видом двух путешественников, снимали комнату у крохотной, сморщенной точно перележавшей на солнце абрикос, старушки Миякэ. Старушка, пусть и ступила уже, похоже, за столетний рубеж, — Кисаме даже пошутил, что бабулька, небось, застала времена создания скрытых деревень — была довольно бодра. А слабое зрение и практические полное отсутствие слуха не мешали ей держать еще и лавочку с травами и притираниями, расположенную тут же, на первом этаже большого, запущенного дома. По непонятной никому причине, бабушка Миякэ прониклась к Кисаме симпатией, и даже предоставляла им завтрак, пусть и скромный, хотя платили они только за комнату. Однако, наученный горьким опытом, Хошигаки милой старушенции сторонился и старался лишний раз на пути не попадаться. Вот и сейчас, проигнорировав парадный вход, ведущий не только в дом, но и в аптечную лавку, где в этот полуденный час, наверняка и дремала на скрипучем стуле хозяйка, Хошигаки ловко запрыгнул в окно второго этажа, выходящее в общий коридор. Из рассказов старушки они знали, что помимо них тут живет еще две постоялицы, но девушки работали с утра до ночи, так что сам Кисаме их в глаза не видел и вполне допускал, что бабуля это все придумала. Второй этаж тонул в полумраке. Милая старушка очень удачно экономила на освещении. Бесшумно преодолев тускло освещенный коридор и, не наступив ни на одну из скрипящих половиц, Кисаме остановился у закрытой двери и, прежде чем открыть, по старой привычке прислушался. По началу, его чуткое ухо не различило никаких посторонних звуков кроме шебуршания старушки внизу, да потрескивая деревянных стен, но спустя несколько секунд, ему показалось, что за закрытой дверью кто-то едва слышно говорит. Причем, разговаривают двое. Нахмурившись, Кисаме выждал еще несколько мгновений, вслушиваясь, а после, бесшумно надавив на ручку, резким движением распахнул дверь. Две пары глаз воззрились на него в немом изумлении. То есть, Итачи, как всегда был невозмутим. Даже бровью не повел, когда Кисаме возник посреди комнатки словно из ниоткуда. Зато мелкое недоразумение, конечно же, тут же сморщилось и заревело. — Святые бубенцы, — простонал Хошигаки, захлопывая дверь и принюхиваясь. Пахло чем-то неуловимым и знакомым. — Заткни уже ее. Печать тишины отлично работала снаружи, но внутри спасения не было. Потому-то Хошигаки и сбегал, используя любую возможность, и откровенно не понимал, почему бы Учиха не погрузить их обменный товар в иллюзию и дать им часок-другой покоя? Один раз Итачи даже сунул ЭТО ему в руки. Сначала Кисаме представлял, что держит в руках большую дыню, и все было даже неплохо. Но потом эта «дыня» залезла своими липкими ручонками к нему в рот, восхищенно щупая острые зубы и хватая за язык, и бесстрашный мечник поскорее вернул вопящий «фрукт» обратно напарнику, утерся и даже ночевал снаружи, благо, ночи здесь стояли еще довольно теплые. Итачи, сидящий на стуле — ровеснике хозяюшки — все с тем же невозмутимым видом, разломил апельсин, что держал в руках и предложил липкую дольку крошке. Та тут же засунула ее целиком в рот и, опасливо поглядывая на Хошигаки, потянулась за следующей. — Мне показалось, здесь кто-то разговаривал, — протянул Кисаме, разглядывая апельсин и устраивая Самехаду в самый дальний угол, как можно дальше от этого визжащего слюнявого чудовища. Видно, чувствовал необходимость объяснить свое фееричное явление, однако его напарник лишь кротко взглянул на него и промолчал. И верно. Подумаешь, показалась ему, что кто-то разговаривал. Кто бы стал тягаться силой с самим Учиха? — На столе еда, — словно профессиональная нянька, Итачи ловко вытер сопли и апельсиновый сок с круглой мордашки их миссии и, вручив ей еще одну апельсиновую дольку и отерев руки салфеткой, принялся ловко складывать белый лист бумаги. На маленьком чайном столике уже теснились бумажные фигурки: кот, журавлик, улитка и почему-то красная цапля. Кисаме перевел заинтересованный взгляд на пакет из плотной упаковочной бумаги возвышающийся среди этого животного царства. Рядом притягивал взгляд пупырчатым боком еще один круглый апельсин. Вот чем пахло в их тесной комнатушке. Сладко. Конечно, первым его порывом было спросить, откуда еда? Но он и так знал, что Учиха ответит что-то вроде: «Купил» или «Отправил клона», не было смысла терять время и спрашивать. Так что, коротко кивнув, он схватил пакет и был таков. Обедать в компании этого слюнявого недоразумения он категорически отказывался. С необычайными удобствами и почти в полной тиши, Хошигаки расположился на крыше и засунул нос в пакет. Стакан с крышкой, коробка и промасленный сверток. И ни тебе ложки, ни палочек. Впрочем, сколько себя помнил Кисаме, он никогда не страдал привередливостью к еде и ее подаче, как и не страдал отсутствием аппетита. Странный густой суп в стакане, все еще горячий, он просто выпил, не задумываясь о том из чего его готовили. Рагу съел, вылавливая крупно порезанные куски мяса и картофеля из густой подливы, пальцами. И следом — два пирожка, похоже, картофельных. Что в них за начинка, Кисаме так и не разобрал. Благослови, Ками-сама, эту землю на богатый урожай картофеля и уличных торговцев тоже благослови! Отерев жирные пальцы бумажным пакетом и скомкав все в плотный комок, Хошигаки запустил его в свободный полет над крышами домов и растянулся на нагретой солнцем крыше, закинув руки за голову. До обмена еще несколько часов, но он ни за что не вернется в комнату. Уж лучше провести это время здесь, наслаждаясь одиночеством. Сытый и разморенный, нукенин из Кири смежил веки. Шелест листвы над головой напоминал шум прибоя, и Кисаме незаметно стал погружаться в сладкую дрему. Фрукты всегда были дороги. Особенно для него, сироты на попечении государства. Пусть он никогда не был привередлив в еде, однако, даже сейчас он с легкостью мог вспомнить то чувство неутоленного, вечно грызущего изнутри голода, что сопровождало его всю юность. Забавно, кажется, и апельсин он первый раз попробовал тоже благодаря Амае. Если выходило, в чайную всегда старались закупать изрядную долю фруктов: госпожа Шизука пекла фруктовые пироги, мариновала сливы и варила мармелад. Кое-что перепадало и Амае, а та уже в свою очередь делилась с ним. Апельсин был огромный. Заключенный в толстую пупырчатую кожуру, точно воин в тяжелую броню, он словно дразнил круглым оранжевым боком: «мол, попробуй-ка, одолей меня»! К тому моменту, как Кисаме соизволил навестить свою подружку, она уже полностью капитулировала перед бесстрашным генералом Апельсином, готовая пролить слезы поражения, не нанеся ему даже мало-мальского урона. Хошигаки, не долго думая, отобрал коварный фрукт и, оглядев его со всех сторон, отер о рубашку и впился зубами прямо в толстый оранжевый бок, вырывая кусок кожуры. Слюна, смешанная с маслянистой горечью, заполнила рот, а на глазах выступили слезы. Но разве смог бы он носить звание шиноби с гордо поднятой головой, если бы уступил какому-то апельсину! Пусть тот и едва умещался в его сложенных ладонях. Выплюнув кусок кожуры, он перебросил поверженного врага Амае, и, отвернувшись, отер лицо рукавом рубахи. Амая, посмеиваясь, дочистила вскрытый апельсин, однако, комментировать не рискнула, молча разделив его пополам. С тех пор так и повелось: если им перепадал апельсин, Кисаме каждый раз надкусывал кожуру, чтобы Амая могла его очистить, постепенно находя удовольствие и в этом. Резко крикнула какая-то птица, невидимая в густой, едва начавшей желтеть листве, и Хошигаки Кисаме непроизвольно открыл глаза. Во рту было горько, словно он ел не картофельные пирожки, а сжевал апельсин целиком, с кожурой и косточками. Однако, он лишь переменил позу и лежал так до самых сумерек, — пока на поблекшем небе не появилась первая звезда — думая о том, что там, внизу, на втором этаже, его ждет самый настоящий апельсин, оранжевый, закованный в толстую пупырчатую броню. — Пора, — бесшумно проникнув внутрь снова через открытое окно и подхватив Самехаду, он замер, не производя ни одного лишнего движения и в тоже время, оглядывая всю комнату. На узкой кровати у стены, запрокинув голову, полусидя, спал Итачи, у него под боком, свернувшись калачиком, сопел их заказ, на шатком столике толпился целый бумажный зоопарк, а апельсин… Апельсина нигде не было. — Ты прав, — откуда-то из-за спины вышел еще один Итачи и печально посмотрел на замершего Кисаме. — Извини, мы съели и второй апельсин. — Поспешим. Клон сделает все, что нужно. И он исчез, применив технику телесного мерцания. Кисаме вздохнул, бросил еще один недоверчивый взгляд на пускающую слюни и пузыри парочку и с ловкостью кошки выскочил следом в окно.***
От купальни « Нефритовая благодать» на окраине селения уже мало что осталось. Семья, что владела этим комплексом, разорилась и покинула Страну Горячих Источников многие и многие годы назад. Все, что можно было позаимствовать, уже было позаимствовано, даже миниатюрная статуя танцующей богини, для которой когда-то позировала сама госпожа-хозяйка, кому-то приглянулась — остался лишь треснувший постамент. Посему это место уже давно было отдано на откуп дикой малине, плющу, кошкам и влюбленным парочкам. Однако, сегодняшние посетители, хоть и пришли вдвоем, на влюбленных, все же, никак не походили. — Время, — протянул один из них, раздраженно похлопывая себя рукой по бедру. — Сколько еще ждать? Второй мужчина лишь склонил свою темноволосую, гладко причесанную голову, словно прислушиваясь. Так прошло еще минут десять в полной тишине, изредка нарушаемой лишь стрекотом сверчков. Внезапно зашуршали невидимые крылья, и где-то в густой кроне бука разразился истошным карканьем ворон. И вслед за этим из-под полуразрушенной арки показались еще две фигуры, с ног до головы закутанные в плащи. Встреча состоялась. — Я не вижу девчонку, — хриплый голос звучал из-под капюшона, будто из бочки. — Что за фокусы? — Она в безопасном месте, — Итачи вышел вперед, пряча руки под широким плащом и всем своим видом сообщая « я кроткое и нежное существо». — Вы получите ее невредимой, как только я увижу оплату. — Не держи нас за дурачков, парниша. С вами, наемниками, всегда нужно держать ухо востро, — говоривший, словно нарочно, вышел под свет одинокого, непонятно что здесь освещающего фонаря, и брошь в виде двух стилизованных звезд, скрепляющая плащ у ворота, заискрилась в холодном электрическом свете. — Ты слышал? С вами, наемниками, — передразнил говорящего Кисаме раздраженно. И добавил еще тише: — Что-то будет. — Сначала оплата, — прозвучал в ответ ровный голос, — а после вы получите ребенка. И Итачи сделал еще несколько шагов вперед, как, внезапно, земля за Хошигаки разверзлась, исторгнув из себя фонтан камней и грязи, вперемешку с битой плиткой, и катана, направляемая рукой мужчины, скрытым за завесой, легко вошла в широкую спину нукенина. Кисаме покачнулся и с удивлением уставился на торчащий из груди клинок. В темноте снова прозвучало зловещее «Каррр!», и, прежде чем ворон каркнул снова, клон противника рассыпался на множество земляных комьев, получив кунай в лоб, а Итачи, едва касаясь ногами выщербленной плитки, бежал по направлению к противникам, метнув горсть сюрикенов в складывающего печати мужчину. Острые грани, словно зубы, вонзились в плоть за секунду до того, как прогремели взрывы от размещенных на колоннах взрывных печатей и Итачи услышал хлопок, сопровождающий рассеивание клона. — Какой неудачный день, — сдержано заметил Учиха, обводя взглядом каменные завалы — на это раз от купальни не осталось практически ничего. -Вечно у нас все через ослиную задницу! — поддакнул Хошигаки, разглядывая грязную лужу, оставшуюся от его водного клона. — Говорил я, не надо этот заказ брать. Но разве меня кто когда послушает? И что теперь? Отвертеть девчонке башку, и вернуться с пустыми руками? — и он сплюнул. — Девочка, должно быть, уже с родителями, — Итачи поднял глаза, словно пытаясь разглядеть среди шумящей листвы ворона, однако тот сидел тихонечко. — Чего? — Кисаме навис над своим напарником. — Мои уши меня обманывают? От взрыва заложило, наверное. Ну-ка повтори! — Я сказал, что вернул ребенка родителям, — спокойно повторил Итачи, глядя на потерявшего дар речи напарника. — Господин Хаттори, кажется, пытается загрести жар нашими с тобой руками, Кисаме. А мне это совсем не нравится. Изгнанный из Кири мечник вдохнул, выдохнул и, вместо того, чтобы заорать: « Ты с ума сошел?», вполне себе миролюбиво спросил: — Причем здесь наш заказчик? Пришли ведь двое из «Второй звезды». — Они пришли в плащах «Второй звезды», — Итачи присел на чудом сохранившийся постамент. — Но желание Хаттори –сана все контролировать, сыграло с ним сегодня злую шутку. Я узнал его. По манере двигаться и слегка качать головой в конце каждой фразы. Пусть он укрылся плащом и изменил голос. Имени второго человека я не знаю, но я определенно видел и его. Он тянет левую ногу при ходьбе. — Был такой, — хрипло согласился Кисаме. — И что скажешь? — Скажу, что не люблю платить за тунца, а получать скумбрию, — ответил, слегка помедлив, напарник, глядя в багровые с черным узором глаза. — Тогда поспешим. Думаю, все слышали взрывы — скоро здесь будет много любопытных.***
Собственно говоря, их здесь больше ничего не держало. Можно было оставлять Селение, скрытое в Горячих Источниках без сожаления и отправляться дальше. Почти ничего. Кроме, разве что, непонятного желания Кисаме всенепременно съесть апельсин. Оно зародилось неожиданно, примерно в тот самый момент, как они проникли на территорию поместья Ишикен — вотчину разбойников из «Руки» — ужасно отвлекало во время веселья и не отпускало до самого конца, когда в небо взвился огненный столб, пожирая величественное строение вместе с телами хозяев. Никуда не исчезло оно и поутру. Итачи отчего-то не смог внятно объяснить, где он купил этот треклятый апельсин. Или не захотел, таинственно отмалчиваясь или мямля что-то вроде: «я точно не помню, вроде, там рядом была лавка с губками…». Так что Хошигаки, оставив зеленоватого и немногословного Учиха отсыпаться, отправился на поиски самостоятельно, пообещав, что они покинут Югакуре сразу же, как он исполнит свою мечту. В районе, где они временно квартировались, фруктовые лавки отсутствовали как класс, потому Кисаме пришлось отправиться прямиком в центр, к рыночно площади, к храму с деревянным сятихоко на крыше, ближе к торговым улицам, гостиницам и туристам. Хенге скучного господина средних лет без проблем позволило ему влиться в толпу гуляющих. До праздника Осеннего Равноденствия оставалось чуточку совсем — несколько дней — и все местные модницы уже достали из шкафов свои кимоно, украшенные семью осенними растениями ****. И седенькие скрюченные старушки под руку со своими благообразными кавалерами, и юные красавицы — в компании с такими же подружками или женихами — все пестрели нарядными кимоно, ели у передвижных лотков цукими-данго, весело смеялись, будто и не было вчера взрывов на заброшенной купальне, будто и не горело ночью Ишикен. «Может, так и правильно», — рассеяно думал Кисаме, продвигаясь вперед вместе с толпой и оглядывая цепким взглядом лотки торговцев. Рядом, прихрамывая, и опираясь на трость, медленно шел еще моложавый мужчина с висками, тронутыми сединой. На отвороте его кимоно уютно пристроилась лохматым шариком розовая хризантема. Две служанки, болтая и неся перед собой корзины, полные простыней и полотенец, обогнали Хошигаки и направились к каменным ступеням купален. Девчонка, одетая, на удивление, в рубаху с длинным рукавом и широкий светлый сарафан, а не в праздничное кимоно, с зонтом, зажатым под мышкой, вышагивала шагах в пяти от него, помахивая шелковой сумочкой на плетеном шнуре. Поначалу, Кисаме не обратил не нее никакого внимания. Но вот девчонка обернулась раз, другой, сдув непослушные пряди с глаз — третий. И лишь когда, ускорив шаг, она свернула на кленовую аллею, до него, наконец, дошло, что никакая это не девчонка, а, снова, — Амая! Замерев прямо посреди людского потока, Хошигаки в первую секунду даже растерялся. Однако, быстро взял себя в руки и, пробормотав « Ну уж не уйдешь…!», свернул следом. Аллея была пуста, если не считать чуть ли не вприпрыжку преодолевающей ее Амаи, так что Кисаме позволил доставить себе маленькое удовольствие, воспользовавшись техникой телесного мерцания, и, возникнув буквально перед ее носом, сурово спросил: — Ты что, следишь за мной?! — Вот еще! — в этот раз Амая явно ожидала чего-то такого, поэтому, не сбавляя скорости, попыталась обскакать его слева, однако была грубо поймана за руку и остановлена. — А чем докажешь? — Хошигаки прищурился, скаля зубы в ухмылке. — У меня сломался зонтик, — она уныло подергала рукой в несокрушимом захвате и, нервно обернувшись, заканючила: — Огромная дыра! Я иду к мастеру его чинить! Вот! — и, в доказательство попыталась раскрыть зонтик левой рукой, однако, у нее никак не получалось это сделать. Хошигаки разжал пальцы и стал с любопытством наблюдать за суетящейся Амаей. -Вот! — наконец, при помощи правой руки зонт был раскрыт, и Кисаме была продемонстрирована довольно большая дыра с неровными краями в его куполе. «А теперь давай уже, свали», — просто кричало ее лицо, полыхающее ярким румянцем, пока она складывала зонт, поправляла растрепанные волосы и пыталась улизнуть прочь. Очевидно, в этот раз она не искала их встречи и была совсем не рада. Похоже, — с удивлением осознал Кисаме, — и оборачивалась она так часто, чтобы увериться, что он не следует за ней. А вышло все наоборот. Надо же. — Тогда что же ты так нервничаешь, Ая-чан, на мне ведь хенге, — коварно спросил он, приноравливаясь к ее шагу. — Ах, что с того, — уныло бубнила Амая, видимо, смирившись с его присутствием и глядя исключительно под ноги. — Ты ведь все равно остаешься мужчиной… — Что ж в этом плохого? — тут Кисаме действительно озадачился. Его, например, абсолютно устраивало то, что он мужчина. — Если госпожа первая помощница увидит меня с мужчиной — мне не жить, — стенала Амая не хуже Какузу, у которого не сошелся столбец с прибылью. — Оторвет мне голову, лишит премии, заберет учениц, нажалуется госпоже Оке! Тут Хошигаки вспомнил давешнюю даму с лицом, на котором вполне доходчиво читалось: « Все мужчины — пыль под моими ногами» и согласился, что опасения Амаи не совсем уж беспочвенны. — Ками-сама, — взмолилась она, оборачиваясь к Кисаме, — будь кем угодно, но только не мужчиной!***
Здесь, в отдаленном уголке, где росли лишь отцветшие уже азалии, да вечнозеленая локва, — и не на что было любоваться — было тихо и безлюдно. Видно, Амая страсть как боялась этой первой помощницы, раз притащила его аж сюда, подальше от праздных гуляющих зевак да любопытных глаз. Пусть он и исполнил все ее пожелания. И вот теперь, сидя на деревянной скамье под сенью блестящих кожистых листьев, Кисаме чувствовал себя окончательным и бесповоротным идиотом. Идитом под женским хенге. Идиоткой. Беседа не ладилась и, все же, Хошигаки глядя на притихшую Амаю, сидящую на противоположном конце лавки и спрятавшую ладони меж колен, злился, но не уходил. — Говорят, — внезапно начала она, — ночью горело Ишикен. Выгорело все дотла. И никто ничего не слышал. Ты представляешь? Она, наконец, повернулась к Хошигаки и уставилась на него своими глазищами так, словно ждала, что он возьмет и тут же ей все выложит про ночные события, да с подробностями. Но Кисаме лишь пожал плечами. — Я ничего не слышал. — Я тоже. Но хозяйка нашей гостиницы ужасная сплетница. Она, кажется, собрала слухи со всей округи и уже к завтраку была готова поделиться ими с каждым из постояльцев. Ее версия — что это кара богов! — Все возможно, — не стал спорить нукенин, разглядывая свою собеседницу. Без всех церемониальных кимоно, гребней, лент и белил, что неизменно сопутствовали ей в Стране Чая, она выглядела еще моложе. А в этот своем сарафане, она и вовсе походила на огромный цветок вьюнка. В голове тут же, сами собой, зазвучали слова песенки: » А сегодня утром появились четыре белых и пять лиловых…» «Тьфу ты, демон! — выругался Кисаме, правда, про себя и, чтобы отвлечься, принялся рассматривать заколку, что удерживала волнистые пряди за маленьким розовым ушком — белый журавлик распростер свои крылья. — А это кто? Твоя супруга, да? Мысли Хошигаки все еще были заняты вьюнками, журавликами и апельсином, поэтому он далеко не сразу понял, о чем у него спрашивают. А уж когда понял… — Че?! Я, вообще-то, нукенин, на минуточку! — Ну и что, — Амая пожала плечами, словно мол, что тут такого, дело-то житейское. — Когда это кого останавливало? Хошигаки, только что вдохнувший новую порцию воздуха, им же и подавился. — А кто? Твоя подруга? Напарница? — проявляла Амая не дюжее любопытство, бессердечно глядя с непроницаемым лицом на то, как Кисаме судорожно пытался откашляться и отдышаться. Да…. Хенге… Выбирать особо было не из чего. Не так уж много у Кисаме было знакомых женщин. Отбросив Конан, Ринго, Теруми и тетушку Ацуко из столовой, он остановил свой выбор на той что так часто делила с ним темные ночи, являясь в кошмарах. Так что Амая сейчас с любопытством разглядывала Миру из Команды Шифрования. — Просто знакомая, — Хошигаки Кисаме на мгновение запнулся. Честно говоря, ее ведь даже и знакомой нельзя было назвать. Несмотря на то, что они изредка пересекались в штабе, Кисаме практически ничего не знал о ней. — Она очень хорошенькая, — Амая улыбнулась, с интересом разглядывая куноичи из Кири, однако, в ее глазах Кисаме явно уловил настороженность. — Кому-то очень повезет. Или уже повезло? — и она как-то подозрительно уставилась на своего соседа. — Она умерла, — Хошигаки был краток. — О, — Амая перестала улыбаться, — мне очень жаль. — Я почти ее не знал, — нукенин почувствовал себя не слишком уютно под прищуренным взглядом «ну да, ну да…». — Между прочим, ты ведь куда-то шел, прежде чем поймал меня, верно? — неожиданно, Амая сменила позу, развернувшись к нему, так что ткань сарафана натянулась, обрисовывая скрытое под ним бедро. — Давай, расскажи старушке Амае, я здесь уже неделю на перевоспитании, так что вдруг что подскажу. «Дьявол, это ведь я должен спрашивать у нее, что она здесь делает!», но бедро притягивало взгляд, словно магнит. — Я хотел …Я собирался купить апельсин, — честно признался он, все же переводя взгляд на тень от зубчатых листьев у них под ногами. — Апельсин? — Амая, кажется, совсем не это была готова услышать. — Но…ведь сейчас не сезон. Боюсь, ты не найдешь ни одного во всей деревне. Да что там, во всей Стране Горячих Источников. — Ты шутишь, да? — недоверчиво спросил он. Но Амая так честно смотрела на него и так самозабвенно мотала головой, что пришлось ей поверить. — А помнишь, — госпожа Кику одернула сарафан и улыбнулась, погружаясь в воспоминания, — как нам достался апельсин? Большой такой! Я никак не могла его одолеть… Хошигаки демонстративно фыркнул. Мол, нечего ему делать, как про какие-то апельсины помнить. Ни за что бы в жизни он не признался, что на днях вспоминал о том же. Да и что за «мы»? Нет-нет. Нет никаких «нас». Есть только он и «Акацуки». Еще, конечно, Кисаме признавал существование Учиха Итачи, но тот двигался по своей собственной орбите. Амае в ответ только и оставалось пожать плечами. — Хотя, — она задумалась. — Вот, кажется, у меня есть кое-что для тебя! Запустив руку в шелковый мешочек, Сэки долго нашаривала там что-то, словно он был безразмерный и, наконец, достала большое зеленое яблоко. — Наслаждайся, — перебросив яблоко Хошигаки, она встала и снова сунула под мышку свой покалеченный зонтик. — А я поспешу к мастеру, а то не сносить мне головы! » Где же тогда Итачи взял апельсин?», — растерянно думал Кисаме, грызя яблоко по пути в их временное пристанище. Яблоко было жуть какое кислое, Кисаме морщился, но продолжал мужественно жевать. Вдобавок ко всему, он позабыл сменить хенге, так что к середине пути, его тошнило от предложений «угостить такую красавицу сладостями» не хуже, чем от яблока. Один особо настойчивый кавалер был отправлен мощным броском справа прямиком в раскидистый куст тиса, и выбраться оттуда без посторонней помощи уже не смог. «Ни за что ведь не признается», — тут Кисаме согласно кивнул сам себе и… замер. «Цапли…». Почему-то это показалось ему очень важным. Где же он видел цапель? Совсем недавно… Точно! На зонтике Амаи, определенно, были красные цапли… — Ну что тут такого? — тут же оборвал он сам себя, рассуждая вслух. — Мало ли цапель на белом свете.***
Фудзи спешила изо всех сил, но добралась до гостиницы лишь к тому времени, когда на Югакуре уже опускались синие сумерки. Начавшийся мелкий дождь совершенно не мешал всем тем людям, что вышли на улицы, веселые и нарядные, предвкушая праздничные гуляния. Фонарики светились мягким приглашающим светом, отовсюду звучала музыка и на каждом углу продавали цукими-данго. Фудзи даже пообещала себе, что позже вернется и обязательно купит себе порцию. Или, даже две. Здесь же, в номере, было на удивление тихо и сумрачно, Фудзи даже споткнулась о скамеечку у входа, пока разувалась. — Добрый вечер, госпожа, — стряхнув мокрый плащ и развесив его на стуле — сушиться, ученица щелкнула выключателем, и мягкий свет залил комнату. — Знаю, вы ждали меня раньше, но я заглянула сперва к госпоже Иноэ, передала ей письмо от мадам. Тут она увидала миску, полную ягод, одиноко тоскующую на полированной столешнице. — Ого! Черешня! — Фудзи тут же сунула три ягоды в рот и продолжила рассказ: — Гофпоса наффаивает на фафм шкофейшем фовращеии. Время готовится к свадьбе Суйрен. Едва прожевав ягоды, девушка ту же снова нацелилась на миску. — Это очень хорошие новости, — Госпожа Кику сидела в кресле, приставленном к окну, забросив ноги на подоконник, и что-то катала меж пальцев. — Здравствуй, Суо. Ты снова не вымыла руки. — До рук ли здесь, госпожа! — набрав пригоршню черешни, она подошла к окну и устроилась на скамеечке, подле ног Амаи. — Я сама не своя была, так за вас волновалась. Хорошо, что все закончилось! — Да, — Амая растерянно посмотрела на ягоду черешни, что катала в руке: тонкая кожица лопнула, окрасив пальцы в багряный. — Все закончилось. Будем надеяться, господин Хасимото и далее будет придерживаться своих нынешних взглядов, и в Горячих Источниках установится хотя бы подобие порядка. — Вам… Вам было страшно, госпожа, — Фудзи или, как ее звали на самом деле, Суо уставилась своими огромными темными глазами на госпожу Кику. — О, еще как! Мне было очень страшно, — Амая отстраненно смотрела в окно, зажав ягоду меж двумя пальцами. — Но я знала, ради чего это делаю. Нам всем нужно быть мужественее, верно, Суо? — Ну, — она сунула измятую ягоду в рот и слизала языком запачкавший руку сок, — нас ждут большие хлопоты! Ах, госпожа Иноэ столько раз читала мне «Чистые Наставления», что я сама могу идти под венец хоть завтра! И они обе облегченно рассмеялись. _________________________________________________ * День Осеннего Равноденствия — государственый праздник, который отражает культуру почитания сезонных изменений. Он схож с Днём весеннего равноденствия тем, что посвящается прошлому, уходу за могилами и домашними алтарями, и настоящему, природе. ** Рекан — гостиница в традиционном японском стиле. Онсэн — название горячих источников в Японии, а также, зачастую, и сопутствующей им инфраструктуры туризма — отелей, постоялых домов, ресторанов, расположенных вблизи источника. *** Сятихоко - мифическое существо с телом рыбы, головой тигра, поднятым вверх хвостом и острым пилоподобным плавником на спине. Считается, что сятихоко может вызывать дождь. Скульптуры сятихоко изготавливали из глины, дерева или камня. Их крепили с обоих боков главной балки крыши храмов и японских замков в качестве украшений - оберегов. Иногда эти скульптуры покрывали золотом, демонстрируя статус владельца дома. **** Семь осенних растений — аги (клевер), обана (серебряная трава, мискантус), кудзу (пуэрария лопастная), надэсико (гвоздика пышная), оминаэси (японская валериана), фудзибакама (посконник прободенный), кикё (китайский колокольчик).