***
Паветта и Дани были относительно холодны друг другу. Относительно, если сравнить их отношения до свадьбы или до ребенка, Мая не знала когда это началось. Может, это началось из-за неё. Может, всё сыграло свою роль в поведении принцессы. Не сказать, чтобы Дани изменился. Он всегда вызывал у Маи странные чувства, подозрение — это не поменялось. Он лишь стал концентрироваться на своих делах, на политике, на документах, но в целом она видела всё того же наглеца, что она увидела впервые в саду, по-собственнически, но без особой любви, обнимающего Паветту. Её ласточка же была разбита. Она мало говорила, а если и говорила, то медленно и так тоскливо, что Маелинн хотелось тут же сбежать и напиться, в страхе, что это она виновата в произошедшем. Здоровье Паветты плохо выдержало рождение ребенка, её магические силы, что проснулись на её свадьбе, угасли до маленьких тлеющих угольков, и с ними же угасала и она. Единственное, что вызывало у неё эмоции была её новорожденная дочь, маленькая Цири, которой было около полугода. Маленькая Цири, чьи глаза Мая видела в своих снах. Маленькая Цири, за пару недель у люльки которой даже Сял прекратил шипеть, хотя всё ещё оставался недоволен происходящим. Мая избегала предсказаний всю свою жизнь. Получить им по лицу теперь и даже не догадаться было для неё чуть ли ни оскорблением, а для Сяла — показателем того, что она влипла во что-то чуть более серьезное, чем им запланированный отпуск в не имеющим особой важности мирке. В общем, Сялу ситуация не нравилась, как бы он не относился к новорожденной Цири. Паветта Цири любила, но каждый раз, когда она её видела, на глаза принцессы заметно набегали слёзы и та только сильнее расстраивалась. Мая терпеливо сидела вместе с ней, рассказывая девочке… девочкам сказки, истории, легенды. Она пела колыбельные, читала вслух книги. Паветта отказывалась позволять нянькам приближаться к девочке слишком близко, и те могли это делать лишь втихую, когда принцесса отсутствовала. Отсутствовала она редко — спать у неё выходило худо. — Паветта, — прошептала Мая тихо, не желая разбудить спящую Цири. Её мать следила за ней, покачиваю люльку худой рукой. — Паветта? Паветта! — А? — она испуганно обернулась, глаза её сконцентрировались на ведьме не с первого раза, но когда девушка поняла, кто перед ней, её испуг прошёл. Мая заметила, как её потрескавшиеся губы дернулись, как бы в улыбке, но не была уверена, не показалось ли ей. Недосып. Паранойя. Апатия. Мае очень не нравилось куда всё шло. — Пойдём, тебе нужно поспать, — тихо сказала она, беря Паветту за холодную руку, пытаясь утянуть её в сторону её комнат. Дани давно спал в комнатах при его кабинете, отдельно. Он многим не нравился. — Но ведь Цири… — пробормотала Паветта, слабо сопротивляясь. — Цирилла будет в порядке, милая, пойдём, — Мая мягко взяла её одной рукой за талию, уводя из комнаты. Принцесса взволнованно обернулась на люльку. — Ты будешь в соседней комнате, я буду рядом. Никто не сможет зайти к ней без моего ведома, всё будет в порядке. Пойдём, тебе нужно поспать. Мая медленно помогла ей переодеться в ночнушку, всё время влияя на принцессу магически, потихоньку, чтобы это не было заметно, усыпляя. Она уложила её на кровать, садясь рядом, и тихо напевала мотив колыбельной пока дыхание Паветты не выровнялось и она не заснула. «Сял, пригляди за княжной, — попросила Мая мысленно. — Не хочу, чтобы она проснулась и разбудила свою мать.» Мая услышала тихие хлопки крыльев в соседней комнате и тут же ей пришлось успокаивать резко очнувшуюся Паветту. — Это просто птицы снаружи, милая, — прошептала ведьма мягко. — Всё в порядке, спи, моя дорогая, спи. Паветта сонно кивнула и прикрыла глаза, проваливаясь обратно в дрёму. Мая осторожно проверяла её состояние, исцеляла маленькие проблемы, которые замечала, и сделала себе заметку начать варить успокаивающий чай посильнее для её подруги. Она просидела так около двух часов, следя за состоянием Паветты, пока та не начала показывать признаки кошмара. Она плакала, шептала что-то и, в конце концов, когда Мая уже решила её разбудить, с криком проснулась сама. — Нет! — прокричала она, отбиваясь от рук Маелинн. — Тише, тише, — Мая постаралась её успокоить, отпустила её. — Это я, Паветта, это я. Тише, моя дорогая, тише, ты разбудишь Цири. Паветта неуверенно прекратила отбиваться, и Мая осторожно взяла её руку за запястье, которое та расцарапала, и залечила его, успокаивающе поглаживая. — Я… я умерла, — плача, прошептала Паветта. Маелинн присела на край её кровати и притянула ту к себе, ложа её голову на плечо. Девушка сжалась в её руках, трясясь от слёз. — У…утонула. Я утонула, Мая, и они забрали её! Они забрали Цири! Где она? Где?! Паветта оттолкнула Маелинн, пытаясь подняться, но ведьма твёрдо схватила её за плечи и повернула к себе. — Цирилла в соседней комнате, — мягко сказала Мая, заставляя девушку посмотреть на ей в глаза. — Она в порядке, но если ты продолжишь кричать, то ты и правда её разбудишь. Это был просто кошмар, милая, ты жива. Твоя дочь рядом, никто её не заберет. — Они заберут её, — тихо, но убежденно пролепетала Паветта, позволяя уложить себя обратно на кровать. Глаза её опять заслезились, закрываясь. — Они заберут её, а ты снова сбежишь. Бросишь меня, бросишь нас. Мая поджала губы и, сделав над собой усилие, покачала головой. — Не брошу, — сказала она. — Спи, ты проспала всего пару часов. — Обещаешь? — прошептала Паветта, пытаясь не уснуть. Мая укрыла её одеялом и, уже не сдерживаясь, надавила на неё магией, принося девушке сон без сновидений. — Обещаю, ласточка, — прошептала она в ответ устало. — Обещаю.***
— О, Ирзуал, — вскричала женщина, вскинув горящий факел над своей головой. — Бушующая, прекрасная Матерь! Твои дочери подвели тебя, однако ярость твоя напрасна! Да прибудет ночь наших жертв тебе, моя госпожа! Снег хрустел под её ногами, холодный и острый. Белое одеяние не спасало от холодного ветра. Нуат поднималась на пьедестал, перешагивая через хворост и дрова, возложенные у его подножья. Синие глаза в панике следили за всем, но она шла, беззвучно плача, с дрожащими плечами и немеющими от холода пальцами. Все ждали. Эреллен, удерживая факел, проговорила ещё несколько слов, речь, заклинания, что-то, что никто не услышал за тяжелым воем ветра. Нуат стояла, чувствуя, как кто-то привязывает её за руки к столбу позади, стояла, трясясь от холода. Стояла, смотря на огонь факела, брошенного в пропитанный горючим хворост. Крики Нуат оглушали.***
Маелинн видела это уже несколько недель — черные волосы, падающие на синие глаза, бледнеющая Нуат и высокий костёр, горящий у её ног. Под её ногами. Ведьмы сжигали её. — Ты точно уверена? — спросил Сял хмуро, удерживая одну руку на спине Маи, а второй собирая волосы женщины на затылке, пока она опустошала свой и так пустой желудок в ведро. Чем дольше она ждала, тем дальше шло повествование. В первые дни она видела лишь испуганные глаза, потом — бледное лицо. Руны на теле, ожоги, связанные руки и ноги, деревянные столб, луна над головой — красная. Эреллен толкает речь о гневе Богини и, подняв над собой факел, бросает его в собранный у помоста хворост. Нуат плачет, шепчет, просит о пощаде, извивается, кричит, кричит, горит, кричит, горит, горит, горит. Запах её духов, запах ароматического ритуального масла, запах дыма, запах палёных волос и мяса, запах смерти. Мая смотрит на посох, стоящий в стороне её комнаты, в углу, в стеклянном шкафу, сделанном специально для него, и понимает, что она не может просто ничего не делать. — Нам нужно вернуть им посох, — прошептала она. — Мы не знаем как вернуться, — заметил Сял, садясь рядом. Ведьма, упав на пол, раскинула руки в стороны и всхлипнула. — И даже если выйдет… они не отпустят тебя обратно. — Нуат умрет, если я ничего не сделаю. Они сожгут её, — хрипло прошептала Маелинн, закрыв лицо руками, не дыша. — Она с трудом выдержала первую смерть, сколько лет прошло? Пять? Десять? Это её сломает! — Почему её? — тихо спросил Сял, гладя её по голове. Мая, захлебываясь слезами, ответила: — Потому что возвращать его отправили её и меня, а я пропала вместе с посохом! — она резко поднялась и повернулась к нему, взволнованная. — Есть способ, но… что я скажу Паветте? Сял нахмурился, сложив руки на груди. — Нуат в приоритете, не так ли? — заметил он. — Принцесса в замке, она в безопасности, всё с ней будет в порядке. Что за способ? — Мы можем попробовать соединить пруд, что сестры используют для обращения, вместе с одним из магических водоемов здесь, — сказала Мая. — Нужно только заряженное магией озеро или что-нибудь такое… и, думаю, на один-два прохода хватит. Сял кивнул, принимая информацию, и задумался, играя с прядью волос Маелинн. Ведьма смотрела на свои руки в немом ужасе. Они превратили Нуат в человека, чтобы окончательно убить её.***
Комната пахла принесенными Маей цветами — весна только началась, скоро Цири исполняется три года. Все почему-то готовились устроить на день её рождения громкий праздник. Скорее всего, чисто ради праздника. Девочка-то этого всё равно не вспомнит. — Мне нужно покинуть Цинтру на несколько месяцев. Паветта сломленно осела на пол, сложив руки в коленях, и уставилась на них. Мая, тяжело вздохнув, присела напротив, достала из небольшого кармашка кольцо и аккуратно надела его на палец принцессы. — Посмотри на меня, — прошептала она. Паветта подняла рассеянные глаза и словно впервые за долгое время увидела Маю. Обычно смуглая, ведьма тоже значительно побледнела, сбросила вес, а под глазами её красились темные синяки, будто она очень давно не спала. — Моей сестре нужна помощь, ласточка. Я уеду максимум на полгода и вернусь, обещаю. Она лгала. Осознанно давала обещание, что не сможет исполнить. Маелинн знала, что её сестры никогда её не отпустят. У ведьм не бывает отпусков. Привязываться к местным было глупой затеей. — Ты обещала, что не бросишь меня, — сломлено пробормотала Паветта. — Почему? Я не понимаю. Я обидела тебя, да? Ты всё ещё видишь во мне.? — И не бросаю, — продолжила ложь Мая, перебивая. — Не бросаю, милая. Видишь это? — она подняла руку Паветты, на палец которой она надела кольцо, своей, сплела их пальцы вместе. На обоих указательных были почти идентичные кольца. У Маи оно было украшено изумрудом, у Паветты цитрином. — Они связаны. Если я подумаю о тебе, то оно потеплеет, чувствуешь? Если что-то случится — оно защитит тебя и я пойму, что что-то не так и тут же, сразу же вернусь, хорошо, солнце? Принцесса неуверенно посмотрела на их руки, на два кольца, на серьезные, искренне взволнованные глаза Маелинн и слабо кивнула. Ведьма сомкнула веки и резко выдохнула. — Спасибо, — облегченно сказала она. — Я сообщу об этом Королеве и Королю, а после дня рождения Цири начну подготовку. Я вернусь к зиме, обещаю. Комната пахла принесёнными Маей цветами, вербеной и ложью.***
После поцелуя в круглую щечку Цири и крепких объятий с Паветтой, Мая покинула Цинтру. Они отбыли в сторону Брокилона, в котором, ведьма была уверена, если не найдется магическое озерце или прудик, то точно найдутся вещи или создания, при помощи которых какой-нибудь водоем можно будет зарядить. И Сял, и Маелинн молчали. Молчали и когда они собирались, и когда они были в пути, и когда они начали выискивать подходящее место, чтобы создать связь. Они избегали жителей леса, зная истории о пропадающих там людях, а так же избегали любых живых созданий в общем. Мая настаивала на том, чтобы они нашли или создали домик — Сял планировал остаться тут пока она будет передавать посох и, если ведьму не отпустят, что, они оба знали, и произойдет, то Сял сможет оставаться в этом мире, в защищенном домике, с озером-порталом обратно домой. Мая прекрасно знала, что он не хотел обратно сейчас. Их мир был ему известен вплоть до каждой травинки, а этот — секрет, новая загадка в его жизни. Маелинн не хотела отнимать это счастье у друга, не хотела забирать его с собой только чтобы не чувствовать себя одиноко. Она и не будет чувствовать себя одиноко, у неё будет Нуат и сестры и… Маелинн хотела плакать. Она не видела Паветту и Цири всего около недели, но её руки тряслись от волнения, а глаза болели от осознания, что она их больше никогда не увидит. Она же думала о том, как будет следить за Цири, когда та вырастет. Как Паветте станет лучше. Как… Глупость. Женщина сглотнула ком в горле и подняла вверх руки, чувствуя, как огонь магии бурлит в ней. Они нашли прудик, не совсем магический, но и не обычный. Рядом не было ничего и ничего, но ведьма решила, что жить где-то Сялу придётся и твёрдо была намерена потратиться и создать ему такое место, куда он мог бы возвращаться после путешествия. Куда он хотел бы возвращаться. Куда она хотела бы вернуться. Дерево разрослось посередине, растянулись корни в ступени, кора приняла форму двери, оконце появилось между толстыми слоями ствола. Ведьма мучала себя, представляя внутренние убранства: уютные, приятные, тёплые. Представляла очаг, представляла широкую кровать и стол, представляла небольшой погреб, куда можно было бы убирать соленья, хотя и знала, что Сял никогда этого делать не будет, представляла… дом. — Ты закончила? — спросил он тихо. Мая кивнула, отворачиваясь, боясь посмотреть ему в лицо, и начала разглядывать прудик. Ей нужно было возвести защиту и иллюзии вокруг этого места, чтобы уводить путников мимо и не пускать монстров. Дом. — Не переутомись. Маелинн опять кивнула и услышала, как он тихо двинулся в сторону новой постройки, открыл и закрыл дверь. Ведьма подняла руки и прикрыла глаза, пытаясь проглотить ком в горле, и направила всю свою горечь и сожаление в магию, а магию в защиту. Она стояла так, даже когда прекратила колдовать, просто чтобы у неё было оправдание не заходить внутрь и не показывать Сялу своего лица. «Да мне даже его видеть не нужно, по твоей кислой ауре все и так ясно, — проворчал он в её мыслях. — Иди внутрь, холодает.» И она пошла. Они сидели несколько часов, тишина прерывалась лишь на разговоры о том, как и когда они соединят пруд с тем, что был на островах. У Маи была прямая связь с тем прудиком — она там обращалась, умерла там человеком и воскресла ведьмой. С этим у неё не было ничего, магии в нём тоже толком не было. Маелинн думала о том, как его зарядить, а так же о том, как сделать проход двусторонним только для неё и Сяла. Она не хотела открывать сёстрам проход в новый мир. Хватало тех жестокостей, что они творили в её родном. — Не получится, — устало заметил Сял, откинувшись на спинку деревянного стула. — А даже если и выйдет — если кто-то из твоих прикажет тебе открыть доступ для всех, что ты сделаешь? Ведьма захлебнулась вздохом. — Открою, — прошептала она одними губами и, резко застонав от раздражения, приложилась головой об стол. — Ненавижу! — Успокойся, — процедил он. — Просто сделаем проход односторонним. Маелинн подняла слезящиеся глаза и посмотрела в холодные серые. Сял откинул черную прядь с лица и приподнял густые брови. — Ты собиралась возвращаться? Мае вдруг захотелось ударить его чем-нибудь. Сял оскалился. — Если сестры позволят… — А они позволят? Нет. Нет, они не позволят. Они не позволили Луанне прожить десять ничтожных лет с её умирающим мужем, не позволили Вегере спасти её семью от бедности, не позволили Мае воскресить… нет. — Нет, — прошептала она, закрыв глаза руками, но не плача. Ком стоял в её горле, мешая дышать. — Нет. — Двухразовый, скажем, — сказал Сял, смотря из окна. — Для тебя и для меня. Только в ту сторону. Сможешь? Мая молча кивнула, опустила руки и тоже посмотрела в окно. — Пригляди за Цири и Паветтой за меня, — попросила она почти холодно через пару минут молчания. — И не смей разрушать этот дом. Уши твои острые тебе отдеру. Мне тут нравится. Если найду способ вернуться — буду тут жить. Ясно? Сял в наигранном ужасе потянулся к кончикам ушей, торчащих из-за волос, а потом тихо рассмеялся. — Хорошо, Тисси, пригляжу, — прищурился он. — Как планируешь заколдовать пруд? — Не называй меня так, — процедила она резко и, хлопнув по столу рукой, встала. Голос её был таким, словно ничего не произошло, лицо твёрдым и серьезным, как когда она обучала ведьм на островах. — Моё дело, сама и заколдую. Еду подготовь, не хочу отправляться голодной. Он удивлённо взглянул на неё. — Собираешься отправляться так скоро? — Зачем тянуть? — ведьма поморщилась, отворачиваясь и направляясь к выходу. — Ничего не изменится. Следующие пару недель они потратили каждый на своё — Сял готовил еду и обустраивал дом, охотился, сушил шкуры, строил мебель, лепил и выпекал посуду из глины, иногда вырезал из дерева. Маелинн время от времени собирала и сушила травы, будто он будет их использовать, рассказывала ему, как создавать лечебные мази, для чего нужен тот цветок или это дерево. Иногда, когда она думала, что он не видит, Мая тихо плакала, бесшумно и без слёз, но плечи её тряслись, а руки прикрывали глаза. Сял делал вид, что у неё получалось это скрыть. У неё не получалось. Колдовство над прудом длилось около недели, почти беспрерывно ведьма носилась с ним, проводя один ритуал за другим, на одном языке, на втором, на третьем. Принося в жертву животных, рыб, птиц, она пела, танцевала, звала своё глухое божество, и с каждым приближающимся к уходу днём она всё дольше терялась в лесу, прижимала к груди руку с кольцом, и всё меньше спала. Сял почти начинал за неё волноваться, но ведьма быстро и умело отмахивалась, сваливая всё на нервозность по поводу колдовства. В это он частично верил. Ирзуал была одним из самых глухих и упрямых богов, которых он только знал. Сял почувствовал, что настал день ухода, когда Маелинн села за стол и, вместо того чтобы есть подготовленную еду, поставила локти на дерево, уронила голову в руки и тяжело вздохнула. — Готово? — спросил он как бы равнодушно, поедая собранные ей ягоды. Маелинн подняла на него покрасневшие глаза от недосыпа и на секунду ему показалось что золотой её посерел, настолько она выглядела убито. Но уже через мгновение ведьма взяла себя в руки, лицо её приобрело живое выражение и она криво усмехнулась. — Не терпится избавиться от меня? — спросила она, откинувшись назад. Сял оскалился, щурясь. — На нервы действуешь, — кивнул он наигранно возмущенно. — Вечно какие-то проблемы у тебя, спасать тебя приходится. Она фыркнула. — Не в этот раз, — ведьма отвернулась и встала, подбирая с пола посох, который она давно уже вернула в оригинальный облик, повертела его в руках. — И всё из-за какой-то палки… Сял проследил за ней взглядом, но перевел его на посох, когда женщина обернулась. — Проход готов, — сказала она спокойно. Глаза её были где-то не здесь, вдали, в длинных коридорах цинтрийского замка, скучающие, грустные. — Я ухожу. — Сейчас? — Сейчас. Они смотрели друг на друга с минуту и Сял, повозив последнюю ягоду между пальцами, встал со скрипящего стула и, оглядевшись, вышел из дома. Маелинн пошла следом, оставив на полу в доме и сумку, и одежду, неся только посох в руках. Сял встал у пруда, высокий, в рубашке и кожаных штанах, босиком. — У тебя есть драконья кровь? — спросил он вдруг, смотря на пруд. — Есть, но… — Хватит на призыв? — он повернулся в её сторону, перехватив посох чуть выше её руки и потянул на себя, несильно, но упорно, не сводя глаз с её тусклого золота. Ведьма нахмурилась. — Ты идиот? — процедила она, потянув посох обратно. — На кой чёрт я дом создавала, если ты со мной попрёшься? Он не отпустил, смотря всё так же устремлено и отрешенно, будто всё было решено. — Ты идиотка. Мая закатила глаза. — Ты разве не собирался исследовать этот мир? — устало вздохнула она, отдавая ему посох и отпуская руки по швам. — Зачем тебе со мной? Я… — она осеклась, смотря на своего друга. Дошло. — О нет. Нет-нет-нет, отдай сейчас же. — Я помню, — устало сказал он, отвернувшись и удерживая её свободной рукой за плечо. Подальше от посоха. — Как тебя убила смерть Марины. Ты хоть раз навещала её могилу? Маска Маи разрушилась в мгновение, упало лицо и слёзы навернулись на глаза. — Это другое! Она была даром, мы были связаны, тут… — Тут ты привязалась к ребенку, а потом и к ребенку этого ребенка, — продолжил он, смотря на неё как-то раздраженно, но с добротой. — Это нормально. Ты не полностью ведьма, Тисси, ты умеешь привязываться. Ты привязалась ко мне, к Яславу, к Ларе. Даже к Марине, я уверен, не будь она твоим «даром», как ты любишь оправдываться, ты тоже бы точно так же сильно привязалась. Они не должны быть твоими «дарами», чтобы ты по ним скучала, чтобы ты их любила. Ты ведь и сама к ним так обращаешься. «Твои девочки». Помнишь, что случилось после смерти Марины? Мая застыла, сдерживая слёзы, затряслась, обнимая себя руками. Ей хотелось ругаться, но сил не было. Сял подозвал магией свои сапоги и присел, обуваясь. Она не успокоилась даже когда он закончил и встал, и Сял, сжалившись, взъерошил ведьме макушку. — Я помню, — сказал он спокойно. — Я не хочу, чтобы Паветта и Цири стали очередными воспоминаниями, от которых ты ломаешься, именами, которые при тебе нельзя произносить. — Они убьют тебя вместо неё, — опомнилась Маелинн, отбрасывая его руку. — Это самоубийство! — Я старый дракон, Тисси, — Сял покачал головой. — Если я и умру, то сделаю это громко и по важной причине. Что может быть громче сжигания ведьминского логова? К тому же, им не за что меня убивать. Я отдам им посох, навру что-нибудь правдоподобное про тебя — в отличии от тебя я умею врать — и подам знак, что тебе стоит меня вызвать, хорошо? Им не за что меня убивать, Тис, успокойся. Она замотала головой. — Всё будет в порядке, успокойся, — он повертел посох в руке, усмехаясь. — Создай что-нибудь, чем можно будет передавать сообщения. Мая упрямо уставилась на него, но сдалась после короткой игры в гляделки, из которой Сял, в связи с опытом бытия рептилией, вышел победителем, и потерянно завертелась на месте, не зная что ей использовать. Сял тяжело вздохнул, стянул со своей шеи подвеску с продетой монетой, и дал её ведьме. — Колдуй, — приказал он чуть раздраженно. — С кольцом своим свяжи, только так, чтобы ты различала между мной и принцессой своей. Ну, чего уставилась? Колдуй, говорю. Она послушно заколдовала подвеску, связывая её с кольцом на более серьезном уровне, чем то, что было между ней и Паветтой — Сял умел пользоваться подобными вещами и не запутался бы. Он отобрал у неё подвеску, ещё раз крутанул в руке посох и, символично клюнув ведьму в макушку, двинулся в пруд. Ведьма, не веря в происходящее, следила за его широкой спиной хмурым взглядом. Её друг, нырнув, исчез. Медленно, будто во сне, она вернулась в небольшой домик и открыла сундук в углу у кровати. Мужских вещей там не было. Кровать была одна. Мая заплакала.