Темная Империя. Ритуальный Круг

Дом лорда-директора, Ксарах, Темная Империя       Вздрогнув и чуть дернувшись, магистр Смерти резко присаживается на постели, потирая пальцами свободной руки поднывающий висок, и утомленно прикрывает глаза, потряхивая головой. Мрачная задумчивость накрывает его волной, и он совершенно не обращает внимания на требовательный, нетерпеливый взгляд темного лорда, сидящего в кресле рядом с кроватью, лишь медленно оглаживает тонкую кожу костяшек пальцев на руке лежащей рядом Нэриссы. Упрямые мысли разбегаются, словно распуганные шумом крысы, и Эллохар с усталой обреченностью осознает всю верность и правильность совета, данного ему его двойником параллельности. «Я не дам ей погибнуть» — уверенность, которая наполняет вьющуюся непрерывным витком мысль, несколько удивляет его, потому как сработанного плана по спасению у него нет, кроме как приковать за лодыжку к столбику кровати в собственной спальне, а воспоминания его отражения еще не просмотрены. Да и надежда на лучшее как-то уж слишком вяло трепыхается в груди, но гребаная уверенность, что именно в этот раз Нэрисса выживет, ни на секунду не покидает измученный разум и душу магистра. Его реальность, устойчивая, твердо основанная на его собственном, реальном, прожитом опыте рушится, стремительно раздвигая рамки порядком закостенелого восприятия, и Даррэн невольно усмехается, подивившись стойкости своего сознания, не сломленного даже подобным невероятным явлением, как пересечение временных веток и неожиданным столкновением с самим собой. «Либо я уже сбрендил, либо это грандиозное событие вот-вот произойдет» — радостно возвещает он про себя, оглядываясь на мирно посапывающую Нэриссу.       — Ну, что там? — мрачно интересуется Тьер, почти час напряженно сидевший в кресле.       После принудительного усыпления Риан, недолго думая, устраивается удобней и, не рассчитывая на скорое разрешение дела, просто ожидает, терзая себя сомнениями и беспокойством. Из пояснений учителя, путанных, дробных, он лишь отчасти понимает суть сложившейся ситуации. Но противно зудящая, пугающая мысль, что это хитроумная ловушка, не отпускает его, терзая канатами натянутые нервы до тех пор, пока Эллохар, дернувшись, не приходит в себя.       — Расщепление реальности, Риан, — хрипло отзывается магистр Смерти, нехотя выпуская тонкие прохладные пальчики из своей руки.       Сейчас, осознавая всю реальность нависшей над ней опасности, угрозу смерти, он не хочет покидать ее ни на секунду, но с воспоминаниями необходимо разобраться как можно скорее, а его отражение наказало просматривать их вместе с дедом и Тьером. Поэтому Даррэн, тяжело вздохнув, накрывает глубоко спящую Нэри одеялом и медленно поднимается, мрачно озираясь.       — Как оказалось, обстоятельные беседы с самим собой могут быть весьма занимательными, — проведя рукой по карману брюк, в который он предусмотрительно запрятал драгоценные воспоминания своего двойника, и нащупав там квадратную, с острыми гранями, склянку, он с облегчением прикрывает глаза, еще не веря до конца в реальность всего происходящего. — К моему вящему сожалению из разговора удалось почерпнуть прискорбно мало существенно важной информации, но он передал мне воспоминания, — длинные пальцы демонстрируют пузырек наполненный сизоватой дымкой чужой памяти.       — Как такое вообще возможно? — Тьер с нескрываемым любопытством осматривает крохотный фиал, одновременно раздумывая о неизведанных тайнах бескрайней вселенной. — Как вообще получилось, что ты, то есть он, смог не только разорвать линию времени, что само по себе невозможно, но и соединить каналы реальностей?       — Просто обчистил тайное хранилище Блэков, — неопределенно хмыкает магистр Смерти, пожимая плечами. Несмотря на безразлично-отрешенный вид, внутри гудит нетерпение, призывающее быстрей хватать Тьера в охапку и тащить его в Хайранар, к деду, чтобы окончательно разбираться уже там. — В любом случае, просматривать воспоминания здесь мы не будем, — загодя предупреждает он и, заметив несколько потускневшее выражение лица Риана, едва удерживается от смешка и язвительного комментария. — Репликация меня очень убедительно насоветовала просматривать данное произведение мыслительно-ментального искусства в обворожительно-убийственной компании деда, поэтому…       Вальяжно взмахнув рукой, что долженствует обозначать приглашение, он прожигает переход, только после вспомнив, как бесновалось против него его собственное пламя. Тьер решительно и неожиданно нетерпеливо поднимается из кресла, вызывая ехидную усмешку на губах Даррэна, но в задумчивости замирает, оглядываясь на крепко спящую Нэри, кидая на Эллохара вопросительный взгляд.       — Не буди, — удивительно мягко проговаривает магистр Смерти.       Вернувшись к постели, он заботливо поправляет одеяло и, не удержавшись, проскальзывает ладонью по волосам, медленно оглаживает лицо Нэриссы. Та лишь негромко вздыхает, чуть ерзая, и поворачивает голову, неосознанно подставляя скулу и открывшуюся шею дальнейшим поглаживаниям, словно поощряя его продолжать.       — Ей в любом случае не стоит знать ничего, во избежание… — давя на корню неутолимое желание остаться рядом с ней, магистр Смерти спешно отступает, опасаясь того, что поддастся неразумным желаниям, вопреки необходимости и долгу. — Пусть поспит, она и так не высыпается в последнее время.       Взмахнув рукой и проследив, как язычки лазоревого пламени послушно обегают кровать, заключая ту в глухой непрерывный защитный контур, а затем, затрещав, вздымаются полупрозрачным пологом, он удовлетворенно кивает себе и вновь ступает к прожженному пространству.       — А пока леди отдыхают от трудов праведных и не очень, — припоминает он виртуозно раскроенные воспоминания Нэриссы, — мы быстренько просмотрим воспоминания моей бессмертной копии и решим, как будем карать супостатов окаянных, — преувеличенно весело восклицает магистр Смерти.       Берет себя в руки и снова натягивает привычную маску непоколебимого насмешника, зная, что та продержится очень недолго. «До первого просмотренного воспоминания» — проскакивает мыслишка в его голове, но Даррэн лишь насмешливо ухмыляется напряженному Тьеру и снова делает приглашающий жест рукой.       — Вперед и с песней, Риан.       — Тебе не помешало бы провериться у хорошего менталиста, — окинув Эллохара подозрительным взглядом, серьезно советует Риан, первым шагая в пламя перехода, но Даррэн лишь беззаботно отмахивается, нарочито весело фыркая в ответ.       — Поздно, слишком поздно, Тьер, — склонившись над стоящим к нему спиной учеником, хрипло шепчет ему в ухо Эллохар, и тот, дернувшись, резко оглядывается. Но магистр как ни в чем не бывало расслабленно стоит в паре шагов от него и преувеличенно внимательно оглядывает свои когти, чуть ухмыляясь уголками рта. — Хотя, Нэри часто упоминает старческое слабоумие… — он с ядовитой улыбочкой обозревает окружающее их пламя, кожей ощущая пристальный взгляд друга.       — Видимо, все же не зря упоминает… — задумчиво протягивает Тьер, когда пламя, полыхнув сильнее, опадает, являя перед собой залитый фиолетовым сумраком двор дворца Повелителя Ада и темнеющие вдали фигуры охраны Владыки. Магистр Смерти запрокидывает голову, оглядывая окна, удовлетворенно хмыкает и, приветственно махнув крылатым демонам, стоящим в воротах, первым направляется к парадной лестнице дворца. — Ты не считаешь, что столь поздний визит может дурно сказаться на настроении Арвиэля?       — Дед в кабинете, — ткнув пальцем куда-то вверх, Эллохар лихо взбегает по ступеням, оставляя Риана стоять на каменных плитах двора. — Четвертый этаж, шестое окно слева, — в нетерпении закатив глаза, поясняет он, и Тьер, запрокинув голову и вглядевшись в слабо мерцающий огонек в указанном окне, молча кивает. — Да и СэХарэль отирается где-то неподалеку, слышишь басовитую ругань? — воздев к темному ночному небу палец, интересуется Даррэн, и темный прислушивается, легко различая разнообразные упоминания поз и сопутствующих действий сношающихся драконов. — Не в духе, — констатирует он, пожимая плечами, и, разведя руками, первым проходит в громадные двустворчатые двери, гостеприимно, если это вообще возможно для Хаоса, распахнутые, словно только их и ждали.       Ступени и повороты, круги переноса и коридоры с невероятной скоростью пролетают мимо, и магистр Смерти, быстро прощупав пространство за тяжелой темной дверью кабинета Владыки, удовлетворенно отмечает, что тот один. Дважды стукнув в створку и сразу ее распахнув, он первым просачивается в кабинет, чтобы тут же наткнуться на выжидающий и, к его недоумению, совершенно не удивленный взгляд деда.       — Защита твоего дома в Ксарахе завязана и на меня в том числе, — терпеливо поясняет темноволосый демон и, указав когтистой дланью на кресла, упирает подбородок в сцепленные пальцы, совершенно не выдавая своей обеспокоенности. — Что с Нэриссой?       — Жива, здорова, передает пламенный привет твоему рогатому владычеству, — завалившись в кресло и сложив руки за головой, лениво протягивает Принц Хаоса и, кинув краткий взгляд на слишком уж напряженного Тьера, со вздохом закатывает глаза, совершенно не представляя реакции деда на все происходящее.       — В таком случае, могу я поинтересоваться причиной столь позднего визита? Не то чтобы я не был рад тебя видеть, Рэн, но это явно не визит вежливости, ты, к моему вящему сожалению, ею не наделен, — ехидствует Арвиэль, оглядывая нарочито расслабленного внука и необычайно напряженного Тьера.       Подобная нарочитая расслабленность внука издавна знакома ему, и обеспокоенность темного, читающаяся в заломившейся меж бровей складке, только подтверждает подозрения Владыки.       — У нас небольшая проблемка, дед, — магистр Смерти откидывается на спинку кресла и, закинув ногу на ногу, чуть вздергивает бровь. — Выпить не предложишь? А то Риан малость переволновался, — с ехидцей глянув на темного, проговаривает он. — Хотя, звание самого взволнованного темного этого вечера по праву принадлежит мне, я с радостью передам ему свои лавры первенства.       — Хватит ёрничать, — мрачнея, отрезает Повелитель и, вперившись в наследника странными глазами с тремя вращающимися каплевидными зрачками, выставляет на стол требуемую выпивку. — Что за проблема? И как с ней связана Нэрисса? Учитывая, что я не могу вызвать ее по крови…       — Я же говорю, дед, небольшая, всего лишь вселенского масштаба! — весело восклицает Даррэн, разливая коньяк, тот же, что они пили с Тьером часом ранее, и радуясь, что не придется мешать. — Все просто — в течение последних пяти месяцев в сновидения Нэриссы проникало мое отражение из другой реальности, и сегодня нам довелось пообщаться. И знаешь что? Оказывается, именно ты помог это все провернуть! Напрашивается вопрос: что ты можешь об этом всем знать, и что можешь сказать, не нарушая законов магии времени?       Несмотря на всю веселость тона и внешнюю расслабленность внука, величайший из демонов углядывает в его глазах крайне опасный огонек, в данной ситуации почти смертельно опасный. Это едва не заставляет Арвиэля вздрогнуть, но он не позволяет и толике переживаемых им сейчас эмоций скользнуть по лицу. Лишь холодок пробегает вдоль позвоночника, и он мысленно связывается с Дианеей, предупреждая, что игра началась, теперь уже безо всяких сомнений.       — Мои ответы напрямую зависят от того, что знаешь ты, — устало выдыхает он и, поморщившись, первым берет пузатый бокал. — И да, поясню для тебя, Риан: я действительно могу знать несколько больше, чем вы, и в то же время не знать ничего, таково бремя бессмертия. Я ощущаю переплетения временных линий и реальностей, но я не бог и не обладаю всемогуществом, а потому и всезнанием. И пусть повлиять на определенные события я могу, изменить предначертанное не в моих силах, — понимающе и несколько снисходительно глянув на удивленного темного, Арвиэль отрешенно уставляется в пространство, задумываясь над грядущим.       — В моих, — негромкий, но удивительно твердый голос Эллохара гулко разносится по темному кабинету. — У меня есть некоторое подспорье, — вытащив из кармана склянку с воспоминаниями, он, чуть покачивая ею из стороны в сторону, демонстрирует ее деду. — И пусть я не обладаю его бессмертием, я сделаю все, чтобы смерть Нэри не повторилась в двадцать девятый раз.       — Двадцать восемь разрывов реальности… — шокировано, восторженно бормочет Владыка Ада, — восхищен, — с гордостью глядя на внука, он салютует ему бокалом, но тот лишь мрачно уставляется в ответ, издевательски изгибая бровь.       — Это не моя работа, — цедит Даррэн, опрокидывая в себя янтарную жидкость. Явная гордость деда царапает, задевает что-то внутри, и он хмуро сводит брови на переносице, желая поскорее перейти к просмотру воспоминаний.       — Ты — это ты, Рэн, во всех временных ветках и реальностях. События и обстоятельства меняются, но мы, носители пламени — нет. Если ты, иная версия тебя, оказался способен на многократный прорыв реальностей, пусть и с моей скромной помощью, то, значит, ты это можешь. Великая все же сила — магия Смерти, — вдохновенно вздыхает черноволосый демон и мягким ментальным касанием успокаивает заволновавшуюся супругу, давая понять, что причин для беспокойства нет.       Постучав когтями по столу, еще раз обведя взглядом внука и его ученика, он поднимается из кресла и, возложив ладонь на хранилище артефактов, снимает защитные печати. Старый друг и верный помощник, когда необходимо упорядочить собственные мысли и воспоминания, сияет молочным светом водной глади, слабо переливаясь, и Арвиэль, подхватив древний каменный сосуд, выставляет его на стол. Любовно проведя пальцами по вырезанным на кромкам символам, когда-то бывшими языком магов империи Хешисаи, он испытующе смотрит на Даррэна.       — Пожалуй, сначала нам стоит просмотреть воспоминания, и уже потом переходить к непосредственному обсуждению важных вопросов и построению планов по очередному спасению миров и жизни твоей возлюбленной, Рэн. Прошу.       Указав когтистой дланью на чашу, призывно поблескивающую серебристо-белой субстанцией, отдаленно напоминающей воду, он предельно внимательно следит за наследником престола, медленно, слишком медленно открывающим флакон с заветными ответами на вопросы. И отчасти древний демон понимает внука — увидеть не только приятные моменты, которые точно вызовут у него ревность, но и гибель любимой… На такое сложно решиться, подобное сложно пережить спокойно, а если учитывать то, что Рэн будет не только видеть, но и чувствовать все, что чувствовал его близнец из другой реальности…       — Это ведь утерянный Хранитель Памяти, похищенный из сокровищницы императорского дворца Хешисаи? — Тьер задумчиво рассматривает массивную круглую чашу из серого камня, испещренную мелкими, скрупулезно выдолбленными рунами. Ничем не примечательная, несомненно, очень древняя, но выглядящая так, словно изготовлена только вчера, она невольно притягивает взгляд, хоть и обладает нулевым магическим фоном.       — Он самый, — подтверждает его предположение Эллохар, с натугой вытаскивая пробку из узкого горлышка фиала.       Пальцы нервно подрагивают, и еще несколько минут назад горевшее в груди желание поскорей просмотреть воспоминания собственной копии сменяется ровно противоположным: нестерпимо хочется грохнуть флакончик об пол, психануть и отправиться напиваться куда-нибудь подальше отсюда. Почему-то именно в эту секунду весьма положительная перспектива приобщения к жизни собственного отражения кажется странно пугающей, отвратительной, болезненно откликается внутри липким чувством тревоги. «Мне явно не понравится» — задумчиво констатирует магистр, сильнее стискивая закаленное стекло в пальцах, и осторожно склоняет пузырек над чашей Хранителя. Тонкая, сизоватая нить воспоминания лениво, словно нехотя, разворачивается, повисая над посверкивающей мириадами всполохов жидкостью, и лениво опускается ниже, утапливая кончик в медленно вращающемся водовороте. Спустя почти минуту, когда склянка, наконец, пустеет, а гладь состава, наполняющего чашу артефакта, выравнивается, напоминая мутноватое зеркало, Даррэн принимает неизбежность просмотра и устало возвращается на свое место.       — Вот только его не украли. Придворный маг слишком пристрастился к просмотру счастливых моментов из собственной жизни после потери жены и детей и, повредившись рассудком, пытался его уничтожить. Как видишь, не вышло, — с некоторым сожалением в голосе повествует он ученику занимательную историю древнего артефакта. И сожаление это совершенно точно никак не касается сбрендившего мага или его погибшей семьи.       — Как он работает? — негромко уточняет Риан, и Эллохар понимает явную настороженность, проскользнувшую в его тоне. Сойти с ума после использования артефакта, наделенного неизвестными свойствами — тот еще способ развлечься.       — Посредством ментального контроля. Хранитель был создан по заказу давно исчезнувшего рода сильнейших во всей мировой истории менталистов. По сути, это обучающий артефакт, многие поколения рода Кайрон обучались с его помощью овладевать своим воистину великим даром — магией Слова, — спокойно поясняет Арвиэль, в глубине души снисходительно посмеиваясь над неуемной любопытностью негласного наследника Темной Империи. История Хранителя действительно весьма любопытна, в свое время и сам Владыка раскапывал крупицы информации, пытаясь составить целостную картину существования данного почти разумного предмета. — Одно из самых любопытных его свойств заключается в том, что владелец воспоминаний и тот, кому это будет позволено им, могут не просто увидеть моменты из памяти, но так же прочувствовать на себе все эмоции первообладателя воспоминаний.       — Шикарная перспектива, — мрачно хмыкает Эллохар, теперь понимая, о чем так вопила интуиция, заставляя бежать сломя голову подальше от Хранителя и флакона с воспоминаниями. — Я просто невероятно счастлив тому неминуемому обстоятельству, что мне предстоит не только увидеть смерть Нэри, но и все прочувствовать на себе!       — Таков его принцип работы, Рэн, — неожиданно мягко улыбается Арвиэль внуку, пожимая плечами.       Ему самому, закаленному битвами, потерями и бессмертием сложно нырнуть в омут памяти и своими глазами пронаблюдать мучения собственного внука и гибель внучки. Сердце, казавшееся почти каменным, непроизвольно вздрагивает, но он решительно протягивает взрезанные когтем, окровавленные пальцы к чаше, и касается рунической цепочки.       — Приступим, нет смысла тянуть, — окликает он тревожно-задумчивого Рэна, и тот, на миг прикрыв глаза, с тяжелым вздохом кивает. Предельно медленно он режет пальцы, предотвращая мгновенную регенерацию, столь же неторопливо, будто затягивая, дожидается, пока на них выступят первые капли темной крови… — Хватит рефлексировать, Рэн! — раздражается, не выдерживая, Арвиэль. — Ты как барышня, что ломается на сеновале!       На этих словах по губам крайне задумчивого хмурого Эллохара пробегает похабная ухмылочка, и тот, наконец оторвав рассредоточенный взгляд от своих когтей и протянув руку, притрагивается к рунам со своей стороны. Тьер присоединяется третьим, внимательно проследив за действиями Повелителя Ада и своего друга, только он уже не тянет — быстро черканув когтем по пальцам, резко опускает их на дорожку символов, ощущая, как голову чуть сдавливает, словно на нее надели обруч. Прикрыв на секунду глаза и сконцентрировавшись на особом зрении, темный замечает тонкие дымчатые цепи, что тянутся от стенок чаши к широким венцам, охватывающим голову Эллохара и Арвиэля.       — Аргатаэрром потянуло, — ехидно пропевает Владыка и, заметив, как полыхнули глаза Риана, чуть усмехается. — Любопытно выглядит, правда?       — Правда-правда. Активируй давай, мне и так похмелья не избежать, а тут еще неприятные побочные эффекты от использования артефакта, — недовольно бормочет Даррэн, морщась и закатывая глаза.       Нервное напряжение натягивает все внутри, вынуждает действовать быстрей, несмотря на явное нежелание видеть и чувствовать все то, что прожил его двойник. Увидев, как неожиданно ярко вспыхнули цепи, будто по ним прокатилась волна мутно-серого света, Эллохар вздрагивает, понимая, что не готов, да и никогда не будет. Он послушно прикрывает глаза, внимая команде деда, доносящейся словно сквозь толщу воды, и старательно убеждает себя, что это все не настоящее, лишь иллюзия, отголосок чувств и эмоций его копии, не более. Но сердце все равно неприятно трепыхается в груди, и он с трудом сглатывает, резко ощущая полную невесомость тела, а потом его накрывает плотной волной, затягивая в воспоминания.       Когда ощущение парения отступает, а ноги касаются иллюзорной тверди, он распахивает глаза и с удивлением оглядывается, понимая, что оказался в летнем Хайранаре. Мягко журчит фонтан, откуда-то сбоку доноситься смех и гомон детишек, грохот колес по вымощенной камнем площади и ругань кентавра. Он сам, вернее, его двойник стоит под деревом, прислонившись спиной к стволу, и с легкой, чуть ехидной улыбкой на губах осматривает улицу, ожидая кого-то.       — Видимо, посмотреть на всю историю сначала нам не позволено, — намекает на уничтожение Блэков Рэн и, кинув на деда и Риана, стоящих чуть в отдалении, напряженный нечитаемый взгляд, негромко проговаривает, — Передавай контроль, буду проматывать ненужные участки.       — Ты так улыбаешься… — Арвиэль кивает на его копию, лукаво сверкнув алыми глазами, и понимающе ухмыляется. Видимо уже тогда в сердце его внука было что-то, тщательно скрываемое, тщетно подавляемое нечто, что тянуло его к Нэриссе. — А ведь тогда ты все еще страдал по Дэе… — совершенно не стесняясь присутствующего здесь Тьера, продолжает Владыка.       — А что, я рыдать был должен? — ядовито парирует магистр Смерти, неотрывно следя за происходящим. Когда у фонтана взвивается темно-синее пламя и из него выходит Нэри, улыбка его двойника находит отражение и на его лице. Нэрисса же спешно проходит к стоящему под деревом Эллохару, и окружающее пространство резво оплывает, приближая их к месту событий.       — Темных, — приветствие Нэриссы звучит несколько глухо, как из-за стены, — Трезвый.       — Дыхнуть не проси, — язвит в ответ его отражение. — Как твое ничего? Ты задержалась почти на месяц.       — Ну, кто-то же должен был помогать восстанавливать Академию после войны, — Нэри пожимает плечами. — Бабушка писала, что Риан женился… — начинает она, но тут же прерывается. — Ох, Бездна, прости Рэн…       Даррэн внимательно всматривается в стоящую под деревом пару, замечая и собственные усмешки, и то, как хмурит брови… И невольно удивляется тому, что, несмотря на разность реальностей, некоторые события повторяются с мельчайшей точностью.       — Идентично. Идем дальше, — кивает он Арвиэлю, но тот почти с умилением наблюдает перепалку из параллельной реальности и не сразу откликается. Видеть столь близкое осуществление своих чаяний и надежд весьма приятно, и он находит, что очень доволен тем, что это все же не Дэя.       — Такая красивая пара… — с изрядной долей лукавства в голосе тянет Владыка Ада, в нарочитом восторге закатывая глаза, и Эллохар, внимательно наблюдающий, соглашается с дедом, замечая какой трогательно хрупкой на его фоне кажется Нэрисса, если смотреть со стороны.       — Контроль передай, — раздраженно шипит магистр Смерти и, когда в руке появляется фосфорицирующая нить, унизанная крупными и мелкими черными жемчужинами, перед глазами проносятся невнятные обрывки картин. Рэн чуть встряхивает головой, наблюдая, как он сам, его отражение, уводит Нэриссу в сторону дворца, и осторожно сжимает в пальцах следующую бусину.       — Чтобы ознакомиться сожми, если хочешь просмотреть полностью — сними с нити нужную бусину, — поясняет появившийся за спиной Арвиэль и чуть сжимает его плечо, когда Эллохар задумчиво пробегает когтями по жемчужинкам. — Ты не сможешь перескочить сразу в конец, Рэн, — понимая чувства внука, уточняет демон, — необходимо смотреть по порядку, но ты можешь пропускать некоторые воспоминания, — его пальцы касаются нити и чуть сдвигают одну из ближайших бусин в сторону, показывая, что их можно снимать и подобным образом. — Лимит скачка — две жемчужины, не больше. Сначала ознакомься, просмотри краткую версию, и затем решай, что ты хочешь нам демонстрировать, а что нет.       Совет деда оказывается весьма дельным, но несколько вгоняет в ступор, и Даррэн решительно сжимает следующий черный шарик, отозвавшийся удивительным теплом в пальцах. Воспоминание вспыхивает перед глазами, но он не может сосредоточиться, и оно проскальзывает слишком быстро непонятным клубком разрозненных изображений. Неимоверным усилием воли магистр Смерти заставляет себя собраться и отринуть все лишние переживания, что на деле оказывается почти невыполнимым, и, вновь стиснув пальцы на выпущенной бусине, внимательно вглядывается в то, что встает перед мысленным взором. Беззвучная, чуть плывущая картинка, словно записанная на весьма плохого качества артефакт, демонстрирует события приема, данного в честь вампиров, и Эллохар невольно засматривается на танцующую светловолосую пару, а нахлынувшие чувства заставляют плотоядно ухмыльнуться, копируя ухмылку двойника. Ревность, его собственная ревность затапливает, перекрывая ощущение того, другого Эллохара, когда губы Нэриссы, скользнувшей в танцевальном па вдоль мужского тела, приоткрываются в беззвучном стоне. «Бездна!» — рыком проносится в его голове, и Даррэн разжимает пальцы, давая себе остыть.       — Ну что там? — Арвиэль проницательно всматривается в его глаза, но магистр лишь чуть поводит бровью, надеясь, что на лице не отразилось ни единой, столь ненужной сейчас, эмоции.       — Прием в честь клыкастых, — коротко отвечает он и касается следующей бусины, припоминая, что в реальности его отражения Нэри не была связана отношениями с драконом. Но следующая, и еще одна за ней бусины не представляют собой ничего интересного, и Рэн, сжав третью, теперь уже с надеждой хоть на что-то любопытное, вновь прикрывает глаза. И тут же распахивает, понимая, что вот оно, первое важное отличие временных веток. — Нашел.       Все вокруг заволакивает дымкой, и только темноволосые фигуры Риана и деда остаются видимыми. Туман перетекает, переливается молочными лентами, то растворяясь и сходя на нет, то вновь сгущаясь, и, когда рассеивается, они оказываются в темноте ночи, освещаемой лишь далеким посверкиванием звезд и приглушенным сиянием трех лун. Ритуальный круг в отдалении все сильнее с каждой секундой наливается красным, жуткие мутировавшие твари прут из разлома, с оглушающим хрустом рвут исполинскими когтями участников ритуала, перетягивают, как дети игрушки, с громким ревом и оглушающим чавканьем пожирают изувеченные тела. Он сам, вместе с Тьером из той, иной реальности, прорывается к рунической печати, вот только в этой ветке времени есть главное отличие — отсутствуют Элгет и Шейвр.       — Почему ты выбрал именно это воспоминание? — внимательно следя за ходом битвы, заинтересованно тянет Владыка.       — Посмотри на группу барханов к северу от нас, — хмыкает Эллохар и, указав направление рукой, сам вглядывается в далекие вспышки щитов.       На зыбком песчаном наносе громко переругивается группка существ, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся следователями конторы ДэЮре и Нэриссой. Громкий гул песка отвлекает и, когда из него появляются Арвиэль, СэХарэль и Хардар, Повелитель понимающе хмыкает.       — В нашем случае Найтес и Наавир отсутствовали, но были Ултан и Элгет, — поясняет Арвиэлю Тьер, с любопытством наблюдая.       Светловолосая девичья фигурка, заметив, что Эллохар пропускает удар, прорывает золотящийся в темноте ночи защитный купол, установленный драконом, и, вытащив вспыхнувший синим пламенем меч из ножен, врывается в битву. Грозно рявкает на нее обратившийся демоном Эллохар, Повелитель осекает его, тесня Нэри себе за спину, но и ей перепадает пара монструозин поменьше. С затаенной тревогой магистр Смерти следит за тем, как Нэри окружают, он понимает, что Рэн из будущего, обернувшийся демоном, находится далеко, прикрывая Тьера, да и деда, тоже принявшего трансформацию, облепили противники. «Они просто не успеют» — бьется мысль в его голове, успокаивает одно: воспоминаний еще много. И тут тварь замахивается на Нэриссу, пропускающую удар покрытой черной слизью когтистой лапы, и перед ней вспыхивает слепящее синее пламя. Огромный демон выставляет объятый огнем клинок, и монстр, двигающийся по инерции совершенного выпада, напарывается на острие, захлебываясь ревом. Дед появляется тут же, уверенно, легко добивая оставшихся противников, и битва завершается. Огромный демон с яростным ревом хватает и без того перепуганную Нэри за шкирку и взлетает. Приземлившись чуть поодаль от места битвы и трансформируясь обратно, он уже было готовится сорваться на Нэри по полной, но его останавливает дед.       — Закончишь с делами, будь добр, зайди ко мне, нужно поговорить. — На его лице как всегда блуждает непонятная улыбочка, и кажется того Рэна это злит еще больше, и он без слов толкает Нериссу в переход.       — И после этого начинается самое интересное… — загадочно проговаривает явно знающий чуть больше, нежели его спутники, Даррэн. С приходом деда и его лордов битва заканчивается на удивление скоро, и, когда ее вольные и невольные участники исчезают во вспышках порталов, едва заметно усмехается. — Это еще не все, — многообещающе протягивает он, и дымка, вновь возникнув на мгновенье и окутав плотным туманом окружающее пространство, развеивается, являя внутреннее убранство конторы частного сыска ДэЮре.       — Контора… — удивляется Тьер, оглядываясь по сторонам, но магистр, явно ощущая совершенно не положительные эмоции своего отражения, резко проходит к двери в кабинет Чешуйчатого, толкает створку и замирает, просто наблюдая, чувствуя все, ощущая, что дед и Риан стоят за спиной немыми свидетелями весьма неприятной сцены.       — Бездна! Какого урга орочьего ты вообще полезла в битву?! Ты должна была сидеть под щитом вместе с Дэей и остальными! Чем ты думала?! — он в бешенстве откидывает волосы с лица, прожигая ее взглядом пылающих синим пламенем глаз.       — Их было больше, вас окружили! — она пытается перечить, но быстро сдается, слыша, как с губ разозленного демона срывается уже не крик, а рык.       — И ты решила, как последняя дура, сунуться в бой? — Эллохар перехватывает ее предплечья и сжимает их, встряхивая Нэриссу, не замечая, что его ладони полыхают. Она виновато опускает глаза, пытаясь скрыть то, что ей больно. Рукава ее платья осыпаются пеплом, но магистр в своей ярости не замечает ничего. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — он наконец отпускает ее руки и, отстраняясь, холодно цедит сквозь зубы: — Это не твой уровень, девочка. И ты должна была это знать. Но теперь я что-то очень сомневаюсь в твоих умственных способностях, — в двух шагах от нее вспыхивает синее пламя, и магистр Смерти, указывая в переход рукой, приказывает: — Домой, ЖИВО! — она заметно вздрагивает, но остается на месте и глаз не поднимает. — Ты чего-то не поняла? Или решила продемонстрировать не только отсутствие мозгов в черепной коробке, но и фамильную упрямость Блэков?! Бегом! — рычит Эллохар, делая шаг к ней. Она срывается с места и мчится в переход, а он зло шипит, чувствуя запах ее страха. И ему это не нравится. Совсем не нравится. Он морщится, вскрывает ладонь когтем и, что-то процедив сквозь зубы, тоже уходит, прожигая пространство.       — Удивительно видеть тебя в таком бешенстве… — когда все вновь заполняется дымкой, задумчиво проговаривает Риан, со странным прищуром изучая Эллохара взглядом.       — Себя вспомни, когда Дэя в очередной раз что-нибудь выкидывает, — парирует в ответ он, и негромкий смешок Владыки рассеивает звенящее напряжение просмотренного воспоминания. — Ничего неожиданного, — пожимает плечами Даррэн, ощущая тревогу, вину и странное смятение своего двойника. Чувства, в первом воспоминании бывшие притупленными, теперь все набирают силу, и он с неприятным предчувствием чего-то очень нехорошего предвкушает просмотр финальных сцен этой эпопеи.       — Как состояние?       Арвиэль приближается, внимательно всматриваясь в лицо внука, но то привычно непроницаемо и он не может сказать, о чем его наследник думает в эту минуту. И это одновременно успокаивает его и тревожит. Сам он прекрасно знает, что испытываешь, просматривая собственные воспоминания в Хранителе. Но так же уверен и в том, что Даррэн этот опыт вряд ли когда-нибудь забудет, учитывая то, что воспоминания не принадлежат ему и он видит все впервые.       — Оно не закончилось?       Сбоку раздается удивленный голос Тьера, и Даррэн с Арвиэлем оборачиваются, чтобы заметить, как неожиданно резко рассеявшаяся муть обретает очертания тронного зала дворца Повелителя Ада. Но на этот раз отпечаток памяти смазан, будто эмоции владельца в этот момент зашкаливали, стены оплывают и подрагивают, фигуры существ то стираются, словно смываются, обращаясь туманом, то снова приобретают резкость, вспышками бьют по глазам.       — Прости дед, но ты выбрал уж точно не лучший момент для проведения воспитательной беседы, — едко выговаривает стоящий напротив трона Эллохар, заставляя Арвиэля понимающе усмехнуться.       — Я пригласил тебя, — сделав ударение на слове «пригласил», начинает Повелитель, — не для проведения воспитательной беседы, хотя это очень полезная процедура для отбившихся от рук наследников. У меня только один вопрос, Рэн: когда ты стал таким рассеянным, если не сказать слепым? — загадочно посверкивает глазами Владыка из другого мира, переплетая пальцы.       Эллохар окидывает стоящего рядом властвующего родственничка раздраженным мрачным взглядом. Сам-то он понимает, на что намекает дед тому Рэну, но прекрасно разделяет и его недоумение, и вспыхнувшее синим пламенем в глазах раздражение. Дед настолько погряз в своей нездоровой любви к туманным формулировкам и издевкам над ближними, что это может показаться не просто раздражающим, но и пробудить неконтролируемую тягу к убийствам.       — Да о чем ты, чтоб тебе вечно на троне сидеть?! — взъяряется Эллохар, и смешок сидящего на ступенях ведущего к тронам возвышения СэХарэля вырывает из его горла гневный рык.       — А ты не заметил? — остановив Харэля рукой, насмешливо, ехидно вопрошает Повелитель и, откинувшись на спинку трона, оглядывает стоящего перед троном внука оценивающим взглядом с головы до ног. — Вот вроде бы вырос ты, Рэн, гордость и отрада очей моих, да только так и не поумнел… — притворно сокрушается Арвиэль под издевательский гогот не выдержавшего словесной экзекуции СэХарэля и, загадочно сверкнув глазами, крайне довольно выдыхает: — Твое пламя само перенесло тебя к девочке, Рэн. Ты защитил ее неосознанно, в запале битвы, в замутненном трансформацией состоянии сознания, ты исподволь, сам того не желая, ощутил угрожающую ей опасность… — глаза магистра Смерти, неверяще сузившиеся в начале тирады деда, резко распахиваются, все с тем же недоверием глядя на Владыку. — Мне снизойти и пояснить тебе, или ты сам догадаешься?.. — но магистр, резко дернувшись и словно погрузившись в глубокую, мучительную задумчивость, даже не дослушивает, вспыхивая синим пламенем и бесследно исчезая.       — Ну, в этот раз я хотя бы додумался сам, очевидный прогресс, — ехидно усмехается Даррэн, снова стоя в компании Риана и деда посреди молочно-белой пустоты. Смятение своего двойника, огорошенного подобной новостью, он всецело разделяет, но оно воспринимается странно, позволяя ему посмеяться над самим собой.       — О да, и я безмерно этому рад, — высказывается Арвиэль и, перехватывая пальцами нити туманного небытия, задумчиво смотрит куда-то вдаль. — Иногда слепота — это некое утешение, дарованное сознанием в качестве завуалированного извинения за жестокость мира, в котором мы сосуществуем. Что смотрим следующим? Или у тебя появилось желание пройти по порядку, предложенному первообладателем?       — Смотрим по порядку, — несколько помрачневший магистр Смерти сжимает следующую налившуюся в ожидании матовым светом жемчужину, и она сама соскальзывает в ладонь, растворяясь в небытие. Дымка, окружающая их, рассеивается, перенеся невольных свидетелей событий в ДарНахесс. Любопытство, свойственное ему от природы, требует подробностей, эмоции его репликации накатывают все сильней с каждым новым воспоминанием, и Эллохар в напряжении вглядывается в разбавленный теплым оранжевым светом сумрак.       Вспышка пламени озаряет темную гостиную покоев Нэриссы, и вышедший из него Эллохар, мрачно-задумчивый, неспокойный, резким, но немного нетрезвым шагом направляется в ее спальню. Дверь в нее слегка приоткрыта, и мягкий рассеянный свет позволяет увидеть свернувшуюся клубком на постели Нэри, крепко спящую, но при этом хмурящуюся даже во сне. Обойдя кровать и рухнув в кресло, магистр допивает последние капли напитка из бутылки и, швырнув в открывшийся переход пустую тару, с тяжким шумным вздохом склоняется, упираясь локтями в колени и запуская пальцы в длинные спутанные волосы. Негромкий вздох доносится из-под одеяла, и он наконец замечает склянки с зельями на прикроватном столике, в которых совершенно точно угадываются обезболивающее и противоожоговое. Смесь эмоций из страха, вины, злости проступают на его лице, и Эллохар пересаживается на кровать, а затем и вовсе укладывается рядом с Нэри, все это время лежащей к нему спиной.       — Ты не спишь, — едва слышный хриплый шепот рассекает гулкую тишину спальни, словно закаленный в Бездне клинок, и судорожный, задушенный, будто Нэри кусает губы, сдерживаясь, вздох, подтверждает утверждение Даррэна.       — Спала, — она кратко отрезает словом дальнейшие попытки завести разговор, и магистр Смерти морщится, недовольно сощуривая глаза. — Зачем ты пришел? Поразить меня силой и мощью своего перегара в назидание за проступок?       — Зачем ты полезла в бой, Нэрисса? — вопросом на вопрос отвечает он и срывается на злое шипение, переходящее в рык: — За какой Бездной ты вечно лезешь туда, куда не следует? — его глаза яростно вспыхивают мертвой синевой огня, и Даррэн, перехватив ее за плечо, разворачивает ту лицом к себе.       — Мне не десять лет, Рэн, и я вполне могу за себя постоять, — она болезненно морщиться и упрямо уставляется на него в ответ. — А если ты пришел меня отчитывать — дверь знаешь где, — на этих словах Нэри делает попытку отвернуться, но Эллохар не позволяет ей этого, соскальзывая рукой вдоль плеча и с силой сжимая талию.       — Какого урга орочьего, поясни мне, ты считаешь, что имеешь право бессмысленно рисковать своей жизнью?! — прямо Нэриссе в лицо рычит он, сильнее стискивая руку. — Почему, Тьма тебя расцелуй, все обязаны с тобой носиться, обучать тебя, защищать тебя, когда ты сама в благодарность напрашиваешься на то, чтобы тебе оторвали голову?!       — Так тебя никто и не просит, Рэн, ты не заметил? — насыщенная крайним ехидством издевка звучит в ее голосе, а насмешливо вскинутая бровь дополняет картину. — Не носись со мной, не защищай и не оберегай меня, можешь даже не любить. Давай, прямо сейчас просто вычеркни меня из своей жизни, выйди из моей спальни, хлопни дверью и запри на замок покрепче. Навсегда. Еще раз напомню — дверь там, — Нэри резко взмахивает рукой, забинтованной почти от локтя до запястья, и в его глазах шок, вина и дикая ярость смешиваются, заставляя прикрыть их. — И тогда завтра же я покину твой дом и твою жизнь Даррэн. Если ты думаешь, что я не справлюсь и прибегу через пару недель или месяц — ты очень жестоко обманываешься. Для тебя прошедшие четыре года — пыль, для меня — половина жизни. Ты не знаешь меня, — с бравадой и одновременной горечью в голосе заканчивает она, и Эллохар, дернувшись как от крепкой пощечины, ехидно, зло, почти жестоко усмехается в ответ.       — Как пожелаешь, прелесть моя! Твое слово — закон! — нарочито весело, болезненно-радостно восклицает магистр Смерти и, рывком взвившись с темных простыней, вылетает из спальни, оглушительно громыхнув ни в чем не повинной створкой двери.       Проносится по коридору до собственных апартаментов, ногой распахивает надсадно скрипнувшую дверь и, громыхнув баром в гостиной, подхватывает первую попавшуюся бутылку, выдергивает зубами пробку и жадно прикладывается к горлышку, словно в тщетной попытке затушить полыхающий внутри клубок жестких, противоречивых по своей сути, чувств. Только шумное дыхание Даррэна прерывает оглушительную тишину его покоев, да блики огня, зажегшегося в камине, стоило ему только войти, подсвечивают хищное лицо и резко дергающийся кадык на перевитой тяжами мышц шее. Рокочущий, злой рык разрывает ночную тишь, и грохот с неимоверной силой брошенной в стену бутылки вторит ему. С тихим пораженческим стоном магистр опускается на пол, склоняя голову меж колен, и запускает пальцы в спутанные длинные пряди, замирая памятным изваянием страдания самому себе.       — Конфликт на лицо, — едва слышно бормочет Повелитель Ада, когда они снова погружаются в мутное небытие, и сочувственно глядит в напряженную спину Даррэна, замершего без движения со склоненной головой.       Раззадоривать и вызывать на грубость и без того потерянного и опустошенного внука не стоит, как и выказывать сострадание, которое, очевидно, будет расценено, как откровенная, а потому неприятная жалость. Арвиэль лишь предупреждающе смотрит на Тьера, который, мрачно сведя брови, о чем-то напряженно раздумывает, и тот согласно кивает, демонстрируя понимание.       — Дерьмо, — безэмоционально констатирует магистр Смерти, характеризуя ситуацию в целом, и, резко развернувшись, сумрачно перебирает жемчужины, словно опасаясь того, что может увидеть в следующих слепках памяти.       В голове наблюдается поразительная для него звенящая пустота, и только слова Нэриссы, словно заедая, обрывками повторяются без конца, вынуждая признать ее правоту. «Для тебя прошедшие четыре года — пыль, для меня — половина жизни. Ты не знаешь меня…» — ехидно скандирует она, звонкий, злой голосок непрерывным набатом стучит по вискам. И в этот момент он осознает, что действительно сожалеет о том, что не интересовался ее жизнью эти четыре года, упирал на собственную обиду, ее нежелание общаться, на то, что ей, как любой темной в пубертате, необходимо больше свободы… «Дообижался…» — мрачно возвещает о проблеме подсознание, и внутри вспыхивает дикое желание узнать о каждом дне этих четырех лет, что Нэри не отвечала на письма, блокировала вызов по крови и ограничивалась сухими отписками и отмашками на его попытки разузнать, как у нее дела. «Да и чем ты лучше девочки?» — продолжает внутренний диалог неприятный голосок — «Спихнул ее на Люца, довольствовался исключительно положительными табелями успеваемости и тем, что у нее, якобы, все отлично? Хотя имел возможность в любой момент нагрянуть с визитом и уволочь домой». Тяжело вздохнув и приняв собственную неправоту, собственную промашку в отношении Нэри, Даррэн лишь тяжко вздыхает, понимая, что не в силах что-либо изменить. Такая Нэрисса: жесткая, закрывшаяся, прячущая под маской свои истинные чувства и переживания, словно обозлившаяся — неимоверно расстраивает, цепляет что-то внутри, отзывается ноющей пустотой в груди. «Как будто пытается защититься и укусить первой. Защититься даже от меня…» — проскальзывает грустная мысль в голове, и Даррэн, не решаясь на предварительный просмотр, без предупреждения сжимает следующую бусину, надеясь, что следующее воспоминание будет не таким выматывающим.       Сумрак гостиной развеивают лишь слабо светящие бра, да потрескивающие угли в догорающем камине. Магистр Смерти, уже почти три часа недвижно сидящий в кресле, мерно отбивает дробь по столику, прислушиваясь к раздражающему позвякиванию стоящего на нем стакана. Нэрисса, вот уже неделю находящаяся под домашним арестом после памятной битвы в пустыне и долженствующая быть в своей спальне, самовольно испарилась, стоило деду вызвать его на очередной совет дараев. И если первые попытки вызова по крови еще доходили, то последние, в том числе поиск по ведьмовскому амулету, явно сорванному Нэриссой в приступе острого раздражения, были абсолютно безуспешны. Тяжело, зло выдохнув сквозь стиснутые зубы, Эллохар поднимает взгляд на часы, висящие над каминной полкой и показывающие полтретьего ночи, и снова прикладывается к бутылке, судорожно глотая огневодку. Пальцы сильней сжимают скользкое горлышко, и он сипло выругивается, когда очередной вызов по крови обрывается, не дойдя до столь важного для него адресата.       — Дохлый гоблин! Голову оторву, как вернется… — пьяно бормочет себе под нос магистр, нетерпеливо покачивая бутылкой, и, когда кобальтовое пламя, рвано вспыхнув, расцвечивает гостиную неровными отсветами, растягивает губы в ехидной ухмылке. — Для тебя не ясен смысл слов «домашний арест», моя алкогольнозависимая прелесть? Или я все же был удручающе прав в своем высказывании о твоих умственных способностях? — пьяно тянет Эллохар, лениво поднимаясь с места и медленно, нетвердой походкой крепко залитого демона, приближаясь к прислонившейся спиной к стене Нэриссе.       Она лишь рвано выдыхает и ехидно ухмыляется в ответ, когда разьяренно-веселящийся магистр нависает над ней. Разводит руки в стороны, пьяно посмеивается и закатывает глаза, когда он вопросительно изгибает бровь. Только сейчас, вблизи, ему удается рассмотреть ее наряд, состоящий из тонкой блестящей тряпицы, мало напоминающей платье, столь короткой, что демонстрирует кружево чулок, впечатляющее до глубины души декольте и босоножки на головокружительно высокой шпильке. Ярость вспыхивает в занимающихся синим огнем глазах, а губы расходятся в хищном оскале, когда Эллохар отступает на шаг, чтобы еще раз рассмотреть все элементы ее весьма фривольного одеяния.       — Приношу свои глубочайшие извинения, — хохотнув, пожимает плечами Нэри, с безразличной насмешкой глядя на магистра Смерти.— Как жаль, что мои умственные способности оставляют желать лучшего, не правда ли? Но я подумала, представь себе, я немного умею, что раз ты позволяешь себе безобразным образом напиваться, то и я не могу упустить возможности культурно отдохнуть…       — Кажется, ты не знакома с определением слова «культурно», дорогая. Если бы я встретил тебя у веселого квартала, Нэрисса, то со стопроцентной уверенностью принял бы за весьма дешевую шлюху! — в гневе рычит Даррэн, снова нависая над Нэри, но та, достаточно ловко для мертвецки пьяной, проскальзывает под его рукой и, демонстрируя обнаженную спину, отходит, издевательски ухмыляясь.       — И уж точно не попал бы в список моих предполагаемых клиентов, — Нэри делает попытку усесться на диван, но магистр перехватывает ее за запястье, грубым рывком разворачивая лицом к себе. Пальцы крепко сжимают руку, и он почти уверен, что останутся синяки, но, судя по всему, ему абсолютно плевать.       — Я тебя не отпускал! — рявкает ей в лицо Даррэн, дергая Нэри на себя, заставляя ту болезненно поморщиться. — Какого дохлого гоблина ты сбегаешь, напиваешься до состояния трупа и заявляешься в таком виде домой в три часа ночи? Ты нарываешься, радость моя… — переходит на шипение магистр, но она лишь вздергивает брови и удивленно хлопает глазами.       — Так ты чем, собственно, недоволен? Моей самовольной отлучкой из заточения или тем, что я вернулась? Если вторым, то я пойду собирать вещи, ты не против? — отрешенное спокойствие, звучащее в ее тоне, вырывает взбешенный рык из его горла, и Эллохар, перехватив Нэриссу за плечи, чуть встряхивает ее, надеясь привести в чувства.       — Ты никуда не пойдешь, прелесть моя, даже не рассчитывай, — скалится он в ответ на ее усмешку. — А попробуешь — и испытаешь на себе все прелести ограничивающих магию кандалов и принудительной кодировки, — напевно, лениво проговаривает магистр, но та в ответ на прямо высказанную угрозу лишь улыбается шире и ехидно закатывает глаза.       — Ммм, как мне страшно, я вся дрожу и предвкушаю, — мечтательно выдыхает Нэрисса, — напугал. Ну, посижу послушно месяцок, и что дальше? Твоя тупая упертость, Рэн, может посоревноваться с упрямостью ездовых ящеров! — неожиданно зло цедит она, яростно сверкнув вспыхнувшими пламенем глазами. — Вот только даже это не заставит тебя перестать лелеять твою надуманную гипертрофированную обиду, напиваться до чертиков и вести себя, как первосортный мудак! — она резким движением отстраняется, стряхивает его ладони с плеч, словно ей неприятно, и смотрит с такой откровенной жалостью…       — Лелеять обиду? — гневное шипение срывается с его губ, и он взрыкивает, вновь хватая ее за запястье: — Это не обида, радость моя, это закономерная реакция на твое далекое от разумного поведение!       — Да, Рэн, именно так! Вот такая я, не отягощенная мозгами, с какой стороны не погляди! Вот только ты действительно лелеешь обиду, бесишься и не хочешь признавать правды, потому что она идет в разрез с твоим видением мира! — срывается на крик Нэрисса, отдирая его пальцы от собственной руки, но ей явно не достает силы разогнуть сжатые в стальной хватке пальцы, и она раздраженно выдыхает, уставляясь на него тяжелым взглядом. – Хватит! Если ты не дорос до того, чтобы понимать и принимать поступки и выбор других, то мне откровенно жаль тебя!       — И каков твой выбор?! Бесцельно подохнуть? И что дальше, скажи мне? Весьма эгоистично, ты не находишь? — Даррэн притягивает ее ближе к себе, заглядывая в темные, почти черные в неверном свете гостиной глаза, и замирает в ожидании ответа.       — Да какая разница, Рэн! Прими ты уже, наконец, что я не ребенок и не безвольное приложение к тебе! Ты не можешь решать за меня, что мне делать, когда и как, неужели до тебя не доходит! — мужские пальцы неожиданно чуть вздрагивают, расслабляясь, и она отводит взгляд, спешно отстраняясь и отходя в сторону, словно не желая его видеть, не желая даже рядом стоять. — Бездна, да ты представить себе не можешь, насколько я жалею, что вообще вернулась! — она отворачивается, запуская пальцы в волосы, и тяжело, судорожно выдыхает. — Хватит. Я действительно не желаю больше оставаться на твоем попечении и тем более жить здесь… Лучше бы и не возвращалась вовсе, — с горьким смешком подводит итог Нэрисса и, даже не обернувшись, уверенно, почти трезво проходит к лестнице, но не успевает сделать и пяти шагов, как высокая фигура магистра Смерти сносит ее к стене, слегка приложив обнаженными лопатками о шершавую каменную кладку.       — Я тебя не отпускал, — мрачно нахмурившись, словно осознав всю серьезность ситуации, чеканит Даррэн, упираясь обеими руками в стену по сторонам от ее головы. Но она лишь устало прикрывает глаза, и ее губы приоткрываются в печальной полуулыбке.       — Хватит, Рэн. Это конец. Давай не будем продолжать бессмысленный разговор, пока не наговорили друг другу лишнего, ладно? — она чуть поводит головой и с сожалением уставляется на него, разглядывая, изучая, словно действительно в последний раз. — Я устала, понимаешь?       — Нет, — глухо отзывается Эллохар, гулко сглатывая и вглядываясь в ответ. Его чуть потряхивает, и он сжимает ладони в кулаки, перенося на них вес, склоняясь к Нэри в ожидании продолжения. — Видимо, до меня действительно не доходит, радость моя. Не пояснишь? — устало, чуть язвительно проговаривает он, и Нэри чуть покачивает головой, будто укоряя за непонятливость.       — Ты давишь. А еще бесишь. И эгоистично жалеешь себя, и пусть я понимаю твои причины и даже принимаю их, но я действительно устала, Рэн. Хватит решать за меня, обрати внимание на то, что я выросла, это ведь несложно, верно? — Нэрисса негромко хмыкает, и магистр Смерти, чуть ухмыльнувшись, оставляет вопрос без ответа, считая его риторическим. — Поэтому, просто опусти меня, давай разойдемся без взаимных обид, я соберу вещи и перееду в родовое имение, а ты больше не будешь считать себя обязанным оберегать меня и заботиться о сохранности моей жизни. Так будет лучше для всех, — она разводит руками, подводя итог, но Эллохар словно не слышит ее, просто не отводит взгляд, скользя по лицу, нечитаемо вперивается, раздумывая о своем.       — Эгоистично? — со странной ухмылкой начинает он. — А не ты ли эгоистично не задумываешься о чувствах других, рискуя своей жизнью, прелесть моя? — едко высказывает претензию магистр, склоняя голову на бок, и когда Нэри, устало выдохнув, пытается выскользнуть из западни его рук, преграждает ей путь, возвращая на место.       — Может быть. Но таков мой выбор. И мы снова возвращаемся к твоему неумению принимать во внимание желания других. А теперь выпусти меня, — в ее тоне проскальзывают едва ощутимые льдинки, а упрямый взгляд снова будит бешенство, и Даррэн, чуть слышно скрипнув зубами, зло сощуривается.       — Какое прямолинейное признание в том, что тебе просто плевать на чувства других! Я восхищен, радость моя! — издевательски протягивает он, и мрачное удовольствие отражается на его лице, когда ее глаза вспыхивают первозданным гневом. Нэрисса глубоко вздыхает, стискивая челюсти и сжимая кулаки в бессильной злости, а затем с шипением выдыхает, чуть наступая на него.       — Да, Рэн, мне абсолютно, до омерзения плевать, потому как я не глупенькая, ни хрена не видевшая в жизни, сеющая только добро и свет человечка! Я темная, и не способна жертвовать своим комфортом, своим душевным спокойствием ради других. И если уж выбор стоит между моими чувствами и чувствами тех, кто меня окружает, я выберу себя. Всегда. Просто потому, что в первую очередь я обязана заботиться о своих чувствах, ведь этого не сделает кто-то другой. А все остальные пусть разбираются сами, это уже не мои проблемы, — жестко, четко проговаривая каждое слово, будто вырубая его из камня, выговаривает она, мрачно, решительно глядя ему в глаза. Ни тени сомнения, ни тени сожаления не проскальзывает ни во взгляде, ни на лице, лишь глухая уверенность в собственных суждениях сквозит в надменно приподнятых бровях и чуть изогнутых губах.       — А мне казалось, что все только и делают, что проявляют о тебе немереную заботу, — насмешливо, зло ухмыльнувшись, тянет он. — Оказывается, твоему эгоистичному величеству недостаточно? Удивлен. Только один вопрос: когда из замечательной девушки выросла такая…       — Дрянь? — с расползающейся по губам усмешкой перебивает его Нэрисса, — О, это еще самый легкий эпитет, которым можно меня наградить. Но ты не стесняйся, — она приглашающе взмахивает рукой, посмеиваясь, — продолжай, мне будет интересно послушать, — Нэри замолкает в ожидании его слов, но Эллохар молчит, лишь смотрит не с разочарованием, но с совершенным непониманием, и она продолжает: — Вот так и бывает, Рэн. А я ведь говорила, ты совершенно меня не знаешь, и если думаешь, что это не так, то ты глубоко заблуждаешься, — горько, болезненно хмыкнув она запрокидывает голову, пьяно упираясь затылком в стену, окидывает его безразличным взглядом темно-синих глаз.       — Я раздумываю, что же могло повлечь такие удручающие изменения, — мрачно выдыхает Эллохар, внимательно, изучающе всматриваясь в ее глаза, и не находит ответа. А болезненная, ненормальная по своей природе усмешка лишь ширится на лице Нэриссы, и тихий смешок срывается с губ.       — И никогда не узнаешь, я поклялась, что унесу эту страшную тайну с собой в родовой склеп, — пожимает плечами Нэри, но лицо ее застывает, словно маска. Она чуть дергается, снова пытаясь отстраниться, но Даррэн, подступив на шаг ближе, вжимает ее собственным телом в стену, не давая пошевелиться, ограничивая в движении, и на миг в ее глазах мелькает паника. — Это уже не смешно. Отпусти меня, — Нэри чуть дергается, но магистр Смерти со странным, совершенно нечитаемым выражением лица лишь крепче прижимает ее к себе, и на краткое мгновение ее лицо приобретает затравленное выражение. — Отпусти меня, — она упирается ладонями в грудь, но проще разомкнуть объятия каменной статуи, нежели вырваться из демонически сильной хватки Эллохара. Судорожный вздох вырывается из горла, почти истерический, и она снова и снова повторяет попытку вырваться, задыхаясь, а Эллохар спокойно, почти расслабленно стоит, просто пережидая истерику, предельно внимательно изучая ее взглядом, словно в издевку. — Ненавижу тебя! Отпусти меня, сейчас же! Отпусти!.. — сорвано дыша, шепчет Нэрисса и с полным злости стоном вновь касается затылком стены, в полном поражении закрывая глаза. — Как же я тебя ненавижу, Эллохар, если бы ты только знал… Чем я так перед богами провинилась, что меня тобой наградили на пожизненной основе?..       — Это далеко не ненависть, радость моя, я более чем уверен, — будто желая ее раззадорить, понимающе, снисходительно проговаривает он, и она в бешенстве отталкивает его, в неожиданности заставляя отступить. Нэрисса шарахается в сторону, обжигая ненавидящим взглядом, стараясь оказаться как можно дальше от напряженного, словно хищник выслеживающий добычу, магистра Смерти.       — Конечно, великий и неподражаемый магистр Эллохар знает чаяния женских сердец вдоль и поперек! — язвительно протягивает Нэри, складывая руки на груди, и он замечает, как ее обегает слабая, едва заметная дорожка пламени, не давая приблизиться. — Но я тебя разочарую, можно? Вот только, сколько бы ты баб не переимел, Рэн, а разбираться в них так и не научился. И твои неудачи на любовном фронте это только подтверждают.       — Звучит, как тост! — хрипло, зло хохочет явно задетый за живое Эллохар, и его рука занимается пламенем, а миг спустя в ней появляется початая бутылка. — За это нужно выпить! — нарочито весело восклицает он, прикладываясь к горлышку, звякая о темное стекло зубами, душа яростный рык. Издевательски медленно пьет, краем глаза наблюдая за тем, как Нэрисса медленно приближается. Опустошает сосуд и скалится в ожидании, точно получает странное удовольствие от ссоры. И когда тонкие пальчики выхватывают бутыль, с силой швыряя ее на пол, выглядит почти счастливым. — И что мне посоветует леди вейла? Ты то, как я посмотрю, поболее моего разбираешься в отношениях, не правда ли?       — Хватит пить и упиваться жалостью к себе! Ты жалок, Рэн! И вечно выбираешь женщин, которые нуждаются не в любви, нет, они настолько беспомощны, что зад самостоятельно подтереть не могут! Что Василена, которая не добилась бы ничего, если бы не ты, что Риате, которая, несмотря на весь свой незаурядный ум, раздражающе беспомощна! Да даже меня ты подобрал из жалости, и лучше бы этого не делал, Бездна тебя побери! — выкрикивает Нэрисса прямо ему в лицо и наблюдает, как его глаза наливаются синевой пламени, но не отступает, нет, лишь твердо смотрит в ответ.       — Не смей… — зло шипит магистр Смерти, медленно наступая, но она не пятится, просто стоит, подпуская ближе к себе, давая возможность сорваться. И даже кольцо из пламени тухнет.       — Не сметь что? Поливать твоих беспомощных сердечных привязанностей отборным дерьмом? Говорить правду? — хмыкает Нэри, когда Эллохар, грозным изваянием нависнув над ней, сверлит ее тяжелым, опасным взглядом. — Даже то, что ты до сих пор трясешься над святой и непогрешимой Верховной, как преданный пес заглядывая в глаза и вымаливая малейшую улыбку, несмотря на то, что после вашего расставания она недолго в девках гуляла… Неприятно слышать правду, да, Рэн? Хватит уже компенсации своего посттравматического синдрома. Я не хочу быть в клубе твоих немощных, ни на что не способных привязанностей! На этом все, — холодно, совершенно спокойно, безразлично заканчивает Нэрисса и, щелкнув пальцами, пытается призвать пламя, но даже слабая искорка не вспыхивает, и теперь уже Нэри в бешенстве смотрит в ответ. — Разблокируй.       — Нет, — бескомпромиссно отрезает Эллохар. — Ни сегодня, ни даже завтра, ни через неделю, и тем более после ты никуда не пойдешь, Нэрисса! — его голос, с негромкого и размеренного, повышается, и он переходит на рык: — И ты была невероятно права в своем заявлении, что я эгоист. И мне плевать на твое желание подохнуть поинтересней. На то, что ты устала, и хочешь поскорее избавиться от моего ненавистного общества, — он перехватывает ее запястья, резким рывком притягивая к себе, впечатывая в каменное напряженное тело. — И видит Бездна, мне абсолютно все равно, что ты можешь возненавидеть меня, но если будет нужно, я прикую тебя цепью за лодыжку в собственной спальне, и буду перевоспитывать тебя столько, сколько потребуется. Не уверен, что у меня хватит терпения, но все же… — его губы размыкаются в жутком, полном предвкушения оскале, и Нэри вздрагивает, страх вспыхивает в ее глазах, и она пытается отстраниться, но он держит крепко, так крепко, что проще сломать себе руку, чем вырваться. — Если потребуется, казематы всегда в твоем распоряжении, обустроим тебе чудесную спаленку, хочешь? А если и оттуда попытаешься сбежать, я всегда придумаю что-нибудь еще, я, знаешь ли, никогда на фантазию не жаловался… И знаешь, ты даже можешь поливать меня и мои бывшие увлечения дерьмом сколько твоей душе будет угодно, но никогда, слышишь, никогда не грози мне своей смертью или уходом! Потому что я не отпущу тебя! Никогда! — взревает он, полыхая синим пламенем глаз, и жестко, грубо притискивает к себе, заглушая болезненный вскрик, запечатывая приоткрывшийся рот жадным, злым поцелуем, прикусывая губы, едва ощущая, как она изо всех сил вырывается, нетерпеливо врываясь в рот языком, чувствуя пряно металлический привкус крови, почти рыча от едва сдерживаемой ярости и желания. Не контролирует напор, не реагирует на сопротивление, но резко замирает, когда оно прекращается. И с хриплым рыком снова вжимает ее в стену, когда она отвечает. Иступлено, яростно целует в ответ, проскальзывая пальчиками по натянувшейся на груди ткани рубашки, проходится острыми коготками по шее вверх, путаясь в волосах. Хрипло, низко стонет, когда мужские ладони уверенно, властно очерчивают контуры тела, задерживаясь на изгибах бедер, вжимается в него крепче, теснее. И когда тонкие девичьи пальцы начинают уверенно расстегивать рубашку, их охватывает бушующее, яростно фырчащее синее пламя. Оказавшись в спальне, магистр уже сам избавляется от рубашки, вновь накрывает губы Нэриссы голодным поцелуем, запускает пальцы в волосы, скользит ладонями по обнаженной спине, резко, нетерпеливо разрывает платье. Пальцы жадно сжимают ягодицы, и он, стремительно подхватив Нэриссу под бедра, хрипло стонет, ощущая горячие мягкие губы, прокладывающие дорожку поцелуев по шее. Два плавных, быстрых шага и Эллохар опрокидывает ее на прохладные черные простыни, опираясь на колени и вытянутые руки, темным, похотливым взглядом обозревая раскинувшуюся перед ним, и совершенно не стыдящуюся своей наготы Нэри. Скользит взглядом по лицу, заглядывает в темные, подернувшиеся пеленой желания глаза, откровенно любуется чувственным румянцем, проступившим на скулах, приоткрытыми, припухшими от поцелуев губами, отчаянно бьющейся на шее жилкой, медленно, словно лаская, проскальзывает глазами по округлым холмикам грудей с напряженно вздернутыми сосками и чуть подрагивающему животу. Неторопливо, дразняще лениво склоняется, едва ощутимо касаясь губами нежной кожи за ушком.       — Моя… — победно выдыхает Даррэн, и Нэри под ним изгибается, тихо стонет, когда он не спеша проводит носом вдоль шеи, чуть прикусывает ключицу. Пальцы терпеливо вырисовывают узоры по трепещущему животу, спускаясь к кружеву трусиков, но ей отчаянно мало, и Нэрисса, резко дернув Эллохара на себя, голодно впивается в его губы, теперь уже сама скользит коготками по плечам, груди, мышцам пресса. Щелчок кованой пряжки ремня оглушительно громко взрезает темноту, наполненную лишь звуком сорванного дыхания, тихими, просящими, всхлипывающими женскими стонами. — Нетерпеливая, — похотливо ухмыляясь, довольно протягивает магистр Смерти и тут же сдавленно, хрипло стонет, когда тонкие пальчики, справившись с застежкой брюк, обхватывают напряженный член, медленно скользя по стволу от корня до головки, неторопливо обводят ее мягкими подушечками. И чуть толкается сам в ласкающую ладонь, прикрывает глаза, и ее движения становятся уверенней, ритмичней, заставляя его задыхаться. Жадно, нетерпеливо покрывает поцелуями-укусами шею Нэри, обжигает горячим дыханием, спускается к груди, искушающе выводя языком вензеля по коже. И получает громкий стон в награду, как только его губы накрывают твердую горошинку соска. Нэрисса пальчиками зарывается в его волосы, плотнее прижимает к груди, выгибается и ерзает в нетерпении, заставляя его довольно порыкивать. Острые когти рывком уничтожают тонкое кружево трусиков, и Даррэн с довольным полувздохом-полустоном устраивается между ее бедер, и Нэри обхватывает его ногами, крепче вжимая в себя. Тихо просяще стонет, придавленная к простыням томительной тяжестью возбужденного мужского тела, потирается бедрами о твердую горячую плоть, пока мужские губя медленно, но верно прокладывают путь вниз по телу. Влажный, обжигающий язык обрисовывает выпирающую косточку таза, зубы чуть прикусывают кожу, и Нэрисса судорожно втягивает воздух, опуская глаза и сталкиваясь с темными омутами зрачков, затопивших радужку, опоясанных тонкой лентой синего пламени. Похотливая, совершенно развязная ухмылка изгибает губы магистра Смерти, и он, с выражением исключительного предвкушения на лице, уверенно обхватывает колено пальцами, и отводит его в сторону. открывая доступ к невероятно желанным уголкам ее тела. Еще один прожигающий, короткий взгляд глаза в глаза, и лицо Нэриссы вспыхивает, краска неожиданного смущения затапливает лоб, щеки, спускается по шее к груди и ноющим от жажды большего соскам. Сдавленный вздох срывается с ее губ и она зарывается головой в подушки, крепко зажмуривается, а твердые губы продолжают свой обжигающий танец, выцеловывают испепеляющую нутро ленту вниз, а кончики когтей наоборот медленно поднимаются от коленного сгиба вверх, распространяя колючие мурашки по коже.       — Смотри, — хрипло выдыхает Эллохар, и жесткие требовательные нотки звучат не иначе как приказ, и Нэри, будто не имея совершенно никакой возможности сопротивляться, вновь приподнимает голову, из-под ресниц наблюдая за действиями Эллохара. Кончики пальцев едва ощутимо порхают по внутренней стороне бедра, никак не касаясь горящих от нетерпения чувствительных мест, заставляя ее всхлипывать и хватать губами раскалившийся воздух, когда они запретно близко приближаются туда, где столь необходимы именно в это мгновение. А Даррэн продолжает чувственную пытку, скользя кончиком носа ниже по чувствительной коже живота, утыкается в лобок над разгоряченными влажными складками и шепчет, опаляя чувствительный капюшончик клитора срывающимся дыханием, — Как долго я этого хотел, Нэри… видит Бездна, это было самое тяжкое ожидание в моей жизни… — он шумно втягивает носом воздух, словно желает заполнить себя ее запахом до конца, без остатка, и его губы почти касаются нежной чувствительной кожи, раздразнивая Нэриссу еще больше. — Ты — мое наказание, но ради подобного воздаяния я готов оступаться раз за разом, бесконечное множество раз…       И Нэрисса лишь нетерпеливо стонет в ответ, подается бедрами навстречу, теряя остатки разума, когда жаркий выдох вновь касается сверхчувствительной плоти, и влажный, чуть шершавый язык властным, уверенным движением размыкает складочки, медленно проходиться снизу вверх, заставляя забиться, выгнуться и громко застонать, забывая о смущении. Кончик сладко трепещет на пульсирующем от наслаждения бугорке, обводит его по кругу, медленно, неторопливо лаская, а затем обхватывает губами, чуть посасывая, и Нэри заходится громкими стонами, и напряженно замирает, когда присоединяются пальцы. Даррэн медленно проскальзывает ими между складочек, подбирая капельки влаги, с легким давлением обводит вход и немного проталкивает их вперед, неторопливо вводит сначала один, и слегка сгибает в фалангах, проводя внутри,задевая чувствительную точку, надавливая, не отрываясь губами от сладостно-терпкой плоти любимой женщины и в награду получает сдавленные стоны, предвкушающую дрожь ее тела, и тонкие пальчики судорожно вцепляющиеся в волосы, побуждающие, требующие продолжения. И он жадно пьет ее наслаждение, ласкает, заставляя забыть обо всем, погрузиться в тягучую негу плотского удовольствия, не прерывается ни на секунду, пока, наконец, не ощущает первые спазмы стискивающие пальцы, напряжение, звенящее в ее теле, словно натянутая струна, и отрывистый вскрик, с которым она, плавно, как кошка, выгибается на простынях, прерывисто дыша, хватая ртом воздух, содрогаясь каждой клеточкой. И вновь, напоследок, обводит языком клитор, и демонстративно, напоказ, облизывает покрытые чуть светящейся во мраке смазкой, — Моя девочка… — по-кошачьи сыто урчит Даррэн, накрывая дезориентированную Нэри тяжелым горячим телом и, столкнувшись с подернутым поволокой взглядом темно-синих глаз, неожиданно мягко улыбается, — Люблю тебя, — резкий выдох обжигает ее губы за миг до касания, и он вовлекает ее в глубокий поцелуй, резко подаваясь бедрами вперед, одним единственным толчком заполняя ее до конца, заглушая болезненный стон, врываясь языком в приоткрытый рот и замирая, позволяя ей привыкнуть к себе внутри. И пальчики, нервно, с усилием сжавшие плечи, расслабляются, проскальзывая по покрытой испариной коже, ноготки, чуть царапая, пробегают по шее, подразнивая чувствительную кожу затылка, вплетаются в волосы, и она иступлено, голодно отвечает, оплетая руками, обхватывая ногами, толкается навстречу, позволяя погрузиться глубже, срывая хриплый стон с пересохших губ, и Даррэн теряет последние крохи пресловутого самоконтроля, которым всегда так гордился, и который так ненавидел. Плавно подается назад, чтобы с силой ударить бедрами, вырвать из груди громкий, несдержанный стон, и застонать в ответ самому. И мягкие губы скользят по изгибу шеи, сбивая и без того неровное дыхание, шепчут что-то, и он ускоряется, не имея больше сил сдерживаться. И накрытое ласковым мраком ночи помещение наполняется звонкими женскими стонами, хриплыми мужскими, шорохом шелка простыней и одним на двоих сорванным дыханием.       Первым, что делает магистр Смерти, когда воспоминание истаивает, обращая все вокруг в дымку, это оборачивается и, отдышавшись, в тщетной попытке привести ошалелое сердцебиение в норму, встряхивает головой, старательно изгоняя столь желанные видения, заевшие перед внутренним взором и не желающие покидать мысли. Риан вместе с Владыкой обнаруживаются на некотором отдалении, шагах в пятидесяти, хотя в этом эфемерном пространстве расстояние не является постоянной величиной. Нацепив на лицо отстраненно-безразличное выражение и отчаянно благодаря деда за проявленное понимание и уважение к его собственным личным границам, Даррэн быстро пересекает молочно-белое марево и, прислушавшись, с удивлением понимает, что те увлеченно обсуждают напряженную политическую обстановку в частности, и расстановку мировых сил в целом.       — Прошу простить, но… — вполне вежливо начинает наследный принц Хаоса, но на его лице проскальзывает очень странное выражение, и он срывается на злой рык: — Какого урга орочьего ты не сказал мне, что к душевным переживаниям в качестве бонуса прилагаются еще и ощущения физические?!       — Правда? — прерывается на полуслове рассказывающий что-то Арвиэль и удивленно приподнимает брови, выражая полное недоумение. Но смешинки, едва заметно посверкивающие в странных глазах, ни на секунду не позволяют усомниться в том, что он предполагал такое развитие событий.       — Нет, я тут просто шутки шутить изволю! Настроение, видишь ли, очень случаю подобающее! — срывается Эллохар, и по лицу Повелителя Ада проскальзывает понимающая улыбка. Заметивший это магистр Темного Искусства, чуть усмехнувшись, отводит взгляд и с крайней степенью любопытства во взоре неотрывно обозревает мутные дали так, будто те могут дать ответы на все его вопросы.       — Что ж, в свое оправдание могу лишь сказать, что о подобной возможности Хранителя я не знал, Рэн, да и отошли мы, как только поняли, что данное воспоминание находится несколько дальше за твоими границами дозволенного, чем прежние, — разводит руками Владыка, пребывая в полной уверенности на счет того, что же увидел его внук. — Но свойство любопытнейшее, не спорю, надо бы заглянуть в манускрипты… — задумчиво замечает Повелитель с таким предвкушением в голосе, что Эллохару остается лишь закатить в раздражении глаза. Он прикрывает их, стараясь приглушить картины, вспышками мелькающие в голове, но те лишь замедляются, мучительно разрывая виски, и он снова, почти вживую, как за десять минут до этого, слышит обвинительные злые выкрики Нэриссы и собственные запальчивые ответы… А после и продолжение ночи… И снова с невероятной силой накатывает желание махнуть на все рукой и с воплем «С меня хватит!», просто сбежать напиваться куда-нибудь подальше, но он стискивает зубы и, протяжно прошипев, вновь встряхивает головой, сжимая пальцами следующую бусину на тонкой фосфорицирующей нити.       Первое, что раздается в наполненной тишиной темной спальне, это шорох черных простыней и чуть более громкий, чем обычно, вздох магистра. И на минуту все снова стихает, позволяя наслаждаться ленивой утренней дремой, как назойливое шуршание повторяется, а к нему присоединяется и тихий, полный страдания женский стон, вперемешку с пыхтением. И то удобное нечто, теплое, удивительно приятное на ощупь нечто совершает вероломную попытку побега посредством острожного выползания из смертельно крепкого объятия магистра Смерти. Недовольный вздох снова срывается с губ Эллохара, и он, теснее обхватив, несомненно, женское тело не только рукой, но еще и ногой, чуть морщится от зудящей в висках боли, совершенно недвусмысленно намекающей на подкрадывающиеся, но уже привычные муки похмелья.       — Радость моя, ты у меня птичка ранняя, и это весьма похвально… – хрипло посмеиваясь, начинает Даррэн, с поразительно довольным выражением лица проскальзывая ладонью по обнаженному бедру вниз.       — Но я не думаю, что столь же похвальным будет пребывание в мокрой постели, — ехидно продолжает за него чуть хмурящаяся Нэрисса, отцепив от себя тяжелую цепкую пятерню, выворачивается из каменных по ощущениям объятий и, стянув с постели одну из простыней, быстрым шагом проходит в ванную. Дверь хлопает неожиданно громко, и на лице магистра Смерти мелькает мрачно-озабоченное выражение, которое, впрочем, спустя несколько мгновений сменяется чуть хищной усмешкой. Эллохар откидывается на подушку, заложив руку за голову, поправляет съехавшую с бедер простыню и выжидательно уставляется на двери, прислушиваясь к звукам за неплотно прикрытой створкой. Какое-то время слышно лишь легкие шажки и плеск воды, видимо, Нэри умывается, а затем все на секунду стихает, чтобы смениться резким грохотом, топотом ножек и бьющим по ушам звуком ударяющейся о стену двери. — Это что за нательные росписи к Претемной Праматери?! — Нэрисса вылетает из ванной, стремительная, злая, с полыхающими глазами, и Эллохар с восхищением во взгляде разглядывает ее, но когда она откидывает длинные пепельные пряди, рассыпавшиеся по плечам, за спину, замирает с выражением глубокой, почти шоковой задумчивости на лице, предельно внимательно рассматривая то, что, собственно, видит перед собой. И посмотреть есть на что, очень даже, это неоспоримо, но вот привлекает его совсем не золотистые полушария грудей, едва прикрытые сползающей простыней, и даже не округлое бедро, соблазнительно выглядывающее из «разреза» своеобразного одеяния… Тонкие, изящные черные линии вязи брачной татуировки, начинающейся где-то под волосами, вероятнее всего, за ухом, извиваясь и переплетаясь, образовывая руны и символы, спускаются вдоль плеча, минуя грудь, и уходят вдоль обнаженного, демонстрируемого ему сейчас бока, по бедру. Они ширятся, образуя диковинные цветы и листья, обвивают бедро подобно лиане, уходят к средоточию женственности, и далее спирально спускаются по ноге до самых пальчиков. Проследив каждую тонкую линию рисунка, внимательно изучив каждый символ, цветок и листик, магистр чуть нахмуривается, сведя черные брови к переносице, и, пребывая все в той же тяжкой задумчивости, поднимает взгляд к лицу Нэри:       — Подойди, сердце мое, — серьезно проговаривает Даррэн, видя, как Нэрисса, старательно скрывая обреченность во взгляде, медленно приближается к кровати и в нерешительности замирает, отводя глаза. Он, напряженно вскинувшись, перехватывает свободную от удерживания сползающей простыни ладонь и, потянув на себя, усаживает Нэриссу на постель. Осторожно обхватив ее подбородок пальцами, Эллохар приподнимает ее лицо, мягко оглаживает пальцем скулу и, когда наконец она переводит свой взор на него, едва удерживается от снисходительной усмешки. — И в чем же причина столь громкой реакции, Нэрюш?       — В том, что я совершенно точно не собиралась замуж в ближайшую сотню лет? — голос Нэри звучит глухо, а под конец и вовсе срывается, и Эллохар, обворожительно ухмыльнувшись на данную тираду, ловко опрокидывает Нэри на постель, выпутывая из кокона простыни.       — Несколько запоздалое заявление, радость моя, — он склоняется к ее губам и, услышав прерывистый вздох, изгибает губы в неподражаемой коварной улыбке. — Думаю, нам просто необходимо закрепить достигнутый результат, а в процессе я найду огромное множество приятных способов тебя переубедить… — и, скользнув в миллиметре от ее губ своими, насладившись еще одним, на этот раз раздосадованным, вздохом, он проскальзывает губами к чувствительному местечку за ухом, вслушиваясь, как грохочет ее пульс.       — Повторенье — мать ученья? — на тихий шепот Принц Хаоса реагирует негромким смехом и довольной усмешкой, и Нэри резко вздрагивает, ощущая как горячий язык, начиная с завитка брачного тату, медленно спускается ниже, следуя чернеющему на коже рисунку. А он тем временем продолжает неторопливые ласки, спускаясь все ниже, срывая с губ Нэриссы сдавленные вздохи и негромкие стоны.       — Вот ведь огрызок тролльего уха, все не уймется никак! — неожиданно шипит, гневно скрипнув зубами, магистр Смерти. И, с полным недовольства вздохом перекатившись на спину, утаскивает Нэриссу себе под бок, крепко прижимая к телу. На краткий миг в его глазах вспыхивает синее пламя, и он, закатив в досаде глаза, взрезает подушечку пальца когтем, отвечая на вызов. — Да дед, — со смертельной усталостью в голосе тянет Эллохар, второй рукой, собственного успокоения ради, скользя по спине чуть подрагивающей и извивающейся, видимо, от щекотки, Нэри. На его лице появляется хмурое выражение, и несколько минут напряженного внимания Повелителю Ада заставляют его нахмуриться еще сильней. Нэрисса с тревогой вглядывается в его лицо, приподнявшись, но Даррэн лишь отрывисто качает головой, и она со вздохом снова укладывается на его плечо, но то, что она все утро пребывает в своих мыслях, причем, не совсем приятных, явно заметно магистру. Кинув на нее проницательный взгляд и резким движением поднявшись с кровати, он снова склоняется к Нэри и касается губ мягким поцелуем. — Прости, Нэрюш, продолжим позже. Наш крайне активный царствующий дед требует меня немедля, — и, окинув полным сожаления взглядом обнаженную девичью фигуру, распростертую под ним на простынях, он отстраняется и синее пламя вспыхивает в двух шагах.       — А… — удивленно приподнимает брови странно напряженная Нэри, видимо, желая напомнить о такой незначительной мелочи, как одежда, которая отсутствует на магистре Смерти от слова совсем, но Даррэн лишь насмешливо отмахивается.       — Чего они там не видели? — озаряет неподражаемой по своей веселости ухмылкой спальню магистр. — Оденусь во дворце, радость моя. Никуда не исчезать, нам нужно серьезно поговорить. Я быстро, — и, выдав ценные указания по времяпрепровождению, скрывается в монотонно гудящем огненном столбе.       — Хмм, — крайне задумчиво потирает подбородок Властитель Ада, внимательным взглядом окидывая собственного внука с ног до головы. — Удивительно, — резюмирует, наконец, Арвиэль, спустя еще несколько минут пристального рассматривания наружности Принца Хаоса, когда тот, отвечая деду взаимностью, но не обладая тем же титаническим терпением, издевательски вскидывает бровь.       — И что же показалось тебе настолько удивительным, что ты сверлишь меня взглядом добрые десять минут? — скептически хмыкает Эллохар, вновь перебирая в пальцах нить. В голове совершенно случайно всплывает разговор с собственным отражением и его слова: «Меня вызвал дед, Нэри сбежала, сначала отправившись к Тангирре…». И длинные смуглые пальцы чуть вздрагивают на фосфорицирующей нити, а магистр рассредоточенным взглядом упирается в жемчужинки, и по его губам расползается странная, очень кривая улыбка.       — Я почти уверен, что ты осведомлен о событиях, которые мы увидим дальше, — замечает догадливый Тьер. На миг в его глазах мелькает сочувствие, но темный тут же принимает привычный невозмутимо-отстраненный вид. Магистр Смерти лишь согласно кивает, скорее в благодарность за то, что друг не выражает в открытую свою жалость к нему, которую, несомненно, испытывает.       Сжав крепче пальцы, Даррэн медленно стягивает еще одну бусину, и молочно-белое марево оплывает, являя размытые очертания столь знакомого ему тронного зала. Но в отличие от деда и того же Тьера, которые со всей внимательностью вслушиваются в разговор Арвиэля и Эллохара и понимающе хмыкают, когда Владыка из другой реальности спустившись с тронного возвышения, оттягивает ворот рубашки внука с довольной клыкастой улыбкой, он лишь со странной веселостью в глубине души ждет продолжения представления. Отстраниться от чувств и переживаний своего отражения становится непосильной задачей, и магистр сосредоточенно концентрируется на своих собственных ощущениях и мыслях, но в них тоже пребывает одна светловолосая привлекательная леди… И Эллохар, выругавшись про себя на свою собственную паранойю и мнительность, все же касается связи с Нэри, на секунду прикрывая глаза. Но та мирно спит, и ей даже снится что-то смутное, непонятное. Мельтешащие перед глазами картинки сна Нэри проплывают перед глазами, неведомым образом успокаивая сумятицу в душе, и магистр Смерти почти облегченно выдыхает. Ощутив, как вокруг снова закручивается пространство, перекидывая в новый обрывок памяти, Эллохар нехотя распахивает глаза, отпуская столь необходимую для его душевного спокойствия связь, и теперь уже видит до боли знакомую темную спальню. На этот раз пустую. И уже более отрешенно окунается в ощущения и эмоции своего двойника.       По возвращении Даррэна из дворца Повелителя Ада спальня оказывается пустой. Буквально на секунду Эллохар застывает с удивленным выражением лица, но брови почти сразу хмуро сходятся на переносице, едва он понимает, что Нэри нет и в ванной, из которой не доносится ни звука. В спальне, оставленной им получасом ранее все также — скомканные черные простыни на постели, одна из подушек валяется на полу, скинутая им в порыве страсти еще ночью. И только запах, столь явно ощутимый для чувствительного обоняния высшего демона запах, свойственный только Нэри, уже почти испарился, исчез. И это наталкивает озадаченного магистра Смерти на весьма неутешительные выводы. Рывком развернувшись, он вылетает в коридор, толкает дверь, что расположена наискосок от его, и, стремительно ворвавшись в покои супруги беглянки, принюхивается, словно гончая, берущая след. Тонкий аромат мускуса и жасмина обнаруживается и здесь, слабый, едва уловимый, и Эллохар, рыкнув, вновь, как и десятью минутами ранее, бросает кровный вызов, но он также остается неотвеченным. Бешенство накрывает волной, смешивается с тревогой, разливающейся внутри стылым холодом, и Эллохар, стремительно преодолев метры до спальни, отмечает, что в комнате, обычно идеально прибранной, теперь царит заметный наметанному глазу беспорядок. Только сейчас приходит понимание напряженного поведения Нэри и ее хмурой задумчивости этим утром. «Она тоже этого хотела» — пытается уверить себя магистр, но выходит настолько неубедительно, что он лишь устало прикрывает глаза. Прикосновение к связи, невероятно сильно окрепшей за эту ночь, тоже помогает мало — с той стороны ощущается гулкая пустота, сравнимая только с вымороженной пустошью. И совершенно точно не помогает найти девочку. И впервые в жизни Даррэн ощущает подобную панику, сосущий под ложечкой страх, выматывающий, лишающий сил. Осознание того, что она намеренно закрывается от него, не хочет вступать в контакт, и только наличие этой самой связи говорит о том, что она жива и в порядке, позволяет ему многое понять. «Не хотела» — мрачно, болезненно констатирует Эллохар. «Жалеет?» — задается вопросом он. Но ответ может дать только сама Нэрисса, находящаяся неизвестно где. И магистр, недолго думая, оцарапывает палец до крови, обращаясь к тому, кто точно не откажет в помощи.       — Риан? — собственный голос, хриплый, словно простуженный, неуверенный, вызывает стылые мурашки по коже.       «Рэн?» — обеспокоенность, с которой откликается Тьер, и скорость его ответа приятно удивляют, но почему-то мало затрагивают.       — Еще одна леди, на которую я имею матримониальные планы, совершила вероломный побег в закат. Не желаешь поохотиться? — веселые интонации звучат настолько фальшиво, что Даррэн издевательски хмыкает, насмехаясь над самим собой. — Нэри сбежала, — с максимальной честностью признается он и чувствует, как все внутри сжимается, то ли от осознания очередного проигрыша на любовном поприще, то ли в ожидании вердикта лучшего друга.       «Между вами что-то было?» — ожидаемо серьезно, и даже как-то напряженно уточняет магистр Темного Искусства, и после, немного помолчав, со вздохом добавляет: — «Я спрошу у отца, может она отправилась к матери в Лангред. Рэн, ты ответишь?»       — Все было. И даже брачная татуировка проявилась. Дед в восторге. Во всех тавернах Хаоса наливают бесплатно. Месяц, — почти безэмоционально проговаривает Даррэн, безучастно пялясь в стену напротив, обтянутую темно-синими шелковыми обоями. Постоянное подергивание сияющей ниточки связи, что стала крепче стального каната, взвивает нервы, натягивает их, требуя действий. Но остановиться он не может, пусть с каждым касанием все больше убеждается в том, что Нэрисса не ответит на его зов.       «Пожалуй, я не буду шутить про «не понравилось», — спустя еще полминуты отзывается Тьер. — Она в Лангреде. По словам отца, защитная сеть идентифицирует лишнюю темную леди на территории замка, в количестве одной штуки. Жду тебя во дворе»       И Эллохар, так ничего и не ответив, обрывает связь. Мысли, мечущиеся загнанными в клеть зверями, заставляют вспоминать и анализировать поведение Нэри в последние недели. То, как она кинулась в бой во время ритуала в пустыне и прорыва из Бездны, то, как резко реагировала на его попытки разговорить ее, то, как каждый раз притворялась спящей, стоило ему прийти ночью к ней в спальню… И то, как мастерски уходила от неудобных вопросов, демонстрируя поразительную холодность, которая мгновенно сменялась горячностью ярости. И ступив в переход, исполненный мрачной решимости вернуть Нэриссу, чего бы это ему не стоило, он продолжает гадать, как убедить ее, не используя при этом силовых методов.       Пламя, полыхнув сильнее, выпускает из своих объятий магистра, и тот, ступив шаг навстречу другу, почему-то испытывает подспудное ощущение, что тот сейчас его ударит, настолько мрачно он выглядит.       — Я не буду осуждать твои навыки общения и тем более методы склонения к постели и замужеству, — жестко начинает Риан, на что Даррэн лишь приподнимает бровь в немом вопросе. — Но мама, пусть и бывает излишне впечатлительна и эмоциональна… поделилась своими наблюдениями. Впрочем, думаю, ты сам составишь мнение о сложившейся ситуации.       Тьер первым шагает в адово пламя, гостеприимно распахнувшее свои объятия, и магистр Смерти вздрагивает, ступая следом. Если вмешается Тангирра, вернуть девочку будет крайне сложно, учитывая довольно близкую родственную связь между ними. Решительно переступив вспыхивающие у самого пола язычки догорающего огня, Эллохар резко толкает дверь и, уверенно шагнув в помещение гостиной, замирает. Сжавшаяся и запустившая пальчики в волосы Нэрисса больше напоминает тень самой себя, беспомощная, потерянная, словно полуживая. А боль, распустившаяся в груди яркой вспышкой, знаменующей падение блокировки связи, добивает. Растерянность, неприятие, опустошение, отторжение и боль — застарелую, непрерывно, безумно долго разрывающую на части, как загноившаяся старая рана, что превратилась в язву, пожирающую плоть, вот что ощущает магистр Смерти при взгляде на свою молодую жену. И неожиданное откровение, столь понятная и простая истина накрывает волной, перекрывая кислород, одаривая всем спектром ощущений. И впервые он серьезно задумывается над тем, действительно ли он прочувствовал на себе весь шквал боли от отпущенной когда-то привязанности к Василене. И была ли она вообще. Потому что то, что он чувствует сейчас, не идет ни в какое сравнение с тем, что Даррэн испытывал ранее. И он смотрит, пожирает глазами измученную фигурку, сидящую на диване, но Нэри не поднимает головы, просто что-то тихо, на грани слышимости иступлено, монотонно говорит Тангирре, скорбной тенью застывшей рядом. И магистр, бездновым усилием скинув накатившее отупление, делает шаг к дивану, понимая, что разбираться в этом необходимо наедине, а не здесь, при куче свидетелей.       — Нэри… — хрипло, от пережитых эмоций, просяще проговаривает Даррэн, осторожно приближаясь к ней и, когда она поднимает на него полный боли и страха взгляд, ее тут же охватывает золотое пламя, унося в неизвестность. — Тангиррраа… — предупреждающий, недвусмысленно намекающий рык магистра Смерти разносится по помещению, но полыхающая праведным гневом леди Тьер без страха поднимается с диванчика и, смело шагнув навстречу высшему демону, зло, почти ненавидяще смотрит в ответ.       — Эллохаррр, — ядовито, почти издевательски протягивает она в ответ.— Почему, скажи мне на милость, ты затащил бедную девочку в койку, и на это тебе хватило мозгов, но так и не дошел своим блестящим, но неоспоримо скудным умишком до того, что ей это, в конечном итоге, никакого удовольствия, кроме физического, не принесет?! — леди берет передышку в своей гневной тираде, и Даррэн пытается вставить слово, но Тангирра приподнимает ладонь, властным жестом останавливая его. — Почему до тебя не дошло за эти четыре года, что девочка сбежала от тебя не потому, что хотела нового романтического или научного опыта, а просто потому, что сущность вейлы выбрала тебя?! Ты даже не удивлен! — в ярости рычит темная леди, заметив его скупую реакцию. — И стоило девочке наконец отринуть свои чувства, забыть о тебе и твоих сексуальных аппетитах по части постоянно сменяющихся любовниц, как ты не преминул воспользоваться ее состоянием и затащить в постель, чтобы потешить свое эго и поставить еще одну зарубку на столбике кровати?!       — Не распыляйся попусту, Тангирра, — он складывает руки на груди, окидывая темную леди ледяным взором. — Твои выводы ошибочны, и тем более не тебе судить о моих чувствах, — наконец удается вставить слово магистру Смерти. — Неужели ты считаешь, что я нуждаюсь в твоих нравоучениях и советах? Где она?       — Неужели ты думаешь, что я скажу? — издевка в тоне растет с каждым словом, и Тангирра ядовито улыбается, но улыбка почти сразу сползает с губ, сжимая их в тонкую линию. — Девочке нужен отдых, вейлова суть разрывает ее на части, и последнее в чем она нуждается — это твои жалкие попытки все исправить. Она жалеет, что вернулась, Эллохар. А для меня это главный показатель твоей успешности в данных отношениях, — ехидно отрезает первая леди, зеркально повторяя позу магистра.       — Мама, просто не лезь в это… — настойчиво требует Риан, но леди Тьер и не ведет бровью, лишь одаривает сына строгим взглядом. — Им нужно все обсудить и понять, как быть дальше. Не тебе решать…       — А я бы с удовольствием решила! — восклицает темная, с надменным видом усаживаясь на диван. — И не подпустила бы его больше к девочке, — невежливо ткнув пальцем в высокую фигуру магистра Смерти, проговаривает она. — С нее и так хватит. Для нее худшей вероятностью было то, что вейлова суть выберет Эллохара. Я не позволю ни тебе, сын, ни твоему дружку делать девочке больно. Стоило сразу после трагедии в замке Блэков забрать ее к себе и не позволять этому, — леди еще раз тыкает пальцем в Даррэна, — брать опекунство на себя.       — И почему же она не призналась сразу? — столь же ехидно интересуется магистр Смерти, издевательски изгибая бровь. Видимая непоколебимость дается с неимоверным трудом, но он удерживает насмешливое выражение на лице, в надежде услышать ответ на один из важнейших вопросов.       — И получить издевки и насмешки в ответ? Или ненависть и безразличие? Постоянное раздражение не то, что на каждое слово, просто на поднятый взгляд? Смотреть, как ты меняешь бордельных девок, беспробудно пьешь и убиваешься по какой-то никчемной ведьме? — склонив голову на бок, все с тем же гневом в тоне интересуется Тангирра, приподнимая темные брови.       — Где она? — теряя терпение и понимая, что разговор становится пустым и бессмысленным, Даррэн шипит сквозь зубы, едва удерживая контроль. И напрягается, стоит Риану опустить руку ему на плечо.       — Сбежала к твоей неразделенной любви! — восклицает женщина в ответ, зло сверкая глазами. — Совсем нет у девочки гордости. Эта змея опрокинула ее тогда, и несмотря на все это… — с ненавистью шипит леди, но Тьер прерывает ее.       — О чем ты, мама? — и Эллохар, чувствуя смутную догадку, маячащую на грани сознания, напрягается, ощущая, как все внутри покрывается корочкой льда.       — Тогда она пошла к ведьмам, так? — опасно сузив глаза, уточняет Даррэн, чувствуя, как ярость поднимается на месте прежнего уважения и остатков теплых чувств. Прорастает, как сорняк, губит все на своем пути, но он позволяет этой слепой ярости полыхать, мысленно соглашаясь с ревущим в бешенстве демоном глубоко внутри.       — Ничего не знаю, — отрезает Тангирра, всем своим видом демонстрируя нежелание продолжать напряженную беседу. — Спросишь у нее сам, если она вообще пожелает ответить, — и леди, вспыхнув золотым огнем, исчезает, оставляя Эллохара хищно пожирать глазами пустой теперь диванчик. И, рыкнув в бессильном бешенстве, оборачивается к замершему у стены Тьеру:       — К ведьмам.       Лорды поочередно вспыхивают, жар пламени разливается по пустой гостиной, оставляя за собой лишь тонкий бесплотный дымок, стелющийся над толстым ковром.       Бескрайнее поле человеческих земель встречает их безмятежным стрекотом цикад, пением птиц и легким, колышущим буйно растущие луговые травы, ветерком. Даже не озираясь по сторонам, дабы проверить правильность местоположения, магистр Смерти первым направляется вперед, задумчиво отсчитывая шаги и отслеживая одному ему известные ориентиры. Спустя две минуты быстрого, отрывистого шага в кажущуюся неизвестность Эллохар резко останавливается, и перед ним медленно, словно бы нехотя, проявляется старая потрепанная калитка.       — Чего приперся? Не звали тебя, гад рогатый, повертай, откуль пришел! — надрывно, с недовольством вещает резкий скрипучий голос откуда-то из-за низенькой плетеной дверцы. Поравнявшийся с Даррэном Риан недоуменно приподнимает бровь, но Эллохар, махнув рукой, с ехидством уставляется за непреодолимую преграду.       — И кто же велел не пускать, Кузьма Иваныч? — светски-вежливо уточняет магистр Смерти, но пальцы смуглых ладоней сжимаются в кулаки до побелевших костяшек, да и скрип зубов, прикрытый доброжелательным оскалом явственно намекает на истинное расположение духа лорда.       — А не скажу я! — гонорливо, почти высокомерно тянет домовой и, явив себя перед калиткой, важно приосанивается. — Повертай, кому говорю! Не велено пускать, и все тут. Я что, зря подступы блюду? И самогон, как в прошлый раз, можешь не предлагать — не поможет! — наставительно выставляет кряжистый палец низенький, чуть лохматый домовой и, оправив пояс расшитой рубахи, сурово складывает руки на груди. Магистр Смерти удостаивается еще одного вопросительного взгляда от Тьера, на этот раз более насмешливого, но не разделяет вящего веселья друга. Темный тоже мгновенно принимает серьезное, даже мрачное выражение лица, будто вспомнив, зачем они здесь, и, смерив пристальным взором черных глаз ведьмовского привратника, обращается к Эллохару:       — Ломать будем?       — Я полгода возился, чтобы окончательно защиту настроить, Риан, еще полгода на установку и корректировку я не вынесу, — мрачно нахмурившись и напряженно отбивая дробь пальцами по бедру, Даррэн призадумывается, но затем, плюнув на вежливость, совесть и прочие добродетели, свойственные большинству, но точно не ему, чиркает удлинившимся когтем по пальцу, вызывая сестру. Та закономерно не отвечает на вызов, явно впечатленная поразительными перипетиями его личной жизни, но тут же возникает за воротами, стремительно, отрывистым шагом приближаясь к калитке. Сметя с пути важно стоящего домовика и совершенно неженственным пинком ноги распахнув несчастную дверцу, Благодать разъяренной фурией вылетает из-за низенького заборчика и неуловимой тенью проскальзывает к Эллохару. Тонкая рука столь быстро, что едва заметно глазу, взметается вверх, и оглушительный звон пощечины разрезает умиротворяющую тишину поля, наполненного только шорохами и редким посвистом птиц.       — Мразь! — выкрикивает в гневе черноволосая ведьма, злобно сверкая глазами на замершего перед ней магистра Смерти, и вновь заносит руку для удара, на что он совершенно не реагирует, покорно воспринимая воздаяние судьбы из рук сестры. — Какая же ты все-таки мразь! — второй пощечине не суждено случиться, и Риш, зашипев и махнув на стоящего столбом Даррэна, вскидывает голову, чтобы заглянуть ему в глаза. — Стыд не берет? Или ты вообще с таким понятием, как совесть, не знаком?! Затащить молоденькую девушку, невинную, по сути, девочку, в койку? Ты в бордель к девкам ходить не пробовал, раз невтерпеж?! Она, Бездна тебя подери, четыре года мучилась и тебя забыть пыталась, чтобы ты ради одноразового перепиха все испортил?!       — Это не одноразовый перепих, Риш! — отмерев, шипит магистр в ответ, не зная как, да и не желая открывать подробности их с Нэриссой отношений даже перед сестрой. Получил по морде — и достаточно. — Ты не думаешь, что магия не связала бы нас, будь это единократное удовлетворение физических потребностей? — надменно приподнимает брови он. Пощечина, неприятная и, чего уж там таить, невероятно болезненная — все же у сестрицы всегда была тяжелая рука, несмотря на всю видимую хрупкость — словно сдирает с него потерянное оцепенение, в котором он пребывает с момента исчезновения Нэри, и он мгновенно возвращает себе прежнюю издевательско-снисходительную манеру общения.       — В том то и дело, что для нее и не было! Только из-за того, что ты ее предназначенный, магия связала вас узами брака! И теперь девочка, мало того, что жалеет и мучается, так еще и не знает, как вести себя с тобой! И не втирай мне, Рэн, что за одну жаркую ночку в тебе проснулись глубокие чувства! Не поверю! — твердо, с ледяной яростью в каждом резком, рубленном слове выговаривает ему Благодать. И, резко развернувшись, уже было ступает обратно за калитку, но тихий, сдавленно-хриплый голос брата заставляет ее остановиться.       — Чувства проснулись раньше, — опускает голову магистр Смерти, молча соглашаясь со словами сестры. Та действительно права, права во всем — он и не пытался рассматривать ситуацию с точки зрения невинной молоденькой девушки, для которой первый раз, да еще и такой, в особенности, в подобных обстоятельствах, абсолютно точно будет казаться концом всему… Горький вздох срывается со стиснутых в прямую линию губ, и магистр, совершенно не привыкший чувствовать вину, боль, ненависть к себе, чувствовать себя так… Последним ублюдком, который, не задумываясь о других, творит, что в больную голову взбредет. — Что мне делать, Риш? — неожиданно спрашивает Эллохар, поднимая на ведьму полный страдания взгляд, в погибающей уже надежде на то, что все можно исправить. — Не пустишь, да? — вопрос звучит почти смиренно, тяжело и настолько смертельно устало, что в глазах Риш на миг мелькает нечто очень похожее на жалость. — Хотя бы просто скажи, как… она? — голос Даррэна срывается на последнем слове, и ведьма, круто развернувшись и шагнув к потерянному, дезориентированному всем случившимся брату, просто хватает его за руку и, качнув головой Тьеру, чтобы не отставал, тянет его за калитку.       — А ты как думаешь? — едкий вопрос режет без ножа, выворачивая внутренности, но цепкая хватка сестры, и та сила, с которой она тянет его по устланной ковром дорожке, не дает погрузиться в мутное, непроглядное отчаяние. — Хреново, Рэн. Настолько, что сила, та самая сила, — с намеком уточняет она, — вырывается из-под контроля, — и, видимо, ощутив, как нервно дернулись мужские пальцы в ее ладони, пытается успокоить: — Но все наши девочки здесь, с этим мы справимся, меня больше беспокоит ее эмоциональное состояние. Она молчит, Рэн. Даже не плачет. Просто сидит на одном месте и почти не реагирует ни на что, — обеспокоенно проговаривает Эримерранирш, по неприметной гравийной дорожке огибая главный дом и направляясь на задний двор, к преподавательским домикам. Стремительно пролетев по дорожке и увлекая за собой темных лордов, черная ведьма взлетает по деревянным ступеням одной из небольших изб, стоящих во фруктовом саду, напоенном сейчас ароматом цветущих яблонь, и толкает искусно выполненную резную дверь, останавливаясь у порога. — Рэн, не пытайся сейчас разговорить ее, ладно? Она вряд ли вообще видеть тебя захочет, уж больно ситуация у вас щепетильная… Посмотреть — посмотри, но близко не подходи, и ради всего темного, даже не пытайся ее забрать! — негромко втолковывает ему Благодать, в конце переходя на предупредительное шипение.       — Ты знала ведь, Риш? — поморщившись и мотнув головой, Эллохар кривит губы в неприятной, болезненной усмешке. — Знала… И почему же не сказала мне? Не предупредила, не объяснила все? Почему?       — Я не думала, что все выйдет так… — с горечью, принимая, что в этом есть и доля ее вины, негромко признает ведьма. — Я объясню все. Позже. Иди. Попробуй поговорить с ней, может у тебя выйдет. Мы будем тут, — давая ему возможность остаться с любимой наедине, она лишь шире распахивает дверь и, кивнув ему на темное, затянутое тревожным полумраком помещение, спускается на ступень, чтобы присесть на завалинку и вытащить пачку сигар из кармашка фартука. Приглашающе похлопав по теплой древесине и криво ухмыльнувшись темному, ведьма задумчиво закуривает, обшаривая взглядом давно знакомые места. — Присаживайся, Тьер, в ногах правды нет, — непосредственно, чисто по-ведьменски проговаривает Риш, и Даррэн, с печальной ухмылкой глянув на то, как сестра предлагает Риану закурить, на что тот вежливо отказывается, с растущим напряжением внутри шагает в темноту.       И сразу ощущает то, что глушилось его собственными защитными чарами на крыльце дома. Темнота, неестественная, непроглядная, оглушающая, липкими щупальцами забирающаяся под одежду, ощупывающая и изучающая, но не нападающая. «Уже неплохо» — совершенно безрадостно резюмирует Эллохар и, неслышно ступая по ощутимо вибрирующему от вырвавшейся из-под контроля магии полу, проходит вглубь помещения, ориентируясь только по выкрашенным в белый дверным проемам. Нога уже нащупывает первую ступеньку лестницы, ведущей наверх, как тихий, на грани слышимости вздох раздается откуда-то справа, вынуждает его развернуться и шагнуть навстречу неизвестности и хрупкой девичьей фигурке, сидящей на шкуре у пустого камина. Ее очертания удается разглядеть только благодаря светлым волосам, чуть светящимся в этом неестественно густом мраке, и Даррэн медленно, осторожно, чтобы не спугнуть и не напугать, подкрадывается к Нэриссе. Но та не видит его. Это он понимает по позе, в которой она сидит. Заметно подрагивающая, обхватившая руками колени, подтянутые к груди, и уткнувшаяся в них лицом, она судорожно дышит, пытаясь успокоиться, но получается откровенно плохо. Тонкие хрупкие пальчики до побеления суставов стискивают ткань темного платья, волосы, разметавшиеся по плечам и частично прикрывшие лицо, чуть развеваются, словно от легкого сквозняка. Которого нет. «Не удержит» — понимает магистр Смерти и, бесшумно подойдя, опускается на колени рядом, но Нэри не реагирует. Лишь судорожно, истерически вздыхает.       — Нэри… — хрипло, с непередаваемой в болью в голосе шепчет Эллохар, бережно, почти невесомо касаясь ее плеч кончиками пальцев, и она вздрагивает как от удара. И отползает, пятится от него, словно его прикосновения обжигают похуже пламени. Вскидывает голову, безразлично смотря пустыми, абсолютно сухими глазами в ответ, и только губы едва заметно шевелятся, будто она пытается что-то сказать. — Прости меня… — молит он, но в глазах напротив ни капли, ни понимания, ни осознания. Гулкая, иступленная пустота, выжженная страданиями пустыня. Вечная мука. И Даррэн с хриплым, полным страдания стоном роняет голову на ее сцепленные на коленях руки, понимая, что сломал. «Ни нормальный один мужчина, будь он демон, или нет, не будет ломать женщину ради сиюминутной прихоти, Рэн. В особенности, любимую женщину» — припоминаются ему слова деда, услышанные им еще в ранней юности. Сломал. Хрупкий, нежный цветочек, юную, совершено неопытную девушку, которая обязательно бы превратилась в прекрасную взрослую женщину, он сломал простым щелчком пальцев, просто из неконтролируемого желания, невоздержанности и изрядного алкогольного опьянения. И судорожный вздох полнейшего, всеобъемлющего осознания вырывается из груди и с тем гранитная плита вины, ненависти к себе, дикого раскаяния ложится на плечи, больше не давая сделать ни вдоха. — Если бы я знал…       Но Нэрисса остается совершенно безучастной и к его страданиям, и к его раскаянию. Все так же сидит, не шелохнувшись, подрагивая, и лишь сиплые, сорванные вдохи, присвистом разгоняющие гулкую, отупляющую тишину говорят о том, что перед ним не каменная бездушная статуя, а живое существо. Любимая женщина. С разбитым в дребезги сердцем, изничтоженная реальностью бытия, достойная любви, ласки, нежности, терпения, обожания, обожествления, но не этого… «Сломал» — бьет непрекращающимся набатом в его голове, и он с силой стискивает пальцами виски, запуская пальцы в волосы.       — Ты не удержишь, Нэрюш, — печально выдыхает он, уговаривая не отстраняться, не отталкивать. Не ради него, ради нее самой. — Позволь мне помочь, просто разреши…       Все так же упираясь лбом в ее колени, магистр Смерти осторожно, неторопливо, чтобы снова не вызвать панику и попытку сбежать, протягивает руки, охватывая тонкую подрагивающую фигурку. И замирает, ощущая невесомое, словно крыло бабочки, касание к своим волосам. Закоченевшие, трясущиеся ледяные пальчики медленно перебирают пепельно-белые пряди волос, и он , застонав, сильнее стискивает девичьи колени, зарываясь лицом в юбки платья. Судорожно дышит, не шевелится, боясь спугнуть неосторожным движением, и как приговоренный к казни наслаждается этими прикосновениями за минуты до конца. Пытается вернуть рухнувшее в пучину боли самообладание, чтобы помочь ей совладать с вырвавшейся силой, способной навредить не только окружающим, но и уничтожить изнутри ее саму. Но не может. Ловит мгновения, чтобы запомнить, и воскрешать в памяти тогда, когда будет совсем плохо. Когда совесть, все же имеющаяся в списке его добродетелей, будет пожирать поедом, лишая сна, аппетита, надежды на лучший исход, жажды жизни, самого существования… И столь же осторожно касается силы — темной, тягуче-гибкой, неприятно-липкой, смертельно опасной даже для высшего демона. Медленно вплетает свою — магию Смерти, подрагивающую и беснующуюся, рывками выплескивающуюся из тела, рвущую вечные оковы, в которых всегда пребывает. И густой, наполненный болью и опустошением Мрак постепенно отступает, сворачивается, стелясь по полу обрывками непроглядно-черного тумана, тянется извивающимися лентами, утягивает нити, оплетающие помещение, и темнота сменяется приятным полумраком, привычным глазу и до боли родным. И Даррэн выдыхает, призывая вырвавшуюся, ощутившую вкус свободы силу, сопротивляющуюся его действиям, отожравшуюся и напитанную теперь силой другой, чужеродной. И Нэрисса в его руках вздрагивает сильней, дергается, как от удара кнутом, сжимается, напрягаясь всем телом. Отстраняется и закрывается вновь.       — Нэри, пожалуйста, прошу тебя… — он снова поднимает на нее глаза, но теперь ее взгляд осмысленный, и в нем так много боли, паники, ужаса, обреченности. Она силится убрать его руки, но прикоснуться боится, и лишь с немой мольбой смотрит в ответ, едва дыша, и сердце рвано колотится, отбивая нездоровый, заполошный ритм.       — Не надо, пожалуйста… Нет, Рэн, прошу тебя… — стонет она, словно его касания — это худшее, что могло с ней случиться, и снова отползает, сбегает, и глаза, наливающиеся слезами, отводит. — Я не могу, пожалуйста… — срывается на хриплый шепот Нэри, снова обхватывая себя руками, пытаясь защититься. — Не сейчас, прошу, просто уходи, Рэн… умоляю, просто уходи… Не хочу, не могу, не сейчас… — иступлено бормочет она, снова с силой стискивая пальцы на складках платья, задыхаясь, совершенно не обращая внимания на соленые дорожки, непрерывно текущие по лицу. — Уходи, Рэн, просто уходи! — срывается на истерику Нэрисса, теперь уже отбиваясь, вырываясь, не жалея сил и демона, сжимающего ее в стальных объятиях.       И Эллохар просто укачивает ее, как маленькую, затащив к себе на колени, прижав к груди, в которую она упирается ладонями, и уткнувшись в спутанные волосы лицом. Тихо, сипло шепчет что-то успокаивающее до тех пор, пока вымотанная Нэрисса не забывается тревожным тяжелым сном, совершенно выбившись из сил. Бережно переносит ее на диван, укутывая в теплый темный плед, долго сидит рядом, легонько поглаживая по волосам, всматриваясь в знакомые, вырезанные на сердце, отпечатанные в душе черты родного лица, и пытается понять, как все исправить. Но мысли не идут, упираются, заставляя погружаться в липкое отчаяние, терять волю, надежду, веру в лучшее. И когда окна окрашивает в алый заходящее солнце, он с диким, просто животным ревом демона внутри поднимается, совершенно не желая уходить, не желая покидать ее ни на минуту. С неимоверным трудом ему удается пересилить себя, и Эллохар, посекундно оглядываясь, в слепой надежде на то, что Нэри почувствует его уход и позовет, проснувшись, покидает гостиную с серебристой шкурой на полу и пустым камином. Таким же пустым, как он сам. Выходит на крыльцо, на котором все так же, словно прошло лишь пару минут, сидят Риш с Тьером и, попивая отвар из больших глиняных кружек, тихо о чем-то беседуют.       — Немного успокоилась. Спит, — отрывисто сообщает магистр Смерти и, переклонившись через плечо сестры, вытаскивает из кармашка ведовского фартука пачку сигар. Меланхолично уставившись вдаль, опирается бедром о резные перила, задумчиво закуривает и, кинув внимательный взгляд на встревоженного Тьера, негромко проговаривает: — Спасибо, Риан. Дэя еще не подняла твоих спецов и не отрядила на поиски твоей драгоценной во всех смыслах персоны?       — Дэя оказалась в курсе всех происходящих событий, — поясняет темный, и на этих словах что Тьер, что Эллохар немного поморщиваются, — поэтому у меня карт-бланш. Правда, с двумя суровыми условиями — ведьм не обижать и ковер не портить.       — Какое поразительное понимание. Я даже завидую, — ядовито комментирует Даррэн, на секунду вглядываясь в темноту дверного проема, расчерченную алыми лучиками заходящего солнца. А затем встряхивает головой, прикрыв глаза, тяжело вздыхает и, снова обратив свой взор на заседателей ступенек, мрачно напоминает: — Мы хотели поговорить.       — И поговорим. Но не здесь, — Риш поднимается, отряхивает ведьмовское платье, деловито поправляет фартук и, шагнув к брату, бледному, измученному, со скорбным выражением, застывшим на лице, осторожно касается его руки. — Все будет хорошо. Пускай не сразу, но обязательно будет.       — Выпить есть что? — крайне не любящий сюсюканий и слезливых утешений, магистр Смерти приподнимает смоляную бровь, но в глазах читается благодарность вперемешку с какой-то черной обреченностью. И Благодать молча кивает, понимая без слов.       — А как без этого? Есть. Самогон сойдет? — на ее вопрос Эллохар отвечает скупым кивком, и ведьма, обернувшись к поднявшемуся со ступеней Риану, обращается к нему: — Присоединишься? — но темного лорда уже охватывает золотое пламя перехода, и тот, раздраженно закатив глаза, отрицательно качает головой.       — Спасибо, как нибудь в другой раз. Рэн, держи меня в курсе событий, ладно? — и, дождавшись еще одного скупого кивка от Эллохара, озаряется полыхающим золотом, но вместо того, чтобы исчезнуть, быстрым шагом направляется к выходу с территории Ведической школы.       — Ну что, братишка, по маленькой? — подталкивая в спину докурившего уже Даррэна, Риш проскальзывает в темное нутро дома и, указав рукой направление, осторожно прикрывает дверь в гостиную, в которой лежит забывшаяся сном Нэри.       Когда воспоминание рассеивается, магистр Смерти обессилено опускается прямо в белые волны тумана, стелющегося по полу и, устало, пришибленно склонив голову меж коленей, хрипло, сдавленно выдыхает. Дикое по своей силе, болезненное опустошение охватывает, жерновами боли перемалывая внутренности. Личный кошмар, глубинный страх — вот что увидел он в очередном эпизоде жизни своего отражения, и теперь, не только узрев все собственными глазами, но и прочувствовав на своей шкуре, Даррэн действительно осознает, насколько это вероятный исход событий. И вздрагивает, когда ладонь опускается на плечо в немом жесте поддержки, и Арвиэль присаживается рядом.       — Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, когда говорил тебе не торопиться? — удивительно мягко проговаривает Владыка Ада, едва заметно приподнимая уголки губ в улыбке. Повелитель сцепляет руки в замок и задумчиво вглядывается в мутное пространство. — Зато теперь ты можешь оценить весь вес той ответственности, что берешь на себя, вступая в эти отношения. Знаешь, Рэн, — неожиданно честно признается Арвиэль, — будь это любая другая девушка, я бы просто запер бы тебя во дворце, пока ты не переболеешь этой любовью, но в случае с Нэри… я готов оказать полную поддержку в случае каких-либо трудностей. А напиться можешь и позже, — недвусмысленно намекая на участившиеся случаи обильных и весьма невоздержанных возлияний внука, слишком крепко пристрастившегося к выпивке, лукаво улыбается сильнейший из демонов.       — Мысли читаешь, да? — издевательски уточняет Эллохар, надеясь на скорое избавление от необходимости нырять в чужую жизнь, со столь знакомыми лицами в ней. Откинувшись на отведенные назад руки, краем глаза он замечает Риана, тоже находящегося в состоянии крайне мрачной задумчивости.       — Предложения выпить уже поступали? — Тьер присаживается рядом, бесцельным взглядом бродя по клубам безвременья, а затем, повернув голову к печально улыбающемуся его словам Принцу Хаоса, негромко проговаривает: — Сочувствую, Рэн.       — Ну, раз уж вы оба нацелены выпить после того, как мы закончим здесь, то я попытаю счастья и, проявив всю свою демоническую наглость, напрошусь с вами, — спокойно, словно попойки в компании собственного внука и его друга это привычное дело, возвещает Владыка песков Гибели и удостаивается одинаково удивленных взглядов лордов, сидящих сбоку.       — Ты действительно хочешь продолжить? — переводит обеспокоенный взгляд на друга Тьер, и тот, неоднозначно хмыкнув, только покачивает головой.       — Это придется сделать в любом случае, насколько бы это не было неприятно, Риан. А самое лучшее, в нашем случае худшее, нас ожидает на десерт.       Эллохар слитным движением поднимается, буквально перетекая в положение стоя и, потянувшись, смертельно устало рассматривает нить, снова вспыхнувшую в его руке. Уже увиденное буквально вывернуло его наизнанку, но страх сменяется свойственным любому приличному демону упрямством, и теперь он действительно хочет увидеть каждый миг, оставленный ему его отражением.       — Ты можешь сделать скачок, — осторожно напоминает внуку Повелитель, расценивая промедление внука как нерешительность, но, столкнувшись с потемневшими глазами наследника, довольно улыбается своей ошибке и вновь ощущает гордость за Рэна. Просто кивает в ответ и, поднявшись, отступает на шаг, позволяя Эллохару решать самому.       А Даррэн, криво усмехнувшись на подобное проявление понимания со стороны деда и напряжение, написанное на лице Тьера, чуть потягивает кончик фосфорицирующей нити, и сжав жемчужинку, медленно стягивает ее кончиками пальцев.       Темный, скудно освещенный лишь тускло горящей настольной лампой кабинет тонет в сумраке, предметы обстановки откидывают по стенам причудливые тени, и магистр, затянутый в непроглядно-черную форму учебного заведения, главой которого является, столь же мрачно что-то пишет на очередном листе. Отрывистые, резкие движения руки, почти сминающей каленую в Бездне сталь перьевой ручки, отдаются по помещению натужным скрипом пера, но магистр Смерти, кажется, совершенно не замечает этого. Закончив излишне старательную пытку пера, он откидывает писчую принадлежность на стол, недовольно потирает переносицу, разминает затекшую за ночь беспрерывной работы шею, откладывает исписанный лист и, глотнув вина из высокого бокала, принимается за следующий. Подливает вина в опустевший бокал, хмуро поглядывает на часы над каминной полкой и, снова погрузившись в неприятные раздумья, автоматически проглядывает очередной документ. Полтора месяца, полтора проклятых Тьмой месяца он ежедневно наведывается в Ведическую Школу, в попытке спасти собственный неожиданный брак, и отчаяние, крепко замешанное на всепоглощающем чувстве вины, не ослабевает, охватывает каждый раз, стоит ему взглянуть на похудевшую и осунувшуюся фигурку Нэриссы. В пустые глаза с потухшими золотистыми искорками, которые она постоянно прячет, не желая сталкиваться взглядом, на тонкие, настолько истончившиеся пальчики, что на них уже не держится колечко-амулет вейл, оснащенное чарами самоподгонки. И снова, когда время близится к рассвету, а часы, скручивающие нервы в изрядно потрепанные жгуты, будто замедляют свой ход, Даррэн чувствует себя как никогда одиноким. Пустым. Он снова касается ниточки связи, что соединяет его с Нэри, невидящим взглядом скользя по обстановке собственного кабинета, раскрашенной в золото лучами восходящего солнца и, ощутив с той стороны слабый отклик, удовлетворенно улыбается. Улыбка выходит слабой и жалкой, но то, что Нэри не только ощутила его зов, но и ответила, зарождает надежду на то, что она все же ждет его. Резким движением отодвинув так и не дочитанное до конца прошение, магистр Смерти плавно поднимется из кресла, с хрустом потягивается и, обойдя стол, махом допивает вино из бокала. Еще раз глянув на часы и кивнув себе, магистр стремительным шагом покидает кабинет, выходя в приемную и, удивленно воззрившись на присутствующую несмотря на раннее утро Айшарин, негромко осведомляется:       — Не понимаю твоего очевидно излишнего рвения в работе, Айша. То, что я нахожусь на рабочем месте в течение ночи, совсем не значит, что и ты должна присутствовать.       — Вам могло что-то понадобиться, магистр, да и мне требуется всего пару часов сна в неделю, — так же негромко отзывается дриада, поднимая на лорда-директора взгляд затянутых белесой пеленой глазниц. Странно печальное выражение ее лица сегодня почему-то трогает его, и он, чуть улыбнувшись, открывает переход.       — Иди спать, Айшарин. Можешь скинуть всю работу на Дарейва и Хадашра, не маленькие, с наплывом жаждущих знаний адептов справятся. Главное, кабинет закрой, — и, сопроводив свои слова прощальным кивком головы чуть улыбнувшейся секретарше, шагает в взметнувшееся до потолка синее пламя.       Продолжительное, почти двухминутное перемещение, ставшее уже привычным, оканчивается в поле. Медленно вздымающееся над горизонтом солнце окрашивает все вокруг в розовый с золотом, пьянящий аромат трав заставляет вдыхать глубже, а редки пока выкрики птиц оглушают в рассветной тишине. Шагнув с проселочной дороги, делившей поле пополам, магистр уверенно шагает в дикорастущие травы, доходящие почти до груди, и в очередной раз сдерживает раздраженную ругань и желание спалить все к Бездновой бабушке. Продравшись еще шагов тридцать, он останавливается, в ожидании похлопывая ладонью по бедру.       — Чавось, снова пришел? — устало и совсем не пугающе спрашивает дух домового, проявляясь вместе с калиткой и окидывая магистр Смерти тяжелым взглядом из-под косматых бровей. — Не спит твоя, знаешь? Уже полчаса как поднялась, ранняя пташка, — довольно изрекает мужичок, подбочениваясь.       — Пускай давай, — нетерпеливо нахмуривается Эллохар и, когда калитка распахивается, а за ней открываются и высокие ворота, вновь обращается к хранителю. — Где?       — В саду, где ж ей еще быть? У качелей, — и, проводив взглядом стремительно удаляющегося магистра, окликает его: — Оставил бы девку в ведьмах, хорошая она, добрая. Пригодилась бы нашим, все круг никак собрать не могут.       — Самому нужна, — уже более весело хмыкает Даррэн, оборачиваясь на стоящего у захлопнувшихся ворот духа. Тот понятливо кивает и, сунув руки в карманы холщевых штанов, улыбается в ответ.       — Знамо дело, такая барышня, — и кинув последний взгляд на удаляющуюся фигуру, недовольно бормочет: — Хоть цветочков бы нарвал, тьху, бестолочь!       А Эллохар быстрым шагом преодолевает дорожку, приближаясь к собранным из цельного бруса избам и, обогнув своеобразный ведьминский городок, врывается в прохладную утреннюю тень фруктового сада, цветущего пышным цветом. Замирает на мгновение, внимательно осматриваясь, и, заслышав негромкий скрип каната о кору дерева, невольно напрягается. Каждая новая встреча с Нэри приносит облегчение, потому как она, еще две недели назад боязливо застывавшая при каждом его резком движении, опасавшаяся прикосновений и не желавшая поднимать взгляда, потихоньку оживала: вновь начинала язвить и комментировать его фразочки, не вздрагивала, когда он касался ее руки и глаз почти не прятала, только когда он заговаривал об отношениях и своих чувствах к ней, отводила взгляд. И каждый раз возвращаясь сюда, он с ужасом ожидает, что Нэрисса вновь закроется, оттолкнет, попытается закрыться, и уже больше никогда не снимет своей брони. Нахмурившись своим мыслям, Даррэн шагает вперед, на скрип едва раскачивающихся качелей. А сидящая на качелях Нэри, будто бы ощутив его присутствие, отрывается от удерживаемой в руках книги, и слабо, но так светло улыбается, действительно радуясь встрече. «Почти как раньше. Только ехидства бы побольше на личике» — констатирует магистр Смерти под грохот собственного сердца в ушах и, пройдя к качелям, останавливается, окидывая хрупкую фигурку Нэриссы пристальным взглядом.       — Не холодно? — отметив очевидную тонкость платья, а так же заметив, как Нэрисса со слабой улыбкой закладывает нужную страничку плетеной из пряжи закладкой, спрашивает Эллохар. И, придержав толстый канат, останавливает чуть раскачивающиеся качели. — Тебя ветром не сдует?       — И тебе темного утра, Рэн, — мягко откликается она, поднимая на него взгляд. — Знаешь, Риш дала мне крайне ценный совет…       — Камни в карманы подкладывать? — с улыбкой уточняет Даррэн, протягивая ей руку и с напряжением ожидая, примет ли ее Нэри. Но та спокойно вкладывает пальчики в его ладонь, и он едва удерживается от облегченного вздоха.       — Да, — негромко посмеивается в ответ Нэри и, когда Эллохар галантно предлагает ей локоть, с едва заметной усмешкой хватается за него, евда заметно прижимаясь к его плечу. И магистр облегченно вздыхает, ощущая тепло тонких пальчиков сквозь ткань рубашки и камзола. — И знаешь, я бы даже признала совет действенным, если бы воспользовалась, но… — Нэрисса взмахивает рукой и снова улыбается так, что в груди магистра Смерти сладко, совсем непривычно замирает сердце. Он пристально, неотрывно смотрит в темно-синие, сейчас почти привычно искрящиеся глаза, и с удивлением ощущает, как вспыхивает между ними, проскочив яркой искрой, напряжение. Не то, тоскливо-мучительное, а томительно-нежное, искушающе-чувственное… И остановившись в пяти шагах от скамеечки, что являлась пунктом их назначения, разворачивается лицом к Нэриссе.       — Знаешь, говорят, если пациент шутит, значит, он идет на поправку, — замечает он, с трудом сглотнув, едва находя силы на привычное, шутливо-издевательское обращение. На то, чтобы не схватить ее и не утащить, порвав к Тьме защитные чары, которые с таким трудом возводил десяток лет назад. Все кажется таким несущественным, когда любимая женщина смотрит вот так –с напряжением, немым вопросом в стремительно темнеющих синих глазах, теперь больше напоминающих бездонные омуты. И Даррэн готов поклясться, что ничего более важного не видел в своей довольно долгой, наполненной удивительными событиями и не менее удивительными открытиями, жизни. И демон глубоко внутри призывно рычит, почти мурлычет, заставляя дышать через раз. И поддавшись порыву, Даррэн привлекает ее к себе, осторожно обвивая талию, оставляя расстояние меж телами, чтобы у нее была возможность совершить побег. Слабо, немного печально улыбается, надеясь, что не один он испытывает все это.       — Если пациент шутит, значит, он смирился со своей участью, — пожав плечами, парирует Нэрисса, и рука, до этого спокойно лежавшая на ее талии, сжимает сильней. Тяжелый вздох вырывается из груди магистра Смерти, и он на мгновение прикрывает глаза, в тщетной попытке справиться с чувствами. Но очередная волна глухой, убийственной обреченности накрывает с головой, услужливая совесть подкидывает чувство вины, замораживая внутренности, и Рэн чуть поводит головой, старательно задавливая боль глубже, чтобы она ненароком не отразилась в глазах.       — Плохой ответ, сердце мое, — спустя пару долгих, наполненный тяжелым молчанием мгновений мрачно констатирует Эллохар и, распахнув глаза, угрюмо смотрит поверх ее головы, сжимая руку за ее спиной в кулак. «Сам виноват» — резюмирует язвительное подсознание. «Так имей совесть страдать так, чтобы она не видела, с нее и так хватит».       — Забери меня… — совершенно неожиданно тихо шепчет Нэрисса, поразительно смело проскальзывая теплыми ладошками по его груди, и обвивает шею руками, касаясь сжатых губ поцелуем. И объятия тут же становятся крепче, Даррэн почти впечатывает ее в свою грудь, страшась того, что она, как видение на грани сна и яви, просто растворится, снова оставив его в одиночестве. Но Нэри даже не вздрагивает, только приподнимается на носочках еще выше, с тихим стоном прижимаясь сильней. И Даррэн углубляет поцелуй, проскальзывает кончиком языка по приоткрытым губам, вслушиваясь в грохот ее сердца. И спустя долгие мгновения отрывается от ее губ, вновь заглядывая в затуманенные желанием глаза.       — Желание леди — закон, — он с улыбкой размыкает объятия и, крепко сжав в ладони ее маленькую теплую ладошку, утягивает чуть смущенную собственным порывом Нэриссу по дорожке в сторону домика Благодати, что стал для нее пристанищем на долгие недели. — А ведь нас еще первая брачная ночь ждет… — искушающе протягивает Эллохар и, услышав за спиной негромкий смешок, оборачивается, останавливаясь у ступеней.       — Учитывая последствия первой, незапланированной брачной ночи, думаю, действительно необходимо повторить, так сказать, для закрепления результата, — негромко проговаривает Нэри, возвращая ему его же слова, и, кинув взгляд куда-то поверх его плеча, с улыбкой добавляет: — Доброго утра, Благодать.       — Не успели помириться, как он уже об одном и твердит! Мужчины! — сварливо бормочет вместо приветствия Риш, спускаясь по ступеням. Но поглядывает при этом лукаво, и даже немного насмешливо, и магистр Смерти изгибает бровь, столь же насмешливо уставляясь на сестричку.       — А ты все тут ночуешь, сестренка? — на закономерный вопрос ведьма хмуро сводит брови и непримиримо уставляется на Даррэна, упирая руки в бока. — Мне защиту и на Блаэда настроить? А то мне кажется, что бедный вампир уже и не помнит, как его жена выглядит. Смотри, чтобы с какой другой черной ведьмой не перепутал, Риш, — ехидно улыбается Эллохар, видя, как все сильней злится страшная черная ведьма.       — Знаешь, что, Рэн… — начинает Благодать под насмешливым взглядом брата, но тот издевательски приподнимет и вторую бровь, и ведьма, сверкнув глазами, решает не заканчивать грозную отповедь.       — Знаешь, что, Риш, — нагло улыбнувшись, продолжает издеваться Эллохар. — Вот эти вот суровые взгляды прибереги для подопечных ведьмочек и собственного мужа. Да и вот что еще… — он изображает нарочитую задумчивость, а потом, наставительно воздев палец к небу, патетично заявляет: — Все эти твои саркастичные заявления на тему моей озабоченности всего лишь печальное следствие неудовлетворенности собственной личной жизнью. И ты, пожалуйста, прими это во внимание, не мучай мужика, жалко ведь клыкастого, неплохой ведь мужик, пусть и вампир, — уже более сочувственно, но все равно с каплей издевки в голосе заканчивает Эллохар и тут же оборачивается к Нэри, вновь приподнимая бровь, теперь уже вопросительно.       — Просто не лезь в это, Рэн, — мягко коснувшись его локтя, улыбается Нэри, и магистр Смерти, улыбнувшись в ответ, проскальзывает ладонью на тонкую талию, с триумфом в душе отмечая то, что она сама льнет к нему, словно ищет его прикосновений. И сердце снова замирает в груди, сбивается с ритма, чтобы тут же сорваться на бешенную, счастливую аритмию. — Сами разберутся. Правда, Риш? — с завуалированной твердостью в тоне уточняет Нэрисса, и Даррэн смотрит на нее уже совсем удивленно.       — Куда я денусь? — как-то уж слишком обреченно разводит руками Благодать, кинув мрачный взгляд на брата, и тот, несмотря на то, что удивляться больше некуда, все равно ощущает удивление. И подозрительно прищурившись, переводит взгляд с жены на сестру и обратно, в тщетной попытке угадать, о чем же вообще идет речь. — Ты уже осчастливил ее новостью, что она зачислена в адепты Смерти? Нет? — мстительно глянув на Нэри, с милой улыбкой спрашивает у Даррэна Риш, и тот, закатив глаза, окидывает сестру предупредительным взглядом.       — Одно условие, — твердо начинает Нэрисса, и Эллохар, облегченно выдохнув, понимает, что наконец-то вернулась прежняя, знакомая ему и любимая им Нэрисса. — на общих основаниях. И никак иначе, — на это заявление Нэри получает еще один прищуренный взгляд от магистра, довольный, и даже немного гордый от его сестры, но упорно сохраняет упертое выражение лица. И он сдается, со вздохом закатывая глаза.       — Посмотрим, — обещает магистр, на что Нэри прищуривается, сверля требовательным взглядом, и с еще одним, теперь уже совсем тяжким вздохом, он, запрокинув голову устало заканчивает: — Ничего обещать не буду, радость моя, — но победный вид Нэри заставляет улыбнуться, а слова Риш и вовсе едва удержать издевательский смешок.       — Да, милая, крепко ты его за яйца взяла… — с одобрением протягивает черная ведьма, ехидно улыбаясь Эллохару. — Продолжай в том же духе, и скоро он совсем шелковый станет.       — Ага. И с рук есть буду. Заканчивай, сестренка, — махает на Благодать Эллохар и, взлетев по ступеням, быстро проходит в дом. Сворачивает в третью дверь слева — именно здесь жила Нэри все это время, и пораженно застывает, отмечая уже собранные вещи, и абсолютный порядок в комнате. С еще одной, теперь уже безумно довольной улыбкой, он приходит к тому, что его совершенно точно ждали, и даже подготовились заранее и, подхватив сумки, так же быстро покидает обитель сестры на территории Ведической школы. — А ты готовилась к отъезду, радость моя, — загадочным, обещающим тоном констатирует факт магистр, останавливаясь на крыльце, и, зашвырнув сумки в открывшийся переход, уже более медленно, вальяжно спускается по ступеням, замирая напротив Нэриссы и пристально оглядывая ее с высоты своего роста. Но она, запрокинув голову и глядя в ответ, все так же сохраняет загадочное молчание. И Эллохар вновь расплывается в неподражаемой ухмылке: — Идем? — на что Нэри просто вкладывает пальчики в его протянутую ладонь, снова заставляя сердце затрепетать, а тело вздрогнуть в томительном предвкушении.       — Эх, — махнув на увлеченных друг другом брата и Нэри, ведьма насмешливо закатывает глаза: — К дедушке хоть загляните, обрадуйте. Они с бабушкой себе места не находили все это время, — и чуть заметно улыбается, заметив короткий серьезный взгляд и кивок, все так же увлеченно разглядывающего возлюбленную Эллохара. — Забирай уже свою жену, — напоминает о своем присутствии Риш, когда взаимное изучение молодых супругов затягивается. — Эй! Хватит мне газон топтать, проваливайте отсюда, мои будущие племянники сами себя не сделают! — но ни магистр Смерти, ни Нэри не реагируют на ее слова, только он вновь привлекает Нэриссу к себе, крепко обхватывая руками.       — Люблю тебя, — хрипло шепчет в светлую макушку Даррэн, прикрывая глаза, а затем, вновь взяв Нэриссу за руку, оборачивается к стоящей на ступенях женщине. — Темных, Риш.       — На свадьбу пригласить не забудьте! — кричит в след удаляющейся паре ведьма, и с довольной усмешкой проследив за тем, как те скрываются за воротами, возвращается в дом.       Туман вновь стелется под ногами, вздымается кипучей ленивой волной, скрывая удаляющуюся пару, но магистр Смерти стоит без движения, глядя в пустоту. Увиденное пусть и приносит облегчение, но спокойствия и уверенности не дарит, только в груди знакомо саднит, занозой впивается неприятное предчувствие, и он прикрывает глаза, собираясь с мыслями. Жемчужин на нити остается немного, всего-то пять бусин матово поблескивают в изменчивом сиянии дымчато-белой пустоты. Собственные переживания смешиваются с чувствами и ощущениями, навеянными очередным кусочком воспоминаний. Эллохар резко встряхивает головой, нахмуривается и удивленно приподнимает, оборачиваясь на Тьера. Темный с крайне задумчивым выражением лица тоже смотрит в пустоту, и легкая улыбка на его губах несколько озадачивает Принца Хаоса.       — Осталось не так уж и много, Рэн.       Владыка Миров Хаоса сцепляет руки за спиной и окидывает внука пристальным взглядом красных очей со странными каплевидными зрачками. «Справится» — констатирует Арвиэль, но в этот же миг неосознанно напрягается, интуиция огненным кнутом бьет по нервам. Еще один взгляд на наследника дает понять, что тот все же едва держится, и демон, тяжело вздохнув, предвкушает очередную запойную неделю по мирам и доменам его вотчины.       — Очень на это надеюсь, — язвит в ответ Даррэн, прикасаясь к следующей жемчужинке и чувствуя как невнятная, не оформившаяся в предположение тревога поднимается внутри, заставляя подобраться и внимательней прислушаться к собственным ощущениям. — Чувствуешь? — метнув в деда острый взгляд, Эллохар впивается в нить пальцами, и та возмущенно вибрирует, будто сетуя на грубое обращение.       — Да, — отрывисто отзывается Арвиэль и, подойдя ближе, сосредоточенно рассматривает нить, зажатую в пальцах внука, ощущает, как нервы тяжами натягиваются, дребезжат, идя практически на разрыв, требуют остановить Рэна, и Повелитель впервые идет на поводу у эмоций, но вовремя останавливается, прислушиваясь к словам Эллохара.       — Досмотреть в любом случае необходимо, дед, — с мрачной решимостью, написанной на лице, магистр Смерти уверенно сжимает когтями следующую бусину, медленно стягивая ее вдоль нити, а в голове вновь всплывает разговор с самим собой, и от этого почему-то становится еще тревожней. Но черная жемчужинка уже соскальзывает с нити, проскакивает меж пальцев, и в замеленном, заторможенном полете скрывается в тумане, клубящемся у ног. Тот неожиданно резко вздымается темнеющей с каждой секундой волной, и последнее, что замечает магистр, это исполненный настороженностью взор красных глаз Владыки Миров Хаоса.       Бушующий ураган, наполненный непроглядно черными, смертоносными песчинками беснуется, вьется под ногами антрацитовой поземкой, и магистр Смерти, впервые оказавшийся не просто в воспоминании, в теле своего двойника, на краткий миг теряет концентрацию. Резко увеличившееся, трансформированное тело кажется неудобным, но свыкаться приходится быстро. Битва кипит вокруг, азарт вперемешку с чувством опасности разливается по венам, и он, отрывисто взмахнув полыхающим мечом, резким выпадом отталкивает от себя неопознанную тварь, только вылезшую из разлома, обратно, за край Бездны. Гневный, болезненный взвизг проносится по краю сознания, вызывая на губах знакомую усмешку. Поле сражения бурлит, волнами вздымается призванный дедом песок, да и сам он неподалеку отводит душу на тварях, безотчетно, без какого либо страха перед сильнейшими лордами и демонами Ада, выбирающихся из разлома. Бабушка в трехстах шагах слева с невероятно довольным выражением на лице рубит здоровенных скорпионов, СэХарэль с легионом крылатых тоже не сдает позиций, и теперь поминания анатомии драконов и подробностей их пищеварительной системы звучат задорно и весело. И огненный хлыст Риана, с грохочущими эхом щелчками вспарывающий пространство и тела врагов радует как никогда, но как только он замечает темно-синие, наполненные кобальтом отсветы пламени Нэриссы… Внутренности тут же смораживает, словно он попал под заклинание — предчувствие, дурное, настолько мерзкое, что нутро тут же хочется выблевать, ядовитой змеей просачивается в грудь, сворачиваясь там и царапая острыми чешуйками и так обостренную трансформацией интуицию. И даже азарт битвы немного стихает, не разливается по венам обжигающим потоком. Ленивыми ударами Даррэн отмахивается от наступающих полчищ тварей, парочку особо жаждущих вкусить пламенного клинка и вовсе отправляет пинком исполинского копыта обратно в Бездну ускоренной доставкой. Зубы, впившиеся в хвост, становятся поразительной до глубины неожиданностью. Обернувшись и глянув себе за плечо, демон в изумлении приподнимает брови, отвлекаясь от созерцания картины разворачивающегося побоища — маленькая, соотносимо его размеров сейчас, тварь, впившись в хвост, пытается ожесточенно его искусать, и Эллохар едва ли не срывается на откровенный издевательский хохот.       — Попытка не пытка, — насмешливо рокочет раскатистый баритон, окончательно потонув в лязге и грохоте окружающей битвы. — Но не для тебя, и точно не сегодня, — мотнув хвостом, добавляет он, но прилипчивая мелочь продолжает отчаянно виснуть на пятой конечности, теперь уже цепляясь не только зубами, но и лапами. — Вот доставучая, — досадливо констатирует Даррэн и, взмахнув кончиком хвоста, подбрасывает невиданную ранее монструозину, чтобы мгновением позже насадить ее на пику, венчающую хвост, и швырнуть в раскрытый еще разлом.       Дальнейшие попытки подобраться поближе к Нэриссе проходят с попеременным успехом — твари становятся кровожадней и крупнее, злее и агрессивней, и теперь пытаются вцепиться не только в хвост и уже не в качестве спасения, поэтому приходится немного поработать мечами. Хлесткие удары мечом, жесткие и совершенно невежливые пинки ногами сменяются прицельными ударами пламенем и песком, все так же вьющимся под ногами и ластящимся, словно ручной зверек.       — Слушай, дед, — примыкая к Повелителю, разящему беглецов из Бездны не только пламенными клинками, но и угощающим их еще и приличными порциями песка, Эллохар весело оскаливается. — Я действительно настолько сердобольным выгляжу? — на подобный вопрос Владыка недоуменно застывает и, только скинув с лезвия меча очередного монстра Бездны, с явным вопросом на морде лица оборачивается к наследнику. — А то всякие приглашенные пытаются найти спасения на моем хвосте, вот и интересуюсь.       — Интерес исследовательский? — задумчиво, но при этом ни на миг не отвлекаясь от битвы, уточняет Арвиэль, искромсав еще парочку пришлых, но очень напоминающих строением нахессов, монстров.       — Сугубо, — полыхающий пламенем клинок больше напоминает шампур — четыре тонко повизгивающих в предсмертной агонии твари коротким полетом отправляются к пиршествующим уже сарахетам, те едят все, особенно в период размножения. Приглашенные гости вечеринки вообще знаменательные, и совершенно неожиданные для монстров Бездны — те явно не ожидали, что хищники Миров Хаоса вступят в битву, да еще и на стороне местного населения. — Ну вот, опять! — потыкав полыхающим клинком очередную мразюшку, облюбовавшую хвост, как свое последнее пристанище, золотокожий демон расстроено вздыхает. — Ты это видишь? — на откровенное возмущение в его тоне откуда-то слева раздается громкий смех в две луженые глотки — один точно женский, невероятно знакомый и близкий сердцу, и второй, судя по обертонам, принадлежащий Хардару.       — Эх, жареным мяском запахло, — мечтательно стонет крылатый, пока метнувшаяся темно-синей вспышкой Нэрисса вышибает из окруживших их монструозин самых активных.       — Так угостись, что тебе мешает? — светски, но все же с легкой издевкой изумляется Эллохар осторожности собственной охраны, но Хардар лишь брезгливо морщится в ответ. Тем временем Нэри добивает очередного когтисто-зубастого, напоминающего скорпиона, монстра, и Даррэн, насмешливо закатив глаза, склонившись, сгребает ее в ладонь. — Развлекаешься, радость моя? — усадив весело взвизгнувшую из-за резкого подъема и столь же резкого приземления на мускулистое, покрытое амуницией плечо Нэриссу, Принц Хаоса просто вручает ей тонкую косичку. — Держись крепче.       — У меня лучшие места? — задорно осведомляется Нэрисса и, притворно горестно вздохнув, удобней устраивается на импровизированном сидении, крепче вцепляясь в полыхающие синим пламенем волосы. — Так не интересно.       — Для тебя безопаснее, для меня спокойнее, — патетично высказывается Даррэн, осторожно поправив когтистой лапой хрупкую фигурку, восседающую на плече. — Тебя все равно в спальне не удержишь.       — Спальня быстро наскучивает, ведь сколько еще мест есть… — насмешливо парирует леди Эллохар, громко шепча в громадное супружеское ухо. — О, а меня Риан услышал!       И это заставляет демона оглянуться, отыскать взглядом занимающуюся алым пламенем фигуру аргатаэрра взглядом и подняться в воздух под громкий и крайне довольный визг прямо в ухо. И пускай это не его Нэри, и он ощущает себя почти предателем, находясь в этом теле, его, и не его одновременно, он все равно наслаждается этими мгновениями. Когда она не замороженная ледышка, осторожно подбирающая каждое слово, а такая, какая есть. Самая, что ни на есть настоящая Нэрисса, да еще и Эллохар… И эта мысль настолько греет сердце и рвущуюся на части от одиночества душу, что Даррэн, приземляясь, мигом вспарывает еще четверых монструозин, оставляя Риана, шипасто-клыкастого, да еще и страшного настолько, что даже Эллохаровская темная душонка сжимается, исключительно из искреннего сочувствия ученику,совершенно без живых противников.       — Развлекаешься? — кошмарно ухмыльнувшись сидящей на плече Нэри, приветствует друга Тьер и, прокрутив меч в руке, первым наступает на группку жмущихся друг к другу тварей.       — Как видишь, — разводит руками магистр Смерти, вознося собственный, пламенеющий синим клинок, как из кучки тварей дрожащих раздается неприятный, скрежещущий голосок:       — Помилуйте! Просим убежища!       — Да они издеваются, — устало выдыхает Эллохар. — И те, что мне на хвост цеплялись и отправились на прогулку в Бездну тоже того… убежища столь неординарным способом просили? — приподнимает брови он, с интересом оглядывая кучкующихся существ.       Тварюшки сбиваются в группку, оглашая каменистую, засыпанную черным песком степь противным разноголосым скрежетом, периодически кидая на высоченного золотокожего демона умоляющие взгляды трех пар красных глазенок на каждого монстрика, совещаются. Но самое что интересное — не спорят, судя по интонациям скрежета, и быстро приходят к консенсусу.       — Переселяться хотим, — все тот же жуткий шестиглазый ящероподобный монстр, решившийся быть представителем, боязливо выходит чуть вперед. — Вы своих не обижаете, они вон, в битве за вас выступили… — здоровенная лапища патетично указывает в сторону жрущих падаль сарахетов, делящих подыхающую добычу нахессов, летающих и прикрывающих бескрылые войска скарахов.       — Стало быть, разумные? — задумчиво уточняет магистр Смерти, совершенно забыв, что находится в теле двойника и в его воспоминаниях, и уже предвкушает месяцы изучения новых видов в собственной школе при непосредственном участии адептов.       — А как же! — не без гордости откликается черный хитиновый ящер, поразительно соблюдающий баланс стоя на задних лапах.       — Значит, и клятву верности принести готовы? — чуть ехидно любопытствует Тьер и, переглянувшись с демоном, едва заметно кивает головой. «Пригодятся» — решает магистр Смерти и, хмыкнув, выносит вердикт:       — Выживите сначала, — и, ощутив, как дрогнула под ногами долина Смерти, услышав, как громыхнули скалы далеко за спиной, на границе с ДарНахессом, резко разворачивается. Оглушающий, заставляющий вибрировать саму суть миров грохот разносится по занесенной песком непроглядно-черной степи, а разлом в Бездну, уже привычный своей глубиной и размерами, ширится, расползаясь исполинскими трещинами, врываясь багровым пламенем, оплавляющим края. Короткий взгляд на подобравшегося, готового к битве Риана, и Даррэн стаскивает с плеча Нэри, мертвой хваткой вцепившуюся в волосы. — Даже не думай, Риан, — предупредительно рычит Эллохар и, буквально сунув испуганную жену в руки лучшего друга, распахивает крылья. — Самое ценное доверяю.       Резкий взмах полыхнувших синим пламенем крыльев, и демон, спружинив коленями, устремляется ввысь, направляясь к деду, к которому спешно стягиваются сильнейшие из лордов Ада. И чувство полета уже не дарит того упоительного восторга, только тревога с новой силой поднимается внутри, почти смирённая, обжигает нервы, тянет жилы, подстегивает интуицию, теперь действительно больше напоминающую паранойю. А лорды Бездны, уверенно, рывками выбирающиеся из разлома, ведущие за собой ручных чудовищ, что голодно, предвкушающе оглядывают демонов, пожирателей, горгулов, вампиров, оборотней, застывших почти у самого края, и вовсе поднимают в груди странную смесь из чувства опасности и осознания величины, на которую замахнулся неизвестный ему противник. «Они стравили нас, как детей в битве за конфетку» — запоздало понимает магистр Смерти, но битва уже идет, и бой не прекратится — до победы, или же до поражения одной из сторон. Сложив крылья и камнем рухнув вниз, Эллохар приземляется за левым плечом Арвиэля, за правым уже стоит изрядно потрепанный СэХарэль. «А бабушки нет» — подмечает он, и стоит ему приподнять в немом вопросе брови, как Владыка, кинув на него взгляд, молча кивает. «Во дворце, значит» — успокоено решает магистр и, когда до лордов Бездны остается пятьсот шагов, чуть сильнее стискивает рукоять меча.       Лорды же не выдвигают требований, не отправляют парламентеров, только жадно втягивают жуткими, вмиг покрывшимися хитиновой броней мордами разгоряченный боем воздух. Оскаливаются и с какой-то до жути пугающей надеждой во взорах оглядывают открывшиеся им просторы заметенной песком черной степи. И в считанные секунды, показавшиеся принцу Хаоса невероятно долгими, склоняются, но не уважительно, признавая силу народов Ада и их единство — они берут низкий старт перед началом атаки. Несознательно, мановением не руки — мысли, Даррэн вновь заставляет мечи вспыхнуть, а синее марево тонко натянувшегося щита, в поддержку которому тут же взметаются мириады маленьких черных смертей, вырастает стеной. Еще одна долгая секунда и монстры Бездны, бесшумно, без единой команды, всей своей черной армадой хищным рывком приближаются, двигаются на них. Без единого звука, словно слух отказал напрочь, они, будто волны накатывают — голодные, обезумевшие, невероятно сильные. Первые магические удары щит принимает, даже не прогибаясь, но пригибается сам Эллохар, ощущая как из носа и ушей текут теплые липкие дорожки.       — Не распыляйся на магическую защиту, Рэн! — зло взрыкивает Арвиэль и, когда первая волна мелких, совершенно неопасных на вид тварей накатывает на объединенные силы миров Хаоса, вздымает озарившиеся огнем клинки.       Встряхнув головой, замерший, будто в задумчивости, демон, заслышав стрекотание и щелчки хитиновой брони, развернувшись, насаживает на полыхающий меч сразу троих, и тот, вспыхнув, изжаривает дико верещащих, захлебывающихся предсмертным воем существ. И только пепел развеивается в тихой, беззвездной ночи. Следующий противник, попадающий на острие клинка, более крупный и очевидно более опасный — пробный выпад рослый, покрытый антрацитовой броней лорд парирует с легкостью, и Даррэн, подкрутив меч в руке, плавно обходит его по кругу, надеясь, что обманный маневр и видимая скука на лице сработают. Резко двинувшись в обратную сторону, Эллохар резким взмахом сносит монстру половину туловища, и та, медленно съехав наискосок, с неприятным чавканьем приземляется в песок. Следующие удары противникам он наносит уже по инерции, уходя от атак, уворачиваясь и ударяя снова. Все смешивается в хаотичную круговерть ударов, вспышек пламени, контратак и отступлений, мельтешения и гула песка, хлопков крыльев, гневного рыка сражающихся, треска брони… Он не отвлекается ни на мгновение, совершенно забыв о том, что это всего лишь клочок памяти отражения его личности, бьется, словно в последний раз, в действительности ощущая каждый новый удар, каждую рану. И с приятным удивлением отмечает, что ряды тварей Бездны редеют, мелкие монстры догорают, сваленные в кучи, тех, кого не подобрали, дожирают нахессы и сарахеты. Вампиры, получившие кровь лордов в хитине, явно забавляются с магией крови, подтачивая силы более десятка крупных противников одномоментно. И когда перед ним возникает очередной прилично помятый в схватке лорд, Эллохар, едко осклабившись, поигрывает мечами, издевательски поглядывая на поднимающего собственное оружие врага. По лицу, а скорее морде, прикрытой защитными пластинами, не понять, ухмыляется ли тот, или наоборот, яростно скалится, в ожидании схватки и предвкушении скорой победы. Первый удар сотканного словно из чистейшей тьмы копья, и демон отшатывается, уклоняется, уходя в сторону, отбивает атаку, чтобы в хитром движении ударить вторым мечом. Полыхающее синим лезвие с шипением проходит по броне, оплавляя пластины, но проскальзывает, так и не рассекая их. И Даррэн готов поклясться, что в этот момент противник довольно ощеривается, уже надеясь на победу. Новый удар, новый выпад, резкий замах клинком, и защита кусками отваливается от зло взрыкнувшего лорда. Расстояние между ними уменьшается, глухое рычание под хитиновой маской выдает нетерпение оппонента. Крутой разворот и магистр Смерти снова отступает, когда хлесткий удар пики обжигает болью плечо. «Явно отравлено» — проскальзывает мысль по краю распаленного битвой сознания, он снова парирует удар и гул столкнувшихся орудий оглашает пустыню гудением пламени и шипением тьмы. Стремительный выпад, и лорд, насаженный на меч хрипло выдыхает, а Эллохар, словно в замедлении следит за тем, как по телу, наискосок, проходит острый шипастый наконечник, взрезая почти неуязвимую плоть высшего демона. На миг на его лице вспыхивает удивление, но последовавшая за ударом боль темной приливной волной накрывает сознание. Яркую вспышку и пробивший со спины, сверкающий алым пламенем клинок он замечает сквозь черные мелькающие вспышки, оседая на колени. И голос, наполненный ужасом, болью, неверием, выкрикивающий его имя, такой родной и любимый.. Голову он разворачивает совершенно бездумно, следя как медленно, слишком медленно несется к нему через пески Нэрисса. Деревенеющие губы выдыхают непослушное «Прости», и демон изломанной куклой падает на песок, а сознание отключается окончательно.       Вылетев из тела, магистр Смерти дезориентировано оглядывается и, встряхнув головой, первым делом прикасается к груди, обтянутой шелком рубашки. Еще секунду назад он сражался, миг назад получил ранение, явно не совместимое с жизнью даже высшего демона, а теперь имел возможность смотреть лишь со стороны.       — В норме? — негромко осведомляется Владыка, внимательно глядя на внука, и на краткое мгновение в его глазах вспыхивает ничем не прикрытая тревога за наследника. Отрывистый кивок и Эллохар снова переводит взгляд на разворачивающиеся действия, в которых теперь не может поучаствовать.       Ему лишь остается следить за тем, как дед, стремительной тенью приближается к нему самому, как Нэрисса рвется из захвата удерживающего ее Риана, что-то крича, всхлипывая, рыча и царапая Тьера когтями. Как вырвавшись, подлетает к стоящему и взывающему к магии Арвиэлю, перехватывая его за руку.       — Не плачь, дитя моё, ни твоя магия тёмной, ни какая либо другая здесь не помогут, — негромко и с непередаваемой горечью произносит Повелитель. С ее губ срывается полный отчаяния всхлип, и она оседает прямо на песок, зажимая рукой рот и пытаясь сдержать рыдания.       — Рэн, — тихо шепчет. — Рэн, пожалуйста, прошу тебя… — плачет Нэрисса, касаясь его руки. Но беловолосый демон остаётся безмолвной куклой лежать на земле. Недвижный, заливаемый черной кровью, дышащий через раз. — Как ты можешь? Скажи мне, как ты можешь оставаться таким спокойным? — кричит она в бессилии, вскакивая на ноги. И тут же горько шепчет: — Прости дедушка, прости, я сама не понимаю, что говорю…       — Я понимаю твой страх и твою боль, внучка, — мягко, но уверенно отвечает Владыка. — Я заберу его в пустыню Гибели, и будем надеяться, пески откликнутся на мою просьбу о помощи. Иди к Тени, ей как никогда сейчас нужна твоя поддержка.       — Спаси его, прошу тебя. Спаси, и я соглашусь на все. Запрусь в ДарНахессе и буду рожать по ребёнку в год, да что угодно! Только не дай ему умереть… — хрипло, срывающимся голосом бормочет Нэри, даже не думая вытирать слезы, текущие по лицу. Она просто оседает в окровавленный песок и в отчаянии впивается в него пальцами, судорожно всхлипывая, вздрагивая от сотрясающих ее рыданий. Явившаяся из перехода Тень тихо подходит к ней и кладёт руку на плечо, сжимает ощутимо подрагивающими пальцами, с трудом переводит дыхание.       — Идём, дорогая. Сейчас нам остаётся только ждать и надеяться на лучшее, — и песок вздымается черной стеной, отрезая сидящую на песке Нэриссу и стоящую за ее спиной Повелительницу Ада.       Обрывок слепка воспоминания, не успев истаять, почти сразу, едва заметно задрожав, как марево над костром, оплывает, и Эллохар напряженно нахмуривается, не понимая причин происходящего. Быстро оглядев немного смазанную, со стертыми очертаниями, замершую картинку, он вопросительно смотрит на деда, ожидая пояснений. Странный, немного задумчивый взгляд Арвиэля, сопровождаемый ко всему прочему еще и чуть лукавой улыбкой, притаившейся в уголках губ, наводит магистра Смерти на неопределенные догадки касательно среднего качества воспоминания.       — Как ты уже догадался, Рэн, это не твое воспоминание, — склонив голову набок, с легкой ехидцей во взоре Владыка Ада обозревает смазанные контуры окружающей обстановки. И загадочно добавляет, кинув на внука несколько насмешливый взгляд: — но это дает мне повод надеяться на то, что даже в случае самого негативного из возможных исходов, не все потеряно.       На этой, несомненно, патетичной ноте пространство и время снова приходят в движение, вызывая у Даррэна острый приступ тошноты, гулкая мертвая тишина разбавляется едва слышным монотонным шумом, ранее упускаемым сознанием, и Эллохар внимательно всматривается в глубину темного помещения, не желая пропустить ни секунды изъятой у Нэриссы памяти.       В гостиной темно, лишь мягкий свет камина даёт возможность разглядеть хоть что-то. Нэрисса, согнувшись и обхватив руками колени, дрожит, сжимает ледяные пальцы, замерев в ожидании.       — Никаких новостей?       Хриплый голос выводит ее из состояния болезненного отупления, и она не сразу узнает Риш. Та, словно согнувшись от горя, проходит и усаживается на другой конец дивана, забираясь на него с ногами и, упершись невидящим взглядом в жерло камина, судорожно вздыхает.       — Нет. Уже два часа прошло. Арвиэль притушил нашу связь как только перенесся с Рэном в пустыню Гибели, — столь же тихо, едва ли допуская малую толику эмоций в голосе, отвечает Дианея, прикрывая глаза.       С губ Риш срывается рыдание, и Нэрисса, заметив едва поблескивающие в неясном свете огня дорожки слез у той на щеках, кидается к ней и резко заключает ведьму в объятья. Благодать, всхлипывая, мягко поглаживает ее по голове.       — Клянусь Бездной, если он оставит меня вдовой, я убью его! — резко взрыкивает она, подскакивая с места, и, нервически передернув плечами устремляется к окну, чтобы хоть чем-то себя занять.       — Ты хоть понимаешь, что сказала? — хрипло смеётся сквозь слезы ведьма. — Тьма, как ты на него сейчас похожа!..       Дверь отворяется снова, впуская измотанного Тьера.       — Ничего? — он окидывает внимательным взглядом женщин. Изможденный, с посеревшим лицом и опущенными плечами Риан выглядит действительно убитым, и сосредоточенный, решительный взгляд черных глаз говорит намного больше, чем рубленный, безразличный вопрос.       — Нет. Куда дел Дэю и ушастого с чешуйчатым? — интересуется больше для того, чтобы отвлечь себя, Нэрисса. Пальцы до побеления костяшек стискивают черный мрамор подоконника, она утыкается лбом в ледяное окно, безразличным взглядом прослеживая нервное перемещение охраны Повелителя.       — Усыпил. Хватит с неё. Отправил под присмотр матери, в Лангред. Будут новости — разбужу, — по отрывистому тону и рубленым ответам можно легко понять насколько обеспокоен Риан. Все-таки Рэн для него больше, чем лучший друг, ближе, чем родной брат, его пламя на двоих.       — Иди ко мне, милая. Твоя коса совсем растрепалась, — леди Тень поворачивает голову к Нэриссе, и во взгляде ярких зеленых глаз на миг мелькает нечто такое, что она безропотно, сдерживая панику, ужас, боль, неверие, проходит к дивану, усаживается к ней спиной, и шайгенка уверенно принимается распутывать ее прическу. — Я так любила заплетать его волосы, когда он позволял это, конечно…— разбирая спутанные платиновые пряди, с невероятной горечью шепчет она.       — Не смей бабушка! Не смей говорить о нем в прошедшем времени! Иначе я с ума сойду… — резко разворачивается к Дианее Нэри, даже не обратив внимания на то, что выдернула волосы прямо из рук Повелительницы. Лишь стирает со щек мокрые дорожки, что уже пекут кожу солью, спустя почти два часа беспрерывных всхлипываний и истерической дрожи.       — Не плачь, дорогая, и постарайся меньше нервничать. Возможно, тебе уже нельзя, — с намеком выговаривает Дианея, и ее губы чуть подрагивают, что в подобной ситуации, скорее всего, означает улыбку.       — Бездна! — Нэри резко поднимается с места, и бледность ее кожи приобретает пугающе синюшный оттенок. — Я дважды пропускала приём зелья…— восклицание переходит в шёпот и ее рука опускается на живот. Выражение неоднозначной задумчивости отражается на застывшем лице, взгляд в пустоту остается все таким же безжизненным, и лишь ладонь, трепетно накрывшая плотную ткань платья, дает возможность отдаленно догадываться о том, что происходит в голове у Нэри в эти мгновения. — Риш.. — осторожно просит она,— Ты не могла бы?..       — Если беременность и есть, то я все равно ее не увижу. Срок может быть слишком маленький, сама понимаешь, — печальная улыбка на миг озаряет ее лицо. — А вот Тьера есть с чем поздравить, — она клыкасто ухмыляется Риану, наблюдая, как глаза темного лорда шокировано расширяются, приобретая невиданные доселе размеры.       — Что? — подавившись прерывистым вдохом, пораженно шепчет Тьер. — Ты уверена? Дэя ждёт ребёнка? — он выглядит озадаченным настолько, что даже у сгорающей от заглушенной, оборванной связи с Рэном, Нэри на губах проскальзывает слабая улыбка.       — Абсолютно. Беременность на таком сроке, знаешь ли, видно невооруженным взглядом. По крайней мере мне, как ведьме, уж точно,— скованно кивает Благодать и откидывается на спинку дивана, растирая лицо трясущимися руками и обнимая себя за плечи.       — Бездна! — Риан все никак не может поверить услышанному, подрывается с места, проходит к стене и резко разворачивается, закрывая глаза и бездвижно замирая на месте. — У меня будет ребёнок… У нас с Дэей будет ребёнок…— хрипло, совершенно неверяще бормочет оглушенный Тьер, обводя бессмысленным взглядом темную гостиную, и его губы на миг приоткрываются в слабой, неуверенной, но такой счастливой улыбке.       — Поздравляю, Риан. Я уверена вы будете замечательными родителями, — Нэрисса мягко касается его плеча рукой, снова проходя к окну. Тяжесть, чуть отпустившая плечи, стягивающая в узел внутренности, немного отступает, но стоит ей снова выглянуть во двор, опять набрасывается голодным зверем, перехватывает в удушающем захвате горло, заставляя согнуться.       А за окном потихоньку начинает светать. Уже почти четыре часа прошло с момента завершения жуткой бойни в долине Смерти, а если быть точнее, то три часа, сорок две минуты и пятьдесят восемь секунд. И она отсчитывает эти бездновы минуты в неизвестности. Минуты без него.       Спустя три часа, когда солнце уже поднимается выше и сияет ярче, она устало прикрывает глаза. Сознание, отчаянно борющееся со сном, отключается, перед глазами все предстает в сизом мареве, картинки сменяются вспышками полной темноты. Видимо, трое суток без сна сказываются на ее состоянии не лучшим образом. Но задремать ей не даёт шелест песка. Она резко открывает глаза, подскакивая с дивана, и кидается к демону, замершему у двери и не сводящему расслабленного взгляда с присутствующих в гостиной.       — Рэн? — неразличимый шёпот дается с трудом, раздирая горло мелкой взвесью битого стекла. Дед мягко улыбается в ответ, устало прислоняясь к косяку двери в таком до боли знакомом жесте.       — Жив, малышка. Ранения серьезные, но худшее позади, — он раскрывает объятья, и она бросается в них, как тонущий к спасителю. Дыхание спирает так, что вдохнуть удается с неимоверным трудом, и раза так с третьего. — Ну все, все не плачь. Все обошлось.       Только тогда она замечает, что по щекам снова бегут соленые мокрые дорожки.       — Спасибо, — тихо шепчет Нэрисса. Она вырывается из рук Повелителя, одарив того счастливой, едва ли не безумной улыбкой на подрагивающих губах, и на всех парах мчится наверх, совершенно забыв о том, что быстрее было бы прожечь пространство или воспользоваться кругом переноса. Взлетает по круговому подъему, отчаянно тормозит на повороте, едва не врезавшись в стену, поворачивает налево и открывает дверь. Взгляд устремляется на кровать, в которой лежит он, уже перемотанный бинтами. Она медленно подходит, любуясь каждой черточкой любимого лица. Замечает бледноту обычно смуглой кожи и до синевы и кровоподтеков искусанные губы. Осторожно опускается на постель с краю и облегченно вздыхает, вытирая изорванным рукавом слезы.       — Какие прогнозы? — Эладриэль, прервав своё копошение в лекарском саквояже, оборачивается к ней.       — Раны тяжелые. У него жар, и он в бреду, но это поправимо. Благослови Бездна, смерть снова обошла стороной нашего принца, — с уважением глядя на пациента говорит тот.       — Спасибо, — устало, сдавленно, с невыразимым облегчением в голосе выдыхает она, протягивая руку и сжимая пугающе горячие пальцы демона в своей ладони.       — Это моя работа, Ваше Темнейшество.       Она с благодарностью кивает ему, и тот, поклонившись, уходит, притворив за собой дверь. Ее рука касается лба, покрытого испариной, отводит влажные прядки с лица, отмечая, что он буквально полыхает от жара.       — Нэри…— хрипло стонет Даррэн, клоня голову к плечу, но так и не открывает глаза.       — Я здесь, сердце мое, я здесь, — она медленно проводит кончиками пальцев по разгоряченной коже перебинтованной руки от плеча до запястья, боясь причинить ему боль, — и ты никуда больше от меня не денешься.       Она ещё пару минут сидит в тишине рядом с ним, как дверь резко открывается и в комнату врывается Тьер, а за ним едва поспевают женщины.       — Бездна, Эллохар, как ты всех напугал… — Риан быстро подходит к кровати, впиваясь в лицо друга внимательным взглядом. — Как он?       — Без сознания. Бредит. Эладриэль сказал, что все поправимо. Остаётся только ждать, когда он очнется, — негромко проговаривает Нэрисса, приваливаясь плечом к изголовью кровати, и морщится, только сейчас ощутив раны, полученные в битве, что кончилась более восьми часов назад.       — Фух, ну и слава Бездне. Надо успокоить Дэю. Если будут какие-то изменения или что-то понадобится — вызывай, — и еще раз окинув непривычно беспомощную фигуру Эллохара цепким взглядом, резко разворачивается и проходит к дверям. Следом раздается приглушенный гул пламени, Нэрисса утвердительно кивает вслед и оборачивается обратно, тихо вздыхая. Поправляет простынь, которой укрыт ее любимый демон и, снова поморщившись от боли, устраивается удобней, стараясь не потревожить находящегося в болезненном забытьи магистра Смерти.       — Тебе нужно отдохнуть милая, ты едва на ногах держишься от усталости, — Тень привычно пристраивается на подоконнике и обращает на неё мягкий заботливый взгляд. — Иди, поспи, я побуду рядом с ним.       — Нет, — упрямый, непоколебимый тон сквозит усталостью. — Я останусь с ним, по крайней мере, до тех пор, пока не спадёт жар.       — Хорошо, Нэри, посидим вместе, — примирительно заявляет Повелительница, придвигая кресло в плотную к кровати и чуть сжимая ее плечо в знак поддержки, не желая ее волновать.       Благодать накладывает на лежащего без сознания Рэна диагностические чары, облегченно вздыхает и как-то сразу распрямляется, вытирая слезы.       — Все хорошо, медленно, но он регенерирует. В лучшем случае через недельку очнётся. Пойду, порадую Влада, да и в школу надо заскочить, передать Айшарин, что их любимый лорд-директор жив, почти здоров и скоро вернётся, чтобы понадирать всем задницы.       А Нэрисса осторожно, чтобы не причинить лишней боли и так пострадавшему в схватке Эллохару, укладывается рядом и, мягко отведя в сторону налипшие на покрытый испариной лоб прядки, осторожно поглаживает его по обжигающе горячей щеке, судорожно прислушиваясь к мерным, сильным ударам его сердца.       — Любопытный, но вполне ожидаемый способ обретения бессмертия, — первым нарушает тишину Арвиэль, задумчиво глядя на внука. С одной стороны, обретение внуком условного бессмертия это спокойствие для его собственного сердца, но с другой… Вечность, пусть и условная, на которую он обрек своего наследника за неимением лучшего выхода, тяготит.       — Смотрим дальше, — жестко прерывает его комментарии Даррэн, ощущая, как ледяной змеей сворачивается в груди предчувствие. Сжимает нить в руке, одна за другой стягивая жемчужины, не желая больше прерываться на бессмысленные разговоры и обсуждения.       — Ты уверен, что это именно то, что мы ищем? — с сомнением в тоне протягивает Тьер, склоняясь над пыльным, затянутым в потрескавшуюся от времени кожу, фолиантом. Пожелтевшие и скукожившиеся от старости страницы, покрытые почти истершимся и выцветшим рукописным текстом, явно сделаны из человеческой кожи, что для подобных, датируемых периодом основания империи Хешисаи, изданий являлось едва ли не нормой, вызывают на лицах лордов сдержанный интерес, замешанный на определенной доле брезгливости.       — Еще бы я сомневался, Риан, — пребывая в крайней степени мрачной задумчивости, негромко бормочет Эллохар, с предельной внимательностью рассматривая изображение нарочито простого на вид небольшого кинжала с черной эмалевой рукоятью и серебряным эфесом. Описание сего редкого даже для Бездны вида оружия изложено крайне сухо и до невозможного кратко, и магистр, чуть поморщившись, перелистывает страницу, плавным движением выпрямляясь. — Никогда не понимал извращенную любовь магов Хешисаи к рукописям из человеческой кожи. Бессмысленно уже потому, что недолговечно. Что им стоило отловить парочку драконов помоложе и использовать вместо крови девственниц ту же кровь дриад в качестве чернил? Ничего же не разобрать… — недовольно сведя брови на переносице, возмущается магистр и закатывает глаза на дикое удивление, на мгновение отразившееся в глазах Тьера, сопровождающееся, ко всему прочему, еще и задушенным, явно испуганным покашливанием гнома старьевщика, гордо именующего себя антикваром. — Любезнейший, — резко развернувшись и нацепив на лицо одну из улыбочек своего убийственного арсенала, обращается к хозяину лавки магистр Смерти, — сколько за этот истлевший памятник напрасно погибшему человечеству в лице несчастных древних девственниц Хешисаи вы хотите?       — Сто восемьдесят золотых, — отчаянно заикаясь, то бледнея, то краснея, как один из любопытнейших подвидов плотоядных хамелеонов Бездны, блеет тщедушного вида гном, в отчаянии озираясь по сторонам.       — А для меня? — с явным намеком приподнимает бровь Даррэн под понимающее хмыканье Риана за плечом. Пропыленная, мрачная обстановка лавки раздражает, выпустить кишки гному, старательно прикидывающемуся первостатейным идиотом, хочется с каждой секундой все сильней, и Эллохар на мгновение прикрывает глаза, стараясь справиться с бессмысленным в своей кровожадной жестокости порывом. Нежданно свалившееся на плечи бессмертие, дарованное скорее в качестве издевки, нежели по каким-то иным причинам, тяготит, ослабляет контроль над и без того своевольной силой, которая рвется уничтожать все и без разбора. Эманации животного ужаса, источаемые хозяином лавки, приятно дразнят крепко удерживаемого в оковах демона, заставляя принюхиваться к сладкому, дурманящему разум, будящему древние инстинкты аромату первозданного страха. Магистр едва удерживает себя от того, чтобы хищно ощериться, лишь в ожидании приподнимает вторую бровь, на что гном, гулко сглотнув, опасливо пятится.       — Ээээ… — выдает максимально содержательную тираду бородатый, врезаясь спиной в стоящий на возвышении прилавок, и переводит умоляющий взгляд с одного магистра на другого.       — Вот скажи мне, Риан, неужели я такой страшный? — скучающе вопрошает Эллохар, оборачиваясь к старательно скрывающему ехидную усмешку Тьеру. — И как моя жена вообще со мной таким пугающим-ужасающим живет? — продолжает изумляться, а уж скорее издеваться магистр Смерти, вновь бегло просматривая открытую страницу древней книжицы. — Хотя, в данном случае, стоит пожалеть все же меня, — под сдавленные смешки Риана, будто бы ни к кому не обращаясь, замечает Эллохар.       — Так, стало быть, жена от рук отбилась? — опасливо, но с неимоверным любопытством, сверкнувшим в темных глазах, опасливо любопытствует гном, уже не так рьяно ища спасения у собственной торговой стойки.— А перевоспитывать пробовали? — на заинтересованный взгляд Даррэна уточняет антиквар. — Запирать там, аль воспитательно к кровати приковывать?       — Кха-кха, — старательно прикрывает кашлем смех магистр Смерти и, кинув косой взгляд на гнома, с усмешкой прикрывает глаза. Вспоминаются забавные детали интерьера собственной спальни, висящие на кольцах над супружеским ложем. И взгляд Нэри, когда она впервые увидела подобную модернизацию помещения. Но по итогу она все же признала, что это добавляет перчинки в ограниченные пространством спальни отношения, смотрится занимательно и придает пикантности в процессе… Понимающий, чуть лукавый взгляд Тьера Эллохар ощущает едва ли не кожей и, когда открывает глаза, замечает едва заметную тень любопытства, мелькнувшую на лице друга. — Я вижу, вы разбираетесь в воспитании норовистых женушек. В словах ощущается опыт и знания мастера своего дела…       — А то, — отзывается горделиво старьевщик, — я и зятьям своим первый подарочек, что на свадьбу преподношу, так это плеть воспитательную, да цепи в самой Бездне каленые, как же иначе? С нашими женщинами по-другому никак нельзя, они язык силы только и ведают.       На шокировано увеличившиеся до полновесного золотого глаза Риана Даррэн просто пожимает плечами, словно ничего странного и удивительного почтенный мастер не говорил. Тьер подбирает метафорически упавшую челюсть, но то незамутненное любопытство, горящее во взоре, интерес, аршинными буквами написанный на лбу, не оставляет магистра Смерти равнодушным, и тот снисходит до тихого, едва различимого для гнома ответа:       — Риан, мы в Хаосе, и гномы тут соответствующие. Ваши, имперские — вообще зайчики пушистые, по сравнению с нашими. Не такие кровожадные, общинами сосуществующие, золото почитающие едва ли не сильнее чешуйчатой братии… А наши местные, — Эллохар кидает оценивающий взгляд на протирающего прилавок представителя младших рас Ада, — больше кровушку почитают и мозги врагов, с сердцами вприкуску, причем без какой-либо термической обработки. Кровь дворфов говорит, не иначе. А эти реликтовые теми еще кровожадинами были, жесткий патриархат проповедовали во всех сферах жизни, отсюда и такие вот самобытные традиции. И пускай они отрицают подобное, не делающее комплиментов родство, но кровь не водица, а наследственность пальцем не заткнешь, — пожимает плечами принц Хаоса, заканчивая небольшой экскурс в жизнь малых народностей Хаоса.       — Но ведь многие из гномьей общины состоят в родстве с местной диаспорой, — мрачнея, припоминает Тьер, видимо, осознав, с кем ведет дела контора его жены. Он еще раз оглядывает суровым взглядом старьевщика, на что тот, опасливо замерев, что-то бормочет. «Деду молится» — рокочет голос Даррэна в его голове, и Риан понимающе хмыкает.       — Именно так, но в случае с гномами наследственность поддерживается самой сутью местных миров, так что имперские сородичи местных убивашек действительно безопасны. В разумных пределах и при разумном подходе, конечно, — последние слова Рэна звучат с явным намеком, и вновь склонившийся над книгой Тьер согласно хмыкает, давая понять, что предупреждению внял.       — Приму к сведению, — коротко откликается он, и Эллохар, понимающе хмыкнув, подходит ближе. Тоже склоняется над книгой, страницы которой перелистывает Риан и, ощутив подсознательный пинок, негромко останавливает:       — Стой, — на вопросительный взгляд друга он просто покачивает головой, сам не зная, что побудило остановиться именно на этом разделе. — Легенды и сказания Мрака, — задумчиво читает вслух магистр Смерти, и осознание того, что он близко несказанно радует. — Вот оно, — захлопнув фолиант и перехватив его поудобней, Эллохар вытаскивает мешочек с деньгами из кармана брюк и, пройдя к хозяину лавки, бросает его на прилавок. — Здесь двести, можете не пересчитывать. Риан, за мной.       Лязг стали, дикий рев монстров, отрывистый гул пламени и затяжная, свистящая песнь песка оглушают. Черные пески полнятся существами. Крылатые демоны сражаются бок обок с сайшебами, шайгены серым маревом неминуемой гибели отдают дань Вечной Невесте, вампиры, отринув вечные недопонимания с гулями и граничащими с ними кланами оборотней, прикрывают друг друга. Горы трупов полыхают — нет времени на перемещение погибших, как своих так и чужих, поэтому их просто сжигают, предавая привычному способу захоронения в Хаосе — огню. Даже кланы Бездны здесь, из тех, что дали клятву верности Смерти. Сами пески, безразличные ко всему и всем, пробуждаются, гудят, вздымаются ввысь совершенно самостоятельно, пугая порождений Тьмы. Земная твердь, залитая кровью, усыпанная отрубленными, искореженными, опаленными конечностями и частями тел, взбугряется под ногами, скрипит и корежится, низвергая вниз черные потоки — битва за прорыв длиться вторые сутки.       Светловолосый демон на пределе концентрации вновь и вновь взмахивает мечом. Твари, лезущие из разлома, все не кончаются, раненных и убитых все больше, а где-то там, в свалке битвы, Нэри. Дед, сейчас он ощущает его как никогда сильно, старается быть везде и всюду, прикрыть и защитить каждого, кого сможет. Бабушка, руководящая шайгенами почти всегда в подпространстве — ей так удобней убивать, им с дедом и отцом, который тоже здесь, так спокойней. Риан, трансформировавшийся и поначалу наводивший едва ли не священный ужас на организовавших прорыв тварей, даже теперь вызывает у подвернувшихся противников оторопь.       Резкий рывок крыльев, усиленный вспыхнувшим пламенем взлет, и Даррэн, заметивший, что и так подраненный Хардар старательно отмахивается от двух змеелюдов из Бездны, стремительно пролетает несколько сот метров и, камнем рухнув на кого-то из противников, с противным хрустом и ощущением разлившейся под копытами липкой теплой влаги приземляется. Первый удар мечом наискось проходит вскользь по смазанной чем-то липким чешуе. Пламя шипит на гранях клинка, и демон вновь заносит меч, но подоспевший Тьер подло, без каких либо разменов совести, пронзает змея со спины.       — Тьер! — Хардар вскидывает меч острием вверх, салютуя аргатаэрру, и тот с кошмарной клыкастой ухмылкой кивает.       — Сочтемся! — и мигом уходит в атаку на второго змеелюда. Не осторожничает, к чему так привык Эллохар, бросается в бой, но демон, явно подталкиваемый интуицией, кидается вперед и, проткнув тварь полыхающим мечом, скидывает начинку тварюшки в песок.       — Рэн, — окликает его глава его личной охраны, — ты за дочками присмотри, хорошо? Пацаны взрослые, они справятся, а вот девки…       — Ни Бездны ты не сдохнешь, Хардар! — упрямо взрыкивает демон, понимая, на что намекает приятель, и со злости вспарывает брюхо дайхарру, прежде нарвавшемуся на клинки неподалеку бьющегося деда. — И не рассчитывай, подниму и к жене отправлю.       — Нее, не надо к Картаэль, лучше уж сдохнуть здесь, — отмахиваясь крылом от эйтшарра, крылатого, насекомоподобного монстра с фасеточными глазами, родом из Мрака. Тот, хищно скрючив длинные пальцы, впивается в надкрылок, оглушая всех вокруг противным стрекотом и засыпая морочащей пыльцой. Крылатый, яростно взрыкнув, вытаскивает из-за плеча зарвавшуюся образину и, перехватив обеими руками, пробует на разрыв. Рвется эйтшарр хорошо, с громким хрустом и надрывным стрекотом расплескивая вокруг зеленоватую требуху.       Но Эллохар отвлекается. Странное ощущение чего-то неизбежного, сводящего судорогой внутренности накатывает, мешая вздохнуть. Тот, кто затеял всю эту бойню, тот, кто закабалил как скот и поднял гордых лордов Бездны, принудив к прорыву, еще не явился, но интуиция вопит, и Даррэн, развернувшись, замечает, как многие противники прекращают биться, просто подставляясь под удары, идя на смерть. Резко вынырнувший из тьмы дайхарр из высших лордов не дает опомниться, наступает, и тянущее чувство внутри взывает, но отражает первый удар, уклоняясь, отходя в сторону. Дед, в семистах шагах явно ощущает изменения в пространстве, пытается пробиться, но лорд Бездны теснит Эллохара, проводя атаку за атакой, уворачиваясь.       Обманный маневр не удается, и Даррэн обманчиво опустив меч в левой руке, ожидает приближения противника. И тот покупается на хитрость. «Спасибо, Харшаг» — проскакивает в голове демона, пока он отсчитывает секунды, в течение которых дайхарр приближается, огибая его по дуге, покачивая длинным тонким клинком, напоминающим иглу. Плавный замах лорда он рассчитывает за секунды до, и когда тот, пригнувшись, описывает клинком почти круг, резко воспламеняет меч, отражая удар, срезая иглу под корень. И нервы вмиг натягиваются, и прежде чем магистр Смерти успевает подумать, он срубает голову бьющемуся в агонии дайхарру и, выставив руку в сторону, ощущает, как с нее срывается пламя.       И демон, не иначе, как ощутив маякнувшие защитные чары, медленно, слишком медленно разворачивается, и сердце обрывается, падает куда-то в желудок, ухает на самые глубины Мрака… Пламя, сорвавшееся с его руки, окутывает замершую, будто скованную путами фигурку, а летящий в нее клинок, пугающе знакомый, сверкнувший в свете луны серебряным эфесом и черной эмалевой рукоятью…       — Нэри! — бешеный, полный ярости и боли рык утратившего контроль над трансформацией демона, и кинжал, беспрепятственно проскользнувший сквозь защиту полыхнувшего пламени, вгрызается в грудь Нэриссы, и та даже не дергается, только выражение на лице, предвкушающе-обреченное расползается кровавой улыбкой по губам…       Доли секунды, и Даррэн, наплевав на пресловутый самоконтроль, выплескивает ярость, боль, ненависть, чувствуя, как теплящееся внутри пламя истинной сути его силы выплескивается. Доли секунды, слепящие глаза мертвенно синим огнем, в которые он успевает подхватить оседающую на колени жену, и его рев, под давлением мощи бессмертного, подхватываю другие — вампиры, с каменеющей серой кожей, ощерившимися клыками и раскрывшимися за спиной крыльями, гули, ощутившие притупленный ранее голод, демоны, занявшиеся пламенем разных оттенков, оборотни, резко трансформировавшиеся в огромных, бугрящихся мускулами монстров… Все вокруг, под полный боли утраты рык демона, окрашивается в синие тона вспыхнувшего пламени, и бьющиеся захватчики вспыхивают один за другим. А Даррэн, едва успев подхватить падающую Нэри, видит лишь клинок, блеснувший кровью на эфесе серебра, неровно вздымающуюся с надсадными хрипами грудь, и до синевы побледневшие губы, из уголка которых стекает черная в темноте ночи кровь.       — Нет, нет-нет-нет… — и замедлившееся время останавливается, даже песчинки замирают в воздухе, а он, ощущая, как истончается связь, как чувства любимой плывут, а мысли, столь четко слышимые ранее, становятся невнятным шумом, понимает, что это конец. Чувствует холод клинка, будто тот прорвал рану в собственной груди, разливая ледяную воду по внутренностям, заполняя ею легкие, не давая вздохнуть. Притягивает Нэри к себе на колени, понимая, что кинжал извлекать нельзя. И вздрагивает, когда ледяная ладошка, тяжело приподнятая ею, проскальзывает по щеке.       — Я люблю тебя, — одними губами проговаривает Нэрисса бесшумно, но он понимает. Перехватывает слабеющую ладонь за запястье, прижимает к губам, задыхаясь, ощущая, как разорванное в клочья сердце затапливает кровью по горло, как стонет разделенная на двоих душа, навсегда утрачивая половину, если не большую часть.       — Я не отпущу тебя, слышишь? Не отпущу, маленькая… люблю тебя, — он обнимает ее лицо ладонями, обводит пальцами скулы, задыхаясь, понимая, что не может сделать ничего, и обреченность накрывает с головой. А вокруг полыхает синее пламя, пожирает пески, обращая в прах тварей, гудит, завывает, скорбит, подобно своему владетелю. — Не позволяй ему отобрать тебя у меня… Нэри! Слышишь! Не закрывай глаза, прошу тебя… Потерпи, маленькая, все будет хорошо, мы обязательно что-нибудь придумаем, — шепчет он, осторожно прижимая ее к своему плечу и, когда песок накрывает их, утягивая в воронку, молится всем богам, которых знает, лишь бы те дали еще немного времени, чтобы спасти ту, что стала его душой.       Перенос, который обеспечил дед, выносит его прямо в ритуальный зал под лекарским крылом, и кататония, охватившая в момент, когда она все же закрыла глаза, последний раз посмотрев на него со слезами, с любовью во взгляде и дрогнувшей улыбкой на губах, накрывает с головой. В крыле тут же становиться многосущно — Эладриэль привлекает одного из древних, дед что-то быстро и резко выговаривает, даже сильнейший некромант принимает участие в обсуждении способа избавления Нэри клинка в груди, рана от которого странным образом не кровоточит. А Даррэн лишь бережно укладывает ее на узкую больничную койку, установленную рядом с алтарным камнем, со странным пониманием гадая, почему его сердце все еще отбивает удары, неровные, гулкие, пробивая ребра, когда ее уже остановилось. Отходит, совершенно не реагируя на обеспокоенный оклик деда, прислоняется спиной к стене, сползая по ней на пол, не отрывает бессмысленного взгляда от сливающейся по цвету с белой простыней фигурки жены, которую почему-то укрыли одеялом… Мысль о том, что ей это больше не нужно — единственное, о чем он может думать, а круговерть из лиц и существ вокруг даже не раздражает, она просто проходит мимо его сознания, никак не влияя на ощущение оторванного от тела, мыслей, сердца, души куска, что кровоточит, чернеет, покрывается гнилью и плесенью…       Судорожный, задавленный стон пугает, заставляет вздрогнуть, пока он не осознает, что издает его сам. Склоняет голову к коленям, понимая, что непрерывный взгляд в сторону кровати ничего не изменит, зарывается пальцами в волосы, стискивая голову, уставляется в пол абсолютно бессмысленным взглядом. Ощущает себя пустым и безжизненным, как пески за стенами дворца, принимая, что смысла больше нет. Тонет в обреченности, боли, ненависти к себе, позволяя темным пучинам утягивать себя все глубже, во тьму, в которой больше не будет чувствовать неизбывной пустоты, выматывающей, истлевающей все внутри… Хрипло, надсадно дышит, ощущая, как гребаное сердце, которое почему-то не спешит останавливаться, гонит кровь по венам и, когда тяжелая сильная рука обхватывает плечи, привлекая к себе, когда ноздри забивает знакомый с рождения запах, смесь тимьяна и чего-то морозного, замирает на секунду, опасаясь вздохнуть. А пальцы сжимают крепче плечо, прижимают тесней, и он позволяет отцу обнять себя, безмолвно разделить бескрайний океан боли, пучину скорби, что затягивает его в свои глубины. И это не примирение, ни разу нет, но теперь он чувствует, что отец как никто может понять его. Позволяет ему проявить сочувствие, проявить отцовское участие, которого был лишен многие годы. И тот остается рядом, все так же обнимая сына за плечи, молча поддерживая, действительно желая забрать хоть немного той боли, что когда-то пережил сам.       По ощущениям проходят полные невиданных мучений вечности, сменяются эпохи, наполненные расщепляющей на молекулы болью, но за окном лишь немного светлеет, предвещая рассвет.       — Спасибо, — хрипло, едва слышно, абсолютно безэмоционально проговаривает Эллохар, все это время смотревший на фигурку жены, лежащей в постели, и отец, скупо кивнув, но посмотрев с Бездной понимания в глазах, просто подает руку, помогая подняться.       — Я не могу знать, что ты чувствуешь, между мной и Иммерин не было связи истинных, но понимаю тебя, — заглядывая в глаза сыну, Хашшран чуть сильнее сжимает его плечо. — Нет смысла скорбеть по тем, кто еще с нами, сын. Ее сердце еще бьется, — с легкой улыбкой добавляет он, — а значит не все потеряно. Отец притащил даже своего учителя из Радужного Чертога, ведьмы ищут способ, древние ушастые шерстят легенды и фолианты, вампиры мобилизуют лучшие кадры… Мы найдем способ.       — Одобряешь невестку? — уточняет Даррэн, и в голосе даже проскальзывает едва заметная тень насмешки. Если бы он мог удивиться, то поведение, поддержка отца и собственное лояльное отношение его бы удивили. Но чувства словно замерзли, исчезли, оставив за собой глухую пустоту, ярость, ненависть, дикую, неконтролируемую жажду смерти…       — Она часть тебя, Рэн, — и в этих словах истина, корежащая, сдавливающая нутро, выдергивающая сердце из груди.       А помещение вновь заполняется существами, и Эллохар, медленно подбредший к кровати, словно боящийся посмотреть в лицо смерти, воплощением которой является сам, застывает рядом, замирая взглядом на темных ресницах, бросающих темные тени на бледную кожу щек любимой. И гул голосов вокруг стихает, а он упивается возможностью смотреть, не отрываясь, не чувствовать связи, до ужаса привычной, но хотя бы касаться. Мягко проводит кончиками пальцев по лицу, оглаживая, вспоминая каждое совместное пробуждение, каждую ночь, каждую секунду… Не обращает внимания на крутящихся вокруг целителей, пока те вновь и вновь пробуют что-то новое, сканируют ее чарами, и запинается, забывая как дышать, когда один из эльфов, посерев лицом и гулко сглотнув, замирает над кроватью.       — Ее высочество беременна…       И разум, поглощенный вновь вспыхнувшей болью, яростью, ужасом, ненавистью, отказывает, накрытый волной силы, раскалывается, а демона охватывает грозно, дико ревущее пламя, унося в неизвестность. И все вокруг вздрагивает, звенят склянки в чемоданчиках целителей, стены и пол защищенного магией дворца дрожат, дребезжат стекла… А пустыня за окном расцвечивается мертвенно синим пламенем, поглощающим все на сотни лиг вокруг, выжигающим все сущее. И рев, безумный, ужасный рев высшего демона, бессмертного, заставляет тухнуть защитные плетения в деревеньках и городах, гибнуть леса и иссыхать редкие речушки… Хаос накрывает волной песка, стирающего поселения с лица земли, а в ритуальном зале падают как подкошенные замертво низшие демоны, высшие оседают, с хрипом хватаясь за сердце…       — Арвиэль… — мертво, потерянно окликает Владыку замершая у постели Нэри эльфийка, что всегда считала себя темной, но тот только дергает головой в ответ.       — Плевать, — жестко проговаривает Владыка песков Гибели, приговаривая миры, ощущая, как ненависть поднимается в груди. Чувствуя, как душит вина перед внуком, когтистыми пальцами стискивая горло. И в этот момент, разрывающий сердце болью, распыляющий душу в прах, он готов пожертвовать всеми мирами разом, лишь бы не чувствовать той боли, что испытывает сейчас Даррэн. Лишь бы не лицезреть повторения истории, что произошла с его сыном полтора века назад.       Он возвращается сюда раз за разом. Не потому, что легче, не потому, что дышать, чувствовать, ощущать, как сердце гонит кровь по венам он может только здесь. Не поэтому. Не по этим причинам он каждый раз проникает, как преступник, в темный, освещаемый лишь сиянием лун и бликами хрусталя зал. Присаживаясь на ступени у выполненного из цельного кристалла ложа, в котором лежат они — его любимая женщина и их нерожденное дитя, что хоть как-то поддерживает жизнь в их телах. Вновь и вновь прислушивается к удушающее редкому биению сердца, раз в три минуты, опускается горячим лбом на хрустальный торец, и вновь и вновь прислушивается, сам не зная, к чему… То ли к слабому, едва слышному течению крови по ее венам, то ли к самому себе, в надежде ощутить хотя бы слабое шевеление почерневшей, обуглившейся души. Так и сидит, пока темно-алое небо не затронут первые лучи рассвета… Раз за разом, день за днем… Его тянет сюда, как магнитом, ниточкой связи, тонкой, с лопнувшими, встопорщенными нитями, едва светящейся, что поддерживает, как и ее жизнь, добытый эльфами кристалл в Вечных Лесах… Медленно, нерешительно, снова и снова он проскальзывает ладонью по гладкому, холодному камню, отыскивая ее такую же ледяную ладонь. И только здесь, раз за разом, день за днем неизбывной боли, от которой рвется сердце, неутолимой тоски, от которой воя, гибнет душа, погружаясь в пучины мрака, он находит смысл двигаться дальше. Искать, находить, допрашивать, рвать на части… и так снова и снова…       Молча благодарить Риана, Харэля, деда, отца, да всех, что не отвернулись, увидев его жестокость, не ушли, отчаявшись, а все еще здесь, ищут способ, решение, которого нет… Он знает, что нет. Он не позволяет черному отчаянию поглотить его суть, погрести в мрак небытия, но он видит это во взглядах других, минута за минутой, час за часом, день за днем. Видит, как с виной в глазах отворачивается дед, как бабушка, всегда веселая, пусть и старающаяся изо всех сил соблюдать этикет, пустым взором смотрит в пространство, лишь стоит ему зайти в помещение. Как она, заменившая ему мать, ставшая самой дорогой женщиной на свете, сжимает его плечи, в бессилии сухо всхлипывает так, чтобы никто не видел… А ему самой природой не позволено оплакать любимую. Не позволены демону слезы, и как бы он не хотел зайтись в рыданиях над ее вместилищем, больше напоминающем хрустальный гроб, он не может.       Просто приходит, из ночи в ночь, чтобы сидеть рядом, уже без надежды, уже не в ожидании чуда, а просто, лишь бы чувствовать ее рядом. Угасающую, уходящую за грань, все с тем же кинжалом в груди, застрявшим по рукоять, оскверняющим ее тело, погружающим ее в муки, которые невозможно облегчить ничем. И он сидит рядом, наблюдает, вновь и вновь порывается извлечь клинок из ее груди, оборвать ментальные страдания, закончить эту гонку за иллюзорным спасением…       С тихим, полным боли стоном опускается лбом на край хрустального гроба, прикрывает устало глаза, уже и не пытаясь вспомнить, сколько не спал. Лишь сильнее стискивает пальцами острые кромки прозрачного, как воды горной реки, камня, делая усилие над собой, чтобы рвано вздохнуть, расправить стиснутые стальными, раскаленными тисками отчаяния ребра. «Я люблю тебя» — кричит Даррэн, пытаясь дозваться по связи, тонкой, неверной, до той, что лежит перед ним, без отклика и малейшей реакции, безразличная ко всему. «Ты нужна мне» — остервенело, исступленно шепчет он, без какой-либо надежды пробиться, просто потому, что хочет это сказать. «Не оставляй меня, прошу» — стонет неслышно он, впиваясь пальцами в острые кромки, ощущая, как по пальцам струится теплая кровь…       — Хватит, Рэн, — хриплый, надорванный шепот сестры он едва ли узнает. Но касание ладони к плечу, дрожащей, чуть сжавшей, но не отпустившей, дарит хоть какое-то тепло его исстрадавшейся душе, и он молчит, не в силах совладать с собственным голосом, с дрожью в пальцах, продолжающих сжимать острые кромки, скрипящие под давлением острых когтей. — Этим ты ей… им, — поправляется Риш, судорожно сглотнув, — не поможешь. Я не могу сказать, что понимаю тебя, не могу сказать, что знаю, что ты чувствуешь, потому что это будет самой гнусной ложью в моей жизни… Но я могу сказать лишь одно — она не была бы рада, видя, как ты загоняешь себя, ищешь тех, кто повинен, как ты обращаешь в руины Хаос, Темную Империю, человеческие королевства. И пусть мне совсем нет до них дела, пусть горят синим пламенем твоего возмездия, но ты не вернешь ее этим.       — Я ничем ее не верну, Риш, ничем, — хрипло, на грани слышимости чеканит Эллохар, оглядываясь на сестру, обнявшую ее за плечи. — Это единственное мое утешение, — по его губам пробегает полная горечи, безумная улыбка, — прийти сюда и просто сидеть рядом, вслушиваясь в ее вдохи, улавливать биение сердца… Это мой смысл, то, чем я живу… и благодаря чему еще жив.       — Мы найдем способ, Рэн, — впиваясь в его плечи острыми коготками, истерично шепчет Риш. — Дед собрался во Мрак, он надеется найти ответ там, ведь кинжал оттуда, и он найдет. Просто прекрати убивать себя, Рэн, мы ведь чувствуем все… Нам тоже больно. Это девочка была мне родной с тех пор, как появилась в твоем доме, а сейчас под ее сердцем мой долгожданный племянник… Ты думаешь, я меньше тебя хочу ее возвращения?       — Это невозможно, Риш, — он перехватывает ее ладони, утыкается в них лбом, судорожно переводя дыхание, едва не всхлипывая, но слезы ему не позволены. — Я нашел все о кинжале, и всех, кто знал хоть что-нибудь. Это невозможно. Это единственный способ окончательно избавиться от главы рода, — Даррэн встряхивает волосами. — Единственный. И пусть ее сердце бьется, и душа пока здесь, но… не зря его называют смертью тысячи мук, Риш. Она проходит все круги ада, раз за разом, без возможности выбраться, единственный выход — просто выдернуть его, чтобы остановить сердце… но я, зная, что она мучается, не могу этого сделать. Я эгоист, Риш. Я гребаный эгоист, который не может прервать мучений любимой женщины просто потому, что не могу ее отпустить. Не могу… — срывается на хриплый, надсадный шепот он, утыкаясь в плечо сестры лицом.       — Потому что ты знаешь, что выход есть, Рэн. И я это знаю, — поглаживая брата по плечу, тихо шепчет черная ведьма, смахивая с лица стекающие по щекам соленые дорожки. — А значит, его надо просто найти. Так прекрати страдать, рассвет уже близко, и найди его. Иначе я убью тебя, Даррэн Эллохар, я обещаю тебе, просто из жалости, — с полыхающим гневом взором проговаривает твердо Благодать и, поднявшись первой, проходит к выходу, с неестественно расправленными плечами. — Обещай, что спасешь ее.       — Я сделаю это, чего бы мне это не стоило, сестренка, — негромко отвечает магистр Смерти, поднимаясь со ступеней и впериваясь взглядом в новый рассвет. «Чего бы мне это не стоило» — повторяет как мантру Эллохар, наблюдая, как первое из светил медленно выплывает из-за линии горизонта, возвещая о наступлении нового, полного крови и смертей, дня..       — Ты не нашел ничего, но способ есть у меня. Спорный, ненадежный, не дающий никаких гарантий, но он есть, — проговаривает Асмодей и, обратившись из большого, размером с сергала, кота в демона с кошачьими ушами на макушке и хвостом, устало опирается спиной о колонну. Но Эллохар, склонившийся над очередным манускриптом в пропитанной вековой пылью библиотеке родового гнезда Блэк, не слышит его, вновь и вновь напряженно, мрачно вчитываясь в истлевшие по краям страницы.       — Ты думаешь, что действительно можешь предложить что-то, чего не нашел я, дед, Риан, и кто-либо еще? — ледяная издевка, надменно приподнятая бровь, и магистр Смерти, на миг оторвавшийся от страниц фолианта, с раздражением захлопывает его, поднимая в воздух столб пыли. — Все бессмысленно, Асмодей. Все эти поиски, перетряхивание архивов, поиски намеков и подсказок… Это эгоистичные попытки задержать ее здесь хоть на еще один день… — тяжело выдыхает он, запуская пальцы в волосы, с безнадегой упираясь локтями в столешницу черного мрамора, закрывая глаза.       — Это не спасет ни тебя, ни ее, в общем понимании, — едва слышно, тускло продолжает хранитель рода Блэк, разглядывая плиты пола, пронизанные темно синими прожилками лазурита. — Но сеть переплетений реальностей, наложенная на время…       — О чем ты, Бездна тебя побери? — угрожающе взрыкивает Даррэн, отшвыривая от себя книгу и поднимаясь из-за стола. — Или разрушение вместилища настолько сильно влияет на остатки твоего разума, что ты погружаешься в безумие раньше положенного времени?       — Нет. Я просто говорю о перемещении в пространстве и времени, Рэн, — с едва слышной горечью поясняет хранитель и, пожав плечами, поворачивается к окну.       — Все мы путешествуем в пространстве и времени, Асмодей! — прерывает его Эллохар, но не удаляется в глубины архивов, в странной, тускло заигравшей красками надежде замирает у стола, заваленного рукописями.       — В своей линии реальности, Рэн, — едва слышно, утомленно разъясняет кот-хранитель, — а есть и другие… Все мы там — те же, по сути, множественные отражения самих себя. Здесь шансы на спасение Нэриссы почти нулевые, и в этом ты прав, но ты можешь переместиться в другие ветви, начать сначала, изменить ход событий, оставить себе подсказки.       — Мне не нужна любая другая Нэрисса, мне нужна эта, ты понимаешь? — глухо уточняет он, глядя на демонокота, которого незнамо как угораздило стать хранителем рода Блэк.       — Возможно, там ты найдешь способ, вот только я не уверен, что сможешь вернуться, — безразлично разглядывая парк, негромко вещает Асмодей. — Но ты сможешь исправить ошибки прошлого, заменить свое отражение собой, управлять реальностью, изменять ее, насколько это возможно.       — Что за способ? — спустя несколько тягостных минут, наполненных гулкой тишиной, Эллохар поднимает голову, пристально уставляясь на хранителя. — Не томи, Асмодей.       — Ты можешь застрять в переплетении ветвей реальности и времени, но у тебя будет как минимум десять попыток. Но на посмертие, после подобного, ты можешь не рассчитывать, — предупреждает напоследок кот, видимо, улавливая граничащую с откровенным безумством решимость Даррэна. — Ритуал. Его может провести любой, но будет лучше, если это сделает Арвиэль. Прорыв полотна сплетения будет больше, пробиться легче…       — И ты скрывал? — мрачно, угрожающе Эллохар наступает на хранителя, и тот лишь слабо ухмыляется в ответ, но глаза остаются серьёзными.       — Ты не был готов. Теперь — да. Пойдем, Арвиэль уже знает о ритуале. Осталось лишь подготовить тебя, — слова Асмодея, растворяющегося в коридорах замка, тонут в гулкой пустоте стен, тихие шаги Смерти следуют за ним, и лишь пыль, пляшущая в закатных лучах солнца, является свидетельницей грядущего перехлеста реальностей, разрушения целостного прежде витка времени…       — Ты уверен, что хочешь этого, Рэн? — спокойно, почти безразлично вновь спрашивает Владыка миров Хаоса, на по-юношески молодом лице не вздрагивает и мускула, лишь в глазах разгорается тоска, смешанная с тревогой.       — Спросишь еще раз, дед, и о вежливости я забуду, — предупреждающе проговаривает Эллохар, уже облаченный в черный просторный балахон с глубоким капюшоном на голое тело, стоит посреди наливающееся багровым светом пентаграммы. Вокруг завывает и беснуется песок, непроглядная темень ночи полного затмения всех лун разом — лучший момент для проведения подобных ритуалов, запрещенных даже в самых глубинах Мрака. Арвиэль, в привычном халате, поверх черных брюк и рубашки, черном на этот раз и с красным подбоем, предельно расслабленно стоит во внешнем круге, напитывая его своей силой бессмертного.       — Это шаг в Бездну без возможности возвращения, внук, — вновь заводит прежнюю песнь Повелитель, и магистр раздраженно морщится, закатывая глаза. Трое суток ругани, обсуждений, споров и уговоров подождать, найти какой-то другой способ… И вот он, момент сакральной истины, миг фатальной неизбежности, шаг в стылое мертвенным холодом безвременье. И вместо нервного напряжения, волнения, его одолевает странный, но очень приятный мандражи— ощущение родной с детства силы, завихряющейся вокруг, заставляющей волноваться и бесноваться с трудом сдерживаемый песок… Близкая магия Смерти зовет его, и то чувство перенасыщения силой, что пробирается под плотный шелк ритуального одеяния, что ползет по телу мягкими волнами, омывая каждую клеточку, будоражит, отмыкает запоры, отворяет засовы. Пробуждает, высвобождает то, что почти два столетия томилось в тисках железного самоконтроля. И если бы он сказал, что ему это не нравится — это была бы самая гнусная ложь в его жизни.       — За двести повторений до меня уже должно было дойти, как думаешь? Хватит, дед, я не поменяю решения, ты не оставишь попыток меня переубедить… Это бессмысленно, сам знаешь. Начинай уже, — поведя плечом, принц Хаоса, которому уже не бывать Повелителем, поправляет глубокий капюшон с ярко-синей, переливающейся пламенем, подкладкой, и криво усмехается тому, кто всегда был для него примером, тому, кто заменил вечно занятого хмурого отца. Тому, кто многому научил его, тому, кто привил ему это упрямство, граничащее с безумством.       — Я пойду вместе с ним, Арвиэль, прослежу, чтобы не наломал дров, проконтролирую, помогу, на сколько меня хватит… — сипло, едва слышно вступает Асмодей, тоже облаченный в ритуальные одежды, но в бессилии приближающейся смерти сидящий на песке. — Начинай. Нет смысла тянуть. Ритуал начат, так закончи его как полагается.       — Легенду для остальных оставляем прежней? — поморщившись, уточняет Арвиэль, не сводя полного тоски взгляда с высокой фигуры внука. Не желая отдавать свою гордость, плоть от плоти, и кровь от крови своей в жернова переплетений пространства и времени.       — Да. Я не выдержал страданий и тоски по любимой и ушел вслед за ней, — безэмоционально, мертво подтверждает он, старается контролировать голос, но тот все равно вздрагивает, глухо обрывается, и Даррэн отводит взгляд от лица Повелителя.       — А если мы найдем способ, Рэн? Ты не сможешь вернуться, если зайдешь слишком далеко, — в тревоге темноволосый демон подступает ближе, но багровой линии внутреннего круга не пересекает, останавливается в миллиметрах. — Ты не думал об этом? Ты мог бы подождать, я собирался спуститься в глубины Мрака… — с намеком в голосе, явно желая остановить его, продолжает увещевать он внука. Но тот лишь решительно поводит головой.       — Если найдешь способ, обещай мне, что объяснишь ей все… Скажи ей, что я люблю ее, где бы я ни был… — теперь с эмоциями справиться становится сложнее, и Эллохар на миг прерывается. Сухо сглатывает, морщится и прикрывает глаза. — Обещай, что вырастишь моего сына, дашь ему все, что когда-то дал мне, расскажешь ему, когда он будет готов… Обещай! — хрипло требует он, и в его глазах с тройным вращающимся зрачком вспыхивает пламя. — Обещай, что не прекратишь искать способ, даже несмотря на то, что меня не будет.       — Обещаю, Рэн, — величественно, словно на очередном заседании совета дараев, кивает Владыка, но Даррэн замечает боль в глазах деда и понимает, что тот не лжет. А потом на губах Владыки расцветает немного странная, кривая усмешка, и Арвиэль, приподняв брови, с лукавством, блеснувшим во взгляде, неожиданно интересуется: — И почему ты так уверен, что именно сын, Даррэн? А если дочь? Синеглазая, светловолосая, очаровательная малышка, с оленьими глазками? Как у мамы?..       — Дед… — теперь уже посмеивается и сам Эллохар, но живое воображение, подкрепленное словами деда, уже рисует маленькую девчушку, светловолосую, с очаровательными кудряшками, улыбчивую и почему-то с ямочкой на подбородке… И насмешливость сменяется тянущей в груди тоской, а картинка ширится и растет, и в ней появляется Нэрисса… Смеющаяся, сияющая счастливой улыбкой и почему-то заметно беременная… Она подхватывает малышку на руки, кружит ее, что-то спрашивает… И душа наполняется печальным теплом, а осознание того, что этому не бывать, сильнее стискивает стальными пальцами сердце, которое уже забыло, какого это, биться нормально. — У тебя шестеро сыновей, единственная внучка из сорока семи внуков и ни одной правнучки. И ты серьезно на что-то еще надеешься?       — Надежда умирает последней, Даррэн, — ухмыляется в ответ Арвиэль. — Начинаем? — теперь уже серьезно спрашивает он и, получив в ответ утвердительный кивок, разводит руки в стороны, заводя монотонный речитатив.       И пески, повинуясь своему властителю, расстилаются, чтобы в следующий миг, подчиняясь, восстать мельчайшей черной взвесью, всколыхнуться и, взметнувшись, послушными лентами протянуться вокруг ритуального круга, оплетая фигуры расположенные в нем, и устремиться в руки Повелителю миров Хаоса.

      ***

      Серое марево, уже привычное, теперь рассеивается, и Даррэн, вновь ощутив собственное тело сидящим в кресле в кабинете деда, с чувством мрачного, но, тем не менее, полного удовлетворения, сдергивает с головы дымный венец, ставший вдруг неожиданно материальным и, сдавив темный обод в ладони, разламывает в мелкую крошку. И, пока Риан приходит в себя, озадаченно и встревожено взирая на него, быстро поднимается и, резко отворив створки личного бара деда, вытаскивает бутыль чего покрепче. Торопливо выдергивает пробку, ощущая себя не просто опустошенным, мертвым внутри, прикладывается к горлышку.       — Вы не против? — издевательски замечает он, сделав четыре судорожных глотка, рвано выдыхает и вновь прикладывается к бутылке.       Понимает, что бессмысленно, знает, что ночных кошмаров не избежать, и алкоголь только усилит их, но привычное средство притупления чувств так и просится к использованию. Горло дерет, и Эллохар не знает от чего больше, от всего увиденного и пережитого, или от того, что он чувствует, когда воспаленный разум вновь подсовывает картинки мертвой Нэри на руках, и чувство собственного бессилия накрывает с головой.       — Сядь, — неожиданно жестко, глухо требует Арвиэль, и Даррэн, дернувшись, все же следует его словам. Демон долго разглядывает его, алые глаза с тройным зрачком затуманиваются, темнеют, наливаясь тьмой, а затем Владыка тяжело вздыхает, поглядывая на меланхолично потягивающего огневодку внука, и устало, будто измученно прикрывает глаза. — Мы сделаем все, чтобы этого не случилось, Рэн. Я сделаю, — на это Даррэн лишь бессмысленно хмыкает, безразлично оглядывая потолок. Молчит, не произносит ни слова, что невероятно беспокоит Повелителя миров Хаоса. — Двадцать шестой аркан… — начинает демон, но его вновь прерывает насмешливое хмыканье внука.       — Двадцать седьмой, — хрипло, с усталым смешком проговаривает магистр Смерти, поглаживая сколотое горлышко бутылки, удерживаемой в руке. Сидение в кабинете деда кажется ему бессмысленным — единственное, чего он хочет, это увидеть ее, прикоснуться, ощутить, что она жива. Наплевать на все, просто сказать наконец о своих чувствах, а дальше — будь, что будет.       — Ты закончил? — туманно уточняет Арвиэль, и Эллохар слабым кивком подтверждает его предположение. Тьер же переводит заинтересованный, подозрительный взгляд с одного на другого, явно силясь понять, о чем идет речь. Но никто из присутствующих не поясняет, и он лишь оставляет мысленную зарубку, чтобы поинтересоваться позже. — Так примени его.       — Ты помнишь условия наложения двадцать шестого аркана? — ехидно ухмыляется Даррэн, но Риан отмечает, что эта ухмылка совершенно не радостная, и даже не веселая. — С двадцать седьмым та же загвоздка. Я пытался изменить способ наложения, но, увы, не преуспел.       — Такова суть данной защиты, Рэн. — твердо проговаривает Владыка и, заметив в глазах наследника сомнение, встряхивает головой. Пески, вскипевшие, взъярившиеся за стеной, никак не привлекают внимания находящихся в кабинете мужчин. — Не время заботиться о ее чувствах! Мы проморгали все, что могли, не заметили под собственным носом ублюдка, готовящего не просто свержение власти в Хаосе, его уничтожение! И девочка — его главная цель, Даррэн.       — Я не насильник, дед, — с опасным спокойствием в голосе медленно протягивает Даррэн, мрачно уставляясь на деда. — А она никогда не примет заточения в стенах дворца, неважно, какого. Я не хочу, чтобы она ненавидела меня так же, как мама ненавидела моего отца…       — Она не сможет возненавидеть тебя, Рэн! — гневно, яростно рычит Арвиэль, понимая, что сорвался, понимая, что сказал то, чего внуку не стоит знать. — Ты ее вырастил, а она не чувствительная человечка, она — темная, и сможет понять твое желание уберечь ее, — пытается смягчить свою запальчивую речь Повелитель. — Она принимает твою темную сторону, Даррэн, демоническую сторону… То, чего так и не приняла Иммерин в Хашшране, пусть я и пытался их примирить…       — Она не примет ограничение собственной свободы, даже если это будет ради спасения ее жизни, — твердо, но очень устало, смертельно устало выдыхает он, вновь прикладываясь к бутылке, отчаянно желая сорваться к ней сейчас, ощутить утешительное прикосновение тонких рук.       — Ты не прав, — негромко вступает Риан, проницательно разглядывая Эллохара, останавливая перебранку с Владыкой Ада. — Она действительно сможет понять причины, Рэн, она темная, она знает, насколько для тебя важно защитить близких… она поймет.       — И то, что двадцать седьмой аркан, как и двадцать шестой устанавливается в процессе полового акта, тоже поймет? — с кривой ухмылкой Эллохар оглядывает деда и друга полным сомнения взглядом. Тьер давится выпивкой, а дед отводит взгляд, явно понимая, о чем он говорит. Вейлочки, нежные и хрупкие, не выносят физического насилия, в особенности сексуального — для них подобное равносильно убийству, и они к нему прибегают, с одной лишь разницей — они убивают себя, и если он рассчитывает на долго и счастливо с Нэри — высшие арканы не выход. — Я не насильник.       — Дворец неприступен, крепость Шассада неприступна, твой дворец в ДарНахессе так же, — негромко откликается Арвиэль, развернувшись боком к окну и задумчиво разглядывая лениво шепчущие пески. — Даже монстры Мрака не страшны здесь, хотя, кому как не малышке их не стоит опасаться…       — План с балом в силе? — не желая отпускать Нэри на прием, устроенный для юных дебютанток, скупо спрашивает Эллохар, надеясь не выдать своего настроения интонациями голоса. «До него три недели, три недели, в которые все может кардинально поменяться» — утешает он себя, но прежние доводы работают слабо, а хищная демоническая натура требует незамедлительных действий, зовет, взвывает, шепча лишь одно — «моя».       — Да, ничего не меняется. Нам надо знать, Рэн, это жизненно важно, в первую очередь для нее, — вновь прибегает к туманным пояснениям Владыка, и принц Хаоса просто склоняет голову, давая понять, что услышал. Но сильнейшего в мирах Хаоса демона гложет чувство вины. — Феникс, — легко, удивительно легко, несмотря на внутреннее состояние, выдыхает он.       — Где искать? — собравшийся, задвинувший тревогу на задний план, Даррэн выпрямляется, впиваясь в деда цепким взглядом.       Это спасение, и раз уж его отражение настаивало на поисках подобной сущности, чтобы защитить Нэриссу, он найдет. Сделает все, лишь бы не ощущать горячей крови любимой женщины, текущей по пальцам, не чувствовать, как жизнь покидает ее тело. Не видеть прощальной улыбки на подрагивающих губах, не слышать, как сердце отбивает редкие, едва слышные удары… это напоминает сумасшествие, но все то, что он увидел, кажется настолько реальным, что пробирает до дрожи, замораживает кровь в жилах, разрывает сердце в клочья, погружает в черную пучину отчаяния. Но Эллохар встряхивается, понимая, что не время для полного погружения в страдания, исполненные самобичеванием, сейчас не время.       — ДарХаэдское ущелье, — мрачнеет Арвиэль, понимая, куда отправляет внука. Но тот и бровью не ведет, спокойно воспринимает полученную информацию, лишь задумчивость на миг появляется в серых глазах. — Ты не отправишься туда в одиночку, Даррэн, — предупреждающе начинает он, но принц Хаоса покладисто кивает в ответ, с заметным трудом натягивая на лицо насмешливое выражение. — С каких пор такое послушание? — удивляется Владыка, на что Даррэн негромко фыркает, закатывая глаза.       — Я просто осознал причины твоих поступков? Как вариант, — с приклеенной, неестественной улыбкой на губах он вновь прикладывается к бутылке, не желая ничего пояснять.       Но дед понимает — склоняет голову, принимая ответ, и в голове раздается уверенное: «Я сделаю все, мы сделаем все, Даррэн, я клянусь тебе. У нас не отнимут самое дорогое…» И магистр Смерти прикрывает глаза вновь, принимая обещание Арвиэля, утомленно поводит плечами, чувствуя, как натягивается ниточка связи, сообщая о том, что Нэри проснулась. И он позволяет себе пару секунд, чтобы просто подсмотреть, убедиться, что его девочка в порядке… Знает, что поначалу демон ощущает пару сильнее, чем она его, и данное любопытное свойство связи, предназначенное для того, чтобы демон не сломал ненароком возлюбленную, сейчас играет ему на руку. А Нэри, даже не подозревающая о ниточке, что связывает ее с ним, выходит с большой чашкой отвара на террасу второго этажа, устраивается у перил и с удовольствием закуривает, вглядываясь в мягкую темноту ночи, рассеянную звездами и взошедшей на небосклон луной.       — Когда отправляемся? — нарушает его уединенное любование Нэриссой Риан, и Эллохар, недовольно оторвав от подголовника голову, насмешливо смотрит на ученика.       — Тебе там делать нечего, Тьер, — непреклонно, жестко цедит магистр Смерти, теперь ощущая тревогу не только за любимую, но еще и за друга. — Без шуток, Риан, эти места одни из самых опасных, и там не распространяется мое влияние как наследника, — на этих словах он морщится, на что дед понимающе хмыкает, а темный закатывает глаза. — Это тебе не ДарНахесс, где ты можешь спокойно прогуляться по песочку, в уверенности, что нахессы тебя не тронут. Это ДарХаэд, причем самая опасная его часть, и поверь, темному, даже аргатаэрру, там делать нечего.       — Прости, Тьер, но я согласен. ДарХаэд доставил мне много проблем еще в период низвержения Хаоса в пески и объединения доменов, несмотря на поддержку их дарая. Да, силу Даррэна там ценят, и его влияние, как моего наследника распространяется и там, но тебе там действительно нечего делать. У тебя юная жена, тебе бы наследником озаботиться, а не по мирам Хаоса прыгать… — задумчиво отмечает Арвиэль и, кинув взгляд на явно не терпящего промедления внука, позволяет понимающей улыбке скользнуть по губам. — Идите, — и спустя пару мгновений, в течение которых лорды снимаются с насиженных мест, добавляет: — Рэн, детали обсудим позже.       — Вызовешь? — безразлично уточняет магистр Смерти, и пламя, совершенно против его воли, подчиняясь лишь воле демона, истинной сути, пробегает по рукам, в неукротимой жажде оказаться ближе к той, что владеет его душой.       — Как всегда, — меланхолично, почти успокоившись после просмотра тяжелых для него воспоминаний, кивает Арвиэль. — Не желаешь позавтракать вместе завтра? Я соскучился по девочке, она в последнее время так редко заглядывает во дворец…       — Учеба, дед, а как ты хотел? — пожимает плечами наследник престола миров Хаоса и, обернувшись, внимательно оглядывает темную фигуру Повелителя удобно устроившегося в кресле.       — Так и хотел… — едва слышно проговаривает Арвиэль, кидая короткий ответный взгляд, и дверь за спиной Эллохара распахивается, а щелкнувшее плетение защиты распадается в пыль. Но магистр, заинтересованный последними словами деда, понимает намек и, выйдя первым, призывает пламя. Затаскивает в него Тьера, резко, схватив за ворот рубашки, как нашкодившего адепта. И пламя, гудящее, грозно распыляющее мельчайшие капельки огня, взвывает вокруг.

      ***

      Столица Темной Империи       — Почему столица? — запрокинув голову, уставившись в небо, спрашивает Риан, и Даррэн, насмешливо хмыкнув, повторяет его движение, тоже вглядываясь в темное небо. Тревога не отпускает, сжимает в ледяных, царапающих душу тисках, но демон, преисполнившийся уверенности в положительном исходе, уверенный, что та самая истинная будет всецело принадлежать ему, успокаивает и человечную часть.       — Тебе ближе, — с усмешкой выдыхает магистр Смерти, как никогда сильно ощущая желание закурить.       «С кем поведешься, того и наберешься» — вспоминает вековую мудрость Эллохар, а перед внутренним взором, словно ради успокоения, встает видение террасы его особняка в Ксарахе и Нэри, стоящая в одной рубашке и почему-то брюках, хотя вечером была в юбке… «Переоделась» — решает он. «Правильно, нечего морозить органы, охраняемые законодательством миров Хаоса, почти казенное имущество, как никак» — довольно посмеивается про себя магистр, почти легко, если бы не ледяные пики пронзившие душу и не желающие оттаивать.       — Какая забота, — едва ли насмешливо бормочет магистр Темного искусства, кидая косой взгляд на учителя и друга. Лучшего, что были за его годы. — Я клянусь Бездной, Рэн, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы этого не случилось, — твердо, уверенно заканчивает Тьер, и Эллохар перехватив его полный сочувствия взгляд, издевательски закатывает глаза.       — Расслабься, Риан, никто этого не допустит. Надо будет — и я на жестокости истинного тирана не поскуплюсь, лишь бы выжила, — тяжело вздыхает магистр Смерти, обозревая главную пешеходную улицу столицы, подергивающуюся рассветным туманом, свойственным осени. — Да и как я могу не позаботиться о своем адепте, Тьер? — неожиданно грозно заканчивает Эллохар, но в его глазах проскакивают усталые смешинки, и тот, глянув на учителя, принимает подачу.       — Да-да, как же, я помню — каждый адепт может рассчитывать на помощь и поддержку, — негромко посмеивается темный, но подобная забота со стороны Эллохара греет душу. Она говорит о том, что невыносимый для него конфликт из-за Дэи окончен, а это для Риана самое важное. И дело даже не в том, что тот не отказал бы в помощи и поддержке, даже если бы они разорвали все контакты, нет. Дело в том, что ему самому было бы невыносимо потерять друга и учителя, который многие годы плечом к плечу рядом с ним и понимает с полуслова.       — Вот и помни, адепт Тьер, — насмешливо отзывается Даррэн, ощущая, как тяжелая ноша словно сползает с плеч. — Спасибо, — с откровенной благодарностью проговаривает он, понимая, что не только поддержка деда, неизбывная, всегда присутствующая в жизни, но и поддержка Риана важна для него. И благодарит он не только за это. Еще и за то, что тот смог отпустить ситуацию с собственной женой, напряженную и тяжелую, насколько можно себе представить. И пускай Эллохар не хотел даже самому себе признаваться в том, насколько это его беспокоит, но чувство внутреннего подъема, прочувствованное несколькими мгновениями ранее, говорит само за себя.       — Я всегда рядом, Рэн, — Тьер чуть сжимает его плечо, прислушиваясь к тому, как тяжело выдыхает друг. — И ты это знаешь.       — Теперь знаю, — соглашается магистр Смерти, — Иди, радуй жену ранним появлением в супружеской спальне, — посмеивается он, тоже желая поскорей оказаться рядом с той, что занимает все его мысли, что похитила его сон, отобрала сердце, сделала то, что не удавалось ни одной женщине до нее. — А то мне потом еще чувствовать себя виноватым. Да и знаешь, это близкое общение с ушастым… Ты ведь знаешь, что у них разрешены однополые пары? — как бы между прочим интересуется Эллохар, с явной издевкой во взгляде посматривая на друга.       — И? — напрягшись, уточняет Тьер, вызывая вспышку откровенно издевательского хохота.       — А то, мой дорогой друг, что нашепчет ей ушастый бородатый невесть чего, а нас потом подозревать будут. И знаешь в чем? — совсем уж принимается за издевки Эллохар, на что Тьер отвечает крайне сдержанным вопросительным взглядом и приподнятыми бровями. — Да-да, в том самом, Тьер. А я, знаешь ли, и оскорбиться могу… — намекает на скорый уход Риана Даррэн, но с прискорбием в душе и ухмылкой на губах понимает, что до него не дошло. — Риан, свалил с глаз долой, — устало закатив глаза добавляет Эллохар, и теперь уже сам темный начинает посмеиваться.       — А я думал, насколько тебе нервов хватит, — ехидно отзывается друг. — Да, лорд-директор, слушаюсь, лорд-директор, — согласно кивает Риан, призывая пламя.       — Какой покорный, — неожиданно задумчиво протягивает магистр Смерти. — Эх, не буди во мне интерес, Тьер, а то ведь будет в чем подозревать. Все, свалил к Риате, — заканчивает он, и Тьер, ухмыльнувшись, исчезает во всполохе адова пламени. И только мгновением позже магистр Смерти понимает, что Риан просто пытался отвлечь его от тяжких мыслей перед встречей с Нэриссой.       И Эллохар, склонив голову и устало переведя дух, осматривает трещинки в брусчатке под ногами, а после огонь взвивается синими всполохами, охватывая высокую фигуру, унося прочь.

      ***

      Дом лорда-директора, Ксарах, Темная Империя       Резкое пробуждение, вызванное тем, что действие сонных чар Риана окончилось, подрывает ее с постели Даррэна, и Нэрисса, рваным движением присев, вновь опускается на простыни. Мысли в голове путаются, спальня кажется нечеткой, и Нэрисса вновь падает на подушки, ощущая сгущенный, охватывающий все существо аромат любимого мужчины. «Да не отрицай ты, хватит уже, наигралась в свободу» — бормочет в голове голосок подсознания, когда Нэри, перевернувшись на живот и утыкаясь носом в подушки, втягивает полной грудью запах демона и тихо стонет, не имея ровным счетом никакой возможности не согласиться. Теплые древесные нотки смешиваются с чем-то морозно холодным, а острые мотивы аромата напоминают любимый ею розовый перец. Стон вырывается из груди против воли, и Нэри, не решаясь больше растравливать и без того своевольную суть вейлы, вновь присаживается на простынях, растирая лицо.       Осознание того, что может сейчас видеть Рэн в воспоминаниях собственного отражения, прокатывается по телу липкой волной страха, мурашками ужаса расползается по телу. Она до безумия не хочет, чтобы Рэн видел все это, но и предпринять ничего тоже не может, и от этого еще хуже на душе. Резко поднявшись с нагретых за пару часов сна простыней, Нэри оглядывает себя и, поняв, что до сих пор в ученической юбке, пусть и скрывающей самое важное, но совершенно точно стимулирующей совершенно не те желания, выходит из спальни, с единственным намерением переодеться.       Платье отметается сразу, его легко снять, поэтому юбку она меняет на черные укороченные брючки и, распутав пальцами сбившиеся в колтун волосы, быстро спускается на кухню. Заливает воду в чайник, ставит его на огонь, задумчиво перебирает мешочки с травами. Но привычное занятие не дарует успокоения расшатанным нервам и, заварив обычный тонизирующий сбор, дает ему настояться, а после, перелив в огромную чашку, выходит на террасу.       Вот только здесь нервное напряжение усиливается. Она не знает, как встретить Рэна, как не показать ему, что она знает больше, нежели необходимо, не знает, как успокоить его, дать ему чувство уверенности в благоприятном исходе. Кроме одного, проверенного поколениями способа, к которому совершенно точно не готова. Закуривает, в попытке хоть как-то развеять тяжелые мысли, наполненные тревогой о беловолосом демоне, но и сигара не дает успокоения. Только понимание того, что все изменилось сегодняшней ночью, для нее точно изменилось, и она не знает, к лучшему ли, тревожит. Чувства, ее собственные, не хотят укладываться в голове, и Нэри судорожно сжимает перила, в попытках принять ту правду, что скрывала от себя долгие четыре года. С понимаем, осознанием того, что сделала все, чтобы эти чувства уничтожить, пошла на то, на что не то, что многие вейлы не пойдут, на это не решаться даже умудренные годами и опытом темные. «Я попала» — приходит единственная мысль в ее голову. «И теперь мне самой придется разбираться с тем, что я натворила за годы борьбы с самой собой». А пламя, ярко-синее, напоминающее лазурит, разгорается за спиной, и Нэри даже не вздрагивает, самой кожей ощущая, как он выступает из огненного столба.       — Замерзла? — хрипло, настолько, что пробирает его самого, проговаривает магистр Смерти, а Нэрисса замирает, задерживая дыхание, и наконец отпускает себя, прислоняясь лопатками к его груди. «Всего на секунду» — обещает себе Нэри, прикрывая глаза, наслаждаясь касаниями теплых ладоней, скользящих по плечам, чуть сжимающих предплечья, накрывающих заледеневшие на промозглом осеннем ветру пальцы.       — Немного, — негромкий, но такой нужный шепот разливается по венам неукротимой бурей дикого, неконтролируемого счастья.       «Всего на миг» — убеждает себя Даррэн, зарываясь лицом в светлые, отливающие серебром волосы, полной грудью втягивая ее запах — наполненный табачными нотами, терпкий, отдающий сладостью и одновременной горечью жасмина. Сильнее сжимает холодные пальчики, вцепившиеся в балюстраду.       — И как просмотр?       Она нарушает зыбкое молчание, и Даррэн гулко сглатывает, желая лишь одного — не выпускать ее из объятий больше никогда. Запереть, спрятать, скрыть ото всех, даже от всезнающего деда и вездесущего Тьера. И он уверен, что вытерпит ради нее все истерики, слезы, просьбы, мольбы, заверения в искренней ненависти… Теперь он понимает отца, который, рискнув всем, похитил ту, что любил, запер, оградил от всего… «Не уберег» — подводит фатальный итог Эллохар, проскальзывая ладонями по хрупким, изящным рукам, затянутым в хлопок белой рубашки, стискивает тонкую талию, боясь, что и сам не сможет уберечь, не только от окружающего мира, полного опасностей, но и от самого себя. От собственных порывов, продиктованных демонической сущностью, от жажды обладания, от эгоизма и дикого собственничества, которое более не в силах сдерживать и хоть как-то контролировать. «Она поймет…» — проскальзывают в голове слова Риана, подкрепляемые уверенностью деда, но сам он впервые настолько неуверен в том, что выбранная им возлюбленная готова ответить взаимностью, готова быть рядом, несмотря на демоническую сущность и все сопутствующие ей особенности.       — Я бы выразился более куртуазно, но в данном случае хватит и простого отвратительно, — с усмешкой, печальной, полной боли усмешкой расползшейся по губам скорее в привычку, нежели от действительного желания усмехнуться, негромко проговаривает Даррэн. И то, как Нэрисса склоняет голову, то, насколько горький смешок срывается с ее губ, говорит о многом. «Она знает, что может погибнуть» — застывает он, сильнее стискивая Нэриссу в своих руках. И руководствуясь лишь страхом, что подгоняет, не дает мыслит трезво, разворачивает Нэри лицом к себе, стремительно перехватывает подбородок, когда она пытается склонить голову, и нависает над ней, не сводя пристального взгляда. — И когда же ты откроешь все свои секреты, прелесть моя? Ты ведь знаешь…       — Я ведь знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты понимаешь, что я не рассказала и не показала всего, так? — с неожиданно веселой, болезненно веселой ухмылкой проговаривает она, и его сердце на миг сжимается, пропуская удар. — Это не важно, Рэн, — выдыхает Нэрисса, и ее ладони проскальзывают по груди, обхватывают шею, путаясь в волосах.       Руки притягивают ближе с неожиданной для него силой, и он с хриплым выдохом в светлую макушку обнимает в ответ. Прижимает крепче, буквально вдавливая в свое тело, наслаждаясь тем, что она обняла первой. «Я люблю тебя, видит Бездна, я никого не любил так, как тебя, маленькая…» — шепчет про себя Эллохар, упиваясь моментом, понимая, что никому бы не позволил прервать это хрупкое единение, столь неожиданно возникшее между ними.       — Я рада, что ты в относительной норме, — выдыхает Нэри ему в шею, согревая дыханием, и мурашки расползаются по коже, вызывая дрожь по телу.       — Говоришь так, будто знаешь, что я видел, — Нэрисса понимает, что он вновь пытается расколоть ее, но не поддается, лишь мягко улыбается, радуясь тому, что в его взгляде нет черной обреченности, глухой тоски, боли потери, скорби, что сжирала того Рэна день за днем.       И вместе с этим приходит понимание того, что она не сможет причинить ему такую боль, что не хочет видеть в этих пусть и уставших глазах то, что видела там, в собственном сне. А значит пересмотру подлежат все планы на будущее, в том числе и те, что на прямую связаны с побегом в ало-фиолетовые закатные дали, все те, что были продуманы до мельчайших подробностей… «У Блэков всегда семь запасных планов за пазухой» — вспоминаются ей слова духа хранителя рода. У нее их было тринадцать. И ни в одном из них не было того, то происходит сейчас. «Я люблю тебя, Рэн, и видит Мрак, никого и никогда я не полюблю сильней, просто потому, что неспособна» — она мысленно проскальзывает кончиками пальцев вдоль покрытой темной щетиной щеки, и лишь спустя пару секунд осознает, что ощущает под кончиками пальцев колючую шероховатость подбородка Эллохара. Только замирает взглядом на его приоткрытых губах, затем быстро переводит взор к глазам, чтобы осознать, что безвозвратно утонула. А теплое серебро, подвижное, будто ртуть, плещется в его глазах — удивленных, задумчивых, с невообразимой мягкостью смотрящих в ответ.       — Ты ведь не скажешь, не так ли? — и то, с какой грустью он произносит эти опасные слова, пробивает в груди затапливаемую кровью дыру. Не скажет. Просто потому, что не сможет сказать это вот так просто. Себе — да. Но не ему. Никогда.       — Когда-нибудь мы сможем обсудить это не скрывая чего-либо друг от друга Рэн, но не сейчас, — едва слышно откликается Нэри, отводит взгляд, но он понимает все без слов.       «Когда-нибудь… если ты выживешь» — дополняет Даррэн про себя, давясь горечью, невозможностью просто прижать к себе, сказать о тех чувствах, что полыхают внутри, разрывают на части, обращают в пепел сердце и возрождают вновь.       И магистр, безмолвно кивнув, утягивает ее на широкий порог террасы, укутывает в сдернутый по дороге с диванчика плед и, закутав так, чтобы точно не замерзла, усаживает спиной к себе. Прижимает крепче а Нэрисса, так и не вспомнив про забытый на балюстраде чай, опирается спиной, запрокидывая голову ему на плечо, и в полном молчании уставляется на поднимающееся из-за дома солнце. Почти по-зимнему холодное, не согревающее более теплыми лучами землю, но ей хватает и объятий демона, дарящих настоящее, истинное тепло. Ставшего семьей, заменившего всех, подарившего ощущение нужности сироте, оставшейся без опеки, заботы и кого-либо близкого рядом. И это тепло хочется отдавать взамен, дарить это чувство любви мужчине, что сейчас согревает в кольце рук. Возродить окутанную ледяной стужей одиночества душу. Подпустить наконец ближе, настолько близко, насколько не был еще никто. Так близко, как был ранее лишь он один. А солнце, тем временем, оторвавшись от позолотившихся крыш домов, медленно, но уверенно взмывает вверх, расцвечивая остатки багрянца в лесу, разбавляя серость, возрождая краски дня.       И Нэри, так доверчиво прижавшаяся к нему, ищущая тепла в промозглую ночь середины осени, лишь негромко вздыхает, наблюдая за вздымающимся над домами солнцем, и в этом вздохе так много всего. Усталости, напряженности, даже страха, но больше всего надежды. Даррэн лишь крепче стискивает ее в объятиях, наблюдая, как с запада надвигаются черные, тяжелые тучи, будто предвещая, что все будет непросто. Но на востоке ярко светит солнце, и ладошка Нэриссы в его пальцах наконец-то теплая. И почему-то в этот момент приходит уверенность, что они со всем справятся, преодолеют все, что уготовано на их совместном пути, и когда-нибудь, вот так же, лет так через двести-триста, будут встречать рассвет. В том же безмолвии, но уже в мыслях о детях и внуках. А сейчас ему остается лишь подпитывать эту надежду, растущую и усиливающуюся с каждым мигом, растущую в груди, подобно слепящей вспышке заклятия белой магии, дарующую возможность с привычной иронической усмешкой смотреть в новый день. В надежде, что все отпущенное ему время с этого момента он проведет с ней.       — Кажется, кто-то собирается спать прямо здесь, — с привычной насмешливостью протягивает Эллохар и, разомкнув такие нужные, ставшие такими привычным объятия, протягивает ей ладонь.       — О нет, порог это малоудобно, пусть и, несомненно, тепло, — улыбается в ответ Нэрисса и, обхватив пальчиками его руку, позволяет поднять себя. И этот жест, простой, такой обыденный, говорит настолько о многом, что оба замирают в молчании, не прерывая касания пальцев.       — Никаких занятий сегодня, — так и не выпустив ее руки, устало, но с улыбкой на губах, удивительно спокойной, мягкой, и даже миролюбивой, если знать магистра достаточно близко, проговаривает Даррэн, ведя Нэриссу за собой.       — Ох, как же я ждала этих слов, — с невероятным удовлетворением в голосе тянет в ответ Нэри, заставляя магистра приподнять бровь и обернуться. — Как скажете, лорд-директор, — посмеивается она, замирая у двери в собственную спальню, замечая, как замирает напротив Эллохар. А затем, будто поддавшись порыву, он резко шагает вперед и, крепко прижав к себе, едва слышно, с чувством выдыхает:       — Темных снов, прелесть моя.       — Темных, Рэн, — с теплотой в голосе откликается Нэри мгновением позже, но отстраниться не пытается, понимая, что провела бы в этих объятиях вечность. Осознавая, насколько сложно будет бороться с собственными чувствами, и как тяжело будет их принять.       И лишь отстранившись, лишь ступив за порог собственной спальни, прижавшись спиной к резному полотну двери, позволяет себе выдохнуть. Прикрывает глаза, ощущая, как те наполняются слезами, чувствуя, как по щекам вниз неудержимым потоком устремляются соленые дорожки. Обхватывает себя руками, слыша, как рвется в клочья сердце в груди, как ноющая от боли душа с противным хрустом ворочается внутри…       Отступив, внимательно проследив глазами, как закрывается дверь за ее спиной, он разворачивается, позволяя себе уйти. И запинается на пороге собственных покоев, ощущая, как раздирает на части боль. Душит, останавливает ток крови по жилам, спекая ее в сухие крупинки, бросает на колени, уничтожает его, только сумевшего собрать себя по кускам. И только задыхаясь, прижимаясь вмиг взмокшей спиной к тихо захлопнувшейся двери, он понимает, что эта боль, страшная, дикая, выворачивающая наизнанку нутро, не принадлежит ему, оставляя задыхаться, терять себя в сокрушительном осознании того, насколько тяжело и больно ей находиться рядом с ним.