Темная Империя. Ритуальный Круг

Седьмое Королевство, точное местоположение неизвестно       Пламя перехода, взвыв громче, расцвечивает закатные сумерки слепящей синей вспышкой, и магистр Смерти, крепко прижимающий к себе девушку, раскрывает смеженные веки, обозревая бескрайнее поле, вдали обмежеванное лесом. Поздние травы едва заметно колышутся, раскачиваемые слабым ветерком, припозднившиеся птицы выводят одинокие трели, а заходящее за лес солнце окрашивает далекую кромку леса во все оттенки золота и багрянца. Темнеющее, почти чернильное небо на востоке размывается слабой голубизной, к западу окрашиваясь в розово-оранжевый.       Пасторальная, невероятно умиротворяющая картина навевает чувство удивительной гармонии, и спокойствие охватывает каждую клеточку, а губы сами раскрываются легкой улыбке. Чуть отстранившаяся Нэри глубоко вздыхает, и Даррэн обнаруживает на ее лице отражение собственной улыбки. Мягкая, спокойная, поразительно светлая улыбка, освещающая темные омуты глаз, подсвечивая золотистые лучики, пронзающие радужку, отходящие от расширенных зрачков. И сердце, запнувшись, замирает, затрепетав пойманной птицей, и время будто останавливается, мир вокруг растворяется, оставляя их двоих в этом бескрайнем поле, по пояс в траве. Долгий, пронзительный взгляд, которым, кажется, можно сказать все, и одновременно не сказать ничего, и магистр медленно склоняется к Нэриссе, ее губы зовуще приоткрываются, а дрогнувшие ресницы опускаются, отбрасывая густые тени на щеки…       — Эка, глядите-ка, Благодать Никаноровна, приперлися!       Громкий, наполненный ехидными нотками голос домового привратника разрушает романтическое очарование момента, и Эллохар, странным образом даже не ощутив раздражения, только непонятную теплую грусть, предлагает Нэри руку. Та, смущенно отведя взгляд, робко вкладывает пальцы в теплую большую ладонь, ощущая, как предательская краска смущения заливает лицо. Встряхнув головой, она вновь встречается глазами с Даррэном, и он, одарив ее ободряющей улыбкой, в томительном молчании медленно пробирается сквозь плотную поросль высокой травы. В голове, вместо привычной сумятицы, отупляющая пустота, и только одна мысль непрерывно вьется, бьет в виски, не отпуская ни на миг. «Мне кажется, или он хотел меня поцеловать?..» — заторможено раздумывает Нэри, ощущая шершавую кожу пальцев, крепко, но очень бережно удерживающих ее ладонь. И по запястью вверх, расползаясь нервной дрожью по телу, маршируют мурашки. Кончики пальцев подрагивают, Нэрисса склоняет голову, закрываясь хлынувшими на лицо волосами, напряженно закусывает губы, ощущая, как на глаза накатывают предательские слезы, вызванные чувством острой неопределенности. Судорожный вдох заглушает шелест ветра в траве, темная фигурка Риш становится ближе, и она, стараясь не путаться в юбке платья, бездумно бредет, ведомая магистром Смерти.       — Мы не опаздываем, мы задерживаемся, — чуть лениво проговаривает Даррэн, поравнявшись с сестрой.       Кинув насмешливый взгляд на домового, он крепче сжимает маленькую теплую ладонь, поглаживая тыльную сторону большим пальцем. Короткий взгляд на задумчиво глядящую в пространство Нэри дарует возможность проникнуться глубиной собственного косяка, ставшего последствием собственной же невоздержанности. Надеясь, что она не обрастет вновь колючками, не спрячется за стенами из безразличия и ехидства, он притягивает Нэриссу чуть ближе, и она безропотно ступает к нему.       — Впрочем, как всегда, — едко комментирует ведьма и, порывисто обняв брата, лукаво ухмыляется ему уголками губ. Загадочный взгляд темных глаз Риш дает понять, что его ожидает допрос с пристрастием, но Эллохар лишь устало закатывает глаза в ответ, прекрасно зная и норов любимой сестренки, и то, что сдаст все пароли и явки, не выдержав пыток, игры на нервах и давления на совесть. — Может, отпустишь уже девочку и позволишь ее обнять? — приподняв брови, Благодать испытующе всматривается в его лицо, и Нэри первая обнимает ее, все так же, не отпуская мужской ладони. Ведьма, понимающе глядит на сплетенные ладони, неоднозначно хмыкает и, шагнув в ворота первой, ступает на покрытую ковром дорожку.       — И да, Риш, я покусилась на ваш местечковый шабаш только ради самогона. Предсказания спятивших от скуки и времени высших сил меня мало интересуют, — предупреждает ведьму Нэрисса, сбрасывая, наконец, оцепенение. — Так, что, даже не думай силком тащить меня к Оракулу. В невиданную силу всевидящего ока я верю меньше, чем в монстра, живущего под кроватью.       — А я бы сходил, — расслабленно, немного задумчиво протягивает усмехающийся магистр Смерти, и искоса глянув на Нэри, краем глаза улавливает улыбку на ее губах.       То, что Нэри расслабилась и не вырывает истерически руку из его пальцев, почему-то успокаивает. Приглушает напряжение, вспыхнувшее там, в поле, оставляя за собой лишь легкий, давно забытый вместе со временами юности романтический флер.       — Вот и сходи, а я пас, я сюда пить пришла, и собираюсь исполнить задуманное, чего и вам советую, — уже предвкушает веселую пьянку Нэри, утопая каблучками туфель во влажной земле. Незаметно они выходят в сад за главным домом, напоенный ароматами скошенной травы, спелых яблок и озона, предвещающего грозу.       — Ты только с Верховной потрезвянке поздоровайся, а после уже на твое усмотрение, — посмеивается Благодать, следуя на шум голосов и немного нестройное женское пение.       Вспышки и веселые блики разожженных костров виднеются в отдалении, периодически раздаются и мужские голоса, прерывающиеся взрывами смеха. Нэри чуть замедляется, полной грудью вдыхая окружающие ароматы, в детстве ассоциировавшиеся со счастьем.       — А я бы все же не рассчитывал напиться на твоем месте, радость моя, — напоминает ехидно Даррэн.       Хотя перспектива тащить пьяненькую, а от того расслабленную и довольную Нэри домой поднимает градус его настроения и не только. «А от перспектив укладывания спать точно поднимется не только настроение», — проскакивает пошленькая мысль в голове Эллохара, и тот хитро ухмыльнувшись, обращает взгляд на Нэриссу.       — Не будь занудой, Рэн, — пропевает она, повернув к нему голову и одарив полным блаженства взглядом, вздыхает поглубже. — Ты ведешь себя как нудный папаша легкой на передок дочки. Ну выпью я, и что дальше? Буянить и крушить я ничего не собираюсь, бить кому-то морду тоже. А вот если ты продолжишь свои нравоучительные лекции, мое настроение может стремительно испортиться, перейдя из категории «неплохо» в категорию «убийственно отвратительно». И вот тогда я уже не ручаюсь за свое поведение.       — Нэрюш, ты мне угрожаешь?       Иронично хмыкнув, магистр становится почти вплотную и, нависнув над Нэри, с загадочной улыбкой изучает ее проницательным взглядом, склонив голову набок. В серых глазах посверкивают хитринки, и у Нэриссы невольно замирает сердце, настолько обворожительным кажется ей Эллохар.       — Нет, я предупреждаю о последствиях нравоучительно-воспитательной деятельности, твоей, к слову, которая может стать причиной уже моей увеселительно-подрывной. Понимаешь?       Чуть ехидная ухмылка проскальзывает по ее губам, и Нэри, откинув за спину длинные пряди, чуть прищуривается, испытующе глядя демону в глаза.       — А если нет? — склонившись к ней, негромко уточняет Эллохар, и градус хитрости в серых глазах повышается. — Что тогда? Ммм?       Эти веселые, больше напоминающие откровенный флирт, перепалки вызывают у магистра чувство бурлящего веселья внутри, будто от глотка игристого вина. И почему-то сразу хочется обхватить улыбающуюся Нэри за талию, подбросить в воздух, чтобы насладиться деланно возмущенным, довольным девичьим визгом.       — Увидишь, — загадочно откликается она и, одарив напоследок еще одной лукавой улыбкой, отступает в сторону, глядя куда-то ему за спину, вынуждая развернуться. — Доброй ночи, Василена Владимировна! — мягко, напевно здоровается Нэрисса, вежливо оскаливаясь и глядя на заметно недоумевающую, судя по виду, Верховную.       Ведьма, с заметным удивлением следившая за их с Рэном перепалкой, улыбается в ответ, выходя из ступора, и, плавно подойдя ближе, замирает в трех шагах. Ее синие глаза внимательно впериваются в их сцепленные руки, и Верховная, явно понимая, что молчание затягивается, негромко проваривает:       — Рада видеть вас, лорд Эллохар, Нэрисса. Особенно тебя, Нэри, спасибо, что приняла мое приглашение.       — Доброй ночи, Василена, — изогнув уголки губ в подобии улыбки, первым проговаривает Даррэн. — Рханэ здесь? Очень хотелось бы пообщаться, желательно предметно и в уединенном месте, — ведьма лишь мягко улыбается бывшему возлюбленному.       — Даркаэрш с Инаром в беседке в конце сада, — мимо, громко хохоча, пробегают юные ведьмочки, обряженные в белые платьица, с венками из поздних луговых трав в волосах. — Вас провести, магистр? — и что-то ласковое, нежно-приторное, проскользнувшее в ее голосе, царапает Нэриссу настолько, что она, таки не удержавшись, негромко фыркает.       — Сам найду, — отказывается Эллохар.       Сжав напоследок теплые пальчики в своей ладони, он словно в танцевальном па разворачивает задумчиво поглядывающую в поле Нэриссу, обхватывая рукой талию и привлекая к себе. Ответом на его действия становится красноречиво вздернутые брови и легкая, чуть удивленная ухмылка на губах, которые так хочется поцеловать.       — Много не пить и вести себя хорошо, поняла?       — А если нет?       Огоньки лукавства вспыхивают в темных глазах Нэри, улыбка ширится.Именно в этот момент Эллохар понимает саму суть той химии, о которой пишут в каждом бульварном романчике для мечтающих о большом и светлом, или хотя бы о низменном и страстном, юных барышень.       — Узнаешь.       В собственном голосе слышится столько двусмысленного обещания, что Даррэн непроизвольно сглатывает, замирая взглядом на приоткрытых губах, ощущая, как вздымается от частого, сбившегося дыхания грудь Нэри, притиснутая к его обтянутому тканью камзола телу. Тонкое, на манер ведьминского, платье, натянувшись, позволяет насладиться созерцанием упругих холмиков, и губы почти зудят в диком, неизбывном желании ощутить вкус ее кожи.       — Угрожаешь?       Чуть хриплый, чувственно-низкий голос Нэриссы пробирает до дрожи, приливной волной стекая вниз живота, отдаваясь почти болезненной теснотой в паху, а брюки становятся предательски тесными, вынуждая задышать чаще. И Эллохару уже совершенно плевать на то, что думает по поводу всего происходящего сестренка, и как это видит Василена, явно удивленная его поведением. Мир сужается до Нэри в его объятиях, до ее приоткрытых губ, сбитого дыхания и таинственного мерцания глаз.       — Гарантирую, радость моя, — пропевает магистр Смерти.       А Нэрисса, задыхаясь от накрывающих ощущений, отчаянно раздумывает, чего же она испугалась там, на поле, учитывая то, что сейчас совершенно не против поцелуя, да и продолжения тоже…       «Ну, здравствуй, диссациативное расстройство» — радушно возвещает опьяненное опасной для самоконтроля близостью Эллохара подсознание. И когда рука магистра, ощутимо горячая, большая, сильная, словно нехотя сползает с нагретого места, Нэри не понимает, что чувствует. Потому как в душе, с одной стороны, поднимается сожаление, но с другой дышать становится легче, и чувственный, искушающий дурман в голове рассеивается, позволяя мыслить адекватно. А магистр, игриво подмигнув ей и сверкая хитрой, коварной улыбочкой, уже удаляется по направлению к той самой беседке, упомянутой Василеной. И Нэри ничего не остается, как перестать подозрительно долго пялиться вслед Даррэну и повернуться к замершим, явно в удивлении, Риш и Верховной.       — И что это было? — с явным сомнением в голосе, почти истерично уточняет Благодать, подозрительно впериваясь в Нэри темными омутами глаз. — А знаешь, я тут тебе платье подготовила, беленькое, как у девочек, пойдем-ка, переоденемся! — и что-то такое опасное, лихое мелькает во взгляде черной ведьмы, что Нэри, тут же кивнув на ее слова, безропотно соглашается. — Василена, мы тебя оставим, — бросив Верховной, Риш просто перехватывает Нэриссу за руку и быстрым шагом устремляется в сторону стоящих в глубине сада изб ведьм-преподавательниц.       — Ты о наставлениях, больше напоминающих смесь занудных лекций и нервирующих угроз? — поднимаясь по деревянным, чуть поскрипывающим ступеням избушки, Нэри силится придать голосу легкую беззаботность.       И это у нее почти выходит, вот только и ведьма не лыком шита — быстро раскусывает попытку перевести тему:       — Нет, я о очень уж говорящем поведении моего, как оказывается, влюбленного по самые причиндалы братишки! Что за обнимания такие, а? — Благодать, влетев в дом, упирает руки в бока и, грозно нависнув над Нэри, прожигает ту проницательным взглядом. — Колись, давай. Давно у него подобное поведение «на грани»?       — Риш, ты чего? — откровенно изумившись словам о влюбленности Эллохара, Нэрисса чуть пятится. — Это же Рэн, Бездны ради! Да он со всеми представительницами женского пола так себя ведет. Ну, более-менее знакомыми, — добавляет она, когда ведьма, с недовольным видом рухнув в кресло, подозрительно прищуривается.       — Ты мне зубы-то не заговаривай! — пропевает неожиданно ласково Благодать и, магией дернув Нэри в кресло напротив, придвигает ее ближе. — Уж я-то знаю, как себя ведет мой брат, когда в очередной раз, надеюсь на этот раз, счастливый, влюбляется, — на взмах руки ведьмы в комнате появляется домовой с бутылью самогона и стаканами, быстро разливает алкоголь по чаркам и тут же растворяется в темноте дверного проема.       — Риш… — начинает Нэрисса, в попытке объяснить. — Ты же в курсе того, что в нить нашей реальности вмешался Эллохар из параллельности? — на этот вопрос Благодать сосредоточенно кивает, в комнату снова вползает нагруженный подносом с нехитрой закуской домовенок, и Нэри, вздохнув, продолжает. — Вот с тех пор его отношение окончательно переменилось. Оно и раньше, конечно, было малость подозрительным, но это же Рэн… Знаешь, я ведь тоже пообщалась с тем, другим Рэном…       — Иии? — ведьма в крайней степени любопытства склоняется над столиком и, подхватив свой стакан, указывает собеседнице на ее выпивку. — Да не томи ты уже, Тьма! В курсе всего я, дедушка рассказал, а то бы так и прозябала в неведении… Вот только он не сказал, что ты тоже пообщаться успела.       — Да я, в общем, не только пообщалась…       Не зная, как выразиться точнее, Нэрисса просто подхватывает стакан с самогоном, ведьминским, крепким до одури, и делает глоток, чувствуя, как полыхают первородным пламенем гортань и желудок. Мысли путаются: она настолько привыкла умалчивать, не доверять, не складывать всех монет в один кошель, что теперь просто не знает, что же стоит рассказывать, а что нет…       — Только не говори, что ты умудрилась того братца в койку затащить! — в шоке уставляется на нее Благодать, заставляя подавиться очередным глотком самогона и истерически заржать.       «А ведь могла же…» ,— проскальзывает опасная мыслишка в голове, и Нэрисса пытается подавить улыбку, что так и рвется растянуть губы.       — Нет, этого не успела. Но понимаешь… — все же раздумывая над тем, стоит ли выкладывать все, она просто махает на клиническую подозрительность и недоверчивость рукой. — Тот Рэн… Он все это и затеял ради меня, спасти от смерти хотел, и наши отношения там, в общем-то, были несколько в иной плоскости.       — Дай угадаю: горизонтально-эротической? — с легкой ехидцей высказывает совершенно верное предположение ведьма, и Нэри салютует ей ополовиненным стаканом, подтверждая вышесказанное. — И ты боишься, что и в этой реальности Рэн положит на тебя глаз, так? — теперь в ее голосе звучат печальные, чуть сожалеющие нотки.       — Я не готова к подобному, Риш, — все же признается Нэрисса, переводя взгляд на окно, прикрытое чуть колышущейся от сквозняка занавеской. Не желая смотреть в глаза. — Да и не хочу подобного, понимаешь? Я столько сил приложила, чтобы не чувствовать к нему ничего, а по итогу, мало того, что у меня не совсем получилось, так еще и этот его интерес… Несвоевременно, неудачно все складывается, тебе не кажется? — усталый смешок срывается с ее губ, и она тяжело вздыхает. — Я бы хотела просто исчезнуть и явиться лет сто спустя, когда Рэн уже обзаведется женой и детишками… А не вот это вот все.       — А у тебя есть эта сотня лет? — проницательно, задевая что-то темное внутри, хмуро спрашивает ведьма, и сама же подводит итог: — У тебя их нет. Сколько осталось, лет шесть? А потом ты войдешь в ту фазу, когда сама будешь искать свою смерть, лишь бы не чувствовать. Так приручи ее! Уж лучше та Смерть, что ест с твоих рук и молит о ласке и любви, чем несущая по ледяной реке безвременья.       На этих словах Нэри вздрагивает, мигом покрываясь холодным потом. Сердце обрывается скомканным ударом в груди, и в голову приходят мысли о ведьминских пророчествах. Страх, стылый, вымораживающий, противно пахнущий тленом и сыростью топей охватывает ее, выбивая из тела дрожь.       — Я придумала бы что-то… — словно в оправдание бормочет она, и Благодать лишь скептически хмыкает. — Стала бы старшей жрицей, Мейлин же встретила второго предназначенного. А у жриц свой путь, возможно бы и мне перепала такая удача.       — Только в случае смерти Рэна, милая, — жестко выговаривает ей Риш и, пронзив острым взглядом, откидывается на спинку кресла, растягивая губы в опасной ухмылке. — Знаешь, дорогая моя, я тебя предупрежу, просто потому, что очень тебя люблю: если ты, вдруг, овца упертая, решишь эксцентрично самоубиться и разбить сердце моему брату, которого я, к слову, тоже очень люблю, несмотря на мерзкий характер, то я сама, лично, найду тебя, где бы ты ни была, упру и прикую к кровати в его спальне, в ДарНахессе. Хороший подарочек будет, как думаешь? — и вопросительно, издевательски изгибает бровь, в точности как и лорд, являющийся предметом их беседы. — Ты меня услышала?       — Риш… — вполне закономерная угроза даже не вызывает удивления, только поднимает из глубин души темное чувство обреченности. Переведя дыхание после очередного глотка, она вновь задумчиво уставляется в распахнутое окно в теплую, явно благодаря чарам, ночь. — А если нет? Если все на самом деле не так? И это просто забота о подопечной девочке-сироте? Я не знаю, чего он ждет от меня, чего хочет и как видит свое будущее… Я знаю только одно — сделать ему больно, своей ли смертью, или же исчезновением, я не смогу. Ты бы видела его, после того как они воспоминания того Эллохара просмотрели… И уж тем более не смогу видеть его таким, каким был тот Рэн.       — Все было настолько плохо?       То, как мрачно, озабоченно и обеспокоенно выглядит Риш, заставляет отвечать честно, максимально правдиво, без подбора обтекаемых выражений и правильных слов. Чистую, голую правду.       — Там я погибла, Риш. А Рэн… мы к этому времени были уже женаты, и та связь между нами, как у бабушки с дедушкой… Он искал способ спасти меня, обратил Хаос в руины, уничтожил каждого причастного к моей смерти, но выхода не нашел. И сам вошел в захлопнувшуюся ловушку пространства и времени, прекрасно зная, на что себя обрекает, чтобы изменить хоть что-то… Десятки раз я погибала, десятки раз он возвращался к изначальной точке. Это как личное чистилище, вечная мука для него… К моменту нашей встречи он уже был готов, сам хотел уйти на вечный покой, — на последних словах голос предательски срывается, выдавая истинные чувства, и Нэрисса просто прикрывает глаза, силясь справиться с нахлынувшей болью и сожалением.       — Ты ведь понимаешь, что, сколько бы веток реальностей и линий времени не существовало, ты это ты? И Рэн, он же везде одинаковый… Такой же великовозрастный обалдуй, одинокий, нуждающийся в любви и тепле родного существа? — тяжело вздыхает ведьма.       Нэриссе на секунду кажется, что она просто давит на жалость, взывает к сердобольности, свойственной каждому женскому сердцу. Но Благодать говорит откровенную, неприкрытую правду, и Нэри отметает возможность манипуляции со стороны ведьмы. Просто потому, что та уже высказала такую же неприкрытую угрозу, в которую, зная единственную внучку Владыки Хаоса, невозможно было не поверить.       — Я не знаю, что тебе на это сказать, — просто отвечает Нэри, не особенно желая обсуждать такую щекотливую тему и далее. — Давай уже свое платье, и я пойду напиваться. Благо, настроение теперь располагающее, — мрачно хмыкает она и первой поднимается из кресла, поведя напряженными плечами.       — Просто подумай, — опрокинув в себя остатки самогона, удивительно мягко, чуть грустно проговаривает Благодать. — Он ведь не настолько плох, пускай и характером не вышел… И если уж любит, то и горы свернет, и звезды к твоим ногам положит.       — И на цепи не поскупится, да? — с кривой усмешкой добавляет Нэри, проскальзывая за ведьмой в соседнее помещение, и, увидев сложенное на комоде белое платье, и даже венок из трав, лежащий рядом, едва слышно вздыхает. — Все никак не оставишь того, что я все же не стала ведьмой?       — Хаос ведьму в Повелительницы не примет. Да и тебе это не нужно, это не твой путь, — задумчиво протягивает черная ведьма.       Нэрисса, еще раз иронически похмыкав над уверенностью Риш в том, что у нее с Рэном что-нибудь да выгорит, подхватывает платье. Но и сама не забывает о том, насколько часто сбываются предчувствия ведьм, в особенности черных. Единственное, в чем Нэрисса сейчас уверена, так это в том, что не хочет вообще никаких отношений, и даже мысли о Рагдаре вызывают стыль в глубине души.       — Давай закончим с темой неясных привязанностей, как моих, так и Эллохара, ладно? — выныривая из ванной, уже облаченная в белое платье ведьм, и поправляя венок на голове, просит Нэрисса.       Ей почему-то думается, что если не говорить, не допускать мыслей о чем-то, то этого и не произойдет. И пускай она знает, что все это всего лишь сладкий самообман, лживое самоуспокоение, но так легче дышать, быть и верить в лучшее. Даже если это будущее туманно, неясно и представляется исключительно в одиночестве.       — Мы еще все это обсудим, и не раз, — слова ведьмы вновь пронимают до дрожи, настолько пророческими слышатся. — Вот через годик и подведем итог, согласна? — спрашивает Благодать, с лукавой хитринкой глядя на Нэриссу, и она в едва ощутимом раздражении закатывает глаза.       — Посмотрим, — кратко отрезает Нэри, закрывая сомнительной приятности тему. — Что, помимо оракула, сегодня в программе развлечений? — оглядывая простирающееся за деревьями поле, она глубоко вдыхает теплый, напоенный ароматом трав, далеким, едва ощутимым дымом костров и выпивкой воздух.       — А что, к оракулу не пойдешь? — насмешничает ведьма. — Испугалась? Не ожидала от тебя, Нэрюш, — смеется Благодать, явно подзуживая ее на посещение древней сущности.       — Вот и я не ожидал.       Темная фигура выступает из-за угла избы, заставляя Нэриссу нервно раздумывать, сколько же мог услышать Эллохар, если обретался около домика сестры последние десять минут.       — Упустишь такую возможность? Я бы на твоем месте сходил. Незабываемые впечатления, — задумчиво, медленно протягивает магистр Смерти, глубоко вдыхая теплый, влажный воздух осенней ночи.       — Вот сам и сходи, — удивительно спокойно, даже расслабленно проговаривает Нэрисса и, выудив сигары из пространственного кармашка, с удовольствием закуривает. — А я пас, я сюда развлекаться пришла, а не горестно раздумывать над извращенной фантазией мироздания весь остаток вечера и ночи.       На этих словах из-за плеча выныривает рука, выхватывает сигару, за спиной раздается характерное потрескивание, сопровождающее тление, а следом полный довольства выдох.       — Уже успела довести беднягу Блаэда? — испытующе глянув на сестру, любопытствует Даррэн, и меланхолично закурившая снова Нэрисса издает ехидный смешок. — Все веселишься, прелесть моя? Курение вредит твоему здоровью.       И на этой патетичной ноте Нэри ощущает, как магистр, проскользнув к ней за спину, нагло похищает и вторую подкуренную ею сигару. На раздавшееся в темноте раздраженное шипение Нэриссы Эллохар реагирует философским смешком, проскальзывает ладонью по ее талии, привлекая ближе к себе и прикрывая от легкого прохладного ветерка, треплющего ветви желтых яблонь.       — Замечательное платьице, — резюмирует он, опустив взгляд на вновь подкуривающую, уже в третий раз, Нэриссу, и замечает весьма аккуратный, не особо глубокий вырез, что с высоты его роста открывает воистину невероятные картины.       «А белья-то и нет», — осознает магистр, цепляясь глазами, без возможности отвести оные, за мягко серебрящиеся блики на обнаженной, покрывшейся мурашками коже молочно-белых, вызывающих глубинный, истинно мужской трепет, полушарий. Ехидное хмыканье сестрицы вырывает его из раздумий, отвлекает от созерцания прекрасного, а насмешливый, очень уж красноречивый взгляд вызывает инстинктивное желание закатить глаза.       — Я выбирала, — подает-таки голос Риш, и ехидства в ее голосе по ощущениям еще больше, чем во взгляде.       Нэри, предусмотрительно оглядевшая еще раз свой довольно скромный наряд, приходит к выводу, что Эллохар, с его-то ростом и местоположением относительно ее самой, может видеть гораздо больше. И поперхнувшись от осознания того, по какой причине мог так зависнуть магистр Смерти, осторожно отстраняется, порываясь сбежать с места событий.       — Тут кстати и Ярослава должна быть, не хочешь сходить поздороваться?       Спасает ее ведьма от пристального изучения заманчивых для магистра выпуклостей, и Нэри, выскользнув из захвата его руки и благодарно улыбнувшись Благодати, быстрым шагом устремляется в сторону полыхающих костров.

      ***

      Несколько минут ведьма сохраняет молчание, наблюдая за тем, как Нэрисса удаляется, минует забор, огораживающий сад, и растворяется в шумной толпе ведьмочек, примыкая к тем, что смеются и поют у костра. Потом опускается на ступеньки, все так же покуривая сигару, дожидается пока рядом присядет брат, вытаскивает из фартука бутыль с самогоном, ту самую, что они с Нэриссой распивали в доме, пару стаканов увеличивает до нормальных размеров и, поставив все это ступенью ниже, предлагает Даррэну наливать. Тот, насмешливо хмыкнув, разливает по простым граненым стаканам приятно журчащий самогон, уже предвкушая допрос с пристрастием, что сестренка обычно именует откровенным разговором. Подает Риш ее чарку, неотрывно глядя в сторону полыхающим радостным, ярко-оранжевым пламенем костров, безотчетно следя за хрупкой фигуркой в ореоле светлых волос, так заманчиво переливающихся в свете холодной красавицы луны.       — Ты влюблен, — наконец прерывает молчание Риш, переведя взгляд с полыхающей кострами поляны на брата, проницательно, проникновенно разглядывая, словно увидев что-то новое, неизведанное и любопытное в нем.       — Это так заметно?       Отрицать не получается. Да и если откровенно, особого смысла Даррэн в этом не видит. Для себя он давно принял все глубину тех нечаянных чувств, что неожиданно для него самого вспыхнули в сердце, жарким пламенем затмевая свет солнца, стирая каждый вдох, что был до нее. И теперь, осознавая, насколько глубоко эта еще совсем юная девочка проросла в его нутро, оплетя корнями все, пробравшись на самые темные глубины зачерствевшей с прожитыми годами души, он просто понимает, что так и должно было быть. Нет, не так. По-другому и быть не могло.       — Я люблю ее, Риш.       — Ого. Как однозначно и неоспоримо.       В голосе сестры нет ни иронии, ни насмешки, лишь удивление и признание его слов, как истины в последней инстанции. И за это он благодарен. За то, что не высмеяла его чувства к Нэри, как посмеялась над влюбленностью в Дэю, предрекая полный провал в этом завоевательском мероприятии.       — И когда все началось? Когда ты осознал? — неожиданно любопытствует Благодать, и Эллохар, столь долго думавший над ответом на этот вопрос, вновь позволяет себе издать негромкий смешок.       — Не знаю, Риш. Знаешь, сам долго думал над этим, но ответа так и не нашел.       Они чокаются стаканами, и Даррэн, сделав изрядный глоток забористого пойла, решает высказать, не иначе, как под влиянием колдовского самогона ведьм, то, что надумал за это время.       — Я просто понял, что всегда любил ее. Чувства изменяются, развиваются, перетекают из одного в другое. Просто тогда было не время для подобных чувств. А сейчас, когда это самое время пришло, я совершенно не знаю, что с этим делать.       — Признаваться? — предлагает самый удобоваримый вариант ведьма, и магистр окидывает ее взглядом полным насмешки, за которой скрывается мрачная, тяжелая, смертельная усталость.       — Если бы все было так просто, Риш, — тяжко вздыхает он. — Нэрисса, по сути, еще ребенок, она мало что видела, и ей явно не захочется безвылазно сидеть во дворце, исполняя обязанности принцессы Хаоса. Я не хочу запирать ее, в пускай и комфортной, но все же клетке. Не хочу отбирать присущие юности крылья. Но и отпустить тоже не смогу. Уже не смогу.       — Почему ты так уверен, что ей нужна эта самая свобода? Или что любовь отбирает крылья? Ни разу. Да и твоя уверенность в том, что она мало что видела… — что-то проскальзывает в тоне Эримерранирш, что заставляет Эллохара, вопросительно вздернув бровь, глянуть на ведьму. — Что ты знаешь о последних четырех годах жизни Нэри, Рэн?       — Почти ничего, — с дернувшим сердце чувством вины тихо отзывается он.       Он действительно мало что знал. Наизусть помнил оценочный табель за каждый год, отчеты по практикам, а вот о том, как она проводила свободное время… В этом месте в его знаниях зияла огромная дыра, которую Даррэн стремился заполнить, но та отчаянно сопротивлялась. Люц рассказывал многое, но Нэри действительно много времени проводила вне имения дяди, а ее тетка лишь загадочно улыбалась, каждый раз отвечая, что у девочки могут быть маленькие тайны.       — То есть, ты даже не интересовался? — взъяряется ведьма, недовольно уставляясь на брата. — Ну, тогда само собой, что ты толком не знаешь той девушки, в которую выросла Нэри. Неудивительно… Впрочем, — едко ухмыляется ведьма, допивая самогон, — у меня тоже можешь не спрашивать, хотя я поболее тебя знаю.       — И что же, столь много того, чего мне знать не стоит?       И пусть в голосе звенит брата ответное ехидство, но вопрос звучит как приказ, и ведьма устало выдыхает, прекрасно зная, что в любом случае не выложит ни одного секрета Нэриссы. А магистр продолжает сверлить потемневшим взором сестру, пока та не закатывает в раздражении глаза.       — Ничего не скажу! Вот ни словечка ты из меня не вытянешь, так и знай! Сам спрашивай, коль хочешь узнать! Хотя я более чем уверена в том, что максимум, который ты узнаешь, это забавные подробности практик, не более, — отрезает она резко, на что демон просто вздыхает.       Девичий силуэт, расцвеченный теплыми отсветами костра, притягивает его взгляд, не давая ни малейшей возможности оторваться. Даррэн просто наслаждается возможностью видеть ее, наблюдать со стороны, не мешать ей жить так, как она того хочет. Но этого требует человечная составляющая сути, демоническая же хочет запереть, присвоить, заклеймить собой, сделать все возможное и невозможное, чтобы Нэрисса принадлежала только ему одному. «Дед советовал прислушиваться к демонической сути…» — мелькает подталкиваемая подсознанием мысль, но все внутри противится тому, чтобы ограничить существование Нэри одним лишь собой. «Не отдам… Не отпущу… Моя!», — скандирует демон внутри, разрывая душу на части, внося раздрай в и так неспокойное бытие.       — Пытки? — с галантной вежливостью правильно воспитанного лорда предлагает Эллохар, но ведьма только фыркает на его слова.       — А я бы посмотрела, как ты меня пытать будешь, — издевается в ответ сестра, вздергивая брови и вновь вручая ему бутыль с самогоном.       — Да я уже сколько наблюдаю, как ты Блаэда пытаешь, мужская солидарность, как она есть, — отшучивается в ответ магистр Смерти, разлив мутноватую огненную воду по стаканам и, в наглую стащив из кармашка фартука сестры пачку сигар, с удовольствием подкуривает от вспыхнувшего на кончике когтя огонька.       — Разберемся, не волнуйся. Знаешь, как говорят — самое незабываемое примирение бывает только после самой тяжелой ссоры. Вот так и у нас, просто не лезь, — просит ведьма, пожимая плечами. И магистр Смерти в очередной раз не расспрашивает сестру, зная, что, и вправду, разберутся сами.       — Что на этот раз хоть? — с усталым смешком проявляет любопытство Даррэн, но Риш махает ладонью, успокаивая его и явно не желая вдаваться в подробности.

      ***

      Быстро миновав сад и выйдя за ограждающий его заборчик, Нэри проходит на огромную поляну, которую можно смело назвать полем, и с наслаждением втягивает носом запах дыма. Сегодняшний вечер вызывает огромное множество противоречивых, неоднозначных в своей гамме эмоций, и она просто решает отложить все на потом, оставить тяжкий груз хотя бы на одну ночь, чтобы просто повеселиться и почувствовать себя живой.       А у костра уже вовсю веселятся молоденькие ведьмочки, все, как одна, одетые в белые длинные платья и с венками в волосах. Они танцуют, выпивают в меру, поют, смеются… «А ведь и я могла жить и учиться здесь», — без каких-либо сожалений об упущенных возможностях раздумывает Нэри, согретая парой рюмок самогона, влитого в нее заботливой Риш, и остатками тепла объятий Эллохара, которого тщетно пытается выбросить из головы хотя бы на эту ночь. Решительно оставив все размышления на потом, Нэрисса озирается, отыскивая в хороводах и группках знакомые лица, и с улыбкой уже более уверенно направляется вперед.       Братья Блаэды, причем все трое и сразу в одном месте, что редко увидишь вне территорий их клана, обнаруживаются в веселой и уже слегка хмельной компании ведьмочек выпускниц, большинство из которых Нэри знакомы. Скользнув меж Никаса и Людвига, приобняв парней и нагло всунувшись меж ними, Нэрисса быстро вливается в компанию веселящихся.       — А у нас тут конкурсы, — после скомканных, из-за большого количества присутствующих, приветствий, довольно пропевает Людвиг и, приобняв Нэри в ответ, громко сообщает прямо на ухо: — Мы на меткость соревнуемся, хочешь с нами?       — Прости, дорогой, но если это то, о чем я подумала, то я пас, меня природа явно не наградила тем самым, способствующим меткости, органом, — насмешничает Нэри под смешки ведьмочек и громкий гогот Никаса. — Но ножички пометаю с удовольствием, — добавляет она, замечая установленную в отдалении от кострища мишень и повешенные на крюки тренировочные кинжалы.       Азарт просыпается, лениво шевельнувшись в груди и пробежавшись по венам теплыми искорками пламени. Тяжелые мысли вылетают из головы, сменяясь приятной легкостью.       — Но сначала тебе нужно сравняться в шансах с остальными участниками сего безобразия, — Влад протягивает полный до верхов стакан с самогоном под гомон голосов и то тут, то там раздающихся смешков.       — Это ты так куртуазно закрутил предложение выпить? — вздергивает бровь Нэрисса. — Ты учти, здесь где-то бродит злой и голодный до кровушки нерадивых адептов лорд-директор…       Блаэд старший делает испуганное выражение лица, но его губы заметно подрагивают, выдавая истинное отношение к подобным предупреждениям. Вампир, нарочито серьезно оглянувшись, залпом и даже не поморщившись, что сразу выдает в нем профессионального алкоголика, выпивает стакан, чтобы снова протянуть его разливающему самогон Никасу.       Напиваются все довольно быстро, даже вампиры, имеющие изрядную долю крови высших демонов Хаоса, выглядят подвыпившими. И, когда все они кучкуются в тридцати метрах от мишени, а ночь разрывают поддерживающие выкрики щедрых болельщиц, Нэрисса, чувствуя, как оплывает под давлением ядреного спиртного окружающее пространство, уже не надеется хотя бы попасть в саму мишень, ни то что занять призовое место. Но ведьмочки явно не обладают отточенными навыками магов-боевиков, да и меткостью вампиров и темных тоже, хотя некоторые из них тоже вызываются поучаствовать. Ярослава, оставившая мужа на попечение, а вернее, на издевательство министру Рханэ, довольно потягивает самогон, словно это лучшее пойло в ее жизни, и тоже собирается принять участие. Оставив парням возможность размочить счет, Нэри, проверив наличие самогона в стакане, проскальзывает к хорошей знакомой и, пристроившись рядом, снова закуривает, наблюдая за представителями клана Блаэд.       — И как ты уговорила Инара заявиться сюда?       Чокнувшись стаканами с ведьмой, Нэрисса с лукавой улыбкой следит за крученым, хитрым броском Влада. Кинжал со звонким свистом взрезает воздух, чтобы вгрызться в разделение между восьмеркой и девяткой.       — Пришлось приложить все силы, умения и изрядную долю женских чар, — смеется Яра, отпивая из стакана. Поглядывает в сторону скрытой за деревьями беседки, улыбается чему-то своему. — А ты тут какими судьбами? Четыре года не видно было, и такой сюрприз.       — Эллохар притащил, — морщится Нэри с усмешкой и прерывается, заслышав новый свист прерывающий потрескивание костров и шум ветра. Кинжал, на этот раз принадлежащий Никасу, попадает в девятку, и на доске девочки ведьмочки вписывают в его колонку девять балов. — Да и Риш прилетала с предложением, а ей, сама знаешь, сложно отказать.       — Не заглядывала к Оракулу? — махнув рукой по направлению в дальний конец поляны, где сияет голубоватым маревом портал в неизвестность, спрашивает ведьма, с хитринкой во взгляде смотря на Нэриссу.       — Пока нет. И не собиралась, если честно. Сбрендившие высшие сущности не та компания, в которой я хочу провести эту ночь.       Как бы она не храбрилась, но к оракулу идти действительно страшновато. Знание будущего опасная вещь, и уж лучше слепо брести по дороге жизни, удивляясь каждому событию и каждой встрече, нежели красться, опасаясь каждого случайного шороха бытия.       — Сходи. Не захочешь знать чего-то, так никто и не настаивает. Он ведь не может заставить, ты сама спрашиваешь и сама же получаешь ответ, — пожимает плечами Ярослава. — Э, вомпер, давай сюда свои кинжалы, впишите меня на доску, я тоже хочу! — с этим выкриком ведьма отправляется к мишени под улюлюканье и посвист веселящихся.       Пьяный даже на вид Людвиг с очаровательной улыбкой от уха до уха галантно выпихивает призадумавшуюся Нэри следом, и она, очутившись у мишени, в первые секунды не понимает, что от нее требуется. Но заржавший Влад всучивает в руки три плоских, неплохо отбалансированных кинжала, проясняя ситуацию, и Нэрисса, прикончив свой стакан одним махом, с разливающимся по телу жаром расплывается в улыбке. Перехватив ножи из рук вампира, она пытается углядеть в траве черту и, отойдя на положенное расстояние, взвешивает на ладони клинок.       — Давай уже, Блэк! А то ты будто не мишень поразить собираешься, а сбежавшего к другой любовника! — под оглушающий хохот выкрикивает старший из вампиренышей Риш.       Недовольно, мстительно глянув на Блаэда полным обещания взглядом, она перехватывает первый клинок пальцами и пристально вглядывается в расчерченный на сегменты круг. Пьяный туман изрядно замутняет привычную четкость картинки, но сконцентрироваться все же получается, хоть и с трудом. И окружающие звуки привычно стихают, мир словно истаивает, оставляя только холод стали в руке и далекую точку цели. Привычный замах пусть и выходит несколько смазанным, но свист каленого металла приятной музыкой ласкает слух и, когда клинок впивается в границу между семеркой и восьмеркой, Нэрисса совершенно не растраивается. Только улыбается и разводит руками, будто говоря «А чего вы еще хотели?».       — И чего так слабо? — раздосадовано тянет Никас, явно наслышанный от брата о развлечениях адептов Смерти и уровне их общей подготовки.       — Ну, прости, касатик, исправлюсь, обещаю! — смеется в ответ Нэри, пока одна из ведьм, ободряюще улыбнувшись и хитро подмигнув, вписывает ее баллы в турнирную строку.       Второй бросок выходит чуть точнее, выбивая из мишени кинжал Никаса, словно в отместку за его слова. Усмехнувшись возмущенному подобным вампиру, Нэри, растянув губы в очаровательной улыбке, хитрым крученым отправляет третий, последний, клинок в мишень. Но и тот не попадает в десятку, впивается между девятью и желанным яблочком, под подбадривающие выкрики болельщиков.       — Спасибо, спасибо, благодарю за овации, мне очень приятно! — театрально раскланиваясь, и даже шаркнув ножкой, выкрикивает Нэри, посмеиваясь, и даже землю метет венком, наподобие шляпы.       Азарт, веселье, удивительная легкость охватывает, навевая смутные подозрения о тех травках, на которых настаивают местный самогон. И когда собравшаяся толпа вокруг немного стихает, а откуда-то сбоку раздается знакомый, насмешливый голос, она с ехидной улыбкой оборачивается.       — Ну хотя бы честь школы не посрамили, и то хлеб, как говорится, — магистр Смерти, в компании Риш и Василены, словно радостная пчела в цветнике, обнаруживается у заборчика, отгораживающего площадку с беседками. — Вот только мне на вашем месте, господа адепты, было бы стыдно. И за вид, и за ненадлежащее исполнение, — Эллохар на мгновение призадумывается, под жадными взглядами толпы, ожидающей продолжения, и чуть ехидно высказывается: — И подумалось мне, а не устроить ли вам тренировки на меткость, а? Совместим приятное с полезным!       — Эмм… магистр, — Влад, осторожно, но очень заметно заводит руку с полным стаканом за спину, — так мы и так как бы тренируемся, даже во внеурочное время… — напоминает вампир лорду-директору.       — Недостаточно, касатик мой, теперь я это отчетливо вижу. Ну, ничего! Исправим, научим, отточим… — магистр Смерти явно входит во вкус, на потеху публике распекая нерадивых адептов. — Увеличим количество часов с живыми мишенями — и вам полезно, и мне весело.       На это радостное, исполненное незамутненным энтузиазмом высказывание дяди Влад только тяжело вздыхает, понуро опуская голову. А Нэри, сочувственно глянув в сторону парня, полностью поддерживает его предчувствия по части нежданно открывшихся перспектив.       Проскользнув сквозь толпу преимущественно женского пола, она медленно проходит в сторону Эллохара, буквально кожей ощущая его взгляд на себе. Сияние портала к оракулу цепляет взгляд, притягивает его, и Нэрисса, подойдя к заборчику со своей стороны, меланхолично уставляется в голубоватое свечение, мучительно разбираясь в собственных желаниях.       — Еще не ходила, — со едва слышным вздохом констатирует магистр, пристраиваясь за ее спиной и проскальзывая ладонями по длинным рукавам тонкого платья.       Нэрисса по первому вздрагивает, но затем с легким выдохом прислоняется поясницей к деревянной перегородке, разделяющей их с Эллохаром, и, запрокинув голову, устремляет взгляд в ночное, усыпанное звездами небо.       — А ты? — чуть устало проговаривает она, ничего отвечая, потому как вопрос и не прозвучал.       Нэри внимательно следит за покачиванием и круговертью звезд в небе, со слабой улыбкой, скользнувшей по губам, отмечая, что стало ощутимо теплее. «Вот ведь, грелка персональная», — посмеивается подсознание, обретаясь в глубине алкогольного тумана, затягивающего разум.       — Нет. Как и ты, не вижу смысла в общении со сбрендившими от скуки высшими сущностями, — она ощущает, как магистр Смерти пожимает плечами, а его руки, остановившиеся на уровне локтей и чуть сжавшие, слегка, очень бережно, почему-то вызывают странное чувство спокойствия, а еще легкое томление, искорками хлынувшее по телу. — Да и бывал я лет двадцать назад, ничего интересного не услышал. Оракул просто послал меня в далекое пешее, сказав, что еще не пришло время для обстоятельного разговора, — спустя пару минут очень уютного молчания, разбавленного только шорохом ветвей да пением цикад, с усмешкой в голосе проговаривает Эллохар и, умостив подбородок ей на макушку, негромко спрашивает: — Устала?       И столько в этом заботы, мягкой, почти нежной, согревающей получше самогона на волшебных ведьминских травках, что Нэри невольно сглатывает. «Ты не сможешь его оттолкнуть. Не сможешь», — уверенно гундит подсознание, напоминая разговор с тем Рэном, поднимая в груди неприятную муть бередящего душу предчувствия, ожидания и чего-то, очень похожего на обреченность. А магистр Смерти тем временем склоняется к ней, шевеля дыханием волоски на виске, проскальзывает в жалких миллиметрах от бьющейся жилки губами. Дикое желание взведенной до предела пружиной простреливает в ее теле, отдаваясь гремучей тяжестью внизу живота, пробегаясь мучительно-сладкой дрожью. Сиплый, неровный выдох срывается с губ, и Нэри в панике прикрывает глаза.       Физические реакции, подстегиваемые, раздразниваемые инстинктами вейлы, усиливаются в сотни раз, и Нэрисса, обычно не отличающаяся обонянием оборотней или демонов, ощущает тяжелый, мускусный запах высшего демона, замершего за спиной. Слышит, как гулко в ночной тиши бьется его сердце, и это настолько завораживает, что она непроизвольно замирает, приглядываясь в темноту ночи, прислушиваясь. «Вейлы — хищницы, они чувствуют своих мужчин на уровне ощущений, запахов…», — вспоминаются ей слова Мейлин, и Нэри, задержав дыхание, снова прикрывает глаза, которые уже начали, судя по всему, отливать ядреным лилово-фиолетовым. Чувствует, как напрягается Эллохар, как сильнее сжимаются его пальцы на плечах, как дыхание сбивается… «Беги», — голосит внутри. «Беги, иначе он почует!», — дрожащий на краю уплывающего сознания вопль. Но вступает второй голосок — сладкий, тягучий, тяжелым узлом сворачивающий внутренности, плавящий кости: «Он твой… возьми то, что принадлежит тебе… без остатка». И нестерпимо, до боли, скручивающей мышцы, до предательской дрожи в теле, до помутненного чувственным безумием рассудка хочется просто развернуться и скользнуть губами по подбородку с чертовой ямочкой, покрытому легкой щетиной, заставить его задохнуться от предвкушения, провести кончиком языка по приоткрытым губам…       — Пойду, прогуляюсь.       Тихий, сиплый, будто простуженный, отстраненный и муторно растягивающий гласные голос оглушает, разрушая вязкую тишину, которую разрывают лишь глубокие сосредоточенные вдохи напряженно замершего за спиной магистра Смерти. Нэри быстро отцепляет почти судорожно вцепившиеся в плечи пальцы, едва не обжигаясь жаром его кожи, и, стараясь ничем не выдать своего состояния, медленно бредет в сторону леса.       Даррэн не окликает, но вспыхнувшее напряжение, опасное, жгуче-тягучее, на грани помешательства, Нэри ощущает настолько явно, что панические мурашки начинают строем маршировать вдоль позвоночника. Лес, к которому она устремляется, обступает слишком быстро, и стоит ей проскользнуть меж редких у края поляны деревьев и глубоко вздохнуть, втягивая носом не отравленный ставшим ненавистным ароматом воздух, холодный, кристально чистый, как за спиной раздается шорох раздвинутых ветвей.       — Ты так сосредоточенно сбегала, что даже не услышала, как я тебя окликаю, — мягкий, с теплыми, пронизанными хитринкой нотками голос раздается за спиной. Нэри, сжавшаяся, ожидающая, что ее вот-вот настигнут, облегченно выдыхает, ощущая, как плечи расслабляются.       Развернувшись, она обращает взгляд на преследовательницу, и ее губы невольно растягиваются в почти счастливой улыбке. Темноволосая ведьмочка, невероятно хорошенькая, с улыбкой смотрит в ответ, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках, чуть лукаво посверкивая темно-карими, лисьими глазами. Невысокая, ладная, она первой делает шаг навстречу, и Нэрисса, отлепившись от ставшего замечательной опорой и поддержкой нервным вейлам дерева, устремляется к ней, чтобы крепко обнять.       — Настасья Братиславовна, как можно? — выражение лица становится преувеличенно серьезным. — А если бы меня кондратий хватил? Выносили бы мою бренную тушку всем ведьминским кругом пред ясные эллохаровские очи?       — Да я бы тебя быстро в чувство привела, — в глазах ведьмочки играют смешинки, — самогоном бы отпоила, делов-то? — и пожав плечами, Настасья, грациозно подобрав стелящуюся по земле юбку платья, присаживается на поваленное дерево. — А я тебя пригласить хотела, там Ядвига всем гадает, расклады на будущее делает. А ты скучаешь, непорядок.       — Я и к Оракулу-то идти не хочу, а гадать — так тем более. Сама знаешь, в карты, предсказания и предзнаменования судьбы я не верю от слова совсем.       Ведьма склоняет голову к плечу, внимательно оглядывает Нэриссу темным омутами глаз и чуть улыбается, прищуриваясь.       — А от лорда Эллохара чего так сбегала? Поссорились? Снова особенности характера неприглядные демонстрирует? — она расправляет белую юбку, испытующе кося темными очами на Нэри, и та в ответ закатывает глаза.       — Нет, просто в моей жизни неожиданно стало слишком много Эллохара на единицу времени, нервишки иногда не выдерживают, сбежала полечиться.       Нэрисса присаживается рядом с ведьмочкой, и та, понимающе хмыкнув, театрально извлекает из небытия запотевшую бутыль, заполненную мутноватым бело-зеленоватым самогоном, пару стаканов и, разлив по стаканам, передаёт один девушке.       — Ну, вздрогнем, — задорно возвещает Настасья и, первой приговорив свою дозу огненной воды, сурово занюхивает стянутым с волос венком.       Неприлично хрюкнувшая со смеху на все творящееся Нэри заходится откровенным хохотом, вцепляясь в многострадальное повидавшее множество пятых точек бревно и, отсмеявшись, устало упирается локтями в колени.       — Вот так и бывает, — глубокомысленно замечает ведьма, утирая рукавом глаза. — А на гадания сходим, там все-таки Ядвига гадает, она вообще спец в этом. Да и уж лучше она, чем Благодать Никаноровна, а то она снова что-то с супружником своим страшенным не поделила, так что лучше сейчас, это я тебе сразу говорю.       Предупреждение попадает в благодатную почву — черную ведьму в гневе лучше не встречать, та тормоза теряет совершенно. И Нэри, признав абсолютную провальность своих избеганий гадательно-предсказательных мероприятий, с осознанием поражения по всем фронтам вцепляется в протянутую ведьмой ладонь и, чуть покачнувшись, поднимается.       — Уговорила, — мрачно, недовольно бормочет Нэри, ни разу не желая покидать уютное укрытие деревьев, — но если вдруг что… — угрожающая мина выходит отлично, но ведьмочка лишь фыркает. — То ты потом душевно-психологические раны лечишь, поняла?       — Самогоночкой? — вносит предложение, а скорее предположение Настасья, утягивая Нэри в сторону освещенного вкопанными в землю чадящими факелами пространства с установленным на деревянном помосте столике и двум креслам, вокруг которого кучкуются уже получившие предсказание ведьмы и немногочисленные гости праздника.       — А чем же еще? Других методов не признаем! Да и не помогают они, если честно… — откровенно признается она и, получив в ответ полный искреннего сочувствия взгляд, чуть дергает собутыльницу за руку. — Так, давай на посошок здесь, а то мало ли, Риш нагрянет, Эллохар или вообще местная блюстительница морали, что всего в мире хуже…       — Это ты про Верховную? — Настасья понимающе хмыкает, на весу разливает чудный напиток производства домовых и наливает щедро так — пол стакана, не меньше. На удивленно вздернутые брови Нэриссы, она отвечает обворожительной улыбкой и, приподняв свою чарку, громко возвещает: — Ну, сила с нами, и да хрен с ними!       Тост, веселый, задорный, и очень уж подходящий, по мнению Нэри, не поддержать стыдно, и она, стукнув своим стаканом о стакан ведьмочки, залпом опрокидывает в себя его содержимое, чувствуя, как мир становится ощутимо светлее и безоблачней, тело легче, мысли проще… Снова запрокидывает голову, созерцая набирающий обороты хоровод далеких звезд, глубоко вздыхает, губы сами растягиваются в очень довольной и очень пьяной улыбке, а слова вырываются сами, наплевав на пробивающийся голос рассудка:       — А хорошо так, знаешь… Зря я в ведьмы не пошла…       — Ты была бы замечательным приобретением для Ведической Школы, — мягкий, но обстоятельный голос Василены выбивает из тела всю легкость, роняя с пьяных небес на унылую землю пыльным драным мешком.       Дергано опустив запрокинутую голову, Нэри резко оборачивается, чтобы глянуть в лицо отчаянно лицемерящей в данную минуту ведьме, но натыкается на проницательный взгляд светло-серых глаз, прошивающий насквозь. И безумная, неконтролируемая ярость кипучим ядом пробегает по венам, когда она замечает насколько близко к Эллохару стоит Василена, на ее слова, на поступок четырехлетней давности… В глазах на миг темнеет, все окрашивается в ровные серые цвета, перетекающие из оттенка в оттенок, виски сдавливает тупая, ноющая боль…       «Спокойнее! Дыши глубже, ты же не хочешь психануть и выпустить ей кишки?», — наставительно предупреждает голосок подсознания, под конец переходя в откровенно ироничную насмешку. И серое марево оплывает, возвращая звуки и ветер, треплющий распущенные волосы, и даже чувство настороженности, исходящее откуда-то из-за плеча, явно принадлежащее Настасье.       — Четыре года назад вы считали иначе.       Прямой, острый взгляд впивается в ведьму напротив. Лед, нескрываемый, острыми кромками режущий пространство, словно вспарывает насквозь. И даже тщательно скрываемое удивление, которое она замечает на лице Эллохара, совершенно ее не трогает.       — В той ситуации я не могла поступить иначе, это был не твой путь, но сейчас…       Мягкий голос Василены отборными помоями, вонючей болотной водой вливается в уши, и Нэри перетряхивает от желания забить сквозящее в словах насмешливое снисхождение обратно ей в глотку. Злая усмешка расцветает на губах, ядом расплескивается во взгляде, и теперь уже сама Нэри насмешливо и с издевкой смотрит на ведьму.       — Ничего не изменилось, Василена Владимировна. Ни-че-го, — медленно, как не отличающейся особым умом барышне, поясняет Нэрисса, высокомерно глядя на ведьму. — Да и вы сами, если помните, конечно, сделали все, чтобы отвернуть меня от пути ведьмы и Ведической Школы… — небрежно заканчивает она и, плавно развернувшись, позволяя юбке веером взметнуться над травой, величественно расправляет плечи. И, подхватив склонившую голову и явно прячущую усмешку Настасью под руку, медленно выдвигается к точке следования.       Остановившись у столика, Нэрисса отстраненно замечает, что действительно почти всем уже погадали, и девчонки в основном трутся у помоста, чтобы поболтать и услышать вкусные подробности чужих предсказаний.       — Красиво ты ее, конечно, — со странным чувством удовлетворения протягивает Настасья и, снова налив самогона, протягивает Нэри стакан, — но нервишки успокоить действительно надо. Надо же… ты сказала, что я буду лечить твои пострадавшие нервы, и таки я лечу. Тебе сны всякие не снятся? Реалистичные очень? Чтобы вплоть до запахов и мельчайших ощущений — будто реальность?       Этот вопрос вызывает у Нэри толпу противным мурашек, льдом сковывающих тело, а в голове мелькают картины снов сначала с Эллохаром из другой ветки реальности, после будоражащая эротика с ним же, только из этой… Задумчиво уставившаяся в расцвеченное бликами пламени пространство, Нэрисса махом опустошает стакан, и заметившая ее состояние ведьмочка понимающе кивает.       — Не говори, если не хочешь. И даже про конфликт с Верховной спрашивать не буду, твое дело. Иди давай, лучше, там как раз место освободилось, — машет в сторону помоста Настасья.       Кивнув, Нэрисса встряхивается, сбрасывая тягостный груз памяти прошлого, ощущая, как мир уже привычно плывет вокруг, а алкоголь в крови притупляет неприятно саднящую в груди рану, ставшую шрамом. Вспоминаются почему-то пьяные будни в Грейнсворте, наполненные исследовательским энтузиазмом, жаждой знаний и табака с чем-нибудь покрепче, перепалками со вторым префектом школы, забавным рыжеволосым эльфом Вираэлем, и прочей кутерьмой, мягкой вспышкой тепла под сердцем согревающей сейчас. Всепонимающая ведьмочка снова наполняет ее чарку, и девушка с довольной, совсем не притворной улыбкой взбегает по ступеням, намереваясь таки выслушать жуткое предсказание.       — Счастье есть! — хлопнув очередную рюмочку самогона, Нэри присаживается за гадальный столик, украшенный веточками ярко-красной рябины, птичьими черепами и свечами. — Нет, не так — счастье пить!       — Счастье будет, если твоя печень не помашет тебе ручкой после подобного, мелочь, — язвительно, в своей коронной манере откликается Благодать.       Неожиданно сидящая на месте положенном сегодня Ядвиге, она тасует большую колоду гадальных карт, что подготовленная Ядой лежит посередине стола. На краткое мгновение это удивляет Нэри, заставляя напрячься, но после, видимо, под примиряющим с жестокой действительностью действием алкоголя, она легкомысленно машет на данное обстоятельство рукой. И пусть Нэрисса никогда не верила в предсказания ведьм, считая, что каждое существо является творцом своей судьбы, но расклады ведьм всегда были верны. И даже скептически относящийся к данному способу заглянуть в будущее Рэн иногда позволял своей сестре раскинуть расклад и на него.       — Не рано ли тебе столько пить? Говорила я брату запереть тебя, следить и выпустить только под первую сотенку лет, но нет, у него же своя голова на плечах есть!       — И я этому факту безмерно рада, Риш. К тому же, ты сама настаивала на моем присутствии… — со сладкой улыбкой на губах смеется Нэрисса, совершенно не желая вступать в очередную перепалку с Благодатью, прекрасно зная, во-первых, крутой нрав принцессы Хаоса, во-вторых то, что настроение у нее сегодня, благодаря еще одной ссоре с мужем, попросту отвратительное. — Хватит злиться, просто заявись к нему и поговори, Благодать. Ну что в этом сложного? Как упражняться в язвительности здесь, так ты первая, а как муженьку пару ласковых сказать… — закатывает глаза Нэри, видя как мрачнеет и без того не сильно довольная ведьма.       — Молчала бы… — зло шипит ведьма и, раздраженно посмотрев на Нэриссу, ехидно осведомляется: — Яйцо гевейка учит? Окончила первые в жизни отношения, и считаешь, что можешь раздавать советы? — вздергивает тонкие черные брови Благодать, коварно ухмыляясь. — А давай-ка я тебе расклад сделаю, а? Посмотрим, как у тебя в браке будет, если ты со своим характером и наступающим на пятки алкоголизмом вообще замуж выйдешь!       — Сама знаешь, в предсказания не верю, в институт брака так же, — ехидно ухмыльнувшись, Нэри откидывается на спинку кресла. — Ты лучше себе самой разложи, а не бедного вампира мучай.       — А давай я лучше тебе разложу? Или боишься? Заодно отвлекусь, может, и вомперу моему недобитому меньше достанется, — предлагает Риш, прекрасно зная, что Нэрисса, не особо верящая в различные гадания, точно откажется. Она и так с огромным скрипом согласилась явиться на праздник, встретиться с Василеной и провести вечер в неформальной обстановке под пристальным взором Эллохара. — Ну давай!       — Ладно, раскладывай, — немного нервно соглашается Нэри, но странное чувство, поднимающееся внутри, не позволяет отказать заметно расстроенной ведьме. Нэрисса, всегда отказывающаяся от подобного, в этот раз решает изменить своей привычке, желая порадовать приунывшую Благодать. — А давай я тебе предскажу, что в нем будет? — и, когда Риш поднимает склоненную к столу голову, загадочно ухмыляется. — Двое в прошлом, двое в настоящем, и ни с одним не останусь в итоге, — чуть посмеиваясь, протягивает Нэри уверенно.       — А это мы сейчас посмотрим! — огонек азарта загорается в ее глазах, и настоящая черная ведьма, нацепив на лицо крайне коварную улыбку, стремительно тасует карты, чуть сияющие мягким белым светом. — Народ, в лесу наконец что-то сдохло! — громко, на всю поляну, возвещает Благодать крайне довольным голоском, и кровожадно ухмыляется Нэриссе. — Только сегодня и только сейчас гадальный салон госпожи Судьбы открывает свои двери! Заглянем же в твои страшные тайны, о несчастная, рискнувшая доверить мне свое прошлое и будущее!       — Риш, — смеется Нэри, — кончай ломать комедию, ладно? Я не особо верю во все это, но сегодня ты настолько печальная, и, чего уж там скрывать, злая…       — Короче, из жалости она согласилась, сестренка, особо не обольщайся, — насмешничает подошедший к креслу своей воспитанницы Эллохар и, облокотившись на его спинку, заинтересованно следит за тем, как пальцы Нэриссы сдвигают половину колоды.       — Просто заткнись, братец, — пропевает черная ведьма, совершенно по-ведьмовски лукаво глядя на свою жертву. — Ну что ж, начнем с прошлого. Ну-ка молодцы, становитесь в ряд! — и четыре карты, трепыхнув уголками, ложатся на стол. — Ого, какой улов! — крайне издевательский тон Благодати заставляет Нэри закатить глаза. — Неплохо ты в академии развлекалась, я вижу.       — Риш! — предупреждающий тон Нэриссы никак не трогает ведьму, и та, окинув карты придирчивым, но крайне любопытствующим взглядом, начинает:       — Первый — паж булав, предположительно, темноволосый юноша, обладающий спокойным характером, и, — разложив еще три карты, — крайне в тебя влюбленный.       — Ага, и крайне хорошо по койкам прыгающий! — фыркает стоящая неподалеку в компании ведьмочек Настасья и закатывает глаза. — Это не моя тайна, Нэри, если захочет — расскажет сама.       — А я не захочу, — пожимает плечами Нэри, понимая, что обсуждать свои отношения с Шэданом при Рэне, который и так в бешенстве от того, что она связалась с Ноттом, не лучшая идея. Само его присутствие за спиной, в столь опасной близости, неслабо нервирует, и пьяное сознание признает сложившуюся ситуацию даже несколько пикантной. — Дело прошлое, обид или недомолвок у меня с этим темным не осталось, — спокойно перевернув карту, она откидывается обратно на спинку кресла. И тут же ощущает прикосновение горячих костяшек пальцев Даррэна к плечам, что стоит позади нее.       — Следующий — принц льда, — засмеявшись, видимо, догадываясь, о ком идет речь, загадочно протягивает ведьма и подмигивает Нэриссе, разглядывающей карту с дорого обряженным блондином. — Ну, с этим все понятно, у этого перманентная привязанность неясного характера. И вот, что любопытно, — она укладывает еще три карты на стол, — ого… Я, пожалуй, озвучивать не буду, — Риш вновь крайне загадочно смотрит на Нэриссу, и она согласно кивает, не особо желая раскрывать истинную суть своих отношений с Дрэем, что не дошли до завершающей точки, так и оставаясь на запятой, — сама с ним разберешься.       — Это будет непросто, Риш, — отвечает Нэри прекрасно знающей предмет разговора ведьме, и та, подумав, согласно хмыкает.       — А вот и третий, — карта изображает мужчину с ветвящейся рогами головой оленя на фоне ярко-зеленого дерева, и девушка понимает, что речь о Заре. — Этот, скорее, друг и помощник, из тех, кто встанут на твою сторону, даже если ты решишь прикончить весь мир, — и Нэрисса кивает, чувствуя, как заныло сердце в груди от тоски по лучшему другу, который вернется в Темную Империю только ко второму семестру. — По сути, твое пламя на двоих, береги эту дружбу, — дает совет Благодать, и Нэри кивает ей.       — Я бы, конечно, сказала, пламя на троих… — чуть поправляет она ведьму, признавая, что пока карты ни в чем не соврали. — Следующий? — уже зная, о ком пойдет речь, спрашивает Нэри.       — Король льда, — выложив новую карту на стол и окружив ее еще тремя, загадочно возвещает ведьма. — С этим отношений не было, — сухо комментирует этот расклад Риш и добавляет: — да, везет тебе на ледяных мужиков, милая.       — Ну и что мне с этим поделать?       Нэри пожимает плечами, вновь переворачивая отработанные карты, и просто выпрямляется в кресле, не желая ощущать прикосновения Даррэна, пока молча стоящего за спиной. Потому что будоражит, и сознание плывет, вызывая предвкушающую дрожь по телу, и сила вейлы готова вырваться из-под контроля лишь от того, что он просто стоит за спиной, от древесных ноток его аромата.       — Давай про будущее уже, я тут от любопытства скоро сдохну, — напоминает о себе Эллохар и, склонившись к уху Нэриссы, негромко протягивает: — Тебе ведь тоже интересно, прелесть моя? — чувствуя как она напряжена, интересуется магистр Смерти.       И мысленно досадует на то, что Нэри выпрямилась, и он теперь не может хоть как-то заглушить свой голод по ней, хотя бы касаясь пальцами обнаженных плеч. «Чудесное платье, а какой любопытный фасон» — отмечает Даррэн, с высоты своего роста заглядывая в довольно закрытое декольте.       — Да как-то не очень, — безразлично откликается Нэрисса и обращает все свое внимание на карты, благодаря Бездну, Хаоса, и Мейлин, что так вовремя провела для нее обряд Отпущения и снарядила амулетами-ограничителями. — Ну что, я снова сдвигаю колоду?       — Давай, — Риш, сдвинув отработанные раскладом карты, вновь тасует колоду, а затем протягивает Нэриссе. — Подумай о тех мужиках, о которых хочешь знать.       — Ой, да ладно, он у меня один всего, и уже замуж зовет, Риш, чего тут думать, — смеется она, радостно отмечая, что вейла внутри почти заткнулась. «Так-то, милая», — довольно ухмыляется Нэри, и Эллохар, все это время напряженно стоявший за ее спиной, издевательски хмыкает.       — Ург орочий чешуйчатому, а не тебя в жены, так этому выблевку драконьему и передай, — несколько жестче, чем ему хотелось бы, выговаривает Даррэн, желая пойти и прибить кого-нибудь побыстрей.       «Просто разорву к Бездне! «Надо поторопить драконий визит вежливости, чтоб их нахессы пожрали!», — рычит в груди демон, и Эллохар едва сдерживает ярость, стараясь ничем не выдать того, насколько ему плохо от подобных, крайне настораживающих, известий.       — Конечно-конечно, — сладко пропевает Нэри, но Даррэн слышит лишь не особо завуалированное «Иди в Бездну!». Сорванный, полный оглушающей ревности вздох сдержать невыносимо трудно, и он, нацепив на лицо крайне ехидную усмешку, нагло откликается:       — Так и быть, прелесть моя, скажу ему при встрече сам. Повторю, раз его склероз мучает, — обещает магистр Смерти, понимая, что подобный ход событий будет наилучшим. Но тут Нэрисса запрокидывает голову, пронзая его грозным взглядом темно-синих глаз, и он тонет в них, совершенно не желая сопротивляться. Все мысли, кроме одной, испаряются из головы, маска надменности сползает с лица, а губы против воли изгибаются в мягкой улыбке. «Моя», — рычит внутри странно присмиревший демон, но рык этот больше не грозный, скорее мурлычаще-мягкий, заставляет Эллохара несколько удивленно вздернуть бровь. «Это еще что такое?», — немного не понимая своих ощущений, спрашивает он себя, но Нэри уже опускает голову, и он раздосадовано прикрывает глаза.       — Мы уже это обсуждали, Рэн.       Нэрисса устало выдыхает, отчаянно желая закатить глаза, и вновь отдает все свое внимание Риш и ее картам, сдвигая часть колоды. На этот раз ведьма укладывает ее на стол, совершенно не касаясь руками, и Нэри удивленно приподнимает бровь, с интересом наблюдая, что же будет дальше.       — Итак, молодцы, становитесь в ряд, — начинает ведьма, простирая ладонь над картами, и у Нэри закрадывается нехорошее предчувствие, — про будущее поведайте, про любовь самую сильную, про разочарование самое горькое, про боль, про предательство, покажите и расскажите, что дальше будет, — с хитрой, совершенно демонической ухмылкой протягивает Риш, явно используя ведьмовскую магию ворожбы.       — Риш! — зло и даже немного испуганно восклицает девушка, прекрасно зная, что если ворожбу начать, то ее уже не остановить. — Вот, ведьма, Тьмы на тебя нет, — обреченно шепчет Нэри, отчаянно надеясь, что сейчас что-нибудь заколодит, и карты просто не отзовутся.       — Воро-воро-воро-ворожи, ты, волшебная колода, обо всем мне расскажи, — мстительно пропевает Благодать и с крайне лукавым выражением на лице во все глаза следит за движущимися по столу картами.       — Ну, Риш, — изумленно протягивает Эллохар и, приподняв брови, подозрительно уставляется на сестру, — Не ожидал. Подлянку тебе устроили, радость моя, — чуть хмурится Даррэн, обращаясь к Нэриссе. «Вот сейчас и узнаем все», — как-то мрачно думает демон, вглядываясь в карты на столе.       — О-па, а мужиков-то двое! — довольно скалится ведьма, когда две карты становятся во главе своих раскладов. — Так, посмотрим… Выбор у тебя, — она указывает на карту с изображением крыла и на соседнюю, с пламенем. — Один воздухом помечен, характер пусть и переменчивый, но легкий и отходчивый. Решительный, верный мужчина, — поясняет ведьма, и Нэри кивает, соглашаясь с ее словами. — Второй помечен пламенем. Темный лорд, возможно, демон. Характер не сахар, жесткий и непримиримый, властолюбивый, вспыльчивый, в общем, не подарочек, — сочувствующий взгляд Риш, направленный на Нэри, заставляет Даррэна недовольно сузить глаза и вновь подозрительно уставится на сестру. «Да, превосходная характеристика, сестренка. Дракону все лавры, а меня в дерьмо по самые уши», — взбешенно думает магистр Смерти и, когда сестра на мгновение кидает на него крайне хитрый взгляд, понимает, что она сделала это специально. — Ты разочарована в любви, — вдруг тихо проговаривает Риш, внимательно вглядываясь в Нэри, и она кивает, соглашаясь с утверждением ведьмы.       — Под яркой оберткой оказалась вовсе не конфетка… — саркастично ухмыляется Нэрисса и, пожав плечами, просит: — Дальше, Благодать, ты про будущее давай, раз наворожила, мое прошлое мне известно.       — Хорошо, начнем с первого, — понимая, что она не желает развивать эту тему, ведьма делает жест рукой, и карты вновь начинают движение по столу, — этот мужчина уже сейчас есть в твоей жизни, ниточка вашей связи тянется из прошлого, причем не близкого. И пусть ты тянешься к нему, всем сердцем и душой жаждешь полюбить именно его, но доверия у тебя к нему нет. Как, впрочем, и ко второму, — бросив на другой столбец карт внимательный взгляд, добавляет она. — Но если первому ты не задумываясь отдашь все сердце и душу, — вдруг начинает Риш крайне странным тоном, — то от второго будешь бежать настолько далеко, насколько это возможно.       — А давай на этой ноте мы и закончим? — просит Нэрисса, понимая, что еще чуть-чуть, и всем здесь станет известно о ее столь неудобной и совершенно никому ненужной привязанности к тому, кто застыл изваянием за ее спиной. — Либо оглашай только о первом претенденте, он все же ближе к развивающейся действительности, — жестко требует она, кидая на Благодать крайне суровый взгляд.       — Ладно, — тяжко вздохнув, не особо довольно кивает ведьма, — но потом мы с тобой еще поговорим, поняла? — и увидев совершенно серьезный кивок Нэри, отвечает ей не менее суровым взглядом. — Нет у тебя любви к нему. У него к тебе есть, а вот ты, как ни стараешься, пока полюбить не можешь. А хочешь, — криво усмехается она. — Да вот только будущего я вашего пока не вижу, а значит про то, что он ближе, ты лжешь.       — Недоговариваю, — поправляет Нэри, зная, что пока действительно ничего не решила по поводу Рагдара. Но, возможно, в скором времени все решится само.       — Этот, — указав на первого, говорит Риш, — делает тебя счастливой сейчас, но выбери ты его, и никогда не познаешь истинной любви, — она тыкает острым коготком в последнюю, вылезшую из колоды, карту. — Второй. К нему тоже любви нет, — странно глянув на Нэриссу, произносит ведьма, — но только потому, что этого не хочешь ты. И пусть в определенной степени он близок тебе, ты стараешься быть как можно дальше от него. Жизнь доверишь, не задумываясь, а вот сердце свое — никогда. Ниточка ваша сквозь время тянется намного дальше, чем с первым, но тот ближе, как мужчина, чем второй. И если с первым ниточка тонка, как волосок, то со вторым — крепленый сталью канат. Первый пусть и не позволит испытать счастья взаимной любви, но и боли не причинит, а вот второй, — и когда последняя карта расклада выползает из колоды, ведьма запинается, — приведет тебя к смерти… — кинув встревоженный взгляд на помрачневшего брата, Благодать с трудом справляется с голосом.       — Очевидно, мне пора подумать о составлении завещания?       Нэри меланхолично смотрит на расклад, чувствуя волну полного безразличия, затапливающего сердце. Не о том ли говорил Рэн из иной ветки реальности? Именно об этом. Но страх все равно стылой ладонью мертвеца сжимает душу. В этот момент приходит осознание чертовски сильного желания жить, а не стоять в красивой черного хрусталя резной урне на полке родового склепа Блэков.       — Эх, лень мне очередь наследования расписывать, слишком долго и муторно, — беззаботно улыбается она и запрокидывает голову, глядя на мрачно-задумчивого Эллохара, скорбной тенью предвестника гибели нависшего за спиной. — Рэн, а давай я тебе все отпишу, а? Ты главное оффшоры не закрывай сразу и за счетами липовыми в человеческих королевствах следи внимательней, за вкладами в Западном Королевстве свои присмотрят…       Нэрисса действительно призадумывается, что делать с делами, лавками, вкладами и предоставленной нанимателям арендой, а самое главное с производствами, оформленными на подставных лиц…       — Нет, знаете, я передумала умирать, — уверенно заявляет она, задумчиво похмыкав над тем, сколько дел и документов придется передавать в загребущие лапки Эллохара.       А взгляд демона тем временем становится все более опасным, наливается темнотой, а глаза подозрительно прищуриваются…       — Это про какие липовые счета в человеческих королевствах ты говоришь? И что там с оффшорами, радость моя?       Острое, замешанное на злости любопытство отменно чувствуется в нарочито медленно, спокойно протянутых Даррэном словах. И когда тот резко разворачивает ее кресло к себе, упираясь ладонью в спинку над ее плечом, Нэри просто растягивает губы с глупенькой улыбочке не отличающейся наличием мозга особи женского пола.       — Ну, ты же сам учил меня дела вести, правильно? А свести меня с придворным казначеем Ада, по моему мнению, вообще было замечательным решением с твоей стороны…       Милая, совершенно бесподобная улыбочка Нэриссы на фоне подобных данных, озвученных легко и весьма уверенно… Это действительно вызывает чувство стойкой гордости у магистра Смерти, подспудно заставляя весело усмехнуться. «Незаконная предпринимательская деятельность, подставные счета, оффшоры… и все это за моей спиной, так чтобы я не заметил перемещений сумм между счетами и предприятиями, чтобы казначей Блэков не забил тревогу…», — стремительно проносится в его голове, и он растягивает губы в предвкушающей широкой улыбке.       — И насколько все серьезно? — пребывая в крайней степени любопытства, Эллохар склоняется чуть ниже. Нависает над Нэри и замечает, как проскальзывает в ее глазах хитрость, граничащая с коварством, истинно гномьим коварством прирожденного дельца.       — Убытков не несет, уже хорошо, не правда ли? — вопросом на вопрос отвечает Нэрисса.       Чем только подтверждает пословицу, говорящую о том, что общение с гномами либо разденет до нитки, либо озолотит. Но правды — ни слова, и Даррэн, сделав пометку на будущее, решает взглянуть на дела территорий Блэков поближе. Со всей основательностью изучить, не упустив ни циферки.       — А прибыль? — уже более серьезно спрашивает он.       Но Нэри, хитро улыбнувшись, выскальзывает из-под его руки, все так же упирающейся в спинку кресла, и, более не снедаемая мыслями о скором отходе в мир иной, сбегает по ступеням.       Теперь ее больше заботит, сможет ли добраться Эллохар до информации по счетам в Императорском Банке, Златоподгорном Золотохранилище дроу, и насколько большой спектр проблем в связи с самовольной финансовой деятельностью ее ожидает в дальнейшем. «Главное, чтобы не прикрыл меня в Хайранаре и ДарЭмейне», — сосредоточенно раздумывает над делами насущными Нэри, уже зная, с кем связаться и на кого переоформить самые доходные предприятия. Но додумать план действий, как и дойти до ближайшего из костров, не представляется возможным — Эллохар нагоняет со стремительной неотвратимостью гонящегося за жертвой хищника, и Нэрисса, едва ли не кожей ощущая его взгляд, медленно перетекающий с затылка и ниже, недовольно вздыхает и, упрямо сложив руки на груди, резко разворачивается к нарушителю ее уединения.       — Ну? — решает пойти в наступление первой она. — А если я в кустики шла, посозерцать красоты природы и о вечном подумать? Что, ломанулся бы следом, подол платья придержать?       Наблюдать великолепнейшую картину того, как сначала в откровенном шоке распахиваются глаза магистра, а затем ехидно прищуриваются, и он насмешливо фыркает, посмеиваясь, Нэри действительно было очень приятно.       — Знаешь, то, как ты резво устремилась подальше, скорее напоминает побег, нежели природный зов к уединению, — сделав еще один шаг навстречу Нэриссе, магистр Смерти растягивает губы в коварной усмешке. — И сколько бы ты там сидела, изображая потуги к созерцанию прекрасного? До утра, в надежде на нежданный приступ склероза?       — Я в любом случае не выдам тебе все свои активы, а уж пассивы тем более, — с ехидцей, отчетливо сквозящей в голосе, Нэри чуть отступает в сторону, замечая две фигурки в платьях, что при детальном рассмотрении оказываются Верховной и Риш. — А вот и группа поддержки прибыла, — Даррэн, коротко оглянувшись, усмехается, вновь обращая на нее взор, на что она патетично заявляет: — И если необходимость присутствия Риш я еще понимаю, она в пытках и допросах спец и подсобить сможет, то Василена здесь зачем? Это как злой дознаватель и добрый дознаватель? Особые эротические игры для тех, кому за сотню? — ее заметно несет, самогон развязывает язык и очевидно говорит за нее, но Нэриссе уже плевать. — С другой стороны, инцест дело семейное, замужние дамы тоже могут удивить, а, я пожалуй, как индивид самки, опыта не имеющий, понаблюдаю в сторонке...       Но и новая попытка заговорить Эллохара и ретироваться не удается. В последний момент, когда Нэри уже делает осторожный шажочек назад, сильные пальцы аккуратно перехватывают запястье. Даррэн дергает ее на себя и, когда она упирается носом ему в грудь, негромко шепчет, шевеля дыханием волосы на макушке:       — Куда? Я тебя не отпускал.       Его вторая рука уверенно проскальзывает на талию, возвращая утерянную вследствие резких перемещений в пространстве устойчивость, лишая последнего островка безопасности между телами. Нэрисса, ощутив, как идет кругом голова, старательно убеждает себя, что это влияние выпитого, а никак не прикосновений и запаха Рэна, с удобством устроившего ее в объятиях.       — Осторожней надо быть, радость моя, так и упасть недолго.       — Ой, правда? — ощущая, как отключаются последние мозги, удивленно восклицает Нэри, запрокидывая голову и вглядываясь в серые глаза, с насмешливой теплотой глядящие в ответ. — А можно я упаду здесь недалеко где-нибудь? А то мне действительно неудобно, да и не особо нравится, — с удивительной честностью, свойственной только нетрезвым, признается она тихо и, уткнув взгляд прямо перед собой, в поблескивающие пуговицы его рубашки, ожидает вердикта.       Осознание, насколько сильно она выдает себя подобными фразами, приходит несколько позже, но сказанного не воротишь, а магистр молчит подозрительно долго, что заставляет ощутимо занервничать.       — Нервирует? — неожиданно хрипло интересуется Эллохар.       Что-то такое проскальзывает в его голосе, что Нэри невольно вскидывает голову, встречаясь взглядом с выжидательно помалкивающим Даррэном. На лице ровным счетом никаких эмоций, все та же легкая улыбка, и она замирает взглядом на его губах, опасаясь поднять взгляд выше, а когда поднимает, понимает, что попала. Острый взгляд пронзает насквозь, препарируя мысли и чувства, словно выворачивает наизнанку, заставляя гулко сглотнуть. Попытка отстраниться сразу же признается провальной — обманчиво мягко удерживающая за талию ладонь ощутимо напрягается, стальной хваткой вцепляясь в тело, и Нэри рвано выдыхает, не издавая не звука.       — И что же именно тебе не нравится, ммм? — тихо выдыхает Эллохар.       Нэрисса замирает, но ответа магистр не получает — приблизившиеся Благодать с Василеной вынуждают его разомкнуть объятия. А Нэри с явным облегчением вздыхает, отступая на шаг, но, что удивительно, не сбегает, и ему лишь остается следить за тем, как она чуть отворачивается в сторону, глядя на сияющий голубым светом портал. Взгляд темных глаз кажется рассредоточенным, и то, как поникли плечи, наводит на малоприятные мысли. «Никто не обещал, что будет просто», — утешительно бормочет голос в подсознании, и Даррэн, не отрывающий задумчивого взгляда от засмотревшейся на переход Нэри, не сразу слышит, что к нему обращаются.       — Рэн, скажи на милость, ты тоже успел набраться? — возмущенно тоном привлекает к себе внимание сестра.       Эллохар с сожалением отрывает взгляд от девичьей фигурки, предательски уязвимо обхватившей себя за плечи. Что-то сжимается внутри, очень уж напоминающее сожаление, и магистр коротко глянув в сторону Нэриссы, окутывает ее согревающими чарами. На подобное действие она, вздрогнув, оборачивается, награждая теплой, удивительно мягкой, словно и не было неприятного для нее разговора несколькими минутами ранее, улыбкой, и одними губами прошептав «спасибо», переводит взгляд на пристально наблюдающую за их общением Василену.       — Еще нет, но я стремлюсь, — издевательски хмыкает на предположение сестрички магистр, и, заметив, что Нэри продолжает задумчиво поглядывать в сторону портала, скрывает понимающую усмешку в уголках губ. — Все же решилась?       — На фоне фаталистичных раскладов Риш, встреча с Оракулом более не представляется такой пугающей, — пожимает плечами она и, оглядев честную компанию, собравшуюся для очередных болтологических дел, принимает решение. — Эх, была, не была! Удачи можете не желать, ничего хорошего от подобных свиданий я не жду и на обещание счастья неземного не рассчитываю, — и разведя руками, медленным шагом устремляется к свечению перехода под встревоженными взглядами Рэна и Риш.       — Зачем же так переживать? — мягко пропевает Василена, переводя внимание на себя.       Но Даррэн продолжает провожать Нэри взглядом, не обращая никакого внимания на Верховную. Негромко фыркает на слова ведьмы Благодать, и лишь тогда Эллохар переводит полный подозрительности взгляд на черную ведьму.       — Нэрисса девочка взрослая, сама за себя ответственная, решения за себя принимать умеющая. Что бы она ни увидела, это всего лишь возможный вариант развития событий, не более.       — Сама-то своим словам веришь, Василена? — неожиданно резко обращается к ведьме Риш.       Подозрительность во взгляде Эллохара растет, а бровь вопросительно изгибается в ожидании пояснений причин нежданного конфликта. Но женщины одаривают его улыбками: Василена мягкой и чуть лукавой, Риш неприятной и жесткой, и магистр Смерти принимает достойное каждого умудренного опытом в общении с женщинами мужчины решение промолчать, дабы не огрести от обеих ведьм сразу.

      ***

      Первый шаг в голубое, слепящее свечение портала дается с неимоверным трудом. Нэрисса ощущает, как напрягается каждая мышца в теле в ожидании чего-то доселе неизвестного, и чего уж таить, неприятного. Опасения не развеивает и невиданной красоты хрустальный мост, что раскинулся над безбрежной, затянутой облаками пустотой, ни восхищающий великолепием храм, мерцающий в бликах рассветного солнца сотнями огней. «А у нас ночь», — проскальзывает меланхоличная мыслишка в голове.       Нэри, ступив на прозрачную, словно из тончайшего льда дорожку, медленно преодолевает путь к вместилищу высшего разума, задумчиво озираясь по сторонам. Вокруг, в кристально чистом воздухе, проплывают небольшие облачка, и она даже рискует потрогать одно — чуть влажное, в нем мигом исчезает рука, прорывая плотное белое марево, и тут же показывается с другой стороны. Подобная, почти детская, шалость вызывает слабую улыбку на губах. Нэрисса, отпускает облапанного страдальца и дальше плыть по своим делам, щурится на солнце и ступет на первую ступеньку длинной, скрывающейся в тумане лестницы.       Круглые купола изящных, украшенных резными элементами башенок устремляются в розоватую высь, расцвеченную робкими лучами солнца, словно паутиной, обвешанные облаками. Красота и невероятная умиротворенность места захватывают, хотя Нэри и может поспорить, что для нее самым дорогим сердцу видом были и остаются пески родных миров Хаоса. Первые десять ступеней преодолеваются быстро, но взгляд вперед дает понять, что подъем будет непростым. Висящий будто бы в пустоте междумирья храм не приближается ни на шаг, сколько бы ступеней не отсчитала Нэрисса, и задумчивость сменяется обострившейся и вздернувшей нос подозрительностью. Первая попытка пробежаться по ступеням не дает ничего, вторая заставляет занервничать, а третья все так же не приближает ни на шаг к заветной цели. Резко развернувшись и глянув назад, Нэри с неприятным удивлением обнаруживает, что и уйти, в случае чего, не получится — мост скрылся в тумане, а голубоватое свечение портала и вовсе исчезло из зоны видимости.       — И что дальше? — разведя руками, спрашивает у пустоты Нэри, не совсем понимая, что от нее требуется и в какие игры играет заскучавшая высшая сущность.       Не рискуя садиться на ступени, мало ли, засосет куда, а потом и выбираться неизвестно как, она поднимается еще на десяток и, досадливо отметив столь же далекое расположение храма, раздраженно закатывает глаза. Еще парочку она перепрыгивает, радостно наслаждаясь физическими нагрузками, как в голове, словно пощекотав перышком, раздается негромкий голос, будто бы проникающий в каждую клеточку, лишающий воли:       — Ты не войдешь во врата, пока не будешь готова принять истину предназначенного тебе в любом из ее проявлений, — эхо, несмотря на то, что голос звучит в мыслях, будто бы множится в гулкой тишине, заставляя вздрогнуть и, замерев на мгновение, нервно оглянуться.       — А если я никогда не буду готова? Ведь, что бы я ни увидела, это лишь возможная вероятность, не так ли?       Разговор с голосом в собственной голове заставляет не только весело фыркнуть, но и задуматься о визите к особому специалисту. «Шиза нынче дорогое удовольствие», — думается ей, когда она прикидывает ценник хорошего менталиста.       — Так… или же нет, это мне неизвестно, я всего лишь проводник, не более, — туманно откликается Оракул, но правильный ответ, видимо, засчитывает — храм словно выпрыгивает на нее, одним мигом приближаясь, и до ворот остается всего пара десятков ступеней. — Этот путь, путь сомнений и надежды, путь ожиданий и опасений, каждый должен пройти сам. Готова ли ты получить ответы и принять их, какими бы они ни были?       Бестелесный голос неожиданно наполняется силой, звучит почти угрожающе, и нервное напряжение сковывает, а мысли, метавшиеся в голове, испаряются, оставляя после себя звенящую пустоту. Оракул дает время на раздумья, не торопит, и Нэрисса замирает, пытаясь понять, так ли она хочет видеть собственное будущее, по сути, являющееся отложенными последствиями собственных же решений. Но мысль, что решения она принимала сама, хоть и не всего в здравом уме и трезвой памяти, странным образом успокаивает.       — Готова, — уверенно отвечает она, и голос тысячей звонких отражений наполняет затянутое утренним туманом, пронзенное восходящим солнцем пространство.       Белесое марево, стелющееся по ступеням, сдувает ветром, и Нэри, быстро шагая, преодолевает последнее препятствие на пути к истине. Путь ожидаемо оканчивается на сравнительно небольшой площадке, шагов в тридцать по длине, и столько же в ширину, и Нэри, замерев в паре метров от высоких, повыше демона в трансформации, дверей, переводит дух перед прыжком в Бездну собственных ошибок.       Двери, высокие, массивные, выточенные из цельного куска камня, распахиваются неожиданно, почти пугающе бесшумно. Медленно расходятся по сторонам, открывая темное, наполненное неестественным мраком нутро храма, и замирают, приглашая войти. Даже ветер, легкий и теплый, стихает за спиной, солнечный свет растворяется, словно черный провал дверного проема поглощает его лучи. И только маленькая искорка, вдруг вспыхнувшая в непроглядной темени далеко впереди, является единственным для нее ориентиром.       Подспудное чувство страха, поднявшееся в душе, Нэри давит волевым усилием и сжатием ладоней в кулаки и, задержав дыхание, будто это что-то даст, уверенно шагает во тьму. Медленная, осторожная поступь отдается гулким, натягивающим нервы эхом и, когда сзади раздается глухой щелчок, она даже не оборачивается: и так понятно, что пока она не пройдет весь путь до конца, ее никто не выпустит. Тем временем темнота, кажется, рассеивается, и Нэрисса даже умудряется рассмотреть стены длинного, широкого коридора, украшенные причудливыми барельефами. Но как только переводит взгляд, тьма все так же обступает со всех сторон, набрасываясь на нее с новой силой, словно становясь гуще. Приходится замирать и промаргиваться, чтобы вновь привыкнуть к отсутствию какого-либо света. Но искорка, с каждым шагом растущая, приближающаяся, помигивающая в темной дали анфилады, манит, влечет к себе, зовет пением сирен, и Нэрисса с запоздалым ужасом, сковывающим льдом в груди, понимает, что даже ментальная защита, установленная Эллохаром, слабо работает против подобного воздействия. Но деваться некуда, и она продолжает брести вперед, стараясь ускориться, но светлячок впереди не приближается быстрее, даже когда она переходит на бег. «Еще одно испытание-проверка?», — мелькает разумная мыслишка во все еще затуманенном алкоголем мозге, и Нэри, остановившись, раздумывает, что же не дает ей приблизиться к ответам.       — Ты действительно готова принять истину, но в этом нет твоего искреннего желания… — голос Оракула, раздавшийся в голове, звучит не укоряюще, скорее сожалеюще, и Нэри, со вздохом кивнув, принимает слова высшей сущности, обладающей непостижимой для нее мудростью.       Звездочка, такая привычная за время пребывания в храме, ставшая целью, угасает, будто удаляется от нее, и Нэрисса с удивлением понимает, что испытывает сожаление. Да, в присутствии здесь действительно нет ее искреннего желания, она, и правда, привыкла считать знание о будущем лживой игрой в желания, ожидания и возможности. Но то чувство утраты, едва ли не паника, сжавшее нутро, стоит искорке начать растворяться, говорит о многом, и Нэри просто продолжает идти вперед, в надежде, что все-таки получит ответы на свои вопросы.       — Ты же хочешь знать, что ожидает тебя? — искушающе протягивает голос, истаивая под конец, но вновь набирает силу. — Нет, ты не из тех, кто ищет истины предназначения для себя… Это забавно, милое дитя… темная, что заботится о других, вопреки характеру и воспитанию… Ты же знаешь, что получишь знание, касающееся только твоего будущего? — теперь в голосе Оракула звучит легкая насмешка, и Нэри, усмехнувшись словам сущности и правде, содержащейся в них, молча склоняет голову, подтверждая слова говорящего.       А светлячок впереди разгорается сильнее, дрожит, крутится, описывает круги, медленно приближаясь к ней, и Нэри облегченно вздыхает. Единственный источник света замирает в десятке шагов от нее, дрожит, словно задуваемый ветром, и Нэрисса неторопливо, наблюдая за дергаными движениями огонька, на проверку оказавшегося клубочком синего пламени, подходит ближе. Но огонек не дается в руки, увиливает, и она со странным весельем наблюдает за его танцем. Наступает на него, негромко посмеиваясь забавным движениям искорки, совершенно забывая о времени, как гулкую тишину вновь взрезает Оракул:       — Я могу показать тебе не только твое будущее, но и того, кто живет в твоем сердце… То, что предназначено вам обоим, твой выбор и его последствия…       И Нэрисса, замерев и прислушиваясь к словам, резко выкидывает руку вперед, перехватывая беснующийся огонек в полете, сжимает теплое трепещущее нечто в ладони, а мир вокруг расцвечивается мириадами вспышек…       — Твой выбор… — эхом гремит голос, и нет никакой возможности понять, мужчина говорит или женщина. Слова разбиваются на сотни отражений, гудят под сводами высокого потолка, оглушая, дезориентируя.       Но картинка, разворачивающаяся перед глазами, расцветающая красками и наполняющаяся звуками, завораживает, увлекает, и Нэрисса замирает, вглядывается, не желая упустить ни мгновения. Невиданных размеров вересковое поле, раскинувшееся дальше, чем достигает взгляд, серовато-зеленое из-за виднеющихся то тут, то там, скалистых уступов, кажется очень знакомым, но память отказывается подчиняться, не дает подсказок. Нэрисса негромко вздыхает и замирает, когда вдали, у самых скал, появляется небольшая группа. Высокого мужчину она узнает по знакомым багряным всполохам волос, и от этого болезненно сжимается сердце. Девушка, невысокая, хрупкая, ведет аловолосую малышку за руку, и та, что-то весело щебеча, бодро переставляет ножки, поспевая за матерью. Бельтэйр идет следом, подхватывает задорно смеющегося мальчишку на руки, что-то деланно серьезно выговаривает ему, но почти сразу усаживает на шею, придерживая за руки. Мальчик сверкает клыкастой драконьей улыбкой, и янтарь глаз весело переливается в лучах полуденного солнца. Пара десятков шагов, и мальчик, явно насмотревшись на младшую сестру, просится вниз. Дракон, негромко рассмеявшись, отпускает малыша, и тот сразу же сбегает, кидаясь вдогонку сестре. А Бельтэйр, расстелив большое серебристое покрывало, подхватывает отражение Нэри на руки, и с невероятной бережностью в движениях и полыхающей нежной страстью во взоре, опускает ее на мягкий мех. Нависает, срывает мягкий поцелуй с ее губ и, устроившись рядом, вытаскивает большую плетеную корзину, устраивая ее с краю импровизированного стола. Обнимает ту Нэриссу со спины, привлекая к себе, что-то тихо шепчет в ухо с коварной улыбкой на губах и заворожено замирает, стоит ей обернуться — медленно поднимает руку, обхватывая лицо, проходится большим пальцем по нижней губе, и глаза дракона стремительно темнеют, обращая солнечный янтарь в мерцающий оникс.       — Люблю тебя… — жарко шепчет Рагдар, вглядывается в полыхнувшие сиреневатым глаза любимой, мягко приподнимает ее вспыхнувшее лицо за подбородок. — Больше жизни… — голос опускается до чувственной хрипотцы, и дракон накрывает губы супруги жадным, полным чувственного голода поцелуем. И та Нэрисса с тихим стоном прогибается в его руках, льнет к широкой груди, запутываясь пальцами в волосах.       А вокруг шумит ветром в листве вересковое поле, с громкими воплями и смехом носятся дети, солнце выступает из-за туч, поблескивая на гранях сломов скалы…       И сердце Нэри, наблюдающей за разворачивающимися перед ней событиями, наполняется щемящим умиротворением с нотками легкой грусти. Душа рвется в клочья, затапливая кровью грудину, рваный ритм сердца стрекочет в ушах, и горькое сожаление оседает хиной на кончике языка.       — Тебе больно, дитя… — озвучивает очевидное Оракул. — Значит, твой выбор сделан, и этим детям не суждено родиться… — голос предсказателя звучит пусть и сочувствующе, но безразлично, он просто констатирует факт. — Отпусти эту боль, утешь свое сердце… ты никогда не смогла бы отдать всю себя этому мужчине, тебе предназначен другой, и он ждет тебя впереди…       — Я была бы счастлива с ним, пусть, не как вейла, но как женщина… — она всего лишь озвучивает то, что чувствует там, внутри, с дрожью осознавая, что счастливо играющие на покрывале под любящими взорами родителей малыши никогда не увидят восхитительного мира вокруг. «Никогда не родятся…» — мечется мысль в ее голове, затапливая слезами душу, превращая ее в выгоревшую пустыню. И Нэри понимает — теперь с каждым взглядом на Рагдара она будет видеть этих детей — с золотом глаз, багрянцем волос, хитрыми улыбками, счастливо бегающих по полю…       — Была бы… ох уж это «бы»…       Оракул замолкает на несколько минут, позволяя ей напоследок полюбоваться мирным видением обеда в кругу семьи, которому не суждено сбыться. А после картинка начинает вспыхивать искорками: сначала вдалеке, по краям, а после они поглощают и пару с детьми, отзываясь глухим, выбивающим дух из тела, ударом в груди. Ее вновь охватывает непроглядная тьма, пустая, как и она сама, и Нэри судорожно переводит дух, в попытке успокоить колотящееся о ребра сердце. Но искорка в руке ярко вспыхивает сквозь сжатые пальцы, не обжигая, но ощутимо нагреваясь, словно в нетерпении, заставляет разжать стиснутую ладонь, отпустить огонек. И голубая капелька взмывает, растет, ширится, отвоевывая все больше тьмы, расцвечивая ее язычками до боли знакомого пламени, разъедая мрак, пробегает по стенам и потолку, изгибается, складываясь в фигуры…       Пламя отступает, а перед глазами знакомый изумрудный газон, и увитая цветами беседка, и поднос на столике в ней, уставленный тарелками и блюдами с едой, чайником, накрытым черной кружевной по краям салфеткой. И двое, сидящие рядом — она сама, в мягком объятии Даррэна, ладонь которого лежит на ее округлом, заметном даже под свободным платьем животе. Магистр Смерти лениво просматривает документы, в стопке лежащие на столике рядом, отражение Нэриссы, прикрыв глаза, наслаждается трепетными поглаживаниями ладони.       — Пинается.       По губам Эллохара пробегает удивительно довольная улыбка, и он, замерев, прижимает ладонь плотнее, желая ощутить движения ребенка четче. Откладывает документы, перетягивает жену к себе на колени, удобно устраивая в кольце рук, и переводит взгляд в другой конец сада, где светловолосый сероглазый мальчик с сосредоточенным выражением на лице складывает замок из кубиков. Последний элемент строения с филигранной точностью устанавливается на место, и малыш, сверкнув клыкастой улыбкой, поднимается, чтобы, опрокинув конструкцию, начать строить заново.       — Моя печень уже не очень рада, если откровенно, — наблюдая за сыном, проговаривает та Нэрисса и чуть морщится, когда очередной пинок приходится на ребра.       — Недолго осталось, — успокаивающе поглаживая округлый живот, проговаривает магистр Смерти, — бабушка хочет взять детишек на неделю, считает, что тебе нужно передохнуть и успокоиться перед родами.       — Я и так спокойна, как упокоенное умертвие, и даже перестала есть всякое разное, Рэн, — чуть недовольно откликается она, но, в противовес интонациям голоса, расслабленно опускает голову ему на плечо.       — Люблю тебя, — мягко изогнув губы в улыбке, магистр склоняется к Нэри и захватывает ее губы медленным, чувственным поцелуем.       Малыш же, кинув взгляд на родителей, закатывает глаза, видимо, понимая, что те снова увлеклись друг другом надолго и точно не помогут в собирании кубиков, как вокруг него расцветают огненные синие фигурки: зайчики, лисята, крылатые котята, ежики. Все они собирают рассыпавшиеся в процессе разрушения замка кубики, складывая их в пирамиду, и мальчишка, удобно устроившись в траве под теплым летним солнцем, внимательно следит серыми глазенками за действиями зверюшек, совершенно точно прикидывая, что будет строить следующим. Но оклик мамы отвлекает от важного и такого интересного занятия, и мальчик, махнув рукой пламенеющим зверькам, оставляет кубики в траве, устремляясь на самый родной во всех мирах голос. И сильные руки с большими ладонями подхватывают, усаживая на колени, папа перехватывает ладошки малыша, по которым проскальзывает огонь. Судя по смешкам, малышу щекотно, и он начинает ерзать на коленях отца, но ровно до тех пор, пока тот не снимает крышку с тарелки. При виде запеченных ребрышек малыш очень уж хищно улыбается и, хозяйски протянув руку, хватает одно, вонзая в него зубы. А хрипловатый смех Эллохара, позабавленного манерами сына, уже стихает вдали, пламя оплывает, захватывая картинку, плавит ее, и она словно действительно сгорает, скукоживается в огне, растворяется во мраке, ослепляющем глаза.       — Дракон не твой мужчина, дитя, как бы ни хотел им быть, и как бы ты сама этого не желала. А вот демон… — голос сущности наполняется нотками глубокой задумчивости, стихает до негромкого шепота, вибрирующего отголосками по стенам.       И Нэри, вновь и вновь прокручивая сцены увиденного будущего, прикрыв глаза, измождено опускает плечи. Невыразимая печаль трогает сердце, когда перед внутренним взором встают аловолосые детишки из первого видения. И стыд, противный, разъедающий душу стыд, поднимается в груди, потому как малыш из второго видения ближе, роднее, как и мужчина, что является ему отцом. Тепло в груди, светлое, спокойное и манящее в первом случае, сменяется едва ли не демоническим собственничеством во втором. И если душа, жаждущая спокойствия, умиротворенности, отдыха, после бурь последних четырех лет тянется к Рагдару, способному дать ей мирную, не наполненную страданиями и невзгодами жизнь, то сердце, рвущееся в клочья, с каждым новым ударом пробивающее грудную клетку, стремится к другому. К мужчине, от лукавой ухмылки которого предательски замирает сердце и пускается вскачь от одного единственного взгляда, способного видеть насквозь. Судорожный всхлип, неожиданно громкий, раскатами отзывающийся под сводами потолка, пугает, заставляет настороженно замереть, и только после Нэри понимает, что он принадлежит ей.       — Это твое бремя… И его ты пронесешь через всю свою долгую жизнь, вспоминая о маленьких дракончиках лишь перед сном. Эта не такая большая плата за счастье с предназначенной тебе парой, не правда ли?       И теперь Нэри кажется, будто Оракул, не обладающий какими-либо чувствами, свойственными всем живущим, попросту глумится над ее болью. Злость вспыхивает внутри, упрямство, не иначе, как родовое, наступает ей на пятки, и Нэрисса прекращает себя жалеть, встряхивается, яростно уставляясь в кромешную тьму храма.       — А если я не выберу никого? Просто исчезну, растворюсь, оставлю их обоих с их великой любовью ко мне наслаждаться страданиями в одиночестве? Что тогда? Такое ты можешь предположить? Предсказать, что будет в том случае, если не будет меня?       — И такой вариант возможен…       В голосе Оракула мелькает странная игривость, и даже заинтересованность, он более не кажется скучающим, заунывно-пустым. Он словно раздумывает, а показывать ли глупой, но гордой и упрямой девчонке что-либо еще, но искорка, вернувшаяся в ладонь, вновь вспыхивает, взмывая над раскрытой рукой Нэриссы. Она вьется волчком, бьется, словно в путах, и это почему-то вызывает липкий страх, пробежавший по телу, граничащий с паникой. И та все же наступает, когда светлячок, несколько раз мигнув, словно в борьбе с чем-то неизвестным, окрашивается тьмой, пульсирует, разрастается, прекрасно видимый в окружающей темноте. А грани пространства начинают колебаться, подергиваться маревом, будто от жара, и первая картина, явившаяся взору, ужасает до дрожи.       Полыхающая Столица, затянутая черным дымом горящих, надсадно хрипящих зданий. Существа, в основном люди, изломанными куклами лежащие на земле. Брусчатка пешеходной части главного проспекта, по которой, устремляясь вниз, к храму Бездны, холодящей жилы рекой течет кровь. Черные драконы, палящие все на своем пути, оглашающие яростным ревом улицы и улочки, и фигуры в темных плащах, громящие лавки, уносящие порталами стреноженных, словно скот, существ…       — Как тебе? Это лишь одна из возможных вариаций… Самая возможная…       Бездна довольства столь явно звучит в голосе Оракула, что Нэри, замершая, стоит ей увидеть подобное видение, дергается, как от пощечины. Складывается ощущение, что высшая сущность наслаждается не столь произведенным на нее эффектом, сколь тем, что показывает в своих кошмарных видениях. Ужас, крепко замешанный на отвращении, тошнотворной волной поднимается внутри, и Нэри сглатывает горечь, появившуюся на кончике языка. «Я не могу быть причиной всего этого», — упрямо твердит напугано дрожащий голосок в голове, и она отшатывается, когда черно-бурая, сворачивающаяся кровь подступает к носкам туфель. Это видение не в пример реалистичней двух предыдущих, настолько, что металлический запах крови оседает на губах и языке, заставляет сглатывать подступающий к горлу комок, а запах гари неприятно щекочет ноздри. И хриплые, затихающие крики существ оглушают, выбивают дрожь вдоль позвоночника, радуя всем спектром ощущений из реальности.       — Ну же… Тебе нравится?       — И почему мне кажется, что ты просто тонко издеваешься надо мной?       Нэрисса ехидно ухмыляется, когда картинка вновь сменяется, и перед глазами встает разрушенный императорский дворец, зияющий провалами крыш в лучах кроваво-красного заката. Обугленные своды чернеют балками, некогда удерживавшими стеклянные купола главных башен. Сад, восхищавший изобилием цветов, больше напоминает выжженную степь с торчащими стволами выгоревших деревьев. Обрывки защитных плетений дворцовой системы безопасности клочьями паутины свисают с выложенных криолитом стен, тускло мерцая в его слабом сиянии.       — И в чем же причина таких катастрофических разрушений?       — О, это совершенно не важно… Ты ключ и ты замок, дитя рода Блэк. Это так забавно, предрекать то, что может быть стерто щелчком пальцев госпожи Судьбы, одним взмахом ее ресниц… Обожаю распутывать хитросплетения сетей вероятностей миров… Это увлекает, стоит признать.       — И что дальше? Это все, что ты можешь мне показать? — негромко спрашивает она.       Замерев, Нэри стоит, не в силах оторвать взгляда от бушующего драконьего пламени, изливаемого на столицу, яростно фырчащего при соприкосновении с камнем брусчатки, гудящего в слепых, лишенных стекол, окнах зданий, оглушительно рокочущего в укрепленных магией стенах дворца, сопротивляющегося магически усиленной стихии.       — Я могу лишь сказать. И это, к моему вящему сожалению, все. Ты напоминаешь мне одного ищущего, что приходил за истиной не так давно… Но, что для меня время? Возможно, во внешнем мире прошли годы, если не десятилетия…       В голосе Оракула звучит странная, затаенная грусть, отвлекающая от оторопелого созерцания картин разоренного города. Нэрисса, ощутив странное, тягучее сочувствие к высшей сущности, у которой есть лишь долг, но нет никаких прав, уставляется в пространство задумчивым взглядом. Это так напоминает до боли знакомую клетку. Клетку, из которой она бежала четыре года назад, золотые прутья которой обман, сотканный из ее чувств, желания быть любимой, полезной, важной, особенной для одного единственного мужчины, что так неудачно, фатально неудачно выбрало сердце… И на миг, краткий миг она может понять существо, томящееся в стенах величественного, невероятного, прекрасного в своем великолепии хрустального храма где-то в безвременье. Надеющегося, ждущего свободы от оков каждое тягостное, долгое мгновение своего существования, не имеющего право выбора, лишь ожидающего заслуженного конца, смерти, как старого друга.       — Не жалей меня, темное дитя, даже если жалость твоя рождена умением сопереживать. Это, несомненно, приятно, и достойно уважения уже лишь то, что ты не очерствела душой в тех испытаниях, что были ниспосланы тебе извращенцем Предназначением… Я лишь суть переплетения нитей вероятности, одухотворенная суть, способная к скупым чувствам, но все же…       — И каким будет твое последнее предсказание? Обычно ты даешь напутствие каждому пришедшему к тебе за ответами, — тихо проговаривает Нэрисса, и видение разрушенной, сожженной столицы рассеивается, оставляя за собой растворяющиеся клочки тумана и в одночасье охвативший все мрак.       И только искорка, ярче пульсара вспыхнувшая в непроглядной темноте, дарит свет, отзывается чем-то родным, теплым внутри, и Нэри концентрируется на этом чувстве странной привязанности, отодвигая смятение, ужас, боль и обреченность назад. Если уж таково ее будущее, если уж Эллохар, либо война, то выбора нет. «Выбор без выбора», — прокатываются по краю сознания слова дедушки, услышанные в далеком детстве. «Таков удел любого, обладающего силой, властью и могуществом, Нэри. Мы можем сколько угодно терзать себя различными «а если», но на самом деле, в неприглядной истине бытия, права выбора не имеем. И то не давление судьбы над детьми этого мира, нет, то просто данность, которую мы обязаны принять и научиться не только подчиняться ей, но и играть с нею», — продолжает вещать в ее голове Владыка Ада, и Нэри, ожидая ответа Оракула, теперь, по прошествии времени, с имеющимся за плечами опытом, соглашается с ним.       — Твои испытания еще впереди, и только тебе одной решать, пройдешь ты их с честью и поднятой головой, или будешь воспринимать как кару за совершенные ошибки. А ведь и у тебя за душой есть тайны… — из темноты, будто соткавшись из клочков мрака, ступает фигура — высокая, облаченная в просторный черный балахон, в густой тьме которого сияют лишь белые глазницы, расчерченные алыми щелями зрачков.       Существо, не шагая — проплыв над полом несколько метров, замирает в нескольких метрах от Нэриссы. Она с ощущением полной ирреальности и шоком, написанным на лице, застывает, запрокидывая голову, чтобы глянуть под покров капюшона, в попытке разглядеть лицо. Но там клубится мрак, и лишь странные, необычные глаза доступны для изучения.       — Ух ты… — заворожено тянет она, но поднять руку, чтобы коснуться, не пытается.       Во всех писаниях об Оракуле говорится, что сам он является крайне редко, оставаясь во мраке, не показывает лица, лишь говорит с теми, кто приходит нему. И это настолько удивляет, шокирует, изумляет ее, что последние остатки алкоголя мигом выветриваются, оставляя разум кристально трезвым.       — А говорят, ты показываешься только некоторым, тем, кто отмечен самим Предназначением…       — А еще говорят, что я не люблю панибратства и обращения на ты.       В голосе существа плещется веселая ирония, и Нэрисса, вздрогнувшая вначале, немного расслабляется. Голос Оракула кажется знакомым, оказывается бархатисто чувственным, совершенно точно мужским, и вот теперь Нэри одолевает смущение. Она даже ощущает, как кровь приливает к лицу, но не отводит взгляда от скрытого капюшоном лица.       — Занятная ты девица, Нэрисса из рода Блэк. Впрочем, какой ты могла быть, коль выросла под приглядом Арвиэля? Тот тоже совершенно особенный юноша, мне импонирует его стойкость и величественное спокойствие даже в, казалось бы, безвыходных ситуациях.       — Да, дедушка, он такой… — соглашается она, не без присущего любой внучке обожания в голосе.       Факт знакомства деда с Оракулом особого удивления не вызывает: многие сильные мира сего обращались к высшей сущности для того, чтобы разрешить опасные дилеммы, в этом она не видела ничего странного.       — Следуй своему сердцу, не отступай, какой бы сложной, неразрешимой ситуация не казалась, и помни, кровь — то, что роднит нас, самое важное. Суди по сути, не по поступкам, а по сердцу, ты ведаешь, как. Тебе предстоит самая страшная война, с противником хитрым, изворотливым и опасным, что равен тебе, что предугадает каждый твой шаг, каждое слово… этот противник ты сама. И только от тебя самой зависит, обретет ли целостность разделенное на части, и наступит ли мир в тебе самой… Иначе погибнешь, просто растворишься в боли, что будет сжирать тебя день за днем. И если выберешь дракона, и если решишь остаться одна. Выбор без выбора, дитя… Вспомни о том, кто ты есть, и кому тобой точно не полакомиться…       На это Нэрисса ничего не отвечает. Только ледяная дрожь, дрожь осознания, что о ее тайнах, страшных, пугающих, знает кто-то еще, сковывает по рукам и ногам… Но Оракул уже истаивает дымкой, оставляя ее одну. Наедине с собственными опасениями, сожалениями и ужасом, глубинным страхом, ответ на который сквозил в словах Оракула… Болью отзывается что-то внутри, паникой, дребезжанием на грани разрыва, ненавистью, не к высшей сущности, к самой себе. Отвращение приходит последним, и в груди, как реакция на чувства, вызванные предсказанием, и последовавшим далее напутствием, сдвигается что-то… Нечто страшное, опасное, оно тянет изуродованные, сломанные конечности, просит о чем-то, рвется, протягивает липкие, наполненные мраком, крошащиеся костяные обрубки, покрытые шрамами и незаживающими гноящимися язвами, пробуждается ото сна, обещая муки, страдания, нестерпимую боль, сводящую с ума… Собственный хрип, задушенный, надсадный, приглушенно звучит в ушах, отдаваясь ноющей болью в висках, и только искорка, мигнувшая и подплывшая к ладони, опускается в подставленные ковшиком руки, рассыпается сотнями тысяч искорок, впитывается в кожу, даря утешающее тепло, подсказывая путь. Нэрисса разворачивается, уже зная, куда идти, но светлячок тянет обратно, и она без каких либо сомнений подчиняется. Медленно проходит по коридору, опустошенная, потерянная, но не сломленная открывшейся истиной. Только пальцы сжимаются в кулаки, в горле саднит от невыплаканных слез, и она идет, познавшая, но не осознавшая, не принявшая истины, свалившейся тяжким грузом на плечи. И когда длинная анфилада переходов и залов кончается уже знакомыми двустворчатыми дверями, выточенными из цельного камня, позволяет себе иступленный, болезненный, почти безумный смех. И пока его отголосок звучит под темнеющими сводами потолка, створки медленно раскрываются, чтобы явить перед собой все те же хрустальную лестницу и мост, через которые она добиралась сюда.

      ***

      Перенос обратно происходит быстрее и проще — стоит ей ступить на первую ступень лестницы, как та, подернувшись зыбким утренним туманом, сокращается до жалких десяти ступеней, а мост переносит по ту сторону портала без необходимости вообще идти. Подобная предусмотрительность вызывает усмешку на ее губах, потому как напоминает извращенную заботу. Ей и не приходит в голову, что на такие ухищрения Оракул идет ради нее одной, мало кто, познав сжигающую дотла суть истины, способен преодолеть путь обратно. И когда перед глазами вспыхивает голубизной портал обратного перехода, она невольно облегченно вздыхает, желая одного — напиться так, чтобы точно все забыть. Зеленая трава, неожиданно появившаяся под ногами, и ветер, прохладный, доносящий сладкий аромат спелых яблок, щекочущий ноздри дымом костра, мало трогает ее в эту минуту. Как и разговаривающие в пятидесяти шагах от портала магистр Смерти в теплой компании Риш и Верховной. Странное, до ужаса пустое, будто мертвое спокойствие охватывает ее, и Нэрисса, натянув приличествующую быть расслабленной и беззаботной улыбку, медленно, словно во сне, от которого до крика хочется проснуться, проходит к переговаривающимся ведьмам и Эллохару, желая просто проскользнуть мимо. «Но кто мне даст?», — поразительно спокойно размышляет Нэри и, растянув губы посильней, останавливается рядом с Благодатью.       — Ты быстро, — отвратительно сладко, по ее скромному мнению, улыбается Василена, откидывая копну темно-русых волос за спину. — Что-то не так? — забота в голосе ведьмы вяжет на зубах, противной приторностью стекает в глотку, вызывая рвотные позывы, и Нэри, одарив Верховную ослепительной улыбкой, просто отворачивается к Риш.       — Услышала что-то интересное? — Эллохар вновь пронзает проникновенным взглядом, но Нэрисса, все такая же заторможенная и будто бесчувственная, пожимает плечами.       — О, да… — многозначительно тянет Нэри, стараясь не смотреть на Даррэна, которому предстоит терпеть ее токсикоз, беременные капризы, роды и маленьких спиногрызиков, что точно будут похожи на него. — Даже больше, чем представляла, — «Даже больше, чем выдержала бы», — про себя добавляет она, поеживаясь. — Все прекрасно. Немного неприятно, конечно, но от этого никто не застрахован, не правда ли? — нарочито весело уточняет Нэри, ловя опасно проницательный взгляд серых глаз.       И да, ей сейчас как никогда хочется и на ручки, и пожаловаться на судьбу, и чтобы кто-нибудь, а именно Даррэн, пожалел, но когда было просто? «Горькие уроки судьбы мы всегда встречаем в одиночку», — с чувством полного поражения признает Нэрисса, бросив последний, едва ли не затравленный взор на магистра Смерти, смотрящего и слушающего, кажется, только несравненную Василену. И только Риш с искренней обеспокоенностью, с непередаваемой грустью в глазах, не отрываясь, смотрит на нее.       — Впрочем, неважно. А теперь прошу прощения, — Нэри, подавшись вперед, раздвигает увлеченного Верховной Рэна и Благодать, сильнее всего желая просто сбежать отсюда. Желательно туда, где много самогона и мало любопытных глаз, — но мне нужно надраться в хлам и до беспамятства, и я собираюсь сделать это, даже если небо рухнет на землю! — и ступив меж Эллохаром и его сестрой, уворачивается от протянутой руки черной ведьмы, ощущая как спину сверлят настороженные взгляды, быстрым шагом пересекает поляну, не реагируя ни на оклики Даррэна, ни на зов Никаса с Владом…       «Уйти, просто уйти. Туда, где никто не достанет», — скандирует измочаленное сегодняшним днем подсознание и, несмотря на то, что разумней было бы поделиться хоть с кем-то близким, например, с Риш, Нэри стремится удалиться подальше. В конечном итоге, она привыкла решать все сама, и переживать все неприятности так же, в одиночестве. Не важно, вернулась ли она под крылышко к магистру или же нет, она всегда один на один с тем, что раз за разом обрушивается на нее. «Незачем рассчитывать на кого-то. Ты у себя одна. Никто не поможет тебе, просто потому, что ты так привыкла или ты этого хочешь», — подсказывает голосок в голове. Нэри, согласно хмыкнув и в очередной раз поприветствовав расстройство психики, как давнего знакомого, просто подходит к одному из накрытых столов, скрывающихся в темноте, подхватывает бутылку с мутным в свете живого пламени костров и факелов самогоном и, стараясь быть как можно более незаметной, проскальзывает к домику Риш.