Темная Империя. Ритуальный Круг

Седьмое королевство, местоположение неизвестно       Когда бутыль с мутным на вид, но превосходно заходящим пойлом опустошается наполовину, Нэри, наконец, перестает себя жалеть. «Да, тяжело. Да, мне придется строить жизнь с Эллохаром, пускай любая адекватная выбрала бы дракона», — соглашается с предсказаниями она, — «Но я же не. Кошмар, конечно. И не хочется ведь, до дрожи, блевоты и отвращения». Подобное резюме творящемуся заставляет хрюкнуть на очередном глотке огненной воды, от которой все вокруг кружится и двоится, но ей нравится. Так не больно. Так не страшно вспоминать события четырехлетней давности, которые неотступно следуют за ней шрамами, ранами, неизбывной болью отказа, паникой на пороге ужаса, от которого стынет кровь в жилах. Тогда она тоже напивалась, вернее сказать, пребывала в перманентном состоянии опьянения, чтобы просто не думать и просто не выбирать. Но судьба таки ткнула мордой в стухший салат действительности, который либо жрешь и давишься, стараясь не блевать обратно в тарелку, ибо доесть надобно, либо просто самовыписываешься. Но сдаваться выбор слабаков, а способы избегания, пусть и странные, не всегда законные и почти никогда приемлемые, редки, но они есть. Еще пара глотков помогают скинуть стылое оцепенение и, когда впереди раздаются мягкие шаги, Нэрисса даже позволяет себе улыбнуться, забивая неприятные воспоминания вглубь, чтобы не беспокоили понапрасну. В темноте она может различить лишь фигуру, высокую, широкоплечую, но кто же еще может отличаться такой статью? Издевательский смешок, невольно сорвавшийся с губ, удачно заглушает горлышко бутыли, из которой она делает новый глоток. И когда магистр Смерти, остановившись, замирает в трех шагах от ступеней, на которых она в вольную распивает, ее губы растягиваются в жестокой усмешке.       — Что сказал Оракул? — неожиданно серьезно, почти требуя ответа, проговаривает он, впериваясь в нее мрачным взглядом потемневших серых глаз.       Вид Нэриссы, самозабвенно пьющей, почему-то вызывает неприятный ассоциативный ряд, в котором фигурирует он сам, действительно упивающийся жалостью к себе. Но Нэри, запрокинувшая голову, с едкой усмешкой нагло смотрящая в ответ не выглядит так, словно жалеет себя. Магистру кажется, что она готова уничтожить весь мир или, по крайней мере, хорошенько подраться, но жалеть себя… «Сильная», — комментирует он про себя, в который раз ощущая неизбывный интерес, восхищение, смешанное с желанием и что-то еще, трепетно нежное, сворачивающееся в груди.       — Ничего, чем бы я хотела поделиться с тобой, — неожиданно легко признается Нэри, благодаря алкогольный паек, способствующий более легкому признанию животрепещущих истин. Сейчас, когда сердце не замирает при виде него, когда чувственная дрожь не пробегает по телу в ожидании прикосновения, она может более трезво, несмотря на пьяное до чертей состояние, смотреть на вещи. — Впрочем, ты вообще последний, с кем бы я поделилась, это уж если совсем откровенно, — поднявшись и чувствуя, как повело в сторону, она хватается за навершие резных перил и, ступив на чуть покачивающуюся землю, вновь усмехается. Холодно, едко, в самый раз для ее состояния. — Увы, — три уверенных шага к Эллохару, и Нэрисса, замерев под изучающим взглядом, лениво протягивает: — ты уже давно не входишь в список лиц, которым я поведала бы чаяния нежной девичьей души… — пауза, в которую она предельно внимательно, почти трезво вглядывается в лицо магистра, на котором играют желваки. — Если от нее остался хоть один не покореженный клочок… — шаг в сторону поляны, скрытой деревьями, такой же уверенный и плавный, не удается — пальцы, закаменевшие, до боли сжавшие запястье останавливают, и Нэри, склонив голову, издает негромкий, но очень говорящий смешок.       — Ты пьяна.       Голос Даррэна звучит глухо, он не оборачивается к ней, ощущая, как стынет все внутри от ее невольного, пьяного, но такого искреннего признания. Не смотрит на нее, потому что не может, потому что больно, потому что чувствует странное, едва распознаваемое чувство вины за то, что не заметил ее состояния там, на поляне, часом ранее. Не понял, что ей нужна помощь, спасение от того, что она увидела, услышала, узнала. Утешение…       — Да что ты? Правда?       Хохот, острый, едва ли тянущий на звание «нормальный», разрывает небольшое пространство перед избушкой черной ведьмы, на которой распивала или все же упивалась Нэри, плутает меж деревьев, затухает во влажной от ночной росы траве. Ей просто нравится так смеяться — выпускать наружу все, что болит, ноет, не дает дышать. Ему просто не понять ее, наверное… Никому не понять…       — И кому ты доверилась бы? Дракону? — тихо шепчет магистр.       Ревность взъяряется внутри диким зверем, пробуждая инстинкты, и мир, подернувшись алым, изменяется. Запахи усиливаются, ударяя по чувствительному обонянию высшего демона, птицы на деревьях, сонно ожидающие рассвета, представляются кусками плоти, испещренными кровеносными сосудами, по которым пульсирует тягучая, теплая кровь. Даже членистоногая мелочь в почве отдает добычей, но слаще всего пахнет она…       — Бельтэйр? — даже самой Нэри кажется, что собственные слова звучат слишком пренебрежительно. — Ты серьезно? Это просто игра в ожидания Рэн, не более… Это мало что значит… Любовь, — усмешка на ее губах ширится, — она мало что значит, а я… Я просто выросла, Рэн. Прими уже это наконец, — жестко, четко отделяя каждое слово, чеканит она под странным взглядом магистра. Напряжение ищет выхода и находит в крайне сложных, жестоких, но очень правдивых словах. — Я выросла, и больше нет той милой девочки с косичкой, есть то, что ты видишь перед собой: не особо обремененная моралью и состраданием темная, не желающая считаться с чувствами других. Не надо надумывать что-то еще, Рэн, просто раскрой пошире глаза и наконец узри то, что выросло. Я не собираюсь оправдывать свое не особо правильное поведение не потому, что ему нет оправданий, а потому, что я поступаю так, как я хочу, не испытывая по этому поводу ровным счетом никаких сожалений. А мои отношения с кем бы то ни было, будь-то Рагдар, Дрэй, Шэдан, или кто-либо другой — совершенно, абсолютно не твоя забота, Рэн!       На губах Нэриссы появляется невероятно мерзкая, надменная, жестокая ухмылка, но в глазах Даррэн видит абсолютно другое. В ее глазах нет крика о помощи, нет ничего. Совершенная пустота наполняет темно-синее море ее глаз, и это на мгновение пугает его. И злость стихает, остается только желание понять.       — Да, пубертат цветет пышным цветом юношеского максимализма, — задумчиво отмечает он, тихо хмыкнув. — Тебе дракона не жалко? Про племянничка своего молчу, он сам ходок еще тот, да и наследием вейл так неудачно отягощен… — все так же задумчиво протягивает магистр, а Нэри лишь ухмыляется и с какой-то иступленной, больной злостью негромко отвечает:       — Ну что ж поделать, вот такая вот я — ветреная и непостоянная… — пожимает плечами она и с затаенной горечью произносит: — Чувства есть суть боли, Рэн, а привязанности, как по мне, совершенно лишнее. Мне не жаль Рагдара просто потому, что он знал, с кем связывается, он видел меня в худшие моменты, видел истинное лицо. Просто его главная ошибка в том, как и твоя, впрочем, что он надумывает себе то, что хочет видеть, — совершенно спокойно проговаривает Нэри, чувствуя полное опустошение, и руку так хочется выхватить из захвата стальных пальцев, мочи нет. — А теперь давай просто закроем эту тему раз и навсегда.       — И при всем при этом, ты сама говорила, что влюблена в него, радость моя, — язвительно проговаривает Эллохар, подступая к Нэриссе, и, перехватив ее за предплечья, притягивает к себе. — Будешь отрицать?       Смятение, вот что он чувствует в этот момент. Бездново смятение, не дающее трезво оценивать ситуацию и вообще думать. Есть единственное желание: посильнее встряхнуть ее, заставить очнуться, вырвать ее из этого состояния иступленного равнодушия. «Ты не такая, радость моя», — уверенно думает Эллохар. А затем, резко подхватив Нэри поперек талии, делает плавный шаг в сторону и усаживает ее на столик, стоящий неподалеку, и, упершись руками по обе стороны от сидящей Нэриссы так, чтобы та не сбежала, вопросительно уставляется на нее.       — Чего ты от меня хочешь? — устало проговаривает она, опуская веки и не желая смотреть ему в глаза. — Чтобы я признала, что влюблена в дракона? Я влюблена. Признаю. Но это не отрицает все сказанного мною ранее.       Нэри чуть морщится, ощущая подступающую головную боль, и, когда открывает глаза, вновь замечает на себе пристальный, изучающий взгляд магистра Смерти.       — Что-то мне подсказывает, что все это говорит самогон, Нэрюш, — печально ухмыльнувшись, он чуть склоняет голову набок. — И вот что ты только в этом драконе нашла, ммм? — почти шепотом спрашивает Даррэн, с нежностью и затаенной в глубине души болью смотря на нее.       «Совершенно запутавшийся в себе, мертвецки пьяный ребенок», — констатирует он, — «Будем перевоспитывать».       — Если бы я знала… — задумчиво протягивает Нэрисса.       А затем криво ухмыляется и понимает, что действительно не знает, что нашла в Рагдаре. Ей просто необходимо немного тепла, его тепла, за неимением другого. И он щедро делится им, обнимая, просто находясь рядом, отвлекая, действительно четко ощущая ее настроение и рычаги, на него влияющие. Поэтому она говорит, как чувствует:       — Наверное, это был единственный максимально адекватный свободный мужик в моем окружении, — она пожимает плечами и, увидев изумленный взгляд Эллохара, негромко посмеивается. — Нет, ну серьезно, всех же адекватных разобрали, вон, даже Тьер женился. Был бы свободен, другое дело, а так…       Нэрисса пьяно разводит руками, а несчастный, не знающий, что и думать, магистр Смерти отчаянно желает напиться. Что так и не удалось сделать, несмотря на обилие выпивки и вполне крепких собутыльников в лице Рханэ, Арканэ и обтирающего углы в расстройстве Блаэда-старшего.       — В большем шоке я не был, пожалуй, никогда, — признается он после минутной паузы, понимая, что ревности к другу и ученику, после слов любимой, совершенно не испытывает. — Ты про Тьера не серьезно сейчас, правда? — в голосе Эллохара звучит столь неприкрытая надежда, что Нэрисса, не удержавшись, начинает истерически смеяться.       — Бездна, нет, конечно… — выдыхает она, упираясь лбом в его плечо и чувствуя, как сильные руки вновь привлекают к горячему телу. «Ух, что-то это слишком уже», — думает Нэри, но не отстраняется, ощущая нечто совершенно новое внутри. — Риан, он же скучный, как снулая рыба… Вроде темный лорд, и все при нем, но не в обиду ему будет сказано… — и то насмешливое сомнение в ее голосе, что явственно слышится Эллохару, почему-то вызывает смех, который просто невозможно сдержать. — Ааа, кошмар, — стонет она, утыкаясь лбом ему в плечо и понимая, что выпила бы еще. — Надеюсь, Тьер никогда не узнает об этом разговоре…       — О, я бы на твоем месте не надеялся, — откровенно издевается Эллохар, насмешливо глядя на Нэриссу. — Я поведаю ему все, слово в слово, в мельчайших подробностях.       — В таком случае, передай ему, что мы с Ри в свое время мерили скучность мужиков в Рианах Тьерах. Думаю, это весьма важный аспект, который окончательно добьет его самооценку, — вполне серьезно откликается Нэри, но в глазах пляшут смешинки, и она снова смеется, заставляя магистра едва заметно улыбнуться в ответ.       — И сколько Тьеров в Бельтэйре? — вопрос срывается с языка прежде, чем он успевает подумать, что говорит, и, увидев удивление на лице Нэриссы, уже раздумывает, как отшутиться, но она неожиданно честно отвечает:       — Семь из десяти. Как видишь, я просто помираю от скуки, — Нэри пожимает плечами, видя странную усмешку на его губах, и только в этот момент осознает, насколько он близко. По телу тут же пробегают мурашки, и она прикрывает глаза, чтобы успокоиться. — Думаю, меня уже там заждались… — добавляет Нэрисса, понимая, что вот такие объятия можно трактовать совершенно неверно. — Я там столько тостов пропустила… — она пытается поерзать, но магистр удерживает крепко, не дает отстраниться, и Нэрисса обиженно замирает, чуть нахмурив брови.       — Ну а во мне сколько Тьеров, прелесть моя? — негромко спрашивает Эллохар, нависая над ней и заставляя склониться к столу. Но Нэри задумчиво молчит, обводя пальчиком серебристую вышивку на ткани его рубашки. — Ты так и не ответила, Нэрюш, — напоминает он ей, вопросительно вздернув бровь.       — А я и не собиралась, — спокойно откликается она и со смешком соскакивает со стола. — На тебя, к счастью, сфера моих интересов никогда не распространялась, поэтому ты вне этой оценочной шкалы, — абсолютно честно соврав, она медленно проходит к арке и, окинув магистра оценивающим взглядом, добавляет: — да и мерить тебя в Тьерах… было бы, по меньшей мере, странно. Тебя там Василена не потеряла случаем? — как бы между прочим интересуется Нэри.       С почти болезненным наслаждением она вдыхает прохладный ночной воздух, напоенный свежестью, избавляясь от раскаленного запаха его тела, забившего ноздри. Но даже напряженный и в целом малоприятный разговор с ним дарит странное облегчение, и пусть более простым и легким после него будущее не кажется, но за передышку Нэрисса благодарна. Несмотря на то, что она обещала себе самой не делать больно Эллохару, по-другому просто не получается.       — Да и я, знаешь ли, предпочитаю пить от тебя подальше, — Нэри со смешком оборачивается к все еще стоящему у столика магистру Смерти.       — Предположу, что совесть просыпается, — ехидничает в ответ Даррэн, опираясь рукой на столешницу, пристально разглядывая ее в летящем белом платье, с венком в распущенных волосах.       — И не угадаешь: я просто боюсь подавиться. Умеешь ты посмотреть так, знаешь ли, — она закатывает глаза и чуть приподнимает брови, выражая невероятную гамму эмоций одной лишь мимикой, и магистр Смерти негромко фыркает, ставя под сомнения ее слова. — Нет, не то чтобы я против, мне как бы предсказано скончаться, но смерть от асфиксии алкоголем — это слишком даже для меня.       Слова о собственной смерти Нэрисса произносит легко и даже с улыбкой на губах, как будто так и надо, но Эллохар мигом мрачнеет, ощущая, как мерзкое чувство тошноты подкатывает к горлу, оставляя горечь на языке, и сжимает кулаки в надежде сдержаться.       — И какой расклад предрекает Оракул?       В голосе магистра появляются хриплые, чуть надсадные нотки, от которых и самой хочется прочистить горло, но Нэри не позволяет улыбке соскользнуть с губ. Напряжение, которое охватывает его, заметно настолько, что даже расстояние в двадцать шагов позволяет рассмотреть в глазах нечто похожее на то, что она видела у Эллохара из другой реальности.       — Два к одному на мой благообразный трупик, — пожимает плечами Нэрисса и отводит взгляд, встряхивая волосами. — Не очень благоприятный расклад, но он даже удосужился надавать советов вдогонку…       — Что-нибудь еще говорил?       Сумрачная напряженность, с которой Эллохар подходит к ней, немного пугает, и Нэри чуть отстраняется, вызывая на губах магистра кривую, совсем безрадостную усмешку. То, как она сторонится его, раздражает, бесит, обостряет и без того взвившиеся едва ли не до предела инстинкты, призывающие схватить и запереть. Да еще и хорошенько насладиться добычей меж этими двумя действиями.       — О, что-то на подобие классического: «Налево пойдешь — секир башка получишь, направо пойдешь, в мясной цех попадешь, тоже в качестве материала, прямо пойдешь — пиз… ой, то есть неприятностей отгребешь, но там выжить можешь». Но это не точно.       Она разводит руками, все так же глядя ему в лицо, но избегая глаз, что Даррэн мгновенно замечает. Поймать ее взгляд оказывается просто: он осторожно протягивает руку, чтобы не напугать, замечая про себя, что от прикосновений дракона Нэри не шарахается, подхватывает подбородок кончиками пальцев, заставляя смотреть в глаза, осторожно отводит прядки со щеки. Это можно назвать его персональным чистилищем: такая теплая и родная, когда далеко, манит, словно яркая прекрасная бабочка, и такая колючая и холодная рядом, что ни прикосновение, то укол, то обморожение…       — Теперь и у меня появился повод заглянуть к Оракулу на дружеские посиделки, — как-то уж очень задумчиво тянет магистр Смерти.       Нэри поеживается, но отступать дальше некуда — за спиной заборчик, отгораживающий сад от поляны, арка прохода в полутора метрах левее, и в нее проскользнуть не получится. А Эллохар тем временем продолжает удерживать, и радужки его глаз, заметно потемневшие, отливающие теперь не каленой сталью, а грозовым небом, завораживают все больше… И даже чувственный морок, туманом расползающийся вокруг, не иначе как действие метафорических рук вейловой сути, скидывать совершенно не хочется…       — Нет смысла тратить столь полезную возможность на уточнение того, что Оракул уже показал, — заторможено бормочет Нэрисса, но он видит лишь двигающиеся в такт словам губы, мягкие, теплые, зовущие… Ему кажется, будто весь мир с огромной скоростью сужается до этих самых губ. — Рэн? Ты слышал, что я тебе сказала?       — Эээ… — Даррэн отмирает, замечая насмешливо-вопросительно приподнятую бровь и выражение ее лица, долженствующее означать, очевидно, негативную оценку его умственных способностей. — Что-то из разряда: «Не ходи к Оракулу, этот древний извращенец все равно ничего тебе не скажет?», — уголки его губ вздрагивают в ухмылке, загадочной, и чем-то явно довольной, и он отпускает ее подбородок. — Только я более чем уверен в том, что ты в моем будущем, несомненно, есть, и даже рядом, а следовательно, что мне мешает спросить о себе?       — Можешь, но он вряд ли покажет кого-то, кроме тебя самого, — с этими словами Нэрисса все же отступает, пятясь в сторону арки, ведущей на поляну.       «Хорошенького помаленьку», — наставительно приговаривает подсознание, и Нэри, согласившись, всем сердцем стремится сбежать от этого невозможного демона, что вызывает бурю необъяснимых и, что хуже, неконтролируемых эмоций. «Ближе к ведьмам — больше самогона!», — добавляет голосок внутри.       — А теперь, уж прости, но я пошла продолжать начатое.       Нэрисса резко протягивает руку вперед, к ступеням и забытой на них початой бутыли. Бутыль, сорванная с места магией, развивает огромную скорость, поднимает ветер и пыль, стремясь очутиться в радушных объятиях хозяйки. Эллохар с усмешкой наблюдает, как Нэрисса, сосредоточенно поглядев на горлышко, подтаскивает пробку на выход, после сшибает ту мастерским щелчком пальцев и, отсалютовав приподнявшему брови магистру, отпивает прямо из горла, на что Даррэн с ироничным фырканьем покачивает головой.       — Засим прощаюсь.       И он не останавливает, только улыбка смывается с лица, уже ненужная, сменяется тревожной, мрачной задумчивостью. Он следит взглядом за Нэри, на ходу беззаботно покачивающей бутылью из стороны в сторону, насмешливо сдергивающей с волос венок и раскланивающейся с Блаэдом-старшим. Что-то весело заливисто щебечет, вызывая на губах вампира усмешку и короткий взгляд в его сторону. «Надо же, и этот догадался», — досадливо хмыкает магистр Смерти и, дождавшись, пока Нэрисса присоединится к ведьмочкам у одного из костров на поляне, разворачивается, устремляясь в темноту. На поиски собственной, более радостной правды о будущем, на которое он так надеется.

      ***

      Портал в этот раз, так же как и в прошлый, выносит его к подножию хрустального моста. Но местные красоты вечного рассветного царства Оракула уже не вызывают восхищения и исследовательского интереса, хотя в прошлый раз он даже смог наковырять занимательных образцов… Которые благополучно исчезли в последствии, но что поделать, если такова магия этого места? В этот раз магистр Смерти и не думает выносить что-либо из храма, не только понимая всю тщетность усилий, но и не имея никакого на это желания.       Оглядевшись и даже испытав нечто, при ближайшем рассмотрении напоминающее ностальгию, Эллохар уверенно ступает на прозрачный, как стекло, мост, с ехидной, недоброй для местного сказочника ухмылкой замечая, насколько он в своем черном облачении контрастирует с воздушной возвышенностью этого места. Радует, что в этот раз ни мост, по которому он идет, ни ступени, к которым приближается, не смогут одарить его уже известной чередой конкурсов и развлечений. В момент, когда он ставит ногу на первую ступень, лестница понятливо, судя по всему, убоявшись последствий конкретно для себя, сокращается до приемлемых десяти ступеней.       — Хммм, как меня встречают! Приятно, однако! — радостно и довольно громко возвещает Эллохар и, взбежав по ступеням, останавливается на краю площадки, дабы не стать намеренной жертвой немаленьких по размерам каменных дверей.       Каменные створки, вняв выжидательно приподнятой смоляной брови магистра, степенно и даже величественно, дабы сохранить приличествующее древнему артефакту достоинство, медленно распахиваются, являя чернеющий тьмой зев прохода. Для того, кто посещает это место впервые, наслушавшись легенд и историй, начитавшись описаний свидетелей, подобная нарочитая мистификация происходящего действительно будет вызывать некий внутренний трепет перед неизвестностью. Даррэн же, шагая внутрь, с ехидным оскалом зажигает в руке небольшой, размером с яблоко, синий огонек. С довольным хмыканьем вслушивается в глухой щелчок закрывшихся за спиной дверей, оглядывает богато украшенный лепниной и изразцами коридор, который является не иначе, как невероятно качественной иллюзией недоступного для смертных уровня. Проходит еще несколько шагов вперед, и пульсар, лежащий на приподнятой ладони, ослепительно вспыхивает, скукоживаясь в яркую, приветствующее подмигивающую искорку.       — Дохлого тебе вечерочка, Сомуран! — со всей возможной благожелательностью громко объявляет принц Хаоса, расплываясь в полном обещания оскале. — Как твое ничего? Все кукуешь без отпуска и пенсии? А я тебе в прошлый раз говорил, с твоими способностями и умениями подписываться на работу без соцпакета, все равно, что пахать на гнома.       — И тебе кровавых, коль не шутишь… — усталый, тусклый голос, исполненный досады, раздается из-под сводов высокого, тонущего во тьме потолка. — И я бы даже поинтересовался, как получилось, что ты еще не издох Тьме на радость и Бездне на вечную кару, но я же Оракул… Впрочем, я знал, что ты придешь.       — Эх, вот незадача, а я так хотел сделать сюрприз… — всплеснув руками в притворном расстройстве, жалуется магистр Смерти, и Оракул выступает из темноты коридора. Укутанный в плащ, он подплывает ближе и с полным страдания вздохом останавливается напротив расслабленно стоящего Эллохара. — Да и в прошлый раз ты так быстро меня выпихнул, а мне у тебя так понравилось. Подумал, дай загляну, проведаю старину сказочника, надеялся убедить тебя сменить место работы…       — Мой преемник еще не вырос, он не обучен и не прошел перерождения, Смерть. Мой ответ будет тем же, что и в прошлое твое появление, — равнодушно откликается высшая сущность и, развернувшись, приглашающе указывает вперед. Магистр с издевательским смешком ступает следом, равняясь с высокой фигурой в темном одеянии.       — Ну так порадуй меня приятным предсказанием. А то, знаешь ли, профдеформация сказывается, все кровь, кишки, да любопытные детишки. Так и до синдрома эмоционального выгорания рукой подать. Да и за тобой должок числится, — посмеивается Даррэн, без особого интереса оглядывая лепнину на стенах. Неприятное чувство скребет внутри, и он очень надеется притупить напряженную обреченность, усилившуюся после разговора с Нэри, собственным видением.       — В прошлый раз ты хоть и попал в храм, но был не готов видеть тебе предначертанное. Но если уж мост сомнений и лестница сожалений пропустили тебя, то я не могу отказать. Да и не хочу, если честно.       Сомуран пожимает плечами, останавливаясь посреди коридора, и перед ними медленно выплывают, словно соткавшись из тьмы, очень знакомые демону двери. Резные элементы железного дерева, инкрустация черненого серебра, вставки из оникса… Магистр Смерти вопросительно приподнимает брови, поворачиваясь к Оракулу, но тот просто указывает ему на дверь.       — Тебе туда. Приятное, как ты и заказывал.       Эллохар медленно, словно во сне, приближается к темным створкам, проводит кончиками пальцев по графитово-серому полотну, уже зная, что увидит, когда сделает шаг. Рука привычно ложится на ручку в виде головы гарпии, легкий толчок, и свет, неяркий, резанувший по глазам после кромешной тьмы коридора отражений, заставляет на мгновение зажмуриться. Первый шаг он делает промаргиваясь, в попытке привыкнуть к красноватому освещению, что дают бра в его покоях во дворце деда. Склонив голову, замечает плотный серый ковер на полу, которого в действительности нет, и не было никогда, а подняв голову, замирает. За столом у окна, стоящем на возвышении в обеденной зоне, сидит он сам — в привычно черной рубашке, с закатанными до локтя рукавами, с перекинутыми на плечо волосами, перебирает сложенные в педантично ровную стопку документы. Но удивляет не это. На его коленях, вполоборота сидит мальчонка лет двух, не более, и, удерживая в руке нагло стащенное с тарелки у отвлекшегося отца ребрышко, с поразительным вниманием следит за ним.       «Чтоб я сдох!» — проносится в голове ошалелая мысль, когда малыш, обернувшись, откладывает еду на тарелку. Потому как светлые волосы и серые глаза ребятенка явно его собственная наследственность, а вот форма носа, губы и даже уши точно принадлежат матери. Совершенно определенной, к тому же. «А нет, уши тоже мои. Бабушка позабавится,» — замечая заостренные кверху уголки, улыбается магистр Смерти.       А тот магистр, удобней перехватив сынишку, ровнее усаживает на колене сорванца и, отложив документ на стол, с ухмылкой замечает собственный понадкусанный уже ужин.       — Ты знаешь, что нам определенно влетит от мамы, когда она вернется? — приподнимает брови Даррэн, с теплотой во взгляде обращаясь к сыну.       — Неа, — уверенно заявляет на это малец, покачав для большей достоверности головой. — Мама… — с придыханием и счастливой улыбкой добавляет он, вновь подхватывая ребрышко с тарелки.       — Да, мама это не только молокозавод повышенной мощности, но и обнимашки в любое время суток… — задумчиво тянет Эллохар, сидящий за столом, вызывая у наблюдающего за этим магистра приступ задорного смеха. — Но от мамы все равно влетит.       — Ха, — сомневается в его словах наследник. — Неа.       — Ладно, хорошо, — устало закатывает глаза магистр из видения, — тебе, конечно, не влетит, как мама будет тебя ругать? А вот мне достанется точно, — проговаривает он, глядя на часы над каминной полкой. — И как, вкусно тебе? — любопытствует ехидно, когда сын, вновь расплывшись в довольной улыбке, впивается зубами в мясо. — Да, честно отобранное всегда вкуснее, согласен…       И демон возвращается к документам, сосредоточенно вчитываясь в украшенную гербом ДарЭмейна бумагу, пока сын продолжает разграблять тарелку с его честно заслуженным ужином. Отвлекается только тогда, когда юркий демоненок подхватывает маленький ярко оранжевый перчик и, внимательно оглядев, тянет тот в рот.       — Не советовал бы… — предостерегающе тянет Эллохар, но малец уже надкусывает опасное лакомство, сурово, сосредоточенно жует, а затем медленно заливается жарким румянцем.       — Пхе… — выдыхает насладившийся новым гастраномическим опытом маленький первооткрыватель. Эллохар с мягкой усмешкой на губах и хитринкой опытного исследователя в глазах наблюдает за малышом, заставляя наблюдающего за этим Даррэна закрыть лицо руками и неприлично заржать.       Кархатский огненный перец — лакомство для особо извращенных во вкусах гурманов, и сам он его попробовал в подобных же условиях, благо, что высшему демону подобное любопытство не грозит ничем, кроме новых вкусовых ощущений. Память услужливо подсовывает воспоминание из далекого детства, в котором громко хохочущий отец поит его молоком, а рядом стоит взволнованная и рассерженная мама…       — Молочка? — указывает на стакан магистр, и малыш, отчаянно закивав, протягивает ладошку. Эллохар вручает мальчишке полный стакан, и тот судорожно быстро ополовинивает его, а затем, подумав, вновь берет надкусанный перец и мужественно запихивает его в рот, с чисто мужской упрямостью на стремительно краснеющем лице дожевывая необычное лакомство. — Так понравилось? — приподнимает брови Даррэн, видимо вспоминая свой опыт в поедании данного коварного овоща, и, когда ребятенок, от лица которого уже отхлынула кровь, вновь возвращается к ребрышкам, ласково поглаживает того по белокурым волосам. — Давай, дожевывай награбленное и баиньки, а то мне еще под раздачу за поздний ужин попадать.       Эллохар взмахом руки собирает документы со стола, дожидается, пока осоловело хлопающий глазами сынишка доест и, подхватив на руки засыпающего уже ребенка, встает, чтобы направиться к лестнице.       Но видение на этом не заканчивается, и магистр Смерти, хмыкнув, бесшумно ступает следом.       А демоненок, удобно устроив голову на плече отца, укладывает ладошку ему на грудь и, сладко причмокнув губами, закрывает глаза. Потирается щекой о рубашку, и с милым, щемящим в глубине души наблюдающего Рэна, выдохом «папа», прижимается крепче. А магистр, осторожно поглаживая малыша по спине, выходит в коридор и, пройдя к двери напротив собственной спальни, мягко толкает створку.       — Правильно, вытирай руки о мою рубашку, — бормочет он, укладывая сонно хлопнувшего ресницами и недовольно глянувшего на него мальчугана на пеленальный столик. — Это же лучшее полотенце, не правда ли? — чуть ехидно замечает он.       Быстро, уверенно раздевает, вновь берет на руки, проходит в ванну, вода в которой начинает журчать, стоит открыть дверь. Приглушает свет, опускает трущего кулачками глаза сынишку в воду, предварительно проверив температуру, и быстро, но осторожно обмывает.       А малыш расслабленно сидит в ванной и смотрит на отца так, что подглядывающий за ними Даррэн невольно замирает, желая растянуть наполненные невероятным теплом минуты. И когда магистр, завернувший засыпающего наследника в полотенце, выходит обратно в спальню, он замечает, что она поделена на две части. В отделенной части, в кровати побольше, свернувшись клубочком, спит темноволосая малышка, лет четырех-пяти с виду. И демон, не удержавшись, зная, насколько редко в его роду, да и вообще у демонов, рождаются девочки, учитывая, что Риш единственная внучка у Владыки, а правнучек и в помине не видать, при наличии более сорока внуков, медленно проходит к кроватке. Зачарованно опускается на колени рядом, и девочка, будто что-то ощутив, поворачивается к нему лицом, продолжая спать. Улыбка, широкая, невероятно счастливая расплывается на его лице, когда он замечает такую знакомую ямочку на подбородке, доставшуюся от него, пухлые щечки, длинные темные ресницы Нэриссы. Осторожно, едва касаясь, проводит по тёмным, рассыпавшимся по подушке кудряшкам, и девочка, с улыбкой вздохнув, подкладывает под щеку ладошку.       А более счастливая версия его самого уже одевает сладко посапывающего и никак не реагирующего на действия отца малыша. Осторожно подхватывает его на руки, проходит за перегородку, зажигая ночник в виде раскрывшей крылья птички над кроватью, жестом руки откидывает явно расшитое бабушкой покрывальце, потому как эльфийская защитная магия рода Равирэн, вплетенная в узор, чуть сияет на ткани, и, уложив малыша, склоняется над ним, с улыбкой разглядывая.       — Темных снов, Асаир, — мягко, едва ощутимо касается губами лба и, раскинув над кроваткой полог тишины, снабженный следящими чарами, проходит к кроватке дочери. Поправляет сползшее одеяльце, поглаживает по растрепанным кудряшкам и, проверив работу чар, замирает, прислушиваясь к чему-то внизу. Кидает последний взгляд на дочь, еще раз заглядывает к сыну, с усмешкой отмечая, что тот уже перевернулся на живот и, подмяв под себя одеяло, спит попой к верху. И едва устремляется к выходу, как в коридоре раздаются легкие шажки, приглушенные плотным ковром.       Обладательница легкой поступи вплывает в дверь и, окинув сначала мужа, а после спящих детишек пристальным взглядом, мягко улыбается.       — Темной ночи, — негромко, несмотря на то, что детей защищенных заглушающим куполом разбудить нельзя, проговаривает Эллохар, прислоняясь спиной к косяку двери.       — Спят, — довольно выдыхает Нэрисса, встряхивая спутанным, почти развалившимся пучком, и с хитрой ухмылкой оглядывает мужа. Замирает взглядом на груди, чуть посмеивается и, пристально глянув на замученного детьми супруга, насмешливо фыркает.       — Спят, — подтверждает магистр Смерти, с любовью глядя на жену и, протянув руку, вытаскивает заколку из волос. Мягко обводит кончиками пальцев овал лица и, прикрыв глаза, выдыхает: — Я скучал.       — Тебя просто дети замучили, признайся, — шутливо парирует она. — Снова кормил Асаира ночью? Причем из собственной тарелки? — нарочито серьезно спрашивает Нэри, демонстрируя полную осведомленность в том, что происходит дома в ее отсутствие. На это Даррэн удивленно приподнимает брови, и Нэри, подойдя вплотную, проводит пальчиками по мужской груди, обтянутой рубашкой.       — Вот Бездна… И говорил я ему, что мне точно достанется, — закатывает глаза магистр Смерти, но в глазах сверкают смешинки.       А Эллохар с улыбкой наблюдает за семейными разборками, теперь зная, о чем будет мечтать, и что ему будет сниться в ближайшие ночи.       — Я свою стряпню всегда и везде узнаю. Мириан легла без скандалов и требований? — оборачивается к дочери Нэрисса и, улыбнувшись, заглядывает уже к сыну.       — Со мной она всегда укладывается вовремя и быстро засыпает, — с хитрой, но очень довольной усмешкой магистр подходит к замершей у кроватки жене и, обняв, склоняется, зарываясь лицом в волосы.       — Еще бы, ни один нормальный ребенок не выдержит исторический трактат о политическом устройстве империи Хешисаи, пускай и в вольном пересказе, — посмеивается она, любуясь на сынишку. Устало вздыхает, и наблюдающий со стороны за собственным семейным счастьем Даррэн отмечает заметно округлившийся животик Нэриссы, обтянувшийся тканью свободного платья.       — С тобой тоже безотказно срабатывало, — признается магистр Смерти и, взяв жену за руку, выводит ее из детской. — Устала? — он утягивает ее к лестнице, подхватывая на руки у самых ступеней, на что она раздраженно закатывает глаза.       — Нет. Рэн, я пока вижу ступеньки и спуститься могу сама, — возмущенно бормочет Нэри, но все же устраивает голову на сильном плече и обнимает за шею.       — Ключевое слово «пока», Нэрюш, — сбежав по ступеням, он с улыбкой относит жену на диванчик и, только усадив удобней, выпускает из объятий. — Сумеречные снова что-то выкинули? Сегодня ты дольше обычного, — Даррэн усаживается рядом, привлекает ее к себе, перебирая спутанные пряди.       — Да я бы освободилась на семь часов раньше, если бы Райарин не приперло рожать именно сегодня, — вздыхает Нэрисса, и, поерзав на диване, запрокидывает голову, глядя на мужа. — Ужинал?       — Не успел, — посмеивается он, и Нэри, вывернувшись из кольца его рук, поднимается с места.       — Тогда я просто обязана тебя накормить.       Видение начинает истаивать, подернувшись дымом, а магистр с затаенной в уголках губ улыбкой следит за ставшей полупрозрачной фигуркой Нэриссы, ощущая, как в груди разливается теплое, восхитительно яркое, будто зажгли живой огонек, чувство счастья. Окрыляющее, кружащее голову, не просто дающее надежду на лучшее, а убеждающее в том, что все будет хорошо. Но последние крохи света меркнут, и он вновь оказывается в темноте чертогов грез.       — Как ты и просил — приятное. Причем, самое вероятное предсказание в паутине сетей предназначения, — со странным удовлетворением, едва ли не облегчением, проговаривает Оракул, отлипая от стены.       — Действительно самое вероятное? — подозрительно переспрашивает Даррэн, но тот самый теплый огонек, согревающий сердце, подсказывает, что Сомуран не лжет.       — Мне нет смысла лгать, и ты это знаешь. Надеюсь, ближайшее десятилетие тебя не видеть и даже не слышать упоминаний о тебе, Смерть, — язвит под конец Оракул.       А двери в конце коридора уже распахиваются, в проем пробиваются девственные лучи восходящего на небосвод солнца, и Эллохар негромко посмеивается, обхватывая рукой хранителя храма за плечи.       — И снова ты меня выставляешь, Сомуран. Смотри, чтобы это не стало нехорошей привычкой, переходящей в традицию, — и подмигнув на прощание проведшему его до дверей Оракулу, насвистывая что-то веселое, сбегает по ступеням вниз.       Перемещение обратно, ускоренное легким ударом магией Смерти прямо в ступени, несказанно радует Эллохара. Выйдя из сияющего голубизной перехода, он на миг замирает, озираясь по сторонам, и только спустя почти минуту задумчивого вглядывания в однотипно одетые женские фигурки, понимает, что ищет именно Нэри. А затем в голову приходит мысль воспользоваться связью. И демон, подосадовав, что не додумался до этого раньше, прикрывает глаза, сосредоточенно выглядывая в темноте сияющую золотом нить, ведущую к Нэриссе.       Та отзывается достаточно быстро, причем, совершенно бездумно: перед глазами магистра Смерти на миг вспыхивают картинки, в которых отчетливо можно разглядеть костер, разожженный вблизи сада, тонкое, обнаженное рукавом платья запястье и пальцы, удерживающие стакан. А еще ту самую темноволосую кареглазую ведьмочку, что комментировала слова Нэри во время гадания на картах.       Похмыкав, магистр Смерти, так и не стерев довольной улыбки с лица, неспешно двигается в сторону костра, следуя по сияющей нити, связывающей его с Нэриссой. Перед глазами раз за разом встают картины их совместного будущего, такие манящие, согревающие замерзшее в груди сердце, что даже подозрительный взгляд муженька сестрицы не снижет градус его настроения.       Нэриссу он обнаруживает у костра, сидящей на бревне и задумчиво смотрящей в пламя. Она мимолетно, едва заметно поморщивается, прикрывая глаза, и в этот момент Эллохар напрягается, внимательней разглядывая ее. Нэри не выглядит печальной или расстроенной, отнюдь — на губах периодически проскальзывает хитрая усмешка. Но ощущение недосказанности, какой-то тайны, утайки тяготит, и магистр тяжело вздыхает, продолжая наблюдать за ней издалека. А Влад, его собственный племянник, тем временем, подсуетившись, приносит ей и стакан с самогоном и тарелку с жареными на открытом огне кабаньими ребрышками, улыбается так…       И ревность, жгучая, отравляющая кровь, бегущую по венам, вспыхивает в глубине, заставляя тяжело втянуть носом будто бы раскалившийся воздух, прикрыть веки, сквозь которые полыхает синее, не сдерживаемое в эту минуту пламя. Смех, ее смех, еще больше раззадоривает его, вынуждая закончить с успокаивающими дыхательными упражнениями и обратить взор в сторону посмеивающейся парочки. Но когда он прислушивается, понимает, что для ревности причин точно нет.       — Ты ведь не думаешь, что она действительно испытывает к тебе что-то серьезное? — насмешливо уточняет Нэрисса, вновь передавая парню свой стакан.       Магистр, заметивший, как призадумался его племянник, недоуменно приподнимает брови. Не то чтобы он испытывает неудержимое любопытство по поводу личной жизни Влада, но определенно желает услышать то, что скажет вейла по поводу очередного его увлечения.       — Я не рассчитывал на подобное, но неоднозначные заявления, которые она периодически озвучивает… — вампир покачивает головой и, хлебнув из стакана, быстро оглядывается. — Сама понимаешь, к браку и обязательствам я пока не готов, а тебе доверяю в значительной мере, чтобы попросить совета.       — А еще я сегодня пьяная и добрая, да? — проясняет ситуацию Нэри, и Даррэн замечает сконфуженное выражение на лице племянничка. — Расслабься, Блаэд, я вейла, мы чужих секретов не выдаем. Да и личной выгоды я в этом не вижу.       — И что ты думаешь? Я знаю, ты в чувства других не лезешь, но мне жизненно необходимо знать, что она думает по поводу всего этого, учитывая, что мама уже насмотрела мне невесту, — устало присаживаясь на бревно, заканчивает Влад и отхлебывает из своего стакана.       — Она проверяет тебя, Влад, неужели ты еще не понял? — насмешливо протягивает Нэри, и, судя по тому, как вытягивается лицо вампира, тот и не предполагал подобного. — Ей самой не нужны серьезные отношения, понимаешь?       — Не особо, — признается Блаэд, удивленно глядя на Нэриссу.       — Это предиктивная психология, так называемые превентивные меры, понимаешь? Она заводит тему серьезных отношений, будущего, только чтобы посмотреть, как ты отреагируешь, — снисходительно поясняет поведение пассии вампира Нэри. — Чтобы первой сбежать, если ты вдруг надумаешь переводить все в серьезную плоскость. Я сама подобным пользуюсь, Влад, такова уж женская логика. Все мы до поры до времени не хотим серьезных отношений, предполагающих брак и сопливых детишек, понимаешь?       — И с драконом тоже? — удивляется он. — Ты же сама упоминала, что он замуж зовет и все такое…       — Влад, на этот случай у меня есть непреодолимое противодействие, Эллохаром зовущееся, — Нэри подхватывает с тарелки ребрышко, меланхолично глядя в огонь. — Уж он-то точно не одобрит брак с Бельтэйром… И я не то чтобы против этого.       На этих словах Эллохар расплывается в довольной, чуть лукавой улыбке. Значит, Нэри, по ее собственным словам, надеется избавиться от притязаний на руку и сердце чешуйчатым с помощью него? «Устрою все в лучшем виде, любовь моя, можешь не переживать», — мысленно обещает магистр Смерти, с ухмылкой наблюдая за болтающими адептами Смерти.       — А как же любовь и все прочее? Романтические бредни, в которые по обыкновению верят все девчонки? — насмешливо любопытствует Блаэд, и Нэрисса снова заходится смехом.       — Влад, ну что ты как маленький… — она посмеивается, чуть насмешливо глядя на вампира. — Да, девушкам нравится романтика, но на одних букетах и конфетах далеко не уедешь. Да и вейлы не самые романтичные создания, если не сказать самые не романтичные.       Она вновь переводит задумчивый взгляд в расфыркивающий искры костер, понимая, что немного лукавит, говоря, что вейлы не романтичные натуры. Просто ей самой, наверное, уже приелась пустая романтика с мужчинами, что не могут полностью захватить ее сердце. «И ты мать, конечно же, выбрала самого не романтичного мужика из всех возможных», — едко подмечает ехидный голосок подсознания, на что Нэрисса просто вздыхает, не имея никаких контраргументов.       — Мне казалось, должно быть наоборот, — задумчиво тянет вампир, окидывая ее внимательным взглядом. — Один единственный и на всю жизнь — разве это не романтика в женском понимании?       — Не всегда этот один единственный действительно тот, с кем мы можем быть вместе, Влад. Да и выбор вейлы не избавляет нас от возможного предательства любимого, он лишь гарантирует верность вейлы, но никак не избранника, — пожимает плечами Нэри и, сделав глоток из стакана, прикрывает глаза.       «А сама то… просто пример верности своему избраннику», — голосок в голове не затыкается, и Нэрисса ощущает, как по губам расплывается неприятная, чуть горькая усмешка. Правду всегда неприятно слышать от других, но признавать неприятную правду самому, продолжая при этом поступать так же — неверно — еще хуже во всех смыслах. До горечи на языке, до тошноты, подкатывающей к горлу гадким комком, до отвращения и разочарования в самой себе. «Ему ведь все равно, он ничего ко мне не испытывает, так какая разница, как я поступаю, верно?», — спрашивает Нэри саму себя, в надежде усмирить все же имеющуюся у нее совесть. Но выходит откровенно плохо, что заставляет ее снова вздохнуть.       — Ты так говоришь, будто уже сделала выбор и пожалела о нем, — проницательный вампир заставляет ее вздрогнуть.       — Скорее уж насмотрелась на тех, кому суть вейлы и выбор не принесли обещанного легендами счастья, — Нэрисса, растянув губы в чуть мрачной улыбке, оборачивается, вглядываясь в густую темноту ночи, которую не может развеять даже пламя ярко полыхающих костров.       Словно мурашки предчувствия пробегают между напряженных лопаток, но взгляд натыкается только на поглощенные тьмой кусты, чуть покачивающиеся под напором налетающего на них ветерка. Но ощущение взгляда не исчезает, и Нэрисса, поведя плечом, инстинктивно натягивает тонкий пузырь заглушки. Сканировать кусты чарами глупо — даже если в них кто-то есть, и это не разыгравшаяся паранойя, присущая всем представителям рода Блэк, заклятие определения просто выдаст ее с головой. «Нервишки ни к черту», — иронично хмыкает Нэри, вновь прикладываясь к стакану с выпивкой.       — Что-то не так? — Влад вопросительно приподнимает брови, и она, осознав, что, видимо, выражение лица сдало ее с потрохами, растягивает губы в несколько вынужденной улыбке.       — Показалось, не обращай внимания. Я вообще по жизни параноик, — отмахнувшись, Нэрисса чуть ерзает, а после и вовсе пересаживается чуть в сторону, чтобы хоть краем глаза видеть злосчастные в своей подозрительности кусты.       А магистр Смерти, весело хмыкнув над тем, что его таки заметили, совершает ускоренное тактическое отступление. Мысль все-таки дожать Даркаэрша с обучением по обмену крайне заманчива, и отступать Эллохар точно не намерен, осталось только убедить упрямого некроманта в целесообразности данной затеи.       Легко и незаметно выскользнув из кустов, Даррэн внимательно оглядывает поляну в поисках высокой, тощей фигуры некроманта. Тот ожидаемо пребывает рядом с супругой, что, пристроившись у заборчика, отгораживающего сад от кострищ, отчитывает трех явно подвыпивших ведьмочек. Усмехнувшись собственной удаче, демон, еще раз оглянувшись на сидящую на бревне Нэриссу, быстрым шагом направляется в сторону вожделенного собеседника. Уже на подходе, с расстояния в тридцать шагов, не больше, магистр Смерти отмечает перекосившееся мукой глубочайшего страдания лицо собственной жертвы. Губы мигом искривляет довольная усмешка охотника, почти загнавшего дичь, и он, ступив из-за очередной поросли кустов, может поклясться, что слышит, как скрипят зубы глубокоуважаемого министра магии Седьмого королевства. Ставшую напряженной атмосферу немного разбавляет появление невероятно мрачного Блаэда-старшего, и Эллохар, поравнявшись с поражающей разнообразием личностей компанией, бросает на Даркаэрша полный ожидания взгляд.       — Как же быстро меняются твои привязанности, братишка… — нарочито трагично вздыхает появившаяся со стороны преподавательских домиков Благодать. — А как же любовь и прочее, ммм? Очаровательные блондинки в прошлом, некроманты — хит сезона? Поразительная скорость в смене предпочтений! Седина в бороду, бес в ребро? Или подобные эксперименты вошли в моду, а я и не заметила?       Заслышав, как сестрица растягивает гласные, да еще и допускает не оставляющие пространства воображению намеки, Даррэн понимает, что та успела прилично набраться, чего раньше за Риш не водилось. «Допрос необходим, определенно. Как и платки для подтирания будущего соплеразлива. Хорошо, хоть рубашка черная», — думает он, пристальным взглядом сканируя младшую сестренку и отмечая яростный блеск глаз и крепко стиснутые зубы, несмотря на наличествующую на лице улыбку.       — Уровень сарказма зашкаливает, Риш, сегодня ты играешь черными? — посмеивается Эллохар, все так же пристально разглядывая сестру, и краем глаза замечает, как поморщивается ее клыкасто-кровожадный супруг. — И, кажется, тебе хватит, — добавляет он, видя, как черная ведьма снова наполняет свой стакан самогоном, стоящим на широкой балке ограждения.       — Я сегодня вообще больше не играю.       Интонации голоса ведьмы непрозрачно намекают на истинное расположение духа, как и взгляд, брошенный из-под ресниц, прожигающий, гневный, опасный взгляд в сторону мужа. Вампир лишь поеживается, но в алых, блеснувших тьмой глазах читается смесь вины и упрямства, а магистр Смерти, догадываясь, что не все так просто, как говорила Риш несколькими часами ранее, напрягается сильней. «Прости, Рханэ, но нервотрепка откладывается», — без особой досады думает он и, подхватив Благодать под локоток, так и норовящий съездить ему по ребрам, уводит ее в сторону домиков преподавательниц. И оборачивается, ощущая, как губы растягиваются в улыбке, стоит ему услышать знакомый голосок, окликающий его:       — Рэн!..       Нэрисса летящей походкой, причем удивительно трезвой для прилично набравшейся вейлы, врывается в кружок «для взрослых». Кивнув в сторону домиков, она, сверкнув улыбкой, заводит разговор с Блаэдом старшим и, отведя его чуть в сторону, разливается соловьем. Хмыкнув предприимчивости юной вейлочки, магистр Смерти ускоряет шаг и, пристроив сестру на ступенях ее домика, выжидающе опирается на перила лестницы.       — Давай уже, Риш, тебе это нужно больше, чем мне, да и применять пытки к родной сестре для меня, несмотря на убивательскую натуру и соответствующую репутацию, все же последнее дело.

      ***

      Подтолкнув заметно раздраженного вампира к противоположной стороне поляны и примостившись у заборчика, Нэрисса внимательно оглядывает Блаэда-старшего, мимолетно отмечая, что фронт работ для юной вейлы-отличницы все же немал.       — Ваша Кровавость, ну сколько можно? Неужели так сложно поиграть на самолюбии супруги и немного снизить напор? — хитро улыбнувшись, протягивает Нэри и с удовольствием наблюдает за переменой выражений на лице главы сильнейшего в Темной Империи клана вампиров.       — Леди Блэк, — вампир чуть поморщивается, и кажется, вот-вот закатит глаза, — вам не кажется, что несколько неприлично лезть в личные дела совершенно посторонних вам личностей? — тон Владислава полнится усталого ехидства, но Нэри без труда удерживает улыбку на лице.       Влад своими расспросами невольно пробудил деятельную натуру вейлы ото сна, и та решила заняться единственным приятным и даже богоугодным делом — решением сердечных проблем окружающих. Нетрезвая Нэри же решила просто не сопротивляться, и вот итог — она, приподняв на удивление легко и безболезненно поддавшиеся щиты, стоит перед жуткой кровожадиной, что является мужем ее любимой черной ведьмы, и пытается втолковать ему, что тот немного неправ.       — Я вейла, лорд, и это моя суть — решение проблем сердечного толка всех страдающих и страждущих, — спокойно, все так же миролюбиво улыбаясь, поясняет Нэри, ощущая, что в эту минуту, кажется, любит все миры скопом.       — Допустим, — не особо желая соглашаться, откликается вампир. — И что мне посоветует леди вейла в случае, если моя обделенная рогами, но наделенная истинно демоническим нравом любимая до смерти супруга уперлась, как ездовой ящер? И не желает принимать никаких моих доводов, какими бы разумными они ни были?       — Ваша супруга, если вы не заметили, пребывает в том состоянии организма, в котором никакие попытки сопротивления не окажутся успешными, разве нет?.. — хитро улыбнувшись, намекает Нэрисса. По губам вампира расползается полная истинно темного коварства улыбка, и тот чуть склоняет голову, соглашаясь с ее словами. — Рэн сейчас немного промоет ей мозги, а вы просто будьте готовы уволочь дорогую супружницу в фамильный склеп для скорейшего примирения.       — Вы думаете, это будет так просто? Несмотря на всю присущую ей мягкость, она все же принцесса крови Ада, — все так же улыбаясь, напоминает вампир, но Нэри отвечает ему улыбкой.       — Ну не мне же вам советовать, как усмирять супругу? Тем более что вам не впервой… — посмеивается она, и глаза Блаэда сужаются в подозрении. — А кандалы, кстати, очень неплохо смотрятся в изголовье кровати, пикантности придают…       Надсадное покашливание развеселившегося вампира, под которым он тщетно пытается скрыть смех, раздается за спиной, и Нэрисса негромко хмыкает тому, что смогла немного реанимировать настроение этого вечно мрачного кровососущего. Завидев издали идущих от ведьминого дома Рэна и Благодать, она довольно напевает под нос частушку про гнома и эльфийку в бане. Но заметив, что вампир не следует за ней, оборачивается:       — Лорд Блаэд, ваш выход, клиент, судя по всему, уже готов.       И отойдя в сторонку, готовится смотреть представление, которое обещает быть громким и не совсем приличным на словоизъявления. Прислонившись боком к заборчику, она вытаскивает из пространственного кармана припасенный пустой стакан и, плеснув из бутыли самогона, с удовольствием закуривает.       — А мне? — с претензией в голосе проговаривает пристроившийся рядом Даррэн.       Окинув взглядом Нэри и отметив легкий румянец, а так же довольную улыбку, изогнувшую губы, он успокоено вздыхает, на миг замирая, любуясь ею. Та, понятливо хмыкнув и улыбнувшись еще шире, вытаскивает из скромного декольте второй стакан. Налив в него чуть больше половины самогона, Нэрисса передает ему теперь явно праздничную чарку.       — Меня так и подмывает поинтересоваться всем содержимым твоего декольте, но я боюсь получить бутылкой по голове за подобную дерзость, — посмеивается Эллохар, не имея ровным счетом никаких сил оторвать взгляд от скромного выреза ее платья.       — Ух ты, — чуть язвительно тянет она, — это что-то новенькое! Но знаешь, — Нэри, чуть прищурившись, оглядывает его долгим взглядом, от которого мурашки ползут по коже, — сегодня, только в качестве акта милосердия одиноким и эротически обездоленным демонам, я бы этого не сделала. Так, чисто в виде исключения.       — Правда?       Игривые нотки в голосе магистра Смерти слышатся более явно, а потемневшие до цвета каленой стали глаза вновь опускаются на уровень груди. Ощутив, как по щекам расползается несколько запоздалый жар, Нэрисса сглатывает, вновь прикладываясь к стакану с самогоном. Тот приятно обжигает горло спиртом, пряные травяные нотки щекочут ноздри, и творящийся флирт с Эллохаром уже не кажется такой острой проблемой. «Ты же сама этого хотела…», — почти шепотом томно пропевает подсознание, а кружащие вокруг маленькие феечки придают обстановке еще большую интимность. Вспышкой пламени она уничтожает окурок и обводит взглядом поляну, на которой продолжают веселиться ведьмочки.       — Все может быть, — философски замечает Нэри и переводит тему: — Так что там с Риш? Она достаточно готова к вероломному похищению собственным супругом и последующим действиям с его стороны?       — Ты обработала Влада старшего на похищение Риш? — удивленно вопрошает Даррэн, непозволительно близко склонившись к ней, почти касаясь губами мочки уха, выглядывающей из-под копны спутанных ветром волос.       — А что мне оставалось делать? Они оба переупрямят даже стадо голодных швейр, — негромко вздыхает Нэрисса, прислоняясь спиной к перекладине сильней, ощущая, как ладонь Даррэна ложится на талию. «Мы стоим практически в обнимку», — думает она. «Да что там практически — уже», — довольно подпевает подсознание, и где-то в глубине довольно взмуркивает вейла. Головокружение подкатывает незаметно, но от этого все более приятно находиться в объятии сильной, уверенной руки, которая всегда удержит. «Ну просто охренеть можно. Выходит, я могу спокойно контактировать с ним, только когда пьяна», — подводит итог Нэри, а подсознание тихо добавляет, — «И ты сама прекрасно знаешь, почему…»       — Риш заметила, что мы слишком слаженно действуем, словно старые супруги, — с негромким смешком проговаривает Рэн.       И именно этот момент Нэрисса выбирает для того, чтобы вскинув голову, поправить выбившуюся из-за уха прядку. Взгляды сталкиваются столь резко, что, кажется, еще чуть-чуть, и можно будет заметить искры, промелькнувшие между ними. Эллохар удерживает зрительный контакт, чуть склонив голову и растянув губы в легкой улыбке… Сердце Нэриссы екает настолько громко, что ей кажется, будто это можно услышать даже в Аду. А магистр, тем временем медленно протянув руку к ее лицу, заправляет выпавшую прядку обратно за ухо, мягко, едва касаясь, проскальзывает кончиками пальцев по щеке, и взгляд потемневших серых глаз спускается на губы, а время словно останавливается.       Где-то неподалеку, но словно в паре километров, раздается возмущенный вопль, а следом ругань. Нэри, чуть вздрогнув, первой опускает взгляд, чтобы посмотреть уже в направлении разыгравшегося представления с похищением, пусть не невесты, но жены. Вампир, резким, размытым движением ринувшись навстречу Риш, перехватывает ту поперек талии, и с веселым смешком взвалив добычу на плечо, вспыхивает красноватым светом. Тот разливается по поляне, расцвечивая всё в жутковатые оттенки кроваво-алого, а затем портал схлопывается, и разъяренная черная ведьма, изрыгая ругательства под довольный смех супруга, исчезает, возлегая на его плече.       — В истинно демоническом стиле, — протягивает Даррэн, ударяя стаканом о стакан Нэриссы, а после опустошает его.       — Да, есть еще порох в пороховницах, — задумчиво протягивает она.       — Маленькие вейлочки вышли на тропу войны с семейным неурядицами? — поддевает ее Даррэн, одаривая мягким взглядом из-под ресниц, и Нэри спешно отводит взгляд.       — О, да, — фыркает она, — я несу свет и семейное счастье! И мне совершенно точно не стоило столько пить. Спорим, Риш вернется через час? — Нэрисса протягивает ладонь, чтобы скрепить спор, и магистр Смерти с сомнением смотрит в ответ.       — Не думаю, радость моя… — в обнажившей клыки улыбке чудится чувственный подтекст, и Нэри замирает в надежде, что ее лицо сейчас выражает некоторую долю скептицизма относительно настроя Эллохара и упрямство, а не глупую влюбленность.       «Я бы многое отдал, чтобы она всегда смотрела на меня так», — думается магистру Смерти, но он осторожно принимает узкую ладошку и легко ее пожимает.       — Спорим. Рханэ, разбей, — обращается он к некроманту, и тот, с любопытством глянув на спорщиков, разбивает ладони.       Даррэн с некоторой неохотой выпускает теплые пальцы, едва подавив разочарованный вздох, и, вновь облокотившись на ограду, оглядывает Нэри. Но она, видимо уже заметив кого-то из знакомых, осторожно выскальзывает из подобия объятия.       — Я, пожалуй, удалюсь, а то у меня, к сожалению, инстинкт самосохранения срабатывает в твоем присутствии, — и, улыбнувшись на вопросительный взгляд Эллохара, добавляет, — самогон не пьется, — и в ее голосе звучит столько искреннего расстройства, что магистр даже не обижается, лишь посмеивается.       — Обратно просится? — уточняет он направленность того самого инстинкта, но Нэри отрицательно качает головой.       — Просто не пьется. Увы, твой авторитет влияет отрицательно, — она пожимает плечами, ловя взглядом мягкую, поразительно ласковую улыбку магистра Смерти, которая тут же заставляет ее стушеваться.       — Иди.       Ладонь, лежащая между лопаток, осторожно подталкивает ее вперед. Нэрисса, сверкнув благодарной улыбкой, махает рукой темноволосой ведьмочке и, подхватив с широкой перекладины заборчика ополовиненную бутыль самогона, едва ли не вприпрыжку направляется навстречу.       «Эх, молодость», — думает Эллохар, наблюдая за тем, как ветер раздувает юбку ее платья. «А вот теперь можно и Рханэ обработать», — заканчивает мысль он и, потерев в предвкушении руками, ехидно улыбается министру магии Седьмого королевства.

      ***

      Плотнее обхватив скользкое горлышко бутылки, Нэрисса, ощущая почти детскую радость, быстро, едва ли не пританцовывая на ходу, направляется к освободившейся Настасье. Та замирает у длинного стола с закусками и, хитро посверкивая карими глазами, ожидает. Подойдя почти вплотную, и заговорщески глянув на ведьмочку, Нэри предвкушательно бултыхает самогоном в бутыли, а ведьма, засмеявшись, указывает рукой направление.       Девушки идут молча, лишь хитро переглядываются, и стоит им скрыться за порослью дикого шиповника, а после присесть на лавочку, как из-за кустов раздается совсем не трезвое хихиканье на два голоска.       — Ну, давай, выкладывай, — не удерживается Настасья, и Нэри, весело хохотнув, разливает по стаканам крепкий напиток, звякая горлышком о стенки стаканов. — Как я вижу, а меня в этом не обмануть, назревает любовный треугольник.       — Ну, нееет, — поморщившись, тянет Нэри, понимая, о чем говорит ведьма, но не желая так быстро сдавать явки и пароли.       — Разве? В отношениях ты с Бельтэйром, а обнимаешься с магистром Смерти… — лукаво улыбается Настасья, лукаво поглядывая на Нэри, но та лишь поводит плечом.       — Скажем так, Оракул мое будущее с драконом попросту забраковал, — поясняет она, и та согласно кивает, но не перебивает, лишь молчит в ожидании продолжения. — И да, он предрекает мне неземную любовь с другим мужчиной…       — И этот мужчина — лорд Эллохар, говорю без сомнения, — проявляет чудеса проницательности ведьмочка. — А что ты сама об этом всем думаешь?       И Нэрисса на миг замирает, осознавая, что все те, кто знают ее ситуацию с совершенным уже выбором, никогда не задавали ей этот вопрос. Все либо толкали ее в объятия магистра Смерти, либо предлагали бежать с Рагдаром. Никто не спрашивал, что она сама обо всем этом думает…       — Не знаю, честно. Ведь предсказания Оракула — всего лишь возможность, одна из вероятностей переплетения сетей бытия…       — Жизнь — всего лишь игра, Нэрисса, а мы пешки, управляемые провидением. Но даже будучи в таком положении, мы можем управлять собственной жизнью, — Настасья озвучивает удивительно мудрые и правильные вещи, и Нэри только согласно вздыхает. — И, знаешь, никто ведь не может утверждать, что знает, как сложится наша жизнь, верно? Тут только тебе выбирать.       — А если выбор сделан? — негромко интересуется Нэри, в надежде услышать что-нибудь новенькое. И ведьмочка не разочаровывает ее.       — А что выберешь ты сама? Чувства, свои собственные, но зыбкие, к дракону, или выбор вейлы? Все нужно разложить по полочкам. Иногда то, что приносит малую, но приятную радость сейчас, может одарить муками боли после. И наоборот. Подумай.       Они выпивают, и Нэрисса задумывается. Она множество раз пыталась разложить по полочкам все то, что накопилось, как к дракону, так и к Эллохару, но это было настолько сложно. Оба мужчины заботились о ней, оба были привязаны, пусть и по-разному. Оба задевали что-то внутри, один больше, другой меньше… Пришло время делать выбор, как бы не хотелось, и каким бы ранящим он ни был.       — Не знаю… Ты права в том, что жизнь — всего лишь игра, а значит играть нужно ярко, получая удовольствие, не так ли? Вот я и играю, пытаясь усидеть на двух стульях сразу, — признается она, вздыхая. «Пора бы уже хоть самой себе признаться в том, что сидеть на двух стульях хоть и морально приятно, но зад ощутимо побаливает», — бормочет подсознание, на что Нэри только усмехается. — А оно ни Бездны не выходит.       — Так всегда. Расскажи про дракона, — говорит она, и Нэри чуть склоняет голову, собираясь с мыслями.       — Он теплый и с ним хорошо. Мне с ним спокойно, понимаешь? Я точно знаю, что Рагдар тот самый мужчина, что исполнит все мои желания, воплотит мечты в реальность…       — Кроме одной, взаимной любви, да? Он любит тебя, но ты его нет, — едва слышно проговаривает Настасья, и Нэри устало соглашается.       — Да. А второй…       — Ты не уверена, примет ли он твой выбор, полюбит ли тебя, или ты всю жизнь будешь вымаливать тень улыбки и мимолетный теплый взгляд, в страхе на любое прикосновение или слово получить раздражение в ответ? — проговаривает вслух ее опасения ведьма. — Ты же понимаешь, что неприятие избранника крайне редкий случай у вейл. Зачастую избранники наоборот испытывают чувства к вейле, что избрала их. Сколько случаев отказа избранников было за последние триста лет?       — Один.       — Ну вот. А ты просто зря переживаешь. Ваше время еще просто не пришло. Ни одна любовь не стоит упоминания в легендах и балладах, если она не выстрадана. Да и ни одна любовь не стоит никаких усилий и нервов, если к ней не приложили старания оба. Поэтому просто забей, — расслабившись, советует напоследок Настасья, и Нэри вновь наполняет стаканы. — А меня за Влада сватают, — признается ведьма, и у Нэри резко расширяются глаза.       — Мне казалось, ему Яду присмотрели, — растерянно проговаривает Нэри, во все глаза глядя на подругу. Но та не выглядит расстроенной, скорее меланхоличной и смирившейся.       — Я тоже так думала, а вышло по-другому, — пожимает плечами ведьмочка. — Да ладно, чего уж там, вроде неплохой вампир, а у меня еще пять лет в запасе. Пойдем лучше к костру, Благодать Никаноровна уже должна была вернуться.       Заговорщески подмигнув Нэриссе, ведьма встает, оправляет белый фартук и подхватывает бутыль с самогоном. Нэри поднимается следом и, плюнув на примявшуюся юбку, направляется следом.

      ***

      Невероятно довольно улыбающийся магистр Смерти издевательски поглядывает на поморщившегося Рханэ и, поднявшись со своего места, обозревает чуть светлеющий небосвод.       — Не расстраивайся, Даркаэрш, это будет в равной степени полезно как твоим адептам, так и моим. Твои потренируются, мои практику закроют. Я со своими Ллойра отправлю, он мужик мировой, дисциплину очень почитающий, магистр некромантии к тому же. Все в порядке с твоим кладбищем будет, а если нет, то я компенсирую, ты же знаешь…       Магистр переводит взгляд на поляну. Голоса поющих ведьмочек доносятся даже сюда, а значит, праздник подходит к своему логическому завершению. Потянувшись, Эллохар пытается выцепить взглядом светловолосую фигурку, но девушки, обряженные в одинаковые платья, загораживаемые раскидистыми ветвями золотящихся яблонь, смешиваются, не давая найти Нэриссу.       — Надеюсь твои охочие до исследований адепты будут вести себя примерно, — выплевывает мало довольный переговорами Даркаэрш. — Ищешь кого-то? — замечает он пристальное разглядывание поляны Эллохаром, и тот чуть иронично улыбается в ответ.       — Почти нашел, — откликается магистр, полностью погруженный в рассматривание поляны и столпившихся вокруг костров ведьмочек. — А если не найду, то пойду по кустам шарить, эту пьянь академическую зовом по крови так просто не разбудишь.       — Воспитанница, — понимающе посмеивается министр. — Юность, она такая, ее пальцем не заткнешь.       — Какие твои годы, Рханэ, сам еще юн и свеж, как плотоядный шиповник по весне, — хмыкает в ответ Эллохар. — О, нашел. Все, исчезаю, Рханэ, можешь расслабиться, нервотрепка окончена.       — Ты не представляешь, как я этому рад, — доносится вслед вышедшему из беседки Даррэну, и он, насвистывая что-то убийственно веселенькое, направляется к кострищу, у которого мелькала знакомая светловолосая макушка.       Нэри действительно обнаруживается в компании Риш и группки ведьмочек-выпускниц. Рядом с ней сидит заметно подвыпивший Людвиг Блаэд, неведомо где потерявший брата близнеца. Сестра перебирает струны лютни, уверенным, сильным голосом исполняет старинную балладу о драконе и избранной им деве, ведьмочки прочувствованно подпевают, и Эллохар изумленно застывает, услышав в стройном хоре женских голосов и приятный бархат голоса Нэриссы. Трагичная история дракона и его возлюбленной обрывается печальными нотами, стихает, все сидящие у костра отпивают из глиняных кружек самогон, и под мерный перебор струн Нэри глубокомысленно замечает:       — Говорят, невинная дева до сих пор сидит в сокровищнице Серебряного Старейшины.       — Слушай, — обхватив девушку за плечи, Людвиг со смешком обращается к ней, чуть повернув голову, — а это правда, что у драконов в сокровищницах полы устилает несметное количество золотых монет? Ты же вроде знать должна, почти официальная невеста лорд-канцлера Грозового Нагорья?       — Правда, — смеется Нэри, вновь отпивая из кружки, и приняв крайне загадочный вид, заговорщеским шепотом возвещает: — И там даже чеканка особая, своеобразный массажер для полировки чешуи стоимостью с дворец в столице.       — Ты серьезно была в сокровищнице Бельтэйра? Говорят, они пускают туда исключительно возлюбленных, даже кровным родственникам вход запрещен, — с крайней степенью любопытства на пьяной физиономии Блаэд подливает Нэри самогона из припрятанной за бревном, используемым в качестве сидения, бутылки, благодарно внимая рассказу.       — Пфф, — насмешливо фыркает Благодать на неприличный вопрос сына. — Даже если и была, то уж точно не расскажет. А если и не была, то какая тебе разница? — и кидает острый, насмешливый взгляд на Нэриссу. — Бросай дурное, милая. Хватит над чешуйчатым издеваться.       — Почему сразу издеваться? — удивляется Людвиг, переводя вопросительный взгляд с матери на девушку и обратно. — Любовь, романтика, прочее… в чем здесь издевательство? Я б и сам от подобных издевательств не отказался, — поиграв бровями, игриво намекает юноша, на что Нэри со смехом отмахивается.       — А издевательство, дорогой мой, в вынужденном воздержании, — поясняет она, под понимающее хмыканье Риш, удивленное «о-о-о» Блаэда и тихие смешки ведьмочек. — Так выпьем же за разборчивость в связях и пользу целибата для здоровья! — громко возвещает Нэрисса, нетрезво поднимаясь с места.       Ведьмочки следуют ее примеру, они сталкивают кружки прямо над пламенем костра, расплескивая капли выпивки, что вспыхивает яркими синими всполохами, встречаясь с ярко-оранжевым огнем, ласково лижущим отблесками руки и лица. Нэри задумчиво засматривается на блики костра, невольно залюбовавшись голубыми искорками сгорающего алкоголя, и на ум приходит обладатель такого же синего, слепящего пламени, отражающегося в серых глазах.       — А тебе, дорогой мой, вообще грех жаловаться! Радуйся, что твоя очередная дама того, что совсем уж пониже сердца, не принесла в подоле! — раздраженно бросает Риш, яростно встряхнув волосами. — А то ведь допросишься неземной любви, и я тебя женю в добровольно-принудительном порядке!       — Это как? — неожиданно Людвиг совсем не тушуется перед гневом матушки, лишь прищуривается, склоняя голову на бок и внимательно вперивается в ведьму.       — А так! В храм я тебя допру на плече, уж не надорвусь ради родной детиночки! И поверь, мой милый, ты даже в сознании будешь, относительном… — угроза, звучащая в голосе Благодати пробирает до стылых мурашек, кажется, всех присутствующих. — И согласишься на все, будь спокоен, а то, что не вспомнишь ничего на утро, так это последнее, что меня волнует, — ласковая улыбка черной ведьмы пугает еще больше, и Нэри, даже зная о том, что сестрица Эллохара никогда не взглянет на нее, как на невесту сына, все равно отсаживается от вампира.       — Знаешь, Людвиг, я тут подумала… — осторожненько сняв с плеча тяжелую лапу вампира, она совершает вынужденное отступление, сдвигаясь пятой точкой по шероховатому бревну, — что я пока как-то не очень замуж хочу, вот совсем… лет сто еще, примерно, — движения, под сначала удивленным, а потом как-то уж слишком загоревшимся взглядом вампира, все ускоряются.       — И тебя замуж выдадим, дорогая моя, причем в числе первых, поверь моему чутью…       И столько ехидства звучит в голосе ведьмы, что Нэри начинает все быстрей и уверенней отползать в другой конец бревна, пребывая в уверенности, что там никого нет… И резко упирается во что-то теплое, твердое, а когда это что-то, ко всему прочему, еще и нагло проскальзывает лапищей чуть повыше талии, проходясь под грудью, а ухо обжигает горячим дыханием…       — Чтоб тебя черти отымели, твою налево! — попытка с отвлекающим домогателя до прекрасного воплем вскочить с места успехом не увенчается, ее только крепче прижимают к телу и, когда все так же, у самого уха, почти обжигаемого касанием губ, раздается громкий шепот, она замирает:       — Какая ты добрая сегодня, Нэрюш, и на пожелания великодушная, я просто сражен на повал. Но, прошу заметить, тягой к мужеложству никогда не отличался, даже в качестве эксперимента. У меня, знаешь ли, более традиционные взгляды в плане интимных отношений… — громко, так, что его, без сомнения, слышат все, проговаривает магистр Смерти, продолжая удерживать ее в объятиях и совершенно не собираясь отпускать.       — О да, судя по рьяному ощупыванию моих телес, которое ты, несомненно, обзовешь объятиями, я могу быть уверена в стойкости твоих воззрений касательно выбора женского пола в качестве предпочитаемых партнеров. А теперь, будь добр, отпусти, пожалуйста, — с чопорной вежливостью проговаривает Нэрисса, пытаясь сдвинуться, но тяжелая ладонь не позволяет отползти ни на миллиметр.       — Я рад, что мы разрешили этот важный вопрос, радость моя, — довольно произносит Даррэн, второй рукой расправляя складки на юбке ее платья. — Но вот отпустить я тебя не могу, ты же сама говорила, что не горишь выходить замуж, а вот Людвиг, по-моему, загорелся.       Нэри настороженно оглядывает вампира, тот, состроив одухотворенно-влюбленную морду лица, прижимает ладони к груди и, сотворив крайне подробную иллюзию живого, кровоточащего и даже слабо трепыхающегося сердца, протягивает его ей. Изобразив шок, восхищенный трепет и ответный влюбленный взгляд, Нэри, все же не сдержавшись, фыркает. И в тот же миг иллюзия, заливающая такой же иллюзорной кровью ладони Людвига, вспыхивает синим пламенем, обзаводится зубами и с довольным почавкиванием и хрустом сжирает саму себя.       — Ну, спасибо, Рэн! Мне, может быть, впервые сердце живое, пусть и иллюзорное, преподнесли, а ты!.. — мрачно бурчит Нэрисса, снова попытавшись отстраниться, но магистр уверенно удерживает, с гнусной улыбочкой глядя на ушлого племянника.       — Ох уж эти романтические порывы… — насмешливо вздыхает Эллохар, удобней устраивая Нэри в объятиях спиной к себе.       Лишь бы не разглядела лица. Потому что беспощадная в своей бессмысленности ревность сжирает, а племянник, поначалу удивившийся, понимающе склоняет голову, отводя взгляд. «И этот сосунок зеленый догадался. И вот что теперь делать, коль проблема так очевидна?» — мрачно раздумывает магистр Смерти, стараясь успокоиться. Но Нэрисса, сама того не ведая, помогает ему в этом.       — Да причем тут безднова романтика, Рэн? — удивленно, даже как-то озадаченно спрашивает она, запрокидывая голову ему на плечо и заглядывая в глаза. — Просто иллюзия интересная, а я люблю с плетениями и наслоениями материальных иллюзий поиграть, сам же знаешь, что подобное можно создать, основываясь только на собственном опыте. Вот Людвиг держал в руках живое, еще бьющееся человеческое сердце. Я уверена, при сепарации можно было бы даже внутренние слои миокарда рассмотреть, строение желудочков, сократительную функцию при стрессовой нагрузке изучить на оригинале…       Странное ощущение словно прокрадывается в грудь, сворачивается там змейкой подозрений. «Это ревность, что ли?», — с чувством полного отупления раздумывает Нэрисса, задумчиво уставляясь в плещущееся пламя, облизывающее по краю кострище. Да, демоны, в особенности высшие, всегда очень ревностно относятся даже к гипотетическим ухажерам сестер, дочерей, воспитанниц. Но тот же Рэн, в свое время, спокойно воспринял Блаэда старшего и, несмотря на неодобрение деда и бабушки, присутствовал и на свадьбе Риш с вампиром, и племянников едва ли не вторым на руки брал после рождения… «Не нравится мне это», — не слишком радостно резюмирует Нэри и, решая отвлечь магистра и перевести тему, споро подхватывает стоящую за бревном бутыль с самогоном, быстро наполняет две глиняные кружки. Вручает одну Эллохару и едва не вздыхает облегченно, когда захват его рук, уже мало напоминающий объятия, немного расслабляется. Но не выпускает окончательно.       — Спасибо, радость моя, — он выдыхает это настолько расслабленно, и даже будто чуть устало, шевеля дыханием волосы на макушке. И Нэриссе почему-то становится настолько уютно в его руках, что даже пугает. «Рушатся бастионы, падают крепости наших сердец, великой боли, страшных мучений придет конец…», — скандирует подсознание строчки, и она чуть вздрагивает. Но соглашается.       — Так уж и быть, устрою тебе практикум по внутреннему устройству человека, но с тебя реферат, — с усмешкой в голосе продолжает тему магистр Смерти, и Нэрисса дергается в его руках, изворачиваясь так, чтобы видеть его лицо.       — Ты издеваешься, да? У меня гребаная диссертация топчется на месте, а в магистерской лежалый кентавр не валялся, скоро встанет умертвием и уйдет!       Возмущение пополам с искренним расстройством звенят в тоне Нэриссы, что Даррэн не удерживается от смеха, находя это очень забавным. А еще ему очень нравится то, что сейчас она не надевает вновь маску стервозной темной леди, остается открытой, теплой, милой, по-своему забавной… И ему уже почти плевать на то, что вокруг слишком много лишних, чужих глаз, которые явно подмечают не совсем родственный интерес к подопечной…       — Да как я могу, Нэрюш? Совсем нет. Как и старательности с вовлеченностью с твоей стороны, — чуть поддевает ее Эллохар.       Ответом ему становится полыхающий взор суженный в ярости глаз. Нэри изворачивается, почти полностью поворачиваясь к магистру лицом, но тот лишь с усмешкой прикладывается к кружке, насмешливо глядя поверх нее на возмущенно глядящую на него Нэриссу. Но она не говорит ничего, просто гневно смотрит, на что он вопросительно и очень уж издевательски приподнимает брови, и Нэри, фыркнув, отворачивается. Эллохар тут же напрягается, а когда ее пальцы уверенно касаются его ладони, пытаясь отцепить ее от талии, хмурится.       — Отпусти, — ледяным тоном требует она, и морщится, ощущая, как стальные, судя по захвату, пальцы впиваются в тонкую ткань платья. — Отпусти меня.       — Прекрати этот детский сад, радость моя, — устало, напряженно выдыхает магистр, не желая ее отпускать и совершенно не понимая, как реагировать на перемены в ее настроении.       Усадив осторожно и практически незаметно для других вырывающуюся Нэриссу, магистр Смерти закатывает глаза и, подняв взгляд на кострище, замечает, как опасно прищуриваются глаза смотрящей в их сторону Риш. «Стоит один раз разоткровенничаться, и постоянное пристальное внимание обеспечено», — раздраженная мыслишка проскальзывает в его голове синхронно с усталым вздохом Нэриссы.       — Устала? — глухо, едва слышно спрашивает он, ощущая, что она никак не может устроиться удобней.       — Да, — почти равнодушно признается Нэри. — От тебя.       И в ту же секунду на губах сестры расцветает очень хитрая, проказливая улыбка настоящей черной ведьмы. «Слышала», — понимает Эллохар. «Вот она, женская солидарность», — дополняет он, когда Благодать незаметно показывает Нэри большой палец, поднятый вверх.       Шорох, раздавшийся из-за кустов, привлекает внимание всех заседающих у костра, и когда оттуда появляется сияющая улыбкой Василена, почти все отвечают взаимной улыбкой. И теперь ему приходится выпустить пригревшуюся в его объятиях и даже немного присмиревшую Нэри. Та даже почти не пыхтит разозленно, но он нутром ощущает, что сидит она насупившись.       — Наш праздник подходит к концу, — напевно, мягко вступает Верховная, когда ведьмы и ведьмочки, а так же гостьи праздника формируют круг огибающий кострище. — Наступает время прощания с летом, а нам с вами надо попрощаться с чаяниями и несбывшимися надеждами уходящего года, отпустить обиды, забыть междоусобицы и пожелать чего-то нового. Загадайте что-то новое, особенное, что-то, о чем думаете украдкой, что-то, что вам хотелось бы обрести в новую пору. Сегодня особенная ночь, ночь прощения, время сказать спасибо и попрощаться с тем, чему пора уходить. А желания, загаданные сейчас, обязательно сбудутся, — ведьма вздыхает полной грудью, и остальные издают синхронный вздох. И только Эллохар замечает странный, словно пронизанный намеком взгляд Василены на Нэриссу, пускай она и глядит на каждую ведьму и ведьмочку. — А весной, в ночь ворожбы, мы заложим начало новому. Поворожим всласть. Заложим основу для воплощения наших мечтаний и тайных чаяний, — и снова оглядев девушек, заканчивает: — Вступим же в темное время чистыми от обид и дрязг, полными жажды новых свершений.       — Да наворожились уже, — не удерживается Нэри, вспоминая холодящее душу предсказание Риш.       И тут же наталкивается на добродушный, чуть снисходительный взгляд Верховной, но глаз не закатывает. «Пожелать, так пожелать», — мысленно пожимает плечами она и, прикрыв глаза, просит о том, чтобы все это, наконец, закончилось. Чтобы сердце больше не рвалось от боли, чтобы совесть не драла его в клочья, пытаясь разделить между двумя мужчинами, долгом и чувством, желанным и желаемым. Чтобы все шло так, как предначертано, и будь, что будет. Пусть открываться Рэну по собственной воле она не собирается, но если вдруг что… «Я приму любой его ответ. Каким бы он ни был. Даже если придется выдрать из груди сердце и разорвать на части душу», — думает она, стискивая в непослушных, словно замерзших пальцах, венок. «Душу рвать все равно придется», — напоминает подсознание с тяжким вздохом, а Нэриссу передергивает, и она распахивает глаза. Ведьмочки уже закидывают во взметнувшееся пламя свои венки, и она поступает так же. Кидает сплетенные травы в огонь и наблюдает за тем, как взъярившиеся багровые язычки пожирают тонкие стебли поздних луговых трав. Костер уже не полыхает так ярко, как ночью — поднимающееся над горизонтом солнце расцвечивает поляну в розоватое золото, похожее на то, что в храме Оракула. Желтеющие яблони вспыхивают подрагивающими на похолодевшем веру листочками, лес, окрашенный яркими красками осени, наполняется переливчатыми песнями припозднившихся птиц, дым костра под щемящие переборы лютни струится в посветлевшие, окрасившиеся в кристальную голубизну небеса…       — Держи.       Звонкий голосок Настасьи отрывает ее от бездумного созерцания увядающей, засыпающей на зиму природы, и Нэри, благодарно улыбнувшись ведьме, принимает из ее рук большую кружку с самогоном. Все ведьмочки, уже снаряженные подобным угощением, сбиваются в кучки, устало, негромко щебечут о чем-то, но оказавшиеся рядом Настасья и Яда с Ярославой в полном молчании с легкими улыбками на губах оглядывают поляну и сад. Мужчины, не участвовавшие в церемонии прощания, сидят на широких бревнах вокруг все слабее горящего костра и, когда Настасья касается ее ладони, взглядом указывая куда-то за спину, Нэри понимает, что та хочет сказать. Нэрисса оборачивается, чуть улыбнувшись задумчиво глядящему на нее магистру, салютует ему полной кружкой и, получив ответную мягкую, немного лукавую улыбку, отворачивается обратно.       — Жестокая ты женщина, Нэрисса Блэк, — посмеивается Настасья, сверкая янтарными глазами и загадочно поглядывая на нее.       — Это удел всех темных леди, быть коварными и жестокими — оберегает от лишних расстройств и разочарований, — посмеивается Нэри, пожимая плечами.       И притронувшись к кружке, подмечает, что последняя порция заговоренного теперь самогона, слишком уж сильно бьет в голову. Муть перед глазами, слабая, но тем и опасная, тут же застилает взор, и она встряхивает головой.       — Да, крепленый магией самогон опасная вещь, — посмеивается Ярослава. — Заметно, что ты давно не бывала на наших праздниках.       — В прошлые разы так щедро не наливали, — отшучивается Нэри.       И залпом выпивает целую чарку. Травяной дух, разбавленный едкими нотками, ударяет по чувствительному обонянию, бьет в голову ритуальным топором степных орков, подкашивает ноги получше огневодки и обещает амнезию сравнимую только с кадаром горгулий. Усмехнувшись и швырнув кружку в догорающее пламя костра, Нэри, стараясь сохранить хотя бы видимость прежней трезвости, добредает до кажущегося невероятно удобным бревна. И даже слинявший к Рханэ Эллохар теперь не удивляет и не расстраивает — созерцание природы в приятной компании сигары прельщает больше, нежели неоднозначная по своей сути компания демона. И сейчас она даже не может утверждать точно, что ее смущает: то ли невольное, но, увы, неотступное напряжение, что преследует ее по пятам, стоит Даррэну появиться на горизонте событий, то ли собственное смущение из-за дурацких и совсем уж неуместных чувств к нему же. Даже пусть и ответных, что вероятно, но очень «не очень». Одной ей комфортней, одной проще, потому как рассчитывать приходится только на себя, а сам себя не предашь и не кинешь. На других рассчитывать, во-первых, стыдно, во-вторых, неудобно, в-третьих, не маленькая уже, чтобы ждать помощи от сильного и уверенного, желая, чтобы взяли на ручки и укрыли от всех бед, явных и неявных… «В этом твоя главная проблема», — устало, горько и даже с нотками какой-то обреченности бормочет подсознание, — «Ты настолько не привыкла доверять кому-то, что не можешь положиться даже на тех, кто хочет и рад бы тебе помочь, да не знает, как… А ты и подсказать отказываешься, упрямая…», — и голосок, бухтящий в голове, кажется таким знакомым, с рокочущими, словно мурчащими нотками, глубокий и глухой, но совершенно не эллохаровский. «Да, друг мой, ты бы именно так и сказал…», — с теплой усмешкой думает Нэри, наслаждаясь видом медленно ползущих с севера туч. Те заволакивают небо, обещая скорую смену погоды, предвещая резкое похолодание и долгожданный снегопад. «Я и говорю», — недовольно бормочет все тот же голос — «А ты, упрямая, никогда меня не слушаешь».       И Нэрисса вздрагивает, покрываясь мурашками совершенно не от налетевшего порыва ледяного ветра. «Мать твою оркам в кухарки!», — проносится в голове пьяная, шальная мысль, наполненная не ужасом, но приличной долей опаски и раздражения. И только сейчас она понимает, что не подняла вновь щиты, опьяненная силой, алкоголем, близостью Рэна… И снова дергается, когда восходящее солнце отгораживает высокая фигура магистра Смерти.       — Идем, Нэрюш, тебе явно спать пора, — с усмешкой проговаривает Эллохар, снова до неприличия пристально вглядываясь в ее лицо.       А Нэри, только в эту минуту ощутив, насколько же сильно опьянил ее заговоренный самогон, поднимает на него страдальческий взгляд.       — Оставь меня тут, спасайся сам, — стонет она, когда магистр, протянув руку и перехватив ее запястье, пытается снять ее с уже родного и всей душой полюбившегося бревна.       — Ну, нет, а кто мне с утра по доброте душевной вручит антипохмельное зелье? — посмеивается Даррэн, и Нэрисса замечает, с каким трудом он удерживает нарочито возмущенное выражение лица.       — Судя по виду, оно тебе не понадобится, по сравнению со мной ты безгрешный, кристально чистый девств… Тьфу, ты! Трезвенник, — стонет она, когда магистр привлекает ее к себе, все-таки возвращая в условно вертикальное положение. Утыкается лбом ему в грудь, ощущая, как ноздри вновь забивает его запах, такой притягательный, разжигающий пламя внутри. И, понимая, что проигрывает борьбу с инстинктами, глухо стонет, надеясь, что Даррэн спишет это на опьянение.       — В случае первого, радость моя, ситуация все же обратная, — усмехается он, обхватывая ее обеими руками, прижимая крепче к себе, наслаждаясь объятиями и тем, насколько она податливая сейчас.       — Как знать, как знать, — задумчиво протягивает Нэрисса и, запрокинув отчаянно кружащуюся от алкоголя и его запаха голову, натыкается на мрачно-вопросительный взгляд Даррэна. — Да шучу я! Шутка! У меня вообще чувство юмора не очень, а как выпью, так вообще, — печально добавляет она, позволяя увлечь свою покорно-пьяную совсем не сопротивляющуюся тушку в открытый переход.       Пламя довольно гудит, будто большая сытая кошка, убаюкивает, и Нэри расслабляется, уверенная в том, что его руки всегда ее удержат. И даже почти не удивляется собственным мыслям. «Пусть все будет, как должно», — устало думает она, когда пламя, вспыхнув сильнее, опадает.       — Прибыли, радость моя, — проговаривает магистр, и Нэри, чуть медленней, чем позволяет давно разбитое в дребезги сердце, отстраняется, оглядываясь.       — Ксарах, — заторможено констатирует она, оглядывая постепенно пробуждающиеся улочки города.       — Прогуляемся.       Магистр Смерти улыбается ей, глядя на нее поразительно светлыми, прозрачно-ртутными глазами, в которых она мгновенно тонет без малейшего шанса на спасение. Но язвительное подсознание не дает Нэри окунуться в романтическое настроение вейлы с головой, и, чуть выпрямившись, она ехидно ухмыляется.       — А ты уверен, что я способна на прогулку? Потому как я со всей ответственностью заявляю, что первая лавочка в парке моя, а если мы не двинемся в ближайшие десять минут, то я и в брусчатке родную постельку признаю.       — Неужели ты думаешь, я позволю тебе уснуть? Нет, моя упившаяся прелесть, прогулка — очень полезное для организма после обильных возлияний занятие, помогает снизить негативные эффекты, появляющиеся на утро, — наставительно проговаривает Эллохар, натягивая на нее собственный камзол и застегивая на пару пуговиц.       Короткий взгляд в сторону арендных домов квартала заставляет его широко, очень довольно оскалиться. А дернувшаяся на втором этаже темная портьера поднимает мстительное чувство радости. Узнать, где снимает дом Бельтэйр, и когда он бывает в городе, было совсем не сложно, для главного безопасника Грозового Нагорья он очень расслабился. Именно поэтому магистр Смерти предпочел перемещению к дому прогулку — драконьему выродку, устроившему показательное выступление в ресторации с Нэриссой в главной роли, явно нужно сбить спесь, а что подействует лучше, как не объятия с соперником прямо под его чешуйчатым носом? Именно поэтому Даррэн и не снимал все это время очевидно фонящую драконом следилку с Нэриссы. Зачем расстраивать увлеченную мнимой свободой девочку, если подобный аксессуар можно использовать себе на пользу?       — Идем, — он крепко обхватывает тонкую, заметно озябшую фигурку Нэриссы за плечи, привлекая ближе к себе, зная, что дракон неотрывно следит за ними. А Нэри, ни о чем не догадывающаяся, только подыгрывает ему, для устойчивости обхватывая его за талию. — Что за конфликт с Василеной, радость моя? Не поделишься? — интересуется он, и Нэри морщится в ответ, а мрачная складочка залегает меж ее бровей.       Остановившись, Эллохар, осторожно подцепив ее подбородок пальцами, все так же обнимая второй рукой, заглядывает ей в глаза, чуть склоняясь. Теперь его не интересует следящий за ними дракон, потому что Нэри выглядит расстроенной и уставшей, и смотреть в ответ упрямо отказывается. Мягко проведя кончиками пальцев по щеке, он все же привлекает ее внимание, но тяжелый мрачный взгляд темных глаз настораживает еще больше. Больше, чем хотелось бы.       — Нэри, что не так?       — Я просто не хочу об этом говорить, Рэн, — упрямо проваривает она и, прикрыв глаза, негромко вздыхает, заставляя сердце в его груди оборваться. — Возможно, когда-нибудь, если обстоятельства сложатся так, что ты должен будешь узнать, ты узнаешь. Сейчас просто не лезь в это, дело прошлое. Но возникшее между мной и Верховной недопонимание — главная и, по сути, единственная причина, по которой я не появлялась в Ведической школе четыре года.       Это признание он переваривает с трудом, потому как предположений в голове немало, но они все никак не приближают его к разгадке. «Еще одна загадка связанная с Нэриссой», — проскальзывает тяжелая мыль в его голове. Он просто не понимает, чем могла Василена так сильно задеть Нэриссу, что она запросто вычеркнула ведьму из второго круга, да из третьего тоже, судя по тому, как она морщилась и закатывала глаза, стоило Василене обращалась к ней по имени.       — Странная постановка условий, ты не находишь? — уточняет он, вновь обхватив ее за плечи, и углубляется в парк. Но Нэрисса сохраняет молчание. — И как же должны сложиться обстоятельства, чтобы я узнал очередной твой секрет?       — Это тоже тайна, Рэн. И не расспрашивай дальше, какой бы пьяной я не была, я все равно не скажу, — неожиданно фыркает Нэри и, завидев бронзовые ворота парка, чуть ускоряется. — Могу сказать только одно — сейчас я мечтаю о горячей ванне, протрезвляющем эликсире и кроватке, — и столько мечтательного блаженства слышится в ее голосе, что Эллохар не удерживается от улыбки.       — То есть мои попытки вызнать, что же показал тебе Оракул, и что ты загадала, не увенчаются успехом? — лукаво усмехается он, и Нэрисса, подняв на него взгляд, отвечает легкой, едва тронувшей губы улыбкой.       — Нет, — качает головой она. — О сказочках Оракула я тебе уже рассказала, добавить мне нечего, а о желании тем более не буду — во-первых, личное, во-вторых, не сбудется же!       — Какие мы суеверные, — ехидно протягивает магистр Смерти. — И что же такого личного ты загадала, прелесть моя, что даже намекнуть не хочешь?       Любопытство раздирает любознательную натуру демона на части, улыбка на губах ширится, но Нэри снова покачивает головой. Магистр старательно скрывает свою настороженность — желание может касаться дракона, а ведь желания, загаданные в эту ночь, обычно сбываются.       — Поверь, это никак не связано с Рагдаром. Я просто загадала абстрактное личное спокойствие и полное отсутствие сердечных привязанностей, — немного лукавит Нэрри и замечает, как в глубине глаз Даррэна словно меркнет что-то.       — Странное желание для юной девушки, радость моя, — задумчиво проговаривает он, когда они минуют ворота парка.       Его действительно пугает подобное нежелание Нэриссы связывать себя чувствами и обязательствами с кем-то. И сложившееся уже предположение о свершившемся выборе вейлы в его пользу рушится, как карточный домик, обжигая пламенем в груди.       — В этом ничего странного нет, Рэн, я просто хочу отдохнуть, заняться учебой, перестать наконец прогуливать занятия, — отвечает она с улыбкой и почти верит самой себе.       Вот только почему-то становится невыносимо горько. И при мысли о потере Рагдара, и при мысли о предполагаемых чувствах Эллохара. Да только высказываться, как и демонстрировать растерянность, Нэри не спешит. Единственное желание сейчас — запереться в спальне, хорошо выспаться, без лишних мыслей о присутствующих в ее жизни мужчинах, разобраться в себе. Решить, разложить все по полочкам.       Об этом она думает до самых дверей особняка магистра Смерти, и в той же глубокой задумчивости проходит к лестнице на второй этаж. И только потом оборачивается, без какого-либо притворства улыбаясь Эллохару:       — Темных снов, Рэн.       А магистр улыбается в ответ, замерший в проходе в гостиную, невольно радуясь тому, что она вынырнула из своих тяжких раздумий. Легкие шажки стихают на лестнице, и Даррэн, устало рухнув в кресло у пустого камина, растирает лицо руками. Плеснув огневодки из стоящей на столике бутылки, он залпом приговаривает стакан и с тяжким вздохом запрокидывает голову на подголовник, смеживая веки. Давящее чувство недосказанности, тисками сжимающее грудь, что немного рассеялось после посещения чертогов грез и разговора с Оракулом, вспыхнуло с прежней силой тут же, стоило Нэри вновь начать избегать разговора. Да, обычно было не принято делиться предсказаниями Сомурона с посторонними, но многие обсуждают его пророчества с теми, кто входит во второй круг. А Нэри, пусть и поделилась, односложно, немногословно, словно желая, чтобы он быстрее от нее отцепился, все же не выдала ни капли конкретики. И именно это беспокоит его сильнее всего. Беспокоит то, что у уверенной в себе и собственных силах девушки, которой Нэрисса была четыре года назад, появились серьезные проблемы с доверием. Даррэн множество раз подмечал ранее, как она с осторожностью подбирает слова, раздумывает, что ответить и как… И выражение ее лица в этот момент всегда было одинаковым: отрешенное, словно маска, закрытое, будто она не желала, чтобы даже близкие лезли в душу.       Магистр Смерти усмехается своим мыслям, ведь это так сильно напоминает его самого. Вот только он привык скрываться под маской непоколебимости, насмешливости и издевок, а Нэри, за неимением опыта, все еще слишком неловко прячет свои чувства от других. И пускай позаимствованная за годы близкого общения с ним маска насмешливости и высокомерия хорошо ей удается, но над непоколебимостью еще надо поработать. «И проблемы с доверием решать. Хотя чего можно требовать от ребенка, четыре года решавшего проблемы только собственными силами?», — чуть ядовито спрашивает подсознание, в очередной раз уязвляя очевидной промашкой. «Она сама этого хотела», — напоминает себе Эллохар, отставляя сжатый в пальцах стакан на столик, и поднимается из кресла.       «И как защитить и уберечь ту, что ни испытывает ко мне ни капли прежнего доверия?», — вновь погружаясь в мрачные мысли, раздумывает магистр, распахивая дверь в темную спальню. Останавливается в проеме, прислушиваясь, но ни звука не доносится из спальни Нэри, а под дверью темно, и Даррэн, не решаясь тревожить ее, все же проходит к себе, бесшумно притворяя створку. Не глядя кидает камзол на спинку стоящего у кровати кресла, стаскивает через голову рубашку, оставляя ту на полу. Той же участи удостаиваются брюки, а магистр, ступив под хлынувшие с потолка струи воды, просто желает смыть с себя хоть часть тревог и сегодня уснуть без кошмаров, в которых раз за разом теряет ту, что стала частью его самого.

      ***

      Ладонь проскальзывает по обнаженной коже, гладкой, словно шелк, покрытой испариной, горячей, будто раскаленной. Тонкие пальцы с острыми коготками путаются в волосах на затылке, оцарапывая кожу.       — Рэн…       Протяжный всхлип вырывается из ее груди, пока он медленно скользит поцелуями вдоль тонкой шеи, по жилке, дробно отбивающей сумасшедший ритм. Голодно толкается в нее, срывая с ее губ еще один стон, более громкий, от которого волна жара прокатывается по позвоночнику.       — Пожалуйста…       И он не в силах ей отказать, потому что сам на грани, и потому, что в ее затуманенных желанием глазах горит та же мука, что и в его.       Сильное тело жестче вжимает ее в покрывало, и ей плевать на пение птиц, доносящееся из леса неподалеку, на небо, ярко-голубое, рассветное, простирающееся над головой, и высокую траву, что скрывает их от любопытных глаз. Сейчас есть только они, захлебывающиеся страстью, насквозь пропитанной горечью, словно сигаретным дымом. Есть только слияние тел, мощные размеренные толчки его бедер, от которых мир будто рассыпается, исчезает, чтобы родиться вновь.       Иступлено, медленно, словно в последний в жизни раз, берет ее, двигается, ощущая ее удовольствие как свое. Хрипло простанывает, когда Нэри крепче обхватывает его ногами, утыкается лбом в изгиб ее шеи, когда она выгибается навстречу, желая быть ближе, словно хочет еще глубже, еще сильней, без остатка.       — Люблю тебя, я люблю тебя…       Хрипло проговаривает Даррэн, ускоряясь, сдаваясь, покрывая жадными поцелуями все, до чего может добраться. Отрывается, перенося вес на руки, в последних, жестких толчках вбивается в ее тело, уже предвкушая горький, отдающий хинином привкус потери. Тонет в темных, подернувшихся слезами глазах с расширившимися до почти полного отсутствия радужек зрачками.       А Нэрисса лишь подается вперед, в медленном, тягучем ритме, отвечает на каждое движение, каждое касание, каждый взгляд, словно стоит этому закончиться, и она потеряет его навсегда.       — Я люблю тебя, люблю тебя…       Стонет она, выгибаясь, ощущая, как мир, взорвавшийся, полыхнувший яркой вспышкой, раскалывается, разрывая ее на части, задыхается, чувствуя, как по его телу пробегает крупная дрожь, и по вискам струятся слезы. И горячие, мягкие сейчас губы собирают соленые капли, руки крепче стискивают, едва не до хруста ребер.       Но горечь уже затапливает нутро, и то, что миг назад казалось истиной, чем-то незыблемым и настоящим, растворяется, исчезает, подергиваясь дымкой, и последнее, что она слышит, это хриплый, надсадный мужской стон, полный ответной горечи. Такой знакомой. И поле, затерявшееся где-то в Седьмом королевстве растворяется, а мужчина, тот, что столь крепко обнимал ее мгновение назад, тот, что с такой страстью любил, стремительно блекнет, истончаясь, пока не испаряется совсем. И все, что ей остается — это долгий, полный боли взгляд серых глаз, прозрачных, чуть мерцающих, и таких знакомых, растворяющийся сизой дымкой ускользающего сна.