Темная Империя. Ритуальный Круг

Дворец повелителя Арвиэля, Хайранар, домен ДарГарай, Ад       Когда Эллохар выходит из перехода, его овевает противным, выбивающим из тела дрожь чувством смутного беспокойства, странным образом связанного с дедом. Съежившаяся и явно чувствующая себя все хуже Нэрисса ощутимо вздрагивает на его руках, и он опускает взгляд на ее лицо. Ее глаза все так же скрывает плотная черная повязка, мерцающая в слабых отблесках красных светильников коридора дворца как шелк, но не являющаяся им.       За спиной раздается ехидное хмыканье духа-хранителя и по совместительству домашнего питомца рода Блэк:       — Что ты пытаешься разглядеть в ее лице, демон?       Асмодей издевательски медленным шагом обходит замершего Даррэна и с ядовитым выражением на морде вглядывается в его лицо, вынуждая посмотреть в ответ.       — Ни ее глаза, ни выражение лица не станут ответом на те вопросы, что ты жаждешь задать, уж поверь мне. Но это не значит, что она не чувствует твоего садистского пыла и желания допросить ее с пристрастием прирожденного вивисектора.       Ответом магистра на прочувствованную тираду становится один единственный тяжелый вздох. А следом он ощущает такой привычный, но от этого не менее проницательный взгляд в спину. Кот снова хмыкает, уходя куда-то ему за спину, и демон снова вздыхает, запрокидывая голову.       — Даррэн.       В спокойном, ощутимо прохладном голосе повелителя Ада не слышится ни капли удивления — Арвиэль лишь констатирует факт, причем, очевидно, прискорбный для него лично. Критический взгляд владыки миров Хаоса оглядывает напряженную спину внука, мгновенно отмечая, как опускаются его плечи. Он закатывает глаза, догадываясь, что радость и гордость его очей готов к очередному, в этот раз не профилактическому, нагоняю.       — Снова отчитывать будешь? — ехидно уточняет Эллохар.       Стремительно, но мягко он разворачивается к деду, и когда губы того чуть вздрагивают в полной ехидства усмешке, вопросительно приподнимает бровь.       — Только после того, как поприветствую нашего гостя, Рэн, — чуть шире улыбается Арвиэль.       Но в воздухе ощущается тревога, промелькнувшая в его глазах при взгляде на Нэриссу. Что-то царапает внутри, заставляя древнего демона вспомнить те видения, что они просматривали некоторое время назад. А также припомнить и образ юной, но так трагично погибшей Иммерин — его невестки, девушки, которую по несчастному стечению обстоятельств и под влиянием проклятья богини Страсти выбрал его сын Хашшран. «Мы не позволим истории повториться, любовь моя», — Дианея всегда четко улавливает малейшие перемены в его настроении, и он лишь вздыхает в ответ на ее слова.       — Поразительная встреча, Асмодей, — губы Властителя растягиваются в загадочной ухмылке, — я предполагал, что все мои старания были бессмысленны. Что же, стоит уделять чуть больше внимания голосу интуиции.       — И не лезть в чужой культ со своим уставом, — мурлыкает кот, мягко подступая к сильнейшему из демонов.       Его тело начинает клубиться тьмой, разрастаться и, под удивленное хмыканье Даррэна, к деду подступает уже не привычных даже в Хаосе кот, а нечто, не уступающее по размерам сергалу.       — Но твои попытки пробудить меня оказались весьма полезны, за что я хочу сказать тебе большое кошачье спасибо.       Арвиэль лишь усмехается в ответ на подобное проявление благодарности и, спокойно развернувшись, медленно направляется к покоям внука, так ни разу не обернувшись. Осознав действительную степень недовольства Владыки, магистр Смерти чуть встряхивает головой. Удобней устроив Нэри на руках, он неспешно направляется следом, прислушиваясь к ее размеренному, очень тихому дыханию. Почему-то именно сейчас накатывает чувство вины, тупо ноющее за грудиной. Но даже оно не ослабляет сжирающего его желания в очередной раз все прояснить, наконец забраться в голову Нэриссы, вытащить мельчайшие подробности, если это потребуется. И тормозит, но не в коем случае не останавливает Эллохара то, что сказал неугомонный хранитель ее рода.       — Нэрисса… — негромко подает голос демон.       Знает, что не увидит глаз, скрытых повязкой, и совершенно точно не догадается, о чем она думает по выражению лица, но все равно опускает взгляд, силясь понять, что она чувствует сейчас.       — Жива, — усталый выдох срывается с пересохших губ.       Нэрисса быстро проскальзывает по ним языком. Раздражение и гнев, вызванные очередной ссорой и последующей дракой, если ее вообще можно так назвать, почти улеглись. Но сожалеющие и осторожные нотки, проскальзывающие в усталом баритоне Рэна, почти не трогают, не стирают отчуждения, которое будто разрастается, заполняя сквозящую холодом пустоту между ними. И с таким удивительным, щемящим под ребрами теплом вспоминаются те времена, в которых не было выбора вейлы, было несказанно больше доверия и открытости в их отношениях, пусть и не любовных.       — Нэри...       Даррэн чуть поводит головой, с усталым вздохом глядя в переплетения темного коридора, и, ощутив, как она вздрагивает, крепче прижимает ее к себе. Дикая в данной ситуации, совершенно предательская улыбка проскальзывает по тонким губам. Обнаружив призрачное отражение подобной улыбки на ее губах, явно растянутой через силу, он чуть успокаивается, чувствуя, как сжимающая сердце тревога потихоньку отступает.       — Знаешь, Рэн, — неожиданно вновь проговаривает Нэри, напряженно вслушиваясь в едва слышные шаги Арвиэля в отдалении, — я нахожу тебя недостаточно старательным сегодня, — повязка на глазах не позволяет видеть лицо Эллохара, но она почти уверена, что он изгибает бровь в ожидании продолжения ее изобличающей речи. — Не то чтобы ты не старался, правда. То, как ты перехватил меня пламенем, было эффектно и в достаточной степени эффективно, но, увы, не дало никаких результатов. Поверь, я совершенно не сомневаюсь в твоей квалификации, как магистра Смерти, но, мне казалось, основным постулатом у вас является «Убивай быстро и чисто», разве нет? Так что здесь очевидная промашка, магистр…       — Я не собирался убивать тебя, радость моя, — с неуловимыми нотками раздражения выдыхает негромко Эллохар, устраивая голову Нэриссы на своем плече. И ощущает странную, удивительно робкую надежду, глядя на то, как она улыбается шире. — Но это не значит, что я забуду про допрос с пристрастием… — напоминает он, когда двери супружеского крыла распахиваются перед ним.       — Да-да, у тебя отличные средства от склероза, я помню. Не забудь поделиться поставщиком позже, может пригодиться, знаешь ли, — продолжает язвить Нэри.       Но пожать плечами, выказав свое безразличие к вопросу о пытках у нее не выходит, а вот желание просто говорить с ним только усиливается. Просто говорить, перекидываться саркастическими замечаниями, не затрагивая неприятной и болезненной для них обоих темы отношений и далекого, очевидно туманного будущего.       — Позволь прояснить один момент: ты не собирался меня убивать конкретно в этот момент времени, или вообще? Не пойми неправильно, просто мне необходимо знать к чему готовиться. И да, если ты все же планируешь предпринимать попытки моего убиения в будущем, прошу тебя, не предупреждай заранее — это скучно. Да и кому интересно умирать, зная, что в этот раз точно все? По моему личному мнению, погибать нужно красиво и весело, а если твой убийца предупреждает тебя о твоей скорой кончине, все очарование момента отправляется прямиком в Бездну.       — Поэтому ты так часто пытаешься экстравагантно самоубиться, радость моя?       В насмешливом тоне магистр Смерти проскальзывают раздраженные, гневные нотки. Нэри всем телом ощущает, как вибрируют слова в его груди, наполняясь недовольной, мрачной хрипотцой, но это не пугает. Обострившиеся чувства усиливают связь, которая передает скорее тревогу и злость Рэна на самого себя, нежели на нее. И Нэрисса, как бы сильно не хотела закрыться, с удивительной, почти неконтролируемой тягой окунается в его эмоции, вслушиваясь в едва слышные мягкие шаги и мерный стук сердца. А когда звук чуть приглушается, и движения демона становятся более медленными и текучими, понимает: они наконец прибыли в место назначения. И Эллохар подтверждает ее предположение, но не словом, а делом — сильные руки чуть напрягаются, опуская ее на постель, которая в следующую минуту ощутимо проминается, давая понять, что демон присаживается рядом.       — Темные леди с доставкой! — саркастически восклицает Нэри, с удобством устраиваясь на пружинящем матрасе и улавливая терпкие нотки сандала, которым совершенно точно нечего делать в ее спальне.       Пальцы незаметно ощупывают покрывало, не обнаруживают так понравившейся ей плотной вышивки, и Нэрисса негромко фыркает, понимая, что оказалась на том самом ложе, что видела не так давно в спальне Эллохара. В полной тишине и темноте лежать не слишком комфортно, но присутствующие в спальне лорды не издают ни звука, а вымораживающая ломота и онемение в теле не дают и малейшей возможности пошевелиться и улечься удобней.       — Бросил, как мешок с драконьим дерьмом, — едва слышно шипит дух-хранитель.       Он огибает каменную койку воистину демонических размеров и мягко запрыгивает на покрывало. Лапа осторожно касается лба Нэри, под спутанными светлыми волосами, и пытавшаяся что-то сказать Нэрисса обмякает, а кот облегченно выдыхает.       — Не наглей, меховой коврик, я ведь слышу тебя…       Магистр Смерти опасно разворачивается к Асмодею. Но тот и не ведет мохнатой бровью, вынуждая демона еще раз глянуть на погруженную хранителем в стазис Нэриссу.       — Как и она тебя, — совершенно по-человечески усевшись на край кровати, он разводит лапами, констатируя факт. — На самом деле не должна… — озвучивает кот сомнение, явственно читающееся на лице Арвиэля, а после подталкивает неприятно удивленного наглостью магистра в спину, вынуждая того встать с постели. — Итак, как я понимаю, за мной должок?       Дух, растекшись по краю кровати и теперь еще больше напоминая бесформенную дымную кляксу, продолжает смотреть исключительно на Арвиэля, игнорируя устраивающегося в кресле у стены Даррэна.       — Когда?       Источающий вселенское спокойствие Ариэль протягивает фразу лениво, почти наплевательски, уподобляясь внуку. Но Асмодей подбирается, прекрасно зная, что могут означать подобные интонации и в случае великого внука Владыки, и в случае самого Повелителя Хаоса.       — Сразу после свершившегося выбора.       Короткий, будто бы обрубленный ответ древнего духа вызывает на губах Повелителя столь же короткую усмешку, и кошачья морда приобретает невиданное доселе серьезное выражение.       — Мое служение и привязка к роду сильнее, нежели клятвы тебе, Арвиэль, и ты это знаешь. Инструкции, оставленные первым из Блэков, достаточно категоричны: все мои усилия должны быть брошены на сохранение жизни и обучение наследника в случае гибели рода, — в голосе хранителя не слышатся извиняющиеся нотки, лишь усталость и едва различимая гордость за служение, которое он несет не первое тысячелетие.       — И с каких пор ты считаешь меня прямой угрозой роду Блэк и его наследнице?       Арвиэль едва заметно нахмуривается, старательно сдерживая ярость интонаций, просто потому, что догадывается о причинах, и догадки эти малоприятны. И потому задает лишь один короткий, но от этого не менее сложный вопрос, который дается ему с ощутимым трудом:       — Ты винишь меня?       — Ты мог бы не делать этого, учитывая то, что навесил Сагдарат на Харрана и тот беспрекословно принес его, — протягивает кот.       Эллохар с полным усталости стоном откидывает голову на спинку кресла, но Владыка лишь кивает, принимая слова хранителя.       — Сагдарат? Серьезно, дед? Пошел по пути Анаргата и даже бровью не повел? —       Понимание всей серьезности положения давит тяжким грузом на плечи, отупленые усталостью и излишними эмоциями шестеренки мозга крутятся, и Даррэн склоняется, упирается локтями в колени, запуская пальцы в волосы.       — С одной стороны, я должен сказать тебе огромное спасибо, как демон демону, но другой стороны…       Хриплый смешок срывается с его губ, и магистр резко откидывается на спинку кресла, задумчиво оглядывая лежащую на его кровати Нэриссу. Только сейчас до него доходит исключительная верность собственного высказывания: ведь, в действительности, с одной стороны взаимный обмен кровью лишь усиливает проклятье на крови, даруя невероятную возможность просто приказать Нэриссе не сопротивляться ему. Но с другой стороны, обмен кровью смягчает последствия невыполнения условий клятвы, давая уже ей возможность лавировать в формулировках приказов и их исполнения. И только человеческая сторона, та сторона, что всегда уравновешивала демона, во всю противится, желая, как это ни странно, и совершенно по-демонически, завоевать любимую женщину, но не силой. Ощутив сильнейший приступ накатившего раздвоения личности, магистр встряхивает волосами, выплывая из размышлений и возвращая четкость картинки.       И с усмешкой слышит слова деда, с поразительной точностью озвучивающие его мысли:       — Ты можешь всего лишь приказать, — мягко протягивает Арвиэль.       Даррэн мгновенно стирает с лица ухмылку, пристально глядя на деда и ощущая испытующий взгляд хранителя.       — И не стану этого делать, дед. Ты отпустил бабушку в свое время, и я, пожалуй, воспользуюсь твоим примером, — продолжая сверлить взглядом кровать, но по каким-то причинам не поднимая глаз на саму Нэри, отрезает принц Хаоса, заслуживая благодарный и даже немного уважительный взгляд Асмодея.       — Отпустишь ее?       Владыка позволяет едва заметной усмешке скользнуть по губам, но тон сохраняет ленивую серьезность, что заставляет магистра Смерти вновь обратить на него внимание, напряженно вслушиваясь в слова деда.       — Нэрисса не Дианея, Даррэн, она может и не вернуться, и ты это понимаешь. Если бы не понимал, отпустил бы раньше, дал бы время на размышления, — пожимает плечами Повелитель, осознавая прискорбную правоту собственных слов.       Потому как Нэрисса прекрасно знает, чего хочет от жизни, и принц Хаоса не входит в список обязательных к исполнению желаний.       — Отпускать бессмысленно, но и держать опасно. Для нее самой в первую очередь, — проговаривает тихо дух-хранитель, привлекая к себе внимание лордов, сидящих напротив.       Нахождение в голове Нэри в последние четыре года в определенном смысле дает понимание ситуации. Но Асмодей ни в коем случае не собирается подсказывать Эллохару выход из сложившегося положения, просто чтобы его не обвинили в соучастии.       — Сейчас она борется, пытаясь уравнять части вейлы и темной леди в себе. Сдастся раньше, и верх возьмет вейлова суть, уничтожив привычную нам всем Нэриссу. Сдастся позже — и придется тебе, будущий Владыка Хаоса, подыскивать другой объект романтической привязанности. Ну, или навещать родовой склеп Блэков в дни поминовения, что тоже весьма вероятно. Позволь ей самой решать, Эллохар. Но при этом влияй на каждое решение, держи под контролем, и будет тебе семейное счастье, — снова разводит лапами Асмодей, и криво, заметно болезненно усмехается, встречая загадочную улыбку Повелителя Ада. Но сильнейший из демонов быстро возвращает задумчиво-серьезное выражение лица.       — Насколько вы продвинулись? — спрашивает Арвиэль.       Даррэн переводит взгляд на духа, выражение морды которого становится заметно более ехидным. И это почему-то заставляет магистра едва ощутимо улыбнуться. Эллохар прекрасно понимает, что хранитель, в силу своих подозрений, которые он сам высказывал не так давно, не скажет всей правды. Но умения Нэриссы могут дать подсказку, прямую, или же косвенную, на счет ее предположений и догадок по части расследования.       — Достаточно, — бросает Асмодей нехотя, при этом прямо глядя в глаза Эллохару, словно намекая на что-то, что он должен сохранить в тайне.       Магистр начинает судорожно перебирать в памяти моменты, которые хоть как-то могут касаться неизвестных ему самому умений Нэриссы, но на ум приходит только ритуал, проведенный вместе с личем Атарнэ. И что-то подсознательно цепляет его в очередной, неизвестно какой по счету, раз, от чего по спине демона пробегают предупреждающие мурашки. Даррэн незаметно прикрывает глаза, давая духу понять, что не собирается делится тем, чего и сам не понимает. Но вопрос Владыки расставляет все по местам, вынуждая сдерживать бессознательное желание дернуться и вопросительно приподнять бровь.       — Магия Смерти? — сохраняя все тот же благодушный вид, уточняет Повелитель.       Но напряжение в наполненной темнотой комнате сгущается, едва не достигая предела, а после медленно, но непреодолимо угасает, стоит коту столь же туманно ответить:       — Не совсем. Все под контролем, Арвиэль, — спокойно, в какой-то мере даже излишне спокойно откликается Асмодей.       Эллохар негромко хмыкает, с удовольствием осознавая, что возможность расспросить кота и Нэри без свидетелей в лице деда появится чуть позже.       — Ты же понимаешь, друг мой, что без подтверждения я не смогу поверить твоим словам. Ты, повинуясь кодексу, ставишь интересы рода выше своих обязательств передо мной, и я могу понять это, даже принять, но безопасность Хаоса первостепенная задача, — пожимает плечами Арвиэль, и каким-то шестым чувством, не зря названным интуицией, ощущает, как напрягся внук. Но даже это не останавливает его. — Пару медитаций позволят мне убедиться в контроле Нэри, пытать девочку я не буду, это лишнее.       Дух со вздохом кивает, но вздох слышится скорее облегченным, нежели раздраженным. Повелитель довольно, даже слишком довольно улыбается, а после и вовсе плавно поднимается из кресла, по все видимости, собираясь оставить их разбираться самостоятельно.       — Но это мы можем обсудить позже, сейчас нужно заняться девочкой.       Асмодей тут же подбирается, следя за мягкой поступью Властителя Ада. Но тот лишь проходит к кровати и, упершись коленом в матрас, нависает над Нэриссой. Кончиками пальцев проводит над сгущенным мраком повязки, развеивая ее, а после, сосредоточенно оглядев бледное лицо с отчётливо выделяющимися синюшными губами, осторожно касается кончиками когтей ее лба. Прикрывает глаза, вглядываясь в последние моменты перед тем, как хранитель погрузил ее в стазис, и чуть заметно улыбается, оглядываясь на внука. Но Даррэн замечает легкую тень, скользнувшую по его лицу.       — Ты можешь попытаться расспросить ее, Рэн, — негромко проговаривает Арвиэль, отступая от постели, и чуть нахмуривается, снов бросая взгляд на отключившуюся стараниями духа Нэри. — Если захочешь, — доносится запоздалый шепот Повелителя, как только дверь притворяется, а демон исчезает за ней.       Магистр Смерти бездумно уставляется на собственную постель, гадая, когда же закончатся бессмысленные тайны и секреты. Раздумывает над тем, сможет ли в обозримом будущем назвать это ложе супружеским, исходя не только из собственных желаний и обмена кровью, будто бы тайного, и даже немного постыдного, но и из желания самой Нэриссы. «Она ведь отзывалась в ночь после бала», — напоминает подсознание чуть ехидно, но также задумчиво. Эллохар встряхивает головой, отгоняя непрошеные мысли, ощущая на себе ровный, без прежней ехидцы взгляд духа-хранителя.       — Разговор есть, демон, — растеряв всю серьезность, мурлыкает развалившийся на его собственной постели котяра.       Эллохар невольно усмехается в ответ, старательно запихивая поглубже очевидное наслаждение простыми формулировками Асмодея.       — Я жду, — насмешливо проясняет ситуацию демон, разведя руками, и удивленно приподнимает бровь, стоит в темноте раздаться еще одному голосу:       — Да я как бы тоже, — хрипло стонет Нэрисса, ощущая, как постепенно снижается давление в ушах, и муть, затопившая сознание, отступает. — Но я подожду, вы общайтесь. Все равно в уши словно ваты набили, Бездна благослови хоть что-то расслышать. Но учти, меховой коврик: еще раз запихнешь меня в бессознательное состояние, пользуясь оговорками в кодексе, и я отдам тебя на принудительную кастрацию… И вообще, — продолжает она под негромкий, но очень ехидный смешок Даррэна, — свали с кровати, она, как бы, и моя тоже в каком-то смысле, а ты в каком-то смысле животное…       — Меня очевидно не любят, как ты мог заметить, — уведомляет Эллохара хранитель рода Блэк.       Соскочив с кровати, он перетекает в кресло, растягиваясь длинной дымной лентой. Добравшись до точки следования, кот собирается в большой темный комок и, сверкнув на магистра зелеными глазами, участливо интересуется:       — Как самочувствие вашего Мрачнейшества? Водички, отвару или чего покрепче?       — Тишины, мохнатая ты задница, — хрипло отзывается Нэри.       По телу пробегают противнейшие мурашки, а мышцы скручивает судорогой, от которой зубы сами скрипят друг о друга. Глухо простонав, чем вызвав пристальный взгляд двух пар глаз, Нэрисса неловко переворачивается на бок и, судорожно вздохнув, выдавливает улыбку.       — Но это не осуществимо — я уже четыре года жду пока он заткнется, — интимным шепотом делится она с Эллохаром, снова присевшим на край кровати. — И все безрезультатно, — Нэри тихо, но невероятно страдальчески вздыхает, позволяя магистру Смерти ощутить всю тщетность ее несбыточных надежд. — Спрашивай, — негромко, устало прикрыв глаза, шепчет она, опуская голову на пропахшую Эллохаром подушку.       Теплые мужские пальцы невесомо проскальзывают по ее щеке, вызывая предательские мурашки по коже и ощутимую дрожь.       — Почему ты не сказала сразу? — негромко, заметно хрипло протягивает магистр. Нэри приподнимает тяжелые, норовящие закрыться веки, пристально, устало глядя в серые, отливающие синевой, глаза демона, устроившегося напротив. — Я могу принять и понять причины, по которым ты не призналась в выборе вейлы, Нэрисса. Но не могу понять, почему ты считаешь постыдным попросить или принять помощь, когда ты действительно в ней нуждаешься.       Несмотря на всю серьезность вопроса она ухмыляется — возможно, глупо и легкомысленно, возможно, даже жестоко. Но усмешка сама просится, неконтролируемая, в какой-то мере злая, в какой-то эгоистичная.       — Почему я должна хотеть стать подопытным зверьком, Рэн?       Нэрисса усилие воли удерживает глаза открытыми, прекрасно зная, что пока не время отключаться. Оно наступит позже, когда боль пронзит каждую клетку и скрутит каждую мышцу в теле, не раньше. Тогда, когда Эллохара не будет рядом, и он не увидит ее слабой и беспомощной. Сейчас, пока есть силы держаться, она будет делать это, стараясь сохранить лицо, насколько это возможно.       — Ты ведь понимаешь, пусть и не знаешь всего, что знает Владыка… Мои предки, не такие уж и дальние, родом из Мрака, Рэн. А я, как бы это прискорбно не звучало, всего лишь магически заряженная бомба замедленного действия в глазах твоего деда. И всегда ею была, — она вздыхает, с легкой, мягкой насмешливостью глядя в глаза Эллохара, в которых откровенно читается протест. — Не перебивай меня, пожалуйста, хорошо?       Нэри сглатывает, прикрывая глаза, а после снова открывает, прямо, пристально глядя в напряженное лицо магистра. Прекрасно знает, что правда ему не понравится, но молчать бессмысленно.       — Ты всегда веришь в лучшее в существах, которые тебя окружают. Но правда в том, Даррэн, что первой причиной, по которой Повелитель принял меня тогда, восемнадцать лет назад, и уговаривал тебя оставить меня во дворце, было ни что иное, как беспокойство о безопасности Ада, твоей и его самого. Да, возможно он привязался ко мне в последствии, но лорд Арвиэль совершенно точно не отпускал мыслей как о мой полезности для него и Хаоса, так и моей опасности. Просто прими это, — негромко заканчивает Нэрисса.       Она прикрывает глаза, переживая очередную судорогу, пробегающую по телу. Ощущает на себе неверящий взгляд серо-голубых глаз, но лишь неоднозначно дергает плечом. Знает, что он будет спорить и переубеждать, но боль в теле усиливается. Ей настолько не хочется выглядеть в его глазах слабой, что она просто мысленно пинает Асмодея, надеясь на то, что тот сможет отвлечь Эллохара, не выдавая при этом никаких стратегически важных секретов.       — Не спорь, Рэн, — спокойно, странно мягко подает голос из кресла хранитель.       Но магистр Смерти не оборачивается, с напряжением вглядываясь в лицо Нэриссы, мнимо, обманчиво расслабленное, и осторожно касается напряженного плеча, когда меж ее темных бровей пролегает складочка.       — Я бы мог многое тебе рассказать, но не могу тебе доверять… — устало, будто бы обреченно бормочет кот, и в его голосе проскальзывает искреннее расстройство, которое он и не пытается скрыть.       Даррэн вопросительно оглядывается, но дух отрицательно поводит головой, отводя взгляд мерцающих в развеиваемой тремя лунами темноте глаз.       — Я даже помочь ей не могу так, как мог бы помочь любому другому из Блэков. Просто потому, что она здесь, в месте, полностью подвластном Арвиэлю. Да и не примет той помощи, которую спокойно и без лишний терзаний принял любой другой представитель рода.       Он густым дымным шлейфом перетекает на постель, и во взгляде зеленых глаз Даррэн замечает стылую горечь, полную сожаления.       — У нас другие боги, демон… Те, что действительно заботятся о своих существах, пусть и по-своему жестоко… — спустя несколько тягостных минут нарушает тишину хранитель, вглядываясь в дымку, окружающую ночные светила. — И магия у нас иная, пусть и отличий немного, но мы платим немалую цену за ее использование. Члены рода во Мраке — сообщающиеся сосуды, а Нэрисса совсем одна, и она ребенок по меркам моего мира…       Асмодей снова касается лба Нэри, и морщинка между ее бровей разглаживается, а сама она будто расслабляется. Черный густой туман сгущается вокруг хранителя и столбом устремляется к окну, там обращаясь невысоким стройным юношей с кошачьими ушами на макушке и хвостом, торчащим из-под удлиненного черного, как пески пустыни Гибели, камзола. Он оглядывается на задумчиво оглядывающего его форму демона, и негромко, сожалеюще продолжает:       — Я стал сильнее, я могу больше, нежели в предыдущие столетия своей службы, но не способен на то единственное, ради чего мне сохранили жизнь: я не могу удержать ее от пропасти, Эллохар. Бездна не самое страшное, поверь мне. Я знаю.       — Значит объясни, — негромко проговаривает магистр Смерти.       Осторожно проводит кончиками пальцев между бровей Нэри, разглаживая вновь проявившуюся морщинку, а после снова оборачиваясь к духу-хранителю. Вглядывается в изящную фигуру с печально опущенным хвостом, и на ум почему-то приходят старые сказки, времен империи Хешисаи, что рассказывал им с Риш отец перед сном.       — Как тебя вообще угораздило стать хранителем рода? Ты ведь оборотень, к Блэкам не имеющий никакого отношения, а значит хранителем быть не можешь без привязки, — задумчиво, с определенной долей скепсиса проговаривает он, осторожно привлекая Нэриссу к себе и вновь обращая взгляд на стоящего у окна кота.       Тот лишь усмехается на удивление грустно и, коротко оглянувшись, со слабой улыбкой, тронувшей губы, проговаривает:       — Ты наверняка слышал легенды о двуликих демонах, не так ли?       Асмодей проводит кончиками пальцев по холодному граниту подоконника, будто бы поглощающему свет лун, а после негромко продолжает:       — Меня убил муж моей любовницы. Одной из... Не сказать, что я был осторожен, даже в своем возрасте, достаточно зрелом — мне перевалило за пять сотен на тот момент. Я должен был уходить вместе с Харраданом, одним из приближенных к Владыке моего мира, моим другом, побратимом, моим пламенем на двоих… В то время портальные точки, слабые места в защите мира от взаимного проникновения, были ограничены, о них знали многие. Но немногие знали о том, что я ухожу вместе с младшим наследником. Меня выследили, смертельно ранили, что для демона, имеющего две ипостаси, маловероятный исход — даже если нас убили в одной, мы вполне можем существовать в другой. Харрадан уловил мой предсмертный зов и сумел меня вытащить, воспользовавшись родовой силой, а Блэки, как я уже говорил, сообщающиеся сосуды. Я мог лишь принести родовую клятву. Я был связан кровью с Харраданом, но его попытки спасти меня все же негативно повлияли на Блэков в последствии — он протаскивал меня через переход в состоянии почти трупа, вытянув магию из других, в том числе из своей беременной жены… Родовое безумие стало последствием. Оно всего лишь усилилось: заимствование силы ослабило их защиту, привязку к родовому источнику в момент перехода. И я стал своеобразным балластом силы, гарантом того, что последующие поколения Блэков не скатятся в безумие силы и не уничтожат друг друга и мир, который принял нас в борьбе за могущество и власть. Столетия поглощения излишков, ослабление Хаосом, после Арвиэлем, Сагдарат… Нельзя сказать, что они стали слабее котят, но будь у них сила, они бы не погибли вот так, запросто, просто из-за сработавшей против них защиты. Сагдарата было бы достаточно. Но твой дед считал иначе. Теперь все мертвы, а Нэрисса ребенок, пусть и контролирующий себя и свои силы, но ребенок… Которого Арвиэль не уничтожит лишь потому, что не захочет делать больно тебе, Рэн, и, возможно, из-за той защиты, что оберегает ее, как последнюю представительницу рода Блэк в мирах Хаоса.       Хранитель разворачивается, с сожалением глядя на Эллохара, присевшего на постели. А после, горько усмехнувшись, прикрывает на миг глаза, прислоняясь спиной к подоконнику.       Даррэн улавливает очередную перемену настроения Асмодея интуитивно, напрягается, ощущая мерзкий привкус горечи на кончике языка, понимая, что сейчас услышит что-то фатально неприятное, но от этого не становящееся менее правдивым. И дух согласно склоняет голову, преподнося очередной неприятный факт с меланхоличной усталостью давно живущего существа:       — Ты действительно худшее, что могло случится с Нэриссой, Эллохар. И вся соль даже не в том, что Нэрисса может по собственной воле скатиться в безумие, потому как сила, что в ней, ей самой недоступна. Вся суть заключается во внезапном и бесконтрольном переключении ментальных основ, которые и так подорваны назойливой сутью вейлы, ее собственным нежеланием принимать собственный выбор, и тем, что ты сам, поторопив события, приняв неверное решение, ослабляешь ее ментальный контроль. А теперь скажи мне, принц Хаоса, как поступит твой великий дед, если она, — он коротко кивает на лежащую на постели Нэри, — все-таки слетит с катушек и утратит контроль, столь тщательно выработанный за эти годы постоянного противостояния самой себе? Поможет ли Арвиэль из чувства привязанности к девочке, подвергнув опасности мир, которым правит, и тебя, своего внука и наследника, или поступит как мудрый правитель: сначала воспользуется вырвавшимся из-под контроля монстром, приструнив самовольных и гонорливых темных, а после уберет, как угрозу относительному миру и абсолютной нестабильности Хаоса? Или как отработанный материал, тут уж как посмотреть…       — Ты полагаешь, мне нужно было позволить ей умереть?       Глухое шипение магистра, безмолвно слушавшего хранителя, мало напоминает человеческое, но ему откровенно плевать на это. Злость снова затапливает сознание алой пеленой, вытесняя водоворот из боли, нежелания принимать отвратительную действительность, безысходности, перемалывает жерновами гнева, заливает жгучей яростью. Он вздергивает голову, раздражено отбрасывая волосы назад, впиваясь тяжелым взглядом в Асмодея, но тот с выводящим из себя спокойствием принимает его гнев.       — А ты уверен, что она умерла бы? — меланхолично интересуется кот.       Он усаживается в кресло и уставляется в ответ с отстраненным любопытством целителя, специализирующегося на лечении душевных болезней. Но Даррэн не ощущает и толики сомнения в собственной правоте.       Плавно, убийственно медленно поднявшись с края кровати, он проскальзывает к хранителю и, упершись в подлокотники кресла, хищно нависает над ним, угрожающе скалясь.       — Она умерла на моих руках, гребаный ты ошметок орочьей пятки! Ее сердце остановилось, и лишь после этого я напоил ее своей кровью!       Хриплый, вибрирующий рык разрывает грудную клетку, но это не умаляет желания разорвать хранителя, пусть он на это и не способен. Глумливо-задумчивое выражение лица только разжигает ярость и, когда Асмодей укоряюще покачивает головой, издевательски прицокивая языком, и вовсе отключает разум.       — Сядь и остынь.       Легкое движение бледных пальцев руки, и Эллохара отшвыривает в соседнее кресло. Приземление выходит на удивление мягким, за что он не испытывает ровным счетом никакой благодарности. Дух нарочито утомленно вздыхает, и демон пытается рвануться из кресла, но плотная воздушная преграда уверенно удерживает, пружиняще отбрасывая назад.       — Она, — он снова указывает кончиком когтя на учащенно дышащую на кровати Нэри, — Блэк. И этого ты изменить не можешь. Не умерла бы, — снова настаивает на своем кот, — но после мучилась бы угрызениями совести, да и мне бы пришлось раскрыть свое инкогнито раньше, что не входило в наши планы. Плата, демон, — проговаривает Асмодей в ответ на мрачный, требовательный взгляд магистра Смерти. — Я же говорил: у нашей силы есть своя цена, а наши боги, пусть и жестоки, и с чувством юмора у них непорядок, но своих детей оберегают. Пришлось бы заплатить, но Нэрисса бы не умерла. Да, повалялась бы трупом, поныла бы, как ей плохо и как мир жесток, но потом бы смирилась со свершившимся неизбежным.       — О какой цене ты говоришь, меховой коврик? Последнее пристанище темных — серые пустоши Бездны, без исключений, — едко парирует Даррэн, ощущая, как гнев постепенно сменяется любопытством.       Да, древние легенды, что рассказывал ему дед, когда он сам был еще мал, повествовали о сильных темных и демонах, которых не так просто убить, о тайных знаниях, доступных лишь избранным, но Эллохар никогда не придавал этому значения. «А зря», — с растущей тревогой посмотрев на Нэриссу, думает он, и лишь после, ощутив нечто, сродни смутной догадке, негромко выдыхает:       — Демоны…       — Даже если это ругательство, ты все равно на верном пути, — пожимает плечами хранитель и, плавно поднявшись, проходит к постели, присаживаясь на край. — А теперь я все-таки займусь облегчением мучений страдалицы, пока ты перевариваешь полученную информацию и растягиваешь вдоль спинного мозга то, что не уместилось в черепной коробке.       Эллохар напряженно наблюдает, как дух мягко касается кончиками пальцев висков Нэри, внимательно оглядывает ее лицо, как проскальзывает ладонями по шее и ключицам, виднеющимся из-под ворота рубашки, вдоль плеч по рукам, до самых запястий. Но в этом магистру Смерти не видится ни капли интимности, лишь завораживающая, почти гипнотическая техничность действа, суть которого он мало понимает. Он только может наблюдать, как губы Асмодея бесшумно двигаются, как наполняются темнотой светящиеся во мраке глаза. Как сама фигура хранителя расплывается, теряет четкость очертаний, как грани начинают вибрировать, размывая, словно истончая плотность проекции духа, откликаются на творящуюся магию, которую сам демон ощутить не может, пусть и видит ее проявления собственными глазами.       Что-то в очередной раз едва ощутимо цепляет его интуицию. Но он не задумывается, отбрасывает подсказку как нечто неважное, изо всех сил прислушиваясь к связи, которая фонит стылой пустотой. И, когда хранитель рода наконец отрывает руки от Нэриссы, вновь обратившиеся в лапы и напоминающие теперь обрывки колышущегося тумана, и уже в виде некрупного домашнего кота отходит к изножью кровати, Даррэн поднимается. Только сейчас он осознает, что прошло немало времени с того момента, как Асмодей прекратил их бессмысленный спор и приступил к собственным обязанностям по очередному спасению Нэри. Неприятные, вызванные предстоящим разговором с Нэриссой и профилактической беседой по душам с дедом мысли плавно перетекают в голове, пока магистр поднимается из кресла, пока проходит к кровати, усаживается на край, словно гость. Усталость, скорее моральная, нежели физическая, смешивается с тревожным предчувствием, хотя он и так услышал, увидел и сделал сегодня достаточно для того, чтобы пару недель меланхолично топить неприятие жестокой действительности на дне бутылки с чем-нибудь особенно крепким.       — Ты хоть живой, меховой коврик? — с усталой язвительностью любопытствует магистр, только после понимая, что ляпнуть очевидную несуразицу.       Но кот лишь сардонически усмехается в ответ, едва заметно кивая. А после, взмахнув хвостом, поднимается на лапы, потягиваясь, и тяжело соскакивает с постели, на что Эллохар удивленно приподнимает бровь.       — Мне нужно время на восстановление, — лениво, но едва слышно поясняет хранитель, удаляясь к двери. — Пригласи своих утопленниц, пусть займутся девочкой, не тебе же ее переодевать. Можешь даже попробовать допросить ее, если все еще желаешь поскандалить и услышать много интересного, но определенно неприятного о себе и своих чаяниях… — почти дойдя до двери, предлагает Асмодей и, дернув головой, неожиданно ухмыляется клыкастой пастью. — Мрак непостижимый и всемогущий, привык как в родовом дворце… — и, приподнявшись на задние лапы, смыкает перед собой передние, а после медленно разводит, словно растягивая плотную завесу черного дыма, открывает переход. — Все, оставляю девочку на тебя, к задушевной беседе с Владыкой вернусь, — заканчивает Асмодей и преспокойно шагает в дымовую завесу, которая тут же растворяется, оплывая туманом.       Оставшийся наедине с Нэриссой Эллохар медленно протягивает руку, желая коснуться, но почему-то не делает этого. Замирает, прислушиваясь к связи, и с глухим раздражением осознает, что Нэри снова закрывается от него, уже будучи в сознании. С негромким, но очевидно ехидным хмыканьем укладывается рядом, подпирая голову рукой, скользит взглядом по лицу, замирая на трепещущих ресницах, и, спустя пару минут выжидательного напряженного молчания, издевательски осведомляется:       — Попытка избежать допроса посредством симуляции глубокой комы не засчитывается, прелесть моя. Неужели ты полагала, что столь плохая актерская игра будет оценена мною по достоинству?       Ответом ему становится глухой вздох Нэриссы, и Даррэн едва заметно ухмыляется, кожей ощущая ее ответное раздражение. Она чуть ерзает на покрывале, сводя брови на переносице, прислушивается к ощущениям в теле, которое покалывает сотнями маленьких иголочек, и все же открывает глаза, чуть поворачивая голову и напарываясь на изучающий взгляд демона. Занывшая и будто одеревеневшая шея отзывается тянущей болью, от которой хочется застонать в унисон со всем телом, ощущающимся словно залитым липкой и плотной смолой.       — Я наивно полагала, что тебя заберет Повелитель, и я останусь в гордом одиночестве и тишине, — парирует Нэри, когда магистр неожиданно оказывается ближе, на расстоянии ладони, и нависает сверху, продолжая вглядываться в ее лицо.       Это пристальное разглядывание вызывает острое желание накрыться с головой одеялом, зажмуриться посильнее. Но Нэри не отводит глаз — нежелание показывать свою слабость и смущение перед ним пересиливает, хотя состояние, немного облегченное Асмодеем, оставляет желать лучшего.       — Твои попытки избежать разговора ничего тебе не дадут, — подводит закономерный итог магистр Смерти, заметно мрачнея, и в его глазах на долю мгновения мелькает сталь, тут же скрываясь в грозовой серости радужек. — Ты могла позвать меня, но не позвала, — резюмирует он результат сложившейся ситуации.       Нэри вздыхает, прекрасно зная, что ей нечем крыть. Единственное, чем она может парировать его выпад, это то, что нападение умертвий на крепость Ночной стражи было ловушкой, нацеленной именно на нее. И то, что кто-то из сотрудников Тьера точно замешан в произошедшем, но до этого он может докопаться и сам. Но все же решает озвучить свои выводы.       — Я в принципе убежать сейчас не в состоянии, даже уползти не смогу, Рэн, — негромко проговаривает она.       Все же опускает взгляд на темную рубашку магистра и отсчитывая на ней пуговицы. Но потом снова поднимает, ощущая подспудную тревогу.       — Кто-то из людей Тьера и стражей крепости прикрывает заказчика. Сигнал тревоги не прошел до центрального управления СБИ…       — Знаю, — спокойно протягивает Даррэн, склоняя голову к плечу, — и Риан тоже. Как и о том, что Найтес спер документы из архива службы безопасности.       На этих словах Нэрисса тяжело вздыхает, прикрывая глаза, и он не удерживается от короткого смешка:       — Ты снова переводишь тему, прелесть моя, и это я тоже знаю.       — Отклоняюсь, — корректирует его формулировку Нэри.       Предвкушая расспрос, она раздумывает над тем, как уйти от совсем уж неприятных вопросов. И обтекаемо ответить на те, ответы на которые могут быть восприняты слишком остро.       — Споришь? — обманчиво мягко улыбается Эллохар.       Заметив, как Нэри нервно сглатывает, он откидывается на спину, уныло уставляясь в потолок. Ее очевидное нежелание говорить на сколь-нибудь личные темы угнетает, заставляя ходить по кругу, который в одиночку ему никак не разорвать. Осознание этого вызывает глухую досаду, от которой он не может избавиться.       — Поддерживаю беседу?       Нэрисса предлагает свой вариант, понимая, насколько глупым выходит их разговор. И глуп он не потому, что два взрослых темных нескончаемо ходят вокруг да около, а просто потому, что они оба не хотят понимать друг друга.       — Не бывает недостаточно оживленных бесед, бывают недостаточно настырные собеседники, — устало выдыхает магистр Смерти и, повернув голову, снова вглядывается в лицо Нэри, разглядывающей темный потолок. — Почему все должно быть так, Нэри? Зачем усложнять и так непростую ситуацию? Почему ты вечно борешься со мной вместо того, чтобы просто принять помощь?       Даррэн прикрывает глаза, вслушиваясь в ее мерные вдохи, пока Нэри не вздыхает глубоко и устало. А затем она негромко шепчет, буквально чеканя каждое слово:       — А почему я должна, Рэн? Только потому, что ты этого хочешь?       Нэрисса глухо усмехается, игнорируя желание потереть болящие после захвата Эллохара ребра, и продолжает, зная, что он слушает каждое слово:       — Я так привыкла, хочешь ты того или нет. Это был мой личный выбор — доказать самой себе, что я что-то могу сама, без помощи нянек и надсмотрщиков, Рэн. Что я стою чего-то сама по себе, а не как подопечная принца Хаоса. И я неплохо справляюсь, по моему скромному мнению. Да, не всегда выходит хорошо, иногда я получаю по заднице, но это был мой выбор, отобрать который никто не в силах. Даже ты. Просто прими это. Или ты считаешь, что я не имела на это права?       — Я считаю, что ты не имеешь права подвергать себя опасности, Нэрисса, — мрачно откликается демон, вновь укладываясь на бок и смеряя ее тяжелым взглядом.       Ее упрямство бесит, и желание просто запереть ее во дворце усиливается. Но язвительное подсознание настойчиво призывает вспомнить себя в юные годы. Магистр Смерти раздраженно смеживает веки, признавая, что и сам отличался подобным в ее возрасте.       — Ты не имеешь права очертя голову кидаться в Бездну и рисковать собой…       — Да почему, Рэн? — неожиданно вспыхивает Нэри и, с трудом перевернувшись на бок, возмущенно уставляется на гневно взирающего на нее Эллохара.       Злость, подпитываемая присущим всем темным эгоизмом, пожирает отстраненное спокойствие, и Нэри удивительно сложно контролировать эмоции, расцветающие жарким заревом в груди. Чувство, будто она не принадлежит самой себе, снова обуревает, и незримая клетка сужается, будто сдавливая незримыми прутьями грудь, а дыхание спирает. Она видит, что Даррэн хочет что-то сказать, и нетерпеливо выставляет вперед ладонь, почти касаясь кончиками пальцев его груди, не давая ему возможности перебить ее. Глубокий вдох со свистом протягивает воздух в легкие, обжигая горло, но она упрямо продолжает, игнорируя его обеспокоенный взгляд:       — Из-за того, что мы по-разному оцениваем риски? Или из-за чувств, ответственность за которые я не хочу нести? Почему я просто не могу делать то, что считаю нужным, и должна всегда оглядываться на тебя, или кого бы то ни было еще? Потому что тебя снова угораздило подкатить яйца не к той женщине, и теперь ты не знаешь, что со всем этим делать? Так, а моя вина здесь в чем?       Нэрисса выпаливает вопросы, не останавливаясь ни на секунду, чувствуя, как горит в груди, с каким трудом дается каждый новый вдох. Но желание донести до Эллохара свой совершенно неинтересный ему взгляд сильнее боли под ребрами. И только мрачнеющие с каждым словом глаза напротив заставляют остановиться, прекратить снова причинять ему боль. С трудом отдышавшись, она отводит глаза, чувствуя, как с каждой секундой все тяжелее становится не просто смотреть на него — находиться рядом. Стена отчуждения, растущая между ними, ощущается почти физически: невыносимо холодная, будто покрытая изморозью или закованная в лед, она ширится. Заполняет сосущую в груди пустоту колотым в мелкое крошево льдом, невыносимо колет острыми гранями льдинок, растягивая пространство за грудиной, пока не окрашивается в болезненный красный, застилающий еще и глаза. Нэри устало прикрывает лицо рукой, чувствуя нарастающий комок вины в горле, мешающий проталкивать слова дальше, гулко сглатывает, и сквозь прерывистый бой участившегося пульса в ушах разбирает глухие слова мужчины:       — Тебя никто не заставляет нести ответственность за мои чувства, Нэрисса. Я никогда не просил о подобном.       Демон тяжело поднимается с кровати, медленно проходит к двери, понимая, что разговора как всегда не вышло. Гадает, можно ли чувствовать себя хуже чем сейчас, и где же то самое хваленое дно душевных страданий, и почти касается пальцами ручки двери, когда за спиной раздается негромкий голос:       — Но почему я чувствую себя ответственной, Рэн?       Ее голос ощутимо дрожит, и он прекрасно понимает, что это не неуверенность звучит в нем, но чувствует себя слишком уставшим от всего этого дерьма. Слишком тяжело говорить о чувствах с той, что не хочет или не может на них ответить. Слишком больно, все слишком.       — Потому, что ты хочешь нести ответственность за эти чувства, Нэри. Ты уже делаешь это.       Даррэн склоняет голову, прикрывая глаза, сухо сглатывает. Теперь он воспринимает предстоящий разговор с дедом как избавление и возможность перестать уже мучиться недосказанностью, которую он уничтожит прямо сейчас, наплевав на осторожность и нежелание давить на нее.       — Потому, что ты тоже любишь, Нэрисса, пусть и не можешь признаться в этом даже самой себе, — заканчивает Эллохар.       И резко опускает ручку двери, а затем закрывает за собой дверь. Отсекает от себя тяжелый, рваный выдох Нэри, раздавшийся в спальне, оставляя ее наедине с тем, с чем пребывает тет-а-тет сам.       — Я могу в этом признаться, — тихо шепчет Нэрисса, запуская пальцы в волосы и склоняя гудящую голову к коленям. — Но, очевидно, — проследив, как дверь за Эллохаром закрывается, тихо продолжает она, — только самой себе.       Нэри обессиленно падает на постель, неожиданно для себя признавая, что столь желанное одиночество невыносимо тяготит. Тишина давит на виски, пульсирует тупой болью в голове, и она вздыхает, отмечая, что даже безмолвное присутствие Рэна скрасило бы минуты мучительного отката. «Ты могла воспользоваться помощью, положенной тебе, как и все Блэки до тебя…», — соблазнительно бормочет голос в подсознании. Но это не Асмодей, а всего лишь инстинкт самосохранения, призывающий любыми способами скорее прийти в боеспособное состояние в месте, некогда считавшимся домом. А теперь, в виду новой информации, пусть и полученной в полубессознательном состоянии, являющимся, пусть и относительно, но вражеской территорией.

      ***

      Даррэн плотно прикрывает за собой дверь, неосознанно выдыхая, когда остается в ночной прохладе пустого коридора супружеского крыла. Безмолвные стражи из рядов Хедуши мало беспокоят наследника престола Ада, больше тревожит собственный побег, и едва ощутимое чувство вины перед оставленной в спальне Нэриссой. Натянув приличествующее принцу выражение лица, магистр спокойно проскальзывает мимо охраны, едва заметно, но при этом не менее пристально следящей за каждым движением. «Интересно, они отвечают за мою безопасность, или приглядывают за Нэри, чтобы я не снасильничал над невинной невестой?», — задается вопросом он по мере приближения к кабинету деда, у которого также стоит охрана, что говорит о его присутствии непосредственно в нем. Но напряжение вытесняет любое любопытство, оставляя лишь недопонимание. А еще сдержанную, холодную ярость и несколько почти несущественных, чисто в силу невозможности исправить настоящую действительность, вопросов ввиду Сагдарата, наложенного на род Блэк еще четыреста лет назад.       Короткий стук, буквально два удара в толстое полотно двери, скорее из приличествующего уважения, нежели из необходимой вежливости, и Эллохар, так и не дождавшись внятного ответа, толкает дверь, ступая в темное помещение, озаренное красноватым светом настольной лампы. Первый взгляд в сторону стола и, собственно, деда, заставляет удивленно и несколько саркастично приподнять бровь. Второй, ехидный, но в какой-то мере понимающий, вызывает кривую усмешку на лице, и магистр проскальзывает в кресло, заинтересовано уставляясь на Владыку Хаоса.       — Привлек бабушку для оправданий? Несколько… незрело в твоем-то почтенном возрасте, не находишь?       Магистр Смерти проводит ладонями по подлокотникам, слегка сжимая резные каменные навершия. И тут же принимает нарочито расслабленную позу, делая вид, что приятнейшая во всех смыслах новость о проклятии-клятве на роде Нэри ни капли не беспокоит его. Мысли крутятся в голове как бешеные: он предполагает, что бабушка здесь для того, чтобы взять на себя часть вины за содеянное, и посему приглашающе поводит рукой.       — Я настояла на этом, Рэн, — перезвоном колокольчиков звучит голос Дианеи.       Даррэн ехидно, с изрядной долей скепсиса ухмыляется, поздравляя себя с очередной подтвердившейся догадкой. И это не ускальзывает от предельно внимательного взгляда Арвиэля, на что он просто кивает головой, почти даже без издевки.       — Я тебя услышал, бабушка, — мягко проговаривает магистр, а после, глядя только на Повелителя, негромко продолжает: — Ты надеешься, что Нэрисса тебя не услышала?       — Я почти уверен, что она меня услышала. И более чем уверен в том, что она прекрасно знает историю собственного рода, — мрачнея, проговаривает Владыка.       Даррэн понимающе кивает. В том, что Нэри более чем осведомлена об истории собственного рода он не сомневается. Сильнее волнует другое.       — Почему именно Сагдарат? Ты не пойми неправильно, я не жалуюсь, но все же… Почему не Даентерра? — пристально вглядывается в деда Эллохар, но тот отвечает прямым и бесхитростным взглядом, вызывая подспудное чувство изумления.       — Баланс, Рэн, — тихо поясняет молчащая прежде Повелительница, бездумно вглядываясь в мерно перекатывающиеся барханы, сносимые нахессами, за окном. — Сменить Арвиэля может только бессмертный, именно подобным путем мы можем поддержать равновесие и не допустить прорыва Хаоса, если тот возжелает, или грани миров. Блэки могли бы стать Властителями, а клятва и некоторое воздействие сдерживало их силу, но не давало гарантии, не ограничивало в достаточной мере.       — С этим прояснили, — все еще пребывая в туманных догадках, Эллохар, с любопытством уставившись на Арвиэля, откидывается на спинку, вытягивая ноги. — Последствия? — коротко уточняет он.       Владыка, сидящий за столом, слабо кивает в сторону входа, и магистр Смерти неторопливо поворачивает голову. Молча следит за тем, как крупный черный кот покидает маслянисто-черную пленку портала, а после, лениво потянувшись, забирается в кресло, удобно устраивая морду на подлокотнике.       — Относительные, — спокойно отзывается Арвиэль спустя пару секунд раздумий.       Щемящая тревога за внука и его возлюбленную теплиться в груди, но он надеется, просто надеется на разумность Нэриссы. «Я не хочу разыгрывать эту карту, девочка», — с сожалением думает Владыка, задумчиво, печально глядя на внука. Ему действительно больно использовать его возлюбленную как гарант безопасности Хаоса, но он в первую очередь Владыка, а уже во вторую дед и опекун.       — Смерть, — отрезает Асмодей, испытующе вглядываясь в Даррэна. — В любом случае, — продолжает кот, отвечая на долгий взгляд хранителя. — И в этот раз не спасу даже я, Эллохар.       Хранитель многозначительно глядит на Владыку, будто бы прося одобрения странно прозвучавшей оговорке. Эллохар снова задумывается над тем, сколь много пытаются утаить от него, пусть и из лучших побуждений. Подспудно мелькает ощущение, будто перед ним разыгрывают заранее отрепетированный до мелочей спектакль, выдавая лишь то, что прописано в сценарии, и нисколько не приблизит его к всеобъемлющему пониманию происходящего.       — И в чем тогда суть? — с ленивым, но очевидно растущим раздражением осведомляется магистр, переводя взгляд с духа на деда и приподнимая бровь. — Смысл в обходе прошлого или будущего, если все равно судьба Нэри — смерть?       — В том, что смерть это ты, — со смешком откликается Асмодей, лениво растекаясь туманом по креслу и заглядывая наследнику Ада в глаза. — И только тебе решать, как поступить в этот раз… Уж позволь, Арвиэль, но твоему внуку объясню я...       Кот дожидается утвердительного кивка Повелителя, и только после приступает к туманному объяснению.       — Магия Смерти, Рэн, заметно отличается от любой другой, не так ли?.. А ты весьма и весьма одарен в этой крайне сложной области магического искусства. И осведомлен в ограничениях, которые существуют, — Асмодей поводит лапой, словно подводя итог, и в очередной раз вопросительно глядит на демона, сидящего за столом. — Ты спрашивал, в чем собственно суть? А в том, что ограничений нет. Именно поэтому твой двойник разделения реальностей смог провернуть перенос, пусть и не без моей помощи.       Над протянутой лапой сверкает знакомая Даррэну с детства слепящая вспышка, и его глаза сужаются, а взгляд становится колюче-пристальным.       — Именно поэтому я хранитель рода, именно благодаря свойственной мне магии Смерти я выжил в гранях миров и смог привязать свой дух к роду, и существую так до сих пор.       — Любопытно, — насмешливо протягивает магистр Смерти, ухмыляясь уголком рта. — Теперь меня безумно интригует история твоего рождения, ну и зачатия, само собой. Ведь коты по преданиям редко смешивают свою кровь с недвуликими…       — О, моя матушка, сбереги непостижимый и бескрайний ее черную душу, была одиннадцатой супругой моего отца. Кошачье непостоянство, знаешь ли… А сколько шума было, когда он ее упер, потом еще лет сто шептались, — нарочито лениво повествует Асмодей, хитро поглядывая на Эллохара. — Но мы отошли от темы. Как ты понял, мое существование непосредственно зависит от жизни Нэриссы, а наш Властитель, — он издевательски склоняет голову, обращая взор на Арвиэля, — с высокой долей вероятности поступит как правитель и возжелает прибить твою ненаглядную, несмотря на все свои теплые и нежные чувства, как к приемной внучке… А ты, в случае чего, если девочку перемкнет, утащишь ее туда, куда нет доступа ни Арвиэлю, ни мне…       На это магистр Смерти вопросительно изгибает бровь, на что котяра издевательски махает лапой и сардонически хмыкает:       — Очаровательный закрытый домен, подаренный твоей матушке твоим же отцом в качестве очередной попытки завоевания ее нежного и чистого сердца целителя, — поясняет хранитель, заставляя Даррэна гадать, откуда же дух знает об этом. — Насколько я знаю, туда можешь попасть только ты, Эримерранирш редко пользуется пламенем… Ну, а я, собственно, выступаю в этом противостоянии «быстрее, умнее, сильнее» своеобразным буфером, ведь перебдеть лучше, чем недобдеть. Но домен неплохой вариант — он находится в изломе, и защищен достаточно, — добавляет негромко кот. — В случае самой худшей развязки запрем девочку там, хотя я уже гарантировал тебе, Арвиэль, что подобное не произойдет. Но, видимо, мое слово с недавних пор мало для тебя значит.       — Я не собираюсь убивать Нэриссу, Асмодей, — устало и заметно раздраженно откликается Владыка, и Эллохар ехидно хмыкает на его слова.       — Привязался, да? — издевательски тянет дух, довольно растекаясь по креслу и обращаясь плотной темной дымкой. — А ведь брал к себе девочку не из желания вырастить как свою, — в тоне кота появляется яд, и хищные зеленые глазищи увеличиваются, сверкая яркими зелеными радужками.       — Привязался, — спокойно признает Владыка, пожимая плечами, и таки принимая давно известный факт того, что действительно привязался к Нэриссе.       За неимением дочерей, которых, несмотря на то, что их наличие считают признаком слабости демона, так желал, за неимением множества внучек, о которых так мечтал, кроме одной — Риш, он позволил себе непростительную для демона слабость — привязаться к внучке погибшего при невыясненных обстоятельствах советника и друга, вырастить ее как свою, обучить всему, дать максимально возможное… «И только выиграл», — глядя на внука, подводит итог демон, но с принятием решения не торопится. Если Даррэн поверит его слову, что стоит очень многого, если не всего в Хаосе, то поступит как внук, как кровь от крови его. Если же потребует клятву — проявит себя как демон… И Арвиэль гадает, в каком случае будет гордиться им больше. «В любом», — звучит ласковый, но немного издевательский голос безмолвно стоящей за его плечом Дианеи в голове. И демон скупо улыбается, в очередной раз признавая правоту супруги.       — Все зависит от тебя, Рэн, — негромко проговаривает Владыка, и внук тихо фыркает.       — От меня когда-нибудь что-нибудь не зависело? — устало спрашивает он, силой удерживая насмешливую улыбку в уголках губ.       Слишком многое сейчас зависит от него, и это не то чтобы давит, нет, он привык к ответственности. Но осознание, что жизнь любимой женщины, женщины, выбранной демоном, может в любой момент повиснуть на волоске будит и без того обостренный инстинкт собственнической защиты. Эллохар даже ухмыляется, в красках представляя себе реакцию Нэриссы, если он просто зашвырнет ее в закрытый домен, принадлежащий ему после гибели матери. Домовая, которая там заправляет, конечно успокоит ее, причем любым способом, от наливочки до удара сковородкой по темечку, но до подобного доводить не хочется совершенно.       — Ты опекун, так что… — абсолютно наплевательски тянет хранитель, хитро щурясь. — Но советую ограничить ей перемещения по Хаосу, — магистр напрягается, услышав это, и взбешенно застывает, стоит Асмодею заискивающе продолжить: — А то знаешь, все эти самовольные перемещения... То к вампирам на бокальчик винца, то в Нахессу на свидание с мальчишкой Азароном, то в ДарХайш за запрещенкой… Бурная жизнь у малышки, и я бы ничего не говорил, все же темная леди, но…       — Свидания, значит? — мрачно, негромко осведомляется Даррэн, припоминая ближайшие недели и пытаясь понять, когда же она успела, с ее то учебным графиком.       По всему выходит, что в те дни, когда просила отлучиться, после злосчастного поцелуя… Ревность, напитанная гневом и упрямостью Нэри, вскипает мгновенно. И это, по всей видимости, отражается на его лице, потому как даже спокойный по обыкновению Арвиэль напрягается, пристально следя за внуком.       — Не делай глупостей, о которых будешь жалеть после, — твердо обращается он к Даррэну.       Но Эллохар уже поднимается из кресла, гонимый болью и острым чувством предательства. «Она ничего тебе не обещала. Ничего», — убеждает он себя, но это не работает. Прижатый ревностью демон ревет в груди, продирая грудину изнутри острыми когтями, словно силится выбраться наружу. Случайная трансформация неизбежна, и он судорожно выдыхает, нарочно не прибегая к переносу пламенем, надеясь остыть, пока будет идти по коридорам дворца. Пальцы ложатся на ручку двери, стылым льдом обжигающую ладонь, и только тогда магистр Смерти осознает, что алая дымка пожирает обзор, колеблется, периодически уступая серо-черным краскам ночи, расцвечивающим стены Но рука уже дергает фигурную голову демона, в свете светильника полыхнувшую багряными глазами, и он вылетает в коридор, с мрачным довольством ощущая, как отстраняются мгновенно ощутившие его настроение Хедуши.       Коридоры пролетают слишком быстро, желание успокоиться забывается, а ярость, питающаяся болью, только нарастает, становясь ледяной и абсолютно беспощадной. «Интересно, мой отец чувствовал себя так же, когда в очередной раз ощущал, как мама отталкивает его, не принимая его истинной сути?», — отстраненно думает он. Но размышления не помогают вернуть хоть малую долю осознанности, даруя неприятное осознание надежды на то, что этот поцелуй изменил и для нее что-то… Заставил задуматься, хотя бы частично принять возможность их совместного будущего…       «Вместо этого она приятно проводила время с мальчишкой, моим племянником, Бездна его побери, и явно не думала обо мне!», — рычит Эллохар про себя. И даже понимание, что он ведет себя как отец, с болезненной одержимостью пытавшийся добиться расположения матери и так и не получивший желаемого, не удерживает от очередного скандала с Нэриссой. «Не делай глупостей, о которых пожалеешь после…», — слабым эхом появляются в мыслях слова деда, но мало касаются затянутого алой пеленой ярости сознания.       Высокие фигуры Хедуши мелькают на входе в крыло, никак не откладываясь в долговременной памяти, а высокие двустворчатые двери собственных покоев словно бы выпрыгивают из ниоткуда, заставляя замереть. Ни капли не беспокоясь о том, что Нэри может спать, и он может потревожить ее, магистр врывается в помещение, гулко ляпнув створкой. И только спустя несколько мгновений, пройдя через гостиную, замечает замерших в растерянности наяд.       — Подготовили? — отрывисто уточняет Даррэн, даже не оборачиваясь на водяных. Затылком, самой кожей он ощущает опасливые взгляды двух пар абсолютно идентичных глаз. Чувствует даже то, что они так и стоят, неловко склонившись, ожидая указаний, явно испытывая страх, но не то чтобы беспокоится об этом.       — А нужно было к ночи готовить?.. — осторожно подает голос Кариста, внимательно оглядывая идеально прямую спину принца Хаоса. Тот едва заметно поводит плечом, негромко усмехается и, махнув рукой, безмолвно распахивает дверь.       — До завтра свободны. Надеюсь, я понятно выразился, и вы не станете беспокоить из желания спасти невинную бедняжку от страшной участи? — издевательски тянет демон и, так и не дождавшись ответа, исчезает за створкой, плотно притворяя ее за собой.       Спальня окутана полумраком, и Нэрисса вздрагивает, когда за спиной громко хлопает дверь, и раздаются тяжелые шаги. Мысли мечутся в голове, постоянно соскакивая на вопрос «А что, собственно, дальше?», то перекидываясь на прокручивание в голове неудобного и очень неприятного завершения их разговора здесь же почти часом ранее.       — Не успели… Ну что же, никакой разницы… Ложись, прелесть моя.       Голос, наполненный абсолютно равнодушными интонациями, раздается неожиданно близко. Нэрисса, оглянувшись, видит, как скинувший камзол Даррэн вынимает запонки из рукавов рубашки. Уже успевшая опостылеть дрожь пробегает по телу, сжимая каждую клетку то ли в сладостном предвкушении, то ли стылом ужасе, и она напрягается, ощущая, насколько же он близко.       — Я хочу спать у себя, — вновь пытается настоять на своем Нэрисса, комкая разорванный Даррэном ворот рубашки.       Бесшумный, но столь ощутимый шаг, и сильные руки, резко развернув ее, словно тряпичную куклу, прижимают к стене. Два зло суженных, стремительно темнеющих серых глаза впиваются в ее лицо, словно примагничивая ее собственный занимающимся пламенем радужек взгляд, и Нэри завороженно глядит, не в силах оторваться, не в силах издать звук, пошевелиться.       — Хватит. Если ты хочешь сохранить свободу перемещений, постарайся не злить меня, — шипит Эллохар, больно стискивая пальцами плечи, ощущая манящую прохладу кожи под тонкой тканью рубашки, дрожа мелкой дрожью то ли гнева, то ли предвкушения и желания. — Я обещал дать тебе время, так хватит уже меня избегать! Я могу быть крайне нежным и терпеливым, радость моя, но не стоит испытывать мое терпение. Поверь мне, тебе не понравится. Я могу тебе это гарантировать: ты не первая, кто не очень благосклонно воспринял чувства высшего демона, а артефакт всегда можно обмануть, или же договориться с ним. Станешь женой быстрее, чем успеешь сказать «Бездна».       Болезненный гнев, болезненное желание клокочут внутри, но он отпускает ее и, окинув напоследок мрачным взглядом, тяжело вздыхает. Нэри прикрывает глаза, в надежде справиться с охватившим ее страхом, но вслед за ним накатывает безднова обреченность. Мысли, до этого метавшиеся в голове, испаряются, оставляя после себя отупляющую пустоту. Когда Нэрисса открывает глаза, магистр уже лежит в постели, с интересом разглядывая ее.       — У тебя семь минут, поторопись.       Фраза, брошенная ледяным тоном, заставляет сжаться, и Нэри, развернувшись, направляется к двери ванной. Рука тянется к створке, и она размышляет, успеет ли за семь минут, и каковы будут последствия, если все же нет…       — А если я не успею? — вопрос вырывается прежде, чем она успевает подумать. Желание постучать головой в дверь отчаянно требует выполнения, а взгляд, прожигающий спину, становится невыносимым.       — Тогда я присоединюсь, — полный издевательски-чувственного обещания голос магистра кислотой въедается в сознание, и Нэрисса выметается в ванную.       Дерганным движением руки она запирает дверь, столь же резко раздевается, игнорируя разливающуюся по мышцам боль. Посекундно оборачивается, понимая, что Рэн в миг сметет защиту при желании, специально не включает воду в полную силу, опустошенно прислоняясь к толстой стеклянной стене, чтобы услышать шаги, но Эллохар может передвигаться и вовсе бесшумно… Секунды тянутся неимоверно долго, но, в то же время, настолько быстро, что Нэрисса ощущает, как стремительно гибнут нервные клетки, будто отсчитывающие последние секунды жизни. «Или ее подобия…» — нервно думает она, в очередной раз оборачиваясь. Но дверь надежно заперта, защита прекрасно просматривается, что ни капли не успокаивает.       «Прекрати предаваться упадническим мыслям, или у тебя будет не только подобие жизни, но и подобие душа. И я не уверен, что ты получишь удовольствие, радость моя. А вот то, что его получу я — несомненно» — издевательски лениво тянет Эллохар в ее голове.       Нэрисса снова вздрагивает, словно вода вдруг обратилась ледяной крошкой, болезненно колющей кожу. И это почему-то добивает, дает понять, что даже хрупкий мир между ними невозможен. Она вылетает из огороженного стеклом участка, чувствуя, как по лицу стекают раздражающие соленые дорожки, как собирающиеся в глазах тщетно удерживаемые слезы застилают обзор, делая его невыносимо мутным и нечетким. Нарочито жестко Нэри растирает тело полотенцем, будто наказывая себя за слабость, только потом вспоминая, что могла бы воспользоваться пламенем. Споро одевается, пока в мыслях крутятся картины первой брачной ночи, к которой совершенно точно неприменимы такие слова как «нежность», «осторожность» и «ласка». О взаимном желании и речи не идет.       Выйдя из ванной, Нэрисса, не поднимая глаз на магистра, медленно плетется к постели. Внутри все сжимается, сбежать хочется все больше, но что-то подсказывает ей, что попробуй она, и будет только хуже. Она почти доходит до огромного каменного ложа, но замирает, когда молчавший прежде демон негромко проговаривает:       — Я могу понять твой выбор.       Эллохар насмешливо хмыкает, оглядывая максимально закрытый пижамный комплект, состоящий из изумрудной маечки, отороченной черным кружевом, и таких же шортиков.       — Хватит дрожать. Думаю, ты не чувствуешь себя достаточно хорошо для того чтобы всю ночь изображать соляной столб. Ложись.       Шелест черного шелка, и край покрывала гостеприимно откинут в ожидании, пока она последует указаниям.       Если Нэрисса и хочет что-то сказать, то вряд ли сможет это сделать — язык в панике присыхает к небу. Она, медленно, как на плаху, ступает на возвышение, на котором расположена кровать, и максимально быстро юркает под черный шелк, вызывая у демона очередной смешок. Стараясь занять место как можно ближе к краю, Нэри замирает, почти не дыша, стараясь не вызывать его гнева. Страх прикосновений просыпается и с новой силой атакует. Ей почему-то думается, что даже умирать не так страшно, как поддаться желаниям своевольной вейлы и сгореть в огне страсти, потеряв большую часть себя, став безвольной игрушкой в его руках.       «Ты хочешь на равных», — мурлыкает голос хранителя в голове, но Нэрисса не реагирует, бездвижно лежа на самом краю, — «Хочешь сгорать от страсти сама, не подчиняясь желаниям вейлы, но имея общие с ней… Без страха за собственную суть. И чтобы он сгорал точно так же, а не просто наказывал своей страстью и получал желаемое, которое быстро наскучит. Я понимаю, малышка. Но для этого нужно самой сделать шаг навстречу. Маленький… Не бойся, ведь ему тоже страшно…», — загадочно заканчивает Асмодей, и Нэри почему-то кажется, что дух изрядно пьян. Но она даже не пытается гадать, где и при каких обстоятельствах он успел налакаться — раздавшийся за спиной шорох простыней вызывает оцепенение, пригвождающее к месту.       — Я не кусаюсь, прелесть моя, — тихо раздается над ухом, и твердая рука жестко привлекает ее к горячему телу, вызывая легкую вибрацию под кожей.       Но слова Асмодея немного успокаивают ее, да и наглая пятерня ведет себя на удивление прилично: срамных поползновений не совершает, лишь крепко прижимает к покрытой щекочущими спину волосками груди.       — Возможно, только иногда, — губы обещающе касаются волос, и она почти слышит, как он усмехается. — Спи.       Отданный приказ, с натяжкой прозвучавший как пожелание, сопровождается небольшим импульсом магии, и Нэри с благодарностью погружается в вязкий, словно засасывающий в черноту сон.       Чтобы вновь распахнуть их, ощущая, как паника накатывает, сжимая горло стальной хваткой сильных пальцев. Его губы жестко накрывают мягкие и теплые губы Нэриссы, и он уверенно раздвигает их языком, углубляя поцелуй. Тихий стон невольно вырывается из ее горла, а сильные мужские пальцы скользят по шелку пижамного комплекта.       — Мне уже нравится, — хрипло шепчет он, коварно ухмыляясь, и склоняется к ее уху. — Безумно нравится.       Обжигающе горячие губы касаются чувствительного места за ухом, а когти разрывают ткань, жадно касаясь обнаженной кожи. Тонкое девичье тело выгибается под ним, прижимаясь сильней, и Даррэн, проложив дорожку влажных поцелуев от уха до ключицы, возвращается к губам. Короткий взгляд в ее затуманенные желанием, но при этом полные ужаса глаза, довольная усмешка, и он поцелуем обрушивается на нее, а руки уже сжимают холмики грудей, поглаживая, изучая каждый миллиметр кожи. Когда его пальцы сжимают сосок, Нэри тихо вскрикивает, дергаясь, а низ ее живота опаляет диким желанием, затягивая узел возбуждения сильней. Но страх лишь нарастает: она не понимает, что происходит и почему, пытается разобраться, но ощущения столь сильные, почти невыносимые, и сердце колотиться, паника смешивается с разрастающимся возбуждением, не давая мыслить связно, отвлекая… А твердые губы скользят вниз и заменяют ладонь, язык медленно обводит полушарие груди, дразнящими кругами обходя чувствительные участки, и Нэриса в нетерпении разочарованно стонет. Легкое, едва ощутимое прикосновение губ к соску, и она подается вперед, чувствуя, как мысли расползаются. Как ужас то стихает, то накатывает вновь, как тело не подчиняется, подконтрольное демону, задыхается от накатывающих волн удовольствия, расходящихся по телу, и оседающих где-то внизу живота. Жестокие губы жарко терзают, заставляя стонать все громче, дорожкой поцелуев перемещаются к другой груди, продлевая мучительную пытку. Его руки и губы, кажется, уже везде, тело, нестерпимо ноющее от нереализованного желания, не желает сопротивляться, и, когда когти разрывают шортики, уничтожая последнюю преграду, она лишь хрипло стонет в ответ. Мужские пальцы проскальзывают на обнаженный участок, мягко оглаживая влажные складки, а затем раздвигают их, легко обводя клитор. Громкий стон разноситься по спальне, ритмичные поглаживания становятся быстрей, и Нэрисса подается бедрами навстречу, ощущая, что сейчас просто умрет.       — Рэн!..       Хриплый полустон-полушепот вырывается из груди, и он накрывает ее губы поцелуем, стремительным толчком врываясь в жаркий плен ее тела. Вскрик тонет в глубоком поцелуе, а следующий толчок бедрами словно выбивает воздух из легких, затем еще один… Даррэн выпрямляется, опираясь коленями о постель, закидывает ее ноги себе не плечи, приподнимая ее бедра. Голодный взгляд темных серых глаз, жесткий удар бедрами, и новый вскрик вспарывает воздух, пальцы стальными тисками сжимают ее бедра, и он ускоряется, с силой вколачиваясь в ее тело. Взор затягивает дымка, и остаются только жаркие прикосновения, одно на двоих сорванное дыхание и хриплые стоны. Возбуждение лишает последних крох самоконтроля, оставляя только дикое желание, хочется ближе, сильнее, глубже. Жадные руки скользят по хрупкому телу, сжимают грудь, стискивают бедра, оцарапывая кожу когтями. Толчки становятся жестче, грубее, с губ Эллохара срывается рык, и он ускоряется еще, чувствуя, как тело Нэри все сильнее напрягается, чуть дрожа в его руках. Вбивается в нее резче, и когда она замирает, а затем с громким криком: — Да… Рэн! — выгибается в оргазме, ожесточенно сжимая его внутри себя, он, сбиваясь с ритма, исступленно, рывками двигается, с животным рычанием изливаясь в нее. Кривая усмешка пересекает его губы, и демон, заглянув в подернутые дымкой удовольствия глаза Нэриссы, резко переворачивает ее на живот.       — Мы еще не закончили.       Хриплый шепот в ухо, и новый, резкий толчок в ее тело срывает с губ демона полный удовольствия стон. Она громко вскрикивает, а затем стонет в ответ. Паника вновь подбирается к горлу, сердце пропускает удары, а сладкая дрожь в теле реалистична настолько, что действительность происходящего не ставится под сомнение, но накатившую мучительную обреченность разбавляет столь же мучительное наслаждение. «Ты же этого хотела?», — едва ли пребывая в адекватном состоянии, слабо интересуется Нэри у упивающейся собственным триумфом вейлы. А Даррэн стремительно двигается, заставляя задушено стонать в подушку и впиваться когтями в простыни. С каждым толчком низ живота все сильнее стягивает от сладкого напряжения, по бедрам разливается жар, губы что-то неразборчиво шепчут. Все смешивается, превращаясь в клубок голых ощущений: ладоней, крепко удерживающих бедра, горячих губ, покрывающих шею и плечи жалящими поцелуями, и безудержных рывков, с которыми он погружается в нее. Разумная часть окончательно канет в небытие, отключаясь, стоны становятся громче, переходя в крики. Рэн хрипло рычит, усиливая напор, дрожь в теле нарастает, и Нэрисса, задушено вскрикнув, вновь кончает, чувствуя, как демон рваными толчками врывается в нее, достигая оргазма.       — Это еще не все.       Зубы чуть прихватывают ее плечо, и Даррэн, вновь резко перевернув ее на спину, склоняется над ней.       — Я собираюсь использовать эту ночь по максимуму, прелесть моя...       Но в этот раз поцелуй более нежный, не такой голодный, а ладони, скользящие по телу, медленно оглаживают все, что попадается на пути. И она с обреченным стоном отдается навстречу его рукам, замечая соблазнительную усмешку на его губах…       Его резко вырывает из сна, и первое, что он ощущает, это дрожь Нэриссы, которая всеми силами старается отстраниться от него. Магистр привлекает ее еще ближе к себе, пальцы пробегаются по пижаме, забираются под ткань, едва ощутимо поглаживая нежную кожу живота, и пробираются выше. Но груди не касаются.       — Дерьмо, это просто какое-то троллье дерьмо! Кошмар, просто кошмар… — задушено, испуганно шепчет она, пытаясь отцепить его руку, вырваться из ставших обжигающе горячими простыней.       Паника захлестывает, призывая бежать, заставляя вырываться, но занемевшее, получившее столько удовольствия за один раз, тело не желает двигаться настолько быстро, насколько это необходимо. Да и рука Эллохара, теперь кажущаяся невыносимо тяжелой, не сдвигается с места, и Нэрисса задыхается, уже и не сдерживая слез. «Уйти. Сейчас. Остаться одной. Плакать нельзя», — раздает подсознание приказы, но они невыполнимы, потому как слезы уже жгут глаза, заставляя чувствовать себя слабой и безвольной.       — О, прелесть моя, это далеко не кошмар, — насмешливо сообщает ей Эллохар, и она дергается, словно от удара.       Судорожный вдох срывается с губ Нэриссы, и он опрокидывает ее на спину, нависая над ней. Вырвавшиеся из-под ресниц соленые капли стекают по вискам, и она изо всех сил надеется, что Даррэн просто не заметит их, не обратит внимания, не придаст значения. Единственное, что сейчас необходимо — остаться одной, осознать окончательно, что это сон, что она все еще принадлежит себе…       — Отпусти меня, просто отпусти меня, пожалуйста, Рэн, — стонет она, в ужасе зажмуривая глаза.       В груди магистра что-то болезненно сжимается. Он, не зная, что делать, как поступить, отпускать ли, или наоборот, удерживать, кончиками когтей отводит влажную прядку волос с виска.       — Нет, прошу тебя, я…       Попытка оттолкнуть его оказывается провальной, и Нэрисса сдавленно всхлипывает. Вырывается, со всхлипом молит, ощущая, что еще секунда, и просто сдастся, сама уступит тело вейле, потому что это просто невыносимо, невозможно, нездорово в конце концов бояться того, кого любишь:       — Пожалуйста, просто отпусти, Бездной заклинаю, Рэн!..       Но он лишь безмолвно удерживает ее, крепче сжимая в кольце рук. И теперь она кричит, требуя, прося, умоляя, чтобы он ее отпустил, истерика накатывает волной, погребая под собой все вокруг, а измученное сознание отключается, теряется, почти уступая другой половине, выкидывая белый флаг, угасает, отдаваясь на волю инстинктам.       — Просто отпусти меня… — сорванным шепотом просит Нэрисса.       И в голосе ее столько черной обреченности, что Эллохар разжимает руки, выпуская ее из объятий, позволяет встать, видя пустой, почти безразличный взгляд открывшихся глаз.       Нэри медленно поднимается с черных простыней и отходит к окну, обнимая себя руками, поникшая, измотанная, невыносимо уставшая. Эмоций не остается, мысли исчезают, и лишь память услужливо подкидывает картинки из сна, их общего сна, где она отдается ему в этой самой постели. И Нэрисса соглашается с тем, что понимала: будет сложно, будет больно. Но произошедшее пугает сильнее, чем она предполагала раньше, приносит больше боли, вносит больше сумятицы… Эти сны, уже в который раз повторяющиеся сны, всего лишь подтверждение влияния на нее крови вейл. Признак усиления связи между ними, что толкает ее к Рэну, принуждает быстрее подчиниться, чтобы, наконец, стать его даже ценой потери самой себя. И если раньше поддавалось лишь тело, то сейчас и сознание начинает отступать перед силой крови, заставляя сердце болезненно сжиматься, а мысли сбиваться и уплывать, уступая контроль как над телом, так и над душой и разумом. «Убивать любовь всегда проще, чем воскрешать ее из праха», — вспоминаются ей слова Мейлин. Нэри криво усмехается, не зная, осталось ли что-то, что еще возможно воскресить, или это лишь болезненная привязанность, которую она не в силах отпустить.       Тихий шелест черного шелка, негромкие шаги, хотя Даррэн может передвигаться совершенно бесшумно, и сильные руки привлекают ее к обнаженной груди, чтобы на этот раз не отпустить. И в этот раз отстраняться почему-то не хочется, или сил нет. Даже желание сбежать к желанному, но эфемерному спокойствию исчезает, растворяется, как наивная и несбыточная мечта, оставляя лишь крепкие объятия демона, стоящего за спиной. Возможно, потому что в них чувствуются безмолвные поддержка и понимание в этот момент, а не бешеная страсть, или потому что Рэн действительно прав, и она в самом деле хочет нести ответственность за его чувства, просто потому, что любит в ответ.       — Это просто сны, Нэри, — тихо шепчет он, мягко касаясь губами виска, осторожно прижимает к себе крепче, пораженный остротой ее реакции.       Только сейчас он понимает, насколько все сложно для нее на самом деле, на сколько больно переживать подобное в его присутствии для той, что всегда стремилась стать сильной. Потерянная, разбитая из-за бессонных ночей, вызванных подобными сновидениями, невероятно одинокая в своей боли, Нэри просто горько смеется, качая головой. И тогда Даррэн разворачивает ее лицом к себе, осторожно подхватив ее подбородок пальцами и заставляя посмотреть себе в глаза.       — Давай припомним, прелесть моя, — устало и как-то очень печально начинает магистр Смерти, осторожно поглаживая тонкую, прохладную кожу. — Я обещал, что подожду, и не буду торопить тебя, так?       Взгляд серых глаз становится вопросительно-ожидающим, и Нэри согласно кивает, прикусывая губу. Он многое обещал, но пока не сдерживал свои обещания только по части угроз.       — А я всегда держу слово, тебе ли не знать.       Нэрисса снова кивает и склоняет голову, устало прикрывая глаза. Сил отвечать хоть как-то не остается, и сбежать уже не хочется, остается лишь пустое равнодушие, которое больше не пугает. По щеке проскальзывает слезинка, что она не смогла удержать, и он мягко стирает ее большим пальцем.       — Не плачь, пожалуйста, — с мукой в голове произносит Эллохар.       Он впервые теряется, не зная, как унять тот ужас, что видел в ее глазах во сне, и привлекает ее к своей груди, поглаживая по волосам. А Нэрисса уже не может сдержать судорожный всхлип. Даррэн чуть отстраняется, вновь подхватывая ее подбородок и заставляя запрокинуть голову, снова признаваясь, зная, что это не успокоит, но понимая, что это единственное, что он может сказать в данной ситуации, очевидно до Бездны болезненной для нее:       — Я люблю тебя.       Серые глаза внимательно вглядываются в ее лицо. А затем магистр Смерти, увидев, как ее глаза наполняются осмысленностью, пусть и потерянной, но из них почти стирается пустота, наполненная голой паникой, накрывает ее губы своими, крепко прижимая все еще дрожащую Нэриссу к себе. Пальцы вплетаются в волосы на ее затылке, вторая ладонь в медленной, осторожной ласке скользит по спине, и он очень нежно, боясь спугнуть, целует ее. Тихий всхлип срывается с ее губ, и Нэри приподнимается на носочки, зарываясь пальцами в его волосы, прижимаясь крепче и понимая, что уже никуда от него не денется. Ведь демоны всегда получают то, что хотят, и проще сдаться, пусть и не мгновенно, но по капле, осторожно, не делая больно, не загоняя в горькое отчаяние их обоих, совершать шаги на встречу…       «Это ведь не настолько страшно, когда он не проявляет свои садистские замашки?», — спрашивает Нэри себя. Она не знает, сколько времени проходит, когда любые мысли выветриваются из головы, когда сердце заходится так, будто вот-вот остановится, когда по телу пробегает теплая волна желания… Когда он отрывается от ее губ и с лукавой усмешкой спрашивает:       — Успокоилась?       — Да.       Нэрисса смущенно опускает глаза, не зная, как реагировать, как вести себя, как дать понять без слов, душевных сил на которые нет, что готова дать им шанс, пусть и не сразу. И Даррэн, словно поняв все без слов, тепло, но все же чуть насмешливо улыбается, будто спрашивая: «Ну и что в этом страшного?», а затем со смешком подхватывает ее на руки и относит в постель.       — Вот и замечательно, — довольно выдыхает ей в волосы Даррэн, ощущая, как она расслабляется в его руках, как спокойно принимает его прикосновения без нервной дрожи и страха, и вновь привлекает ее к своей груди. — Я рад, что мои поцелуи действуют на тебя успокаивающе.       Большая ладонь вновь ложится ей на живот, крепко прижимая к телу, и Нэри понимает, что на нем ничего нет. Но вместо ужаса накатывает простое и настолько знакомое возмущение, что Нэрисса нервически, но от этого не менее облегченно хмыкает.       — Рэн! — возмущенно выкрикивает она под его издевательски наглый хохот.       Нэри пытается вырваться, но страх уже отступил, уступив место возмущению, и она раздраженно сопит, гневно хмуря брови. Не дает развиться скандалу просто потому, что Эллохар не слишком крепко прижимается к ней бедрами, но от этого его очевидная обнаженность не становится менее ощутимой, позволяя оценить на собственной шкуре, с чем же придется иметь дело в последствии.       — Спи, прелесть моя, — зарываясь лицом в ее волосы, лукаво мурлыкает демон, — иначе точно покусаю.       Тихий, чуть хрипловатый мужской смех, и сильная рука, обвивающая талию, заставляют задрожать совсем не от страха, и Нэрисса осознает, что окончательно проиграла битву за свое сердце и все те места, что были опробованы им во сне, мало чем отличающимся от реальности.

      ***

      Контора частного сыска «ДэЮре», Ардам, Приграничье, Темная Империя       — Что-то да будет, Дэй, — устало, но при этом заметно взволнованно восклицает Юрао уже в шестой раз за последние сорок минут.       Часы на стене, едва слышно тикавшие обычно, будто бы разделяют его тревогу, набатом отбивая секунды так громко, что Дэя нервно потирает виски.       — И знаешь, что самое интересное? Тьер же не сказал мне ничего вчера, ни в процессе расспроса, больше напоминавшего допрос, ни после, когда закидывал сюда из крепости уже после того как…       Найтес едва слышно хмыкает, словно не желая озвучивать что-то, что явно не будет приятным Дэе, а после дергано оглядывается на дверь.       Наавир слинял часом ранее, но обещал вскоре вернуться, и дроу небезосновательно полагает, что дракон, несмотря на всю свою ушлость, древность и превосходное умение избегать опасных тем в разговорах с темными лордами, таки не ушел от жаждущего близкого общения племянника императора.       — И что ты предлагаешь делать? Я уверена, лорд Эллохар сразу догадался, что вы с Наавом каким-то образом добыли документы из архива СБИ, — почти спокойно начинает леди Дэя, тем не менее непроизвольно повторяя за партнером и поглядывая на дверь, за которой словно разлилась вязкая, глушащая звуки тишина.       — Да, Нэрисса бы нас не сдала, но, партнер… — страж подпирает кулаком подбородок и глядит как-то уж слишком задумчиво-грустно, отчего Дэя вздыхает. — Что ты знаешь о сути связи между Эллохаром и Нэриссой?       — Риан объяснял это как ментальную связь посредством направленной мысли, — припоминает она, немного непонимающе глядя на дроу. — При чем здесь это, Юр?       — Да при том, что такая связь может, как говориться в легендах, при определенных обстоятельствах улавливать неосознанное знание. Даже то, что ты изо всех сил пытаешься скрыть, затирая другими мыслями. То есть, то, что знает Нэри, даже если не думает об этом, может улавливать, но не осознавать Эллохар…       — Это плохо, — перебивает вновь задумавшегося и еще больше напрягшегося Найтеса Дэя. Тишина, давившая буквально пару мгновений назад, лопается мыльным пузырем, и из приемной доносится глухой рев пламени. — Риан, — задушено выдает она.       Инстинктивно вжавшись лопатками в спинку кресла, Дэя следит за тем, как полированная ручка двери нарочито медленно поворачивается. Предчувствие нагоняя растет по мере того, как дверная ручка опускается все ниже, нарочито медленно, издевательски неторопливо.       — Умеет твой лорд создать атмосферу, — одними губами произносит изрядно побледневший Юрао, когда дверь начинает не менее издевательски медленно открываться. — Знаешь, и даже сомнения не возникает, у кого учился!       Шагнувший в помещение Тьер долгим мрачным взглядом окидывает сначала сжавшуюся в кресле жену, потом дроу. Неторопливо закрывает за собой дверь и, прислонившись спиной к деревянному полотну створки, чуть ехидно, но от этого не менее жутко усмехается, складывая руки на груди.       — Чем и пользуюсь, лорд Найтес. Так же я могу воспользоваться своей должностью главы Службы Безопасности и обвинить вас и лорда Наавира в измене… Хищение секретных архивных документов прямо из помещений СБИ — это ведь измена? — ледяным тоном осведомляется темный, и воздух в кабинете словно загустевает, а прежде комфортная температура воздуха падает на несколько градусов. — Скажи, родная, Счастливчику так понравилось сидеть в заточении, что он пожелал продолжить свой отдых в кандалах? — Дэя гулко сглатывает, видя, что супруг пребывает в худшей стадии тихого бешенства. — Хотя, думаю, обвинение в измене все же порадует вашу матушку, — он изображает вежливый кивок Юрао, — учитывая тот факт, что ссылать вас, лорд Найтес, как подданного Западного королевства, будут на родину, под заботливое крыло вашей матушки и теток.       На этот раз сглатывает уже дроу, судорожно давится воздухом, закашливается, выпучивая глаза и отрицательно качая головой. И Тьер уже собирается продолжить моральную экзекуцию, как посреди помещения занимается ровное кольцо огня и из него ступает до омерзения довольный чем-то лорд Эллохар. Окинув насмешливым взором всю компанию собравшихся, он, жизнерадостно всплеснув руками и потерев ладонями, усаживается в кресло и радостно заявляет:       — Я как всегда вовремя! Спасибо, что пригласил на ваш родственный сабантуйчик, мне как раз не хватало чего-то подобного в моей скучной однотипной действительности.       Магистр Темного искусства недовольно уставляется на принца Хаоса, но тот лишь скалится шире, никак не реагируя на ухудшающееся с каждым мигом настроение ученика.       — Ты уже объяснил этим горе-следователям недоучкам, что они сорвали нам одну из важнейших частей операции? — обращается Эллохар к Риану.       На это Тьер тяжело вздыхает, а Дэя негромко простанывает, кидая взгляд на Найтеса.       — Нет? Ну, тогда это предстоит мне. Ты присаживайся, чувствуй себя как дома, — магистр Смерти приглашающе поводит ладонью, и Риан, негромко хмыкнув, но при этом не теряя мрачности выражения лица, устраивается рядом. — Хотя, мне сдается, ты и так чувствуешь себя здесь как дома, учитывая то, сколько времени проводит здесь твоя супруга, играя в частный сыск.       — Магистр, — негромко, но заметно ехидно уточняет оторвавший голову от стола дроу, — вы чисто из собственной неудовлетворенности личной жизнью пришли позлорадствовать над скандалами в чужой? Или эти самые скандалы дают вам надежду на то, что у вас не все потеряно?       — Найтес, — со столь же ядовитой вежливостью протягивает Эллохар, глядя на стража, как на назойливую муху, вьющуюся над навозом, — тебе бы вообще помалкивать, чтоб своей личной жизни совсем не лишиться, — демон хмыкает, видя, как глаза дроу сужаются, и чуть слышно усмехается: — Поверь, в этот раз Нэрисса не будет подрабатывать купидоном на полставки, она несколько занята со вчерашнего вечера.       — Ты обещала мне, Дэя, — негромко, обвинительно проговаривает Риан, глядя на жену, втянувшую голову в плечи. — Вы не должны были лезть в это. Я говорил об этом вам обоим, я предупреждал Наавира, что это расследование закрыто для вас, но нет, Найтес каким-то образом умудрился сохранить допуск в СБИ, — он кидает тяжелый взгляд на дроу и мгновением позже добавляет: — Который больше никогда не получит.       — Обновил защиту? — кратко уточняет магистр Смерти, с ехидной усмешкой приподнимая темную бровь. Тьер молча кивает, на что Даррэн едва слышно хмыкает, кивая в ответ. — Сомнения излишни, Риан, в любом случае наш обожаемый любитель ритуалов и жертвоприношений все прекрасно рассчитал и сработал в обе стороны. А к вам, господа-подельнички, — Эллохар насмешливо оглядывает виновато опустившую голову Дэю и мрачно взирающего на него исподлобья Найтеса, — я даже не знаю, что применить: то ли воспитательный пинок отвесить, то ли в благодарностях рассыпаться…       — Они больше не участвуют в этом, Эллохар, — предупреждающе обрывает магистра Смерти Тьер и, резким движением поднявшись из кресла, отходит к окну.       Даррэн провожает ученика задумчивым взглядом, задумчиво же смотрит на Юрао, сверлящего демона в ответ, а затем негромко, но очень многозначительно проговаривает:       — Наоборот, Тьер, — откровенно заговорщицкий тон учителя заставляет Риана раздраженно обернуться, на что Эллохар лукаво вскидывает бровь. — Посуди сам: они прекрасно изучили как тебя, так и меня. Они рассчитывают на то, что ты не подпустишь эту шайку горе-следователей к расследованию. Максимум — наложишь защиту посильнее и забудешь. Он изначально просчитал и то, что ушастая проблема, напрашивающаяся на уничтожение во благо всего сущего и не очень, таки сопрет документы, не так ли? Их целью изначально было заманить их в корпус стражей и максимально эффективно уничтожить, и количеством сопутствующих жертв они не обеспокоились. Или похитить, что ближе к правде, учитывая то, каким способом действовал заказчик.       — Я тоже склоняюсь к версии похищения, — кинув на Дэю осторожный взгляд, негромко сообщает Юрао, обращая на себя гневный взгляд Тьера и довольный Эллохара. — Когда Мерос понял, что сами мы не справимся, он приказал подать сигнал тревоги в Столицу, но тот…       — Попросту не прошел? — подсказывает Юрао магистр Смерти, и дроу с удивлением кивает, а затем его лицо приобретает напряженно-задумчивое выражение       .       — Они действительно рассчитывали на то, что вы полезете куда не просили, Найтес, — негромко подтверждает догадку стража Риан, разворачиваясь спиной к окну. — Но дело в том, что сигнал был подан с опозданием, и в итоге был умело блокирован, что говорит только об одном…       — Кто-то из стражей продался заказчику и взломал систему тревоги, — заканчивает за Тьера дроу, мгновенно мрачнея.       Неприятное предположение, промелькнувшее у него еще вечером, теперь становится не просто мимолетной, не отложившейся догадкой — констатацией факта.       — Именно, Найтес. Теперь ты понимаешь, насколько опасно было тащить документы в крепость и звать туда остальных? Вас просто заманили, как детей конфеткой, — жестко подводит итог Даррэн. — И, учитывая важность документов для заказчика, вы поставили под угрозу не только саму операцию, но и целый корпус стражей. Лазутчиков, о которых мы знали, которых вели уже несколько месяцев и которых хотели взять без лишнего шума, и допросить тайно, уж точно.       — Он убрал тех, кто помогал ему в крепости? — напряженно переспрашивает Юрао, на что Тьер просто кивает, а Эллохар поясняет, внося ясность:       — И того, кто был в СБИ тоже. Два трупа были обнаружены сегодня — один в столице, второй на границе с Хаосом. Оба без возможности восстановления памяти или работы некроманта.       — Почему об этом еще не сообщили? — тут же уточняет встрепенувшаяся Дэя, на что бросивший на нее недовольный взгляд Риан коротко кидает:       — Не хотели придавать огласке. Заказчик не должен понять, что мы знали, кто был куплен, и прорабатывали их контакты.       — Вряд ли это выведет нас на заказчика, Риан, он излишне осторожен даже для темного лорда, — пожимает плечами Эллохар, поднимаясь. Он еще раз осматривает Найтеса, ободряюще кивает Дэе, а после, открыв переход, обращается к Риану: — Но отработать не помешает. Увидимся у Анаргата через час, поделюсь кое-чем интересным.       Магистр Смерти исчезает в ярко полыхнувшем синем пламени, а магистр Темного искусства продолжает сверлить непослушную супругу мрачным взглядом, обещающим продолжение семейного скандала.

      ***

      Покои принца Хаоса, дворец Повелителя Ада, Хайранар, домен ДарГарай       Раннее исчезновение Рэна, заботливо прикрывшего спящую, но встрепенувшуюся, когда он проснулся, Нэриссу, говорит лишь об одном: и сам Эллохар, и Тьер уже в курсе, что Юрао с Наавиром утащили документы из архивов СБИ. И сейчас они явно в излюбленной магистром Смерти издевательской манере вычитывают дроу и всем попавшимся под руку за хищение важной для расследования документации из-под носа самого племянника императора. И за то, что совершенно точно сорвали очередную попытку хоть как-то выйти на организатора, сумевшего не только заиметь себе ручного ритуалиста, но и организовать некий культ, о котором сама Нэри подслушала из разговора Даррэна с Рианом совершенно случайно. Все это наводит на странные и весьма неутешительные выводы, и Нэри откидывается на спину на широкой постели, пытаясь разложить все по полочкам. «Это ведь и моя кровать тоже, пускай и отчасти», — с изрядной долей иронии думает она, засовывая под голову обтянутую черным шелком наволочки подушку, и едва не давится воздухом, когда в голове звучит не менее ехидный ответ:       «Искренне рад, что ты так считаешь».       Чувство присутствия Эллохара на подкорке мгновенно исчезает, и Нэрисса раздосадовано потирает лоб, констатируя неприятный, но от этого не становящийся менее реалистичным факт того, что связь между ними крепнет, а значит разум придется защищать в разы сильнее. Это подтверждает издевательское хмыканье Асмодея, развалившегося на шкуре у полыхающего алым пламенем камина, и более похожего на неоформленный темный сгусток дыма, нежели на кота.       — Твои мысли движутся в верном направлении, — довольно мурлыкает хранитель, лениво приоткрывая мигнувший ядовитой зеленью глаз, и снова обращая морду к огню.       Его забавляют мыслительные потуги Нэри. А то, что она действительно близка к разгадке и не может сложить цельную картинку лишь за неимением некоторых, известных лишь малому числу существ деталей, пробуждает в духе желание намекнуть, с которым он упорно борется, внимательно следя за каждым шевелением мысли подопечной.       — Ты Эллохара за верное направление почитаешь? — с заметной долей изумления в голосе переспрашивает Нэри, приподнимаясь на подушках и глядя на распушившего дымчато-черный хвост хранителя.       Тот лишь выразительно усмехается, как может только он: прищурив глаза, крайне заговорщески растягивает уголки губ в ядовитой высокомерной ухмылке, будто бы испытывает ее на прочность. Но Нэрисса уже давно привыкла к этому, как и ко всему остальному, присущему именно этому хвостатому демону — четыре года бок о бок, четыре года постоянного ментального вмешательства дают о себе знать.       — Как прошла ночь? — вместо ответа любопытствует кот, негромко посмеиваясь тому, как Нэрисса с полным раздражения вздохом падает обратно, уходя от ответа.       Асмодей знает: она не ответит, даже несмотря на столь близкое общение с ним — сложности отношения полов сказываются.       — Сам же знаешь, как, Асм, чего спрашиваешь? — с недовольным бормотанием Нэрисса переворачивается на живот, упираясь в пружинящий матрас локтями, и тоже уставляется в полыхающий камин, теперь гадая, зачем ему такие размеры. — С чего все началось? — задумчиво спрашивает она, когда мысли снова возвращаются к заказчику ритуалов.       — С сотворения мира, я полагаю, — без тени насмешки, серьезно отвечает хранитель и, когда Нэри с сомнением вздергивает бровь в ответ, медленно протягивает: — Наши боги, Нэри, создавали нас по образу и подобию своему в плане личностных качеств, от того и жажда власти, величия, могущества… Мы не столь сильно отличаемся от наших создателей, как думаем.       — Звучит так, будто ты действительно имел возможность пообщаться с кем-нибудь из божков, — хмыкает Нэри, заинтересованно глядя на Асмодея, на что он лениво взмахивает хвостом, будто отмахиваясь. — Но я не об этом. С чего началась вся эта история с ритуалами? Не с гномьего же артефакта, верно? Это кажется слишком глупым и несуразным: попасться на краже Кровавого алмаза, не избавиться от следов, оставить труп жертвы и исполнителя… Но если мои предположения верны, то именно этот ритуал был первым.       — Изначально он использовал исполнителей, от того и промашки, — пожимает плечами хранитель, усаживаясь у огня и обхватывая лапы длинным хвостом.       Вопросы Нэри нравятся ему — то, как она из раза в раз возвращается к началу, пытаясь распутать клубок уже произошедшего, предположить то, что происходит сейчас, и угадать, что будет дальше, без эмоций и лишних чувств, отстраненно, радует его. «Кровь не водица», — хмыкает про себя хранитель, но чувство гордости понятно. Он столько веков является хранителем рода Блэк, что естественное восхищение мозгами его представителей не кажется ему чем-то удивительным или неправильным.       — В последствии он отсеял зерна от плевел, и я бы поступил на его месте так же. Ритуалы проводить сам он не может, он темный, поэтому он заимел ритуалистку, да, необученную, но все же. Хочешь сделать что-то отлично — сделай это сам.       — Меня больше волнует кажущаяся непоследовательность его действий, Асмодей, — делится наблюдением Нэрисса, наконец понимая, что именно ее беспокоило все эти дни, с момента ритуала Семи печатей в Ардаме. — Изначально он использовал ритуалы инициации и накопления силы, в качестве жертв которых выступали разные существа. И это я понимаю и разделяю — чем больше разных энергий поглотит тот, кому она необходима, тем более эффективна будет сама сила на выходе. Не даром в Аду сердце и мозги врага считаются деликатесом…       — О, это пошло еще испокон веков во Мраке: хочешь получить силу, способную уничтожить твоего врага — съешь его друга, — улыбается хранитель, — ну, или врага, это уже по желанию.       — Ээээ, нет, я есть никого не хочу, — морщится Нэри, представляя, как поедает сырое, сочащееся пульсирующей кровью сердце неясного индивида. Тошнота накатывает, и она сглатывает вязкую слюну, сурово глядя на потешающегося над ней духа. — Но почему не использовать накопители, если нужна просто сила? Накопители проще использовать, проще скрыть…       — Но хранить скрытно проблематично, — прерывает ее кот, покачивая головой. — Да и не для всех видов использования они годятся. Если после из них потребуется выкачать силу быстро, то это будет неэффективно. Потери магии будут колоссальными.       Асмодей и сам все сильнее задумывается над темой их беседы, но старается контролировать то, что говорит — ему, как и Арвиэлю, известно многое, но не все, или вообще ничего, но выдать нельзя. Они должны дойти до этого сами, и Даррэн, и Нэрисса.       — Но зачем было после проводить столь энергозатратный ритуал Семи печатей? Ведь по большей части именно ритуалист проводит через себя весь поток построения силовых векторов, и восстанавливаться ритуалистка теперь будет долго?       Нэрисса смотрит на духа в упор, и тот едва не тушуется под ее требовательным взглядом. Объяснить это он может лишь тем, что неведомый устроитель ритуалов либо достиг того, чего желал, и теперь дожидается чего-то, либо решил отказаться от собственной идеи, как от неэффективной и не оправдавшей надежд.       — Возможно, он уже получил от ритуалов то, чего хотел, а возможно, решил использовать что-то еще, может перешел к следующей фазе, — неуверенно протягивает кот, кося внимательным взглядом на Нэриссу. И задает совершенно неожиданный вопрос, заставляющий ее задумчиво нахмурится: — Почему вы с Эллохаром посчитали, что этот неведомый заказчик использовал морскую ведьму, бывшую ХатарГжен? Почему она не могла использовать его?       — А если это было взаимовыгодное сотрудничество? Ведь книгу с ритуалами, подаренную прадедом своей любовнице ведьме, передала ему именно она, видимо, взамен на информации о табличках с ритуалом пробуждения аргатаэрра.       Нэрисса снова укладывается на спину, впериваясь в расшитый под звездное небо полог кровати и закидывая руки за голову. Мысли плывут медленно, попеременно спотыкаясь, и она уже начинает проверять щиты на наличие брешей, пробитых Эллохаром или появившихся из-за связи, как в голову приходит неожиданная мысль.       — Мог ли быть этот темный связан не только с Саардой, но и с ее мужем, тем магом ордена Огня, Селиусом? Или же с Рогетом, что взял себе в наложницы бывшую морскую ведьму, сбежавшую с Листара, в которую впоследствии вселилась Эннар? Если их планы не просто сходились, а были общими? Возрождение аргатаэрра, и не где-нибудь, а в Темной Империи, поддерживающей трещащий по швам вооруженный нейтралитет с Хаосом? Он ведь мог при желании повести армию, состоящую из культистов на Ад, напитай они его магией, собранной посредством ритуалов… Остальные вряд ли бы поддержали, не будь этим самым аргатаэрром Риан, племянник императора, сильнейший темный лорд Империи, приближенный к власти и являющийся фактическим наследником престола и будущим правителем.       — Слишком уж велик размах, тебе не кажется?       Колебания в голосе Асмодея чувствуются особенно сильно, и Нэри понимает, что смогла зародить в его сознании зерно здравого сомнения. Ей самой подобное предположение кажется невероятно бредовым, но если предположить, что все происходящее действительно сводилось к вторжению армий культистов в Хаос под руководством Тьера…       — Скажи мне, что было бы, если бы им действительно удалось пробудить аргатаэрра так, как задумывала Саарда? Получи измененный Тьер магию и армию, ступи он на земли Ада, получи он власть?       В голосе Нэриссы звучит напряжение, он вибрирует, и она сама сначала не понимает, почему именно этот вопрос ей кажется таким важным. Лишь испытывает неясный, основанный на предвкушении мандраж, щекочущий где-то в груди. «Почему это кажется мне таким важным?», — спрашивает Нэри саму себя, и даже не удивляется, когда отвечает ей вовсе не Асмодей:       «Интересное предположение… Я бы даже сказал прелюбопытное. Случись так, как ты говоришь, и прорыв граней миров был бы неизбежен, прелесть моя», — задумчиво, даже меланхолично откликается магистр Смерти, явно раздумывающий над исходом подобной вероятности, и хранитель отзывается следом, едва ли не дословно повторяя за Даррэном:       — Сдвижение граней миров, — кот пожимает плечами, находя предположение не лишенным смысла, и разворачиваясь к ней всем корпусом. — Неизвестно насколько: могли бы схлопнуться домены, или Бездна стала бы ближе и доступней, или же сам Мрак заглянул бы через прореху в гранях. Но то, что грани стали бы проницаемы в обе стороны — неоспоримо.       — И кому может быть выгодно подобное? — поспешно интересуется она сразу у обоих, транслируя свой вопрос и демону, связь с которым ощущается практически тактильно.       Сейчас ей не до недоговоренностей, смущения и прочего, что стоит между ними — Нэри почти физически ощущает, что прикоснулась к зыбкой ниточке тайны, потяни которую — и вот она, разгадка, размотается, как клубок пряжи.       — Это невозможно сейчас. Ты же знаешь историю Хаоса, Нэрисса, — устало проговаривает дух, заставляя ее напряженно задуматься, а после пускается в разъяснения. — Бездна доступна и так, возжелай ты прогуляться по пустыне Гибели и пройтись к разлому. Иные миры, разделенные тонкими проницаемыми гранями и названные ныне доменами также доступны много более, нежели раньше, в период расцвета сил Хаоса, как божества. А Мрак… он недоступен. Как был со времен великой войны богов, когда, как ты знаешь, боги покинули свой дом, желая поживиться кусочком ТанИмин, созданным Хаосом, и потерпели сокрушительное поражение не только от существ, населяющих этот мир, но и в боях друг с другом, после чего и появились домены.       — Но остались ведь своеобразные портальные точки, храмы Мрака, разве нет? — чувствуя, как ускользает нить, которую она только держала в руках, Нэрисса досадливо выдыхает сквозь зубы.       Да и прорыв Бездны или Мрака в Хаос кажется глупостью — Мрак заперт изнутри нынешним Владыкой, и существа, его населяющие, не проявляют особого желания контактировать. Пролом в Бездну же существует по сей день, и все, кто пожелает подняться, даже при должной сноровке не смогут обойти вооруженные до клыков патрули Хедуши. Единственное, что цепляет — тот факт, что сам Владыка Арвиэль способен прорывать пространство и в Бездну, и, при особом желании, во Мрак.       «На то он и бессмертный, Нэрюш. В любом случае, даже самом безумном, это слишком масштабно просто потому, что не каждый сильный темный вообще сможет ступить на земли Бездны. Не говоря уже о Мраке, который обратит его в прах мгновенно. Но идея интересная, не спорю», — тянет Эллохар, в интонациях которого звучит здравое сомнение опытного в распутывании заговоров демона. И Нэри даже особо не настаивает на своем видении, понимая его безумность, как Даррэн неожиданно и очень уж задумчиво добавляет: — «Только если этот темный не является выходцем из Бездны или Мрака, отчаянно желающим попасть на родину предков. Но даже у носителя крови мира богов не хватит сил на открытие перехода. Никаких сил, даже собранных посредством ритуалов», — поясняет магистр, и Нэри ощущает, насколько рассеянно его внимание сейчас. Понимание того, что он, очевидно, занят, колет тонкой иглой чувства вины, но тут рассеивается, стоит раздаться негромкому стуку в дверь.       — Арвиэль, — одними губами произносит Асмодей, нарочито расслабленно разваливаясь на ковре, и даже создавая из клочков темного тумана мячик, с которыми так любят играть обычные коты. — Спальня защищена от прослушивания, — все так же бесшумно проговаривает хранитель, когда дверь начинает открываться, и принимается поигрывать лапой с импровизированной игрушкой, вызывая на губах Нэри насмешливую улыбку. — Изображай радость, — дает он напутствие, на что Нэри, теперь полностью посвященная в тайну принесения клятвы-проклятия собственных предком, пока не знает, как реагировать правильно.       Ступивший же в комнату Владыка удовлетворенно оглядывает Нэриссу, лежащую на кровати внука, и хранителя рода, поигрывающего сотканным из мрака мячом, что заставляет демона улыбнуться уголками губ. Нэрисса приподнимает бровь будто бы в ожидании, но после уважительно склоняет перед ним голову, по всей видимости, ожидая, что же он скажет.       — Нэри, — кивает в ответ Повелитель, проходя к окну, и замирая у забранной цветным витражом рамы.       Ни причина, ни то, о чем собирается говорить и что делать, не нравится Арвиэлю, но теперь каждый сам за себя и преследует свои собственные цели. Желание удостовериться в словах хранителя, прежде всегда исполнявшего обещания, терзает, но провоцировать девочку он запретил себе еще шестнадцать лет назад, тогда, когда понял, чего это может стоить именно ему, как демону, не как правителю.       — Возможно, тема разговора тебе не понравится, но я предпочел обсудить это без присутствия Даррэна.       Нэри мгновенно теряет благодушно-расслабленный вид, присаживаясь на постели, и демон пристально смотрит на Асмодея. Тот лишь вежливо улыбается кошачьей мордой, но Владыка понимает: хранитель еще не принял решения, на чьей стороне будет в случае возникновения непредвиденной ситуации.       — Я понимаю, — Нэри сосредоточенно кивает, внутренне подбираясь и задраивая щели ментального щита, во избежание проникновения Эллохара в самый неудобный момент.       Она понимает, что беседа будет не из легких, но отвечать за себя она привыкла самостоятельно, не рассчитывая на Даррэна, кем бы он ей не приходился. И, чувствуя, что тот, кого она привыкла называть не иначе, как дедушкой, деликатно выжидает, осторожно проговаривает, кидая быстрый взгляд на хранителя рода:       — Я не смогу ответить на все вопросы, но могу обещать откровенность в пределах разумного.       — Ты знаешь, Арвиэль, — неожиданно вступает дух, — и мы обсуждали это ранее: девочка не несет угрозы, она может контролировать то, чем владеет по стечению обстоятельств. И я настоятельно не рекомендовал бы тебе провоцировать то, что после ни ты, ни я не сможем сдержать…        — Мне казалось, мы пришли к консенсусу еще прошло ночью, Асмодей, — спокойно откликается демон и, расслабленно устроившись на ковре поблизости с хранителем, приглашающе похлопывает по расстеленной на полу шкуре. — Я не причиню тебе вреда, Нэрисса, ты можешь верить моему слову, — добавляет он, видя, как Нэри, замявшись, раздумывает над тем, как поступить.       Но спустя пару она секунд все же присаживается напротив, завершая образовавшийся у камина круг.        — Что ты хочешь знать, дедушка? — немного устало интересуется Нэрисса, глядя куда-то между ним и хранителем, словно любуясь на языки пламени в камине.       Арвиэль чуть заметно улыбается, только сейчас окончательно осознавая, сколь дорого ему это обращение. «Я не стану использовать девочку», — сообщает он Асмодею, но тот словно не реагирует, пристально следя за реакциями подопечной.        — Все.       Все же ощутивший отклик от кота Арвиэль тепло улыбается Нэри, и она, вздрогнув, переводит на него осмысленный, полный напряжения взгляд.       — По возможности, — добавляет он.       Нэри немного расслабляется, задумываясь. Выкладывать все совершенно не хочется — во-первых личное, во-вторых слишком сложно, да и вспоминать неприятно.        — Все началось пять лет назад, с пробуждением крови вейлы... — начинает она, и Повелитель не торопит, давая время собраться с мыслями.       Нэри недолго перебирает воспоминания, пытаясь сложить все в ровную цепь, но многие из них отрывочны, еще большее вспоминать попросту не хочется… Но говорить что-то необходимо, и Нэрисса, все же взяв себя в руки, продолжает:        — Сила не пришла мгновенно, как это бывает у Блэков, она росла постепенно, и я просто ощущала ее, но пользоваться не могла. Обычно Блэков обучают заранее, поскольку период вхождения в силу короток. Но у меня, видимо, по причине наличия крови вейл, или из-за того, что я осталась единственной в роду, все происходило иначе… Первый раз возможность изменения сознания я ощутила перед экзаменами на шестом курсе, это произошло под влиянием стресса, я не спала почти полторы недели. Асмодей вырубил меня дистанционно, чтобы я не навредила себе. Тогда я уже была префектом академии и у меня были собственные комнаты в общежитии факультета, мое состояние подозрений не вызвало. После я отправилась на каникулы и побывала в родовом замке.        — Я обучал ее четыре года, и не только контролю над магией, Арвиэль, — проясняет Асмодей. — Нэрисса всегда проявляла незаурядные способности именно к контролю, но умение совладать с силой было немаловажным.       На это Владыка согласно кивает, снова глядя на Нэри, поощряя ее продолжать, но та молчит, безучастно смотрит в серебристый ворс шкуры, будто задумавшись над чем-то своим.        — Ты использовала силу? — подталкивает ее демон, и Нэри, словно вырвавшись из неприятных раздумий, заторможено кивает.       Воспоминания приходят с трудом, не потому, что ее сознание изменялось часто в тот период времени, а просто из-за того, что давление вейлы было слишком сильным. А чувства, ненужные чувства к Эллохару захлестывали, и она едва ли справлялась с учебой и повседневными обязанностями, не то что с собственными эмоциями.        — Дважды. Оба раза была необходимость, — пожимает плечами Нэрисса, пытаясь отодвинуть переживая, пробужденные памятью, на задний план, и отстраненно рассмотреть собственную память в качестве наблюдателя, что удается с огромным трудом. — Мне не то чтобы приятно это вспоминать, признаюсь откровенно, — криво усмехается она, сцепляя пальцы в замок, стараясь унять предательскую дрожь в руках. — Я использовала силу скрыто, почти никто не заметил перемен во мне, а тот, кто заметил, остался без хорошего куска воспоминаний. Предпочитаю не оставлять следов, в моем случае это довольно непредсказуемо.        — Не только контроль, Асмодей? — приподнимает бровь Владыка.       Он прекрасно понимает, что подразумевает под собой фраза «без хорошего куска воспоминаний», но кот спокойно встречает его испытующий взгляд, и в его зеленых глазах проскальзывает нечто, очень напоминающее самодовольство.       — Ты заменила стертые воспоминания чем-то? — задает весьма важный вопрос демон, на что Нэри отстраненно кивает, а после негромко поясняет:        — Я не настолько глупа, чтобы не понимать: отсутствующий кусок памяти может вызвать неудобные вопросы, поэтому я замещала их необходимыми частями.       Ее голос звучит практически безэмоционально, лишь легкое недоумение проскальзывает в интонациях, выдавая невольное, но совершенно закономерное удивление оценке ее умственных способностей Арвиэлем. Странная вспышка предчувствия, не иначе, заставляет Нэриссу кинуть взгляд на двери, и она, словно бы ощутив что-то, поднимается с места, отходя к высокому стрельчатому окну.       — Могу я просить, чтобы Даррэн не узнал о содержании нашей беседы?        — Можешь, — негромко откликается Повелитель.       Нэри затылком ощущает пристальный взгляд алых с тройным зрачком глаз, совершенно точно излучающий сейчас непонимание и желание добраться до сути.       — С одним условием, — спустя мгновение будто сгустившейся, наполненной только потрескиванием поленьев в камине тишины продолжает Владыка, — ты расскажешь ему обо всем сама, после, разумеется. Не утаишь ничего, что считаешь важным, Нэри.       Нэрисса позволяет себе скупой кивок в ответ на слова демона, но тому будто и не требуется большего, поскольку он не произносит ни слова, слышен лишь легкий шелест черного шелкового халата, когда Арвиэль поднимается со шкуры. Бесшумные шаги Владыки она ощущает по малейшей вибрации, расходящейся волной по спальне: вчерашнее изменение сознания, доступное всем Блэкам в той или иной степени, продолжает влиять на нее отголоском поднятой со дна силы. И стоит ему подойти ближе, встать почти вплотную, плечом к плечу с ней, как Нэри чуть отстраняется, пусть и невольно, но все же отступает, на что демон реагирует короткой, но заметно печальной улыбкой.        — Теперь ты не чувствуешь себя безопасно в моем присутствии, — констатирует факт он, бездумно глядя на перекатывающиеся под напором стихии пески черной пустыни Гибели.       Это уязвляет его, но это всего лишь данность той ситуации, в которой они оказались. На безразличное пожатие плеч Нэри Владыка чуть склоняет голову, показывая, что понимает ее опаску.        — С другой стороны, а где я сейчас могу чувствовать себя в безопасности? — едва слышно проговаривает Нэрисса.       Так же, как и Арвиэль, она бездумно разглядывает беснующиеся под порывами ветра пески. «Это всего лишь еще одно место, которое я не могу теперь назвать домом» — резюмирует Нэри, не задумываясь о том, может ли слышать ее в данным момент магистр Смерти. И когда дверь за спиной едва слышно распахивается, слабо ухмыляется, даже не оборачиваясь — просто ощущает того, кто входит в спальню, удивленно вздергивая бровь.        — Любопытное сборище, — озвучивает мысли Эллохар, останавливаясь в дверях и оглядывая сидящего на шкуре духа-хранителя, деда, замершего у окна, и стоящую в шаге от него Нэри.        — Даррэн, — с легкой улыбкой, видной в глади кристально чистого стекла произносит Арвиэль и, кинув взгляд в отражении на Нэри, разворачивается.       Нэрисса неосознанно повторяет за Владыкой, подсознательно отказываясь видеть в нем угрозу своей жизни. С легкой улыбкой разворачивается, понимая, что и ей, как собственному внуку, тот желает лишь счастья, как действительно может желать любящий внуков дед. Заметивший заговорщицкие переглядывания Повелителя и невесты Эллохар пристально оглядывает обоих, пытаясь понять причину подобного действия.        — Не пояснишь причину сего собрания?       Даррэн поводит рукой, пытаясь понять, почему Нэрисса, еще пару мгновений назад пребывавшая в явно удрученном настроении, теперь чуть лукаво улыбается, глядя в спину деду.       «Я не причиню тебе вреда, девочка. Ты — моя внучка, как бы там ни было», — легким шепотом касаются слова Арвиэля сознания Нэри, но она не подает виду. Только встретившись взглядом с Владыкой, она дает понять, что поняла его. Но и это обещание, столь много значащее в Аду, не оставляет ее спокойной, не лишает сомнений, здравых, по ее скромному мнению.        — Я посчитал, что Нэриссе необходимы медитации.        Магистр Смерти согласно кивает на разумное заявление деда и чуть изгибает бровь в ожидании продолжения.       — И, собственно, — кинув загадочный взгляд на Нэри, продолжает Арвиэль, — мы дожидались только тебя.       На это Даррэн, не совсем понимая, о чем ведется речь, вопросительно глядит уже на Нэри. Она лишь задумчиво улыбается, почти не глядя на него, но это почему-то не задевает, только заставляет задуматься над причинами подобного поведения. Но сама Нэрисса ощущается странно расслабленной, пусть и немного удивленной поспешностью решения Повелителя. Это вынуждает истинно демоническое любопытство магистра вспыхнуть с новой силой, но Нэри все так же не отвечает на его направленный взгляд. Молча наблюдает за тем, как поднимается с ковра Асмодей, как разворачивается песчаная воронка смерча посреди спальни, и как исчезает в ней сначала хранитель, а затем и демон. И лишь после, будто сомневаясь, первой протягивает ладонь, наконец обращая внимание на Даррэна. Ощутимо удивленный поведением обычно отстраненной Нэриссы, он, стараясь, чтобы его действия не выглядели поспешными, принимает ее пальцы в собственную руку, и только мигом спустя, когда они уже шагают в чернеющую воронку песка, мысленно спрашивает:       «И что это значит?»       Тон его голоса звучит скорее лукаво и искушающе, нежели действительно удивленно. Но повисший в воздухе вопрос все же ощущается Нэриссой, всем ее телом, и более всего спиной, что прижата к груди магистра Смерти во вращающемся на огромной скорости смерче, плотной песчаной стеной обступившем вокруг.       «Медитации для Блэков это один из этапов обучения, и обычно мы медитируем, используя якорь, чтобы не потерять контроль», — максимально спокойно поясняет Нэри, стараясь не выдать охватившего ее волнения.       Не то чтобы ей в первой медитировать с использованием силы, но привязка к Эллохару в качестве якоря кажется слишком интимным действом, и мандраж, пощипывающими кожу мурашками предвкушения, расползается по телу.       «Настолько доверяешь мне?»       В голосе магистра Смерти звучит веселье, но Нэри почему-то уверена, что за ним он скрывает нечто иное, неизвестное ей. Что на проверку может оказаться волнением, причем вполне понятным. И то, как ощущается Даррэн в эту секунду, так, словно за видимой расслабленностью кроется напряжение ожидания, заставляет ее слабо улыбнуться.       «А почему нет?» — тихо спрашивает она.       Воронка из песка распадается, а двое вышедших из нее демонов, пусть одни из них давно мертв, уже удаляются в относительно спокойные пески пустыни.       Все что ей остается, это крепче сжать пальцы Эллохара в собственной ладони, еще раз напомнив самой себе слова Асмодея, сказанные прошлой ночью. Да она и не ждет однозначного ответа, поскольку вопрос его и не предполагает, он является лишь сухой констатацией факта ее доверия демону, что держит ее за руку, ведя через одну из самых опасных пустынь Хаоса. Тихое хмыканье Рэна все же доносится до нее спустя секунды, но она не предает этому особого значения, единственное, что важно сейчас — хоть немного унять нервное напряжение, то волнение, что вызывает касание его ладони. Отодвинуть вольно мечущиеся мысли о мужчине, идущем рядом, и том, сколь много она сделала для того, чтоб у них не было и не могло быть общего будущего.       Заготовленное, по всей видимости, заранее место для медитации оказывается неподалеку. Озаренное приглушенным светом воткнутых в черный песок факелов, расположенных кругом, оно ярко выделяется в темноте пустыни. Последующие триста шагов они преодолевают в полнейшей тишине, наполненной лишь тихим шорохом песчинок под ногами. Пройдя в круг первой, Нэрисса спокойно опускается на песок, обращая вопросительный взгляд на Владыку, и едва не вздрагивает, ощущая легкое, будто перышком провели, ментальное касание хранителя.       «Ты ведь помнишь, почему мы избегали медитаций ранее?», — заметно напряженно напоминает ей о предельной осторожности Асмодей.       Нэри, за неимением возможности кивнуть, просто прикрывает глаза, делая вид, что настраивается на медитацию.       Только сейчас она понимает, что не задумывалась об этом ранее, и совершенно зря. Запоздалое чувство тревоги расползается по телу, сковывая его напряжением, что не укрывается от опустившегося за ее спиной на песок магистра Смерти. Ощутив его легкое недоумение, Нэри почти мгновенно отрезает ментальный контакт с духом. На это Асмодей незаметно согласно кивает, блокируя связь со своей стороны, но это не приносит успокоения. Пропустив сквозь пальцы прохладные песчинки, Нэрисса старается придать лицу максимально отстраненное выражение, но поднятая вопросом кота тревога не унимается, а внутренний голос так и нашептывает о возможных весьма неприятных последствиях.        — Тебе необходимо просто медитировать, так, как ты делала это ранее, — поясняет задумчиво обозревающий сидящих в кругу света Нэриссу и Даррэна демон, на что Нэри едва удерживает ехидное хмыканье.       Стараясь не допускать оформленных мыслей, и не думать о том, что она не медитировала уже более четырех лет, Нэрисса просто прикрывает глаза. Пытается припомнить ощущения, которые испытывала при медитациях ранее, но темнота перед глазами и не собирается сгущаться. Ровно до тех пор, пока ладони Эллохара не накрывают ее руки. Она все еще продолжает ощущать на себе проницательный, будто бы испытывающий взгляд Арвиэля и напряженный Асмодея, но чувство будто бы изменившегося зрения во все той же кромешной тьме под закрытыми веками неощутимо изменяется, словно становясь туннельным. Все ощущения незаметно, но от этого не менее резко изменяются, и когда песок будто бы уплывает из-под нее, а осязание и вовсе исчезает, едва не вываливается из медитации. Единственное, что остается реальным — руки Рэна, мягко сжимающие ее ладони, и она позволяет себе чуть прислониться лопатками к его груди, чувствуя, как губы невольно растягиваются в легкой улыбке, когда тепло его тела ощущается по-прежнему остро.       Но это еще не вся медитация, лишь ее начало, и дальше Нэри действует уже осторожнее, понимая, что глубоко погружаться не стоит. И, когда темное марево вокруг приходит в движение, она старается сконцентрироваться на направлении движения непроглядной темноты, ожидая подсказки, чего-то, что подтолкнет в правильном направлении. И щелчок происходит, что-то сдвигается внутри, но Нэрисса почти мгновенно понимает, что идет не так. Легкая щекотка в груди расползается, вибрацией отдавая в живот и плечи, отвлекает, не давая возможности обратиться к силе так, как она это помнит по прежнему опыту. Интуиция подсказывает, где именно ее ошибка, и Нэри осторожно раздвигает сгустившуюся под веками темноту, чтобы погрузиться в вязкий, неразличимый в своей плотности мрак. И резко, совершенно неожиданно нахлынувшее чувство эйфории накатывает, пьянит свободой. Так хочется раскинуть руки, но она не ощущает собственного тела полностью, лишь ладони в плену теплых сильных пальцев и лопатки, касающиеся черного шелка рубашки Даррэна.       «Вот оно», — единственное, что приходит осмысленного на ум. Но мысль тут же стирается, утекает, затапливаемая ощущениями. Будто бы что-то необъятно большое растет внутри, до приятного напряжения заполняя собой бренную оболочку, сдерживающую это где-то там, в глубине. И Нэрисса позволяет себе окунаться с головой в эти невероятные, дарящие нездоровую, почти безумную радость ощущения, тонуть в них, растворяться до потери собственного я. Ощущать, как сила плавно, с непреодолимым напором скользит по коже, впитываясь мельчайшими каплями в поры, как она радуется встрече и свободе, вырвавшись из заточения, как она ластится, сворачиваясь теплым меховым клубком внутри. И даже привычное ей чувство двойственности восприятия на какое-то время отступает, давая возможность вновь ощутить себя целой. А после сила, наигравшись, отступает, медленно, нехотя, будто отливной волной укатывается куда-то в глубину, утихая, отпускает, и вновь возвращаются привычные чувства и ощущения.       Первым приходит онемение в теле, неприятными иголочками и слабостью расползающееся по мышцам. Следующим — чувство опоры, по которому она с неудовольствием констатирует, что таки провалилась в песок тем, на чем собственно сидит. Далее возвращается слух, чутко улавливающий перекатывание барханов где-то вдалеке, и легкий, гулом доносящийся стрекот нахесса, нагоняющего жертву. А еще шелест халата Арвиэля и тихий говор демона, которому так же тихо отвечает Асмодей, но слов не разобрать — после первой за многие годы медитации чувства возвращаются медленно и неохотно. Но касание ладоней Даррэна Нэри ощущает так же сильно, как и в начале, а еще неприятную щекотку в груди, что так и не прошла, но все же стала менее ощутимой. Отяжелевшие веки поднимаются с неимоверным трудом, да и чувство приятной усталости, что Нэрисса испытывала парой мгновений назад, превращается в полное изнеможение, стоит ей приоткрыть глаза, а накатившая тошнота заставляет крепко зажмуриться, запрокинув голову назад.        — Это было интересно, — негромко, и явно с улыбкой произносит магистр Смерти над ухом, но тут же, словно бы ощутив изменение в ее состоянии, встревоженно спрашивает: — Прелесть моя, что?..        — Ты справилась.       Заметивший, что медитация окончена Арвиэль поднимается с песка, внимательно оглядывает Нэри, и, кивнув собственным наблюдениям, сделанным ранее, удовлетворенно глядит на Асмодея. Тот мрачно отворачивается, с заметным раздражением заметая песок хвостом и, немного помолчав, укоризненно замечает:        — Не справилась, — перед котом растекается дымное черное марево портала, и он, явно желая сплюнуть, выговаривает: — Было опрометчиво выпускать силу столь бесконтрольно.        — Она удержала ее, Асмодей, с этим ты поспорить не можешь, — разводит руками Владыка, и Эллохар, явно озабоченный состоянием бездвижно сидящей между его ног Нэри, поднимает глаза на деда. — Сейчас ей не помешает немного подышать воздухом, прийти в себя, плотно поужинать и после лечь спать, — поясняет на безмолвный вопрос внука демон и, стоит пушистому хвосту хранителя исчезнуть в портале, ступает следом.       Приоткрывшая глаза Нэрисса устало наблюдает сквозь ресницы за тем, как истаивает дымка перехода, и тут же снова прикрывает их, тщетно борясь с подступающей к горлу тошнотой. Ощущение зуда в груди словно поднимается к горлу, и она шумно сглатывает, стараясь отвлечься на легкие поглаживания Рэна, ладони которого медленно скользят по плечам.        — Справилась, не справилась… — передразнивает она покинувших пустыню лордов, чувствуя, что Эллохар снова улыбается. — Мне главное сейчас с содержимым желудка справиться. Послемедитационная изжога, чтоб ее…       Тяжелый вздох громко разносится над песками, и Нэри старательно принимает сидячее положение, понимая, что состояние таки предвещает долгое и продуктивное общение с фаянсовым другом.        — Не пытайся вставать сразу.       Наставляет ее магистр, с присущим каждому демону коварством наслаждаясь моментом, в которой Нэри просто не может отбиваться от его объятий. Снова проскальзывает ладонями по плечам, но мысли далеки от приятного — подспудное волнение о ее безопасности продолжает грызть, изрядно подстегнутое кошмарами, вызванными видениями из прошлого двойника. Не дает покоя столь приятная возможность утащить Нэриссу в закрытый домен, о котором так кстати упомянул Асмодей еще вчера. Предчувствие чего-то нехорошего, опасно надвигающегося, не позволяет расслабиться полностью, и Эллохар вздыхает. А Нэрисса, словно бы ощутив его напряжение, начинает ерзать в его руках.       — Прогулка откладывается, как я погляжу, — констатирует факт демон.       Он поднимается и поднимает за собой страдальчески вздохнувшую Нэриссу. Внимательно осматривает ее, чуть отстраняя от себя, а затем, слегка усмехнувшись, стремительно подхватывает на руки.       — Никаких воплей и сопротивления, — весело командует Даррэн, видя, что Нэри уже собирается высказать нечто малоприятное относительно сего поступка. — Во избежание непредвиденного расплескивания содержимого твоего желудка, — язвительно добавляет он, и она, громко хмыкнув, складывает рук и на груди отворачиваясь от магистра. — Твое хмыканье мешает нахессу спокойно ужинать. Не травмируй бедолагу еще больше, его и так несварение беспокоит из-за моей непосредственной близости.       Нэри обращает более пристальное внимание на крупного жука, и с усмешкой замечает, как он нервно подергивает жвалами и загораживает добычу собой, словно оберегая от того, чтобы наглый демон не упер страшно неаппетитную жуть, доставшуюся ему на ужин.        — Да меня тоже, как видишь.       Не остается в долгу Нэрисса, все также глядя на стелющийся вдалеке песок. Пытается высмотреть границу, на которой черные пески становятся багровыми, и в целом старается делать все возможное чтобы не замечать довольной, но от этого не менее ехидной улыбки Даррэна. Он молчит, стараясь сдержать подрагивающие в усмешке уголки губ, но Нэри столь нарочито внимательно разглядывает линию горизонта, делая вид, будто вовсе не замечает его, что это представляется абсолютно невозможным.        — И что ты там пытаешься разглядеть? — неожиданно устало выдыхает магистр, вынуждая Нэри все же посмотреть на него.       Эллохар приподнимает бровь, вглядываясь в ее лицо, гадая, о чем она может думать в этот момент. Но Нэри снова закрылась щитами, и единственное, что он ощущает, это само наличие связи, но никак не возможность хоть мельком заглянуть в ее голову.       — Если еще одного нахесса, которому можно испортить аппетит, то я тебя разочарую: у них период размножения, и они все мигрировали на территории пустыни Астора. Не скажу, что лично от тебя, но тем не менее, этот залетный и беспокойно теперь ужинающий — единственный здесь. И да, радость моя, с комплиментами у тебя не очень.       Очередной вздох, на этот раз преувеличенно расстроенный, и демон немного ускоряется, следуя в известную лишь ему одному точку. Нэри уже намеревается уточнить, как долго она будет добираться до спальни подобным способ, стараясь не думать о том, что способ она находит весьма приятным, как магистр останавливается, а после, оглядевшись, спокойно призывает пламя.        — Разве это было попыткой сделать комплимент? — тихо, пребывая в уверенности, что Эллохар все равно услышит, спрашивает Нэри.       Синий огонь жаркими протуберанцами взмывает ввысь, мерно гудя, она расслабленно разглядывает его расцвеченное полыхающими синими бликами лицо, но тут же напарывается на колкий взгляд серых глаз, сейчас будто светящихся изнутри. Что-то на краткий миг мелькает в них, не поддающееся определению, а после Эллохар удивленно изгибает брови, насмешливо любопытствуя:        — Так это было нарочная попытка оскорбления? Зря, радость моя.       Он усмехается, коротким движением головы откидывая волосы за спину. И понимает, что все еще глупо улыбается, даже несмотря на ее попытку его задеть. Причем, судя по ощущениям самой Нэри, малоприятную для нее самой.       — И бессмысленно, чего уж там таить. Всегда знал, что не красавец.        — Напрашиваешься на комплименты? — хохотнув, Нэрисса изумленно уставляется на магистра Смерти.       С восторженным ужасом в груди она осознает, что они оба сейчас флиртуют напропалую. И, если уж судить по выражению лица самого демона, тот прекрасно осознает это и наслаждается моментом. «Бездна!», — проносится в ее мыслях, и Нэри снова проверяет на крепость и устойчивость щиты. «Лишь бы не догадался, что я тоже этим наслаждаюсь. Пусть и не в той мере, в которой могла бы», — обрывает она сама себя. Даррэн будто ощущает краткий миг перемены ее настроения — пристально вглядывается в ее глаза, силясь понять, что снова нет так. «А ведь все могло быть намного проще… Вот так, как сейчас. Хотела бы, без этих сложностей и метаний?», — с сожалением мурчит голос Асмодея в голове, и Нэри вздыхает, не зная ответа на этот, кажущийся совсем простым, вопрос. «Это была бы не я. Ну, или другая я. Заинтересовался бы мной Эллохар, будь я другой?», — спрашивает она в ответ, но хранитель задумчиво и как-то уж слишком отстраненно молчит. И только когда пламя опадает, а Эллохар начинает подниматься по бессчетному количеству ступеней дворца, снисходит до ответа: «Дело в ином, Нэрисса, и ты это знаешь. Считаешь ли ты себя достойной его чувств? И счастья вообще?», — с заметной горечью задает совершенно неудобный вопрос дух, а после исчезает из ментального поля. И Нэри, наконец, отвлекается от бессмысленного мысленного разговора с Асмодеем, а до ее слуха доносится негромкое бормотание магистра:        — Будто в первый раз женщину во дворец тащу, — раздраженно шипит под нос Даррэн.       Нэри с некоторым удивлением оглядывает демонов Хедуши, провожающих их странно подозрительными взглядами. И, стоит магистру притормозить в дверях, как эта нарочитая подозрительность тут же проясняется: подступивший ближе СеТакальреним, сегодня отвечающий за внешнюю охрану дворца, почтительно склоняется, негромко сообщая:        — Мой принц, лорд Хашшран прибыл во дворец.       И быстро, значительно быстрее, нежели подходил, отступает. Лицо Даррэна стремительно меняется, заставляя Нэри невольно вздрогнуть, по мере того, как расслабленная, чуть игривая улыбка испаряется, а брови хмуро сдвигаются к переносице над темнеющими и становящимися непроницаемыми глазами. Сами движения наследника престола Ада будто приобретают хищную плавность, никак не сказывающуюся на скорости, и Нэри, ощутив, что напряжение Рэна словно бы передалось и ей самой, нервно бормочет:        — Мда, блевануть на него в качестве приветствия не лучшее начало общения с будущим свекром…        — Рад, что ты признаешь то, что мой отец будет твоим свекром не в качестве гипотетической возможности, а как свершившийся факт.       Пытаясь угадать, кто из сегодняшней смены охраны, что вот-вот должна смениться вампирами, первым доложит дражайшему батюшке о его возвращении во дворец, Даррэн быстро проскальзывает к сияющему в полу таверху, замигавшему серебристо-синими символами по мере приближения к нему. И только он ступает в него, как краем глаза замечает короткое, но весьма красноречивое движение одного из демонов охраны, что обычно стоят бездвижно. «Нужно будет задать пару интересных вопросов Харэлю», — подумывает Эллохар, активируя круг переноса.       — Хотя, знаешь, я бы посмотрел… — почти мечтательно вздыхает он, на что Нэри ехидно ухмыляется:        — Ну нет, данное действо требует некоторой интимности и определенного уединения, знаешь ли. А твой отец никак не входит в круг лиц, перед которыми я могу блевать со спокойной душой, — разводит руками Нэрисса и, завидев вперед двери их крыла, почти облегченно вздыхает.       Неприятный зуд в груди не ослабевает с течением времени, донимая до тихого бешенства, и догадки по части его происхождения совершенно не радуют. Но Нэрисса благоразумно решает дождаться экспертного мнения Асмодея, прежде чем что-то решать или вообще делать. Надежда на то, что ее отпустят в ее собственную спальню даже не теплится, но окончательно тухнет в тот момент, когда Рэн спокойно минует ее двери, уверенно сворачивая к собственным покоям.Но столь вожделенная встреча с унитазом близится, и Нэри отмахивается от желания спать в собственной спальне. «Главное — уснуть первой и выпить что-нибудь, что заблокирует горячую заднюю кортикальную зону», — мысленно расписывает план она, пока Эллохар проходит гостевую часть покоев и проносит ее через спальню.        — Облом — это по-нашему!       Хитро возвещает развалившийся на прежнем месте у камина Асмодей, заговорщески сверкая глазами на аккуратно выбравшуюся из рук магистр Смерти Нэри. Она уверенно, стараясь не обращать излишнего внимания на удручающую слабость в теле, ступает в ванную, и дверь за ней с треском захлопывается, а после оттуда доносится шум воды.       — Экая стеснительная, — весело замечает хранитель, кидая на Даррэна насмешливый взгляд. — Будь тут я один, так бы не закрывалась. Видимо, ты тоже не входишь в сокровенный круг лиц, допущенный до созерцания процесса опорожнения желудка.       Дух лениво поднимается со шкуры, махнув хвостом, пробегает к дверям и под любопытствующим взглядом демона начинает считать:        — Десять, девять, восемь…        — И к чему счет? — хмыкает магистр Смерти, скидывая изрядно запыленную песком рубашку и, когда дверь таки распахивается, вскидывает бровь.       За состояние Нэриссы он почти не беспокоится, хотя с ее боевым характером она будет пререкаться и язвить даже на смертном одре, в этом Даррэн уверен. И пусть врожденное любопытство и желание помочь Нэри просто требуют заглянуть к ней, чтобы хотя бы удостовериться в том, что ее не засосало в дворцовые канализационные коммуникации, он оставляет это хранителю. «Насмотрюсь еще, токсикоз вещь непредсказуемая», — с усмешкой полагает магистр, прислушиваясь к тому, что происходит в ванной.       — Тварь жестокая, водички подай, мне блевать нечем! — бодро подает голос Нэрисса из недр соседней комнаты.       Кот, поясняюще махнув лапой, собирается уже скрыться в проеме, как из него выглядывает заметно бледная Нэри. Заметив на себе взгляд откровенно ржущего с нее Эллохара, она прицельным броском швыряет в него полотенце и с негодованием оглядывает весело скалящегося демона.       — А ты вообще не смотри. Не пристало высокородным ледям блевать на глазах у демонов, — и снова скрывается в ванной, с облегчением подхватывая стакан с водой с декоративного столика, заставленного разными склянками.       Больше не мутит, но ощущения внутри неприятные. Несмотря на то, что присутствие Рэна почти не вызывает напряжения, пока он не начинает посягать на тело, пытаясь прикоснуться, или не донимает разговорами о том, что происходит между ними, а у нее язык не поворачивается назвать это отношениями, желание остаться одной хоть ненадолго все же давит, заставляя искать возможность уединения.       Предварительно обнюхав стакан со всех сторон и сочтя, что хранитель, каким бы засранцем ни был при жизни и в посмертии, не стал бы издеваться над ней сейчас,Нэри все же отхлебывает, едва не простонав от удовольствия. Но тотчас же кривится, вновь ощущая гадкий комок, подступающий к горлу. Метнувшись к многострадальному унитазу, быстро склоняется, ощущая, как скручивает желудок, но рвоты нет, лишь неэффективные спазмы продолжают сжимать пищевод, заставляя хватать ртом воздух.       — Теперь я понимаю, зачем столько сортиров в родовом замке понастроили, — негромко стонет она, невольно прислушиваясь к происходящему в спальне.       Из-за стены доносится лишь мягкий, с насмешливыми нотками баритон Эллохара и негромкий голос Асмодея. Нэри, отчаянно надеющаяся, и в тот же миг сожалеющая, ждет, что лорд Хашшран таки вызовет великовозрастного отпрыска на разговор куда-нибудь подальше от данных покоев. Это даст ей возможность спокойно уснуть, не опасаясь очередной серии эротических кошмаров с Даррэном в главной роли у него же под боком. Но в следующий миг все мысли выметаются из головы, ибо рвотные позывы накатывают с новой силой, и Нэрисса обессиленно склоняется над унитазом.       Почти минуту спустя, когда наконец может нормально вздохнуть, Нэри привычно обозревает черную, скользкую субстанцию, которую тут же отправляет путешествовать по мудреным канализационным ходам дворца. Отдышавшись и допив остатки воды из стакана, она быстро прополаскивает рот, поводит рукой в сторону двери и удовлетворенно кивает щелчку замка. Быстро, насколько позволяет вымотанное медитацией состояние, Нэри скидывает одежду и, стараясь не затягивать с водными процедурами, ополаскивается. И искренне радуется тому, что в полотенце пред ясные очи Эллохара выходить не придется — имеющаяся в наличии неприметная дверца, ведущая прямо из ванной в гардеробную, позволит не щеголять обнаженными свеженамытыми прелестями.       Замотавшись в полотенце и чуть подсушив волосы, отчего те завиваются в ненавистные кудряшки, Нэрисса преспокойно выходит в гардеробную и наталкивается на насмешливый взгляд магистра Смерти, с довольной улыбкой на губах складывающего руки на груди. Секундная заминка остро ощущается в воздухе, но Нэри удается остаться невозмутимой, и она, окинув Даррэна ничего не значащим взглядом, с максимальным безразличием, на которое сейчас способна, направляется к отведенной ей полкам, прекрасно ощущая скольжение его взгляда по телу.        — Знаешь, радость моя, предложения в Хаосе делаются в несколько более обнаженном виде, но для первого раза достаточно неплохо, а недочеты можно списать на твою неопытность в данном вопросе.       Сдвоенный щелчок замков недвусмысленно намекает о безвыходности ее положения, и Нэрисса настороженно замирает, продолжая бессмысленно перебирать ночные наряды, мало отличающиеся целомудренностью как таковой. Она полностью обращается в слух, но его шагов, как ни силится, расслышать не может. И когда длинные пальцы освобождают плечо от рассыпавшихся влажных волос, а горячее дыхание касается изгиба шеи, и вовсе перестает дышать.       «Как бы ты не хотела, но есть в этом что-то…», — насмешливо комментирует сидящий за стеной и никак не противоборствующий посягательствам на ее честь Асмодей. «Вам не мешать, как я полагаю?», — голос хранителя начинает отдаляться. Чувственное волнение перерастает в очевидное раздражение, но совершить хоть малейшее движение Нэрисса не может. И дело не в магии — не только вейла в ней прислушивается к каждому движению, слову, вздоху Эллохара, но и она сама будто выжидает чего-то. Предвкушение теплом растекается по телу, а улыбка, истинно женская, чуть лукавая расплывается на губах. Нэри благодарит Бездну за то, что гардеробная Даррэна много строже ее собственной, полностью отделанной зеркалами — увидь он сейчас ее улыбку, и действовал бы куда настойчивее, а речи об ее отказе и не шло вовсе.       — Я подумывал отказаться от душа и предстать пред батюшкой как есть, но поскольку меня ожидает столь приятная компания, можно и задержаться. Он в любом случае намеревается меня дождаться, — искушающе шепчет Эллохар, пребывая в абсолютной уверенности: Нэрисса сейчас, не менее, чем он сам, предвкушающе улыбается.       Он неторопливо проводит кончиками пальцев вдоль ее скрытого полотенцем бока, с довольством следя за тем, как ее кожа покрывается едва заметными мурашками. И шокировано усмехается, когда она, издав негромкое «ой», совершенно провокационно роняет полотенце.       — Как тебе пополнение гардероба? — чуть хрипло и несколько задумчиво, будто пребывает мыслями где-то далеко, спрашивает магистр, и разбегающееся сотнями иголочек томление в ее теле четко соответствует маршруту его взгляда, опускающегося сейчас пониже спины.        — Интригующе, — стараясь сохранить спокойствие интонаций, откликается Нэри, изображая муки выбора между одним совсем ничего не прикрывающим нарядом, и другим, точно таким же ничего абсолютно не прикрывающим. — Но тем не менее, — сбившееся дыхание заставляет голос немного срываться, и демон отмечает это негромким «хммм». Нэри начинает подрагивать сильнее, чувствуя, как кровь приливает к лицу, а сама она делает что-то явно перешагнувшее тонкую грань безумия, но не может отрицать: ей это нравится, как и демону за ее спиной, — оставлять за собой шлейф из песка ранее, чем это начал делать твой батюшка, несколько неуважительно, тебе не кажется? В любом случае, — пожимает плечами Нэри, слишком остро ощущая присутствие магистра Смерти позади, практически в непростительной близости, хотя о непростительности говорить поздно — в Хаосе статус невесты по сути приравнивается к статусу жены. И, подхватив первый попавшийся наряд, ускальзывает от Рэна, таки щеголяя обнаженными ягодицами, — пески Хаоса малоприятная штука, но тебе, наверное, не привыкать…       Подойдя почти в плотную к двери в спальню, Нэрисса быстро накидывает прозрачное, отделанное лишь невесомым кружевом одеяние. Развернувшись лицом к задумчиво провожающему ее глазами Эллохару, она чуть приподнимает брови. Дождавшись, пока тот насладится зрелищем и спереди для полноты комплекта впечатлений, а затем снова столкнувшись с ним глазами, Нэри указывает на дверь. Мгновение спустя слышится глухой щелчок, и она, удовлетворенно кивнув, берется за медную ручку.       — Спасибо.       Оставшийся в гардеробной магистр Смерти провожает Нэриссу мягким насмешливым взглядом и, стоит двери закрыться, с выдохом запускает пальцы в волосы, запрокидывая голову. Взаимное поддразнивание горячит кровь, пробуждает охотничьи инстинкты демона, но не дает никакого облегчения. Опустивший глаза Даррэн с прискорбием осознает, что вставшую проблему в который раз придется решать собственноручно. Сброшенная в спальне и уже подобранная расторопной прислугой рубашка облегчает и ускоряет процесс раздевания, и минуту спустя он становится под упругие струи воды, глубоко вдыхая и улавливая тонкие ноты запаха Нэри. Ожидание, что холодный душ поможет, не выдерживает проверки практикой. А являться к отцу, как малолетний не знавший женщины демоненок, с эрекцией, по меньшей мере неудобно. И Эллохар откидывается лопатками на черную стеклянную стену, снова принюхиваясь, заставляя воображение работать в полную силу.       Ладонь плотно обхватывает член, медленно скользя от корня к головке, он на выдохе прикрывает глаза, позволяя образам течь и изменяться самостоятельно. Перед мысленным взором тут же предстает опустившаяся на колени Нэрисса: она запрокидывает голову, позволяя струям воды стекать по волосам, искушающе, с лукавым прищуром смотрит в глаза, прямо, без какого-либо стеснения. Медленно облизывает приоткрывшиеся губы языком, скользит взглядом по телу, склоняется чуть ближе, обхватывая ладонью член и, снова глядя в глаза медленно ведет кончиком языка по мошонке вверх, по стволу, оставляя влажную дорожку, обводит чувствительную головку, задерживаясь на уздечке. Даррэн глухо стонет, подаваясь вперед, упираясь напряженно подрагивающим членом в губы, которые тут же обхватывают, принимая в горячий плен рта. Ладонь сама ложится ей на затылок, инстинктивно подсказывая, подталкивая продолжать, и Нэри беспрекословно подчиняется, принимая плоть глубже, плотнее охватывает губами, совершая первое скользящее движение, помогает себе рукой. Двигается медленно, но постепенно ускоряется, убирая руку, позволяя члену проникать глубже, касаться головкой горла, расслабляет его, давая возможность скользнуть еще глубже. Ощущения кажутся столь реалистичным, что демон на миг удивляется работе своего воображения, но эти мысли почти мгновенно покидают его — за неимением нормальной близости с живой женщиной разрядка приближается слишком быстро, а Нэри в его воображении, снова медленно скользящая языком по стволу, обводящая бугрящиеся на нем вены не дает отвлекаться. Снова принимает его в рот, максимально глубоко, двигается все быстрее, и Эллохар, запрокинув голову часто и хрипло дышит, ощущая, как сводит предвещающей удовольствие судорогой низ живота. Глухо простанывает, когда горячая сперма окропляет пальцы, и позволяет себе отдышаться, раздумывая над тем, как же это будет в действительности. Понимает, что Нэри вряд ли будет обладать навыками, продемонстрированными его воображением. Но это не расстраивает, наоборот, усиливает предвкушение перед длительным и невероятно приятным обучением чувственным премудростям.       Плотоядно ухмыльнувшись собственным мыслям, Эллохар быстро споласкивается, уничтожая скопившийся у стока песок, и, прислушавшись к внутреннему чувству времени, определяет, что все же задержался. Прекрасно зная, сколь сильно отец не любит ждать, не обладая и каплей врожденного терпения, он не может перестать улыбаться. И оправляя ворот рубашки в гардеробной перед зеркалом, находит бессмысленной попытку удерживать нарочито недовольное выражение лица. И даже пламя, будто выражая согласие с ним, вспыхивает по-иному: жарче, задорно взвиваясь к потолку отливающими белым языками, а шагнувший в него принц Хаоса усмехается шире, совсем далекий от мыслей о встрече с отцом.

      ***

      Закрыв за собой дверь, Нэрисса быстро, с нескрываемой лукавой улыбкой на губах, пробегает к постели и, рухнув на подушки, прикрывает глаза. Стыд накатывает только сейчас, обжигая щеки и заставляя глупо хихикнуть, развернувшись и зарывшись лицом в подушку. Именно этот стыд отчасти не позволяет нормально реагировать на совместные сны с Рэном. Но больше пугает лишь то, что он может не сдержаться, и в определенный момент дать ход своим желаниям, не считаясь с ее собственными. И это отрезвляет, как и слова духа, далекие от довольства:        — Не надоело тебе мужика мучить?       Ехидство столь очевидно скользит в его голосе, что Нэри не сомневается: он знает обо всем, что происходило за закрытыми дверями гардеробной.       — Ты невеста, что в Хаосе почти равно жене, Нэри, и тебе стоит задуматься над тем, на что Эллохар имеет полное право.        — Мужская солидарность взыграла, да? — кисло осведомляется она, поднимаясь и кидая подушку в ноги кровати.       Улегшись на живот, и ткнувшись в нее подбородком, Нэрисса обиженно глядит на хранителя, но он не проникается, замечательно разбираясь в ней и ее реакциях.        — Нет. Просто я понимаю, действительно понимаю причины, по которым ты не хочешь торопить события, Нэрисса, — в интонациях Асмодея появляется строгость.       Кот, сомневаясь в силе увещеваний своей животной формы, тьмой растекается по шкуре у камина, обращаясь молодым лордом. На это Нэрисса реагирует безразличным хмыканьем, но напряженный, слишком проницательный взгляд ярких в полумраке спальни зеленых глаз стирает с ее губ улыбку.       — И это не страх, девочка, — обличает ее он, и мурлыкающие звуки вовсе исчезают из привычного говора, заменяясь махровой хрипотцой серьезности, а сам Асмодей мрачнеет. — Ты не отказалась от своих планов побега. И сейчас просто оцениваешь ситуацию, рассчитываешь, насколько тебе выгодно положение супруги будущего правителя Хаоса, и то, насколько ты справляешься с тем, что натворила тогда, четыре года назад. Думаешь, а нужен ли он тебе, не так ли?       От слов хранителя по коже пробегают мурашки размером с нахесса, и Нэри не сразу находит, что ответить. Потому как в его озвучивании это выглядит невыносимо расчетливо и почти меркантильно, до жесткости эгоистично, но… так оно и есть. И ей приходится это признать, хотя признаваться в подобном всегда тяжело, даже самой себе. «Особенно самой себе», — упрямо подсказывает подсознание, и Нэрисса вздыхает, снова откидываясь на подушки, и бесцельно разглядывая малейшие детали лепнины потолка. Молчит, не зная, что вообще можно ответить на столь жестокое, но от этого только более проницательное заявление. Ждет, пока что-то скажет сам хранитель, поддерживающий тяжелое молчание, опустившееся на спальню.        — Ты понимаешь, что твой побег приведет тебя лишь к смерти, Нэри? — холодно интересуется у нее дух, так и не дождавшись вразумительного ответа. Сохраняет спокойствие, дающееся невероятным трудом, и совсем не свойственное демонам его вида. Выдыхает, снова не дожидаясь ее слов, и продолжает, в очередной раз надеясь вразумить: — Я хранитель рода Блэк, и я не позволю тебе погибнуть, ты ведь не рассчитываешь на это, верно? Теперь ты понимаешь, на чьей стороне я буду, — уверенно заявляет он, прямо глядя ей в глаза.       Нэрисса прикрывает глаза, давая понять, что услышала его. И чтобы справиться с чувством предательства того, кто знает о ней больше всех, почти все, что может знать кто-либо вообще.        — Мы не знаем, как все обернется, Асмодей. Возможно, я так и так умру.        Нэрисса усаживается на край кровати, разводя руками. Встряхивает подсохшими волосами, стараясь глядеть куда угодно, но не на демона, сидящего на полу и сверлящего ее требовательным взглядом. Одиночество, почти по-детски обидное, снова ощущается настолько сильно, что хочется психануть. Хочется выставить хранителя вон, обвинять в предательстве ее интересов, как номинального главы рода и его единственного члена, но все это даже в мыслях видится глупым и бессмысленным.       — Готов сохранить мне жизнь, ценой моей личности? Угробить душу в угоду незыблемым интересам рода?        — Свою душу ты угробила сама, Нэри, — ледяным тоном отрезает дух.       Ему самому подобное кажется непозволительной грубостью, даже не по отношению к главе рода, а как к родному существу. Но Нэрисса стоически проглатывает это, потому что знает: ситуация у них патовая. Асмодей обязан защищать жизнь членов рода и главы в особенности, но при этом обязан подчиняться беспрекословно. А сама она, как подопечная в отсутствие старших членов рода, должна подчинятся ему, но при этом всем, как глава, имеет право приказывать без обсуждения с его стороны.       — И продолжаешь гробить. Не из упрямства, нет, и это я тоже понимаю. Но иногда нужно уметь оставлять прошлое в прошлом, позволять себе забывать о боли ради лучшего будущего, а не ломать его собственными руками. Не упиваться и не цепляться за непростые моменты в уже прошедшем, к прошлому бессмысленно иметь претензии, — мягко заканчивает кот и, заметив глубокую задумчивость девушки, печально склоняет торчащие на макушке уши.       Он понимает причины ее поступков, ее желание сохранить рассудок и не подчиняться и без того непростым чувствам, не окунаться в них с головой, теряя ориентиры в жизни. Хочет помочь продержаться на лезвии бритвы, удержать золотую середину без болезненных перекосов, потому и показался вообще. Рискнул проявить себя перед Эллохаром, которого в последний раз видел мальчишкой, перед Арвиэлем, который, несмотря на слишком долгую даже по меркам Хаоса вооруженную до зубов дружбу, не пристыдил.       — Я ведь знаю тебя, девочка. Тебе будет стыдно, и больно будет, уже потом, когда поймешь, что ошиблась. Но ты же так грызешь себя за малое, что будет, когда ты осознаешь, что в этот раз проиграла большее, если не все?        — Я не знаю, какое решение верное, Асм.       Посчитав, что курить в постели хозяина спальни будет вопиющей наглостью, Нэри все в той же задумчивости соскальзывает с кровати. Захватив с собой халат с припрятанной в нем пачкой сигар, она опускается у камина, рассеянно глядя в огонь.       Асмодей умеет поднимать неприятные, но очевидно волнующие ее темы, этого у него не отнять, как и хвоста с ушами, но сейчас Нэрисса даже благодарна ему за это. Поскольку время идет, а она никак не может определиться с тем, что ей вообще делать. Не может даже определиться с тем, может ли вообще доверять Эллохару. Она обращает неуверенный взгляд на хранителя, но тот молчит, давая подумать, собраться с мыслями, и Нэрисса подкуривает, пытаясь решиться на абсолютную откровенность. А затем укладывается на ковер, привычно укладывая голову ему на колени, и выдыхает терпкий дым, перед тем как озвучить то, что надумала уже давно, но не решалась обсудить даже с ним.       — Мне слишком сложно чувствовать, наверное. Или я слишком привыкла от них отказываться. Ты ведь знаешь, я из тех леди, что переживают за отношения других много сильнее, чем за свои.       Нэри криво усмехается собственной косноязычности и тому, что начала очень уж издалека, но Асмодей не торопит, и она затягивается снова. И снова, понимая, что говорить хочется впервые за долгое время.       — И мне страшно, Асм. Я боюсь довериться кому-то в необходимой мере, а отношения, длительные и серьезные, это всегда доверие. Так легко быть в отношениях, которые ты расцениваешь не как что-то невероятно дорогое для себя, не что-то, что, потеряв, будешь горевать, а которые воспринимаются развлечением, временной передышкой в собственной борьбе с никому не нужными чувствами. Я не хочу открывать свою душу кому-то настолько, доверять сердце. Я не хочу снова чувствовать себя неуверенно, не зная, нужна ли я вообще, или это просто блажь, морок вейловской магии. Или просто очередная завоевательская компания самоуверенного демона, желающего поиграть с девушкой, а после избавиться, когда наскучит.        — Ты — вейла, Нэрисса, — неожиданно смеется Асмодей.       Нэрисса снова переводит взгляд с пламени в камине на удивленно смотрящего на нее хранителя. И даже не сразу замечает, что тот задумчиво перебирает ее волосы, бережно подсушивая магией. А он неверяще покачивает головой, продолжая улыбаться:       — Почему ты просто не доверишься своему природному чутью? Ты не лезешь к существам в душу, и это этически верно, но в данной ситуации правильней просто позволить себе копнуть глубже.       Выражение зеленых глаз становится снисходительным, Асмодей отводит прядку волос со лба Нэри, и в этот момент она как никогда сильно осознает, насколько дух действительно древний.       — Он любит тебя, Нэрисса, это и коту понятно, — проникновенно делится наблюдениями хранитель, снова погружаясь в задумчивость, но теперь она не напряженная и мрачная, а скорее светлая и даже ностальгическая. — Я видел Эллохара просто играющего чувствами женщины, давно, когда твой отец и сам был еще очень молод для демона. Здесь совсем другое, девочка, это пламя не погаснет он малейшего дуновения ветерка, его не затушит шторм, оно будет гореть вопреки всему. Оно глубже, сильнее, и в то же время опаснее для вас обоих. И только тебе решать, как оно будет гореть. Не бойся близости эмоциональной, физическая точно тебя не испугает. Довериться страшно лишь поначалу, это всегда тревожно, особенно когда имеешь болезненный опыт за плечами, но это окупается, всегда. Ты ведь уже доверяешь ему больше, чем всему остальному миру, за исключением меня, и, пожалуй, старины Хашесса. Так сделай небольшой шажок вперед, он будет самым сложным, — по-доброму усмехается кот.       Нэрисса снова закуривает, думая над его словами. Принимает их правильность разумом, но сердце все равно упирается. Да и неоднозначные реакции тела, проявляющиеся то в отторжении и желании сбежать, то, наоборот, в желании наброситься и снасильничать над несчастным рогатым, и никак не связанные со страхом физической близости, вызывают сомнение. И еще…        — Что с упрямством делать, Асм? — на это он лишь приподнимает бровь, явно позабавленный вопросом. — Я не могу сказать уверенно, что это именно оно, поскольку и на гордость сильно похоже. Но если разумная часть воспринимает твои слова, то неразумная сопротивляется. А еще я очень странно реагирую на его прикосновения, — все же признается она. — Зачастую я действительно хочу их, я их предвкушаю и мне все нравится, более чем, но… Иногда мне почти физически больно. И морально тоже. И я очень хочу, чтобы все просто прекратилось, просто остаться одной, в спокойствии, пусть и относительном. Меня будто на части рвет, и с каждым разом все сильнее, и это все очень пугает, — услышав это, дух ожидаемо нахмуривается, но Нэри не дает ему высказаться, прикрывая ладонью рот. — Я знаю, что ты скажешь, — вздыхает она. — И я понимаю, что сама виновата, но об этом позже. Я просто не уверена и в собственных чувствах за давностью лет. Все изменилось тогда, четыре года назад: мне стало легче, и чувство одержимости притупилось… И мне не хочется, как это обычно бывает, затмить других женщин в его жизни. Нет желания быть той самой, единственной, светом в конце тоннеля и прочим. Я не испытываю ревности, почти. Да, у нас с Василеной сложные отношения, но совсем не по причине прошедших чувств Рэна к ней, а просто из-за категорических расхождений во взглядах и разности менталитетов. С Аматиссой вообще сотрудничаю, хотя она самая долгоиграющая любовница Эллохара, он спал с ней еще до появления в его жизни Василены, продолжал спать после ее появления, и после расставания с ней, и после появления Дэи тоже… Но при этом я не ощущаю никаких собственнических замашек. Да, неприятный факт, но на ту же Василену я реагирую острее, потому что она предала мое доверие, когда-то бывшее практически абсолютным. Ради Дэи я вообще рисковала собственной далеко не бессмертной задницей, чуть не прогулялась по Бездне и, в качестве акции жизнелюбия и спасения ближнего своего, получила крови Даррэна перорально в подарок…        — Знаешь, — лукаво усмехается на это Асмодей. — Мне почему-то казалось, что нет. Думал, истерику закатишь, сервизов парочку используешь по назначению, я хоть развлекусь.        — Решила использовать в качестве причины на самый крайний случай, — пожимает плечами Нэри, коварно усмехаясь. Но усмешка выходит откровенно слабой, когда она вспоминает о том, что Рэн получил, хоть и немного, ее крови. — Мою он тоже получил, — тихо добавляет, вопросительно глядя на духа, и тот молча кивает, демонстрируя свою осведомленность. — В общем, запуталась я.        — Вернее сказать, сама себя запутала, — уточняет он, когда Нэри выкидывает очередной бычок в камин и обновляет чары, вытягивающие неприятные запахи и мельчайшие взвеси из воздуха. — Да так, что распутаться уже не можешь. Возможно, мои слова прозвучат в противовес всему, что я сказал ранее, но не пытайся прыгнуть выше головы, Нэрисса, не торопи себя. Насилие над собой — худшее, что ты можешь сделать, и ты это уже доказала в прошлом, на собственном опыте доказала. Теперь расплачиваешься. И реакциями в том числе…       Асмодей снова нахмуривается, пронзая мрачным взглядом мигом потемневших глаз, напряженно вглядывается, но будто смотрит насквозь, неосмысленно, глубоко задумчиво, и Нэри расслабляется, позволяя хранителю делать его работу. Он оценивает состояние ее магических каналов и источника достаточно долго, и нахмуривается в процессе еще сильнее, заставляя ее заволноваться.       — Все не слишком хорошо, — резюмирует он, на краткое мгновение переставая перебирать почти высохшие пряди светлых волос. — После медитации ты должна чувствовать прилив сил, несмотря на побочные явления в виде тошноты. Но тебе едва ли не так же плохо, как вчера. Как давно началась странная реакция на прикосновения Эллохара, Нэрисса? — встревоженно спрашивает кот, и она даже хочет сесть, но он удерживает ее на своих коленях, сверля требовательным взглядом. — Мне неважно точное время, просто скажи, это началось до того, как ты пробовала его кровь, или уже после?        — Эмоциональное неприятие было и раньше, но физическое его проявление сильнее всего начало ощущаться уже после, до этого оно скорее формировалось именно из осознания собственных эмоций, — задумчиво проговаривает она. Асмодей коротко, отрывисто кивает, явно что-то определяя для себя, но совершенно ничего не объясняя. — Что, Асм? Что это вообще значит?        — Позже. Эллохар уже в дверях гостевой зоны, — понизив голос быстро выговаривает хранитель, снова удерживая Нэри у себя на коленях и чуть ухмыляясь уголком губ. — Лежи, не дергайся, позлим твоего рогатого, может, новые способы охмурения придумает. И расслабься, улыбнись, что ли. А то лежишь с таким выражением лица, будто тебя эльфы спеленали, на контрабанде тахора словив.

      ***

      Выйдя из пламени, Даррэн с довольной улыбкой осматривает кабинет, послуживший ему конечной точкой перехода. Сидящий каменным изваянием в кресле демон высокомерно вздергивает бровь, в его темных глазах мелькает едва заметное ехидство. Он никак не комментирует выражение лица сына, лишь скупо указывает на соседний диван, предлагая присоединиться.        — Сын.       Короткий, приличествующий случаю кивок, и в помещение проскальзывает низший демон из прислуги, внося нехитрые закуски и пару бутылок крепленого драконьего вина.        — Отец.       Издевательски откликается магистр Смерти, нарочито медленно, на положении хозяина проходя к дивану и усаживаясь в его углу. В последние годы отец с приятной для него редкостью радовал его случайными визитами. И он бы солгал себе, не признай простой истины: ему действительно интересно, с чем он пожаловал, пусть и совсем немного. На то, что Хашшран заявился не к деду, а именно ради встречи с ним, указывает истинно демоническое упорство в желании встретиться с ним как можно скорее. И это даже забавляет, поскольку сам Эллохар не может припомнить, когда с таким рвением искал встречи с отцом.        — Рад, что девочка в твоей спальне приносит хоть какую-то пользу, развлекая тебя. Одной школой и бордельными девками сыт не будешь.       Демон даже не пытается скрыть своего пренебрежения, говоря о Нэриссе и бывшей любовнице сына, которую таки удалось сбыть на руки хоть кому-то.       — Сколько комплиментов за раз, — восхищенно тянет Даррэн.       Он не испытывает и малейшей толики гнева, лишь легкое раздражение и желание поддеть в ответ, уже привычный к тому, сколь интересным образом складываются их отношения с отцом.       — Надеюсь, ты не слишком расстроишься, узнав, что девушка, по твоему мнению исполняющая обязанности моей постельной грелки, вскоре станет твоей невесткой. В твоем возрасте такие потрясения все же опасны. А Аматиссе я обязательно передам от тебя наилучшие пожелания при встрече, — c искренним сочувствием в голосе сообщает он отцу.       Но тот выдерживает своеобразную подачу стоически, лишь морщится, слыша о Нэриссе.        — Женится на вейле? Ты серьезно, сын?       Хашшран закатывает глаза, выражая свое мнение по данному вопросу. Но Даррэн, давно выросший и плюющий на мнение окружающих, остается безучастным. Лишь с отстраненным любопытством наблюдает за ним, как за мелкой и незначительной мошкой, что вот-вот смахнут с рукава. И на миг в демоне поднимается что-то, что с огромной натяжкой и только в крайней стадии опьянения можно назвать гордостью. От которой он тут же отмахивается.       — Возьми в любовницы. Девочка молоденькая, ей легко можно запудрить мозги при желании. Они все любят тряпки и цацки, убедить ее будет несложно. Столько демониц вокруг, достойных темных леди, а ты уже почти двадцать лет носишься со смеском… Я не отрицаю твоих преподавательских талантов и благодетельских порывов, но…        — Я искренне польщен твоим неусыпным вниманием к моей личной жизни и всему, что происходит за дверями моей спальни. Но очень сомневаюсь, что ты пришел за тем, чтобы обсудить это. Ближе к делу, — и если начинает Эллохар вполне благодушно, то в последних словах звучит заметная сталь, и лорд, неприятно усмехнувшись, кивает.       Некоторое время они оба следят за тем, как лишенный на время слуха слуга разливает по бокалам вино и расправляет салфетки на столе. А Хашшран снова присматривается к реакциям сына, пытаясь понять, сколь сильно задел его своим резким высказыванием о возлюбленной и бывшей любовнице.        — Ладно, не человечка, и то хорошо, — сделав глоток, подводит итог лорд. — Я бы не стал беспокоить тебя без причины, ты не любишь случайных визитов, — озвучивает он известную обоим истину и незамедлительно переходит к сути. — ДарАшшхад, Рэн, — в двух словах обрисовывает проблему демон. И с удивлением изгибает темную бровь, когда сын просто кивает, расслабленно откидываясь на спинку дивана и делая глоток.        — Знаю.       Даррэна даже не удивляет, сколь быстро и в этот раз отец оказался в курсе готовящегося против него заговора с целью смещения очереди на престол. В прошлый раз Хашшир, бывший второй претендент на престол Ада, решил напасть как раз в разгар выездного занятия с Риаллин в пустыне Астора, но быстро признал ошибочность собственных действий. Посмертно, правда, но когда его беспокоили подобные малосущественные мелочи? Но если от Хашшира подобного следовало ожидать, одна связь со смехотворной и неизвестно как до сих пор существующей оппозицией чего стоила... То Рашшхад всегда казался Эллохару более хитрым и разумным соперником, руководствующимся не только жаждой власти и могущества, несомненно полыхающей в каждом высшем демоне, но еще и разумом, в котором тому отказать было нельзя. Потому Даррэн ставил под сомнение саму возможность подобного, весьма неосторожного объявления войны за престол.       — Какой он там в очереди на престол? Четырнадцатый? — лениво уточняет магистр Смерти, снова отпивая вина.       Ощущает, что теряет время, которое мог провести с куда большей пользой. «К примеру, поужинать с Нэри где-нибудь в живописном местечке Хаоса», — он недолго раздумывает над идеей. Признает ее любопытной и в чем-то даже хорошей, учитывая, что Нэри обедала достаточно рано, и сам он не прочь подкрепиться чем-нибудь посущественнее вина и легких закусок в виде сырной и мясной нарезок.        — Был. Теперь восьмой.       Коротко выплевывает лорд, сверля наследника откровенно недовольным взглядом. Столь явное равнодушие Даррэна к сильным врагам вызывает лишь глухое раздражение и очевидное беспокойство не только за безопасность первенца, но и за его душевное здоровье.       — Благодаря тебе.        — Хашшир был вторым, его это не спасло, как ты знаешь. К чему такое беспокойство о моей безопасности, отец? Напомни мне, сколько у тебя там еще сыновей? — едко парирует Даррэн, не упуская возможности поддеть излишне обеспокоенного его жизнью родителя.       И попадает в цель, потому как Хашшран Дакрэа взбешенно взрыкивает, яростно воззряясь на отпрыска.        — Четверо. Но их количество никак не влияет на причину моего появления здесь, ты не считаешь? — в крайней степени раздражения распаляется демон, и Эллохар позволяет себе полную живейшего интереса улыбочку, за что удостаивается еще и закатывания глаз. — Мое дело — предупредить, твое — разобраться с угрозой собственной жизни, — ворчит лорд, понимая, что сына пронять крайне сложно. — Девчонку обезопась, коль так дорога, отравить могут и под носом отца. Не рассчитывай на защиту дворца, она не абсолютна, как показывает практика.       Взгляд Хашшрана на миг застывает, становясь пустым и будто бездумным. И сам Даррэн ощущает полную горечи тоску в груди, которая никак не истаивает с течением времени. Принять смерть матери он так и не смог, но впервые за долгое, слишком долгое время видеть отражение собственной боли в глазах обычно равнодушного и так быстро утешившегося отца странно. И еще более странным кажется то, что он позволяет ее заметить.        — Нэрисса в полной безопасности, но мне приятно, что ты беспокоишься и о безопасности будущей невестки, — сдерживая яд в тоне, сообщает отцу магистр Смерти. — Она не человечка, а невосприимчивостью к ядам я озаботился более пятнадцати лет назад. В империю ей сейчас нельзя по ряду причин, — позволяет себе некоторую откровенность Даррэн и, заметив заинтересованность, на мгновение скользнувшую сквозь маску отстраненной вежливости Хашшрана, позволяет задать вопрос.        — Влезла в расследование и стала целью? Любишь ты проблемных женщин, Рэн, — вздыхает демон, по примеру сына откидываясь на спинку кресла, и задумчиво крутит в пальцах бокал. — Не человечка, благослови Бездна, — почти шепотом бормочет он, и Эллохар позволяет себе короткий смешок.       Не то чтобы ему было необходимо озвученное одобрение невесты от отца, но уже то, что тот не брызжет слюной, в категорической форме и замысловатых оборотах высказывая недовольство, дарует некоторое облегчение.        — Иду по твоим стопам, — разводит руками магистр, отставив бокал.       Не зная, что еще может обсудить с отцом, он недолго молчит и, не позволив тишине затянуться и стать неловкой, поднимается. Возможно, причиной скорого окончания встречи становятся странные, словно затертые, но очевидно неоднозначные эмоции Нэриссы, возможно — отсутствие привычки длительного общения с отцом и наличие непростых характеров у обоих. Но Даррэн решает закончить раньше, чем они начнут с завидным усердием точить языки друг о друга, соревнуясь, кто кого больше заденет, не желая обострять, и остаться хоть немного довольным беседой.       — Если что-то будет — дам знать. Спасибо за предупреждение, пусть и запоздалое.       Поняв, что сын хочет скорее распрощаться, Хашшран будто бы облегченно вздыхает, кивая, и кидает в ответ короткое:        — Отправлю к тебе своего соглядатая, будем общаться через него. Мало кто поверит в то, что мы оба возжелали восстановить близкое общение спустя столько лет.       Криво усмехнувшись правоте его слов, магистр Смерти без лишних слов покидает одну из бесчисленных гостиных дворца, вызывая пламя уже в коридоре. Выходит из него он в коридоре собственного крыла, неподалеку от дверей в спальню, и снова ненадолго задумывается о безопасности Нэри, о которой столь своевременно напомнил отец.       Рашшхад не идиот, Нэрисса ему не нужна. Но он может воспользоваться слабостью к ней и попытаться действовать через нее, чего Эллохару хочется меньше всего. Задумчиво поведя головой, он на миг замирает, а затем, словно встряхнувшись, взрезает подушечку пальца, мысленно взывая к деду. Тот, будто только этого и ждал, отзывается подозрительно быстро.       «Вы оба испытываете настолько сильную радость встречи, что вас уже пора разнимать?» — меланхолично интересуется Владыка, на что Даррэн хмыкает, высоко оценив юмор привыкшего к перепалкам между внуком и сыном деда.       «Рашшхад» — коротко проговаривает он и ощущает, как Арвиэль согласно кивает, соглашаясь с невысказанным им решением.       «Ограничен в перемещениях собственным доменом. Столица под усиленным контролем, астоши не проскочит. Прислугу заменю, повара проверены Дианеей, сюрпризов с кухни можешь не ждать» — абсолютно спокойно сообщает Повелитель внуку, и Эллохар, кивнув, коротко благодарит:       «Спасибо»        На что Повелитель, судя по ощущениям, улыбается, вызывая в магистре легкую ответную улыбку.       «Главное, вы не разнесли мне пол дворца. И девочку покорми, после медитации ей нужен плотный ужин».       Арвиэль обрывает связь первым. Даррэн толкает дверь в гостиную своих покоев, взмахом руки отпуская осторожно переглядывающуюся прислугу. А открыв дверь спальни, замирает на пороге, цепляясь взглядом за пальцы хранителя, скользящие в волосах Нэриссы, и ее далекую от скромности ночную рубашку.        — Знаешь, радость моя, прелести любви на троих меня никогда особо не прельщали. И я уже говорил тебе об этом, когда ты пыталась играть в чувства чешуйчатым.       Серые глаза чуть сужаются, но не гневно, а будто бы просто раздраженно. Эллохар прислоняется плечом к косяку, устало вздыхая и закатывая глаза.       — Тебя же даже не припугнешь садистским съедением во имя защиты чести женщины! Никто попросту не поверит — только извращенцу понравится застрявшая в зубах шерсть, — бросает он коту возмущенно.       Асмодей невинно поднимает руки, но ухмылка на его лице далека от извиняющейся.        — Кастрация, как вариант, — предлагает лежащая на шкуре Нэрисса, когда дух убирает ее голову с колен, просто устраиваясь рядом. Асмодей окидывает ее полным истовой благодарности взглядом, а после и вовсе обращается в кота, вызывая у Нэри ироничный смешок. — А вот это ты зря — в таком виде привести угрозу в исполнение могу даже я, не то что вон тот страшный-ужасный жестокий демон, именем которого пугают детишек.       На подобное заявление магистр Смерти только весело ухмыляется, полностью опровергая существующую таки возможность запугивания непослушных детишек Хаоса собственным именем.        — Котиков все любят, — парирует дух, сворачиваясь очаровательным клубком, поджимает уши и начинает во всю и совершенно по кошачьи мурчать.       Удивленно глянувшая на него Нэри хмыкает. Благосклонно оценивает его актерские способности и талант и, не иначе, как ощутив приступ возведенной в абсолют наглости, таки закуривает, косясь при этом на Эллохара, но тот делает вид, будто совершенно не замечает ее действий.       — Но знаешь что, киса? — продолжает хранитель. — Если ты просто поугрожаешь и забудешь, то этот рогатый-копытятый применит все свои навыки и врожденные способности без предупреждения и обезболивания. А посему, его я опасаюсь значительно больше, несмотря на то, что я вообще дух. И даже весьма полезный, что отрицать попросту невозможно.        — Прежде мне не приходилось отрывать яйца коту, но можешь не сомневаться, с их местоположением я точно не ошибусь ни в одном из твоих обликов, — усмехается демон.       Краем глаза магистр следит за тем, как в приоткрывшуюся дверь прислуга вносит ужин. Осторожно косясь при этом на него, расслабленно восседающего в кресле, и так же быстро и бесшумно ретируется. Расслышавший полный облегчения выдох за дверью Даррэн усмехается, жалея о том, что не уволок Нэри подальше от дворца и желающего погреть уши хранителя.       — А заверения в полезности и вовсе сомнительные.        — А давайте вы свернете столь животрепещущую для всего мужского рода тему? Ибо я просто не могу на достойном уровне участвовать в беседе за неимением самого предмета обсуждения, — ядовито протягивает Нэри, не желая слушать и далее обсуждение кастрации таки полезного хранителя, и тот возмущенно вскидывается, отстаивая собственную честь и достоинство:        — Сомнительные? Сомнительные?! — вспыхивает Асмодей.       Вскочив с ковра он встопорщивает шерсть, но в кошачьем теле выглядит слишком мило, чтобы вызвать что-то, кроме смеха и желания потискать. Однако Нэри при этом изо всех сил желает схватить его за шкирку и заткнуть рукой пасть, лишь бы не выболтал чего-то, о чем Даррэну знать совершенно не следует. Подобное поведение будет выглядеть подозрительно, и она понимает это. Но других способов повлиять на духа у нее нет, поэтому она просто выжидает. Нэрисса снова скрывает сознание под щитами, что не укрывается от магистра Смерти, в тот же миг напряженно повернувшего голову в ее сторону.       — Я был рядом с Нэри, когда у нее не осталось никого, Эллохар! Я был рядом, помогая справиться с проблемами, чувствами, собственным даром, не позволял ей опускать руки, а где был в это время ты? Таскался по борделям, потом обхаживал человечку Тьера, надеясь затащить ее в койку, а после упивался жалостью к себе. Пока она делала все что могла, чтобы оправдать честь рода, боролась с собой и магией вейл, пока спасала адептов академии, за которых вообще не должна была нести ответственность, пока захлебывалась собственной кровью в грязной канаве после того как ее…        — Заткнись, Асмодей, — жестко, понимая, что сейчас мог услышать Рэн, обрывает кота Нэрисса.       Она чувствует, как мерзкий холодок ужаса ползет между лопаток. Пронзительный, слишком проницательный и при этом требовательный взгляд Даррэна жжет кожу раскаленным железом. Не такого окончания вечера она ожидала. Совершенно не такого. И имеющий доступ к ее мыслям и чувствам хранитель покорно, с полным осознанием собственной вины склоняет голову, и Нэрисса коротко кивает ему.       — После того как… что?       Настолько холодно спрашивает Эллохар, что Нэри не испытывает ровным счетом никакого желания оборачиваться, чтобы посмотреть в его глаза. Угроза в его тоне столь очевидна, что внутри что-то предательски сжимается, пробуждая чисто вейловское, чисто женское желание утихомирить выходящего из-под контроля демона. Но она молчит, зная, что может сделать только хуже.        — Ты оставил ее одну, Эллохар, вы оставили, — переведя дух, обвинительно продолжает дух-хранитель рода Блэк.       Нэри с обреченной усталостью понимает, что уже не сможет заткнуть его. Вагончик тронулся по много раз прокатанным рельсам и, уверенно наматывая привычные ему километры, катится с горы. «Пора валить, пока Асм не выдал ему всю подноготную к Бездне», — с тоской решает она. Дверь в тот же миг щелкает замком, а дернувший щекой магистр продолжает сверлить взглядом совсем не высказывающего претензии хранителя, а ее саму. Радует единственное: в его взгляде есть ярость, есть вполне понятная злость на ее скрытность. А вот жалости, столь глубоко ранящей любого, в чьих жилах течет пламя, нет.       — Где был Арвиэль, когда она осталась один на один с проснувшимся даром? Когда даже старшая жрица отделывалась дерьмовыми отписками, никак не помогающими и не объясняющими, как его контролировать? Где был ты? — и даже не дожидается ответа, продолжает, снова обращаясь в близкий к человеческому вид. — Правильно, вы же считали, что ей нужно больше свободы, больше самостоятельности, ты сам настаивал на этом, не так ли? Вот только сейчас ты расплачиваешься за свои ошибки прошлого, сам не до конца понимая их.        — Так расскажи мне, великий хранитель рода Блэк! — невероятно издевательски восклицает магистр Смерти, ощущая жгучую злость, ярость, свербящую глубоко внутри.       Но признает: эта злость никак не касается Асмодея. Хранитель всего лишь обличает его промашки. Которые, судя по тому, как закрывается Нэрисса за своими щитами и не участвует в диалоге вообще, действительно являются фатальными. Но это не унимает бешенства, вызванного постоянным утаиванием, недоговорками, сокрытием действительно важных моментов.       — Расскажи, потому что я ни Бездны не знаю, чтобы иметь возможность хоть что-то сказать тебе! — взрывается Эллохар.       Нэри, осознавая, что это может затянуться надолго, просто проходит к сервированному столу, присаживается и, за неимением шанса повлиять на течение их выяснения отношений, спокойно подхватывает пирожок с мясом. И тут же принимается жевать, старательно отстраняясь от стоящего в помещении рыка. А замечательный пирожок как никогда прекрасно скрашивает созерцание почти мирного разговора на грани смертоубийства двух сильных демонов.        — И не узнаешь, — выплевывает жестко Асмодей, едва ли обращая внимание на жующую Нэриссу, с живейшим интересом следящую за развитием событий. И вовсе почти успокаивается, указывая рукой на девушку, едва ли не давящуюся мягкой, восхитительно похрустывающей сдобой. — И знаешь, что самое неприятное? Я не могу тебе рассказать, а она над нами вообще издевается! Скажи мне, Эллохар, как можно было вырастить настолько непрошибаемое существо? Даже по меркам Мрака она слишком спокойно жует, пока мы тут находимся на грани смертоубийства друг друга!       Даррэн лишь тяжко вздыхает, запрокидывая голову, и негромко, но крайне вежливо интересуется, опуская взгляд на увлеченно накладывающую себе на тарелку запеченного гавейка Нэри:        — Сердце мое, мы тебе не мешаем?        — Неа, — дожевав кусок удерживаемого в руке пирожка, меланхолично отзывается Нэри, отвлекаясь от своего занятия. — Ты главное не кастрируй его сразу, я все еще хочу получить детеныша аварха от этого плодовитого во всех смыслах кота. Говорят, интересные экземпляры выходят.       Она снова возвращает внимание к столу, прекрасно зная, что запрет Асмодей обойти не сможет. А, следовательно, не взболтнет лишнего. Так что можно спокойно предаваться чревоугодию, сколько душа пожелает, или пока не кончится еда на столе.        — Выбери из тех, что родились раньше! Я не собираюсь больше экспериментировать! Или маленького возьми, — взвывает хранитель, обхватывая себя хвостом в очевидно защитном жесте, но Нэри откровенно плевать.        — Ммм, нет, — подумав, отвечает Нэрисса, до краев наполняя бокал вином. — Слишком взрослые не будут подчиняться, маленькие, без твоего непосредственного участия в процессе зачатия, не будут обладать наследственными чертами двуликих демонов Мрака, поэтому без тебя никак, — Нэрисса разводит руками и отпивает из бокала, искренне наслаждаясь шокированным выражением лица Асмодея.        — Они ядовитые даже для тебя, прелесть моя, — опустившись обратно в кресло, устало выдыхает магистр, на что Нэри безразлично пожимает плечами.       Нэрисса выглядит столь комично безмятежно посреди развернувшегося выяснения отношений с хранителем, что Даррэн невольно усмехается, наблюдая за тем, как она сосредоточенно отрезает от своей немаленькой порции мяса кусочек.        — И что? При правильном обращении они безопасны, у нас в академии была самка с детенышами, — коротко поясняет Нэри, кладя в рот ароматный кусочек, и довольно прикрывает глаза.       Накатившая меланхолия и полное расслабление, вызванные полученной наконец едой, захватывают тело и разум и не дают особо сильно беспокоится. Просто потому, что все сейчас кажется малозначимым пустяком по сравнению с куском мяса на тарелке.       — Которые сожрали своего отца с подачи матери, — напоминает Эллохар.       Магистр явно намеревается испортить ей аппетит, но выходит у него очень, если не сказать совсем не выходит. Нэри лишь вежливо кивает его упоминанию столь приметной особенности авархов, уделяя пристальнейшее внимание еде. Проследив неприятный взгляд Даррэна в сторону хранителя, она понимает, что он, видимо, только и ждет, пока Асм оставит их наедине, желая задать пару совершенно точно неприятных, но без сомнения наболевших вопросов, ответы на которые дух дать не смог.        — Забудь, Эллохар, — будто бы уловив короткую мысль Нэриссы, с разочарованный вздохом махает лапой кот. — Ее сейчас ничем не проймешь: после сильных магозатрат Блэки могут концентрироваться только на содержимом своей тарелки, ну, и на том, что это содержимое не кончалось. Но ты можешь попытаться вывести ее из себя, отобрав еду…       Нэрисса, ощутившая острейший приступ тревоги после слов хранителя, который, вообще-то, должен заботиться о ее благах, а не подсказывать другим ушлым рогатым, как их лишить, стаскивает тарелку со стола. Обняв ее, она угрожающе косится на лордов, один из которых смотрит с очевидным любопытством и подрагивающей в уголках губ улыбкой, а второй пусть и устало, но очень уж понимающе.       — Но за результат ручаться не готов, приложит и тебя, без сожалений.        — Урга орочьего вам в глотки, лорды, а не этого прелестного гавейка, — с обидой и возмущением в тоне восклицает Нэрисса.       Прикрыв заключенную в крепкие объятия тарелку рукой, она снова смотрит на вожделенный кусок мяса на ней, от которого успела отрезать лишь маленькую часть.И, осознавая, что с ней происходит что-то на редкость странное, томно шепчет, совершенно не контролируя порыв:        — Моя прелесть, никому тебя не отдам…       Нэри снова кидает осторожный, опасливый взгляд на Эллохара, которому Асмодей настоятельно советовал отобрать у нее то лучшее в жизни, что вообще когда-либо было. И с чувством смертельной обиды в душе замирает, видя, что наглый демон, на вероломную атаку которого она рассчитывала с минуты на минуту, расслабленно развалившись в кресле, ржет, прикрывшись ладонью.        — Я рад твоему завидному на этот раз аппетиту, Нэрюш, — насмешничает магистр Смерти.       Нэри и вовсе отворачивается, подхватывая уползающую, видимо, в состоянии крайнего шока от происходящего, вилку.        — Вот и не порти мне его!       Наколов сразу весь кусок и не желая более замедляться, для использования ножа, она просто вгрызается в него. И не останавливается даже тогда, когда раздается полное довольства утробное рычание, только секунду спустя понимая, что издает его сама. «Мда, есть нужно все же чаще. Это все-таки вкусно, да и полезно, как говорят», — думает Нэрисса, еще немного отодвигаясь от стола и сидящего с другой его стороны в кресле Рэна. Едой делиться не хочется ни в какую, поэтому она продолжает прислушиваться к тихому говору лордов.        — Интересно, если выпустить ее в город… — с исследовательским энтузиазмом предлагает Даррэн.       Нэри хочется вскричать радостное «Да!», ведь там так много таверн, а в них так много вкусного, а главное — питательного мяса… Но слушать дальше тоже любопытно, а в случае темных леди любопытство штука неизбывная, и потому она замирает, нетерпеливо ожидая, что же он скажет дальше.        — Обожрет все таверны Хайранара. Ну, или будет есть до тех пор, пока не свалится, — сообщает усевшийся в кресло Асмодей.       С восторгом прирожденного исследователя в глазах он наблюдает за Нэриссой. Она поеживается от пристального взгляда в спину и начинает есть быстрее, чтобы дух, который пусть и не нуждается в еде, как таковой, но является тем еще гурманом, не посягнул на восхитительное, нежнейшее, ароматнейшее…       — Если помешают, будет бить на поражение и отбирать еду, — едва сдерживая смех дополняет хранитель. — Так ностальгически, знаешь: в свое время в родовом дворце работало шестнадцать поваров в три смены. Без сил падали даже орки из тех, что обладали кулинарной магией. Все Блэки после применения силы любят плотно перекусить, а ритуалисты тем более: им еще и диета специальная требуется, дрянь всякая, правильно подготовленная, перед проведением ритуалов, чтобы в необходимое для проведения ритуала состояние войти. Помнится, когда Нарси только обучалась ритуалистике, в замке стоял непередаваемый аромат выпечки. Она подсела на сдобу столь плотно, что Люц заимел фобию в виде тортиков, пирожных, булочек и возненавидел каррису. После первого успешного масштабного ритуала она затребовала четырехъярусный свадебный торт с кремовыми розочками и каррисовым конфитюром в качестве начинки…        — Ммм, кремовые розочки и каррисовый конфитюр… — так мечтательно, так вдохновленно тянет Нэри, представляя все это великолепие настолько реалистично, что слюна едва ли не начинает позорно капать на многострадальную тарелку. — Идеальный свадебный торт, особенно, если есть в одиночку…        — Запоминай, Эллохар, раз свадьбу хочешь, — ржет дух хранитель.       А магистр Смерти, искоса глянув на кота, задумывается, а затем, решив-таки в полной мере оправдывать свою демоническую суть, неожиданно слишком коварно протягивает:        — Согласна на свадьбу ради тортика, прелесть моя? Гостей, так и быть, обделим…       Ожидание ответа Нэри кажется чрезвычайно болезненным, учитывая все то нетерпение, что он ощущает уже столь долгое время. А она будто и не торопится отвечать: задумчиво покачивает вилкой с наколотым на нее куском мяса, разглядывает пустыню за стеклом, и Эллохар едва удерживается, чтобы не поторопить ее с принятием решения.        — А на свадьбы демонов гостей не приглашают… — тянет негромко Нэри.       На короткий миг ощутив смятение и страх при упоминании матримониальных планов на ее тушку, она едва ли не давится. Но торт уже как живой, пусть и не может быть таковым, стоит перед глазами, и она разумно, или не совсем, но это не капли не мешает, полагает, что ради торта, особенно четырехъярусного и непременно с розочками, можно и замуж выйти, чего уж там.       — Но делиться не буду, — упрямо предупреждает Нэрисса.       Она уже вовсю предвкушает незабываемый вкус обещанных розочек, но подозрение, во-первых, что он обманет, и таки не даст съесть тортик целиком, а во-вторых, что подбивает на что-то, чему она очень сопротивляется обычно, тяготит. И Нэри старательно отмахивается от него, заедая поднявшую голову тревогу. А когда мясо кончается на вилке слишком быстро, воровато оглядывается, прежде чем утащить слишком соблазнительную ножку с блюда, натыкаясь на до ужаса насмешливый взгляд серых глаз. Обида снова поднимается волной, но тут же тухнет, стоит со всех сторон осмотреть прелестнейшую ногу некогда живого и малоприятного на вид чешуйчатого ящера и впиться в нее зубами. Сок стекает по подбородку, капая на фривольного вида ночную рубашку, но сейчас на это откровенно плевать — голод не дремлет. Подсознание настойчиво нашептывает утащить в принципе всего гевейка, но в этом Нэрисса осторожничает, не желая злить двух лордов, не сбавляющих пристальности наблюдения.        — Договорились, — осчастливлено выдыхает Даррэн.       Нэри вдруг напрягается, но после махает рукой, ведь главное — тортик — будет ее. Что-то будто издали продолжает сомневаться в ее решении, и она отмахивается опять, не желая отвлекаться от еды. Но гавейк кончается, вызывая стойкое чувство готовой наступить трагедии, если бы не обнаружившиеся на подносе чуть кровящие стейки.        — Отлично, — снова подумав о торте, соглашается Нэрисса.       Она порывается было уже стащить кусок мяса, в ожидании будто даже поглядывающий на нее, но уже перенасытившийся организм противится, хотя голод не отступает до конца. Это вызывает очередной приступ тревоги, как и то, что хранитель, поднявшись, неторопливо направляется к двери, будто позабыв о ее нахождении здесь. Нэри поднимает руку и хочет уже окрикнуть кота, как стол и ее саму охватывает пламя, а спустя недолгий миг она озабоченно озирается на обступившие пески и растерявшего все благодушие Эллохара. Он смотрит почти требовательно, и переполненный мясом желудок сжимается, отчего она судорожно сглатывает, замирая спеленутая пристальным взглядом занимающихся пламенем глаз. Магистр обходит ее по кругу, останавливается за спиной, почти бесшумно вздыхая, а после садится на шкуру за ее спиной, опуская ладони на мигом напрягшиеся плечи.       — Я понимаю, что тебе не терпится обсудить все то, о чем умолчал Асмодей, но я, признаться откровенно, не готова отвечать на твои вопросы, — признается Нэрисса, понимая, что больше жевать точно не сможет.        — Увы, я все равно задам их, радость моя, хочешь ты того или нет, — твердо проговаривает магистр.       Он сжимает пальцы на хрупких плечах сильнее, ощущая незнакомое доселе нетерпение, будто внутри что-то давит, торопя с озвучиванием того, что мучит, заставляет возвращаться мыслями вновь и вновь.        — Я знаю, о чем ты будешь спрашивать, Рэн.       Неожиданно для него Нэри отодвигает от себя тарелку, на которую смотрела с таким вожделением буквально минуты назад, и горько усмехается.       — Тебе откровенность нужна, насколько болезненной она бы ни была, да? — спрашивает Нэрисса.       Она словно бы сбрасывает морок голода, навеянного силой, и с печалью во взгляде оборачивается к магистру, сидящему за спиной. Приподнимает ладонь, желая в утешении скользнуть пальцами по его щеке, но роняет ее, понимая, что это невозможно, что это не уймет его боль от ее слов, уже рвущихся наружу.        — Нужна, сердце мое. Но ты не даешь мне даже шанса доказать, сколь много ты для меня значишь… — начинает он, заглядывая ей в глаза.       Даррэн надеясь на отклик, ожидая, что Нэри даст ему объяснить, но она лишь отрицательно качает головой, обрывая его на полуслове.        — И в этом есть смысл, Рэн.       Она опускает более неинтересную ей тарелку на стол, готовясь — и никак иначе, просто потому, что это неизбежно — сделать ему больно. «Я не решила, и я не знаю… Я запуталась, но так в любом случае будет проще», — мечется Нэрисса, прикрывая глаза. А после, с горькой улыбкой, растянувшей губы, снова открывает, глядя уже с сожалением на мужчину, к которому бесспорно испытывала чувства, или испытывает, но понять, или, если уж говорить правдиво, признать, не может.       — Суть в том...        Нэрисса опускает взгляд на шкуру, хоть и не белую, но все же являющуюся символом надежды для него, пусть и призрачной. Проскальзывает пальцами по жесткому ворсу, находит его пальцы, напряженные, словно судорогой сведенные, поглаживает их утешительно, просто потому, что сказать ему ничего хорошего не может. Но и молчать сил нет.       — Суть всего лишь в том, что мне никогда не нужны были эти чувства к тебе, и твои, столь не вовремя проснувшиеся, ко мне… Это то, что сделало меня сильнее, и я даже мазохистически благодарна произошедшему. Но в то же время я прекрасно сознаю, что не будь во мне крови вейл, и я бы не влюбилась в тебя так глупо, даже не подумала бы об этом. Наши чувства удерживает лишь магия, и чем быстрее ты сможешь принять это, тем лучше. То же самое тебя тянуло к Дэе, Рэн.       Она коротко усмехается на удивление, промелькнувшее на его помрачневшем лице, и продолжает, не давая вставить и слова:        — И сколько бы ты не думал иначе, Даррэн, это так. Ведь в случае с Дэей твоя защита была на Риане, и она сработала в момент наложения адепткой-недоучкой проклятья, которое, как думает Тьер, он поборол. На деле же нет — защита, завязанная на тебя, просто разделила его на вас двоих. Но Риан хотя бы смог ему противостоять, ты же, попросту не ощутив его в момент наложения, не знал, от чего защищаться… В нашем случае работает магия вейл, тянет нас друг к другу, но это тоже магия. Ровно такая же, как и проклятье Страсти, использованное Дэей по недоразумению, и от нее тоже можно избавиться, стоит лишь пожелать. Так в чем разница, Рэн?       Ощутимая горечь звучит в ее словах, светится в ее глазах, и Эллохар ощущает, как гибнет надежда. Последние ее крохи, что самые живучие, самые ядовитые, что так сложно вытравить из сознания. И даже облегчение, вызванное невероятно логичным объяснением его интереса к Дэе, тонет в остром разочаровании, отзывающимся кислой горечью во рту, которую он стремится запить, забирая со стола бутылку с вином, и опрокидывая ее содержимое в себя. Выпивает до дна, попросту не желая смотреть на Нэриссу, с откровенным сожалением следящую за ним. И, швырнув ее в песок, понимает, что сдаваться не собирается, сопротивляется одной лишь мысли об этом — настойчивость, чисто демоническое желание добиться цели не позволяет. И Даррэн хватает ее за тонкое запястье, падая на спину, вынуждая зависнуть над ним, смотреть в глаза, и горько, громко, насколько позволяет стиснутое болью горло, выдыхает:        — Скажи мне, что я не нужен тебе, Нэрисса, — не просит, требует он, потому как знает — просьбами ничего не добьется.       Ему нужна эта болезненная откровенность, диспут о чувствах, режущий хуже клинка, оставляющий рваные, незаживающие раны на душе, просто потому, что по-другому на откровенность ее не вывести. И он ждет, чувствуя, как сбивается и без того рваный ритм сердца. С нетерпением мазохиста ждет продолжения пытки и дожидается, когда она все же склоняется к нему, почти касаясь своими губами его.        — Я не смогу сказать это, просто потому, что ты мне нужен, Рэн, но совсем не из романтических побуждений, — она скользит бездумным взглядом по его лицу, уже решившись, но так и не решаясь признаться в болезненной правде. — Но сама суть правды в том, что ты мне необходим лишь как доказательство моей силы, Рэн. Того, что могу справиться со всем, что причиняет мне боль так или иначе.       Нэрисса грустно улыбается, на миг прикрывая глаза, а у него внутри все рушится, рассыпаясь осколками, раня, изъедая незаживающими язвами. Магистр Смерти судорожно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, не решаясь даже на миг прикрыть глаза.       — Я до откровенного мазохизма наслаждаюсь этой болью, Рэн, просто потому что она доказывает, что я до сих пор жива. И борюсь. Борюсь с собственными чувствами до смерти, и даже осознание ее скорого приближения приносит мне радость. Такой откровенности ты хотел?       Нэрисса отстраняется, усаживаясь рядом. Подхватывает бутылку вина со стола, откупоривает зубами, бессмысленно глядя на линию горизонта, где черные пески сливаются с багровыми.       — Хотел знать, что я давно выгорела и просто не могу испытывать чувств к кому бы то ни было? Что ожидаю смерти с одержимостью рецидивирующего самоубийцы, радуясь каждому дню, что приближает меня к концу… Надеюсь на встречу с Бездной, потому что только она принесет мне покой? Что я настолько привыкла заставлять себя не чувствовать к тебе ничего, что уже не могу иначе? Я просто не могу любить тебя, Рэн. Просто потому, что слишком долго запрещала себе это, делала все, что вообще возможно представить, лишь бы не ощущать ничего. И сколь сильно я бы не хотела исправить это, я уже не смогу. Вот тебе моя откровенность, — глухим шепотом заканчивает она.       Сама боится собственных слов, того, что наконец выложила все, о чем думала все эти годы. И как бы не хотела обернуться, чтобы увидеть его реакцию, понимает, что это нерационально. «Ему просто нужно это принять», — пытается Нэрисса убедить саму себя. «Ты идиотка!» — издали восклицает Асмодей, и Нэри даже подумывает отмахнуться, но хранитель запальчиво продолжает: — «Он сейчас перекинется, и что ты будешь делать?», — спрашивает с надрывом кот, и Нэрисса с растущей в груди паникой слышит позади судорожный вдох, напрягается, боясь обернуться.        — А если мне все равно, что ты думаешь, сердце мое? — хрипло, слишком хрипло шепчет магистр, не касаясь ее плеч подрагивающими пальцами.       Чувствует, что с него хватит, действительно хватит, окончательно хватит… Трезвой частью затуманенного почти рассудка понимает, что обращаться рядом с ней не стоит, но алое марево уже затягивает обзор, и он не в силах это контролировать.       — Тебе, как я вижу, нравится делать больно окружающим… — едко констатирует факт Даррэн, а после говорит то, что сделает больно ей. Он уверен, что сделает, но произносит это не из желания заставить разделить свои чувства, а просто потому, что действительно так считает: — Поверь, радость моя, я сделаю все возможное, чтобы ты была со мной, хотя бы ради себя самого. Да, мне будет искренне жаль, если ты потеряешь часть личности, подчинившись магии вейл, но ты будешь жива, и будешь моей, а остальное не так уж и важно. Если будет нужно, я сломаю тебя, лишь бы ты была рядом, пусть и тенью себя самой, просто потому, что ты нужна мне. Я демон, Нэрисса, а демоны всегда добиваются своего.       И пламя гудящим потоком охватывает ее, затягивая в переход и стол, и шкуру заодно, обжигая, обугливая. А затем выплевывает посреди спальни, которую теперь можно почитать за темницу, право на выход из которой выдается потерявшим разум тюремщиком.        — Нужно было молчать, — с горьким сожалением, равным которому вряд ли испытывала еще в жизни, шепчет Нэрисса.       А за окном пустыня занимается синим с белыми всполохами заревом, ревущим бесконтрольным маревом, поглощающим километры песков.        — Теперь поздно, — устало откликается Асмодей, с грустью глядя на бликующее яростными всполохами стекло, медленно оплавляющееся, смазывающее очертания пустыни Гибели. — Он наконец услышал тебя, понял, что ты хотела донести. Рада?        — Нет, — тихо выдыхает Нэрисса, зная, что так не лучше.       Никак не лучше. Потому что каждое слово, сказанное там, в песках — неприкрытая, жестокая правда, и она хотела бы изменить хоть что-то, но не в силах. И ей остается под грохот разбивающегося в груди сердца вслушиваться в полный боли рев высшего демона, разносящего пустыню.        — Тогда зачем? — с ядовитой усмешкой спрашивает хранитель, пронзая неожиданно уничижающим взглядом. — Из мести за все те мучения, что ты испытала ранее? Так в этом нет его вины, лишь опосредованная, возможно…       Кот отворачивается, и Нэрисса опускает голову, чувствуя, как противится связь с Рэном к проникновению, как слезы закипают в глазах.        — Он хотел правды, а я не могла больше молчать… — со всхлипом сожаления признается она, не имея возможности оторвать взгляд от окна, за которым уже все обозримое пространство пустыни полыхает, переплавляя песчинки в стекло.       Ей действительно жаль его больше себя самой, просто потому что она нашла выход, пусть и сломавший все, что можно было сломать, но этот способ хоть немного избавлял от боли. Раньше, не сейчас, потому что сейчас очень больно, но не за себя.       — Лучше бы сдохла, но промолчала, — решает Нэри, видя, что в огне, пожирающем пески вплоть до горизонта появляется еще один демон.       Красная кожа бликует во всполохах пламени, но ей все же удается рассмотреть крупную рогатую фигуру, исчерченную рунами, но уверенности в том, что с психанувшим Рэном справится дедушка нет.        — Не лучше, — обрывает жестко Асмодей.       Но принявшая решение Нэрисса не принимает его слова к сведению. Только концентрируется на высокой золотокожей фигуре высшего демона с развивающимися на несуществующем ветре полыхающими синим пламенем волосами. И почти не улавливает, не слышит того, как двери распахиваются, а голос Дианеи в приказной форме разносится по спальне:        — Не вздумай лезть!       Это все поглощает болезненный рев собственного пламени. Сейчас Нэриссу не беспокоит даже то, что пламя Даррэна значительно горячее и может попросту сжечь ее саму, обратив в прах. «Если подохну, главное, чтобы себя не винил», — проскальзывает последняя связная мысль, и она, насильно подчинив собственный огонь, вспыхивает факелом, оставляя после себя выжженный круг на гранитном полу спальни принца Хаоса.       А пламя жжет кожу, словно хочет содрать ее к Бездне, но даже это Нэрисса воспринимает как должное проступку наказание. Только иступлено бормочет про себя: «Быстрее, быстрее, быстрее!». И, стоит темно-синему пламени опасть, попадает в жаркое адское пекло раскаленного до бела синего пламени, расцвеченного голубыми бликами. Тонет по щиколотку в оплавленном песке, но бредет вперед, чувствуя, как обжигает горло жар, кричит, набирая больше воздуха в горло, давясь сгорающим кислородом:        — Рэн!       И пламя, будто наказывая, обступает сильнее, оплавляя обжигающими кожу потеками одежду, но она почти не реагирует на боль, горячей волной растекающуюся по телу. Снова и снова шагает вперед, наперекор затмевающему обзор мареву, не обращая внимание на яростный рык трансформировавшегося Арвиэля. Просто бредет в раскаленных до кипения песках, в надежде, что дойдет хоть когда-нибудь…       И только когда раскаленная, горячая до проступивших на ресницах слез когтистая лапища собственнически заграбастывает, сгребая в кулак, обжигая до с трудом сдерживаемого визга, Нэрисса облегченно выдыхает, понимая, что нашла. «Я еще не все сказала», — упрямо бормочет она то ли сама себе, то ли потерявшему контроль демону, наконец схватившему жертву. Но это не унимает пламя, а связь заставляет захлебываться его эмоциями, нечеловечески сильными, погребающими под собой, душащими, выворачивающими душу наизнанку.       «А я говорил, что он тебя любит, пусть и прожаривая до состояния обгорелого бифштекса», — вставляет Асмодей, но связь с ним обрывается так быстро, что Нэри не успевает и пискнуть. А полыхающие, раскосые, зло суженные глаза приближаются. И выражение в них такое, что Нэриссе даже кажется, будто он вот-вот безжалостно сожмет ее в ладони, перетирая в крошево кости, стирая с лица земли и песков, из собственной памяти… Ровно до тех пор, пока ладонь не разжимается, бережно опуская на горячий, но не оплавленный еще песок. И сам Эллохар, сидящий посреди не желающего утихать зарева, опускается на песок.        — Прости меня, — тихо, шепчет Нэрисса.       С чувством пожирающего изнутри подобно кислоте стыда она прикрывает глаза и укладывается на песок вдоль его расслабленно вытянутой руки. Знает, что нужно просто говорить, но язык с трудом шевелится, будто прилипая к небу.       — Я просто привыкла так…       Нэри тяжело сглатывает, прикасаясь к гигантской ладони. Пребывает в уверенности, что он не ощутит этого касания, а так хочется, чтобы все же почувствовал…       — Привыкла переживать все сама, решать все сама, отвыкла доверять. Мне просто страшно, Рэн. Я не знаю, что мне делать с твоими чувствами, потому что я не знаю, что делать со своими…       Горло сжимает невидимой рукой, но слезы, те самые, приносящие хоть какое-то облегчение, так необходимые, не появляются, заставляя задыхаться в бессмысленных сухих всхлипах, еще сильнее обжигающих легкие.       — Я не могу в секунду отменить привычный мне алгоритм действий, просто взять и измениться за мгновение, ведь именно это делало меня сильнее все это время… Упрямство, гордость, желание не упасть в грязь лицом, быть лучшей даже несмотря на трудности, вопреки всему дерьму. Я не могу отказаться от всего этого по щелчку пальцев, просто потому, что ты хочешь этого, или я хочу… Не будь всего этого, не было бы и меня такой, какой ты знаешь сейчас… Мне так хочется, хотелось верить, что все это магия, которой можно противостоять, от воздействия которой есть возможность избавиться, — признается глухо, почти неслышно Нэрисса.       Огромные горячие пальцы вздрагивают, чтобы снова схватить. А после, через краткие секунды вызывающего тошноту и желание отключиться перемещения, укладывают на матово мерцающую золотистую грудь, в которой бешено, нестерпимо громко стучит сердце, и накрывают пальцами. Бережно накрывают, отчего соленая влага все-таки появляется в глазах, но ее Нэрисса быстро смаргивает, не позволяя проявиться окончательно.       — Мне просто нужно время, совсем немного времени… — просит она, слишком сильно ощущая лукавство в собственных словах, поскольку времени понадобится много более.       «У тебя оно было», — коротко, безэмоционально откликается Даррэн, и слова эти звучат так сухо, так холодно, что Нэрисса инстинктивно сжимается под его пальцами. — «И есть», — добавляет он чуть погодя, словно насладившись эффектом фразы, ударившей точно в цель. — «Но ты предпочитаешь отмалчиваться, Нэрисса. Недомолвки, утайки… каждый раз остается что-то, что встает между нами, так или иначе. Я устал от этого», — признается демон.       Но она не может видеть его лица — окружающее пламя слепит и, снова опустив голову ему на грудь и вслушиваясь в грохот ударов сердца, просто признает, что он имеет право на претензии.        — Я боюсь, что ты не оставишь мне меня, Рэн, что тебе будет недостаточно того, что я могу дать... — выговаривает Нэри последнее.       Она прикрывает глаза с диким чувством обреченности, свербящим в груди, зудящим под кожей, оставляющим болезненный след в душе. И почему-то кажется, что несмотря на откровенный разговор все становится еще хуже. Будто прежние, относительно спокойные и доверительные отношения катятся в Бездну, а сама она ничего не может поделать… А он и не хочет.       — Не нужно меня ломать. У меня не останется душевных сил, чтобы снова собирать себя по кускам…       Но и на это Эллохар не реагирует, продолжая равнодушно укрывать ладонью от бушующего вокруг пламени. И почему-то Нэри так остро, на грани безумия хочется просто вырваться и сигануть в пламя. Гореть, чувствуя, как слой за слоем сползает кожа, как рассыпаются в труху кости, лишь бы не ощущать этого равнодушия, которого и так слишком много для нее. Беззащитности, беспомощности, когда открытая душа вызывает не больше интереса, чем кусок дерьма, переступаемый на дороге. Не больше участия, чем никому ненужный умирающий в канаве, мимо которой наплевательски проходит каждый… Дикое отвращение к себе вздымается внутри, нежелание брезгливой до тошноты жалости, и хочется исчезнуть, уйти, остаться в одиночестве, в котором не будет ни равнодушия, ни холодной до полной вымороженности отвратительной издевки.        — Пусти, — тихо шепчет Нэрисса.       Она пытается подняться, наконец осознавая наготу не только душевную, но и физическую. Изо всех сил желая прикрыться, еще сильнее жалея, что вообще пришла. Хочется закрыться, чтобы он не видел той слабости, с которой она пришла, в которой решила признаться. Ощущение ненужности накрывает с головой, но жалости к себе не вызывает, только принятие, режущее тупыми кромками разочарования в себе. «Ты никому не нужна слабой, Нэрисса. Никому не нужна ты сама, только твоя сила, твоя оболочка, твоя маска», — назойливо шепчет голосом Асмодея подсознание. И воздуха резко перестает хватать, и голова кружится, и слишком плохо чтобы страдать на виду у безразличного, никак не реагирующего на нее Даррэна.       — Пусти меня, — пытаясь сдерживать горечь, снова шепчет она.       Но большая горячая ладонь только прижимает крепче, притискивает пальцами к раскаленному телу, оглушает дробным ритмом сердцебиения. Так хочется спрятать ее в собственных ладонях, защитить от жестокости окружающего мира, но он может только с горечью принимать факт того, что защитить ее от ее же собственных чувств не сможет, как бы того не хотел.        — Только попробуй, — грохочет бархатный шепот, и все вибрирует вокруг, пламя колышется, недвижные в течение веков пески подрагивают.       Но в голосе нет и капли понимания, это просто приказ, бездушный, далекий, но так четко дающий понять — все хуже, чем можно было себе представить. И Нэрисса истерично задраивает щиты, запрещая проникновение в сознание. Она скручивается клубочком, сжимается, не желая ощущать касание пальцев. Не хочет ощущать себя раскрытой перед ним, отвратительно слабой, неспособной сопротивляться собственным чувствам.       И тут же с тихим, изо всех возможных сил сдерживаемым воплем впивается пальцами в виски, ощущая, как защиту слой за слоем сдирают. С непередаваемой легкостью и изяществом вскрывают, обнажают чувства, не давая возможности закрыться снова, словно гигантские руки счищают оболочку с ее мозга, как могли бы очищать от кожуры желанный фрукт. Кровь противной струйкой стекает из носа, заливая лицо, и Нэрисса захлебывается, глотая горячую соленую жидкость, не имея возможности подняться, прекратить все это, или попросту сбежать. Силы остаются только на то, чтобы лежать, задыхаясь, пытаться выровнять окончательно сбившееся дыхание и кусать губы, сдерживаясь, стараясь побороть тупую боль в висках, раздирающую черепную коробку.        — Прекрати, — стонет она.       Перед глазами все плывет, а к горлу подкатывает мерзкий комок, когда демон резко присаживается, стряхивая ее в ладонь. Рвотный позыв удается сдержать с огромным трудом, и Нэри падает ничком, ощущая, что сил не осталось совсем, есть лишь желание отключиться окончательно, чтобы не чувствовать себя такой отвратительно безвольной.        — Зато теперь ты понимаешь, как чувствую себя я, сердце мое, — все так же безразлично, с наставительными нотками проговаривает демон.       Нэри слышит в его обращении невероятную в своей жесткости издевку, но среагировать должным образом уже не может, только снова принимает, как нечто заслуженное, даже не пытаясь кивнуть. Пламя вокруг стихает, опадая, вот только чувство опасности растет соизмеримо с тем, как расширяется доступный к обозрению горизонт. И просыпается паника, пробивающая ледяным потом, но сдвинуться с места, сжаться в инстинктивном жесте защиты не дает — мысль о возможном склонении к интиму пугает, особенно, когда Рэн в таком настроении. Да и эмоций его ощутить она не может, что пугает еще сильнее. А когда распахиваются гигантские крылья, поднимающие в воздух, сердце и вовсе обрывается, глухо булькая с каждым взмахом, приближающим к дворцу.       — Я не насильник и никогда не тяготел к сексуальному насилию над женщиной, радость моя, — глухо поясняет магистр Смерти.       Он приземляется на широкий парапет у большого, в пол, окна собственной спальни и стремительно уменьшается в размерах во всполохах гудящего вокруг пламени. А следом распахивается рама, звякнув стеклом, и магистр, так и удерживающий Нэри на руках, шагает на залитый лунным светом пол.       Всего несколько шагов к ванной, но Эллохар ощущает, как сжимается на его руках Нэрисса, словно пытается стать меньше. Он видит, как она зажмуривается, опускает веки, слышит, как она судорожно вдыхает, стараясь почти не дышать. И он бы хотел ощутить сочувствие и сожаление, но сейчас правят инстинкты, вымораживающие все эмоции, оставляя лишь кристально чистый разум высшего демона. Умом понимает, что после пожалеет, очень пожалеет, но сейчас неоспоримая принадлежность женщины важнее, жизненно важно доказать собственное право на нее, продемонстрировать силу. Толкнув ногой дверь ванной и ступив в погруженное во тьму помещение, Даррэн даже немного удивляется тому, что дед не считает необходимым вмешиваться. Но больше его занимают мысли самой Нэриссы, которая не совершает и малейших попыток к сопротивлению, просто лежит все такая же сжавшаяся, будто решившая замереть, застыть в мгновении, погрузится в анабиоз и ни на что не реагировать.       А вода уже наполняет круглую глубокую чашу, бурлит, разнося веселое журчание, разбивая его на мельчайшие осколки эха, заставляя прислушиваться. Даррэн шагает в теплую воду, которая после долгого нахождения в бушующем огне кажется прохладной, и осторожно опускает Нэри на одну из ступеней. Она беспрекословно садится, бездумно глядит перед собой пустым взглядом, совершенно не смущенная ни наготой, ни тем, что засохшая и запекшаяся в огне кровь расцвечивает тело багровыми разводами. Просто сидит, глядя на витраж, сквозь который просачиваются тонкие лучики лунного света, и магистр Смерти замирает, вглядываясь в ее лицо, пытаясь услышать мысленно, но не слышит ничего, кроме отупляющей усталой пустоты. И вот тогда накатывает сожаление, вонзающееся в душу острыми клинками, бесконечно проворачивающимися, углубляющими, обостряющими чувство вины. Он смотрит, не в силах отмереть, а Нэри, обмякнув куклой, ниточки которой резко оборвали, уходит под воду.        — Бездна тебя побери! — взрыкивает, стряхнув оцепенение, Эллохар, вылавливает ее за плечи, только сейчас ощущая, насколько сильно она дрожит. — Нэрисса, — дозывается он.       Встряхивает ее, пытаясь вызвать хоть какой-то намек на реакцию, и собирается облегченно вздохнуть, когда она переводит на него бессмысленный взгляд темных из-за расширившихся зрачков глаз, но давится словами, расслышав тихое шевеление бледных губ:        — Опусти.        — Нет, — упрямо отказывается он, прижимая к себе, скользя ладонями по обнаженному телу, и Нэрисса в его руках дергается, но тут же снова замирает. — Хватит, Нэри, ты все равно никуда от меня не денешься, — тяжело выдыхает магистр Смерти.       Усадив Нэриссу обратно на ступень, он медленно смывает присохшую к ее коже кровь. Вглядывается в бесстрастное лицо, чувствуя, как сердце с трудом отбивает удары ровно до тех пор, пока она сама не утыкается носом в плечо, роняя голову.        — Устала, — тихо признается Нэри.       Сейчас плевать на то, что он лапает где хочет, и вообще может делать с ней все, что только вздумается. Даже пожелай он взять ее силой сейчас — сопротивляться не стала бы. «Куда я от него денусь?», — крутится в голове мысль, но облегчения не приносит, наоборот, с каждым кругом тяжесть все сильнее давит на плечи, будто мыслью она сама вколачивает гвозди в крышку собственного гроба. Почти не реагирует, когда руки снова подхватывают, вынося из воды, когда перед лицом мелькает приоткрытая дверь гардеробной.       — Сама, — тихо просит она, когда замельтешившие перед глазами вешалки начинают вызывать дурноту.       Демон, будто засомневавшись, слишком медленно опускает ее на пол. Стащив первый попавшийся комплект, Нэри скованно натягивает его на влажное от воды тело и отрицательно дергает головой, когда Даррэн снова подходит слишком близко, инстинктивно находя выход обратно в спальню. Добредает до кровати, ощущая на себе неотрывный пристальный взгляд, но сейчас слишком плевать, насколько он обеспокоенный на самом деле. Забирается в постель, закутываясь в одеяло до самого носа, и только вздыхает, ощущая, как матрас за спиной проминается, а тяжелая рука крепко обхватывает, привлекая к горячему телу. Сознание заволакивает дымкой сна, и Нэри почти проваливается в желанную темноту, когда макушку обжигает резкий выдох, а и без того крепко обнимавшая рука стискивает до боли в ребрах.        — Прости меня.       Хриплый шепот врывается в накатывающий сон, и ей до ужаса хочется просто остаться в покое, одной, хотя бы во сне. Но понимание того, что он напряженно ждет ее слов, не позволяет с отстраненным наплевательством уснуть.        — Спи, Рэн, — выдыхает Нэрисса.       Она прекрасно знает, что он хотел услышать совсем не это, но на иное просто не остается сил. Тьма накатывает, укутывает собой сознание, но сон не идет, и она просто дрейфует в ней, вслушиваясь в тихое дыхание Эллохара, глухие удары его сердца, сквозь притупляющую чувства дымку отслеживает скольжение пальцев по собственной руке. И это отвлекает, не дает уснуть, мешает до зуда под кожей, но встать и уйти Нэри не может. Издали ощущается мягкое сочувствие Асмодея, что совершенно точно следил за развитием событий, готовый прийти на помощь в любой момент, но ответить даже тенью эмоции невозможно — содранная живьем защита рваными клочьями треплется, не позволяя защитить разум, а присутствие Даррэна в мозгах ощущается слишком сильно для того, чтобы рискнуть думать связно. И Нэрисса почти усмехается, когда на ум приходят техники, используемые шпионами, попавшими под ментальные пытки — использовать не образы и направленные мысли, а ощущения, которые отследить и сложить в полноценную картинку значительно сложнее.        — Не спишь, — констатирует факт Эллохар, скорее ощущая активность ее сознания, нежели улавливая отголоски оформившихся мыслей.       Нэрисса кажется поразительно спокойной, даже безэмоциональной, и Даррэн на мгновение задумывается, не отражает ли она вольно или невольно его отношение к ней там, в пустыне. «А ты ожидал другого?», — с крайней степенью издевки спрашивает сам себя, ощущая себя как никогда беспокойно, но больше ничего не говорит. Не потому, что нечего, и не потому, что не знает как — просто не хочет делать еще хуже. Но и успокоится самому, дать время успокоится ей не получается. Вопросы давят, толкутся в голове, перемешиваются, переполняя черепную коробку, не желают оставаться без положенных ответов. «А хочешь ли ты слышать их?», — снова задается вопросом подсознание, и магистр замирает, не зная, хочет ли в действительности знать все. «Страшно?», — ехидно тянет противный голосок, и он не находит, что ответить.        — Нет.       Собственный едва различимый шепот кажется Нэири криком в темноте спальне, и она даже вздрагивает, полностью стряхивая заторможенную сонливость. Сильная рука тут же удерживает, крепче прижимая к горячему телу, вызывая далекую от вожделения дрожь по телу. Мигом становится душно, или же Нэриссе так кажется, но отодвинуться хочется, останавливает лишь разумная опаска перед возможной реакцией Эллохара. Снова выяснять отношения нет никакого желания, да и продолжать ставший теперь бессмысленным разговор о чувствах кажется до невозможного глупым. «Это все с самого начала было полнейшей глупостью», — думает она, не особо беспокоясь, что удерживающий в кольце рук Даррэн что-то ощутит. Пускай.        — Молчишь…       Он тихо выдыхает ей в макушку и горько усмехается, в который раз выговаривая самому себе, что столь остро реагировать на ее слова, неприятные, но от этого не менее откровенные, ненормально. Ненормально каждый удар воспринимать как последний, и не важно, насколько слабым он ощущает себя после… Или даже в эти самые минуты, тянущиеся так медленно, в ожидании пока она ответит, а ее молчание кажется чем-то бесконечным, темным, затягивающим.        — Все, что могла, я уже сказала, Рэн.       Нэрисса устало вздыхает, губы кривятся в печальной ухмылке, а внутри растет вскормленная гордостью уверенность: больше подобных ошибок она себе не позволит. Не станет откровенничать, пытаясь сделать хоть маленький шаг вперед, не будет поддаваться эмоциям, глупым, заставляющим стонать от собственной слабости по итогу. «Раньше ведь удавалось», — говорит Нэри себе, но в тоже время понимает, что получалось с попеременным успехом.       — Не думаю, что смогу удивить тебя и сказать что-то новое и приятное.        — Что-то приятное не является обязательным условием, радость моя, — печально усмехается магистр, находя ее пальцы, сжимая их в ладони.       Но почти сразу приходится выпустить — вызов по крови от деда слишком настойчивый, сильный, и как бы ни хотелось, но игнорировать не получается. Он с сожалением отпускает руку, такую почти неестественно маленькую, взрезает палец отросшим когтем и не сдерживает раздражение, отвечая: «Да».       «Найдешь меня по вектору перемещения», — коротко и слишком отстраненно бросает Арвиэль, мгновенно разрывая связь.       Прежде чем подняться Эллохар какое-то время лежит с удивленно приподнятой бровью. Дед не стал бы беспокоить после сегодняшнего без веской причины, и чувство тревоги, сидящее на подкорке, усиливается, срывая с постели.        — Дед, — коротко поясняет он так и не шелохнувшейся Нэри, и тяжело вздыхает, не видя никакой реакции.       Ныряет в гардеробную, быстро одевается, а когда выходит обратно в спальню Нэрисса уже сидит, свесив ноги с края кровати. Даррэн приподнимает бровь, ожидая как минимум издевательского ответа, но слышит только бесчувственное и крайне рациональное:        — Пойду к себе. В моем нахождении в твоей спальне есть смысл только когда здесь ты.       Нэри пожимает плечами, улавливая легкое раздражение по связи, а сам магистр хмуро сводит брови, неожиданно мрачно, слишком пристально глядя в ответ. Сочтя молчание за ответ, она поднимается и за спиной взревает пламя, донося жар, касающийся лопаток.       Узкая дверь, неприметная настолько, что в темноте сливается со стеной, медленно открывается, давая обзор на застеленную золотистым шелком кровать, мерцающим в свете зажженной лампы. «Асмодей», — догадывается Нэрисса, едва слышно выдыхая, и быстро прошмыгивает к себе. Звук щелкнувшего за спиной замка, и она вздрагивает, а после облегченно прислоняется к прохладному полотну спиной. Раздраженно фыркает, понимая, что оставила в спальне Рэна халат, в кармане которого лежит пачка сигар, но возвращаться не хочется. Хочется упасть на кровать, открыть бутылку вина покрепче, и не для того, чтобы себя пожалеть. Просто отдохнуть. Но тело и разум требуют табачного дыма сильнее, чем она может вытерпеть.        — Я принесу.       Нэри поднимает глаза на хранителя, притаившегося в тени у пустого камина, скорее улавливая, нежели видя в его глазах опостылевшее сожаление, но ничего не высказывает по этому поводу. Говорить особо нечего.        — Спасибо.       Дух исчезает темной дымкой, просачиваясь под дверь. Нэри падает ничком на мягкий шелк покрывала, радуясь тому, что здесь нет щекочущего ноздри и тревожащего что-то глубоко внутри аромата сандала и мускуса. Здесь можно позволить себе подумать, избавиться от назойливого чувства неотрывно следящего взгляда, остающегося на коже даже тогда, когда Эллохара рядом нет.       Перевернувшись на спину, Нэрисса бездумно уставляется в гладкий потолок, выискивая глазами хоть что-то, за что могла бы зацепиться, но белоснежная плита пуста так же, как и ее мысли. В этот раз нет ни обреченности, ни особой боли, ни жалости к себе и это даже радует. И если бы не дикая опустошенность, кажущаяся почти комфортной, такой родной, то все было бы нормально. «Почти», — признает она, зная, что до нормальности все-таки далеко. Только осознание ошибки ложится на плечи тяжким грузом, давит стыдом за ненужную откровенность. И даже понимание того, что просто бывает только в сказках и бульварных романчиках, так любимых наивными барышнями, не помогает примириться с действительностью.        — Не стоило… — тихо шепчет Нэри, перебирая пальцами гладкий шелк покрывала.       Она устало прикрывает глаза, принимая, что только добавила напряженности и отчужденности в и так непростые взаимоотношения с магистром Смерти.        — Стоило, Нэри, — твердо проговаривает Асмодей, вернувшийся не только с халатом, но еще и с двумя тяжело булькающими бутылками. Смотрит грустно, и уверенность в его тоне не дает Нэриссе начать спорить. — Лучше так, понимаешь? Ему нужно знать, что ты думаешь о шансах на успех в ваших отношениях. Горькая правда предпочтительней всегда, когда речь заходит о личном, о том, что вы делите на двоих.       И ей остается только согласно кивнуть, признавая правоту хранителя. А тот, щелчком пальцев откупорив залитую воском пробку, протягивает бутылку и ободряюще улыбается. На эту улыбку невозможно не ответить, и Нэри позволяет губам растянуться в неуверенной слабой улыбке. Неопределенно махнув рукой в сторону окна, полагая, что открывающее заклинание таки найдет что открыть и без ее стимулирующего пинка, она откидывается на постель, шарит свободной рукой в кармане лежащего рядом халата и с удовольствием закуривает.        — Так уже лучше, — дух падает рядом, кидая вторую бутылку в подушку, и проникновенно заявляет, поворачивая голову и лукаво подмигивая: — Жилетка нужна? Соплями можно пачкать в неограниченных количествах.       Похлопав по покрывалу рядом с собой, Асмодей выставляет руку, предлагая забуриться ему на плечо. Нэри, чувствуя, что очередной компрометирующей в глазах Рэна ситуации не избежать, укладывается, хотя мыслишка о мести за причиненные душевные неудобства свербит, подсказывая истинную причину поведения.       — А теперь я готов внимать, подтирать текущие рекой слезы и слюни, понимающе кивать, душераздирающе вздыхать и костерить Эллохара на чем свет стоит за бездушие и жесткость к бедной несчастной тебе. Последнее в приоритете.        — Ну еще бы, — бормочет она, устраиваясь удобней, задумываясь, но дух молчит настолько выразительно, что говорить просто приходится. — Меня задело, что я пришла и выложила все как на духу, а он просто промолчал.       Признание неожиданно обжигает стыдом, и Нэрисса понимает, что звучит это как жалоба на черствого муженька. Вздыхает, закатывает глаза, но Асмодей молчит еще выразительней, и она раздраженно добавляет:        — Да, я обиделась. Мне сложно делиться чем-то личным в принципе, с ним — еще сложнее, если не вообще…        — Хорошо уже то, что ты это признаешь, это первый шаг к исправлению. Твоему исправлению, — легко выдыхает кот, и Нэри приподнимается, возмущенно уставляясь на улыбающуюся морду наглого лица. — Не пыхти, лучше подумай, а каково ему? Он терпит твое молчание, твои недомолвки и скрытность… Как считаешь, ему не хочется знать, что ты думаешь и чувствуешь, даже несмотря на то, что это здорово заставляет понервничать и вообще пугает? Для демона он даже слишком терпелив, Нэрисса. Признаться откровенно, вызывает подспудное уважение.        — Считаю, что не хочу больше обсуждать с ним личное, — насуплено выдыхает она, утыкаясь носом в плечо Асмодея.       Он озвучивает абсолютно верные, базовые вещи, но примириться с этим нелегко, и все внутри сопротивляется, не хочет прислушиваться к его словам. Просто потому, что…        — В тебе говорит обида, — заканчивает мысль Нэри хранитель, констатируя факт, и она только тяжело вздыхает, заставляя его весело фыркнуть. — Не споришь, это просто чудесно. Ему тоже тяжело говорить с тобой. Мужчинам, по собственному немалому опыту скажу, тяжело понять женщину, особенно любимую. Поверь, Нэри, это с виду мы суровые и выдержанные, сильные и готовые подставить плечо, решить проблему… На деле же, что котята: тыкаемся на ощупь в попытке сделать все правильно, в страхе ошибиться, и всегда делаем что-то не так и непременно ошибаемся в итоге. Это всего лишь нормально — мы созданы разными чтобы дополнять друг друга. И все решаемо, главное терпение и умение принять ошибки другого.       Асмодей чуть пожимает плечами, и она приподнимает голову, глядя в мерцающие теплыми золотыми искорками зеленые глаза с вытянутыми зрачками. Кладет голову обратно на мерно вздымающееся от дыхания плечо, чувствуя, как стискивающая грудь обида потихоньку отпускает.        — Спасибо.       Опустошение не исчезает так быстро, но приходит необходимое спокойствие, позволяющее дышать свободней, освобождающее от блуждания по кругу в попытке найти выход из кажется постоянно ухудшающегося положения.       — Просто я не чувствую себя нормально, Асм. Я так давно не чувствую себя даже просто нормально… Как я могу строить счастливые отношения, если чувствую, что будто пустею с каждым днем?       Хранитель чуть напрягается, обхватывая плечи ее в молчаливом жесте поддержки, и она снова набирает в грудь воздуха, собираясь со словами, упрямо разбегающимися в голове.       — Мне кажется, что я не смогу, пока чувствую себя так. Загнанно, понимаешь? Я бежала от чувств так долго, и до сих пор бегу, и не знаю, как остановить это движение по инерции. Я боюсь, что не смогу любить его так, как надо, до тех пор, пока не разлюблю этой нездоровой любовью. Потому что она давит, она не приносит ничего, кроме разрушения. С этими чувствами, с ним, связано так много плохого, а я не знаю, как это переступить, как двигаться дальше…       Нэри судорожно переводит дыхание, и хранитель укладывает ее на покрывало, устраиваясь рядом на боку, подпирает голову рукой и долго, мучительно пристально смотрит без тени привычной усмешки на лице.        — Ты сама виновата в том, что не чувствуешь себя нормально. Ты не позволяешь себе этого, Нэрисса.       Взгляд кота задумчиво бродит по ее лицу, заставляя напряженно ожидать продолжения и, когда в нем снова появляется сожаление, Нэри раздраженно закатывает глаза, не выдерживая.       — Я поддержал тебя в твоей борьбе против этих чувств, потому что видел, как это разрушает тебя. Но была ли так необходима эта борьба? Тогда — да, бесспорно, но сейчас… Я не уверен.       Он разводит руками, а Нэри обжигает острым несогласием, почти бешенством. И совсем не потому, что он прав, а потому, что эта борьба стала делом чести, тем, что сделало ее той, кто она есть, дало силу, и…       — Ты постоянно оборачиваешься назад, обращаешься к воспоминаниям, но лишь затем, что это подстегивает тебя. Боишься, что снова будет больно, тонешь во всем этом с завидным энтузиазмом конченного мазохиста, но зачем? Ты никогда не предугадаешь, как все будет, Нэри. Не узнаешь, пока не попробуешь. Страх — всего лишь одно из проявлений инстинкта самосохранения. Но твой монстр в тебе самой, не нужно его откармливать. И даже если ты не видишь выхода, он всегда есть. Даже в случае если тебя сожрали их как минимум два, — с короткой ухмылкой заканчивает хранитель.       Нэри криво улыбается, отхлебывая из бутылки. Огненное вино согревает, прокатываясь волной по телу, припекая язычками пламени во рту, и все кажется не таким сложным, как кажется.        — Три, — припоминает она, — можно еще вспороть брюхо.       Асмодей в ответ ухмыляется шире, согласно кивает, падая рядом, закидывает руки за голову и весело предлагает:        — Так вспори ему брюхо — ты же Блэк.       И почти сразу прислушивается, сосредоточенно топорща уши на макушке. Даже присаживается, явно пытаясь уловить что-то, происходящее не за стеной, а, возможно, и еще дальше. Но, почему-то опять улыбается, и Нэри абсолютно не понимает, как на это реагировать. Любопытство борется с усталостью, но последняя уступает, поскольку в своем любопытстве темные леди истинно неутомимы.       — Твой благоверный вернулся, — заговорщеским шепотом делится наблюдениями дух, — а еще он, оказывается, не прочь погреть уши на чужих приватных беседах. Удивительно, что ощутил его только сейчас.        — Или не захотел сделать этого раньше, — издевательски тянет Нэрисса, тревожно гадая, что мог услышать Эллохар. По всему выходит, что не слишком многое, но спокойствия сам факт подслушивания не прибавляет. — Со щитами мне что делать? У меня защита в лоскуты, содрал, как мандаринку в день Смерти зимы почистил, — недовольно бурчит она, и кот фыркает слишком изящному сравнению.        — Попробуем ступенчатую, сложнее обнаружить, связи не мешает, но и закрыться не позволит. Посмотрю, как заснешь, сама не справишься, не менталист ты, а жаль, — быстро обговаривает план хранитель, заставляя ее подозрительно прищурить глаза. — Все, сеанс экстренной психотерапии окончен.        — А сейчас мне как? Вот так? — возмущенно уточняет Нэрисса, совершенно не собираясь общаться с Рэном без защиты.       Но Асмодей глядит в ответ слишком невинно, расплываясь при этом в коварнейшей из улыбок, и стоит девушке мрачно нахмурится, лукаво подмигивает:        — А сейчас так. Поспособствует дополнительной откровенности, если вино из Бездны не справится.       Кот предусмотрительно соскакивает с кровати, потому как сама Нэри чувствует, что находится в шаге от кровавого смертоубийства. Даже угрожающе приподнимается на постели, собираясь отставить способную помешать в этом тонком деле бутылку, да и вина жалко, как замок в двери оглушительно щелкает, заставляя примерно хлопнуться обратно и принять самый благообразный вид.       — Испаряюсь, — шепчет напоследок он, подмигивая ярко вспыхнувшим в свете ночника глазом, и дымом просачивается под дверь, ведущую в гостиную.       А ручка второй медленно проворачивается, настолько, что Нэри успевает раздраженно выдохнуть, когда створка начинает открываться.       Появившийся в проеме Даррэн прислоняется плечом к косяку, оглядывает помещение, видимо, в поисках исчезнувшего секундами назад хранителя и, поведя носом в качестве лучшей из экспертиз, поморщивается:        — Кошатиной воняет.        — Ароматизация помещений. Говорят, ароматерапия благостно сказывается на эмоциональном состоянии, — разводит руками Нэри, намекая на недавнее огненное шоу, устроенное, не много не мало, самим принцем Хаоса.       Эллохар лишь фыркает в ответ, склоняет голову к плечу, неотрывно глядя на нее, и в неверном свете настенного светильника она замечает отблеск бутылки в его руке.       — Ты со своим? — демонстративно махнув собственной тарой, уточняет она лишь для проформы. — Замечательно. Я бы делиться не стала, уж прости, но подобные средства требуют определенных дозировок.       В ответ демон усмехается неожиданно весело, но слишком горько при этом. Слишком не верится в то, что часом ранее абсолютно равнодушная, лишенная каких-либо эмоций Нэрисса теперь издевательски изливает сарказм и даже приглашает в спальню. «Да что ты вообще такое?», — с определенной долей зависти думает он, не представляя каким образом хранитель рода влияет на ее настроение и душевное состояние, ибо надежды на то, что он хоть когда-нибудь сможет так же — нет. А Нэри смотрит выжидательно, и, на удивление, без обиды, что только подталкивает к постели. И магистр проходит, но не садится на кровать — усаживается на пол, прислоняясь к ней спиной и роняя голову на покрытый покрывалом матрас.        — Что хотел дедушка? Не думаю, что он вызвал бы без веской причины ночью…       Нэри не договаривает, но ему и не нужно, чтобы понять, о чем она: намек звучит в интонациях, слишком неопределенных для него сейчас. Даже глаз не приходится открывать — он чувствует ее взгляд кожей, сжимающимся нутром. И смотрит она пытливо, вопросительно, но молчит, не требует ответа незамедлительно, что удивительно приятно. «Как похоже на понимание», — хмыкает про себя магистр Смерти, выдыхая и прикладываясь к горлышку бутылки. Нестерпимо хочется избавиться от этого сгустившегося напряжения между ними, будто бы наполненного осторожностью с ее стороны. Хочется не гадать, может ли он прикоснуться в следующую секунду, и, в случае ошибки, с разочарованием ощущать, как она сжимается и деревенеет в его руках, а просто знать, что коснуться можно, без страха напороться на колючки, режущие что-то внутри.        — Одна из ритуалисток ДарЭйтена найдена мертвой в собственной предельно защищенной спальне, — хрипло делится он.       Картины изувеченной до не узнавания молодой демоницы встают перед глазами, и когда темные, потонувшие в крови волосы начинают светлеть, а застывшее в бесстрастной гримасе смерти лицо приобретать знакомые черты, Даррэн стискивает зубы. И Нэрисса сползает на пол, оказываясь рядом, в столь искушающей близости, которая выметает все ненужные мысли из отупленых бессчетным количеством перемещений и сопутствующих началу расследования дел. Тепло ее обнаженного съехавшим рукавом плеча на миг согревает случайным касанием, стирая из сознания видения, заставляющие сердце пропускать удары.       — Нашла служанка, готовила госпоже ванну, вышла буквально на пару минут, вернулась — а госпожа в новом, очень малоприятном виде. Все домены в режиме повышенной безопасности, Хедуши уже развернули заградительные кордоны, но смысла в этом мало. Скажи мне, радость моя, как можно превратить сильную демоницу в набитую мелко перемолотым мало определимым на состав фаршем оболочку за столь короткое время и не оставить следов в придачу?       Присаживаясь ровнее, магистр Смерти поворачивает к ней голову, видя, как ее лицо приобретает глубоко задумчивое выражение. Как она чуть нахмуривается, и маленькая складочка образуется между бровей, которую просто необходимо разгладить. Осторожно касается связи, не желая сделать хуже, чем уже… но улавливает лишь крайнее сосредоточение, и все.        — Припомню способа четыре навскидку, но без физического контакта это невозможно, — уверенно проговаривает Нэрисса.       Даррэн устало кивает, снова отхлебывая из бутылки. «Возможно», — слишком спокойно комментирует в ее голове Асмодей, и Нэри на миг поддается панике, вспоминая о сорванном щите. Но сомневаться в духе не приходится, и, подумав, она находит его предположение как минимум странным. «Бессмысленно», — коротко отрезает Нэрисса, понимая, что умеющих подобное не осталось вовсе. «С этим не поспоришь», — отвечает на последнюю мысль хранитель и снова исчезает, но зароненное его словами сомнение почему-то не испаряется следом.        — Верно, — кивает Эллохар, находя нечто странное в выражении ее лица, но сам себе не может объяснить, что не так. Продолжает смотреть просто потому, что хочется, но Нэри слишком быстро отворачивает голову, снова глядя вперед. — Но следов нет, вообще никаких. Я даже Тьера из супружеской постельки вытащил, а тот вытащил в свою очередь гончих. Кто был злее по итогу сказать точно не возьмусь, но дед явно лидировал в этой гонке.        — И ничего? Совсем?       На этот ее вопрос Рэн лишь чуть дергает головой, нахмуриваясь, и поставленное под сомнение предположение хранителя больше не кажется таким уж невозможным. А еще очень точно складывается в пазл с прежними наблюдениями, делая всю собранную цепочку попросту маловероятной. «Завтра», — коротко кидает дух, видимо, ощутив, как Нэри судорожно перебирает мысли, отбрасывая их, как несостоятельные.        — Кажется, у нас не очень хорошо выходит говорить друг с другом откровенно, если это не касается расследования или твоего обучения, — выдыхает неожиданно Даррэн.       Нэри ощущает легкий укол вины, потому как даже на эти темы полностью откровенной быть не получается. Но вместо задетой гордости и обиды просыпается робость, почти душащее смущение, выразительно указывающее на неготовность обсуждать что-либо личное. Она нервно подхватывает почти полную бутыль вина с пола, чувствуя, как подрагивают пальцы, делает несколько глотков, но огненное вино не успокаивает, только добавляет жара, теперь прокатывающегося еще и по горлу.       — Ты снова молчишь… Скажи хоть что-нибудь сама Нэри, я устал вытягивать из тебя по крупицам то, что мне необходимо знать.        — Мне действительно нечего добавить, Рэн.       Она говорит тихо, и смотрит исключительно перед собой, но даже так Эллохар может оценить взгляд как отсутствующий, словно смотрит она сейчас глубоко внутрь, а не на обтянутую шелковыми обоями с затейливым рисунком стену. И только тонкие пальцы тревожно поддевают этикетку на бутылке, выдавая истинные чувства.       — Давай просто…       Нэрисса вздыхает, более осмысленно глядя на выпивку в руках, но не выпивает, запрокидывает голову на постель, зажмуриваясь. «Бездна, почему так сложно-то?», — почти кричит про себя Нэри, ощущая пожирающе-внимательный голодный взгляд Даррэна, от которого даже отодвинуться под благовидным предлогом невозможно, за неимением оного.        — Что? Забудем?       В его тоне слышится усмешка, но сил посмотреть ему в глаза просто нет, это кажется невозможным, недопустимым, до мурашек пугающим. А он будто издевается, не желая оставлять тему:        — Сделаем вид, что ничего не было? — почти весело предлагает магистр Смерти.       Но в веселости этой столько горечи, что Нэрисса с трудом сглатывает, снова уставляясь в стену, старательно избегая его взгляда.       — А дальше что? Будем по отдельности пытаться сделать хоть что-то, чтобы исправить это? Отношения, прелесть моя, любые отношения — это партнерство.        — Значит, я не командный игрок, увы.       Нэри разводит руками, почти готовая рассмеяться собственной неуверенности, из-за которой слова не складываются в подчиняющиеся простейшей логике предложения, застревают в стыдливо сжимающемся горле.       — Мне сложно говорить о личном, Рэн. Было сложно всегда в принципе, но сейчас особенно — я просто отвыкла говорить о подобном с кем-то, возможно, за исключением Асмодея. И мне не очень нравится поднимать подобные темы или поддерживать их. Можешь считать это черствостью, гордостью, чем-то еще, это твое право.        — В качестве разнообразия, позволь считать, что ты просто боишься и тебе неловко.       Эллохар старательно сдерживает снисходительность в голосе, представляя, как может среагировать Нэрисса, но та все равно прорывается, вместе с едва заметной улыбкой, и Нэри коротко смотрит на него с непередаваемым чувством в глазах. А после, почти весело хохотнув, салютует бутылкой и прикладывается к горлышку, делая сразу несколько больших глотков, и щемящая нежность, всколыхнувшись в груди, заставляет его сердце биться быстрее.        — Хорошая версия.       Благосклонно кивнув, она ставит бутыль на пол, вытаскивает зубами сигару из мягкой бумажной упаковки и подкуривает, забавно зажимая ее в зубах и приобретая наплевательски-хулиганский вид. Маленький огонек вспыхивает на кончике пальца, рваными бликами освещая ее лицо, вновь и вновь заставляя магистра бесконтрольно, жадно всматриваться в смазывающиеся в играющих отсветах черты. Но спальня почти сразу погружается в темноту, а Нэри откидывается обратно, с удовольствием затягиваясь, и это чувство острого наслаждения кажется демону настолько острым, что он сам невольно улыбается.       — И я бы даже, в качестве исключения разумеется, согласилась бы, но вся правда в том, что я сама не знаю, почему не могу, Рэн. Это просто есть, и я ровным счетом ничего не могу с этим поделать.       Эти слова даются почему-то немного легче, и Нэри разумно полагает, что вино таки делает свое дело, помогая сбросить привычную зажатость. А пальцы все так же подрагивают, подхватывая выпивку, и она даже радуется, что Даррэн не видит этого. Отхлебывает еще и еще, до тех пор, пока головокружение не заползает в голову, затягивая ее зыбким туманом легкого опьянения.       — Всегда проще говорить о чувствах с теми, чьи чувства задеть не так страшно, — признается Нэрисса, запрокидывая голову и уставляясь в отвратительно гладкий и скучный потолок.        — Иногда нужно просто начать, Нэрюш.       Эллохар снова поворачивает голову в ее сторону, недолго молчит, глядя на трепещущие ресницы, отбрасывающие на щеки длинные тени. Не знает, как ее подтолкнуть, чем помочь, и даже привычные сарказм и подтрунивание не дают эффекта, наверное, потому что и самому всегда непросто говорить на подобные темы.       — Как бы это не было сложно, — почти шепотом добавляет он, ощупью находя ее ладонь, лежащую на полу, проводит по ней пальцами, ощущая, как вся она мелко подрагивает.       А Нэри, будто не замечая, снова берется за бутылку, продолжает надираться, не выражая протеста прикосновениям, и Даррэн скользит выше по руке, собирая складками длинный свободный рукав прозрачной ночной рубашки.        — У меня определенные проблемы с доверием, — вздыхает Нэри, а после со смешком исправляется, ощущая на себе скептический взгляд магистра Смерти: — Ладно, у меня огромные проблемы с этим. И я просто не хочу открываться кому-то, а тебе тем более. Уж прости, но ты умеешь бить по больному, как мало кто, да и тебе удастся это лучше кого-либо другого, чисто в силу той ситуации, в которой мы находимся. А демонстрировать собственную слабость я тоже очень не люблю, поэтому…        — Какая изящно завуалированная формулировка «люблю», радость моя, — с ехидным хмыканьем высоко оценивает ее пассаж Эллохар.       Но сколько бы не насмешничал, он не может отрицать единственного: он жадно ловит каждое слово, каждый звук, каждый вздох и взмах ресниц, упиваясь просто возможностью слышать ее, касаться, иметь простую в своей сути возможность видеть, как эмоции на ее лице сменяю друг друга.       — Почему бы не сказать проще — я люблю тебя, но ты сам виноват, что у меня очень непростой характер?        — Почему бы тебе просто не заткнуться? — разъяренно шипит Нэри, резко развернувшись и пронзая Даррэна гневным взглядом.       Возмущение вскипает внутри, и она, в два глотка допив остатки вина, обжегшего горло, откидывает бутылку, грозно надвигаясь на магистра, с лукавым любопытством следящего за ней.       — Для кого, Бездна тебя побери, я тут распинаюсь?       Алкоголь ударяет в голову горячей волной, подпитывающей эмоции, и только этим она может объяснить свое поведение, но останавливаться совершенно не хочется. И Нэрисса ощутимо толкает повернувшегося демона в грудь, заставляя упасть на плотный ковер. А он словно бы в насмешку издевательски спокойно вздергивает бровь.        — А разве ты начинала, Нэрюш? — с вежливым изумлением осведомляется он. — Мне казалось, что ты все это время с талантом прирожденного оратора избегала разговора, посылая меня известным маршрутом.       Его губы растягиваются в ухмылке, но вид снизу поражает сгинувшее в дальний угол страдать чувством собственной несостоятельности воображение — нависшая сверху Нэрисса, взбешенная, с рассыпавшимися по плечам волосами, в абсолютно прозрачном, отделанном лишь кружавчиками, и то для красоты, непотребстве, мало что общего имеющим с ночной рубашкой, помимо названия…        — Представь себе! — взрыкивает Нэрисса ему в лицо.       Встряхнув и без того растрепанной шевелюрой, она снова ударяет ладонью по его груди, почти не обращая внимания на то, что мужские ладони, бесстыдно забравшись под ткань, обхватывают бедра, усаживая верхом.       — Как думаешь, мне хочется вообще с тобой разговаривать, после того, как ты в пустыне, когда я пришла объяснится, сначала проигнорировал меня, а потом еще мозги чуть в фарш не превратил? Я чувствую себя обманутой в ожиданиях дурой, Рэн! И не только сейчас, а в принципе по жизни… Из сотен нормальных мужиков вокруг моя суть с мазохистским рвением истинной извращенки выбрала тебя! Святые титьки Претемной Праматери, да за что? — чувствуя, что ее кошмарно, до ужаса несет, патетично выкрикивает Нэри, но лежащий под ней Даррэн, кажется, вовсю наслаждается ситуацией.       Только сейчас, со всей трезвостью, возможной для пьяной темной, осознает, где собственно обретаются ушлые лапы хитро улыбающегося Эллохара, а также то, что некоторых, очень важных для леди деталей туалета на ней нет.       — Хватит пялится на мои сиськи! — рычит Нэри, видя, что он не только со стойкостью бывалого переносит скандал, который можно назвать супружеским, но и успевает наслаждаться открывшимися видами. — Ты за всю жизнь их столько повидал, что должен смотреть с равнодушным интересом целителя, и то, если увидишь что-то новое!        — Внутренний эстет за это время во мне не умер, как оказывается, а тут такие виды, как я могу не смотреть? — выразительно изгибает бровь Даррэн.       Он искренне радуется тому, что разговор выходит не напряженно серьезным, как он предполагал, а таким — на эмоциях, и Нэри понемногу начинает высказываться, пусть и в собственной, издевательской манере.        — Откуда вообще на моих полках эти тряпки?       Приняв неприятный факт опустения бутылки, она с раздражением фыркает и, приподнявшись, упирается одной рукой в постель, выискивая второй еще одну, затерявшуюся в подушках. Тихий вздох снизу сообщает, что Эллохару вообще все нравится, а потому Нэрисса не спешит: открывает бутылку, выталкивая магией пробку, и усаживается обратно, но, припомнив предыдущие случаи пребывания в подобной позе, благоразумно не ерзает. «Для домогательств выпила мало, для приличного поведения много», — резюмирует она.        — Сайлин, — дождавшись, пока она Нэри вернется в исходную позицию, сообщает Даррэн, пожимая плечами.       Взгляд сам цепляется за прикрытую тонкой газовой тканью грудь, чуть оттянутую напряженными сосками, поднимается выше, к губам, плотно обхватывающим горлышко бутылки и напряжение в паху нарастает благодаря схожести картинки с собственными фантазиями.        — Убью, — выдыхает, оторвавшись от вина, она.       Алкоголь все сильнее затуманивает разум, съедает стеснительность, а пристальное разглядывание Эллохара кажется даже приятным, льстит самолюбию. «Огненное всегда хорошо работает», — доносится довольное от Асмодея, заставляющее скептически фыркнуть. «Сейчас ты восприимчива, а вино магическое, выводит на эмоции», — поясняет хранитель, и к списку жертв своей беспрецедентной жестокости Нэрисса мстительно добавляет еще одно имя.        — Харэль не обрадуется столь радикальным мерам.       Заметив, что запал стихает, Даррэн осторожно скользит ладонями по ее спине, пробегает пальцами по позвонкам, невольно подсчитывая. А Нэри будто сдувается: парой минут назад хотелось скандалить, ругаться, махать руками и тыкать пальцем в грудь, высказывая, вываливая, обвиняя… Сейчас же, несмотря на наличие еще целой бутылки вина, гнев тает, и накатывает желание забраться в постель, обязательно под одеяло, свернувшись калачиком, или и вовсе попросится на ручки.        — Плевала я на него, у него жена извращенка и сводница, он еще спасибо скажет, — бурчит Нэри, складывая руки на груди.       Магистр Смерти присаживается, аккуратно придерживая ее под лопатки, всматривается в ее лицо, но она опускает голову, завешиваясь волосами так, что видны лишь печально опущенные уголки губ. Улыбается столь резкой перемене ее настроения, но она понятна — эффект огненного вина всегда скоротечен. Проводит пальцами по ее плечу, подхватывает подбородок, но прежде чем успевает отвести светлые пряди, Нэрисса тихо просит:        — Обними меня.       И сильные руки тут же обхватывают, крепче прижимая к теплому твердому телу. А Нэрисса, ощущая дикую неловкость и стыд за собственное поведение и состояние, утыкается носом в шею, глубоко вдыхая согревающие нотки сандала и мускуса. И почему-то сразу становится так спокойно, будто даже легче дышать, и, кажется, говорить тоже проще, слова больше не застревают в горле.       — Я стараюсь, правда, Рэн, но это сложно… Я не хочу, чтобы было так, как тогда… Тогда мне не было на кого опереться, и я привыкла к тому, что нужно со всем справляться самой. Не было кого-то, кто подскажет и поможет, подаст руку или исправит. Никого не было, даже Мейлин было не до моих проблем, а Асмодей не мог ничего поделать, ограниченный защитой родового дворца...       Она сама себе объяснить не может, зачем рассказывает все это, ведь это так напоминает обычные пьяные жалобы, но слова толкают друг друга, торопят, и объяснение получается сумбурным, рваным, невнятным. А мерно скользящие пальцы не подгоняют, расслабляюще поглаживают, и Нэри просто позволяет себе расслабиться, впервые за долгое время ощущая, как отступает преследующее по пятам чувство загнанности.       — Не хочу, как тогда, слишком больно… — помолчав, хрипло шепчет Нэри, когда глаза наполняются влагой. Но заплакать себе не позволяет, что-то не дает, и она смаргивает накатившие слезы, чувствуя, как растет давящий ком в горле. — Просто дай мне немного времени, совсем немного…        — У тебя есть время, сердце мое, — тихо выдыхает, касаясь губами виска, магистр Смерти, продолжая вести дорожку вдоль спины наконец расслабившейся девушки.       И чуть придерживает ее, невольно напрягаясь, стоит ей сделать попытку отстраниться, но из кольца рук не выпускает. Осознает словно впервые, как страшно упустить момент, отпустить ее, позволить вновь закрыться. Пристально вглядывается в лицо, только сейчас понимая, насколько изможденной, дико уставшей она выглядит. И замирает, сталкиваясь с взглядом темных, почти черных во мраке спальни глаз. Сердце ухает в желудок, когда тонкие девичьи пальцы, безвольно лежащие на плече до этого, вздрогнув, нерешительно пробегают по шее, поднимаясь вверх, касаются подбородка, губ, инстинктивно приоткрывающихся от легкого прикосновения. Следит жадно за тем, как ее взгляд опускается на собственные пальцы, как уже ее губы приоткрываются. И просто ждет ее решения, от которого действительно будет зависеть, сдвинутся они с мертвой точки, разорвут круг, по которому бесцельно бродят в бесцельных попытках найти выход, или нет. А когда теплые мягкие губы мягко, почти осторожно касаются, признает, что все это время не дышал, завороженно следя за ее действиями.       С тихим стоном Нэрисса прижимается крепче, ощущая, как сильные руки притискивают к сильному телу, и даже не успевает испугаться собственного решения — слишком быстро страх сменяется любопытством, подстрекаемым не только желанием, но и элементарной усталостью, вызванной напряжением всех этих месяцев. Но желание очевидно лидирует, потому что уже в следующую секунду она перехватывает контроль над поцелуем, превращая осторожный, почти нежный, в глубокий. Запускает пальцы в его тяжелые светлые волосы, чуть прикусывает нижнюю губу, заставляя застонать, и стон этот дергает внутри что-то томительное, тяжелое, давящее… И она едва сдерживает улыбку, тут же зализывая укус. Целует жадно, так словно не делала этого целую вечность, и только ерзает, не сопротивляясь, когда большие горячие ладони требовательно стискивают голые ягодицы, вжимая в мужские бедра, давая почувствовать силу его возбуждения. Впервые в его руках страх отпускает ее настолько, что Нэрисса действительно согласна на более откровенное продолжение, потому что сдерживаемое изо всех сил желание, подпитываемое еще и вейлой, не желает утихать: оно полнится, переливается через край, но сама она уже не может это контролировать, а Рэн вряд ли остановится сам. «Я не хочу воздействовать на него», — бормочет про себя Нэри, удерживая остатки контроля. Но вейла рвется, желая занять положенную ей часть сознания, ограниченная, изувеченная в кандалах разумности, а горячие мужские ладони уже без тени смущения и какой-либо осознанности ласкают тело, и под кожей разгораются сотни маленьких пожаров, соединяются в один, чтобы спалить дотла. И она ловит его судорожное дыхание губами, понимая, что воздействие таки присутствует: чувствует это в его запахе, поразительно остром, сильном, как никогда, в его резких движениях. В том, как он снова захватывает ее рот поцелуем, стоит ей оторваться, в тяжелом, мускусном аромате собственного возбуждения, стоящем в спальне, видит в его глазах, почти черных из-за расширившихся зрачков — пламя бушует лишь в тонких ободках радужек, едва заметных в темноте.        — Нет… — хрипло, держась из последних сил выдыхает Эллохар.       Но руки безвольно продолжают ласки, скользят по ее телу, а голова кажется тяжелой и мысли неповоротливыми настолько, что остановить все это не представляется возможным. Хочется лишь продолжать эту яростную, основанную на инстинктах гонку, чувствовать ее ладони, скользящие вниз по животу, борющиеся с ширинкой, видеть ответное, взаимное безумие в темных глазах.       — Нельзя, прелесть моя.       С диким, разрывающим желанием тело сожалением он отрывает ее руки от почти расстегнутых пуговиц на брюках, сжимает осторожно подрагивающие пальцы, пытается вразумить. Но разума в ее глазах нет, только голые инстинкты, и она с сумасшедшим сожалением простанывает, пытаясь вырваться. А демон, тонущий в тяжелом, сводящем с ума аромате, встряхивается, пытаясь думать головой, сколь сложно это ни было бы. Усилием воли останавливает собственные ладони, соскользнувшие с ее груди и пробирающиеся ниже, уже побывавшие везде, и выдыхает, снова привлекая к себе:        — Мое условие ты помнишь, сердце мое, — тихо, сорвано проговаривает Даррэн.       Он чувствует, как колотится в груди сердце, как напряженная плоть, сдавленная почти расстегнутыми брюками, болезненно ноет, но продолжить не может — ему нужна вся Нэрисса, целиком и полностью, а не поддавшаяся собственным инстинктам под влиянием алкоголя и ситуации.        — Ты издеваешься?! — возмущенно восклицает Нэри, уставляясь на него темными, из-за расширившихся зрачков, глазами.       Вздрагивает, не понимая, чего ему не хватает, почти в голос стонет от того, сколь близко его тело, горячее, жаждущее удовольствия, но поделать ничего не может — сжатые в тисках его ладоней пальцы почти сводит, так хочется прикоснуться. Прикрывает веки, взгляд полыхающих глаз тяжело выдержать, но она не борется — понимает, что пожалела бы, после, разумеется. Позволяет вейле брать главенство над телом, снова дотягивается самыми кончиками пальцев до груди, поднимает глаза, почти умоляюще смотрит. Но Эллохар не видит этого — откинув голову на постель, он тяжело, судорожно дышит, пытаясь прийти в норму, протрезветь от ее запаха, от алкоголя, от собственных пьянящих мыслей, сводящих с ума. И Нэри снова утыкается носом в его шею, уже зная, сколь чувствительна эта зона у Рэна, касается губами, скользя вдоль неровно бьющейся жилки, иступлено шепчет, не в силах остановиться:        — Я хочу этого, я хочу тебя, пожалуйста…       И демон, будто бы безразличный ко всему, откликается на немудреную ласку: выпрямляется, поднимается, упираясь руками в пол, затаскивает себя вместе с нею на постель, сорвано дышит, но молчит. И Нэрисса снова скользит губами, языком по шее, вниз по груди, задыхаясь, наслаждаясь оковами вейловой магии, дрожа в предвкушении, надеясь, изо всех сил надеясь на продолжение… Но сильные руки, лихорадочно подрагивая, вцепляются в плечи почти болезненно, притягивают выше, магией толкая бутылку с остатками вина в руки. Его дрожь, мелкая, острая, с остервенением отзывается по всему телу, и Нэри приподнимает ресницы. Глядит на нервически дергающийся кадык, когда он сглатывает, на пальцы с острыми когтями, прижимающие к боку, на трепещущие ресницы, настолько черные, что создают видимость подведенных глаз, как у некромантов. С ощущением неоспоримой победы смотрит на приоткрытые губы, через которые вырываются сиплые вдохи, но тихий, хриплый голос словно окунает в ледяную купель:        — Скажи, что любишь меня, Нэри… просто скажи… — задыхаясь, просит он.       Нэри чувствуя, словно ее закатывают в ледяную крошку, замирает, напрягается, но ответить не может. Будто язык примерзает к небу; мороз, пробежавший по коже, устроившийся под ней, отрезвляет, и она почти с ужасом смотрит на его профиль, едва различимый в слабом свечении лампы. «Не могу…», — сдавленно признается себе самой, и демон, расстроенно хмыкнув, повторяет ее мысли почти дословно:        — Не можешь… — он разочаровано выдыхает это, констатирует факт.       Даррэн стискивает в объятиях сильнее, сжимая до ломоты в ребрах, и молчит, так тяжело, так болезненно, не открывая глаз, и в груди у Нэриссы что-то тяжело вздрагивает, трепещет, не поддаваясь логике, холодному разуму.       — Ты не можешь сказать этого, Нэри. Не можешь даже подумать об этом, а значит все мои попытки бессмысленны, — подводит печальный итог магистр Смерти, и его голос снова становится сиплым, а кадык дергается, будто он с трудом сглатывает болезненный комок в горле. — Но, даже несмотря на это, я все равно люблю тебя… — надломлено, будто нехотя выговаривает магистр, и Нэри, ощущая себя до невозможного жестокой к нему, с тихим выдохом прячем лицо на теплом плече, обтянутом шелком рубашки.        — Дай мне время, Рэн, — выдыхает в ответ Нэрисса, касаясь губами горячей кожи шеи, под которой резко отбивает ритм жилка. — Дай мне время признаться в этом самой себе. Я никогда не была трусихой, чтобы сказать что-то тебе в лицо, себе признаваться всегда страшней.       Нога невольно обвивает мужское тело, как и рука, и Нэри позволяет себе уткнуться губами в жаркое тепло, дышать им. Позволяет себе наслаждаться, пусть и мгновения этого почти болезненного удовольствия скоротечны.       Тем временем пальцы скользят по широкой напряженной груди, окончательно расстегивая пуговицы, обнажая тело, и Даррэн не сопротивляется, позволяя ей это. А Нэрисса позволяет себе еще большее. Вновь усаживаясь верхом, ощущая под собой восставшую плоть, продолжает раздевать, смотрит в приоткрытые глаза почти нестерпимо трезво. Даррэн чувствует, как она тревожно вглядывается в его лицо, непроизвольно хмурое, как касается пальцами висков, скользит к щекам, легко целует губы, едва ощутимо, но он инстинктивно тянется вперед, к ней, негромко простанывая, понимая, что вспыхнувшее возбуждение так просто не погасить. Окунается в омут голых ощущений, и кончики пальцев, почти прохладные по сравнению с его кожей, кажутся ледяными, заставляют вздрагивать. Но и это не сдерживает — хочется прижать ее сильнее, опрокинуть на спину, ласкать, брать…       — Я люблю тебя, Рэн, — тихо, едва слышно бормочет Нэрисса.       Она вновь касается сжатых губ невесомым поцелуем, дрожит всем телом от того, скольких усилий стоит это признание: нетрезвое, под давлением инстинктов и вина, но от этого не менее правдивое, не менее болезненное, почти уничтожающее. «Ты так просто сдашься?», — издевательски спрашивает что-то темное внутри, и Нэри вздрагивает, борется, но все тщетно — сознание, холодное, расчетливое стремится вернуться, снова завладеть расслабленным разумом, захваченным вейлой, и она поддается сну, лишь бы не чувствовать леденящих душу оков разумности.       «Так проще», — думает она, и мысли тяжело ворочаются в голове, а рука Рэна, такая горячая, прижимает к телу настолько правильно, что сопротивляться нет сил. Никаких. «Так правильно», — решает Нэрисса, прежде чем нездоровый, ненастоящий, наведенный, и в этом сомнений нет, сон накрывает с головой, вытесняя все из мыслей.