***
СБИ, Императорский Дворец, Столица Темной Империи Тишина коридоров тайной службы в первое мгновение оглушает, и Эллохар, выступив из огня, с задумчивым прищуром оглядывает темное пространство каменной кишки. Уловив движение в противоположном конце, с усмешкой закладывает руки за спину и направляется вперед, прекрасно зная, кого встретит. — Нэйс, Тьер где? — поравнявшись с раздосадовано выдохнувшей стеной, спрашивает он, и морф, поплыв очертаниями и исказив рисунок стенных панелей, с недовольством проявляется, хмуро глядя на магистра Смерти. — Третий подземный, — нехотя бубнит он, и Даррэн, криво усмехнувшись, кивает. — Значит, допросные. Отлично. Поговорим предметно — это просто замечательная новость, — и обернувшись на закатившего глаза морфа, осведомляется, вскинув вопросительно бровь: — Хороший улов? — Приличный, — коротко отвечает Веар, шагая следом за демоном. — Приказано встретить и ввести в курс дела, начальство плотно занято для объяснений. — Поздно, — сообщает проникновенно Даррэн с ехидной улыбкой. — Начальство уже здесь. И указав рукой в темноту коридора, первым направляется вперед. Неторопливо и вальяжно, почти прогулочным шагом, что явно раздражает морфа, но отказать себе в очередной порции издевательств над подчинёнными Риана он просто не может. «Коллектив нужно держать в тонусе» — оправдывает свои действия он, а увидев вышедшего из-за поворота Тьера, широко ухмыляется. — Ну надо же, стоило мне отправиться в незапланированный отпуск, как работоспособность твоего отдела повысилась, Тьер, — с великосветской вежливостью, пропитанной язвительностью, протягивает Эллохар и добавляет задумчиво: — Может, мне стоит чаще брать отгулы? Особенно от работы, на которой мне и медяшки не платят. Тьер, кажется, только фыркает неслышно на его прочувствованную и полную издёвки речь, но хорошее настроение ввиду провожательного поцелуя Нэриссы нисколько не снижается. Однако, заметив максимально серьёзное выражение лица ученика, он мгновенно меняет тон: — Что-то серьёзное? — уточняет Даррэн и, понаблюдав за тем, как вздергивается бровь Риана, изменяет формулировку: — Или скорее любопытное… — И тебе кошмарных, — коротко кивнув учителю, Риан передаёт папки с протоколами допроса и записывающие кристаллы морфу: — Это ко мне, Веар. Займусь, как освобожусь. Эллохар, — переводит он взгляд на любопытствующие глядящего на него магистра Смерти, — тебе понравится. И безмолвно и загадочно развернувшись, снова углубляется в переплетение коридоров. На двадцатой ступени вниз старательно сохраняемое другом молчание начинает раздражать Даррэна, и он едко проговаривает: — Ближе к сути. Я, знаешь ли, имею множество других дел, у меня сотни адептов, после каникул не отличающихся примерным поведением… — У культистов сбой настроек, — сообщает Риан с весьма странными интонациями и передаёт единственную папку, оставшуюся в его руках. — Ознакомься. Распахнув оклад, магистр быстро пролистывает заполненные формальностями первые листы и, углубившись в содержание, задумчиво хмыкает: — Значит, магия Бессмертных таки работает… Сбой настоек или Блэк в какой-то момент потерял бдительность? — высказывает предположение он и, уловив кривую усмешку Тьера, выжидательно замолкает. — Нет. Видимо, сошек он обрабатывает не так скрупулёзно. Но это не значит, что они не могут знать чего-то полезного. Собираем по крупицам, но в связи с Западным ты оказался прав — переворот точно был организован с его поддержкой, на это указывают воспоминания допрошенных. — И ты не побрезговал убийствами, чтобы отыскать это в последних минутах их жизни? — удивленно уточняет Эллохар, задумываясь. — Сколько осталось? — спрашивает он парой мгновений позже, и Риан, хмыкнув неоднозначно, коротко отвечает: — Вчера было сорок, сегодня — двадцать семь. Я не стал дожидаться окончания твоего рандеву, а данные Блэку клятвы периодически срабатывают…. — И? — интонации Тьера звучат легко, практически беззаботно, но Даррэн не обманывается: что-то кроется за ними, и он не будет его учителем и другом, если это не тщательно сдерживаемая ярость. А ввиду обнаружения более чем явной связи с Западным королевством и культом Тьмы дроу… — Дэя в ходе расследования, плёвого и простого — убийство тролля, обнаружила на месте преступления ритуальный атам жреца, — совершенно спокойно, нарочито медленно тянет Тьер, и Эллохар, понимающе нахмурившись, кивает. Этого стоило ожидать. — Идущие путём ненависти? Дэя трогала клинок руками? — сыплет вопросами он, и по тому, как выдыхает Риан, предугадывает содержание ответов. — Да. И да. Уверен, что убийство этого тролля всего лишь прикрытие, приманка, — морщится Риан напряженно, спускаясь по тускло освещённой лестнице на уровень ниже. — Рядом была обнаружена подземная ловушка. — Пытается бить по всем и распылять внимание, — кивнув, мрачно сводит брови Даррэн, задумываясь. — Или тут что-то еще… Все складывается на удивление ровно, гладко и безрезультатно для них. И пусть изначально все находки и подтверждения предположений кажутся ему чистой случайностью, стоит попытаться выстроить их в ряд и хорошенько обдумать, как совпадению не остается места. «Пришло время задавать неудобные вопросы и получать интересующие меня ответы» — думает он, с лязгом закрывая тяжелую железную дверь. Единственное, что не укладывалось в картинку, как лишняя деталь от детского пазла, это неожиданная активизация идущим путём ненависти. Слишком резко, слишком беспричинно они начали действовать. — И вот вопрос, Тьер: почему именно сейчас? Жрецы Тьмы сидели ровно и не лезли открыто в дела Империи со времён смерти прошлого императора, а теперь это. Причем совершенно бессмысленно — пытаются ударить по приближённым ко мне и Нэри за неимением возможности заполучить желаемое? — магистр Смерти нахмуривается сильнее, расцепляя заведённые за спину ладони, и резко ускоряется. Расслышав приглушённый толстыми стенами вопль, он безошибочно выбирает допросную и не ошибается. — Не вяжется, согласен, — кивает скупо Риан и, придержав дверь, которую Эллохар уже был готов распахнуть, проговаривает: — Либо мы чего-то не знаем, либо у них что-то пошло не по плану. — Мы ничего не знаем, Риан, — раздраженно морщится Даррэн. — Ничего. Блэк оказался умнее Саарды, пусть и не во всем: если с ритуалами он мог не особо скрываться, лишь путать следы, мы бы и так не разобрались в их назначении, то здесь… — он пару раз сжимает и разжимает пальцы, задумчиво, напряженно глядя на собственную ладонь, а после вскидывает голову, прищуриваясь. — Он очень хорошо скрывает все остальное. И вот скажи мне, Тьер: в каких случаях темный будет так усердно прятать концы в воду? Ведь мы так и не нашли ни ритуалистки, что работала на него, ни мест дислокации его игрушек… — Это личное, — хмыкнув задумчиво, протягивает уверенно темный в ответ, и магистр Смерти криво усмехается. — Именно, — опасно щёлкнув когтями по ручке двери, Эллохар таки распахивает дверь, первым проходя в небольшое темное помещение. Плетение заглушающего купола срывается с его пальцев секундой позже, и он продолжает, прислоняясь спиной к стене и лениво оглядывая следователей: — А если вспомнить, что он утратил огонь — картина вырисовывается пусть и не совсем однозначная, но любопытная. — Думаешь, ритуалы нужны были именно для этого? — вскидывает бровь Тьер задумчиво. — Вернуть пламя? Логично и вполне объяснимо, если это вообще возможно. Вот только… — Только Нэри не ответила на вопрос о пламени прямо, — вздыхает магистр устало. — Лишь обмолвилась, что огонь и магия Мрака это своеобразные элементы одного целого, уравнивающие друг друга. Мрак усиливает огненную суть, огонь, в свою очередь, сдерживает Мрак от захвата разума и поглощения личности. — И перед нами встаёт еще один вопрос, — усмехается Риан мрачно, склоняя голову, но не сводя пристального взгляда с работающего над пленником мастера Крови, — как именно он утратил пламя. Эллохару остается только кивнуть — мастер Крови, свернув свои инструменты в кожаное нутро чёрного футляра, поднимается с места, и следователь, с довольным блеском начинающего садиста в глазах обернувшись к начальству, сообщает с темным удовлетворением: — Лорд Тьер, готово. Мастер Крови степенно выходит за двери, походя кивнув Тьеру, следователь притягивает к столу два стула, стоявших в рядке таких у стены. Риан присаживается, пододвигая к себе протокол допроса, просматривает бегло и, обернувшись на опустившегося на стул с другой стороны стола Эллохара, передаёт ему папку. — Что по остальным? Короткий вопрос гулким эхом прокатывается по стенам, прикованный к хлипкому на вид стулу пленник судорожно дергается, зажмуриваясь, и бледнеет еще сильнее, хотя, кажется, больше уже некуда, а кивнувший следователь, откашлявшись, докладывает: — Очевидно, что сошек пригнали из разных мест. Шестеро подохли, и снять слепки памяти мы не успели, еще троим выжгло мозги клятвами, у остальных заметные вмешательства менталистов, однако семеро точно побывали в гостях у наших друзей в Западном. — И этот? — оторвав взгляд от папки, кивает на скованного плетениями и цепями для верности мужчину Даррэн. Обернувшийся следователь кивает еще раз, и магистр, вздёрнув тёмную бровь, оглядывает допрашиваемого с большим любопытством. — Подробности своей экскурсии по подземельям культа не выложил? — Нет, хотя клятвы сняты, — проговаривает медленно Тьер, принимая протянутую Эллохаром папку. Медленно переводит взгляд на пленника, прищуривается, внимательно изучая закушенные в кровь губы и чернильные тени под глазами. Даррэн только ухмыляется уголками губ — видеть правильного Риана таким приятно. — Ты же понимаешь, что проще просто рассказать? — обращается к пленнику Тьер, складывая руки на груди и буквально являя собой образец терпения. — Не то чтобы я не хочу пытать, признаюсь честно. Я умею и люблю как процесс, так и его результаты. Мы можем поступить так, — поднявшись с места и пройдясь по камере, он замирает у стены, прислоняясь к ней спиной, но взгляда с пленника не сводит, — я задаю вопросы, ты отвечаешь, следователь записывает. — Или я могу расстроиться, измучиться любопыством и нетерпением, а терпением, как добродетелью, я не обладаю, — с улыбкой вступает Эллохар, беззаботно покачиваясь на стуле, — и просто выпотрошить тебе мозги. Сам понимаешь, выбор невелик. А я очень люблю практику и всегда предпочитаю ее теории. Кажется, игра на нервах таки приносит свои плоды — допрашиваемый сухо сглатывает, косясь на стоящего у стены Тьера, словно бы спрашивая, действительно ли он позволит пытать его, а после переводит взгляд на расслабленно покачивающегося на стуле Эллохара, и в его глазах вспышкой мелькает страх. И язык развязывается словно бы по волшебству, не имеющему никакого отношения к магии. — Я скажу. Скажу, что помню, — хрипло бормочет он, потряхивая головой и словно пытаясь собраться. Прикрывает глаза, поморщившись, и переводит дух. — Я помню совсем немного, воспоминания путаются. Помню темный зал и существ в балахонах. И дроу… необычного, он, кажется, предпочитает золото. По крайней мере, был одет в золотое с ног до головы. Вскинувший бровь магистр Смерти смотрит на Тьера с определенной выразительностью, и тот, прищурившись, задумчиво и с любопыством оглядывает пленника. Явно что-то прикидывает в уме — это Даррэн замечает сразу, прекрасно зная ученика. Но предположениями делиться не спешит. Плавным шагом Риан возвращается к хлипкому стулу, усаживается, снова складывая на груди руки, и требует безразлично и даже устало: — Дальше. — Дроу… были обычные. Привычные, в смысле, — допрашиваемый будто путается в словах, и его напряжение сейчас очевидно: он хмурится и морщится, воюя с собственной неидеальной памятью, повреждённой вмешательством паразита, жилы отчётливо проступают на шее, обрисованные венами виски покрываются испариной. Даже прикованные к подлокотникам кресла ладони добела сжимаются в кулаки. — Вот только тот золотой, он словно бы руководил всеми остальными. Ему не нравилось непослушание некоторых братьев их ордена, а этим братьям, кажется, не нравилось то, что золотой с кем-то сотрудничает. Это, кажется, задевало их гордость. А с кем — не помню… Выдыхает пленник натужно, будто его сжимают в невидимых тисках, по капле вжимая драгоценный воздух из лёгких. Пытается сгорбиться, повиснуть на путах плетения, но нити не дают — обжигают предупреждающе, и мужчина дергается, глухо застонав. — Можете поджарить мне мозг, если хотите, — сипит он потерянно, и Эллохар в какой-то миг ловит себя на сочувствии. Ловит и тут же отмахивается, забивает его, не давая усилиться — Нэрисса не зря говорила, что с паразитами не все так просто. Поэтому верить в раскаяние он не собирается, даже понимая, что сейчас услышит очередную слезливую историю. — Все, что мог, я уже потерял — магию, которую непонятным образом отобрали там, в подземельях ордена дроу, брата, за которым я и пошёл на сделку с культом. Мне… плевать, и я знаю, что со мной что-то не так. Очень не так. Оно… — он сглатывает напряжённо и словно бы испуганно и выдыхает тихо: — как будто живет своей жизнью во мне. Шевелится, течёт по венам, движется под кожей. Лезет в голову. Риан, услышав это, мгновенно поднимается с места. Не говоря ни слова, подступает к дёрнувшемуся, а после сжавшемуся пленнику и, обхватив его голову руками, на миг оборачивается к Эллохару. — Что-то такое я предполагал. Нэрисса не раскрывала подробностей воздействия паразитов? Слишком уж по-разному они действуют во многих случаях. — Можно объяснить это разным уровнем подверженности ментальным вмешательствам, — пожимает плечами магистр Смерти, но все же ощущает, как натянутым канатом позвякивает интуиция. И, склонившись, пристально всматривается, пока Риан, сдирая защиту слой за слоем, докапывается до беззащитного нутра допрашиваемого — внутренних каналов. — Или нельзя… — осмотрев представшую перед глазами сеть, залепленную чёрной маслянистой тенью и будто бы изъеденную какой-то явно плотоядной дрянью, он поднимается с места. — Менталисты не помогут, паразит разъел его каналы и забрался в источник. Я даже не уверен, что рука Смерти поможет вытащить хоть что-то, мозг тоже поражён. Несмотря на озвученное, Эллохар не сомневается — вытащить хоть какие-то крохи воспоминаний получится, как и зачистить закладки. Какой бы не была умной дрянь, подсаженная в несчастного мужика Блэком, ментальные установки, вместе со всей магией тела, она тоже пожирает —в этом он был уверен. Поднявшись со скрипучего стула, Даррэн спокойно подходит к пленнику с обратной стороны и, склонившись, недолго смотрит в глаза. Страх, животный, почти инстинктивный ужас замечает сразу, но это слишком привычно для него, если не сказать обыденно. Ищет другое — попытки сопротивляться внесённой в тело и разум установке паразита. Без применения руки Смерти: ослабленный разум, неспособный защитить от проникновения посредством взгляда паразит, общая измождённость и поврежденные каналы — все складывается как никогда удачно. Но как не смотрит, не обнаруживает искомого и, только отступив, почти ощутив досаду и тень разочарования — есть еще и другие пленники — обнаруживает крохотную искорку злости. Не на культ, существ и мир в целом — нет. Трезвой злости пленника на самого себя. — С этим можно работать, — выпрямившись, поводит плечами, разминаясь, Даррэн. — Работёнка будет долгой и кропотливой — снова собирать все по кускам да крупицам, — вздыхает устало он и поводит пальцами. Рука Смерти послушно сплетается, стягивая ладонь чёрной дымчатой перчаткой. Пальцы пронзает разрядом, ухмылка на миг мелькает на губах, тут же сменяясь сосредоточенностью. Приступает он без предупреждения, только свободной рукой подаёт твёрдый деревянный брусок, который допрашиваемый понятливо сжимает зубами. Погружение оказывается ещё более неприятным, чем сам магистр предполагал — темное, липкое нечто по ощущениям напоминает тенета плотоядных пауков, пропитанные помрачающим разум ядом. Эта хмарь путает, задерживает, сбивает концентрацию, не позволяя выхватить обрывки тусклых картинок из памяти. Но зацепиться все же удаётся: первое видение, отчётливо напоминающее ему подземелья дроу антуражем и изрядно мрачной обстановкой, оказывается достаточно плотным. Темные коридоры теряются в обрывках тумана и слепках других воспоминаний, звуком и ощущениями накладывающихся поверх. Но фигуры в балахонах Эллохар видит отчётливо, как и то, что согнанные в кучу маги оторопело оглядываются, прежде чем начать бежать. Кажется, их загоняют в лабиринт кошмаров — любимое пыточное устройство темных ушастых, обросшее занимательным мхом, красиво фосфоресцирующим и так же легко сводящим с ума своими спорами. Бег, в процессе которого часть и вовсе затоптали, оканчивается невысоким полузатопленным гротом на нижних уровнях. А дальше, очевидно, воздействие на тело и разум усиливают — воспоминания снова начинают напоминать истёртую до дыр временем ткань. Короткие и скудные трапезы сменяются эпизодами сна, Даррэн четко ощущает холод и стылую безнадёгу, страх, когда приходит надзиратель, на все вопросы о будущем пленников отвечающий, что нужно ждать распоряжений начальства. Надежда мелькает всего раз, острая и горько-сладкая, чтобы тут же смениться подозрениями и новой волной страха: когда приходит обещанное начальство. Лорд без лица, различить можно лишь длинные чёрные волосы, рассыпающиеся по плечам — чему Даррэн нисколько не удивляется, только хмыкает скупо — и жрец в золотых одеяниях. Увидев не только выкрашенный в золото плащ, но и сапоги, и тунику, и даже рукоять ритуального атама, Эллохар не знает, смеяться ему или же сокрушаться дрянному вкусу несчастного и хилого умом ушастого. А прислушавшись к разговору, и вовсе нахмуривается, пусть и ловит только обрывки: — Тебе нужно пушечное мясо не из своих. А я готов поделиться… Прежде чем поглотить, нужно подкормить. Так вот он — твой корм, — властный голос, чуть насмешливый, словно бы Блэк забавляется, звучит расслабленно и почти безмятежно. — Я не уверен в качестве твоего корма. Сколько из них магов? Треть? Четверть? — жрец звучит молодо, звонко. Высокомерно и лениво, но очевидно нервно. Нетерпеливо. — И этого хватит, поверь моему опыту… — со смешком откликается удаляющийся, начинающий дребезжать баритон. Магистр Смерти, понимая, что дальше ничего полезного или хоть сколько-нибудь стоящего не увидит, брезгливо отнимает руку от виска изрядно взмокшего мужчины. Смотрит почти с жалостью: такие обрывки памяти могут говорить лишь об одном — ментальный фон, его целостность не подлежат восстановлению. Пара месяцев, возможно, год, и он, утратив когнитивные функции, не сможет даже обслужить самого себя. В перспективе — овощ. Уже сейчас, после воздействия руки Смерти, это должно проявиться: адекватных ответов на вопросы ожидать не стоит. Но мужчина удивляет — простонав, он запрокидывает голову, часто дыша. Крепко зажмуривается, сглатывает судорожно и шепчет, слезящимися глазами уставляясь вслед уходящему в дверям Эллохару: — Он будто издевался над ним… Тот, что без лица, над золотым. Говорил снисходительно, смотрел как на дерьмо. Но при этом будто угодить старался. Наверное, имеет на мальчишку какие-то планы… — Мальчишку… — эхом повторяет за ним Даррэн и, обернувшись, прищуривается. — Юнец, говоришь? — пленник только голову устало склоняет, подтверждая. — Как проходило принятие в культ? — задаёт еще один вопрос он, и только задав, понимает, что ответ чрезвычайно важен. — Мы касались железного символа, снятого с алтаря в каких-то подземельях. Не у дроу. Он не светился, не было излучения, ничего… Я думал, это просто игры фанатиков. Тьер, кажется, осознав причину вопроса и обдумав ответ, коротко кивает и, кинув взгляд на Эллохара, проходит к двери. Распахнув скрипнувшую тяжелую створку, замирает, а затем проговаривает негромко: — В отдельную камеру. И первым покидает непонимающе, но очень любопытствующе смотрящего вслед следователя. Коридоры казематов они преодолевают в полном задумчивости молчании, ровно так же поднимаются на уровни выше, выходя на второй подземный — вотчину Тьера. Косятся на дверь отдела расследований и, обменявшийся кивками, проскальзывают в двери. — Не здесь, — качает головой Эллохар, замечая недовольные и отчасти вопросительные взгляды команды Риана. Кабинет встречает темнотой и тихим шорохом песочных часов на стене. Тьер, присев на край стола, перекладывает папки в одном ему известном порядке, Даррэн отходит к узкому шкафу, принимаясь перебирать пальцами корешки редких здесь книг по расовой психологии, традициям и особенностям ментального устройства. Тишина, сосредоточенная, но какая-то тяжелая, прерывается тихим, заметно усталым вздохом и вопросом, по сути являющимся риторическим: — Так значит, дроу? Даррэн, замерев, оборачивается, с сочувствием разглядывая Риана: работа в сочетании с неугомонной супругой, только подливающей места в огонь и подкидывающей проблем, очевидно изматывают его. Присев в кресло напротив, он с пониманием глядит на криво усмехнувшегося ученика и задаёт много раз слышанный от деда вопрос: — Ты давно нормально спал, Тьер? А ел? — видя, как морщится друг, но только усмехается, снова понимающе. Но не без сожаления. — Ох уж эти человечки — ни поспать, ни поесть нормально не дают. Ночами покоя не дает, так хоть кормила бы нормально, — притворно возмущается магистр, когда друг выразительно закатывает глаза. — А сам-то? — ехидствует Тьер, растирая руками лицо и прикрывая глаза. А затем разглядывает пристально, словно бы пытаясь отыскать что-то. — А я слишком хорошо провел время, чтобы жаловаться на недосып, — разводит руками Эллохар и мгновенно переходит к более важной теме: — О видах паразитов, способах подселения и влиянии на разум допрошу Нэри, вряд ли отвертится. А вот к дроу, особенно к их очаровательной безопаснице придется заглянуть тебе — меня она и все ее дочери страсть как желают особо жестоко убить, предварительно изувечив. — Я догадываюсь, какими будут ответы, — бормочет Риан едва слышно, смыкая веки. — Переворот очевиден, факты налицо. Орден желает власти, королева и ее дочери в этом безуспешно отказывают. Но зачем дроу Блэку? — Ты упускаешь один важный момент, — проговаривает Даррэн и, хмыкнув, откидывается на спинку стула. — Переворот осуществлён не только в общем, но и в ордене в частности. Золотой жрец — разве не любопытная фигура? А что до надобностей Блэка… — тут Эллохар сомневается, высказывать ли предположение, но таки заканчивает: — Не мытьём, так катаньем, Риан. Судя по воспоминаниям мужика, они кого-то кормят магами, как это делали в Третьем. Кого-то сильного и определенно опасного. И за кормёжку отвечает как раз золотой. — Значит, безопасница дроу, — кивает его словам Тьер, и магистр Смерти поднимается из кресла. — Значит, так. А у меня еще один допрос намечается, — ехидно тянет он, потягиваясь и выпрямляя вверх сцепленные в замок руки. Оборачивается на отсчитывающее минуты часы и тянет тихо: — Но не сегодня, не сегодня, а жаль. Сообщишь об итогах встречи с дроу. Кивок Риана он встречает ироничной, но заметно тяжёлой ухмылкой, а следом, перебрав цвета пламени от синего до золотого, со вздохом ступает во взметнувшийся всполох. — Поспать не забудь, иначе в гарем утащат — глазом моргнуть не успеешь, — кидает на прощание Эллохар, и Тьер, гадая, издевательством это было или своеобразной, но заботой, прослеживает взглядом опадающие языки пламени.***
Дом лорда-директора, Ксарах, Темная Империя Сообщение о прибытии двух весьма важных для нее лордов в Ксарах Нэрисса получает, только закончив лениво попивать чай и вернувшись к составлению плана практической части теперь уже магистерской по плетениям. Приятно удивившись тому, что небольшого вестника, незнамо как проскочившего охранную систему дома Эллохара, прислал именно Зар, не обещавшийся быть, она с пару мгновений припоминает местонахождение указанной в сообщении таверны и с улыбкой снимается с места. Спустя десяток минут выйдя за порог дома, прикладывает ладонь к двери, замыкая охранную сеть, и, оглядевшись, принимает решение пройтись. Заснеженные, как с картинки, улочки города манят весельем прохожих и пока неявной праздничной атмосферой — в Империи не принято праздновать наступление зимы, в почёте только день ее Смерти, но то тут, то там проглядывают яркие огоньки и украшения на лавках и домах, присыпаемые снежком ленты гирлянд развеиваются на ветру. Влившись в редкий пока поток прохожих, час все же ранний, вечер только близится, Нэри медленно бредёт, пытаясь напитаться парящей в воздухе лёгкостью. Прислушивается к громким взрывам смеха, кивает прогуливающимся адептам школы Смерти — те уже наводняют улочки, вернувшись, чтобы подготовиться к новому семестру. Но размышления, нагрянувшие по возвращении из пустоши, отступать, похоже, не собираются, не давая окончательно расслабиться. Мысли, странным образом переплетаясь, перескакивают с Дрэя, встреча с которым вот-вот предстоит, и ощущаемой неловкости, изрядно замешанной на чувстве вины, на Эллохара, который, судя по всему, всерьёз воспринял установленные ею в пустошах правила. Ну, или делал вид. В любом случае, его занятость сейчас была только на пользу — Нэрисса с досадой признавала, что непозволительно расслабилась, позабыв о многих, слишком многих важных делах. Влюблённость и флёр романтического настроения, конечно, хорошо, но не настолько, чтобы позволять этому окончательно лишать разума. И первым делом по возвращении следовало бы связаться с Асмодеем, ибо некоторые дела не требовали отлагательств, но… Нэри, стыдливо прикрывшись от внутреннего голоса, неожиданно обретшего крайне осуждающий взгляд, позволяет себе еще день. Или два. Но совсем не на романтичные милования с Рэном, этого точно в планах нет — слишком уж многое было отложено и позабыто из-за расслабления в пустоши. И очертить границы снова, напомнить о них, является первоочередной задачей. Просто ради собственного спокойствия. Главная площадь, на которой и располагалась упомянутая Заром таверна, гудела, пожалуй, громче всех остальных пройденных Нэриссой улиц: адепты, распределившийся у трёх имевшихся тут заведений, обменивались новостями, приветствовали друг друга и в целом наслаждались свободным от ограничений школы общением. Оглядев мигающую вывеску над таверной и усмехнувшись некоторой пикантности изображения на ней, она, пропустив вышедшую из тёплого зала парочку, придерживает дверь. А войдя, улыбается шире — тепло хорошо протопленного помещения окутывает запахом специй, горячего напитка на основе вина и ягод, фирменной кабаньей похлёбки и мяса. Искать Дрэя и Зара долго не приходится: Салазар, заметив ее первым, высоко приподнимает кружку и, улыбнувшись, приглашающее махает рукой. Обойдя столики и миновав парочку крайне замученных даже с виду подавальщиков, Нэрисса скидывает пальто на скамью рядом с приветственно улыбнувшимся Заром и опускается рядом. — А ты быстро, — вместо слов приветствия кивает одобрительно Файлор, — кошмарных и ужасающих в рядах адептом школы Смерти, да? — Ты слишком привык к рафинированным леди, Зар, — фыркает насмешливо Дрэй, прикрывая ухмылку кружкой. — Муштра академии не забывается. Посмотрим, что значит для местных адептов боевая готовность. — Смертельных я бы сказала, — хмыкает в ответ Нэрисса, откидываясь на спинку скамьи и оглядывая зал на предмет свободного подавальщика. — Думаю, вы оцените. Старается не смотреть, но Дрэй кажется расслабленным: улыбается легко, во взгляде больше не проглядывает что-то болезненное, да и в целом он кажется более счастливым. И, видимо, пытается игнорировать ее внимание, но блуждающий по помещению взгляд замечает. — Вот и распишешь в подробностях, — улыбается задорно он и, со стуком опустив кружку на стол, поднимается. — Кажется, нам нужно заказать еще выпивки: лично мне стыдно сидеть с кружкой в компании трезвой как стекло леди, а у этих бедняг не допросишься, — махает он рукой в сторону взмыленных подавальщиков, на последнем издыхании таскающих подносы. — Тебе что? — Их фирменное, — выдыхает Нэри негромко: Дрэй пусть и смотрит на нее, но будто сквозь, не видя или снова стараясь игнорировать. И добавляет на чуть приподнявшуюся в ответ бровь: — Они знают. — А мне того же и побольше, — вставляет, приподняв кружку, Зар, и Азарон, лавируя меж столиков, удаляется к запружённой существами стойке. Молчание повисает на пару минут, в которые Дрэй добирается до хозяина заведения, странное такое молчание, будто бы чуть виноватое и сочувствующее. И Нэрисса снова ощущает неловкость, теперь уже перед Салазаром, прекрасно осведомлённом обо всем произошедшем. — Дай ему пару минут, чтобы собраться, — тихо проговаривает Зар, и на ее пальцы опускается ладонь. Подняв взгляд на опершегося локтями о стол друга Нэри улавливает скользнувшую по губам мягкую полуулыбку. — Он и так старательно готовился к этой встрече, слишком уж не хочет совсем тебя терять. Выкупил поблизости дом, привёз сюда жену, до пустого звонка в яйцах трахал ее со вчерашнего вечера, чтобы не смущать тебя своим поведением… Брови Нэриссы удивленно вздымаются, и она снова переводит на Салазара взгляд. Не знает, что именно сейчас написано на ее лице, потому что он просто усмехается, так привычно и чуть насмешливо. Но осознает — ближайшие полгода будут непростыми. Совершенно точно. Неловкость только усиливается, и она даже радуется, что очередь перед стойкой не рассасывается, а Зар заговаривает на этот раз тверже: — Это только его проблема, Нэри, больше не твоя. Его выбор, его решение, особенно то, как он эту проблему решает, — и явно видя вину, отчётливо проступившую на лице Нэриссы, добавляет: — Поверь, она в курсе его ситуации, он не особо скрывает того, как ты на него влияешь. И она принимает правила игры. Понимает, что вашу связь не так просто разорвать, да и взгляды на отношения у нее вполне себе прогрессивные… Проблем не будет. По части отсутствия проблем у нее имеются определённые сомнения, но Нэри их не озвучивает, задумчиво глядя в спину стоящему в другом конце зала Дрэю. Сожалеет, сочувствует, не может отрицать собственной видны и становиться причиной разлада между ним его супругой очень не хочет. Но признать, что это больше не ее проблема, не может. — Не уверена, что все будет так просто, Зар, — наконец проговаривает Нэрисса едва слышно и нахмуривается. — Я не хочу становиться между ними, но уже стою, и это… — Тяготит тебя, да, — кивает Салазар серьезно. — Я понимаю, правда. Просто не будет, но и сильно загружать себе голову этим ты не должна. Лишь твое благо должно быть первоочередным, но ты почему-то всегда об этом забываешь. — Неправда, — ухмылка на ее губах становится неприятной и чуть досадливой. Мгновенно вспоминаются размышления там, в пустоши, у таверны, и она делится сделанными выводами: — Я наоборот пришла к мысли, что слишком много думала о себе, забывая об окружающих. С мазохистским удовольствием все сильнее затаскивала себя в тяжкие думы о собственных проблемах, не думая, что мои близкие могут нуждаться в поддержке. С какой стороны не посмотри — все равно стыдно. — Ты была рядом, когда это было необходимо, — пожимает плечами Зар, откидываясь на спинку скамьи и глядя на Нэри поверх поднесённой к губам кружки. — Поверь, ни мои проблемы с Дайшхарой, ни сложности Райзы с ее темным, ни бессмысленное желание Дрэя разорваться не стояли рядом с твоей бедой — ты умирала, Нэрисса. Пожалуй, это немного тебя извиняет, разве нет? Ей очень хочется сказать, что нет, и сравнивать все перечисленное просто глупо, потому что больно и сложно по факту всегда одинаково, вне всяких условностей. Но расслабленная поза Салазара, само присутствие здесь наталкивает на закономерные и определенно важные вопросы. — И ты здесь, — вопросительно уставившись на него, резко переводит тему Нэрисса. Файлор уставляется в ответ наиграно шокировано, вздергивает брови, изумлённо прикладывает руку к груди, даже кружку ото рта убирает. — Поразительное в своей несвоевременности наблюдение! — восторженно замечает он. — Здесь, а где мне еще быть? Кошмарных, Блэк, с окончательным, так сказать, пробуждением! И показательно отсалютовав кружкой, а после выпив, загадочно, но как-то очень задорно усмехается, вызывая новые вопросы и подозрения. На этот раз, к счастью, приятные самой Нэриссе. — А не должен был быть… — задумчиво прищурившись, протягивает она и, вперившись в друга пристальным взглядом, менторским тоном протягивает: — Обрадуй меня, Салазар, скажи, что ты послал эту безднову шлюху и ее жаждущего породниться с Владыкой папашу на самое дно выгребной ямы троллей. — О, еще как послал, — с мстительным удовольствием в голосе и почти кровожадной усмешкой сообщает Дрэй, бухая на стол три исполинские кружки. — А какой скандал разгорелся, какие вопли были, мммм…. Я даже заслушался. — Таак, — предвкушающе протягивает Нэрисса и, подтащив к себе кружку, отпивает, оглядывая обоих лордов по очереди. — А теперь с подробностями. Со всеми подробностями, Зар, — заметив, как закатывает глаза Салазар, твёрдо глядит на него она. Файлор, залпом опустошив первую свою кружку, берет вторую, выразительно и весьма щедро отхлёбывает, упирается локтем в стол, прикрывает лицо ладонью и, указав рукой на севшего напротив Дрэя, тяжело вздыхает. Повернувшись к Азарону, Нэри одаривает и его требовательным взглядом. Он закономерно и привычно отвечает ослепительной улыбкой, цепляет на лицо загадочно-лукавое выражение и, склонившись к столу, начинает интимным шёпотом: — В целом, все прошло достаточно быстро, — неторопливо вещает Дрэй, и Нэри лишь вздыхает чуть раздраженно — не отнять у него тяги к театральщине, ну не отнять. — Мы с родителями отправились в замок к Зару, праздничный ужин, все дела… Там он и сообщил родителям, что, как бы ни хотел порадовать их браком с Дайшхарой, более терпеть ее поведения не может. Маменька, кажется, о чем-то догадывалась, ибо выражение ее лица было скорее ехидным, нежели расстроенным, а вот отец… — он усмехается криво, отпивает из кружки под громкий страдальческий вздох Зара и продолжает: — Отец был совершенно, представь себе, не в курсе, какая невеста сыну досталась. Но Зар не был бы собой, а я — его братом, если бы не подсуетились и не заимели несколько записывающих кристаллов с доказательствами ее непристойного поведения. Поверь, там минуты просмотра ее группового развлечения в одном из борделей достаточно оказалось. Ну а дальше… — Дайшхара с родителями были приглашены на ужин, — отставив кружку, продолжает за Азарона Салазар, и одобрительно подглядевшая сначала на одного, а после на второго — такое коварство и своевременное планирование она всегда уважала, — Нэри отпивает из кружки. Мстительной улыбки удержать не удаётся, но кто из здесь присутствующих ее осудит? — Ну, и родители решили встретить их как ни в чем не бывало. А после первых двух перемен блюд продемонстрировали, собственно, все прелести их дочери. Прямо над столом, ярко, красочно… — Зар покачивает головой, усмехается чуть горько, но тут же пожимает плечами. — А дальше скандал. — Отец Дайшхары поливает отборным на четырёх диалектах ее саму и ее мать, упрекая последнюю в отсутствии должного воспитания дочери и припоминая заслуги молодости, — тянет крайне довольно Дрэй, и Нэри, приподняв брови, хмыкает весело. — Дайшхара, не теряя времени, принимается рыдать, мол «не виноватая я, меня вообще споили, подставили, соблазнили»… Ну, дядя не растерялся, еще один кристалл активировал, чего уж терять представившуюся так выгодно возможность. И по итогу… — Она, сидя у меня в ногах и обхватив руками для большей достоверности демонстрируемых чувств, умоляла меня не разрывать помолвку, аргументируя тем, что подобным образом пыталась привлечь мое внимание, — холодно заканчивает Салазар и морщится, прикрывая глаза. Нэриссе отчётливо видно, насколько он все еще переживает из-за всей этой ситуации, и Зар только вздыхает устало, когда она опускает ладонь в жесте поддержки на его сжатые в кулак пальцы. Взгляд Дрэя, непроницаемый, слишком подозрительно спокойный она улавливает тут же. Осторожно смотрит в его сторону, замечает, как тяжело он смотрит на ее ладонь, накрывающую руку Салазара, и так и продолжает смотреть, не отрывая взгляда от соприкасающихся пальцев. И выпивает, будто бы невидяще глядя на стол, а после поднимает взгляд на Нэри. — Как-то так все и было, — глухо подводит итог Дрэй, и все у Нэриссы внутри переворачивается, захлёстываемое виной. Он смотрит слишком жадно, слишком тяжело, опасно. Атмосфера за столом ощутимо накаляется, и Нэри не знает, что с этим всем делать. Бездумно и как-то печально глядящий в зал Зар не спешит рассеивать напряжение, ничего не замечая и думая о своем, Дрэй продолжает смотреть, не отводит глаз, и в них все больше проявляется безотчётная, бессмысленная и полная чёрной безнадеги мольба. Серые радужки, будто выцветая и обращаясь мраком, поглощаются зрачками; он протягивает руку, но не касается, то ли не решаясь, то ли понимая и признавая, что больше не имеет на это права. Устало прикрывает глаза, встряхивает головой, пытаясь сбросить наваждение, и шепчет хрипло и тихо, так глухо, что сердце Нэриссы запинается болезненно: — Поговори со мной, Нэри. Просто поговори со мной. И смотрит, продолжает смотреть, словно не может оторваться, не может насмотреться. Это окатывает ее холодной волной, раз за разом потопляя в чувстве вины, в ненужном, бесполезном, не способном принести облегчение сочувствии, в боли, которую она может разделить с ним на двоих, просто потому что понимает ее суть. — И это поможет? — тихо, одними губами бессмысленно уточняет Нэрисса, и Дрэй усмехается, снова прикрывая вспыхнувшие болью глаза. — Этого будет достаточно, на большее я теперь не имею права, разве нет? — он неторопливо продвигает по столу ладонь в сторону ее пальцев, останавливается в миллиметрах от столь желанного касания и признается с отчётливо звучащим в тоне надрывом: — Если бы я мог все изменить, Нэри, если бы я мог… Я сделал бы все, чтобы тебе не пришлось пережить все это, чтобы тебе не было так больно. Я был бы рядом, я бы точно не наплевал на тебя, не забыл бы о тебе на четыре года, оставив справляться со всем самой… Она теряется; не знает, что говорить и как, понимая, что слова, какие бы ни прозвучали, ничем не помогут. Не сделают ему менее больно, не утешат и не сотрут из памяти и сердца тех дней, их общих дней, что стали причиной его болезненной зависимости. Но ему, кажется, и не нужны слова — Дрэй снова встряхивает головой, натягивая на лицо неправдоподобную, выглядящую гримасой улыбку, никак не отражающуюся в захваченных мраком глазах. — Просто говори со мной, Нэри. Я знаю, что сложно, когда я такой, но… Не отстраняйся, пожалуйста, не закрывайся от меня, — его пальцы все же преодолевают разъединяющие их руки миллиметры и накрывают ее ладонь, отчего Нэрисса вздрагивает и опускает взгляд. — Не отталкивай меня, поверь, я смогу с этим справиться. Когда-нибудь точно смогу, единственное чего я не вынесу — потерять тебя. — Я не смогу делать тебе больно, Дрэй, — чувствуя, как садится голос, Нэрисса старательно сдерживает прорывающуюся хрипотцу. — А тебе больно, когда я рядом. Ты ведь сам просил о дистанции, так? Зачем нарушать установленные самим собой правила? — Потому что дистанция не выход. Она никогда не выход, Нэрисса, лишь способ побега от себя, попытка найти спокойствие, закрывшись в привычном панцире, — болезненно, хрипло и очень, очень уверенно проговаривает он, не отводя взгляда. — А я не так глуп, чтобы бежать от себя. Так что просто говори со мной, Нэри. Улыбайся, смейся, не замечай моей боли, только не отталкивай, — он поднимается с места, отпуская ее руку, и только тогда Нэрисса снова слышит гул голосов в зале таверны, стук кружек по столам и взрывы весёлого смеха. — Идём, — Дрэй смотрит сверху-вниз, протягивает руку и, видя, что она сомневается, поясняет, горько усмехнувшись и качнув головой: — Просто перекур, я не собираюсь похищать тебя под носом дяди и делать невольницей собственной спальни. Ни в этой жизни уж точно. Ей остается лишь кивнуть; оторвавшийся от бездумного разглядывания зала таверны Салазар поднимает взгляд и смотрит напряжённо и вопросительно, но, внимательно вглядевшись в лицо Дрэя, кивает успокоенно. И Нэрисса принимает руку. Это не ответ, не согласие и не что-то подобное — сейчас это просто необходимость: в оказании поддержки, демонстрации того, что они друг для друга не потеряны, подтверждении, что пропасть не разверзлась между ними. Без какой-либо романтической или чувственной подоплёки. Она идет за ним, потому что хочет, чтобы ему просто стало лучше, как когда-то он делал все возможное, чтобы хоть немного лучше стало ей самой. Не из желания вернуть долг — между ними не может быть долгов, просто сочувствуя, чувствуя его боль и понимая ее. И когда они выходят на одно из боковых крылечек таверны, Дрэй все же опускает ее руку, прислоняясь к перилам и глядя в сторону мигающего огнями города. Кажется, просто наслаждается опустившимися на Ксарах сумерками, игрой тёплого оранжевого света на снегу, видом плывущей по площади разномастной толпы. Молчит, закуривая, продолжает молчать, пока они оба курят, совершенно бессмысленно разглядывая предстающую сбоку главную городскую площадь, и, наконец, выдыхает тихо, уничтожив окурок и оглянувшись на Нэриссу: — Иди ко мне. Просто обними меня, помоги обмануться, Нэри, — он смотрит так долго, а Нэрисса все не решается, снова теряясь и не понимая, насколько честно это будет. И только кивает, когда он просит снова: — Позволь поверить, хотя бы на секунду, что все хорошо. Не идеально, не так, как я мечтал, но хорошо. Хотя бы хорошо. — Все хорошо, Дрэй. Все будет хорошо, — шепчет она тихо, делая пару шагов навстречу. Ей не остается ничего другого — просто обнять. Обхватить напряжённое до состояния камня, горячее, как в лихорадке, тело, прижаться щекой к плечу, уловить дрожь и судорожный выдох в висок. Все когда-нибудь обязательно будет хорошо — в этом она уверена точно, но сейчас все происходящее кажется Нэриссе пусть и необходимым, но самообманом. Сладким, болезненным для Дрэя, но совершенно определенно успокаивающим. Она чувствует, как ему становится чуть легче: его руки, стиснувшие крепко, почти истерично прижавшие к телу, немного расслабляются; выдохи, рваные и судорожные, опаляющих висок, становятся более ровными; сам он, кажется, начинает контролировать себя лучше. — Спасибо. Спасибо тебе, — тихо и почти, почти спокойно шепчет он ей в висок. — Ты продрогла, — чуть отстранившись, но не выпустив из объятий, замечает Дрэй, вглядываясь в ее лицо. — Пламя и регенерация все так же подводят? — Больше нет, — качает она головой, и внутри снова стягивается узлом вина — с этим чувства Дрэя и сам он, как ни хотел и ни пытался, не смог помочь. Но это, пусть и опосредованно, сделал Эллохар. — Эта проблема решена. — Что же, это хорошо, — кивает он задумчиво, и по выражению его лица Нэри понимает, что он догадывается о способах разрешения данной проблемы. — Ну, хотя бы на исправление собственных ошибок дядя оказался скор, это не может не радовать. Догадливость Дрэя заставляет ее усмехнуться. А еще тихо прошептать, снова уткнувшись носом в его плечо: — Я не хочу становиться между вами, Дрэй. Не могу, понимаешь? Она ведь любит тебя, ей будет больно, особенно если она будет видеть тебя таким… Тяжелый выдох, раздавшийся над ухом, и крепче стиснувшие руки она не может игнорировать, но лица от его плеча не отрывает — слишком виноватой себя чувствует. И лишь когда он заговаривает вновь, поднимает на него взгляд. — Она понимает, Нэри. Много больше, чем ты думаешь, а я хочу… И я понимаю, что не заслуживаю такого ее отношения, несмотря на то, что рядом с ней я не чувствую тяги к тебе. Просто… она, наверное, слишком мудрая, чтобы винить меня в чем-то, — и помолчав, проскальзывает ладонями по ее рукам, сжимая плечи. Отстраняет он себя, заглядывает в глаза и совершенно спокойно произносит: — Пойдём, ты замёрзла, а мне еще не хватало получать нагоняй от дяди и теперь уже лорда-директора за распустившую сопли в начале семестра тебя. Возвращаются в зал они не в пример быстрее или Нэри так только кажется. Впрочем, быстро преодолеть неловкость помогает обсуждение порядков и правил школы Смерти, и спустя каких-то сорок минут она уже может улыбаться не натянуто, не задумываясь, как на очередную улыбку отреагирует смотрящий на нее Дрэй. И прощаются они поразительно тепло и так привычно, обнимаясь и обещая друг другу встретиться на построении в первый день семестра, который обещает быть загруженным и тяжелым. Нэрисса почти выдыхает облегченно, видя, насколько расслабленным кажется Дрэй, и, только свернув на улицу с домами привилегированных жителей, ощущает пронзительный взгляд, сверлящий спину.***
Дом лорда-директора, Ксарах, Темная Империя Откровенно говоря, столь раннего возвращения Нэриссы магистр Смерти не ожидает, учитывая ее не совсем простую встречу с друзьями, но, войдя в гостиную своего дома в Ксарахе и видя слабый огонёк светильника, горящий в гостиной, почти неприлично радуется. Не то чтобы он пытался разделаться с делами пораньше, дабы со всем возможным удовольствием полюбоваться на ее нетрезвую мордашку и даже немного поиздеваться и поговорить предметно, в надежде, что она скажет чуть больше, чем вкладывает обычно, но… и того, что действительно разбирался с навалившимся с началом семестра делами спешно, отрицать не может. Как и не может отрицать того, что очень уж ждал мгновений расслабленного, почти пьянящего созерцания, а потому подходит к арочному проему гостиной тихо, почти прокрадывается вором в собственном-то доме. Что тоже находит презабавным и уже предвкушает удивленно-возмущённое выражение ее лица и собственные острые шуточки над очевидно нетрезвым состоянием некоторых, очень дорогих его сердцу и темной демонической душонке адепток, но в предположениях неожиданно — или ожидаемо, касательно Нэри ни в чем нельзя быть уверенным полностью, — обманывается. Она, на удивление трезвая, задумчивая и предельно сосредоточенная, свернувшись в кресле, в очередной раз изучает изрядно потасканный дневник в чёрной обложке. Скользит взглядом по строчкам, придерживая тонкий лист пальцами, это он видит отчётливо, второй рукой помечает что-то лежащем рядом, на столике, блокноте. И, кажется, совершенно не чувствует более чем пристального взгляда. Склонив голову к плечу и тонко усмехнувшись, магистр снова обнаруживает это странное, трепетно-щемящее чувство, разворачивающееся в груди, и собирается было не мешать ей, так и остаться стоять на пороге собственной гостиной, как Нэрисса, оторвавшись от чуть желтоватых страниц и подняв голову, с едва заметной улыбкой окидывает его взглядом. — И тебе кошмарных, Рэн. Еще немного, и я бы заработала нервную чесотку от одного твоего взгляда. Ужин? Удивленно и с легким сомнением приподняв брови на определенно неожиданное предположение, он только хмыкает тихо — слишком уж происходящее напоминает вполне себе семейные и почти беззаботные будни вполне реальной четы. «Если бы» — мгновенно обрывает ход приятных размышлений он, с ехидством закатывая глаза и не совсем веря в происходящее. И предлагает, видя, как Нэри, выжидательно глянув на него, снова возвращается к дневнику: — Ресторация? — Ты так боишься отравления? — издевательски обеспокоенно протягивает она, не отвлекаясь от скрупулёзного изучения страниц. — Боюсь, тебя это расстроит, но никто из моей команды не отравился моей стряпней за последние лет шесть или семь… первые попытки не в счет. Но если ты так опасаешься за собственную пищеварительную систему, что даже разумно, этого я отрицать не могу, — прошелестев страницами, задумчиво тянет Нэри, — то все равно поздно. Ужин уже готов и стоит под стазисом на кухне. И да, — вложив в дневник закладку и поднявшись из кресла, Нэрисса кидает его на стол, — твоего спокойствия ради готовила я под бдительным присмотром одного из твоих возрождённых, так что даже солонка не дрогнула. — С ядом? — весело предполагает Эллохар, отлепляясь от косяка и приглашающе указывая рукой в темноту коридора. Нэрисса на это только глаза закатывает с тяжким, полным страдания и сочувствия вздохом. — Если бы, если бы… — выдыхает она сожалеюще и, подойдя совсем близко, ловко минует его, направляясь в сторону слабо освещённой кухни. — Да и яд в солонке — ну пошлость же. Кто вообще так травит? Скукота, — зевает Нэри, прикрывая рот ладонью, и, активировав настенные светильники, снимает с выставленных на длинный высокий стол блюд крышки. Представшие во всем своем ароматном великолепии рёбрышки рвара в золотистой глазури с темной, прекрасно подпекшейся корочкой таки вызывают недюжинный аппетит — это магистр Смерти, проиграв тянущему чувству голода в желудке, признает пусть и не совсем объективно, но совершенно и полностью. Следом открываются и салаты, и крохотные, буквально на один укус, мясные фрикадельки в острейшем, судя по насыщенному цвету, соусе. И салаты в количестве двух, и рыба… Осмотрев все это и чувствуя, как брови ползут вверх соразмерно растущему удивлению, Даррэн еще более весело проговаривает, посмотрев на Нэри с заметным сомнением: — Предполагать, что ты все годы учебы в академии баловалась готовкой наряду с кухонным персоналом, а возможно, и вместо него, я, пожалуй, не буду — ты меня поварёшкой огреешь, причем в исключительно воспитательных целях. — О да, понимаю, неизмеримая гордость не позволяет быть огретым поварёшкой, — фыркает иронично Нэрисса, при этом как-то слишком приятно привычно перемещаясь по кухне и выкладывая тарелки с приборами. И выставляет их поразительно расслабленно, словно так оно было, есть и в принципе должно быть, что почему-то вызывает у наблюдающего Даррэна еще одну блаженно-довольную, но тщательно сдерживаемую улыбку. — Но предположение в целом верное: у нас практиковалась кухонная повинность для нарушающих правила адептов. К готовке их, конечно, не допускали, но… — поправляя перед ним тарелку на расшитой красным и золотым статерти, она почти прислоняется к его локтю грудью, — в общем, выполняли грязную работу. И я тоже, — отследив его взгляд, пристальный по причине предельно близкого расположения, она с тонкой усмешкой обходит его и ступает дальше, поправляя собственную тарелку. — Но исключительно перед праздниками и в качестве жеста доброй воли. — Так и представляю тебя в фартуке с орочьего плеча и соразмерной поварёшкой, прелесть моя, — усмехнувшись откровению присевшей по правую руку Нэриссы, магистр Смерти решает, что обслужить и поухаживать, раз леди взяла приготовление ужина на себя, его задача. — Вина? — Значит, допрос, — кивает сардонически Нэри на предложение выпить, с мягкой улыбкой наблюдая, как Эллохар заботливо подкладывает ей уже третье немаленькое по размеру ребро. А встретившись с его прищуром, только утверждается в собственном подозрении, припоминая редкое белое вино с занимательными эффектами. — Но сначала я, уж позволь. Зря я, что ли, над взяткой трудилась? — и откидывается на спинку высокого стула в терпеливом ожидании. — Так это взятка? — увлечённо снимая с рёбер мягчайшее мясо и истово желая потребовать слюнявчик во избежание конфуза, заинтересованно вопрошает Даррэн. Подняв на нее глаза, замечает задумчивую усмешку и склоняет голову к плечу, откладывая приборы. — Я заинтригован. Излагай, — повелительно предлагает он, но Нэрисса только головой качает отрицательно. — Сначала взятка. Я на нее, знаешь ли, возлагаю большие надежды… — многозначительно улыбнувшись, она ловко подцепляет вилкой кусочек мяса и, отправив его в рот, неторопливо жуёт, запивая вином. — И вполне себе неплохая, признаться откровенно. — Приправленные искусной магией блюда не могут быть просто «неплохими», радость моя, — наставительно произносит магистр, пробуя. С удовольствием отделяет еще кусок, и еще под внимательным взглядом синих глаз и, отстранившись от тарелки, с усмешкой проигравшего закатывает глаза. — Да, взятка определенно хороша. Но серьезно, Нэрюш, как будто я могу отказать? — закатывает глаза он. — Итак, требование. — Не требование, просьба, — улыбка Нэри становится лукавой, и он, понимая, что заинтригован, поощряюще-вопросительно приподнимает брови. Не только потому, что ужин это явная уловка ради смягчения его возможного гнева, скорее потому, что приготовленный ею ужин — это действительно приятно. Намного более приятно, чем он мог думать. — И я, признаться откровенно, просто страшно люблю экспериментировать с рецептами, даже если это не зелья или эликсиры, — чуть досадливо признает она. — Но, возвращаясь к теме разговора, я обнаружила некоторые странности в дневниках, и мне не хватило времени расшифровать все… И… Она заминается, будто сомневается в собственных выводах, и Эллохар нахмуривается, мигом растеряв расслабленное довольство. Наблюдает, как неуверенность на ее лице сменяется почти слабостью, признанием в собственном провале, а после Нэрисса, выпрямившись и отпив вина, заканчивает глухо: — Я нашла кое-что, что кажется мне любопытным. И стоящим, — оторвав скользнувший по столу взгляд и переведя его на магистра, Нэри почти просяще произносит, видя, как замерший на стуле Рэн медленно поглаживает пальцами ножку бокала. Встречается с изучающим взглядом потемневших сейчас серых глаз и поясняет: — Помнишь, я говорила, что в последней трети дневника шифр меняется? — Да. Стишки влюблённого поклонника наконец-то закончились? — не сдерживает прорвавшегося сарказма Даррэн. — И? Что именно ты нашла, что вызывало такую активность по части кулинарных подвигов? — Это были не стишки, Рэн. Совсем не стишки, — со смешком фыркает Нэрисса, и что-то мрачное мелькает в ее глазах, что заставляет магистра насторожиться. — Шифр оказался настолько простым и туповатым, что я даже глазам не поверила изначально, но потом… — покачивает досадливо головой она. — Это жертвы и ритуалы. Разные обозначения, по сути аналогии к словам — разные по назначению ритуалы. Даже сорта и виды цветов, и те обозначают определённые локации! Она работала по чёрному, принимала часть заказов и скрывала их от главы рода, потому что… — Вышла замуж за его брата и могла больше не сидеть под замком в родовом замке, — перебивает, серьезно кивнув, Эллохар. — Ты нашла что-то в заказах? — спрашивает он, и по тому, как загорается глаза Нэри, а так они загораются всегда, когда она обнаруживает очередную интересующую ее загадку, понимает, что ответ очевиден. И тяжело вздыхает, зная, что ее не остановить. «Но можно присмотреть» — мелькает решение в голове, которое он тут же принимает — оставлять ее без присмотра нельзя. Не сейчас, когда куклы обнаружились даже во дворце, Блэк имеет доступ в Ад, а дроу принялись излишне активничать. — Один из заказов показался мне подозрительным, и я повспоминала, что именно может вызвать такие ассоциации, — продолжает Нэри уже чуть более расслабленно, ощущая его невольное согласие. А еще — любопытство. Рэну определенно хочется покопаться в этом, а взявший след Эллохар… скучно точно не будет. — В общем, я не совсем уверена, то ли на самом деле вспомнила или мне уже начинает казаться. Поэтому хочу вернуться в родовой замок и поискать дневники Исенны Блэк, именно с ней были связаны последние записи, в этом я уверена. — Под присмотром хранителя престола, — кивает на ее слова магистр Смерти, — или в моей компании. Иначе нет. Условия подходят? — и видит, как Нэрисса сдувается, облегченно выдыхая. И даже успевает улыбнуться ей, как она озвучивает крайне странную по его мнению просьбу: — За мной какой-то определённый монстр Мрака закреплён или мы можем самого обездоленного взять? — и закатив глаза на его шокированный взгляд, фыркает тихо. — Ну ты сам подумай: из-под клятвы Владыке выйти он все равно не сможет, а у меня в замке для них, несмотря на отсутсвие магической подпитки членами рода, все равно почти как дома. Пока будем с дневниками разбираться, я его с наездным в подземелья спущу, всяко польза будет. Да и защита пропускать начнёт как своего, что тоже плюс. Его при мне и оставим, ммм? И спрашивает она с такой заботой о хищном чудище, не брезгующем демонятиной и лордятиной парной закусить, что Эллохар, едва не подавившись вином, смотрит на нее обеспокоенно и уже даже собирается самочувствием поинтересоваться, так, ради собственного спокойствия. А Нэри, очевидно разгадав ход его мыслей, вздыхает скорбно и уставляется нарочито укоряюще: — Это тебе они подчинённые Тьмой монстры, не мне, Рэн, — произносит оскорбленно она, закатив глаза. — У нас с существами этого круга свои отношения, совершенно тебе непонятные. И если уж я приму охрану, то о ней позабочусь. Разве это странно? Владыка что, делами Хедуши не занимается в первую очередь? — Сравнить Хедуши и монстров Мрака, радость моя, это как… — все же опускает он неприличные сравнения и, махнув рукой, меняет тему, соглашаясь с просьбой. — Хорошо. Дахрад Экхар и Ссагрус — подходящие кандидатуры? — Те, что о самках не знали? — с лукавым смешком переспрашивает Нэри, что заставляет Даррэна недоуменно вздёрнуть бровь и осознать свою неосведомлённость в некоторых вопросах. — Вполне. Перейдём к твоим вопросам? И вернёмся к ужину, — почти угрожающе понижает тон она, кивая на выставленные на столе блюда. — Паразиты, — отпив вина из бокала и по новой наполнив оба, начинает магистр Смерти. — мы обнаружили занимательную особенность, радость моя: у них совершенно нет системы влияния на существ, уровень воздействия не коррелируется ни с магической силой, ни с защитой разума… не пояснишь? На этот вопрос Нэрисса протяжно выдыхает. И смотрит с определенной толикой сомнения — ее Эллохар считывает мгновенно, поэтому и прищуривается подозрительно, складывая руки на груди. Но требовательная поза, кажется, не оказывает на нее ровным счетом никакого воздействия, потому что заговаривает Нэри расслабленно, совершенно спокойно и несколько задумчиво: — Механизма, как такового, и нет, Рэн, — опершись локтем о столешницу, она потирает лоб и переносицу, явно собираясь с мыслями. — По факту, есть лишь воля создателя. Она равнопропорциональна силе воздействия, его точности, тонкости вкладываемых формулировок. Первый и самый важный фактор для создания высокоэффективных паразитов — ментальный контроль создателя. — Поэтому вы не склонны к ментальной защите, — озвучивает очевидное он, и Нэрисса согласно кивает. — Тогда почему степень влияния так отличается? Кто-то подчиняется полностью, и паразит поглощает каналы и источник, кто-то тоже следует чужой воле, но сохраняет собственную магию. Так в чем разница? — В воле. А еще в восприятии приказов обьектом, — то, как она отводит глаза, Эллохаром воспринимается почему-то за признание вины — что-то цепляет интуицию, вынуждая прислушиваться и ловить каждое слово. — Паразиты не порабощают ментально и не ломают волю, они действуют куда как тоньше, — говорить об этом ей определенно неприятно, это видно, но Нэрисса продолжает, отпивая вина: — Скажем так, если в существе есть определённые сомнения, червоточинка, которую можно подточить до размера дыры, то паразит будет максимально эффективен, особенно если внести правильную установку. В целом, паразит подстраивается под ментальность носителя, вытаскивая сомнения и слегка корректируя отношение к некоторым вещам и событиям, переиначивая взгляды. Не заставляет, только склоняет к определённым решениям и усиливает негативное или позитивное отношение к определённым событиям и обстоятельствам. И если глубоко в душе существо в чем-то согласно с установкой, если были в жизни события, которые могут опосредованно подтолкнуть к необходимому создателю паразита решению, поведению, поступку — то паразит сделает это. В целом все просто и сложно одновременно. Как-то так. — Скорее сложно, — задумчиво склоняет голову Даррэн, впрочем, признавая, что для самой Нэриссы это все интуитивно понятно, такова специфика магии ее рода. — К примеру…. — К примеру, — усмехается как-то слишком уж мрачно Нэрисса, прикладываясь к бокалу с вином и отодвигая все так же полную тарелку, — захоти я, и ты бы ринулся убивать Риана и отбирать у него супругу без доли сомнения и малейшей капли сожаления. Просто потому, что у меня есть крючок, события и чувства, за которые я могу зацепить повеление, а следовательно, установку. И поверь, ни секунды бы не раздумывал. И не пожалел бы. Цинизма, звучащего в словах в каком-то смысле вполне осознанно, Нэри почти не сдерживает. Смотрит на него с отстранённым исследовательским интересом, отслеживая малейшую тень эмоций, скользнувшую по лицу. И совершенно никак не реагирует, когда напряжение, словно бы потрескивая, повисает в воздухе, а магистр Смерти мрачно нахмуривается, пронзая тяжёлым взглядом. И только плечами безразлично пожимает, когда он проговаривает безапелляционно: — Неудачный пример, сердце мое. Крайне неудачный, — и, крайне медленно отпив вина из бокала, продолжает с едва скрываемым раздражением: — Способы подселения? — Тебе не понравится, — обнадеживает его Нэрисса, отставляя свой бокал на стол и подпирая сплетенными пальцами подбородок. А получив кивок, прикрывает глаза. — Разные. И никаких. С этим еще сложнее — при создании необходима кровь хозяина, чтобы закрепить установку. В остальном без разницы. Это может быть еда, — указав на стол, криво ухмыляется она, — питье, — приподнимает бокал, и, покачав им, ставит на место. — Даже обычные чернила для письма. Прикосновение. Любой физический контакт инициирует проникновение паразита. Ты никогда не знаешь, откуда прилетит, способы защиты тщательно скрываются, и либо сложны и опасны для носителя, либо доступны крайне малому числу родов в Хаосе. Один из которых выродился — ХатарГжен, а второй на грани вырождения — Блэк. Ну, еще Караган, но они не совсем в курсе, где искать ответы, ибо все три рода, в лице глав несколько столетий назад, во время передела Хаоса, экспансии на территории Хешисаи и последующего отступления крылатых на территории новообразованной империи, очень постарались, чтобы власть Владыки Ада было крайне сложно пошатнуть. И скрыли множество прелюбопытной информации о способах защиты, ибо убеждал Владыка некоторых дараев и посредством паразитов в том числе… А глава ХатарГжен, как бы не попортили репутацию рода дочери, стоял у истоков и и не зря советником считался, ну, и поучаствовал, само собой. — Занимательный экскурс в историю, — ехидно склоняет голову Эллохар, но раздражение на неуместный пример уже стихает, оставляя тонкую нотку сомнительного в своей сути предположения о ревности. «Ну нет» — отметает он даже намек о мысли, — «Ревновать к бывшим интересам бессмысленно, и Нэри это понимает, а вот как попытка донести отчётливо и раз и навсегда — вполне себе». — И, раз уж нам это все все равно не съесть, — поднимается с места Даррэн, подхватывая бутылку вина и притягивая к себе бокалы, — то лучше переместиться в гостиную. Заодно дневник покажешь. — Обидно даже, — оглядев стол, вздыхает Нэрисса, но с места поднимается достаточно быстро и, махнув рукой, заставляет крышки накрыть тарелки. А заметив вопросительно приподнятую бровь магистра, поясняет: — пролонгированный стазис, еще одно доработанное алхимическо-кулинарное плетение. Не мое, идея в целом Сокару принадлежала, но я поучаствовала в меру способностей. Вернувшись в гостиную, Нэри снова берётся за дневник и выписанные из него сочетания символов и слов. Система никак не хочет складываться, и ровные столбики подобранных к шифру обозначений кажутся почти бессмысленными. Уныло затащив ноги в кресло и притянув их к груди, она с тоской уставляется на чуть желтоватые страницы и со вздохом пролистывает к обозначенному закладкой месту. Просматривает уже внесённые в систему шифра комбинации, пытаясь вычленить из иносказательных оборотов хоть что-то, но понять получается только определённые слова. Несколько раз мелькает созвучное имени Исенна название цветка, но ничего поблизости расшифровке так и не поддаётся. Раз за разом разглаживая пальцами замявшийся уголок страницы, Нэрисса задумывается, пытаясь уложить в голове сочетание соседствующих символов, обозначающих жизнь и смерть, и вздрагивает, едва не выпуская из пальцев дневник, когда перед носом появляется удерживаемый смуглыми пальцами за ножку бокал с вином, а над ухом раздается тихий вопрос: — И что не так с шифром? Приняв бокал и тут же сделав глоток, она чуть оборачивается, сталкиваясь с вопросительным взглядом магистра Смерти, и поясняет, не совсем уверенная в собственных выводах: — В определениях. И моей беспросветной тупости, очевидно. Вот, смотри, — приподняв дневник, чтобы Даррэну было видно, Нэри вкладывает в разворот листок с уже разгаданными определениями. Эллохар, внимательно оглядев полную странных закорючек страницу, негромко хмыкает и, обойдя кресло, устраивается на подлокотнике, отбирая систему расшифровки. — В последней трети очень часто встречается название цветка — «исэин», что созвучно с именем Исенна, а еще сочетание старых и уже неиспользуемых символов жизни и смерти, которые ни в формулах плетений, ни в заклинаниях, ни тем более в ритуалах никогда не ставят рядом. Они нивелируют действие друг друга, — поочерёдно ткнув пальцем в каждую строку, пускается в объяснения она. И с тщательно скрываемой улыбкой прислоняется затылком к руке, которую магистр опускает на подголовник кресла. — Более пяти раз в строфах, упоминающих исэин, встречается слово ритуал, но рядом с ним символа жизни и смерти нет, только обозначение срочности, опасности и рождения. Вот только с самой Исенной это никак не вяжется. — Беременна она не была, ритуалисткой не являлась, да и я, частенько навещая дворец твоего рода, не замечал, чтобы Велерея близко общалась с ней. Все же специфика выбранных направлений совершенно разная: Исенна занималась порталами и пространственной магией, — магистр задумчиво потирает пальцами плотный кожаный корешок дневника, а наткнувшись на тонкие пальцы, придерживающие обложку, легонько поглаживает их, переводя взгляд на Нэриссу. — Велерея использовала символы из ритуалистики, так? — неожиданно скинув с себя задумчивость, спрашивает он, и Нэрисса согласно кивает. — Зачем, если она могла зашифровать весь текст смесью диалектов? Рассчитывала, что дневник найдут и расшифруют, и что это сделает именно ритуалист? Ради сохранения истории рода? — Вероятно, хотела оставить подсказку о чем-то, кому-то и по каким-то неведомым мне причинам, — пожимает плечами Нэри и, поёрзав в кресле, устраивается удобнее, передавая дневник в руки Даррэна. — Судя по датам, это записи были сделаны незадолго до завершения конфликта с Западным королевством. — Исенна погибла незадолго до того, как предыдущий император откупился от ушастых жизнью, — прищурившись, медленно протягивает он. — Есть еще какие-то символы или обозначения, которые может понять только ритуалист? Если Велерея рассчитывала, что дневник будет расшифровывать специализирующийся на ритуалах маг, вполне могла добавить какие-то подсказки. — Есть, — прошуршав страницами дневника в его руках, Нэри внимательно и напряжённо вглядывается в мелкие строчки, выискивая что-то. А найдя, указывает пальцем на смутно знакомый магистру Смерти символ. — Гомункул. Он встречается всего дважды: один раз рядом с символами рождения и начала, второй раз с символами увядания, смерти, бесконечного круга перерождения и свободы. — И что это может значить? — скептически приподнимает бровь Даррэн, сходу определяя сочетания, как бессмысленную белиберду. — В каком порядке они стояли? С точностью до символа, — требует он, нахмуриваясь и наконец понимая, что это может значить. И, стоит Нэри прикрыть глаза в попытке вспомнить, озвучивает предположение: — В первом случае связка «начало—гомункул—рождение»? — Да, — распахнув глаза и удивленно уставившись на него, подтверждает Нэрисса. — А во втором «гомункул—смерть—увядание—свобода—перерождение». Но должно быть иначе… — в глазах магистра мелькает что-то мрачно-предупреждающее и явно опасное, всего на миг темнеют радужки, но она замечает это и, догадавшись, что причина в случайно продемонстрированных крайне опасных знаниях, поясняет: — Я не то чтобы интересовалась этим разделом ритуалистики, Рэн. Правда. Но даже в основах, особенно в основах старых школ, есть раздел создания искусственной жизни посредством новорожденных. Но Эллохар, кажется, не очень то верит — смотрит он все так же испытующе и тяжело, вот только его сомнения в ее осведомлённости нисколько не задевают Нэри: раздел нерожденных и знания, содержащиеся в нем, совершенно не то, чем будет интересоваться и уж тем более практиковать адекватный ритуалист. Да, некоторые приёмы могут помочь сохранить жизнь и даже вернуть к жизни, чем всегда занимались ХатарГжен, но к этому определенно нужно иметь склонности. А еще желание заниматься подобным. Да и практика показывает, что данные знания приносят больше вреда, чем пользы — до периода объединения Ада только самый недальновидный дарай не похищал наследника врага, чтобы выкурить из тела ребёнка душу или заселить в него что-то опасное, вытащенное из Бездны. — Хорошо, сделаю вид, что поверил, — ехидно сообщает он и, еще раз осмотрев выкладку ключей к шифру, уточняет: — И что не так во второй последовательности? — обращает Даррэн на нее все еще мрачный взгляд. — Ну, кроме совершенно ненужного символа смерти, разумеется. — Свобода, Рэн, — пробежавшийся пальцами по чёрным символам, выведенным собственной рукой, Нэрисса задерживается на одном из них. — Понимаешь, по определению гомункул в принципе свободен, он не наделён душой и силой, это просто сосуд, который дышит, спит, ест, испражняется. Оболочка, если хочешь. Поэтому свобода не может относится к гомункулу, если это зашифрованный расклад ритуала. Как и символ увядания, если, конечно, не было нужды быстро состарить гомункул… На последних словах, она, запнувшись, замолкает и, крайне странно посмотрев в пространство перед собой, поднимает задумчивый взгляд на Эллохара. Тот смотрит на нее ровно с таким же неопределённо-подозрительным выражением лица, и Нэри, сглотнув, проговаривает тихо: — Это же не то, о чем я думаю, так? Что, если Исенна не погибла тогда, не справившись со стабилизацией портала, а эксперимент был просто прикрытием? — И они с Велереей просто использовали гомункул, в процессе ритуала состарив его, чтобы выдать за ее труп? — задумчиво вопрошает магистр, и Нэрисса быстро кивает, на что он тихо хмыкает. — Вполне, если остальные рунические символы вписываются. Если все так, то обозначение смерти должно относится к гомункулу, все же труп там был. Но к чему тогда круг перерождений, прелесть моя? Не вписывается, это даже я, знакомый сугубо с теорией, понимаю. — Перерождение не обязательно обозначает смерть и новое рождение, Рэн, — качает головой она, потирая лоб в попытке сосредоточиться и подобрать объяснение вполне понятного для нее элемента рунного круга. — Обычно символ перерождения, именно бесконечный круг, заканчивает ритуалы отвязки от места, к примеру, во время переноса родового дома, как места силы. Используется скорее в качестве прощания и завершающего символа даже в тех же ритуалах плодородия и плодовитости, — закатывает глаза Нэрисса, упоминая последнее, и Даррэн, весело хмыкнув, с немалым интересом уставляется на нее, определенно издеваясь. — Нет, тебе не удасться меня смутить, не старайся, — фыркает тихо она и продолжает: — Если бы здесь имело место перерождение в другом теле или жертвоприношение во благо рода, то использовалась бы связка смерть—новое начало—бесконечный круг перерождения. Это своеобразный стандарт. Но здесь круг имеет скорее значение перехода, изменения состояния или местоположения. — Что как раз вписывается в эксперимент со стабилизацией портала, — снова приобретя серьёзность, кивает магистр Смерти. — И, что любопытно, именно после ее гибели Бальтазар переселился в Империю и сократил все контакты с семьей, аргументируя это тем, что они не уберегли члена рода, — тянет он многозначительно, отыскивая еще одну тонкую, неверную и полупрозрачную, но связь. — Могли Велерея с Исенной прикрыть ее отход посредством портала ритуалом и инсценировать смерть? И если могли, то как обстояло дело с трупом, в котором даже отец признал собственную дочь… Рэн задаёт хорошие вопросы, и Нэри, подумав и предположив, что, да — Исенна с Велереей могли прикрыть ее отход и инсценировать смерть, больше раздумывает над гомункулом. Знаний совершенно точно мало, и сей неоспоримый факт приходится принять к сведению, вот только… Любовница деда, морская ведьма, тоже хорошо вписывается в эту теорию, а если вспомнить навыки морских по созданию и поддержанию форм жизни… — Морские ведьмы, Рэн! Дед явно чем-то зацепил одну из них, его любовницей была морская ведьма. Могла ли она помочь, в обмен на что-то, разумеется, сестре своего любовника? И те попросили о создании гомункула, похожего кровью и магией на Исенну. — А в обмен на услугу получили книгу ритуалистики… — слитным движением поднявшись, Эллохар резко разворачивается, впиваясь в ее лицо опасным, странно довольным взглядом. — А головоломка то складывается… Тьеру определенно понравится, — с мрачным удовлетворением протягивает он, и Нэрисса давит невольный, полный восхищения вздох — такой Даррэн определенно цепляет не только вейлову часть, но и ее саму. — И получается, что Исенна, желая скрыться, обращается к тётке, а та, решая помочь, предлагает ритуал. Следом они обращаются к морским ведьмам за гомункулом, ритуал проходит успешно, но… Зачем Исенне скрываться? Или, вернее, от кого? — А с этим затык, — растеряв весь запал, тоскливо признает Нэрисса, оседлая обратно в кресло, и подошедший к ней магистр Смерти опускает ладони ей на плечи, плавно и размеренно поглаживая. — Я бы не стал так уверенно заявлять, — медленно проговаривает он и добавляет уверенно и почти весело: — Будет тебе посещение родового замка, прелесть моя. Я слишком заинтригован, чтобы бросить эту загадку на середине пути. И улыбается, отчётливо различив ее полный облегчения выдох.***
Школа Искусства Смерти, Ксарах, Темная Империя Вчерашние предположения и сложенная из них довольно логичная цепочка не отпускают на протяжении всего дня, хотя отвлекаться возможности нет — семестр начинается резко и весьма ощутимо: преподаватели, нисколько не жалея адептов, проводят аттестацию по освоенному в прошлом семестре, видимо, не полагаясь на зачтённые экзамены, а после, будто и этого мало, нагружают новыми темами и домашними заданиями. Но поддающаяся систематизации хаотическая круговерть учебного дня захватывает с головой, и об обещании заглянуть к Рэну в кабинет после занятий Нэрисса вспоминает только к вечеру. Вернув учебник по морской нежити, необходимый для реферата, обратно в библиотеку, Нэри, покинув царство учебников всех видов и размеров, быстрым шагом преодолевает коридоры административного корпуса и, взлетев по лестнице, тихонько приоткрывает дверь в приёмную. Мгновенно оторвавшаяся от работы и поднявшая голову дриада, кажется, улыбается слишком уж откровенно лукаво и, изогнув бровь, выразительно указывает на дверь кабинета лорда-директора. Тихо хмыкнувшая Нэрисса, мягко притворив за собой тяжелую створку, вопросительно приподнимает брови, и Айша, широко оскалившись, елейно пропевает, игриво подмигнув и поигрывая бровями: — А тебя уже ждут. И я бы сказала, очень… — Да что ты, правда? — изумляется она, с искренним удивлением прикладывая ладонь к груди. — Ни за что бы не подумала. Тихо фыркнувшая дриада только подбородок задумчиво подпирает и, мечтательно вздохнув, закатывает глаза. Выразительно глядит в сторону кабинета, вздыхает снова, на этот раз душераздирающе, переводит многозначительный взгляд на Нэри и хитро усмехается. Нэрисса, не выдержав столь однозначной пантомимы, долженствующей обозначать их с великим и ужасным лордом-директором романтические отношения, тихо посмеивается, прикрывая глаза ладонью. — Иди уже, — добавляет Айшарин, дозволительно махнув рукой. — Иначе засидится в ожидании своей ненаглядной прелести до самой ночи. Дверь кабинета она приоткрывает нарочито тихо, заглядывая в кабинет, но не обманывается — сидящий в кресле и расслабленно что-то изучающий Эллохар определенно улавливает нацеленные на проникновение в его вотчину действия. Но, судя по всему, подыгрывает, нисколько не отвлекаясь от чтения. Только чуть усмехается, и взгляд его на миг становится словно бы рассредоточенным, а после он снова концентрируется на удерживаемом в пальцах документе. Выдает его исключительно усмешка, становящаяся довольной и какой-то предвкушающей. — Не вздыхай на пороге, радость моя, я и без твоих вздохов прекрасно знаю, насколько я велик и ужасен, — встречает ее магистр Смерти насмешливой фразой и, опустив лист, но не отложив его, одаривает долгим изучающим взглядом. — Почти закончил, — сообщает он, завершив процедуру разглядывания. Удержаться и не отвлечься не получается: прикрывающая дверь Нэрисса, сегодня затянутая в чёрную форму его школы, представляет собой воистину искушающее зрелище. И, по всей видимости, сама об этом не догадывается и даже не думает — отправив рукав и расслабленно расстегнув пуговицу мундира, привычно и уверенно-плавно проходит в кабинет. Улыбнувшись, направляется к окну, ненадолго замирает, разглядывая заснеженный двор, а затем распахивает створку, легким движением руки снимая защиту. И эта ее расслабленность зачаровывает, вынуждая следить за каждым движением, отмечать, что даже жесты, осанка и поворот головы словно неуловимо изменились, перестав быть напряжёнными. Она, кажется, действительно наслаждается пребыванием здесь, рядом с ним, радуется его обществу, и магистр Смерти не может об этом не думать. — Очередная писанина адептов? — насмешливо интересуется она, вытаскивая пачку сигар из пространственного кармана, и Эллохар невольно прослеживает движение тонких рук, засматриваясь на длинные пальцы, сжимающие темный фильтр. Заметив его взгляд, Нэрисса чуть усмехается, лукаво прищуриваясь, и Даррэн, таки опустив лист на стол, медленно проводит ладонями по подлокотникам. — Угадала, — медленно протягивает он, откидываясь на спинку кресла и не сводя с нее взгляда. — На этот раз вероломная попытка склонить меня к замене тем дипломных работ. Я в восхищении от наглости, истерике от доводов и панике от количества этих самых просьб, — признается магистр сокрушенно и, закатив глаза на несчастный листок, интересуется, склонив голову к плечу: — Как день прошёл? Я даже одним глазом подсмотреть за тобой не успел, истерия по поводу выпускных экзаменов накрыла приливной волной, таких обострений не в каждом доме скорби по весне увидишь, — досадливо сетует Даррэн, тяжело вздыхая. — Знаешь, — задумчиво начинает Нэрисса, отвернувшись к окну, и оглядывается с хитрой полуулыбкой, — я бы даже посочувствовала немного, но мне так даже спокойнее — постоянное чувство взгляда в спину может вызвать не только нервный тик, но и бессонницу с несварением, приводящие к искреннему раздражению обьектом разглядывания, — и, разведя руками, весело вопрошает у изогнувшего вопросительно бровь Эллохара: — Так кому мне чистосердечное спасибо выписать? Если можно, поимённо, чтобы никого не забыть. Ответить магистр Смерти не успевает: тихо поскребшаяся и не получившая никакого ответа ввиду задумчивости хозяина кабинета Айшарин вплывает с подносом наперевес, опускает его на стол, с лукавой улыбкой оглядывая сначала не очень довольно глянувшего на нее Эллохара, после Нэриссу, тихо фыркнувшую на подобные разведмероприятия, и так же неспешно и совершенно без слов выходит, мягко, но с подозрительным запозданием прикрывая дверь. Проследив шествие секретаря взглядом, Даррэн едва заметно ухмыляется, напоминая себе усилить защиту на кабинете — ввиду значительного потепления между ним и Нэри это может пригодиться. И пригодится обязательно, в этом он практически уверен. — Ну нет, Нэрюш, — таки отзывается он мягко, переключая внимание на наливающий в чашки чай чайничек, — никаких личных благодарностей, ты же не хочешь испортить этим гаврикам аттестат. На прозвучавшую угрозу, совсем уж неприкрытую, но поданную мягко и произнесенную с обольстительными нотками Нэри реагирует тихим смешком, снова оборачиваясь, и Даррэн, перехватив взгляд темных глаз, позволяет себе расплыться в коварной усмешке. Снова окидывает ее взглядом, обрисовывая контуры очерченных мундиром талии и бёдер, и едва слышно вздыхает — очень хочется помочь ей избавиться хотя бы от мундира, а в идеале вообще от всего, но пока не светит. Поэтому остаётся только предвкушающе вздыхать, что, впрочем, Нэрисса тоже замечает, а он в свою очередь видит ее лукавую улыбку в отражении оконного стекла. — Хорошо-хорошо, снова грудью встану на защиту аттестационных табелей адептов, — протягивает она, уничтожая окурок и разворачиваясь спиной к приоткрытому окну. Предмет защиты табелей Эллохар оглядывает пристально и со всем возможным вниманием, с одной стороны сетуя на застёгнутые пуговицы рубашки и кляня безднову дистанцию, но с другой вздыхает облегченно — пусть лучше захвативший его мысли предмет будет защищён хотя бы мундиром, если уж Нэри так не хочет никаких заявлений. «От грязных мыслишек и порочных фантазий адептов все равно не защитит» — уже предвкушая весну и буйство гормонов у всех без исключения адептов, находящихся на его попечении, чуть мрачно думает он. Утешает одно — до весны все может очень сильно поменяться, и если предположить, что Нэри сменит гнев на милость, что скорее фантазия, нежели поддерживаемый фактами расклад… Теперь магистр Смерти вздыхает почти обречённо, прекрасно зная характер возлюбленной. — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — наставительно замечает он, и Нэриссе слышатся строгие нотки в чуть хрипло звучащем баритоне. Приподняв брови, она уставляется на него нарочито непонимающе и, тихонько вздохнув, снисходительно поясняет: — Я образно выражаюсь, лорд-директор. Прикрывать дипломы страждущих знаний адептов обнаженным бюстом я не собираюсь, — сложив руки под этим самым бюстом, она прислоняется бедром к подоконнику и, магией прикрыв створку, забирается на него с ногами. — Но отрицать пользы самоуправления ты не можешь, Рэн, — неожиданно проговаривает Нэри с мягкой улыбкой, и мужчина, снова оторвавшись от листка, к которому вернулся, поднимает на нее насмешливый взгляд. — Откровенно — нет, — признает ее правоту Эллохар, таки понимая, что хотел бы переложить часть обязанностей на зама или адептов. — Но главная сложность заключается в том, прелесть моя, что в отличие от Грейнсворта, где подобная система существовала изначально с подачи попечительского совета и ректора, у меня сходу ввести ее проблематично. Нэрисса, задумчиво кивнув, соглашается. Понимает, почему Рэну проще контролировать все самому — пунктик контроля никуда не денешь, да и возможные проблемы перевода на адептское самоуправление признает. Все же уровень отвественности обучающихся в разы выше при такой системе. И если адепты академии воспринимают должности префектов и работу в кабинете управления как честь, то в случае со школой это будет казаться повинностью, особенно на первых порах. — Здесь вариантов действительно немного, — проговаривает она, проходя к директорскому столу и, подхватив чашку с чаем с подноса, устраивается на самом краю. — Ступенчатый переход единственный стоящий, но и он далеко не идеален, как и сама система: передача так называемой власти все равно приводит к сбоям. — Но при всех сложностях самоуправление все равно работает, — таки дочитав очередную писульку и отложив ее в стопку, магистр Смерти отпивает чая и принимается пересматривать уже отмеченные листы. — Как вы контролируете буферный период? — спрашивает он, удовлетворенно кивнув самому себе, — все подобия прошений просмотрены и даже откомментированы письменно, — и поднимает на нее внимательный взгляд. Протягивает руку, мягко касаясь ее колена, невесомо поглаживает пальцами, и память тут же подкидывает воспламеняющие кровь картины залитой светом пламени палатки, застеленной шкурами постели, ощущения собственной кожи, горящей под тонкими пальчиками, ее приоткрытых в иступленном стоне губ, вкус которых он ощущает до сих пор. «Не могу больше» — стонет протяжно про себя Даррэн, — «Видит Бездна, не могу». И судорожно выдыхает, когда тёплые пальцы наяву скользят по тыльной стороне его ладони, очерчивая рисунок вен, а синие глаза напротив темнеют, и радужки в них исчезают, пожираемые расширяющимися зрачками. — Все просто — если в двух словах, и Тьма упаси, если с подробностями, — глухо проговаривает Нэри, и случайная хрипотца ее тона простреливает его тело разрядом. Скользнувший по мягким губам язык он отслеживает заторможенно, понимая, что глаз оторвать не может. — По факту буферный период контролируют бывшие префекты, поэтому мой преемник консультируется со мной по важным вопросам. Да и в первый год передача власти не полная — мы не выдаём всех финансовых пассивов, позволяя пользоваться исключительно ограниченными средствами, следим за семестровыми показателями успеваемости адептов, заключенными с поставщиками договорами, графиком факультативов и дополнительных занятий, получаем данные по снабжению… много всего, но это отработанная система, которая учит управлению, и для многих это основополагающий критерий выбора учебного заведения — очень многие родители отправляют своих наследников к нам в надежде, что те если и не станут перфектами, то попадут в кабинет управления. — Что может быть лучше, чем возможность научить детишек мухлевать с налогами, документальной базой и тонкостями заключения договоров, как не академия, где все вроде игра, но на деле — не совсем, — глубокомысленно заключает магистр Смерти, чувствуя под кончиками пальцев жар ее кожи, ощутимый даже сквозь плотную ткань форменных брюк. А еще понимает, что увлёкся, опустив взгляд на собственную ладонь, незаметно для него самого пробравшуюся вверх по ее бедру. — Еще пару минут, — проговаривает он, когда она кивает и поднимается, кинув на него тяжелый, чувственный взгляд, и, подхватив с дивана плед, отходит к окну. Погрузиться в работу снова удаётся с невыразимым трудом — доносящейся от окна терпкий запах табака с нотками пряностей будит воображение, вынуждая снова и снова вспоминать проведённые в пустоши ночи. Тряхнув головой и мрачно нахмурившись почти полной утрате самоконтроля, Эллохар, едва ли не с ожесточённостью всмотревшись в открытую папку и таки разглядев коварно уплывающие строчки, со злостью просматривает содержимое. «Ей нужна дистанция» — напоминает он себе, еще чувствуя тепло ее кожи, ощущавшееся сквозь брюки, на кончиках пальцев. — «Дистанция». Взгляд так и норовит переместиться к окну, чтобы опять посмотреть на Нэриссу, расслабленно покуривающую, завернувшуюся в черный плед и нахохлившуюся, словно котёнок аварха. Она кажется по-домашнему милой, вот только вспыхнувшее возбуждение не позволяет избавиться от мыслей о том, как бы хорошо было, не будь под пледом ничего, кроме ее самой. Но дыхательная гимнастика все же помогает, и, просмотрев почти две трети содержимого папки, оказавшегося лекционным планом по человеческой анатомии, предоставленным магианной Сойер, он, подмахнув его одобрительной подписью, вздыхает, наконец, облегченно. Но не то чтобы совсем — вечер в компании Нэриссы только начинается, а игнорировать соблазны становится все сложней. Отложив папку, магистр поднимается нарочито медленно и бесшумно, снова приникая взглядом к девушке, опершейся ладонью на заметаемый снегом подоконник и бездумно глядящей на площадку для построений внизу. Подходит медленно, подкрадывается, гадая, ощущает ли она его приближение, а подступив на расстояние ладони, чуть сжимает укрытые пледом плечи. — Идём, — тихо проговаривает на ухо и, когда она прислоняется спиной к его груди, призывает пламя. Огонь обступает со всех сторон, облизывая, заставляя встать еще плотнее, прижать крепче, и Эллохар не отказывает себе в этой малости. Склоняется к ее макушке, втягивая носом тёплый аромат жасмина и амбры, видит, как трепещут тени темных ресниц на нежных девичьих щеках, и, поглаживая пальцами плотную ткань мундира на хрупких плечах, так же тихо интересуется: — Больше ничего не нашла в дневнике? — Ничего. Но очень надеюсь на дневники Исенны. Нэрисса тихо выдыхает, чуть опуская голову, и туго сплетенная в боевое плетение коса тяжело соскальзывает на плечо, оголяя шею. Даррэну так и хочется прижаться губами к нежной коже, снова услышать хриплый, всеми силами сдерживаемый стон, но сейчас определенно не до этого — загадка, обратившаяся серьезной частью расследования, не терпит, — и он только прикрывает глаза, сцепляя зубы в попытке сдержаться. Но не удерживается — разворачивает ее к себе лицом, пытливо вглядываясь в темные радужки, взгляд самовольно опускается к приоткрытым, чуть влажным губам. Она, кажется, даже приподнимается, вставая на носочки, но пламя уже опадает, погружая их в зеленоватый полумрак лишённого окон коридора. И Эллохару приходится отступить с сожалеющей, заметно снисходительной улыбкой, окинув замершую в ожидании поцелуя Нэри хитрым взглядом. — Уже наметила места поисков? — как ни в чем не бывало уточняет магистр Смерти, ловким движением руки скользнув от плеча до талии и ниже, перехватывая ладонь. Делает шаг вперед, зажигая голубоватую сферу с пляшущим внутри огоньком, и Нэри едва справляется с тянущей в груди досадой, задавливая ее вглубь — не до поцелуев, да и она сама просила о дистанции. А оглядевшись и обнаружив себя в запечатанном ныне жилом крыле второго этажа замка, удивленно воззряется на безмятежно смотрящего сверху-вниз Даррэна. Понимает, что его хвостатое хранительство наверняка выдал Рэну доступ по каким-то известным только им двоим причинам, но подозрительности это не сбавляет. Эллохар же, догадавшись о сути ее замешательства, протягивает насмешливо, чуть потягивая на себя сжатые в руке пальцы: — Ты думала, я не раскручу твоего духа-хранителя на доступ? Это даже не смешно, прелесть моя, просто потому, что оскорбительно. И пока ты перевариваешь факт моей тесной дружбы с твоим хранителем, — с легким ехидством сообщает он, — предлагаю проверить спаленку твоей двоюродной тётки. Чем Тьма не шутит, вдруг ее в силу юных лет не одолела свойственная Блэкам паранойя, и она не особенно старалась припрятать свои писульки? На предложение Нэрисса, озадаченная как допуском Эллохара в жилую часть дворца, так и его более чем сдержанным поведением, только согласно кивает, тихо хмыкнув. Метры до дверей покоев Исенны они преодолевают в полной тишине, но прерывать ее совершенно не хочется, настолько мягкой и уютной она ощущается. Пожалуй, Нэрисса впервые с момента выпуска из академии ощущает себя настолько свободно, но при этом спокойно. И в безопасности. Не приходится воевать за собственные личные границы, относительную свободу, возможность участвовать в расследовании. Эллохар просто ведет и просто дает ей то, чего так хочется, и от этого почему-то так сладко-приятно щемит в груди… Настолько, что она позволяет себе запнуться на пороге спальни Исенны и врезаться грудью в его спину, тут же ощутив перехватившую и удержавшую от падения ладонь. И вздохнуть, не особо скрывая ощущений и чувств от связи. Все равно бессмысленно, но это хоть как-то поможет Рэну понять и принять те пункты правил их отношений, на которые она согласна, потому что уж проще примером, нежели бесконечно талдычить и объяснять, скатываясь в споры по поводу установки границ. Он поймёт, если захочет, а в его желании сомневаться не приходится. — Первой обыскиваем спальню, — оглядев пропыленное, затянутое паутиной пространство, проговаривает не слишком уверенно Нэрисса, но, встретившись взглядом с магистром, чуть успокаивается, принимаясь за вплетение потоков в групповое поисковое заклинание. Синее пламя с небольшой примесью более темного прокатывается по спальне и гостиной, совмещенным опущенными перегородками, и предсказуемо возвращается лёгкой волной обратно, не указывая направления. Кажется, вздыхают они синхронно, но Нэри не то чтобы отчаивается: храны и скрытые тайники для Блэков почти постулат паранойи. — Отойди к стене, — тихо просит она, когда магистр Смерти подступает ближе, и, заметив его напряжённый взгляд, тихо поясняет, приседая посреди комнаты на корточки: — Всего лишь чары Блэков, предназначенные для поиска тайников, ничего страшного и запрещённого — глава и обеспокоенные по факту родительства члены рода частенько прибегали к подобному, дабы обезопасить не всегда благоразумных детишек. Палец, все еще кровящий после поискового заклинания, вырисовывает загогулину на пыльном полу, и подушечку у самого ногтя приходится пару раз сильно сдавить, чтоб крови хватило. Нэрисса для усиления эффекта окружает символ капельками крови, выдерживая полный рунический круг, вписывает пару рун усиления и, поднявшись, одними губами проговаривает формулу. Ничего не происходит, по крайней мере в зоне видимости, но этого и не требуется — достаточно влить каплю пламени. Огонь, поглотив кровь, тускло вспыхивает на плитах пола, колеблется неуверенно, а затем, чуть опав, ползёт в сторону. Эллохар, проследив направление, запускает еще одну связку чар, сплетённую паутинкой для большей эффективности, и, когда она подплывает к непримечательному шкафу, оборачивается на следящую за собственными чарами Нэриссу. Неспешно проверив шкаф магией, кивает, с исследовательским любопыством осмотрев ползущий в том же направлении огонь, и подаёт ей руку, почти в тот же миг ощущая, как тёплые пальцы касаются ладони. — Единственно возможный вариант, — хмыкает неоднозначно он. Подошедшая вплотную Нэри только косится задумчиво, а после, принявшись изучать защиту шкафа родовыми чарами, вздыхает. Блэки просто не могут не выделиться кто во что горазд, и не признать этого невозможно. — Так-то оно так, но не все так просто, — опершись ладонью на монолитные полки, признает она. — Тут вход по крови, а я номинальный глава и… — Простым приказом открыть не сможешь, — понимающе склоняет голову магистр. — Ломаем? — вносит предложение он, но Нэри отрицательно качает головой, нахмуриваясь. — Там должен быть кабинет, — поясняет она, вспоминая расположение собственных комнат. — Но они обычно защищены — не каждый представитель моего рода готов пускать близких с святую святых. У главы рода обычно есть доступ, но не через спальню. У меня нет — я только и могу, что этот самый кабинет обнаружить, не более. — Все множатся и множатся вопросы к твоему хранителю, Нэрюш, — в тяжёлой задумчивости проговаривает магистра Смерти, выразительно глядя на понурившуюся девушку. — Ты хоть знаешь, что тебя ждёт после принятия главенства над родом? — тоскливо уточняет он, и Нэри, кивнув, прикрывает глаза. — Но мне знать нельзя… — догадывается Эллохар, на что Нэрисса снова кивает. — Нельзя, — подтверждает она. — До поры до времени. Потом можно будет. — Но будет уже поздно, — выносит вердикт Эллохар, закатив глаза. — Так ломаем? Или у тебя есть решение этой задачки? Нэри, неоднозначно глянув на него со смесью возмущения и сожаления, принимается ощупывать и изучать корешки книг — механизм должен открываться и так, постоянная активация кровью бессмысленна в собственных-то покоях и слишком уж отдаёт психозом. Снова и снова проходится от полки к полке, проглядывая названия под пристальным взглядом Эллохара, подмечает буквы на корешках, прищуривается, заметив чуть более запертые уголки некоторых книг, и, наконец, подвигав в определённом порядке несколько изданий и расслышав щелчок, удовлетворенно кивает. — Открыто. Даррэн, толкнув плечом монолитную полку с книгами, степенно вплывает в еще более запылённое помещение, пристально оглядывает заваленный едва виднеющимися бумагами стол, лежащий на боку стул, вываленные на пол записи, и тихо хмыкает, сопоставляя картину предполагаемого произошедшего. То, что хозяйка кабинета торопилась, неоспоримо, оставленные в беспорядке вещи только подтверждают сделанные днем ранее предположения. Но записи, на проверку оказывавшиеся просто расчётами, которые он, остановившись у стола, рассматривает, бездумно сортируя по темам и датам, ничего не дают. — Проверим тайники, — предлагает отошедшая к центру помещения Нэрисса и, снова порезав палец, вырисовывает загогулину на полу, напитывая собственной кровью. В этот раз огонь разгорается охотнее, словно чувствуя искомое, и, полыхнув по кайме рунного символа, уверенно ползёт в сторону лабораторного стола, заставленного колбами и ретортами. Извивающиеся языки пламени привлекают внимание, и магистр Смерти пристально следит за каждым колебанием темно-синего огня, уверенно приближающегося к столу. Затрепетав, огонь, стекаясь по каменным плитам пола, концентрируется костерком под самым столом, а после выразительно тухнет, и Нэри, мигом приблизившаяся и опустившаяся на колени рядом, принимается обмахивать пыль на этом участке пола. Плита, квадратная и темная, выглядит до унылого обычно ровно до тех пор, пока Нэрисса, испробовав несколько отмыкающих плетений и ничего не добившись, не поддевает ее когтями, приподнимая и вытаскивая из кладки. Хмыкнувший такому повороту Эллохар подступает ближе — чёрное жерло тайника чуть подсвечивается зеленоватым мхом, и он, присев рядом и склонившись, обнаруживает в проёме искомое: матовые кожаные обложки, обнимающие стопки желтоватых страниц, чуть мерцают в рассеянном свете тонких, слабо подрагивающих травинок на стенках тайника. — Не скажу, что ларчик просто открывался, — тянет глубокомысленно магистр, хмыкая и опускаясь рядом с Нэриссой на пол, — но это было занимательно. Особенно вскрытие непосредственно храна путём вандализма и приложением грубой силы. Забираем и к тебе в гостиную, прелесть моя, — то ли спрашивает, то ли приказывает Эллохар, и Нэри, кивнув с саркастичной усмешкой, вытаскивает стопку из пяти плотно прошитых тетрадей и передаёт ему. Вытащив еще, передаёт ему переплетённые в кожаные обложки дневники и вздрагивает, различив заданный полушёпотом вопрос: — Интересно, до твоих дневников я когда-нибудь доберусь?.. Неожиданно озадаченный тон заставляет нахмуриться, и Нэрисса, вспомнив, в чем именно состоят ее дневники, только вздыхает тихо. Возможно, она даст Рэну доступ, но точно не сейчас. Слишком уж свежи воспоминания о ее прошлых заслугах, Эллохару определенно нужна уверенность в ее полной верности и имеющихся чувствах, прежде чем он сможет просмотреть все, что происходило в стенах академии и за ее пределами в последние четыре года. — Доберёшься, — почти уверенно тянет Нэри, вытаскивая все тетради из тайника. — Но пока определенно рано, — обнадеживает она его и, поднявшись, первой походит в спальню. — Идём, ночь обещает быть долгой. На ходу пролистав новые страницы попавших ей в руки записей, она только усмехается довольно — привычная письменность миров Хаоса обнадеживает. Даже если и встретится шифр, совместными усилиями они разгадают его быстрее, чем она справлялась с дневником Велереи в одиночку. Да и вместе будет определенно интересней, соревновательной нотки никто не отменял. Спустившись в семейную гостиную на первом этаже, Нэрисса, глянув на магистра Смерти, сваливает стопку дневников Исенны на стол и, когда Эллохар, оставив свой скарб рядом, лениво опускается на диван, подсчитывает общее количество, тихо присвистнув. Восемнадцать тетрадей, плотно подшитых и вряд ли, вопреки вспыхнувшим в коридоре надеждам, не зашифрованных, оказываются на столе. Упав на диван напротив Эллохара, Нэри только вздыхает тяжело — такой объём информации не изучить за одну ночь, сколько не старайся. Но постараться придется: ни учёбу, несмотря на присутствие здесь лорда-директора, ни работу никто не отменял. — Разберём по датам, — вносит дельное предложение он, и насмешливо глянув на тяжко вздохнувшую Нэриссу, командует. — Приступаем, радость моя, иначе мы отсюда и к концу недели не выберемся. А кому-то еще и спать нужно. И есть. И об учебе не забывать… — И взбодриться бы не помешало, — уныло подтащив к себе ближайшую стопочку из трёх дневников, протягивает Нэрисса едва слышно. Осматривает плотные обложки, неотличимые друг от друга, и, раскрыв первый и опять обнаружив привычную письменность темных, чуть приободряется. Это нисколько не подтверждает теории, что остальные дневники не таят в себе неприятных подарочков в виде шифров, но хоть немного упрощает работу. Пристальный взгляд так и не занявшегося делом Даррэна старается игнорировать, но не реагировать совсем не получается, и, расслышав лукавое фырканье, поднимает на него глаза. Вальяжно откинувшийся на спинку дивана магистр смотрит чуть с прищуром и как-то очень уж довольно, и Нэри, ощутив лёгкое раздражение, указывает рукой на высящиеся чёрные стопки, выразительно изогнув бровь. Усмехнувшийся шире магистр Смерти примирительно приподнимает руки, вытаскивая из стопки сразу пять тетрадей, но раскрыть ни один из них не успевает — раздается предупредительный стук в дверь, створка распахивается, и в заполненную полумраком гостиную, освещённую только лампой на столике и светом камина, вплывает удивительно закрыто по меркам Хаоса одетая демоница. Поклонившись и пройдя к столу, она опускает на свободное от дневников пространство поднос, избегая глядеть в сторону магистра Смерти, отступает и кланяется снова. — Леди, мой Принц, — говорит она тихо, слишком старательно глядя в пол. — Лорд Риссан распорядился о закусках. Будут ли какие-то указания? Ужин? Возможно, необходимо подготовить спальню? По мере задаваемых вопросов брови Эллохара ползут все выше, а уголки губ растягиваются в очень понимающей улыбке все сильнее. Не подозревавшая о новых указаниях прислуге в связи с переменой ее статуса Нэрисса просто прикрывает лицо рукой, устало вздыхая. Указание, а на деле же подстава Риссана, обернётся для нее колкими шуточками, и то, что Даррэн еще долго будет припоминать ей «ревность» к прислуге, а он, по всей видимости, все так и воспринял, несмотря на все возможные попытки объясниться в собственной непричастности, несомненно. Таки оторвав ладонь от лица, Нэри первым делом глядит на вежливо улыбающегося на все происходящее магистра, но взгляд его выдает, да он, кажется, скрывать своей реакции не собирается. Указав рукой на ожидающую распоряжений демоницу, Рэн таки распахивает одну из тетрадей на колене, принимаясь преувеличенно внимательно изучать его содержимое. — Нет, спасибо. Можешь быть свободна. Служанка, просеменив к двери и так и не подняв на Эллохара глаз, выходит, закрывая за собой дверь. Тишина начинает казаться не просто напряжённой, а почти ощутимо звенящей, и Нэри, понимая, что испытывает просто кошмарную неловкость, но при этом не желая оправдываться, поднимается с дивана, направляясь к бару. Но успевает сделать лишь пару шагов — за спиной раздается крайне издевательский хохот магистра Смерти. — Это что такое, радость моя? — вопрошает он, отсмеявшись, и Нэрисса, насупившись, но все еще не желая ничего объяснять и оправдываться, нарочно громко звякает бутылками и бокалами. — Ревность? — весело хохотнув, продолжает полный нескрываемого лукавства допрос Эллохар. — Да такая, что ты прислугу переодела на манер женщин песчаников и даже правилам их поведения обручила? Какой, однако, ответственный подход… Выдернув бутыль огневодки из шкафа, на этот раз не початую, она, резко развернувшись, стремительно проходит к Даррэну и, с суровым лицом впихнув выпивку и бокал в руки, мрачно цедит сквозь зубы, почти не сдерживая раздражения: — Во имя Бездны, заткнись. И пей. Вернувшись обратно к бару и более вдумчиво выбирая напиток на этот раз для себя, не может отделаться ни от блуждающего по спине и ниже взгляда магистра, ни от чувства, что щеки предательски горят. Раздражение и неловкость попеременно накрывают волнами, то накатывая жаром, то окатывая оцепеняющим холодом, то поднимая из глубин, то вновь заталкивая обратно желание пояснить суть ситуации. — И все же, — лениво тянет он, и Нэри почти видит искушающе-хитрую усмешку на его губах, до красных кругов перед глазами зажмуриваясь и отгоняя цепляющее что-то глубоко внутри видение. — Мне крайне любопытно, не пояснишь… — Бездна, как же иногда хочется тебя придушить… — шипит она, но все же оборачивается, теперь уже наяву наблюдая ту самую коварную полуулыбку. И чувственное предвкушение в его взгляде… Вздрогнув, она уже почти оборачивается, осознавая, что выпивку таки себе не выбрала, а брать стоит покрепче, дабы запить позор, как магистр произносит лукаво: — А я бы на это посмотрел… и даже деятельно поучаствовал, — продолжает он, чарующе понижая тон, отчего мурашки пробегают вдоль позвоночника, и Нэрисса, тяжело сглотнув, продолжает перебирать бутылки, мрачно нахмуриваясь. — Просто пей, — напоминает она глухо, задерживаясь у бара. Придирчиво оглядывает бутылки, не зная, чего именно хочет, уже начинает досадовать, что огневодка прочно прописалась у Эллохара, и едва не дергается, когда за спиной раздается проникновенный и будто бы чуть извиняющийся шепот: — Нэрюш… Ко всему прочему, весьма волнующему, что никак отрицать не получается, на плечи ложатся тяжелые тёплые ладони, и тело снова пробирает дрожь. Прикрыв глаза, Нэри медленно выдыхает через нос, стараясь игнорировать касание его рук, само присутствие, но почему-то все равно проговаривает чуть раздраженно и ощутимо холодно: — Я нихрена не знала, Рэн. Ни-хре-на, — и круто развернувшись, стряхивая с плеч его ладони, чуть сжавшие и непременно удержавшие бы, жестко добавляет: — Это все неинициативность и предосторожность Риссана, служащего Блэкам слишком долго и помнящего правила жизни в этом доме, когда в нем еще была хоть какая-то жизнь. Вытащив наугад первую попавшуюся бутылку и сморщившись, стоит обнаружить в руке коньяк, она твёрдой походкой проходит к дивану, опускается на него и, вытащив из-под бедра дневник, щелчком пальцев выбивает восковую пробку из горлышка. Щедро отхлебнув ненавистного пойла, Нэри распахивает дневник и, более не желая отвлекаться, принимается высматривать интересующие их даты записей. — И что с правилами? — уже более серьезно вопрошает опустившийся напротив магистр Смерти, и, ощутив его изучающий взгляд, кажется, каждой клеткой бренного и слабого перед ним тела, Нэри тяжело вздыхает. — Договорные браки, чтобы сохранить силу в роду. Неужели ты думаешь, что это было «в любви и уважении»? — издевательски спрашивает она, игнорируя его пристальное внимание, снова отхлёбывает из бутылки и, перелистнув страницу, продолжает: — Раньше вся прислуга так ходила, заводить связи с рабами было запрещено. Но увы, запреты не работали. А так, относительная свобода: любовницы, любовники, все зависело исключительно от личных предпочтений в столь деликатном деле. Увлекательные зверушки, которых держали на нижних уровнях в комфортно оборудованных клетках… Лордам рода позволялось многое, если не все. Но только лордам, леди даже выходы за пределы имения без сопровождения возбранялись, не то что связи на стороне, несмотря на все возможности магической контрацепции — даже предполагаемые ублюдки рода вызывали у главы совершенно определённые чувства. — Арктурус никогда не казался мне тираном, — задумчиво проговаривает Эллохар, и Нэрисса, видя, что он призадумался, и тема разговора успешно сменена, пожимает плечами. — О, он просто хорошо скрывал. Но если захочешь полюбопытствовать и углубиться в тему, могу предоставить дневники его супруги, они в библиотеке в открытом доступе лежат, Асмодей в качестве предостережения юным девам выставил после ее смерти, — ехидно хмыкает она и, таки глянув на Даррэна, усмехается мрачно. — Он ее, кстати, и сгноил. Очень интересным способом, если хочешь знать. Я даже восхитилась, когда мне блевать расхотелось, — и напоминает уже чуть мягче: — Хорошие сказочки на ночь, как раз в стиле Блэков, но дневники сами себя не просмотрят, Рэн. Нэрисса снова углубляется в пролистывание тетради, чуть хмурится, изучая некоторые страницы, а Эллохар, все так же не сводя с нее взгляда, ощущает свербящее в груди беспокойство. Для него кажется странным это несоответствие — гордость родом и силой, желание отметить свою принадлежность к Блэкам той же ритуалистикой и пренебрежительная брезгливость, вполне обоснованная, самой историей рода, его членами, правилами. Понимает, что это не его дело, да и Нэрисса вряд ли сама сможет объяснить эту двойственность, поэтому и не задаёт вопросов. Открывает тетрадь, пролистывает пустой титульный лист, приступая к записям. Дата оказывается очень старой — около шестидесяти лет назад была сделана первая заметка. Он бездумно скользит глазами по ровным каллиграфическим строчкам, замечая слишком острые углы букв и резкие окончания слов, выдающие нервное состояние владелицы дневника. И, ощутив подспудное любопытство, таки вчитывается.…Леди Велерея обмолвилась за ужином, что почти все юные леди нашего рода сговорены, и встреча с приглашёнными на прошлой неделе лордами прошла успешно. И как бы матушка и тётушка не уверяли меня, что брак — это лучшее, что женщина нашего рода может принести семье, я не могу не думать о выбранном мне супруге и том, смогу ли продолжать обучение. Если Глава позволит ввести супруга в род, все будет много проще, но если нет… остается надеятся, что выбор не пал на лорда Зазнайку. Такая вероятность, как бы мне ни хотелось верить в ее невозможность, все же есть…
Запись обрывается, половина страницы остается пустой, И Эллохар, призадумавшись, пытается вспомнить, сколько же тогда было лет Исенне. Выходит около пятнадцати-шестнадцати. Перелистнув пару страниц и не обнаружив ничего интересного, он уже было собирается отложить дневник на стол, но взгляд цепляется за даты, и он оставляет его при себе. — Исенну собирались выдать замуж, — проговаривает магистр Смерти негромко, и Нэри, заторможенно кивнув и закрыв тетрадь, поднимает на него задумчивый взгляд. — У тебя есть что-нибудь? — Нет, детские записи, первые попытки вести дневник. Тебя что-то заинтересовало в этом? — посмотрев на тетрадь, лежащую рядом с его бедром, спрашивает она. — Не уверен. Но даты подходящие, — сообщает он, отпивая огневодки из бокала, и, прихватив с тарелки на подносе тонкий ломтик прокопченного мяса, с удовольствием жуёт. Нэрисса же, отхлебнув коньяка прямо из горла, чуть морщится и берет новую тетрадь. Открывает, глядя на дату первой записи и не желая погружаться в откровенные излияния Исенны, вот только числа оказываются уже ближе. — Лет шестьдесят назад, да? — спрашивает Нэри, коротко глянув на Эллохара, и он, отсалютовав бокалом, с мягким ехидством советует: — Закусывай, радость моя. А с временным отрезком ты угадала, — и улыбается так, что она, тихо вздохнув, скорее опускает глаза в дневник, уделяя ему пристальнейшее внимание и игнорируя едва слышный понимающий смешок. — Пятьдесят лет, — приподняв тетрадь, победно сообщает Нэрисса, и вчитывается уже внимательнее. — Предлагаю соревнование: кто первым найдёт хоть что-то стоящее — загадывает проигравшему желание. Идет? Даррэн лишь улыбается загадочно в ответ, то ли беря время на раздумья, то ли желая потрепать и без того пострадавшие нервы и помучить. Нарочито неспешно скользит глазами по телу, опять вынуждая ее чувствовать себя не в своей тарелке, откровенно любуется — это заметно, и, наконец, склоняет голову. — Идёт. Готовься исполнять, прелесть моя. А затем снова открывает тетрадь и полностью погружается в чтение, то ли изображая, то ли действительно становясь безучастным ко всему. Нэриссе остается снова вздохнуть и обратить все свое внимание на чуть желтоватые страницы, благо искомое или только кажущееся таковым, обнаруживается на первых же разворотах. Написанные отрывистым почерком слова чуть скачут, выходя за границы скрупулёзно расчерченных строчек, они будто пропитаны раздражением и досадой, что только сильнее заинтересовывает. — Ха, — выдыхает Нэри и, стащив с тарелки кусочек чёрного, покрытого плесенью сыра, закидывает его в рот. — А вот это уже любопытно. Послушай.…Он, кажется, возомнил, что имеет на меня какие-то совершенно особые права, потому что распоряжается моим временем, а в частности теми часами, что я отвожу на исследования, слишком уж нагло. И возмутиться не получается, не в голос — узнай глава, что между нами что-то есть, и брак будет заключён незамедлительно. И меня не так уж страшит сама перспектива брака, лишь бы не с ним — с ним я застряну с четырёх стенах, потеряю то единственное, что так радует меня. Он, утративший разум, не желающий отказываться ни от этой связи, ни от меня самой ради десятка самых перспективных невест Ада, лишит меня того, что меня определяет — моей работы…
— Таки Исенна была не только книжным червём, помешанным на порталах и стабильности границ миров, — протягивает Эллохар с усмешкой, но все же признает, что Нэрисса действительно нашла что-то любопытное. — За победу не засчитывается. — Да какая победа, будто бы я рассчитывала так быстро обойти тебя на повороте, — фыркает Нэри, закатив глаза. Запись кажется интересной совсем не из желания победить — тут скорее женское чутьё или что-то похожее, возможно, чувствование вейлы, подсказывает, что это имеет значение. — У нее была связь с кем-то. А если учесть то, что глава, судя по написанному, имел право заключать брак самостоятельно, вывод один: это был кто-то из рода, такие союзы исключительно под юрисдикцией главы. И этот любовник определенно был напорист и пугал Исенну своим поведением, Рэн. — Кто в то время был свободен и мог так серьезно увлечься ею? — потерев в задумчивости переносицу, Даррэн вскидывает взгляд на Нэриссу и сам же отвечает на собственный вопрос: — Сирион, Виердан, хотя тогда он был уже сговорен с младшей дочерью дарая ДарЭмейна, Бальтазар… — Мой отец, — вставляет Нэрисса с ноткой веселья в голосе, и магистр Смерти, едва не подавившись вкушаемой огневодкой, смотрит на нее с обеспокоенностью и сомнением, словно на душевнобольную. — Ну нет, Альтаир на Исенну бы точно не покусился, да и в то время он в отчем доме не появлялся, у нас были дела поинтересней, — отмахивается он расслабленно, припоминая весёлые, полные расслабленности деньки. Нэри же, явно угадав по его лицу суть их времяпрепровождения, высказывает предположение вслух: — Кутили, очаровывали каждую вторую, если не первую леди, пили и не обходили стороной ни один бордель? — насмешливо вздёрнутая темная бровь и ехидно-снисходительная гримаса на ее лице заставляет Даррэна усмехнуться, и он согласно кивает. — Примерно так, только порядок действий периодически менялся. — В зависимости от состояния стояния и алкогольного опьянения, угу. Охотно верю, — посмеивается вполне добродушно Нэрисса и, заметив удивлённый взгляд Эллохара, выразительно закатывает глаза. — Я не настолько дура, чтобы ревновать к далёкому прошлому. Да и в принципе к прошлому, если оно действительно осталось в прошлом вместе со всеми джентльменскими порывами. Чего и тебе искренне советую. — Твои советы, Нэрюш, все чаще вызывают весьма непростые вопросы, — с подозрительным прищуром вглядывается в нее Даррэн, не совсем понимая, как реагировать на дельный, но таки тревожащий совет. А Нэри, пожав плечами и нарочито невинно посмотрев в ответ, снова погружается в чтение, и он, не имея возможности устроить допрос и пытки, ставшие непременно чувственными, следует ее примеру, открывая новый дневник. В предыдущем, судя по записям в тетради, просматриваемой Нэри, ничего особенного не найти. Чтобы буквально пятнадцать минут спустя внимательно вчитаться в острые отрывистые строки, скользнув по дате и удовлетворенно кивнув. Пролистывая еще пару страниц, он не находит более ничего похожего и снова возвращается к короткой, но содержательной записи. — Не все тебе стяжать лавры победительницы, — приподняв тетрадь на уровень глаз, Даррэн чуть встряхивает ею, удерживая пальцами за оклад, и зачитывает:…Это было в высшей степени неловко. Я не могу с точностью до дня сказать, когда все началось: взгляды, случайные касания, улыбки, внимание, ставшее обволакивающим и чарующим. Я не очень хотела поддаваться, и в этом могу признаться откровенно — он не был пределом моих мечтаний: амбициозный, полный гонора и самомнения, не самый сильный в семье, скорее уж в числе последних, даже я при желании могла бы одержать верх в поединке, хотя специализируюсь на портальных чарах. Но я все же позволила себя очаровать или очаровалась сама. Не знаю, в какой момент это перестало быть просто игрой с моей стороны. Не любовь и не тяга, совсем нет, но желание… Слишком страстным и порывистым он оказался, а мне, запертой в стенах дома, оказывается, только и нужно было, что разжечь в полную силу этот сжигающий дотла огонь. Ни о чем не жалею, совершенно точно ни о чем. Даже больше — я хочу повторения этой ночи: юный лорд Блэк может стать прекрасным отвлечением от научной работы и повседневных хлопот…
— Хо-хо, — выдыхает Нэрисса удивленно и с улыбкой признает: — Балл уходит тебе. Значит, юный лорд Блэк… — припоминая год рождения живших тогда членов рода, она потирает мальцами подбородок. — Сирион и Виердан отпадают, как и Альтаир, за которого я могу снова поручиться лично, — запрокидывает голову на подголовник магистр. Вариант остается один, вполне вероятный и даже упоминаемый ранее, но, увы, мертвый. Вот только смерть этого самого варианта вызывает все больше сомнений, и он, пристально глянув на Нэри, припоминает: — Ты говорила, что Исенна была проявлена артефактом как живая, так? А если она не единственная, кто смог обмануть артефакт? — Я понимаю, к чему ты клонишь, Рэн, — кивает Нэри, вытаскивая из стопки на столе еще один дневник и, открыв его, досадливо откладывает в сторону. — Но давай сначала найдём что-то более стоящее, нежели предположение о сексуальной связи Исенны и, судя по всему, Бальтазара, ладно? Когда точно она погибла? Зная дату, мы могли бы найти самые свежие дневники, там наверняка будет больше ответов. — Сорок шесть… нет, сорок семь лет назад, как раз перед празднованием пятисотлетия объединения Ада. Она хотела преподнести положительные результаты своих исследований деду в подарок, но не сложилось, — отрешённо, явно пребывая в своих мыслях, отвечает магистр, и Нэри принимается просматривать лежащие на столе тетради. — Отберём по датам, так будет проще искать. Следующие несколько минут она технично открывает дневник за дневником на середине, смотрит на дату и откладывает в сторону в зависимости от даты его заполнения. В итоге совместными стараниями образуется стопка из шести тетрадей с разницей в несколько лет. Хищно оглядев возвышающийся черный столбик, Нэрисса быстрее протягивает руку, перехватывая те, что кажутся ей наиболее перспективными, и Эллохар, галантно отступив, с мягкой лукавой усмешкой забирает оставшиеся. Чтение и изучение занимает не так уж много времени: буквально спустя десяток минут Даррэн отсортировывает те, что не принесут ничего нового, и удовлетворенно уставляется на последний оставшийся в руках дневник, датированный сорока восьмью годами ранее. Но радуется рано и понимает это, только начиная переворачивать страницу за страницей: записи становятся отрывистыми и бессмысленными, ровный и педантичный прежде почерк скачет так, что некоторые слова разобрать не представляется возможным, а личные записи все чаще перемежаются совершенно непонятным расчетами, суть которых уловить нереально. Приходится вдумчиво читать все, выделяя важное по крупицам. И он таки находит. — Кое-что есть, — нахмуривается Эллохар, разбирая расплывшиеся, будь залитые чем-то строки. Кляксы в виде капель недвусмысленно намекают на слезы, и он старательно игнорирует сей факт, концентрируясь на содержании и принимаясь зачитывать вслух.…Это практически невыносимо. На все мои попытки отказа я получаю лишь оскорбления, насмешки и почти пытки. Синяки, ссадины.. их приходится прятать под закрытыми платьями, чтобы никто не увидел. Он помешанный, просто помешанный, а в собственном доме мне некуда деться. Я с трудом могу вспомнить того мальчишку, что называла когда-то лордом Зазнайкой, потому что его больше нет. В его теле теперь живет монстр. И это не мрак, и не пламя, не магия, сводящаяся каждого из нас с ума — это он сам. Нечто большее, как сам он говорит. Скрывать исследования становится все сложнее, кажется, он догадывается. Или читает мои мысли, что вероятнее всего…
— Еще балл тебе, — не отрываясь от строк в своей тетради, согласно кивает Нэрисса. И Чуть улыбается, но как-то грустно, добавляя: — И, пожалуй, два мне. Я нашла.…Я призналась тётушке. Она не отпустила меня с собрания женского совета рода, заметив синяки на запястьях, а я не смогла промолчать. Хмурилась, ругалась так, что мне даже записать хотелось, но выслушала. И пообещала помощь. Не знаю, сработает ли это, но говорила она уверенно, хотя я сомневаюсь во всех пунктах плана по моему спасению. Проклятье может не сработать — артефакт слишком древний, да и мое исследование еще не закончено, чтобы переходить к практическим испытаниям. Но времени больше нет — если он пройдёт испытание подземельями, то брака не избежать…
— Ищем дальше, — рублено приказывает Эллохар, мгновенно теряя всю расслабленность, и пересаживается к ней на диван. Заглядывает в дневник через плечо, пока Нэри спешно пролистывает не имеющие значения записи, и резко перехватывает ее запястье тут же поглядывая осторожно, когда замечает уже виденный в записях Нэриссы символ. — Здесь.Кажется, все действительно готово. Я не верю в это — только десять дней назад мы посещали человеческие королевства и остров Листар, якобы передавая очередной дар главы его фаворитке, уж не знаю, как тётушка договорилась с лордом Арктрусом, но своего она добилась. И вот сегодня, окончательно отойдя от болезненных манипуляций морских ведьм, я могу не просто лелеять призрачную тень надежды, а верить. Гомункул созрел. Осталось лишь вырастить его, чтобы не вызвать подозрений, и суметь выкрасть замыкающий взрыв артефакт, чтобы быть точно уверенной в том, что нас не заподозрят, и мы не споткнёмся на незначительной мелочи. Все должно быть достоверно. И если все получится, а я уверена, что так и будет, то через четыре дня я не только подтвержу, пусть и лично для себя, звание магистра портальной магии, открыв переход туда, куда не ступала нога современного жителя Хаоса, но и стану свободной от болезненной страсти лорда-кошмара, ставшей зависимостью и его персональным безумием. А тётушка позаботится об остальном.
— Эммм, — странно глухо тянет Нэри неожиданно, и бездумно разглядывающий строчки Эллохар отрывает взгляд от листа, всматриваясь в ее лицо и находя выражение на нем подозрительным. — Что-то не так? — все так же поглаживая ее запястье, обеспокоенно уточняет он, целенаправленно касаясь связи и улавливая полнейший сумбур, царящий в ее сознании. — Надеюсь, что это только неудачная метафора или иносказание, — тянет он неуверенно, заметно сконфуженно глядя на перечёркнутые чёрными строками страницы. — Просто личное безумие есть у каждого представителя рода, и у Исенны, по всей видимости, оно представляло собой увлечение портальной магией. Но она упоминает себя в качестве персонального безумия этого самого озабоченного лорда, и такая формулировка несколько смущает. Потому как это безумие, если судить по записям, таки вышло из под контроля. — Такое возможно? Запечатление на живом объекте? — мягко вытащив из ее пальцев тетрадь и закрыв ее, он всматривается в ее глаза слишком внимательно, тревожно, не сразу понимая, что именно вызывает такую опаску. А осознав причину, лишь сильнее ждёт ответа. — Возможно, но скорее у вейл, тут безумие и привязка к избраннику хитрым образом переплетаются, — осторожно поясняет Нэрисса и, подняв на него чуть печальный, задумчивый взгляд. — У меня не так, чему я, откровенно признаться, рада. Свой персональный фетиш я обнаружила несколько раньше, чем произошёл выбор. Это признание, словно бы чуть виноватое, вызывает у магистра лишь облегчение. Ему совершенно точно не нужно, чтобы Нэрисса рядом с ним превращалась в бездумное и безвольное существо, всеми мыслями, желаниями и порывами сконцентрированное на нем одном. Ласково сжав запястье, он с улыбкой переплетает пальцы, чувствуя, как она сжимает в ответ его ладонь. — И в чем заключается твоя неукротимая тяга? — спрашивает Эллохар расслабленно, желая отвлечь ее от тяжёлых мыслей, занятых судьбой дальней родственницы, и Нэрисса, неожиданно смутившись и даже немного покраснев, молча опускает голову. — Молчишь? Серьезно? Неужели это настолько интимный вопрос, прелесть моя? — с веселым изумлением вопрошает он и, получив в ответ короткий кивок, ухмыляется шире и значительно более предвкушающе. — Выкладывай. — Баночки и скляночки, — на выдохе признается она и, закатив глаза, сардонически фыркает. — Реторты, флаконы, перегонные кубы разных объёмов и мощностей, мензурки, колбы, пипетки… — перечисляет весело и вместе с тем удручённо Нэрисса, и Даррэн, удивленно вздёрнув брови на столь неожиданный и ожидаемый одновременно ответ, тихо смеётся. — Зато теперь понятно, почему алхимия стала основным направлением, Нэрюш, — с ухмылкой тянет он предовольно и продолжает коварным шёпотом, склонившись к уху: — И я знаю, чем тебя подкупить, что вдвойне приятней. И полезней. — И будешь использовать полученные знания каждый удобный раз? — с опаской и сомнением спрашивает она острожно, получая в ответ еще одну весёлую улыбку. — Само собой, радость моя, у тебя будет много, очень-очень много колбочек, мензурок, реторт, таких хорошеньких и разных… — обольстительно продолжает магистр Смерти, и Нэрисса, блаженно закатив глаза, тихо шепчет, едва сдерживая смех, но удовольствия в тоне скрыть не может: — Да-да, продолжай… только не увлекайся особо — казна пострадать не должна, да и коллекция у меня и так внушительная, — и, указав на дневник, более серьезно проговаривает: — вернёмся к нашим помешанным баранам. Выходит, — начинает она, и Эллохар подхватывает: — Что мы не ошиблись в своих предположениях, — снова подцепив с тарелки тонкий кусочек мяса, он закидывает его в рот и, прожевав, продолжает: — Исенна с помощью тётки вытребовала у морских ведьм гомункула в обмен на книгу из закрытой библиотеки рода. И успешно смоталась куда-то, неизвестно куда. Но предположить можно как самые глубины Бездны, так и Мрак, если судить по записям. А Бальтазар в то время, почти сразу после инсценированной гибели возлюбленной, или, если говорить без прикрас, объекта привязки, стал все чаще наведываться в империю и завёл дружбу… — С императором, — кивает Нэрисса, отстранившись от задумавшегося магистра, и устраивается в другом конце дивана. Скинув с ног сапожки, вольготно разваливается, подсунув себе под спину диванную подушку, и, внаглую закинув ноги демону на колени, закладывает руки за голову. — А тот ведет войну с дроу, в которой он и погибает, а вернее — инсценирует свою смерть подобно Исенне, прикрыв собой брата императора… Вероятнее всего Бальтазар каким-то образом понял, что Исенна обманула гобелен. Он интересовался артефактами, это было его основным направлением. — Складно, — хмыкает Даррэн, внимательно разглядывая ее лицо, и Нэрисса прикрывает глаза, не позволяя себе растерять сосредоточение. — Вот только зачем уничтожать весь род? Силу он не получил, ради одной лишь книги — сомнительно. — Он рассчитывал получить силу. Или ручного и сверхсильного ритуалиста, — пожимает плечами Нэрисса, поясняя: — Предположу, что оба варианта его устраивали: в обоих случаях он мог бы открыть портал куда-то туда, где скрылась Исенна. А уничтожение рода… Как бы ты среагировал, если бы объект твоего помешательства, твой единственный смысл, не уберегли? Это ненависть, Рэн. Такая, что проще уничтожить, чем искать в себе силы простить. Так всегда с живыми объектами привязки, поэтому таких лордов и леди отсеивают. На подобное откровение Эллохар закономерно нахмуривается — под лаконичным и простым «отсеивают» он совершенно точно слышит «уничтожают», и Нэри только подтверждает его догадку скупым кивком. — А как ты думал? Это, по сути, племенная отбраковка — живой объект привязки дестабилизирует психику, представитель рода теряет контроль. Это конец. Не зря Исенна упоминает, что он был слаб. Несмотря на пламя в виде сдерживающего фактора, а огонь в нем был силён, он не мог контролировать силу — не зря же последний этап испытания подземельями проходил в столь взрослом возрасте. Равнодушное и спокойное упоминание некого испытания, явно важного и определяющего, если судить по записям Исенны, заставляет Даррэна напрячься еще сильнее. Он всматривается в тонувшее в тенях лицо Нэриссы с нескрываемым беспокойством, на что она, явно определив причину его тревоги, поясняет: — Родовые секреты, рассказать не могу. В моем случае беспокойства испытания не вызвали — первые уровни я прошла еще четыре года назад и, при всей своей нестабильности, вполне успешно. Но, кажется, Эллохара это не успокаивает, даже наоборот — он лишь сильнее нахмуривается, сводя брови на переносице и сжимая губы в ровную тонкую линию. Нэри же тяжело вздыхает, закатывая глаза: не то чтобы предвещающийся виток испытаний, на этот раз заключительный, не вызывал беспокойств — сейчас до стабильности и частоты разума было очень, вот просто очень далеко, но собственные опасения определенно стоило хранить в секрете. Просто чтобы не доставлять Рэну новых беспокойств. — Я испытываю просто нестерпимое желание пытать твоего духа-хранителя до состояния кровавой лужи, прелесть моя, — хрипло и крайне напряженно признается он, опуская ладони на ее ноги и сжимая пальцами щиколотки. — Не советую, — присев и коснувшись пальцами его ладони, серьезно проговаривает Нэрисса, ощущая, как сжимающие щиколотки руки нехотя расслабляются. — Он мне еще пригодится, Рэн. При прохождении испытания уж точно. — Хоррошо, пусть живет. Пока, — крайне недовольно соглашается магистр Смерти, глядя в ее глаза в упор, но с бешенством, все менее контролируемым по мере того, как копятся тайны и секреты, ничего поделать не может. — Дальше, радость моя. Твои умозаключения? Упав обратно, она только дух переводит чуть судорожно — он продолжает поглаживать ноги, все сильнее задирая мягкую ткань ученических брюк, но, кажется, делает это совершенно бездумно, погруженный в свои мысли и совершенно не догадывающийся, какой эффект это оказывает на нее саму. — Ты меня с мысли сбил, — бормочет не слишком довольно Нэрисса, непроизвольно поджимая пальцы на ногах, когда Эллохар все в той же задумчивости пробегает когтями по стопам. — Так вот, Бальтазар понимает, что Исенна жива, некими путями отслеживает ход ее действий, приводящий к ведьмам, а там… — и Даррэн снова прерывает ее, много более осведомлённый в делах морских ведьм. — Встречает Саарду, пышущую ненавистью к деду за отказ и лелеющую месту об отмщении, — окинув Нэри новым взглядом, кивает он. Целенаправленно пробегает когтями по стопам, а добившись задушенного выдоха и полного возмущения «Рэн!», только усмехается довольно. — Они, ведомые схожими целями, ищут что-то, известное нам, как ритуал возрождения в теле. Саарда хочет использовать аргаттаэрра, как одного из самых известных и опасных хищников миров Хаоса, а Блэк преследует свои цели. И Блэк, очевидно мертвый для всего рода, заполучает не только возможность найти книгу, а вернее отследить ее путь к ведьмам, но и свершить месть, чем и пользуется. — И убивает всех, кроме новорождённой девчонки-ритуалиста, кое-как спрятанной под родовыми чарами. Горячие пальцы все так же скользят по стопам, неторопливо и задумчиво, терзая и без того чувствительную кожу, и Нэриссе становится все сложнее концентрироваться на нити рассуждений. Дрожь волнами сладких спазмов пробирается все выше, по бёдрам расползается уже знакомое и такое приятное тепло, и заранее заготовленная спальня кажется очень приятным обстоятельством… Если бы это не отвлекало, поэтому она, чуть встряхнув головой, нахмуривается, вытаскивая ноги из загребущих лап магистра Смерти, подтаскивая из под себя и усаживаясь в своем углу дивана. Эллохар смотрит в ответ нарочито недоуменно, словно бы не понимает, что послужило основой для такой реакции, но от нее не укрывается темный огонёк на дне серых глаз. — Отвлекаешь, — выразительно приподняв брови, поясняет Нэри, стаскивая со стола бутыль с коньяком. И, отпив и поморщившись, криво усмехается: — Он мог бы меня убрать, Рэн, причем влёгкую, особенно если уже в то время отказался от пламени — оно в большей степени сдерживает безумие. Вот только не стал, а это наводит на совершенно определённые размышления. — Если бы Альтаир не указал меня в опекунах, он бы просто похитил тебя или чудесным образом воскрес и взял под опеку, — тяжело нахмурившись, понимающе кивает Эллохар. Подобная перспектива, пусть и в прошлом, в связи с увиденными воспоминаниями двойника, вызывает только рост жажды убийства. Медленного и крайне мучительного. Вот только Нэриссе об этом знать не стоит. — А дальше он избавляется от пламени, желая заполучить силу Мрака в полном смысле, — высказывает еще одно предположение магистр, и Нэри, впервые за все время, отрицательно качает головой. — Уверена, от пламени он избавился раньше, — поведя плечом, дергает уголком губ она. Сомневается, но догадки таки на стороне этой теории. — Пламя бы не позволило ему уничтожить весь род, связанный с ним огнём, — Даррэн, подняв на нее взгляд, смотрит вопросительно и недоумевающе, и Нэрисса только хмыкает тихо. — Проклятье, Рэн. Уничтожь он весь род, имея огонь, и оказался бы под действием проклятья: огонь бы отказал ему, но медленно пожирал плоть, сжигая не только тело, но и разум. Огонь в таком случае невозможно вернуть или восстановить. Своеобразная расплата постфактум. Оттянуть конец можно, но проблематично. Проще обратиться к знаниям ХатарГжен о перерождении душ и переселиться в новое тело. Магистр лишь прищуривается, задумываясь над услышанным. Почему-то кажется наиболее вероятным, что Блэк утратил огонь именно таким образом, одним заклинанием уничтожив обоих нахессов разом: и душеньку садистскую отвёл, и от огня, мешающего безумию и силе, избавился. Вот только подтверждений сему предположению нет, и он откладывает его до появления подтверждающийся фактов. — А дальше он начинает проводить ритуалы, разочаровавшись в пойманной сообщнице, — кивает Даррэн и поднимается с места, с подозрительным прищуром глядя на сидящую на диване Нэриссу. — Поднимайся, радость моя, пойдём подтверждать предположения. Гобелен где? Энтузиазма Эллохара Нэрисса совершенно точно не разделяет и, пока поднимается с дивана, обув сапожки, пока слазит с дивана и выходит в коридор, пока поднимается по лестнице в галерею предков, беспрестанно хмурится. Почему-то ей кажется, что гобелен в этот раз не отзовётся, открывая тщательно спрятанное. Хмурится ровно до тех пор, пока Даррэн не подаёт ей руку перед самой дверью, заглядывая в глаза и мягко проговаривая: — Да ладно тебе, Нэрюш. Маленький эксперимент по напитыванию родового артефакта силой. Уверен, ты тут и много более серьёзные вещи в качестве развлечения проворачиваешь, пока я не вижу, — отмахивается он, и Нэри, так признав, что он прав, устало прикрывает глаза. Попытка не пытка. Вот только… — Гобелен достаточно сложно обмануть, Рэн, — у самой двери развернувшись и прижавшись спиной к полотну, проговаривает Нэрисса. — У меня был кузен, сын брата отца, Виердана, и гобелен его не показывает, — она разводит руками под внимательным взглядом магистра и продолжает: — В хрониках он упоминается, само собой, пусть и без имени — магию и кровь Блэков он не унаследовал, в матушку пошёл. Вот только магистра Смерти подобная информация нисколько не смущает, он только улыбается шире, многозначительно кивая на дверь и выжидательно приподнимая темные брови: — Попытка не пытка, радость моя. Идём. И оттащив от двери за ловко пойманное запястье, первым входит в темное, пахнущее пылью и затхлостью помещение. Осматривается в полной темноте, замечая тонкое поблёскивание нити на ткани, затягивающей стены, и шепчет на ухо, притянув ее ближе к себе: — Начинай. Нэрисса проходит чуть вперед, легко касаясь стены пальцами, чувствуя, как Даррэн крепче, видимо, в жесте поддержки, сжимает ее ладонь. Бесцельно отпускает силу, позволяя гобелену впитывать ее, и разочарованно выдыхает, открыв глаза — на стене, среди серых и безжизненных миниатюр портретов, ярким темно-синим огнём полыхает только она сама с тонким серебряным венцом над головой, да тонкая ниточка, позолоченная и чуть пульсирующая, образует новую рамку, обвевая ее венком. «Не быть мне старой девой» — конкретизирует демонстрируемое артефактом Нэрисса, закатывая глаза, видя, как на миниатюре связанной с ней рамки проступают пока неявные, но вполне примечательные черты Эллохара. — Однако, — отзывается о самодеятельности гобелена магистр Смерти, проходя ближе и внимательно изучая собственный расплывчатый лик. — Занимательный эффект. Только почему так нечётко? — недовольно интересуется он, оборачиваясь, и Нэрисса, поджав губы, поясняет тихо: — А ты с постельными инициативами определись наконец, и тогда все будет вполне себе четко. А так, — махнув на его портрет, мутный и неясный, — одни размышления на тему, не более того. — Кажется, — фыркает насмешливо Эллохар, оборачиваясь и недвусмысленно оглядывая Нэри, — твой гобелен отсутствие между нами полноценных сексуальных отношений рассматривает еще более болезненно и оскорбленно, чем ты сама. Что крайне забавно, не находишь? Нэрисса смеривает его предельно серьёзным взглядом, думая, стоит ли отвечать. Внутри поднимается ледяная язвительная волна, не дающая и тени возможности промолчать, и слова таки вырываются прежде, чем она успевает их обдумать: — Ну еще бы — продолжение рода, что бы ты там себе не думал, Рэн, крайне важно, особенно для вымирающего рода. Вот тебя пока и не утвердили, как главного претендента: ты не продемонстрировал должного рвения и прилежности. Только завтраками и кормишь, постыдился бы… — снисходительно тянет Нэрисса, отход на пару шагов и выпуская его пальцы из руки, чтобы тут же ухмыльнуться довольно — Эллохар, явно удивленный таким поворотом беседы, лишь крепче ухватывает ее руку, первым направляясь на выход. — Сочту за специфическую шутку, Нэрюш, — снисходит он, глядя на Нэриссу с определенной долей сомнения, на что она может только усмехнуться загадочно. Вот только он мгновенно переходит к результатам эксперимента, обращая внимание на тихо захлопнувшуюся дверь комнаты. — Предположу, что при мне, как при чужаке, гобелен не захотел ничего показывать. Но вариант есть, — он пытливо всматривается в ее лицо, нависая сверху, склоняясь, когда Нэри прислоняется спиной к двери, и тихо проговаривает в губы, почти сразу отстраняясь: — Ты войдёшь одна, а я посмотрю твоими глазами. Подобная перспектива развития связи не радует просто по причине того, что самой Нэриссе эта особенность попросту неизвестна, вследствие чего магистр Смерти тут же награждается полным подозрения взглядом, а сама девушка выскальзывает из подобия объятий, глядя едва ли не с претензией. «Так вот почему ты не лезешь с расспросами и неудобными вопросами» — припоминая некоторые, весьма интимные к слову, беседы в пустошах и поблизости с ними уже после праздников, догадывается Нэри. И закономерно получает в ответ хитрую усмешку. Развернувшись, она пытается не обернуться: Эллохар с его более чем странным поведением способен отвлечь, как ничто иное, а следовательно, его, до момента входа в комнату, стоит просто игнорировать во избежание сложностей с очередным этапом эксперимента. Холодная ручка двери остужает кожу ладони, пара мерные вздохов успокаивают взволнованное сердцебиение, распахнувшая створка открывает затопленный чернотой зев… Глаза Нэрисса прикрывает заблаговременно, настраиваясь и ощущая, как стекается внимание Даррэна к связи, как сам он, словно бы полностью обращаясь в сознание, перетекает в общее ментальное поле, месте с ней распахивая глаза уже после того, как дверь за спиной мягко закрывается. Теперь она действует инстинктивно: руки сами, стоит сделать шаг к стене, касаются ткани гобелена, обтянувшей стены, бездумно прочерчивают линии от основателя рода, проявляя их, вливая силу. Нэри невольно задерживает дыхание, ощущая, как сгорает в лёгких кислород, но с новым вздохом не торопится: следит глазами за тем, как линии, слабые, едва теплящиеся магией ручейки, проскальзывают по темно-синей ткани, вычерчивая родовое древо. И разочарованно выдыхает, стоит силе дойти до Исенны и Бальтазара, ветви которых находятся в стороны, и, мелькнув очертаниями портретов их наследников, угаснуть без следа. Закономерно нахлынувшее головокружение она пережидает, опираясь рукой о стену и прикрыв глаза. Подкатившая к горлу тошнота недвусмысленно намекает, что продолжать эксперимент не стоит, как и беспокойство Рэна по ту сторону двери, но любопытство, подстёгнутое жалкими намеками на очертившиеся серебром рамки, только раззадоривает. Не может быть, чтобы гобелен, открыв новый кусочек, закрылся вот так, резко, не желая более демонстрировать хоть что-нибудь новое. Звук распахнувшийся за спиной створки Нэрисса едва ли слышит, занятая размышлениями и контролем над дыханием, но бескомпромиссно вытащившая из темноты в слабо освещенный коридор рука и тяжелый обеспокоенный взгляд почти приземляют. — Еще раз, — тихо проговаривает она, когда Эллохар перестаёт двоиться перед глазами, превращаясь из двух мрачно-обеспокоенных Рэнов в одного. — Нужно еще раз. Гобелен показывает больше, пусть и сопротивляется. Тут точно задействованы скрывающие чары, Рэн, я уверена. — А я уверен, что ты отдаёшь слишком много и вот-вот свалишься, но ты меня совершенно точно не услышишь, — раздосадовано проговаривает магистр Смерти, обхватывая руками ее талию и привлекая к себе. Нэри лишь утыкается носом ему в грудь, тяжело переводя дыхание — работа с гобеленом действительно выматывает сильнее, чем она рассчитывала. Но это не повод сдаваться, тем более, что капризный артефакт таки начинает открывать правду. — Последний раз, — просит Нэрисса тихо, проскальзывая ладонями по его груди, обхватывает за шею, запрокидывая голову, рассчитывая, что подобное проявление взаимности немного разжалобит его и снизит критичность восприятия. И Даррэн, закатив глаза, а после и вовсе прикрыв, просто склоняет голову, касаясь ее лба своим. — Хорошо, дыхание мое, — тихо проговаривает он, сильнее стискивая руки на ее талии. — Последний, — и, почувствовав, что Нэрисса стоит на ногах чуть более уверенно, подталкивает ее к двери. — Я рядом, если что, — напоминает он в спину, и она снова распахивает тёмную створку, шагая в беспроглядный мрак. В этот раз она крайне резко ощущает ментальное одиночество: Эллохар словно отключается от нее, а в добавок еще и щитами прикрывается, решая не мешать. Стена под пальцами ощущается шелковисто-мягкой, тёплой, такой влекущей… Против воли Нэрисса прислушивается к этим ощущениям, улавливая и тоску древней каменной махины замка, и голод самого гобелена, одинокого и пустого ввиду отсутствия новых рамок с живыми представителями семейства. То живое, что насыщает каждый камень, ударяет по сознанию печалью, концентрированным одиночеством, высасывая остатки сил, и, распахнув глаза, Нэри видит лишь одно в кромешной тьме комнаты — два небольших портрета: ее саму, с венцом главы над головой, и сплетённое с нею золотистой нитью изображение Эллохара, охваченное ярко-синим пламенем. Миниатюры располагаются так близко, что почти сливаются, заливая золото связующей нити огнём, спаивают их вместе, и Нэрисса, моргнув недоуменно, но все же догадываясь о причинах подобной демонстрации гобелена, отступает отобрано к двери, сконфуженно и криво усмехаясь. Оказавшаяся за спиной, прямо под похолодевшими от потери сил лопаткам, дверь распахивается, и сильные руки подхватывают за талию, легко вытаскивая из пропитанной мраком комнаты. Тьма еще пульсирует под прикрытыми веками, пока она пытается отдышаться, но тепло его рук, его беспокойство, ровно такое же теплое и живое, отогревает, помогает расслабиться, когда Нэри, опомнившись, совершает первый осмысленный вздох. — В нахессову задницу эти эксперименты с твоими родовыми артефактами, Нэрюш, — хрипло и взволнованно проговаривает Даррэн, привлекая ее к себе ближе, и, когда она запрокидывает голову, пристально всматривается в ее лицо. — Где вообще твой хранитель прохлаждается? — раздраженно добавляет он, прищуриваясь. — Кажется, артефакт полагает, что ты неплохой вариант для увеличения популяции рода, — невпопад фыркает Нэрисса расслабленно, позволяя себе полностью положиться на силу рук магистра Смерти. — Или, что я очень хочу видеть тебя рядом с собой, но это сомнительно — не каждый наш выбор одобряется гобеленом, — чувствуя, как заплетается язык, добавляет она и прикрывает глаза — все нещадно кружится, вынуждая сглатывать и удерживать выпитое и съеденное внутри изрядными силами. Магистр Смерти смотрит на нее крайне задумчиво, переваривая столь неоднозначное откровение. И, когда она, прильнув всем телом, со вздохом прячет лицо у него на груди, таки признает, что любопытство пересиливает все остальное. С садистским интересом присмотревшись к двери, ведущей в комнату с гобеленом, он таки проговаривает, задумчиво прищуриваясь на темное полотно створки: — Вот мог бы я возмущаться, сердце мое, но любопытство все же сильнее. Заглянем еще раз? Только никакой кормёжки этой псевдовампирской сущности, артефакту и без того хватит, — предупреждающе бормочет он, толкая дверь в комнату. — Не хватит, — качает головой Нэри, и Эллохар, обернувшись, смеривает ее внимательным взглядом, — гобелен получает необходимое количество энергии только с рождением нового члена рода. А нам до этого ещё стараться и стараться… Кажется, в интонациях Нэриссы звучит тщательно скрываемое предвкушение, но Эллохар, чувствуя, насколько склонен согласиться, особенно после приятнейшего времяпрепровождения в пустошах, старательно игнорирует чувственные нотки ее голоса, обращая все внимание в темноту помещения. Отпустив Нэриссу у ближайшей стены и проконтролировав, чтобы жрущий силу артефакт не закусил его невестой окончательно, он зажигает на ладони небольшой огонёк и принимается изучать тёмно-синюю материю разумного артефакта. Осматривает, приходясь вдоль едва виднеющихся линий родового древа Блэков, прослеживает запылённые и будто бы стершиеся серебристые веточки кончиками пальцев и, приблизившись к оборвавшейся ветви Бальтазара, задумчиво разглядывает зависший чуть ниже портрет Исенны. Прислушивается к внутреннему чутью, которому так привык доверять, прикрывает глаза, втягивая чуть затхлый воздух помещения и нахмуривается, втягивая носом снова. Запах кажется слишком знакомым, чтобы проигнорировать его. — Чувствуешь? — спрашивает задумчиво, оглядываясь на Нэриссу, и та, дёрнув головой, смотрит недоуменно-удивленно, отрицательно покачивая головой. Неоднозначно поведя головой, магистр продолжает обшаривать стену, ощупывая каждую пядь, на что Нэри смотрит с только усиливающимися недоумением. И усмехается, затылком ощущая ее непонимающий взгляд. — Иди сюда, прелесть моя, — проговаривает он удовлетворенно и, стоит ей подойти, отгибает отошедший от стены уголок гобелена. Крошечный огонёк над его ладонью высвечивает темный налёт, при ближайшем рассмотрении оказывающийся плесенью. — Тут проклятье, — озвучивает очевидное магистр Смерти, безошибочно определяя уже виденные ранее черно-фиолетовые хлопья плесени. — И очень знакомое. Помнишь историю с Айком Рогетом? — Когнитивные нарушения и потеря памяти как следствие помрачающего проклятья? — собравшись и задумчиво разглядывая стену, спрашивает Нэрисса, подойдя ближе и став у него за плечом. — Помню. — Оно самое, — со странным мрачным удовлетворением кивает Эллохар, пристально разглядывая ответ на очередной вопрос. — И замешана оказалась морская ведьма… Любопытно, не находишь? — обернувшись, выразительно оглядывает ее он. — Здесь явно другая модификация, но в любом случае взгляд со стороны не повредит. — Нам нужна Дэя, — озвучивает понимающе Нэрисса, и Даррэн, обхватив ее за плечи, усмехается ее догадливости, с тяжёлым предвкушением глядя на чуть светящиеся в темноте серебристые линии гобелена.***
Ардам, Приграничье, Темная Империя Перемещение Эллохар организовывает быстро — Нэрисса не успевает и слова сказать, как огонь, полыхнув, охватывает ярким синим столбом. Надрывно гудит, преодолевая границы доменов и миров, прорываясь из нестабильного и переменчивого Хаоса, и снисходит до ровного гула, обозначая, что они уже близко. — Не думаю, что подобное терпит какие-либо отлагательства, радость моя, — сообщает на ухо магистр Смерти, поглаживая ее плечи. — И Тьер, уверен, со мной согласится. Дальше они перемещаются в полном молчании, разбавляемом только все такими же мерными поглаживания рук Даррэна — он, очевидно, связывается с Рианом, вытаскивая его и Дэю с неотделимым довеском в виде Найтеса и Наавир в контору частного сыска, а Нэрисса, чуть нахмурившись, продолжает раздумывать над полученной путём поисков и экспериментов информацией. Слишком уж простым кажется достижение цели. Простыми и наивными причины, которыми Бальтазар, как теперь уже главный из подозреваемых, руководствовался, разрабатывая цепочку ритуалов, организовывая не много не мало — целый культ и другое прочее. Понимает, что конечная точка следования его плана неизвестна, что, возможно, все сложнее, чем сама она полагает, но сомнения одолевают все сильнее. Полностью погрузившись в раздумья и сопутствующие им сомнения, Нэрисса не замечает, как пламя опадает к ногам с тихим шипением, и вздрагивает от налетевшего ветра. В Ардаме оказывается много морознее, чем в западном Ксарахе, и она поёживается от холода, инстинктивно вжимаясь спиной в грудь Эллохара сильнее. — Прости, Нэрюш, не подумал, — признается он негромко, обнимая крепче и бездумно растирая ее плечи ладонями. — Теплее? — склонившись к уху, интимно интересуется он, и Нэри ощущает, как по телу прокатывает тепло согревающего заклинания. — Спасибо, — шепчет она чуть слышно и отступает на шаг, оглядываясь. В тёмном окне конторы Нэрисса замечает тусклую вспышку алого пламени и шагает вперед, на краткий миг обернувшись на магистра Смерти. Он, подступив, подхватывает ее под локоть, придерживая на скользких ступенях крыльца, и распахивает дверь. Мелодично звякнувший над головой колокольчик оповещает об их прибытии, свет в узкой прихожей вспыхивает, тремя лампами под потолком рассеивая темноту. Шагнувшая в тепло Нэри удовлетворенно вздыхает, снова оглядываясь на вошедшего следом Эллохара, и тут же оборачивается обратно на голос Риана, вышедшего из кабинета супруги. — Что такого срочного и неожиданного вы нашли, Эллохар, что ты решил выдернуть нас посреди ночи? Только теперь Нэри вспоминает о разнице во времени между Хаосом и Империей, немного виновато глядя на подпершего плечом косяк Тьера, и он улыбается коротко, переводя внимательный взгляд на учителя. — Помнишь проклятье Рогета, Риан? — вопрошает без каких-либо приветствий Эллохар, первым направляясь к нему. Тот кивает, нахмуриваясь, и магистр Смерти поясняет, неоднозначно хмыкнув: — Тебя удивит, если я скажу, что на родовом гобелене в замке Нэриссы одна из его модификаций? Риан, нахмурившись и, видимо, осознав не только всю серьёзность ситуации, но и взаимосвязь морских ведьм, Блэков и ритуалов, указывает на кабинет. И магистр, понимающе ухмыльнувшись, проходит вперед, окликая на пороге: — Не тормози, радость моя, твои выводы будут интересны не только мне. В кабинет она проходит спешно, но все в ой же задумчивости: уверенности в том, что причиной Бальтазара, а он наивероятнейший претендент на обвинение, для совершения ритуалов, убийств, работы с Саардой и основания культа была именно гибель Исенны. Но дневники все же подтверждают уже выстроенную теорию, не оставляя никаких зацепок для иных предположений. — Кошмарных, — кивает походя Нэрисса, оглядывая собранного и задумчивого Наавира, усмехается на потрёпанный и сонный видок Найтеса, напряжённо глядящего в сторону опасно усмехающегося Эллохара, и Дэю, ни капли не заспанную, чуть хмурую, но очевидно заинтересованную, восседающую за столом. — Ужасающих, — пропевает мелодично Дэя, осматривает сначала Нэри, после магистра Смерти, присевшего на диван, переводит взгляд на ставшего в дверях и снова подпершего косяк Тьера, и спрашивает: — Что именно вы нашли? Риан не сказал ничего… На чуть обвиняющие нотки, прозвучавшие в ее голосе, усмехается, кажется, все, только Риан, тяжело вздыхает, закатывая глаза. Откинувшийся на спинку дивана Эллохар выразительно оглядывает сначала Дэю, после переводит выразительный взгляд на друга, молча сложившего руки на груди, и усмехается насмешливо, похлопывая ладонью по дивану рядом с собой. — Иди сюда, прелесть моя, будем вешать истину, — патетично, но с легкой тенью издёвки сообщает он, и Нэрисса, вздохнув, проходит и присаживается рядом. — В целом, — снова заговаривает магистр Смерти, оглядев присутствующих, — мы нашли следы проклятья, того самого помрачающего, если ты помнишь, Дэя. — История с лордом Рогетом, — кивает она понимающе, складывая на столе руки и внимательно глядя на Даррэна. — Вы рассказывали, я помню. Найденное проклятье сходно по строению схемы с тем, которым был проклят лорд Рогет? — Именно, — подтверждает он серьезно. — Но не совсем. Насколько помню схему этого проклятья я, его действие ограничено живыми объектами, здесь же проклят гобелен, старинный и очень сильный артефакт, накачанный магией под завязку. Именно поэтому Нэри видела, что Исенну гобелен показывал живой, — магистр переводит взгляд на Тьера, и тот, заинтересованно хмыкнув, проходит в кабинет и опускается в кресло. — Но преамбула сего еще интересней… Риан вопросительно приподнимает брови, Найтес, почуяв загадку, кажется, просыпается окончательно, заинтересованно глядя на Эллохара, а стоящий у стола Наавир тихо проговаривает, словно бы ни к кому не обращаясь: — Полагаю, лорд Эллохар, вы решили поинтересоваться не только делами рода Блэк, как таковыми, но и частной информацией. Предположу дневники… — И не ошибёшься, Блохастый, — весело откликается Даррэн, закидывая руку на спинку дивана и обхватывая Нэриссу таким образом в неком подобии объятья. — Начали с дневников Велереи, все же ритуалистка, — продолжает он и, кивнув на Нэри, добавляет еще веселее: — Леди оказалась той еще затейницей. И очень продуманной. Новая пауза, в которую все переглядываются, после снова уставляясь на магистра Смерти, и Нэри, не выдержав, поясняет: — Она зашифровала дневники в сборники стихов крайне личного и не совсем приличного содержания, — на эти слова Юрао лукаво улыбается, а лорд Наавир, видимо, знавший леди лично, позволяет себе тихий смешок. — Вот только шифровала она с использованием рунических обозначений ритуалистов, что заинтересовало меня. И по итогу расшифровки мы решили взглянуть на дневники одной из леди рода, погибшей более сорока лет назад. — Исенна Блэк? — приподнимает брови Тьер, и Эллохар согласно кивает, едва заметно усмехаясь. — Нашли связь? — снова спрашивает он, и теперь Даррэн улвдбается много шире и довольней. — Больше, — многообещающе тянет он, — подтверждение сделанных ранее предположений. Исенна была книжным червем, тяготела к магии порталов и занималась исследованием стабилизации переходов в пределах Хаоса. И не только его, как мы поняли позже. — А еще имела связь с неким лордом, крайне озабоченным ее нежеланием отвечать взаимностью помимо ни к чему не обязывающей связи, — уточняет Нэрисса, сцепляя в замок пальцы. — Этот лорд вёл себя не очень адекватно, леди закономерно опасалась как его, так и перспективы брака с ним, если их связь вскроется… — И задумала побег, — неожиданно радостно вставляет подскочивший на месте Найтес. — А бегство свое решила прикрыть инсценировкой смерти, чтобы точно не искали. Эллохар ухмыляется шире на столь точную догадку дроу, склоняет голову к плечу, глядя на него задумчиво, заинтересованно и не совсем безопасно, отчего тот подбирается на месте, и заявляет нарочито мягко и проникновенно: — Радуешь ты меня сегодня, Ушастый. Оказывается, в голову можно не только есть, да? — и тут же продолжает серьёзным тоном: — Вот только леди решили заморочиться и обыграть инсценировку гибели со всей возможной достоверностью. И обратились к морским ведьмам, имея связи через брата, у которого любовницей была ведьма, за кое-чем запретным. — Запретным? — вопрошает Дэя задумчиво, вопросительно глядя сначала на чуть насмешливого магистра Смерти, а затем переводит взгляд на нахмурившемуся и явно догадавшегося Риана. — Зародыш? — высказывает предположение Тьер, все так же хмуро смотря на Даррэна. И, увидев в его лице что-то, опускает руки на подлокотники, потирая их. — Но в случае с темными зародыш должен быть не простой. Они взяли материал Исенны, создали нерожденного и вырастили его? Эллохар только головой поводит неоднозначно и уже собирается ответить, как откинувшаяся на стуле Дэя напряжённо уточняет: — Нерожденного? — Особый вид магии, родная, — оборачивается на жену Риан, чуть улыбаясь, но расслабленной улыбка не выходит — Тьер очевидно напряжён. — Запрещённой и очень древней, когда-то использовавшейся в Бездне и Хаосе больше во вред, чем на пользу. Помнишь ритуалы ХатарГжен? — она только кивает молча. — Нечто подобное, только много опаснее. Отличие лишь одно, но оно и есть суть — в теле зародыша искусственно не позволяют зародиться душе и получают гомункул: оболочку, в которую можно заселить все, что угодно создателю. — И они запросили такое у ведьм? — в звонком голосе Дэи звучит удивление в перемешку с отвращением и жалостью. — Чтобы ребёнок был полностью сходен энергетически и аурой с леди Исенной? — Да, — вступает снова Нэрисса, в принципе понимая чувства Дэи. Нахмуривается, понимая, что, несмотря на чувствительность девушки, рассказать придется все, исключительно понимания сути ради. — Зародыш, а по сути пустая оболочка, в итоге стал гомункулом — залогом ритуала. Велерея, судя по связке символов, найденных в дневнике, искусственно состарила его, чтобы он максимально походил на Исенну. И убила. В мертвом теле темного нет смысла искать душу, глава рода это знал, да и Блэки уходят не в Бездну — спускаться и искать, чтобы заселить в новое тело, бессмысленно. Наступившая в кабинете конторы тишина кажется почти оглушающей и давит настолько, что Нэрисса невольно ёрзает на месте. Признавать такие поступки, страшные, пусть и совершенные ради спасения жизни, жестокие и темные в само худшем смысле этого слова — невероятно неприятно. И стыдно — этого она отрицать не может. Лишь успокаивать себя тем, что сама не имеет к подобному отношения. — Значит, Блэк, предположительно, делает все это, чтобы найти Исенну, — Риан поднимается с места, проходит по кабинету и, подойдя к окну, останавливается, глядя на тёмную, заснеженную улицу. — Зачем? У Блэков свои особенности личных взаимоотношений, но не настолько, чтобы так цепляться за единственную женщину спустя столько лет. Тьер тяжело замолкает, застывая у окна и глубоко задумываясь. Нэрисса молчит, как и Даррэн, но она ощущает напряжение в его пальцах, поглаживающих плечо. Сейчас действительно стоит помолчать и дать конторе частного розыгрыша и Тьеру, не зря же он глава СБИ, собрать картинку по своему, перемешав детальки конструкции наново. — Зачем это все, если смотреть на историю в целом? Знает ли он, куда именно отправилась Исенна, и если знает, то для чего именно проводит ритуалы? — в пустоту задаёт вопрос Дэя, и Риан отвечает первым: — Могущество, родная. Планы могли поменяться за столько-то лет, но сила — в сухом остатке то единственное, что так влечёт каждого из нас. Этого требует кровь и пламя. — А я ставлю на женщину, — уверенно парирует Эллохар, вытаскивая крапленый козырь из рукава и приводя последний, самый весомы аргумент: — Исходя из записей дневника можно предполагать, что Блэк нашёл свое безумие, то самое, родовое, в Исенне, Риан. — И, если подводить итог, то получается интересно, — задумчиво, наконец складывая теперь уже для самой себя цельную картину, собирая ее по кускам, вспоминая все подробности жизни Бальтазара, известные ей, заговаривает задумчиво Нэрисса. — Кто был едва ли не самым слабым в семье, пусть и подающим надежды артефактором, способным проклясть гобелен, переиначив уже известное морским ведьмам проклятье? Кто мог обучить этому проклятью Исенну, ведь именно она должна была применить его первой, чтобы скрыть инсценировку собственной гибели? Кто настолько чувствовал себя изгоем в семье, что большую часть времени жил в империи, имея во втором круге императора и его брата? Кто погиб за императора в бойне с Западным королевством тогда, сорок лет назад? И кто был влюблён в женщину, настолько влюблён, что сам по сути сделал ее своим личным безумием? — вопросы, плавно текущие, задаваемые безразличным, неживым и слишком холодным тоном, кажется, сгущают и без того напряжённую и тяжелую атмосферу еще больше. — Претендент один, — продолжает она, когда взгляды всех присутствующих обращаются к ней, — лорд Бальтазар Блэк.