Темная Империя. Ритуальный Круг

Замок дарая Даррэна, домен ДарНахесс, Ад       Разговор не удается ни сразу, на крыльце конторы частного сыска, ни после, когда Эллохар, еще более мрачный и глядящий на Нэриссу обеспокоенно, переносит их в дворец ДарНахесса. Ей комфортней молчать, это он ощущает четко — просто закрыться в собственных переживаниях и игнорировать их. А ему самому все сложнее не чувствовать вины, понимая, что Нэрисса, только недавно так радовавшая расслабленностью в его обществе, снова напряженно ожидает удара. «Вот она, пресловутая демоническая хитрость» — треплется в мозгу неизбывное, а сам он только и может, что бессильно наблюдать, как Нэрисса, внешне совершенно невозмутимая и безразличная, покидает тёмную гостиную, направляясь в лаборатории. И пусть лучше бы злилась, изливала на него желчь и ярость, разочарование, так сильно ощущающееся по связи, потому что без нее будто даже стены давят, заставляя тиски вины сжиматься сильнее. И запить это, несмотря на немалый опыт, явно не получится. Но он все же пытается — благо выпивки, чтобы отметить самую провальную женитьбу столетия, предостаточно.       Нэрисса возвращается нескоро — четыре долгих часа проходит, и магистр, попеременно изводя себя то чувством вины, то совершенно искренней, но совсем неправомочной обидой на нежелание любимой выходить за него замуж, даже усмехается, замечая тонкую фигурку на лестнице, ведущей на верхние этажи его крыла. И истерзанный явно в попытках избавиться от браслета рукав рубашки, в которую она предусмотрительно переоделась, замечает тоже.       Молчит, пока она неторопливо и как-то устало проходит к шкафу с выпивкой и выбирает бутылку. Не сводит взгляда, когда Нэрисса возвращается к ступеням, замирая в задумчивости у первой, и все же присаживается. Отхлёбывает из полупустого бокала, стоит ей откупорить бутылку с вином и мерно глотнуть из горла. И не удерживается от вопроса, когда она едва слышно вздыхает, прячась в тени так, что видны лишь очертания фигуры, не больше: — Почему тебе так претит сама мысль о том, чтобы быть моей? Женой, матерью моих детей, любовницей, любимой женщиной?       Эллохар пьяно откидывается на спинку кресла, покачивая бокал с огневодкой из стороны в сторону. Даже не хмурая — мрачная задумчивость написана на его лице, он смотрит не на нее, хотя обращается к ней, он смотрит в бокал, и яркие блики огненных всполохов напитка скачут по пальцам его руки, запястью, манжету рубашки... — Почему, обоснуй? Так, чтобы до меня, наконец, дошло.       Теплый оранжевый свет ночника отбрасывает на его лицо причудливые тени, подчеркивая волевой подбородок с затененной щетиной ямочкой, очерчивая скулы и пряча в непроницаемом сумраке упрямо сжатые губы. Он устало закрывает глаза, а затем, резко склонившись немного вперед, упирается локтями в подлокотники и вновь их распахивает, зло усмехаясь. — Хотя, какого гхвейра я спрашиваю? — ехидно добавляет он и, опрокинув в себя плещущиеся на дне стакана остатки огневодки, почти шепотом выплевывает: — Ты и сама не знаешь...  — Разве я не хочу, Рэн? Я, кажется, уже озвучила свое согласие, пускай и с некоторыми оговорками… Просто не хочется в определенный момент понять, что оказалась в золотой клетке, освободиться из которой можно только свернув себе шею. А к этому все идет, Рэн, судя по тому, как ты считаешься с моим мнением и моими желаниями сейчас.       Ее голос звучит тихо, но так размеренно, что сводит челюсти. «Спокойная такая, Бездна тебя пожри!» — негодует внутри демон, а на лице появляется выражение крайней досады. Но Нэрисса не замечает, просто смотрит в одну смазавшуюся перед глазами точку.  — Думаешь, я не видела всех этих девушек, что исчезали потом? Растворялись за стенами имений и дворцов, превращались в тень супруга, становились почетным и статусным аксессуаром, очередным украшением коллекции? Теряли свободу? И никто не знает, что происходило за скрытыми от чужих глаз стенами...       Она склоняет голову между коленей, чувствуя, как ступенька впивается в поясницу, и запускает пальцы в волосы. Слезы, такие обидные, постыдным признаком слабости накатывают, но она не позволяет им сорваться с ресниц, пряча свою слабость в тени. Как всегда. Обида — она солирует в партии, несмотря на гнев и непонимание. Именно она сжимает тисками в груди, не давая нормально дышать. И кажется бесполезным обсуждать все по очередному, новому, кругу: он все равно не слышит. — Это не для меня, Рэн. Такая жизнь не для меня. Если бы я знала, что так будет, я бы просто не возвращалась... Ты сам меняешь направление движения, и мне все меньше хочется бежать к тебе за помощью, утешением, поддержкой, и все больше от тебя, — едва слышным хриплым шепотом проговаривает Нэри, выпрямляясь и делая глоток из бутыли, почти не морщась от того, как вспыхивает болезненным ожогом пустой желудок.    — Такие размышления привели мою мать к гибели, Нэрисса, — горько, жестко проговаривает Эллохар, порывисто приподнявшись за бутылкой. Вытаскивает зубами пробку и точным плевком отправив ее в камин, громко звякает горлышком о стенку бокала, наполняя его. — Я бы вернул тебя силой, — уверенно заявляет, упрямо стоит на своем, не желая сдаваться, хотя чувство острой безысходности накрывает с головой. И громкий, кажущийся истерическим смешок Нэриссы заставляет его резко обернуться, чтобы окинуть ее мрачным взглядом из-под сведенных бровей. — Тебе смешно? Так поделись, вместе посмеемся, — издевательски протягивает магистр Смерти, до скрежета стискивая стакан в пальцах.  — Ты?... — Нэри изо всех сил пытается совладать с подкатившей к горлу комом обидой и наливающейся сильной истерикой, но они слабо поддается измотанному событиями сознанию, и она продолжает: — Вернул бы? Нееет, Рэн, — лениво тянет она. — Ты бы просто нанес визит вежливости дяде, уверился бы, что у меня все хорошо, и отправился бы дальше заливать свое разбитое сердце! — как тост, громко и весело, с какой-то тошнотворной горечью в тоне восклицает Нэрисса и, залихватски отсалютовав ему бутылкой, делает большой глоток. — Да и случись так, пошел бы ты лесом! Ардамским! Прямиком под ворота Академии Проклятий! — смеется она, сползая со ступеней на ковер.       Очередной разговор с Рэном начинает терять смысл либо от выпивки, либо оттого, что он просто упрямый баран. «Демон. Мой. Рогатенький...» — с нежностью пропевает в голове уже простившая и отпустившая все вейла, и Нэри, согласно хмыкнув, поддакивает: — «Рогатый уж точно, это ты верно подметила». Перед глазами проплывают сначала картины с Дрэем, потом с Рагдаром, затем уже с самим рогатым высочеством всея Хаоса... Вспоминается и костёр, в свете которого целоваться с эльфийском принцем было вполне себе неплохо. Она насмешливо фыркает, загоняя воспоминания подальше, и поднимает глаза на магистра, который вот уже несколько минут не отрывает от нее взгляда. «Ну и чего так пялиться?» — недоумевает Нэрисса, чуть склоняя голову набок и разглядывая Даррэна в ответ. «Лохматая, босая и в наполовину расстегнутой рубашке. Принцесса, чтоб тебя нахесс отымел!»  — Думаешь, мне было бы все равно? Ты думаешь, я бы наплевал на то, где ты, с кем ты и чем занимаешься? — с усталой яростью в голосе хрипло взбрыкивает Эллохар, впиваясь в нее тяжелым, давящим к полу взглядом темных сейчас, почти черных глаз. — Не суди по себе, моя жестокосердная прелесть!       Его голос опускается до ехидного шипения рассерженного василиска, а в груди дотлевают угли неприятного изумления от того, какого же незавидного мнения Нэри о его отношении к ней. «Нужно было уделять больше внимания в прошлом» — подводит невнятный итог пропитанный алкоголем мозг, но он оставляет его без внимания.    — По себе? — ядовито уточняет Нэри, издевательски приподнимая брови и гадко ухмыляясь. — По себе, значит... Ну что же, пусть будет так...  — Именно, — жестко отрезает магистр и, не давая ей вставить и слова, идет в нападение: — Это ты, если и отвечала, то только на одно письмо из трех в лучшем случае. Это тебя невозможно было дозваться по крови, это ты каждый раз принимала решение ехать на каникулы к дяде, не я. Ты избегала любых контактов, шарахаясь от меня, как от чумного! Не я...       Обвинение, бессмысленное ввиду того, что ему известны причины такого поведения, ударяет ее с силой разрывного снаряда, угодившего прямо в солнечное сплетение, и Нэрисса шокировано распахнув глаза, уставляется на магистра Смерти, не зная, как вообще реагировать на эту гневную отповедь обиженного в лучших чувствах мальчишки.   — Еще скажи, что ты скучал, — в удивлении с лёгкой хрипотцой издевательски выдает Нэри, прежде чем успевает подумать, что говорит. Выражение лица мужчины меняется настолько стремительно, что она замирает, чувствуя, как заполошно в ужасе начинает биться ее сердце. Первый семейный скандал под вторым дублем можно считать состоявшимся.  — Скучал, — лед его голоса, кажется, замораживает воздух в гостиной, обращая его в мелкие острые кристаллики льда, вдохни которые — и умрешь долгой мучительной смертью. — Представь себе, долгих четыре года ломал себе голову, что же такое произошло, после чего твое поведение так разительно переменилось. Списывал все на расстояние, время и переходный возраст. А оказалось, это все гребаное предназначение шутит свои дерьмовые шутки.        Его язвительный тон пробивает брешь в каменной стене ее обороны, и Нэрисса, не совладав с эмоциями, резко вскакивает, чувствуя, как обида, смешивающаяся с бешенством, с осознанием того, что он-то все знает, но продолжает обвинять, накрывает с головой. И эта дикая смесь эмоций, читающаяся в ее глазах, пробирает Даррэна до костей.  — Ты думаешь, мне было проще, Бездна тебя побери?! — взрывается она гневным выкриком, с силой пиная ни в чем не повинный пуфик, подвернувшийся под ногу. — Думаешь, мне было легко, когда под воздействием крови вейл во мне проснулось еще и хреново наследие Мрака?! Когда долбанутый на всю свою кошачью голову Хранитель рода почти непрерывно бормотал у меня в голове, и я думала, что окончательно свихнулась? Когда он тянул из меня силу в таких объемах, что я свет при помощи магии зажечь не могла? Не учитывая того, что я не могла ни есть, ни спать, а мне нужно было учиться и следить за академией! Когда мне приходилось в состоянии полного физического и магического истощения раз за разом ходить на гребаные пересдачи, без возможности обратиться к целителю, чтобы, не дай Бездна, не раскрыть себя? И даже сама себе сварить укрепляющее и снотворное я не могла, потому что у меня непременно что-то взрывалось! Когда суть вейлы пилила и капала на мозги, тянула к тебе как магнитом? Да, Рэн, мне было плевать и на твои письма, и на твои попытки связаться, просто потому что, видит Хаос, я выживала в этой академии, чтоб она провалилась к Тьме!       Она задыхается, выкрикивает фразу за фразой, вываливая на него ушат за ушатом дерьма, которое происходило с ней все то время. И в груди Эллохара вспыхивает обжигающим цветком дикий коктейль из боли, сочувствия, злости на себя самого, сожаления, нежности и оглушающего восхищения этой хрупкой девочкой, которая, несмотря ни на что, не сломалась в подобных условиях, выстояла, выдержала и нашла в себе силы подняться и с высоко поднятой головой идти дальше, не оглядываясь на прошлое. Безумно хочется просто подорваться с места и хоть как-то утешить, облегчить ту боль, что она пережила, просто прижать к себе, и дать, наконец, возможность закатить истерику, но он сдерживается, чувствуя, как начинают подрагивать кончики пальцев, видя, что Нэрисса собирается продолжить. — Именно поэтому, Рэн, я уничтожала эту нездоровую любовь к тебе, потому что она убивала меня день за днем. Уничтожала меня, рвала на части, не давая шансов на нормальное существование. Бездна!        Нэрисса вновь запускает пальцы в волосы, прекращая свое перемещение из стороны в сторону по темной гостиной и, глядя в пустоту перед собой смертельно усталым взглядом. — Я до сих пор думаю, что лучше бы попала под шальное заклинание во время осады Грейнсворта, или чтобы меня все-таки пустили по кругу хвостатые отбросы, пришедшие в ту ночь с отступниками....       Она горько выдыхает последние слова, запрокидывая голову, чтобы не позволить слезам накатившей сильнее обиды навернуться на глаза, и не замечает, как опасно густеет в комнате воздух, а каменные плиты пола, прикрытые толстым ковром, раскаляются и начинают потрескивать от напряжения. Как вибрируют стекла в окнах, забранных декоративными решетками, и того, как фигура Эллохара, резко взметнувшись тенью, одним смазанным шагом пересекает разделяющее их пространство, стремительно приближаясь. Сильные пальцы крепко, до боли сжав хрупкие плечи, круто разворачивают Нэриссу, и она упирается невидящим взглядом в ряд серебряных пуговиц его рубашки, понимая, что ситуация, такая простая и понятная, выходит из-под контроля.  — Что ты сказала?       Пугающие, полыхающие мертвенной синевой глаза притягивают взгляд к его лицу, искаженному гримасой жесткой, совершенно неконтролируемой ярости. И Нэри вздрагивает, очнувшись, выныривая из заторможенного состояния глухой, болезненной отрешенности, ощущая, как все сильнее вибрируют стены и дребезжат стекла, а в нос ударяет гадостный запах тлеющего ковра.   — Рэн... — с опаской шепчет она, осторожно пытаясь отстраниться.       Но пальцы, крепко, до сочащихся кровью синяков удерживают ее на месте, а безумие, разгорающееся в глазах Даррэна, доводит до состояния крайней паники. А понимание того, что и самого Эллохара основательно потряхивает, дает жуткое по своей сути понимание того, что происходит. Когда над дворцом вспыхивает мигающий алым купол абсолютного щита, а за стенами взвывает сирена, предупреждающая об опасности черного уровня, паника накатывает леденящей, смолачивающей внутренностный волной. — Рэн, умоляю тебя, пожалуйста...       Но мольба не доходит до разума магистра, скованного властью спонтанной, неконтролируемой трансформации. Нэрисса осторожно накрывает вспыхнувшие пламенем пальцы ладонями, краем глаза отмечая, что по вздувшимся на его руках венам течет жидкое пламя. К вони тлеющего ковра примешивается запах и потрескивание обугливающейся рубашки, а плечи охватывает жгучая боль. — Прийди в себя!  — Что. Ты. Сказала? — членораздельно рычит демон, но оглушающий грохот раскалывающегося над головой потолка перекрывает его слова, а кожа на плечах, судя по ощущениям, стекает вместе с мясом по костям, как воск оплавленной свечи. Перед глазами все плывет, и она даже удивляется, что вот-вот потеряет сознание из-за такой мелочи, как ожог.  — Рэн, пожалуйста...       Нэри вновь делает попытку дозваться до него, и это будто бы злит Эллохара еще больше. Он пытается притянуть ее к себе, как багровая вспышка портала, осветив тёмную гостиную, резко выплевывает бледного от напряжения Арвиэля. Она поворачивает голову в его сторону, пытаясь что-то сказать, но голосовые связки неожиданно отказывают, не давая произнести ни звука.  — Отпусти Нэриссу, Рэн! Отпусти, или убьешь ее! — медленно, твердо проговаривает Владыка Хаоса, по дуге приближаясь к магистру Смерти, на котором уже занимается пламенем одежда.       Тот, словно бы насмехаясь над словами деда, издевательски вздергивает бровь, одаривая его нечитаемым взглядом. Резкий рывок, и с другой стороны комнаты открывается портал, в который с немыслимой силой зашвыривает разжавшего пальцы Даррэна и Повелителя Ада. С громким звоном затянутая алым туманом воронка схлопывается, и оседающую на пол Нэриссу отбрасывает через разорванное пространство в тронный зал дворца в Хайранаре. До ушей долетает гулкий грохот рухнувшего потолка, лопатки больно ударяются об пол, и инерция протаскивает ее по каменным плитам, жестко прикладывая о стену. Ноющая боль взрывает голову, по губам сочится что-то теплое, густое и липкое, и она, проведя дрожащими пальцами горящих, словно в огне, рук, обнаруживает на них кровь. Перед глазами двоится, и Нэри нервно усмехается, с отстраненным любопытством разглядывая быстро приближающуюся фигуру. Когда та растраивается, а мерзкий звон в ушах нарастает, она невольно морщится и зло шипит, ощущая, как ледяные руки хватают ее за влажные от сукровицы плечи.   — Нэри! — больше читает по губам, нежели слышит она слова присевшей рядом с ней Дианеи. Повелительница уже с большей осторожностью усаживает ее у стены и, отвернувшись, окликает кого-то.  — Какого Хаоса у вас там творится?! — сквозь гулкий бой колокола в собственных мозгах разбирает Нэрисса, и ладонь бабушки проскальзывает по ее волосам, разливая чувство умиротворяющего онемения по пострадавшей голове.  — Кажется, я наговорила лишнего, — заторможенно признается Нэри, не испытывая особого желания вдаваться в подробности их с Рэном разговора. Тошнота плавно подкатывает к горлу, и она судорожно сглатывает, чтобы не продемонстрировать содержимое своего желудка подошедшему Хардару.   — Троллью пятку мне в печенку... — шокировано расширив глаза, выдыхает крылатый, оглядывая повреждения девчонки. Отчетливо различимые выжженные отпечатки ладоней на плечах, пугающе подсвеченные приглушенным освещением тронной залы, вызывают оторопь даже у видавшего всякое бывалого воина одного из самых опасных кланов Хаоса. — Это Рэн тебя так отделал?  — Случайно. Сорвался, — отрывисто поясняет Нэрисса, понимая, что ее слова звучат так, словно жертва домашнего насилия защищает муженька-тирана. Кривая усмешка расползается по окровавленным губам, и неловко пожимает плечами. — Издержки совместной жизни с демоном, обладающим отвратительно вспыльчивым характером.        Ее прерывает яркая, слепящая глаза вспышка, залившая все вокруг голубоватым светом. Дворец потряхивает, с потолка сыплется пыль, и Хардар падает рядом, приземляясь на одно колено и закрывая голову руками.   — Чтоб я сдох!... — хрипло бормочет рогатый, приподнявшись и выглянув в окно. Его лицо искажается догорающими бликами неясного свечения, вспыхнувшего в пустыне. — Такими темпами Эллохар исполнит свое пророчество. Психанул, что надо... — растерянно потирает подбородок демон и, еще раз глянув в окно, возвращается обратно.  — Что такого можно сказать мужику, чтобы потом наслаждаться подобным светопреставлением? — испытующе глянув, интересуется Хардар, и Нэри, неопределенно дернув плечом, отводит взгляд, впериваясь в на всех парах спешащего к ним целителя.  — А без этого хрена никак? — Нэрисса скованно кивает головой на обряженного в горчичную хламиду неопределенного возраста эльфа и, получив в ответ отрицательное покачивание головой от Тени, преувеличенно горестно вздыхает.  — Я не смогу вылечить подобные ожоги, милая, — нервно оглянувшись на все еще полыхающее за окнами зарево, сочувственно проговаривает Повелительница. — У Рэна слишком горячее пламя,  — вздыхает она, и подошедшие сбоку ноги, обутые в просто удивительные в плане количества украшений на них золотые туфли с загнутыми носами, переливисто и очень велеречиво проговаривают положенное при дворе официальное приветствие.   — Ужасающей вам ночи, наследница рода Блэк... — напевно гундит ушастый, грациозно опускаясь рядом. — Как ваше самочувствие? — с издевательской вежливостью интересуется целитель, раскрывая чемоданчик со средствами первой помощи, и, пристальным взглядом обозрев фронт работ, гаденько ухмыляется.       «Все-таки услышал» — мрачно констатирует Нэрисса, одаривая того сладкой до зубовного скрежета улыбкой.   — Все еще здравствую, как видите... — в той же вежливой манере начинает она и, когда эльф бесцеремонно прикладывает ладони к обожженным плечам, применяя диагностирующее заклинание, а перед глазами темнеет от резко усилившейся боли, зло шипит сквозь зубы: — Чтоб ты сдох, мудак ушастый! — плечи будто вновь оказываются в убийственной хватке рук Даррэна, и наполненные тревогой об Эллохаре мысли начинают новый виток.   — О, как это мило! — радостно восклицает долбанутый на всю голову врачеватель и растягивает губы в подобии доброжелательной улыбки. — Это первое, что я услышал от его Смертейшества в нашу первую встречу!       Эладриэль недолго возиться в чемоданчике, брякая склянками, и, повернувшись, начинает обрабатывать плечи Нэриссы едко пахнущим составом. — Больно? — сочувствие в его голосе сочится ядом, и Нэрисса, не выдержав, глухо стонет.  — Нет, ург тебе в ухо, ошибка природы, щекотно! — срывается она, ощущая себя зверушкой на столе опытного вивисектора.       Удушающая тревога за Рэна вырывается наружу гневом, и она изливает его, не щадя чуток двинутого придворного целителя. Ощутить его по связи не может, сколько не пытается — переслан пламени, яростно гудящего, воющего и почти обжигающего ментально не позволяет прорваться. Все, что Нэри сейчас может — прислушиваться к отзвукам его ярости внутри, не имея возможности сделать хоть что-то полезное.  — Замечательно! — восторженно отзывается отрыжка вырождения эльфийского рода и, в удовлетворении потерев руки, запаковывает свой чемоданчик. — Теперь леди Блэк необходимо перенести в спальню. Остальными повреждениями я займусь уже там, — он первым проходит в распахнутые двери, ведущие в галерею, и Нэри, осторожно подхваченная Хардаром на руки, раздраженно фыркает.  — От Владыки никаких вестей? — почти шепотом спрашивает она, зная, что идущая позади этой странной процессии Тень точно услышит ее.   — Арвиэль удерживает Рэна под куполом щита к югу отсюда. Все будет хорошо, милая, — прекрасно понимая ее тревогу, успокаивающе проговаривает Дианея, перед тем как ступить следом за несущим девушку демоном в круг таверха.   — Как он?       Дрогнувший голос срывается, и Нэрисса сглатывает, закрывая глаза. Перед внутренним взором мгновенно встаёт лицо Эллохара, подробное до мельчайшей черточки. Судорожно вздохнув и встряхнув головой, чтобы отогнать беспокоящее видение, она распахивает веки, чтобы тут же зажмуриться от яркого света, ударившего по глазам, и ткнуться носом в кожаную жилетку Хардара, опускающего ее на постель.   — Полыхает, бесится, рычит... — Тень опускается на край кровати, и повелительно кивнув целителю, обхватывает ладони Нэри своими.  — Двадцать лиг пустыни расплавил, в стекло превратил, — фыркает неожиданно насмешливо Повелительница, закатив глаза. — Работаем в четыре руки? — обращается она к Эладриэлю, и тот важно кивает, окутывая руки зеленоватым сиянием.   — Расслабьтесь, леди Блэк.       Выдает отстранённо целитель и, накрыв ладонями плечи Нэриссы, заводит непрерывный речитатив заклинания. Голос Дианеи присоединяется к напевному тенору эльфа, и боль в плечах, ушибленных лопатках и почему-то ребрах начинает понемногу стихать. «Говнюк — говнюком, но свое дело знает» — со вздохом облегчения выводит сентенцию Нэри, убаюкиваемая монотонным бормотанием, доносящимся с двух сторон. Сознание погружается в молочно белое марево полусна, стирающее любые тревоги и волнения, и она приходит в себя, лишь когда слышит в этом белесом ничто приглушенное щебетание Мелиоры и Каристы. Отяжелевшие веки разлепляются с трудом, и первое, что видит Нэри — изможденное, серое от усталости и словно враз постаревшее лицо эльфа. «Извиняться не буду» — упрямо бормочет упертое подсознание, и Нэрисса, лишь благодарно кивнув откровенно плохо выглядящему Эладриэлю, провожает того взглядом до дверей спальни.   — Отдыхай, милая, я пригласила девочек, — Дианея кивает на вездесущих водяных, и те, ненадолго смолкнув, сочувственно глядят на Нэри, синхронно кивая. — Арвиэль просил не волноваться, они с Даррэном вернуться к утру, — она, тоже выглядящая бледновато, осторожно погладив ее руку, встает и неспешно проходит к дверям в гостиную. Оглянувшись и кинув взгляд сначала на Каристу и Мелиору, а затем на саму Нэриссу, лежащую в постели, мягко добавляет: — Не жди до утра, Нэри, постарайся поспать.        Водяные, церемонно склонившись и хором произнеся положенное «Темной ночи, Повелительница», подступают к кровати, и Кариста помогает ей подняться с влажных, покрытых кровавыми разводами простыней.   — Ваша ванна готова, госпожа.       Мелиора предупредительно распахивает дверь в купальню, и Нэри, тяжело вздохнув, позволяет помочь ей с избавлением от одежды. Пальцы слушаются плохо, да и все суставы словно сведены острым приступом остеохондроза. Испорченная вконец рубашка, как и потрепанные во время падения брюки, падают на пол, и она медленно спускается по ступеням, погружаясь в белесую от пара воду. Удобно устроившись на ступеньке, Нэрисса облегченно стонет, ощущая, как чувствительность кожи постепенно возвращается. Мелиора, зайдя в воду, ласково намыливает ее волосы, едва ощутимо царапая кожу головы ноготками, и она запрокидывает голову, позволяя продолжить, хотя состояние вполне позволяет помыть голову и самой. Мысли снова возвращаются к Эллохару, и связь, болезненно терзая, фонит яростью, гневом, ненавистью, но Нэрисса понимает, что тот, кто вызвал эти чувства — там, рядом с Рэном, что неудержимое желание разорвать не направлено на нее, и просто прислушивается, чтобы не терять эту ниточку, волею судьбы связавшую их. И невольно вздрагивает от тихого, неожиданно робкого голоса Каристы.  — Что произошло, госпожа? — осторожно интересуется водяная, скосив глаза на Нэриссу, и она, чуть качнув головой, приоткрывает один глаз.  — Никаких вопросов, — жестко отрезает Нэри, отстраняясь от Мелиоры, и погружается в воду, смывая с волос пахнущую акациевым медом пену. Острое, почти удушающее нежелание делиться подробностями сегодняшней ночи поднимается в груди, и она, проплыв к другому краю бассейна, выныривает, опираясь на бортик локтями. — Никаких вопросов, никаких разговоров об этом между собой и никаких обсуждений с другими, — жесткий, почти приказной тон, который Нэрисса редко использует в общении с водяными, невольно проскальзывает металлом в словах, и те, покладисто кивнув, отводят взгляды круглых прозрачных глаз. — Сами понимаете, если подобную информацию разнесут по дворцу местные сплетницы... — Нэри чуть поводит головой, давая понять, чем все может закончиться, учитывая присутствие поражённых паразитами существ во дворце.  — Во дворце Повелителя предали? — напряженный голосок Мелиоры прорезает душное пространство ледяным лезвием ножа, и кожа Нэриссы покрывается мурашками.  — Мы можем только предполагать сколько их, никакой уверенности нет, шерстить всех попросту невозможно, да и смысл... — Нэри задумчиво уставляется в стену, раздумывая, что можно сказать девушкам, которые обладают полным доверием Эллохара, а что нет. — Возможно, в скором времени у нас появится возможность хоть как-то распознать тех, кто сливает информацию культу. Вряд ли это полноправные агенты культа Безликого, скорее мелкие сошки, на которых есть компромат. Или перевербованные, у которых есть слабые места, на которые, в случае чего, можно надавить...  — Почему магистр до сих пор не спрятал вас так, чтобы не нашел никто? — Кариста задает вполне логичный вопрос, но Мелиора, уловив кривую усмешку своей госпожи, перебивает сестру.  — Неужели ты не поняла, Кари? Пораскинь мозгами, они же ловят на живца! — раздражается водяная и, закатив глаза, зажигает благовония, наполняющие купальню дурманящим, сладким ароматом. — Надеюсь, госпожа не откажется от расслабляющего массажа? — с надеждой в голосе вопрошает она, переводя тему и застилая низкую кушетку шелковой простыней.   — Только если быстро, — нехотя соглашается Нэрисса и, выбравшись из сдобренной душистым маслом воды и обсушив тело пламенем, чуть скованно укладывается на кушетку. Приглушенный шелестом воды в декоративном фонтане звук закрывшейся двери означает, что Кариста ушла перестилать постель, и Ора, решившись, едва слышно повторяет вопрос, разминая напряженные плечи Нэри.  — Что все-таки произошло? Вы ведь можете... — намекает на узы конфиденциальности водяная, и Нэрисса, в мрачной задумчивости прикусив губу, спустя пару секунд отвечает, осторожно подбирая слова.  — Я... — приподняв голову, она оглядывается на Мелиору. — Скажем так, выдала некоторую информацию о событиях, произошедших во время осады академии отступниками, и Рэн не очень адекватно среагировал...  — Мерзкие шавки... — зло шипит сквозь зубы водяная, с большим усилием разминая лопатки и поясницу. — Не мудрено, такая реакция... Пустыня полыхает, за территорией дворца находиться попросту невозможно, магия Смерти вырвалась на волю, поджаренные трупы нахессов... — делиться впечатлениями Ора,  ее глаза на миг стекленеют, и она встряхивает головой, будто отгоняя страшные картины снесенной к Бездне пустыни Гибели. — Как бы пить не начал, с его-то повышенной совестливостью... — печально вздыхает она.  — Вот и я этого боюсь... — признается Нэрисса, упираясь лбом в простыню, и зажмуривая глаза. Сейчас, когда обида и ярость стихли под напором пронизывающей тревоги, сейчас, когда она таки сдалась на милость своей сути, когда начала, наконец, принимать свою привязанность к Даррэну как что-то положительное, она боится, что чувство вины отдалит Рэна от нее, разрушит тот хрупкий, пока еще, мостик между ними. Что сама отдалится, не найдя сил не прокручивать в голове хитростью вырванное согласие.  — Расскажите ему, — твердо, пребывая в полной уверенности на счет своих мыслей, уговаривает ее Мелиора. — Он не осудит вас, я уверена, госпожа, только не он. А лучше вообще покажите, пусть увидит все своими глазами. Иногда это полезно — познать ужас другого, чтобы очнуться от своего.  — Я сама подумывала об этом, — все же сознается Нэри устало, прикрывая глаза, и переводя дыхание.       Панический ужас, ранее стывший в жилах при одной только мысли о том, чтобы раскрыть Эллохару события осады Грейнсворта, сейчас лишь легким морозцем волнения пробегает по телу, но и его стирают заботливые руки Мелиоры. Потому что когда-нибудь это придется сделать: рассказать, пояснить, позволить залезть в голову и увидеть. Так почему бы не сейчас, чтобы продемонстрировать, что пара ожогов и лёгкий испуг совсем не то, что может повергнуть ее в шок? Отвлечь его, отвлечь себя, сменить вектор приложения эмоций, чтобы эльфийская свадебка и последующий скандал не засели ржавой иглой внутри. Это не отменит его вины, не отменит ее собственной обиды, ничего не исправит, но кто-то же должен идти на уступки и просто отпускать. Делать вид, что ничего не случилось, что можно просто не заметить и не обратить внимания на очередную трещинку, просто замазав ее строительным раствором. Вдруг это поможет ей не разрастись до опасных размеров.  — Так сделайте это, — уверенно проговаривает Мелиора и, откинув за спину сине-зеленые волосы, сплетенные в косу, которую смело можно именовать произведением искусства, проходит к вешалке и, сняв с нее тонкую изумрудную ночную рубашку и халат, отороченные черным матовым кружевом, оборачивается к Нэриссе. — И ложитесь спать, не дожидайтесь дарая, думаю, его расстроят ваш не выспавшийся вид и синяки под глазами.       Мягко улыбнувшись на прощание, она передает одежду Нэриссе и молча выходит из ванной, давая возможность не только одеться, но и обдумать предстоящее ей тяжелое признание.       Уже лежа в постели, Нэрисса, оглядывая спальню, вновь и вновь возвращается тревожными мыслями к магистру Смерти, наблюдает, как за неплотно задернутыми портьерами занимается ало-бронзовый рассвет, но так и не находит покоя. Ворочается, то усаживаясь и подкладывая под спину подушку, то вновь сползает в теплые объятия одеяла, но глаз не смыкает до тех пор, пока яркая полоска света не разрезает комнату наискось, а усталость не мутит сознание поглощающей посторонние звуки дремой. Веки опускаются сами собой, и она, обещая только на миг прикрыть уставшие глаза, проваливается в крепкий сон.        Первое, что она ощущает — легкое прикосновение чуть шершавых пальцев к ключице, мягкое, поглаживающее, невесомое, как крыло бабочки. И запах, ни с чем несравнимый запах, с явными древесными нотками кедра, а еще мускус, щекочущий ноздри. Глаза распахиваются сами собой, тут же сталкиваясь с пристальным взором. Он выглядит усталым, неизмеримо печальным и мрачным, но взгляд не отводит, словно ищет что-то в ее глазах. — Рэн... — облегченно выдыхает Нэрисса, запрокидывая голову на подушке, и со вздохом зажмуривается. Прикосновение пальцев сменяется ощущением горячих сухих губ, теперь уже под ключицей, и из груди вырывается прерывистый вздох.  — Прости меня, — горький, полный покаяния хриплый голос Даррэна задевает тонкую, сияющую золотом ниточку в груди, заставляя ее вибрировать в напряжении. Нэри проскальзывает пальчиками по обнаженному подвернутым рукавом рубашки предплечью, чуть сжимая его руку выше локтя.  — Все в порядке, — выдыхает она, почти уверенная, что так и есть. Или будет. Почти.       «Главное — живой и относительно целый, рядом, а все остальное неважно» — облегчённая, но все же пропитанная обидой мысль проносится в голове, словно она пытается убедить себя в этом, но Эллохар упирается лбом ей в плечо и тяжело переводит дыхание. Просто дышит, согревая дыханием чувствительную кожу, просто касается, но от этого так странно, подозрительно и приятно спокойно, что Нэрисса расслабляется невольно, но не до конца. Со всем остальным можно разобраться и после.  — Не в порядке, — упрямо проговаривает он, до хруста костей сжимая ее в объятиях. Глубоко втягивает носом запах кожи и вновь касается губами ключицы. — Не в порядке. Тогда я своими руками отправил тебя на верную смерть, сейчас едва не убил сам...  — Рэн, — протяжно начинает она, чувствуя, что от каменных объятий магистра Смерти начинает не хватать дыхания. Хочет напомнить, что и сама с огоньком, и ничем, кроме ожогов, его вспышка ярости ей не грозила. И предпринять попытку переупрямить его оставлять нельзя, и она проговаривает примирительно: — ты просто сорвался, я наговорила лишнего... — он отрывает голову от ее плеча, внимательно вглядываясь в ее лицо и, воспринимая это, как разрешение продолжить, Нэри добавляет в голос насмешливых ноток: — Думаешь, я не знаю, что это такое? Если бы я сдержалась во время осады на академию, мы бы с тобой не разговаривали...  — То, что ты сказала прошлой ночью... — начинает Даррэн, еще крепче притискивая ее к себе, но она, ощутимо напрягшись и совершенно не желая вновь мусолить эту тему, опять прерывает его.  — Хватит... — пальцы сжимаются на рукаве черной рубашки и, соскользнув, падают на постель. Нэрисса прикрывает глаза, хмурая складка пролегает меж ее бровей, и ему лишь остается гадать, о чем она думает в эту минуту. — Это была война, Рэн. Пусть и ограниченная небольшой территорией, но это была война, — магистр Смерти медленно оглаживает ее скулу, отводя прядку волос со щеки, проходится до подбородка и, приподняв его пальцами, вперивается в нее требовательным взглядом.  — Нет, прелесть моя, — сменивший глухую, безотчётную ярость дикий, неуемный зуд любопытства разгорается в груди и, когда Нэри приоткрывает глаза, пряча взгляд за густыми темными ресницами, он вопросительно изгибает бровь. — Что ты сделала, Нэрисса?  — Я сама пошла на это, — спокойно сообщает она, пожимая плечами. — Рискованно, но… — тянет Нэрисса тихо, продолжая: — Словила на живца, связала, мило побеседовала в пыточной, сняла кожу, слегка расчленила и пригласила на ужин к фестриям в качестве главного блюда, — еще одно равнодушное пожатие плечами, и Эллохар мрачно нахмуривается, сведя брови к переносице, в очередной раз осознавая, что не знает ничего из огромного отрезка ее жизни, протяженностью в четыре года. — Само собой все это время я искусственно держала их в сознании, чтобы они не пропустили ни единого прекрасного момента своей долгой и мучительной гибели.   — Знаешь, как высокий ценитель искусства Смерти, я могу даже выразить свое восхищение изощренностью твоих действий, — хмыкает Эллохар, возвращая на место сползшую с ее плеча бретельку ночной рубашки, но смотрит опасно.  — Но как демон,  вырастивший меня с пеленок...       Нэри чуть разводит руками, и Даррэн, склонив голову, криво, но крайне выразительно ухмыляется в подтверждение ее слов. «Чужая родная девочка» — мысленно вздыхает он, проводя ладонью по тонкому шелку, мягко перетекающему под пальцами, и чувствуя, как Нэрисса замирает в его объятиях, внимательно прослеживая поползновения его конечности. — Там действительно была кровавая баня, Рэн. Мы едва успели спрятать малышню, префекты организовывали временные лазареты в своих апартаментах, в замке оказался предатель, он запитал щиты армии отступников на магическое сердце замка, и мы оказались в патовой ситуации. Отключать всю энергосистему замка, учитывая, что даже стены там держатся на чистой магии, сохранившейся еще со времен, когда на месте академии было древнее эльфийское капище... — горькая усмешка на ее губах, и еще более горький смешок очень точно передают всю безвыходность ситуации.  — Щиты... — медленно тянет магистр Смерти, явно о чем-то задумавшись, и Нэрисса, ощущая легкую неловкость, и от этого немного нервничая, кивает.  — Гигантский мыльный пузырь, он отрезал все, даже звуки... Не думай, что я не вызывала тебя, — жуткие, пробирающие стылым холодом воспоминания всплывают перед глазами, и по коже пробегает дрожь, даже волоски приподнимаются на коже. — Те, кто мог сражаться, как раз были на передовой, сотни адептов дергали узелки, посылали призыв по крови, пользовались любыми доступными способами. Мы думали, они нападут в открытую, преподавательский состав знал, что они что-то ищут в замке... Мы были готовы защитить замок, отстоять Грейнсворт... И представь наш шок, когда щит накрыл академию, наши амулеты просто истлели, а пламя перестало отзываться, — болезненный смешок срывается с ее губ, и Нэрисса с трудом сдерживает гримасу злого поражения, вспоминая искореженные, изломанными куклами лежащие на холодной земле трупы.  — Покажи мне, — хрипловатый баритон Эллохара звучит настолько бескомпромиссно, что она сначала замирает, почти испуганно сжавшись под давлением потемневших серых глаз.  — Не надо, — опасаясь его реакции на некоторые события, которые он точно увидит, просит Нэри, с ехидным смешком вспоминая вчерашнюю решительность таки поделиться с ним этими событиями, но длинные пальцы уже накрывают виски, и она зажмуривается, почти чувствуя раздирающую боль в висках от ментального проникновения магистра.   — Лучше покажи сама, Нэрисса, потому как я очень не хочу делать тебе больно, — снисходит до угрожающего рыка он, догадываясь, что многое она не хочет демонстрировать из личных соображений и потому, что не хочет его разозлить. «Знала бы ты, прелесть моя, что я вымотан настолько, что не смогу не то что пространство прожечь, но и просто призвать пламя» — устало думает Даррэн, поглаживая пальцами бьющуюся пульсом жилку на ее виске. И Нэрисса распахивает глаза, позволяя ему увидеть все, что он бы хотел знать.        Нырок в сознание Нэри не всегда проходит гладко, но на этот раз ему приходится протискиваться через нагромождения воспоминаний, пропитанных болью, ужасом, гневом, страхом потери... Когда вязкий туман сознания проясняется, магистр Смерти обнаруживает себя в полутемном коридоре, и по отсутствию окон понимает, что, по всей видимости, находится на одном из подземных уровней Грейнсворта. Он пристально осматривается, приглядывается во мрак конца коридора, но за спиной раздается знакомый голос, непривычно резкий, напряженный, наполненный тревожными нотками, и он резко разворачивается, чувствуя, как сердце привычно пропускает удар при виде фигурки Нэриссы.  — Что нибудь слышно? — Азарон-младший появляется словно из ниоткуда, и кирпичная кладка за его спиной, подергиваясь искорками магии, из арки превращается в несокрушимый монолит.  — Фостас отправлял своего ручного ворона час назад, силы отступников собираются на северной оконечности острова, они притащили с собой всю шваль, которую только смогли собрать, — нервно проговаривает она, быстро преодолевая коридор.  — Мы готовы, — Азарон перехватывает за руку уже отступившую на шаг вперед Нэри, и Эллохар невольно мрачно прищуривается, старательно подавляя вспыхнувшую ревность.  — Я надеюсь на это, — Нэрисса сводит брови на переносице. — Младшекурсники проинструктированы? — Да, я только из подвалов, — серьезно кивает Азарон, пытаясь скрыть нервозность. — Нэри, — он задерживает ее еще раз, когда она вновь пытается шагнуть к лестницам вниз, — Пожалуйста, я прошу тебя, не лезь на передовую... — Мы уже обсуждали это, Дрэй, — зло цедит сквозь зубы она. — Прости, но мне нужно на нижние уровни к Сокару, зелья для лазарета сами себя не сварят.       Нэрисса упрямо выхватывает руку, не глядя на стоящего посреди лестничного пролета парня, быстро слетает по ступеням, останавливается уровнем ниже и, оцарапав ладонь, прикладывает ее к стене. Даррэн видит, как ее губы шевелятся, но не слышит ни звука, и просто следует за ней в черный зев открывшегося проема, за которым обнаруживается узкая винтовая лестница. В кромешной тьме, разбавленной только едва заметным зеленоватым свечением ступеней, Нэри стремительно несется вниз и, когда мужчине начинает казаться, что ступени никогда не кончатся, резко останавливается, разворачиваясь лицом к нему. Проворно отступив в сторону, чтобы не столкнуться с хозяйкой воспоминаний, он оборачивается, и перед глазами предстает удивительная в своей сюрреалистичности картина: огромное окно во всю стену открывает захватывающий вид на подводную часть озера, дно которого скрывается в глубокой чернильной синеве внизу. «Ух ты» — восхищенно думает он, разглядывая подводные скалы, длинные ленты хищных водорослей и стайки серебрящихся рыбок, проносящиеся мимо. Нэрисса, тем временем, повторив процедуру с намазыванием стены кровью, спокойно шагает через стекло, оказываясь в прозрачном тоннеле, ведущем через все озеро. Быстрым шагом она добирается до середины, а демон, спешащий за ней, несмотря на вящую отвратность ситуации, дико сожалеет, что не может наложить парочку сканирующих заклинаний, чтобы понять, как это все устроено. Остановившись за спиной замершей, словно в ожидании, Нэриссы, магистр Смерти внимательно вглядывается в толщу кристально прозрачной зеленоватой воды. Неожиданно, спустя всего пару десятков секунд, течение замирает, и он невольно напрягается, видя, как к прозрачному коридору быстро приближается посверкивающее нечто, что при ближайшем рассмотрении оказывается синеволосой русалкой весьма царственного вида. Длинные пальцы с острыми когтями просовывают некрупный сундучок прямо сквозь стенку щита, удерживающего проход, и Нэрисса, совершенно спокойно, пусть и с некоторым напряжением, принимает его. — Благодарю, Рэйалис, — она кивает русалке, судя по венцу на голове, являющейся хранительницей озера. — Передай, что мы примем участие в битве и окажем посильную помощь,  — суровые интонации низкого холодного голоса отдаются от стен тоннеля бьющим по ушам гулом.  — Спасибо, — с чувством откликается Нэри, еще раз кивая русалке. — Рано благодарить, дитя. Битва еще не выиграна, — хлестко отрезает хранительница и, не удостоив Нэри лишним словом, столь же стремительно удаляется.       Коридор они преодолевают быстро, и Нэрисса, просочившись сквозь еще одно окно, теперь уже поднимается по очередной винтовой лестнице на один пролет, и, отдернув декоративный гобелен, выходит в ярко освещенный коридор. Быстро оглянувшись, она прикладывает ладонь к нашитому на лацкан мундира шеврону, и по вискам ударяет громовой раскат ее голоса, раздающийся в его голове. «Мыслезвязь с преподавательским составом» — решает Эллохар, делая пометку в голове, ввести подобное в школе. И не ошибается в предположении. — Магистр Лайрезия, — взывает Нэри, и в голове Рэна всплывает, что это магистр Темного искусства.  — Да, дорогая, — мягкий женский голос отвечает мгновенно, и нашивка под пальцами девушки озаряется голубоватым свечением.  — Подводный народ присоединится к защитникам замка, — коротко сообщает Нэри, и по ее губам расплывается улыбка. — Они передали ларец. — Где ты? — Четвертый подземный уровень, северное крыло.        Как только она заканчивает последнее слово, перед ней, мигнув, появляется белая слепящая точка, растягиваясь и расширяясь, за секунды превращается в открытый переход. Ларец, дернувшись в руках Нэри, повисает в воздухе и плавно погружается в портал.  — И да, если будешь выходить на территорию, избегай южного перехода в лес, мы оставили фестрий без ужина,  — весело напутствует магистр, и Нэрисса со мешком закатывает глаза.  — В таком случае, нам остается только пожелать им приятного аппетита, — пальцы отпускают шеврон, и Нэри, развернувшись влево, проходит полукруглый коридор до развилки и останавливается у мутного старого зеркала. — Ужасающей ночи, лорд Нэлий,  — Эллохар удивленно вскидывает брови, понимая, что она обращается к зеркалу. — Пропустите? — Куда я денусь? — риторически протягивает зеркало непередаваемо скрипучим старческим голосом.  — А зеркала все уже пометили? — магистр прослеживает любопытный взгляд немного повеселевшей Нэриссы и замечает в уголке мутного от времени полотна бисерную руническую вязь. — Да, Эфрида с рунологами только закончила украшать потолок в обеденной зале. Если эти выблядки от магии рискнут сунуться в замок, мы их здорово запутаем , — горделиво отвечает некий Нэлий, и зеркало мутнеет.       Нэрисса с негромким «Спасибо» касается серебряной глади, и ее пальчики просачиваются насквозь. С громким чпоком зеркало затягивает ее полностью, и магистр Смерти едва успевает зацепиться за нее, на миг позабыв, что является всего лишь сторонним наблюдателем в закоулках ее памяти.  — Вы долго, Блэк, — первое, что слышит Эллохар, когда зеркальное полотно, вновь смачно чпокнув, выплевывает их с другой стороны. Мрачная высокая фигура в алхимической мантии возвышается над одним из десятков столов, пристально следя за ножом, споро разделывающим ингредиенты. — Прошу прощения, магистр Сокар, пришлось пройтись, — с почтением в голосе смиренно проговаривает Нэри, и Даррэн, редко слышавший подобные интонации в ее голосе, удивленно оглядывается на девушку. — Надеюсь, ваша прогулка была не только выматывающе долгой, но и плодотворной, — голос бывшего ученика магистра Смерти сочится ядом, но Нэрисса не реагирует на очевидную подначку своего преподавателя.  — Водяные согласились помочь, — подойдя к столу, негромко откликается она и, оглядев более полусотни котлов, стоящих в ряд, кидает взгляд на зельевара. — Да, фронт работ впечатляет. Лазарет пуст, после прошедшей сборной практики кончилось даже кроветворное, — губы Сокара змеятся в неприятной улыбке, и он махает рукой на соседний стол. — На вас противоожоговое, тонизирующее, обезболивающее и разрывное. Как закончите, можете варить все, что вашей темной душеньке угодно. У вас карт-бланш, Блэк. Не разочаруйте меня, — усмехается вампир, кивнув девушке на стол. — И даже запрещенные класса «Ц»? — испытующе любопытствует Нэри, тая улыбку в уголках губ. — Их в особенности, — алхимик возвращается к работе, и Нэрисса, последовав его примеру, становится к столу. Ингредиенты, выбираясь с полок и из ящичков, гремя пузырьками и постукивая стальными коробочками, взлетают в воздух и, опустившись на разделочные доски, шинкуются, нарезаются вдоль и поперек, превращаются в кашицу и толкутся в ступках лишь мановением одной мысли. Магистр Смерти заворожено следит за работой будущего магистра Алхимии и, когда потолок лаборатории затягивает густым паром, а готовые зелья разливаются по флаконам, а те затыкаются пробками, понимает, что все это время с его лица не сходила улыбка. — Чем удивите меня сегодня, Блэк? — язвительное любопытство Сокара она встречает кривой ухмылкой, а самодовольное выражение, промелькнувшее на лице, заставляет Эллохара напрячься. — Костедробящее, замораживающее, Кровавые Слезы, волеподавляющее, выворачивающее на изнанку, несколько модификаций пыточных, еще несколько вызывающих спонтанные мутации и трансформационное, — в конце полной довольства тирады Даррэн просто шокированно посмеивается, радуясь тому, что его никто не слышит. Абсолютное большинство зелий, перечисленное ею, настолько темные, что запрещены даже в Хаосе, и Эллохару лишь остается гадать, где она почерпнула столь обширные запрещенные знания. — Ах да, чуть не забыла, еще жидкое безумие. — А вы умеете удивить, Блэк! — с мрачной веселостью восклицает алхимик и, протянув руку, осторожно подхватывает пузырек, наполненный прозрачной, как слеза жидкостью, в которой шустро плавают мелкие, похожие на черных головастиков, существа. — Фамильный рецепт... Хотел бы я побывать в вашей родовой библиотеке... — мечтательно вздыхает он. — Когда-то именно для этого зелья ввели новый класс опасности — «Р». Смертной казни не боитесь? — Все мы смертны, магистр. Иногда, случайно смертны, — философски замечает Нэрисса, пожав плечами. — Где вы раздобыли модифицированную нежить для зелья? В моей лаборатории такого нет, — с явным сожалением заканчивает Сокар. — Принесла с собой.  — Надеюсь, не под кроватью выращивали? Безопасность помещений факультета все же стоит на первом месте... — магистр Алхимии пронзает свою лучшую ученицу взглядом черных глаз, но она стоически выдерживает его. — Я соблюла все меры предосторожности, — серьезно отвечает Нэри.  — Что ж, хорошо, что вы проявили благоразумие, — устало вздыхает мрачный вампир и, кивнув Нэриссе на дверь, добавляет: — Можете идти, адепты явно ждут ободряющей речи своего префекта. И да, Блэк, проявите свое благоразумие и в битве — не суйтесь на передовую. Пускай в вас горит неуемное пламя решительности и жажда действий, но помните, что кроме таких недоучек как вы, в замке есть еще и почти сотня преподавателей во главе с директором.  — Не могу ничего обещать, магистр,  — мрачнея, упрямится она, сжимая губы. — Как и у вас, у меня есть свои обязательства перед адептами. Роль префекта не только в том, чтобы заниматься административной деятельностью и проводить факультативы для отстающих. — Почему вы так спешите помереть, Блэк? Неразделенная любовь не причина бросаться грудью на амбразуру,— зло шипит Сокар, гневно глядя на девушку. — Вы думаете, я возился с вами столько лет, обучал вас, готовил вас к степени магистра, вкладывал вам в голову знания, чтобы вы бесславно померли в этой заварушке?!  — Нет, — сквозь зубы выдавливает Нэрисса, склоняя голову, и не позволяя преподавателю заглянуть ей в лицо.  — Так проявите же благоразумие, Блэк. Не спешите сдохнуть, отсидитесь в лазарете, ваши способности там будут очень кстати. Увижу вас на поле боя — за волосы оттащу в казематы и запру в карцере. Мне еще принца Хаоса во врагах не хватало! Идите, Блэк.       Нэри вылетает из лаборатории, громко хлопая дверью, и магистр Смерти, неотступной тенью следуя за ней, замечает, что коридоры, по которым в запале ярости несется Нэри, ярко освещены.  — Кровосос хренов, — доноситься до Эллохара злобное бормотание Нэриссы.       Подъем в наземную часть они преодолевают быстро и, судя по тусклому свету из окна, только занимается рассвет. Они с полчаса петляют по переходам, то спускаясь, то поднимаясь, Нэрисса периодически приветствует преподавателей, пару раз в коридорах мелькает знакомая Эллохару высокая фигура директора, проверяющего защитные чары и назначающего боевые посты. Еще трижды он замечает Бельтэйра, вместе с кем-то из учеников наводящего чары и создающего сигнальные плетения. Некроманты ровным строем проходят по коридору мимо, как цыплята следуя за лордом-куратором, в полголоса обсуждая фланговую расстановку и виды умертвий, более пригодные для борьбы с превосходящим по численности противником. Нэри же, приветственно кивнув рыжеволосому эльфу с шевроном префекта на рукаве, неожиданно ныряет в темное ответвление коридора и с утомленным вздохом прислоняется спиной к стене. Вытащив из патронташа на поясе флакончик с зельем, она зубами выдергивает пробку из горлышка и, сплюнув ее в сторону, прикладывается к бутыльку. Тот, опустев, растворяется в воздухе и, встряхнувшись, она несколько мгновений пережидает у стены. — Рисса! — Нэрисса дергается, грязно матерясь сквозь зубы, но оборачивается на звук, и в затянутом паутиной другом конце узкого коридорчика Даррэн видит ярко-рыжую вампиршу. — Факультет в сборе? — мрачно спрашивает она, и Дэйра кивает в ответ. — Да, все ждут твоего напутствия. Малышню Дрэй еще вечером загнал в подвалы, провианта хватит примерно на неделю. Все тайные выходы мы задраили, наши восьмиглазые друзья охраняют подходы со стороны леса, русалки — все затопленные тоннели. В гостиной факультета остались только те, кто может и хочет сражаться, — собранно рапортует вампирская принцесса, и Эллохар, помня ее, как веселую беспечную хохотушку, уважительно хмыкает.  — Спасибо, Дэйра. Не знаю, что бы я без вас делала... — Нэри с тяжелым вздохом сгибается, упираясь ладонями в колени, и Даррэн с тревогой вглядывается в ее лицо, отмечая, насколько плохо она выглядит. Темные, почти черные круги под уставшими глазами, осунувшееся лицо и мелкая дрожь ладоней выдает полное истощение. «Безднова безмозглая девчонка» — в бешенстве рычит магистр Смерти, чувствуя, как все внутри сжимается от тревоги.  — Сдохла бы, — ехидно ответствует Иссушающая. — Который день ты на зельях? — подозрительно уточняет кровопийца, рассерженно смотря на Нэри. — Ты хоть поспала сегодня? — Не выдалось свободной минутки, Дэйра, — едва слышно шепчет она. — Я только из лабораторий, закрома лазарета и хранилища пусты, пришлось в срочном порядке пополнять, иначе, сама понимаешь... — А ты понимаешь, что при первой же серьезной стычке у тебя все шансы глупо погибнуть просто из-за того, что у тебя скорость реакции медленнее, чем у гребаного умертвия?— взрыкивает вампиресса, со злостью перехватывая Нэриссу за плечи и встряхивая. — У меня все шансы сидеть с кляпом во рту, Дэйра, — хрипло смеется Нэри, язвительно растягивая губы в улыбке. — Да и вообще, я первая в списке на экскурсию в карцер. Сокар пригрозил, что если увидит меня в бою, самолично за волосы в казематы проводит. — И правильно, — принцесса кровососов закидывает руку Нэриссы на плечо, заставляя ту опереться на себя. — Давай, помогу дойти до гостиной, срежем. А там уже снова иллюзию накинешь.  И что ты только ночами делаешь? Я понимаю, другие девчонки на свидания бегают... — Ага, а потом ко мне, за противозачаточными и абортными... — насмешливо фыркает она, опираясь на подругу. — Но ты-то не они! Ты же у нас «Навек ему я отдана, и буду век ему верна!», — ласково смеется Дэйра, придерживая девушку за талию. — Сплюнь, блаженная, — посмеивается в ответ Нэрисса, а Даррэн нахмуривается, когда она неожиданно восклицает: — Никаких подробностей! — Ладно-ладно! Не буду,— легко соглашается вампирша, кидая любопытный взгляд на подругу. — Ну и чем таким важным, скажи мне на милость, ты занималась все прошлые ночи? — Сводила расчеты по магистерской и составляла учебный план для подготовки к экзаменам четвертого курса. — Эллохаровский трудоголизм воистину заразен! — они медленно проходят до конца коридора, Дэйра взмахом руки раздвигает паутину, и Нэри, освободившись от поддержки, накладывает на себя иллюзию. — Да еще и помноженный на блэковскую упертость,— с кривой усмешкой соглашается она, принимая вполне здоровый вид. — Не пей его больше, ладно? — просит вампиресса, когда они подходят глухой стене.  — Иттенте Аэртис! — хором произносят они пароль, и каменная кладка растворяется, являя замаскированный проход. Проскользнув в гостиную, подруги разделяются — Дэйра усаживается на диван у камина, между Азароном, кинувшим на Нэри полный тревоги взгляд, и Салазаром, внимательно оглядывающим адептов, находящихся в помещении.         Нэрисса, стремительно поднявшись на небольшое возвышение, с которого обычно вещал декан, чуть встряхивается, и, приняв максимально уверенный вид, оглядывает сидящих на диванах, в креслах и даже на полу старшекурсников. — Грядет битва, — мрачно начинает она, и Даррэну думается, что это все же не лучшее начало речи. — И раз вы здесь, значит осознаете всю серьезность, всю опасность ситуации. Я не буду, как префекты других факультетов говорить о смелости и том, что мы все победим и выживем, чтобы не случилось. Не буду говорить о дружбе и взаимовыручке, ибо с большинством из вас у нас пусть и взаимные чувства, но они все же далеки от всепоглощающей любви, — на этих словах многие фыркают и даже посмеиваются, но тем не менее взгляды горят, на лицах написана решимость, они готовы действовать, и Нэри просто кивает им. — И я не буду говорить о начинке ваших черепных коробок, видит Бездна, вы доказали ее наличие в процессе учебы тем, что до сих пор находитесь здесь, — она переводит дух, осматривает каждого долгим тяжелым взглядом и лишь после продолжает: — Нас не любят. Мы — факультет темных. Нас почитают беспринципными, хитрыми и опасными, и желают свалить всю грязную работенку на нас. Так давайте же не посрамим чести факультета, и пусть, во славу его и академии, наши руки будут по локоть в крови наших врагов. Удачной охоты, и да пребудет с вами Бездна в час битвы и в смертную минуту. Время отринуть внутренние конфликты, и не думайте, что я о них не знаю, — многие в мрачной гостиной переглядываются недобро, на что Нэрисса просто закатывает глаза. — Наше главное правило: не выносить сор из избы и демонстрировать сплочённость, что бы ни было внутри факультета, и я попрошу вас придерживаться этого и в битве. Мы  — змеиное кодло и должны доказать, что наша сила в общности. Не подведите меня. И да, желаю вам сдохнуть легко, а на случай, если нет — у вас всегда есть фамильные перстни с ядами, не так ли? У кого нет, прошу подойти ко мне, у меня есть все для вашей безвременной гибели, и да, я готова убить вас совершенно бесплатно, цените мою щедрость и доброту.        Но на этих словах никто не подходит к Нэриссе, и она с легкой ядовитой ухмылкой оглядывает адептов факультета. А парни и девушки, опасно переглядывающиеся, больше напоминающие ядовитых тварей в этот момент, все так же в ожидании смотрят на своего префекта.  — Наша задача — убивать, надеюсь, вы это понимаете. Кто до сих пор падает в обморок и блюёт от вида крови и кишок — тех я прошу на выход сейчас. Да, это будет позорно — отсидеться с младшими в безопасности подземелий, но вы хотя бы не опозоритесь перед лицом наших врагов. И не сдохнете просто так, — на этих словах никто не встает, все лишь напряженно, уже более серьезно слушают речь префекта школы. — Мы, боевики, некроманты и мастера плетений, занимаем места наступлений, но тихо и бесшумно, наша задача — по возможности тихая смерть тех, кто придет вместе с отступниками, а их, поверьте, немало. Вечные уродцы натащили много швали с собой, так пусть захлебнуться в их крови и кишках. Патронташи с зельями вы получите через час, расходовать бережно, наши с магистром запасы не бесконечны, а варить еще, пока вся битва идет за стенами замка, я не буду, надеюсь, это вам понятно. Большую опасность представляют отступники, их мы минуем, с ними справятся и преподаватели, но если будет шанс, не упустите его, — на этих словах Нэрисса мрачно, почти хищно ухмыляется, и то, что на лицах адептов вспыхивают ответные ухмылки, внушает уважение даже магистру Смерти. — Наша первостепенная задача — та шваль, что привели с собой Вечные. С ними можете делать все, что душе угодно, я надеюсь на вашу изобретательность, чувство вкуса, кровожадность и фантазию. Группами будут руководить старосты курсов. Они прекрасно знают о ваших слабостях и сильных сторонах, прислушайтесь к ним, если не хотите сдохнуть. Увидимся в бою, желаю вам не сдохнуть, и да пребудет с вами Бездна.       На этом речь Нэриссы оканчивается, и она, по примеру декана, отступает в темноту прохода за трибуной, чтобы вновь сорвать с полупустого патронташа, оборвав петельку крепления, зелье, и одним глотком опустошить склянку. Гостиная разражается воинственными выкриками и гомоном, а Нэрисса, мрачно улыбнувшись подорвавшемуся к ней Азарону, позволяет заключить себя в осторожные объятия и утыкается лицом ему в шею.  — Ты устала и едва стоишь на ногах, — укоряюще бормочет он, интимно прижимая ее к себе, и с губ наблюдающего за этим Эллохара срывается тихое шипение.  — Ты же понимаешь, что никто не пустит тебя в битву, Нэри? Я не пущу. — Хватит, Дрэй, — в глухом тоне Нэри слышится усталость. — Как я поняла, они спустились в гостиную во всеоружии, да?  — и, получив подтверждающий кивок от Азарона, хрипло посмеивается. — Мои ребята, за это и люблю их до сведенных челюстей и кинжала за пазухой. Поясни им все детали, я пойду, попробую поспать, третьи сутки на ногах даже умертвие не красят.        И осторожно выбравшись из захвата рук, проскальзывает по коридору, и, прислонив руку к стене, исчезает в открывшемся проеме. Петляет, провожаемая тревожным взглядом Даррэна, и, остановившись у темных двустворчатых дверей, прикладывает ладонь ко лбу змея, украшающего наличник. В коридоре раздается глухое шипение, и дверь, поддавшись чарам распознавания, отворяется, являя полутемное, залитое зеленоватым светом нутро покоев префекта школы.  — </i>Ну, наконец-то, — устало, до предела тревожно выдыхает женский голос. — Ты когда думала прилечь отдохнуть? — мрачно вопрошает дроу, замершая на диване с поджатыми к груди коленями. — Дэйра уже поведала о твоем состоянии. Спать, сейчас же.  — Ладно, — бесчувственно проговаривает Нэри, сдаваясь, и подошедшая Гернерия вытаскивает ее из форменного мундира, расстегивает рубашку, пуговицу на брюках. Все это вызывает на губах Нэри усталую, но полную ехидного лукавства улыбку. — А если бы парни были тут?.. Что бы они подумали? — она улыбается шире, подмигивая темноволосой Грейт, складывающей мундир на кресле, и скинув рубашку вместе с бюстье, проходит в ванную. — Они бы подумали, что мы неплохо проводим время вместе, — с той же чувственной ехидцей отзывается Ри, и магистр Смерти, имеющий возможность видеть выражения лиц обеих, сухо сглатывает, замечая почти идентичные чувственные улыбки, говорящие о многом. — Тебе помочь? — Можешь, — лениво прислонившись лопатками к стене, откликается Нэри.       И Эллохар, с замиранием сердца следит за тем, как подруга его возлюбленной, в которой он никогда не подозревал соперницы, проскальзывает в богато обставленную ванную и, пройдя за стеклянную стенку душевой, медленно раздевает Нэриссу. А она совершенно не смущается, позволяет подруге скользнуть не только взглядом по телу. Дроу, медленно, потемневшими глазами взирая на Нэри, проскальзывает ладонями по ее животу, по коже которого распространяются мурашки, неторопливо стягивает уже намокшие брюки, опускаясь вдоль ее тела, затем, высвободив ноги, приподнимается, стягивая кружевные трусики... И поднимается, становясь слишком близко, интимно близко...  — Время еще есть...— хрипло шепчет Гернерия, проскальзывая своими губами в миллиметре от рта Нэри, и Даррэн, несмотря на нахлынувшее возбуждение, готов поклясться, что его девочка готова наброситься на предлагающую себя дроу. Это заметно по приоткрывшимся губам, по участившемуся дыханию, по легкому румянцу, расползающемуся по щекам... — Не сейчас, — все-таки касаясь, пусть и едва, губ Грейт своими, шепчет Нэрисса, и дроу, опершаяся ладонями о стеклянную перегородку за ее спиной, отступает. — Но обещаю, как только все закончится…       В хриплом, удивительно низком голосе Нэри магистру слышится такое, от чего все волоски на теле встают дыбом. Но ревности он не ощущает. «Моя девочка не способна влюбиться в девушку. Ни в кого, кроме меня» — проноситься у него в голове, и он даже хочет взглянуть на то, что между ними обычно происходило. А невольное возбуждение, поднимающееся жаркими волнами, сжимающее низ живота и заставляющее каменеть член, ударяет в голову.       А Нэрисса уже выскальзывает из душа и, обсушив себя пламенем, как есть, обнаженная, проскальзывает под простыни, позволяя полюбоваться собой.  «Она хотя бы понимает, что мне показывает? Или специально искушает, в надежде что я не выдержу?» — раздумывает Эллохар, когда Грейт удаляется в гостиную разбираться с завалившимися в комнаты префекта парнями. А Нэри, сладко потянувшись, затягивает полог, накидывает шумоподавляющие чары и, обняв подушку, прикрывает глаза. И магистр, не иначе как под впечатлением от всего происходящего, пробует приподнять простынь... и у него это выходит. «Мрак...» — то ли шокированно, то ли предельно довольно протягивает Даррэн, уже испытавший на себе столкновения с материальными предметами и осознавший, что может их касаться... если хочет. И сам забирается под простыню, понимая, что терять все равно нечего. Легкое, пробное прикосновение согревает ладонь теплотой совершенно не иллюзорного тела, и пальцы более уверенно скользят по коже живота, а Нэрисса из воспоминаний, будто почувствовав, изгибается, поддаваясь ласке. И пальцы теперь уже уверенно поглаживают, наслаждаясь бархатистостью кожи. «Как же я хочу тебя» — болезненно стонет про себя Эллохар, скользя пальцами по бедру, но Нэри из воспоминаний крепко спит, несмотря на убойную дозу тонизирующих зелий. «Сколько же нужно травиться, чтобы вот так уснуть после дозы зверь-травы?» — мрачно задумывается магистр Смерти, подсчитывая дозировки, вспоминая видовые отличия демонов и темных и поражаясь результатам, крайне неприятно поражаясь. Потому как понимает, что долго, непозволительно долго для организма темной леди.        Но поспать Нэриссе выдается недолго — мелкая, едва заметная дрожь прокатывается по замковому комплексу академии, и она, словно ощутив нечто, доступное только ей одной, подрывается с постели, бодрая, заметно отдохнувшая, с мрачной тенью в темно-синих глазах. Быстро проходит в гардеробную под гул переговаривающихся в гостиной ее апартаментов голосов и выходит оттуда уже полностью одетой и собранной, как физически, так и морально.        Коротко глянув на часы, она выскальзывает в гостиную и, окинув взглядом присутствующих, отрывисто кивает им, а магистр подмечает, что все уже одеты в кожаные защитные костюмы, приспособленные для ведения ближнего боя. Вампирша Дэйра поправляет сулицы, закрепленные на перевязи вокруг бедра, пожиратель, сверкая довольным, хищным оскалом, заправляет в рукава длинные тонкие клинки. Орк методично обрабатывает маслом лезвие палицы, на что Эллохар удивленно приподнимает брови — палицу, особенно магическую, доверяют редким воинам степняков. Тролль заправляет двуручник в ножны за спиной, мрачно поглядывая на Нэри. Грейт, тоже вооруженная до зубов, набивает колчан стрелами с наконечниками из выкованной в Бездне стали. И только златокудрый эльф из рода золотой лозы расслабленно подпирает плечом косяк двери, методично оглядывая всех присутствующих профессиональным взглядом вивисектора.  — Что там? — коротко уточняет Нэри, вытащив из стенного хранилища пару рукоятей от мечей, несколько явно отравленных кинжалов и пару лезвий без рукояти, которые тут же принялась рассовывать по рукавам. — Проломали малую защиту, — рапортует орк, напряженно оглядывая помещение мрачным взглядом. — Каирхан одобрил наш план,  — добавляет он, выжидательно глянув на Нэри, и, наткнувшись на тяжелый взгляд Гарлада, просто кивает ему. — Значит, сдаемся, если потребуют, наблюдаем, а после занимаемся подрывной деятельностью на устранение противника... — вложив рукояти в ножны, задумчиво констатирует Нэри, потерев подбородок, и, поправив перевязь, поднимает взгляд на команду, — неплохо. Все готовы доблестно сдохнуть во славу своей академии? — Так точно,— раздается нестройный голос присутствующих, на что она тихо хмыкает.  — Вы же понимаете, что все вы нужны мне живыми? — с загадочной улыбкой, скользнувшей по губам, уточняет Нэрисса, и близнецы кивают первыми.  — А значит, не боимся, касатики, подходим первыми, мамочка будет клеймить вас на вечное рабство, — посмеивается она, но Даррэн замечает, как Нэрисса напрягается всем телом, негромко вздыхает, и зрачки в ее глазах начинают подозрительно пульсировать, а по кончикам пальцев начинает виться черный дым.  — Не волнуйтесь, — проговаривает тихо, заметив, что, несмотря на смело шагнувших к ней Кастиана с Авеаром, все остальные напряженно наблюдают за происходящим, — это просто ментальная установка, по сути ментальный паразит, который просто не позволит вам сдохнуть и разболтать о моих способностях заодно. Все честно. — Ставь, — влезает первым Ортак, бесстрашно протягивая свою могучую лапищу к хрупкой девичьей ладони. — Все мы имеем свои тайны, и для меня знак безоговорочного доверия и дружбы то, что ты хочешь нас защитить, а то, что так своеобразно, так у каждого свои тараканы.        И орк мужественно, совершенно без страха выносит, когда ему под кожу устремляются черные дымные нити, просачиваются в плоть, награждают странным, почти мертвенным спокойствием, лишь глаза, бывшие красными по склерам, и темно-зелеными по радужкам, на миг заполняются непроглядной чернотой.  — И чего засцали?— издевательски уточняет он у остальных, когда все заканчивается. — Ничего страшного, я даже в штаны не наложил, — поясняет ехидно он остальным и, поиграв палицей, вспыхнувшей зеленоватыми искорками, отходит к стене.        А следом, под дрожь замка, подходят братья вампиры, после них Дэйра, потом Гернерия, Гарлад, скрежещущий камнями полуобращенный тролль, Зар, довольно сверкнувший зелеными глазами... И когда только подходит Дрэй, с тревогой во взгляде смотря на Нэриссу, Даррэн видит, насколько та измоталась.  — Ты в порядке? — негромко уточняет он, придержав ее за плечо и встревожено вглядевшись в ее посеревшее лицо. Незаметно для всех оглаживает ее подбородок кончиками пальцев, склоняется, заглядывая глаза. — Если больше не можешь — не надо, на мне и так достаточно защиты. — Нет, Дрэй, тебя я не готова потерять,  — упрямо шепчет она, вновь поднимая расцвеченную черным ладонь, и, накрыв его запястье пальцами, прикрывает глаза, запрокидывая голову. Выдыхает облегченно, едва не стонет, а Азарон, стоящий напротив, смотрит на нее расширившимися глазами и сам прикусывает губу... но по лицу, вместо судороги боли, слабый отпечаток которой Эллохар видел у других, проскальзывает нечто иное. «Удовольствие» — догадывается магистр Смерти, понимая теперь, что же тянуло Нэри к своему кузену все эти годы. «Сила Блэков, родовая сила» — бормочет он про себя, и губы растягиваются в довольную, хищную ухмылку. Он знает, как разорвать эту связь, и Асмодей ему в этом поможет, он уверен.  — Выдвигаемся, — когда замок вновь сотрясает дрожь, на этот раз сильная, выбивающая пыль и каменную крошку и каменного потолка, проговаривает Ортак, и Гарлад, подпирающий косяк двери, распахивает створки.        Выйдя, они смешиваются с толпой адептов факультета, бесшумно текущей по едва освещенным коридорам, проникают в отряды учеников, беззвучно занимают свои места, послушной рекой Смерти текут по лестницам и подъемам, пробираются по тайным проходам и коридорам наверх, туда, куда тянет шеврон, прикрепленный к боевому снаряжению.       А замок уже расцвечивают робкие лучи рассветного солнца, и мелькающая радужными разрядами защита над головой лишь добавляет напряжения в ряды ожидающих нападения адептов. Всполохи наверху учащаются, становятся едва ли непрерывными, а затем защита, расколовшись, опадает сверкающими осколками вниз, на краткий миг оглушая, разбавляя гулкую тишину полога безмолвия, наложенного отступниками гомоном птиц, шорохами леса, плеском воды в озере...        И множество адептов, воспользовавшись случаем, испытав бесплотную, гибнувшую надежду на помощь, призывают пламя, не для побега, для связи, дергают амулеты призыва родных, пользуются родовыми артефактами... И сама Нэри, застывшая в неощутимом объятии наблюдающего магистра Смерти, без конца дергает ниточку амулета, взрезает палец за пальцем, призывая по крови всех, но чаще всего его, бормочет имена близких, ругается, а после...       Громкий смех раздается откуда-то сверху, безликий, ледяной, издевательский... И ниточка на тонком запястье, обжигая всполохом пламени кожу, сгорает, тлеет, оседая в покрытую росой траву. Многие вскрикивают, и Даррэн отвлекается, оглядывая толпу адептов и даже нескольких учителей, что хватаются за запястья. А небо, рассветное, прочерченное розоватыми лучами поднимающегося солнца, затягивают черные, потрескивающие молниями тучи и мгновенно становится почти морозно холодно.  — Вы думали сбежать? — высокий, мальчишеский голос звучит будто бы отовсюду, и по телу пробегаю мурашки. Наводненный существами двор затихает, слышны лишь завывания ветра да шелест травы, и все это кажется погребальной песней для всех присутствующих. — Дайте нам то, что мы ищем, отдайте в течение седмицы, и мы не тронем вас. Возможно...— посмеивается противный фальцет, почти стихая. — Нам не нужны ваши смерти, лишь то, что мы ищем. Ваш ректор знает, — и пусть голос указывает прямо, но никто, ни один присутствующий во дворе, не оборачивается в облаченного в боевой костюм древнего эльфа.  — Отдай нам это, Ираэль Миртерион из рода Хрустальной лозы, и твои детишки, которых ты так любишь и ценишь, выживут... отдай, и ты будешь свободен. А если нет, то твоя академия потонет в море крови, древний… — снисходит до опасного шепота голос, наполняясь силой, сопровождаясь первыми громовыми раскатами, и замершие адепты напряженно замирают, невольно принимая боевые позиции, но никто, совершенно никто не сомневается в собственном ректоре.        В гулкой, болезненно давящей тишине весёлое чириканье птиц кажется почти издевательским, и копящееся нарастающим звоном напряжение Эллохар ощущает кожей. Внимательно осматривает бездвижно стоящих адептов, оценивает расстановку — к каждой группке прикреплено по два преподавателя, и дергается, едва по инерции не призвав пламя, когда напряжение, оборвавшись резким, высоким свистом, белой вспышкой разлетается по широкой поляне парка. И только кивает себе с неприятной усмешкой, найдя глазами Ираэля — застывший в крайнем сосредоточении древний, очень хитрый и безумно умный, гениальный светлый идиот растягивает защиту дальше, выматывая резерв до капли.       Все начинается с новой слепяще-белой вспышкой, на долгий, растянувшийся во времени миг лишившей зрения и пробравшей землю, адептов и даже воздух низкой дрожью. Гул и и вибрация земли нарастают, адепты, подслеповато щурясь, перестраиваются, а на границе леса, с треском ломаемых веток и шорохом молодой листвы, появляются первые умертвия.       И видение, прежде поражавшее своей чёткостью, смазывается: Нэрисса, тенью метнувшись вперед, вырывается из неощутимых объятий магистра Смерти, формируя боевой клин под предводительством орка, откуда-то со стороны раздается уверенное «Эти наши», и наполненную чуть слышным шорохом сотен ног тишину вспарывает свист первой стрелы. А дальше Эллохар может только наблюдать отрывки, смазывающейся и нечёткие.       Боевики вступают в бой первыми, уверенно направляясь к лесу, и поспевают как раз к моменту, когда из-за деревьев показываются оборотни из меченых. Лучники, занимающие посты на башнях и в окнах верхних этажей, прицельным огнём отстреливают умертвий, факелы мертвых, уже упокоенных тел вспыхивают яркими вспышками вдоль всей кромки и даже в лесу. Некроманты остаются в арьергарде, но не уступают — заряженные амулетами и печатями отряды нежити накрывают нападающих с флангов. Во вспышках, мелькающих повсеместно вдоль границы леса, рассмотреть что-либо не представляется возможным, грохот взрывов перекрывают вскрики и залпы огня — стихийники не находят решения лучше, чем подпалить край древнего леса. Умертвия неиссякаемой волной, полыхая и распространяя зловонный дым, щемят нападающих обратно в лес, пока первых раненых переносят внутренними служебными порталами к главному корпусу. Нэриссу Даррэн замечает трижды или четырежды, не понимая, сколько времени с начала первой стычки прошло, и почти облегченно выдыхает, когда оборотни, лишившись поддержки перебитой нежити, неполным составом сдают позиции, а преподаватели командуют отступление.       Лечение пострадавших так же проходит мимо него — разрозненные картины доставки раненых в лазарет он наблюдает походя, с удивлением сосредоточившись лишь на паре достаточно сильно израненных некромантов. Все внимание Даррэн уделяет Нэриссе, внимательно вглядываясь в то истаивающую, то снова проявляющуюся чётче тонкую фигурку. Следит за тем, как она обходит раненых, как тонкие руки, с покрасневшими от постоянного использования обеззараживающего состава костяшками, бережно очищают раны пострадавших, лица которых нечётким маревом проплывают перед глазами. Как Нэри присаживается у кровати одного из боевиков с раздроблённым в труху бедром и утешительно гладит его по плечу, что-то тихо, неясно и едва слышно проговаривая. И напрягается, уже зная, что будет дальше, когда воспоминания снова обретают кристальную чёткость. Напрягаются и все в тёмном лазарете, оборачиваясь к дверям. — Вторая линия обороны прорвана.       Вошедший в лазарет Каирхан — его магистр узнает по располосованному шрамами лицу — окидывает присутствующих мрачным взглядом, шире распахивая створку. И добавляет, скользнув глазами по кроватям и сплюнув: — Боевики — на выход. Страдальцы, способные двигаться — на вас защита лазарета. Блэк, Ланэт, Дверхан — остаётесь здесь.       Около десятка адептов, перевязывавших больных, замешивавших заготовки под зелья и сдвигавших койки, освобождаясь пространство, мгновенно оставляют все дела и строем выходят в едва освящённый кабинет. А магистр боевиков, обернувшись, обозначивает: — Оборотни, префект. Отверженные. Думаю, вы понимаете, чем это грозит.       И Нэри понимает — это Даррэн видит по ее потемневшему лицу. Она, на миг растерявшаяся, обводит взглядом лазарет и почти сразу поднимается, кивая стоящему у стены адепту с синим шевроном на рукаве. — Дверхан, на тебе защитные плетения. Все, что знаешь, — со значением понижает тон Нэрисса. — Ланет, присмотри за тяжёлыми, я… сейчас.       В подсобке она скрывается быстро и, притворив за собой дверь, споро выворачивает содержимое храна на стальной стол. Склянки со звяканьем сыплются, катятся к краю, подхватываемые тонкими пальцами, останавливаются. Работает Нэри быстро, периодически дергается, когда залпы за окнами, сопровождающиеся яркими вспышками, звучат слишком громко и сотрясают стены. И замирает, стоит каменной махине замка глухо вздрогнуть, звякнув оконными стёклами. — Пробили стену, бездновы обмудки! Они пробили стену, Блэк!— доносится злобный рык из-за стены, и что-то падает, глухо разбиваясь о подрагивающий каменный пол. — Знаю! Я поняла, Дверхан! — кричит в ответ она, голос дрожит, срываясь, и Эллохар накрывает сведенные ужасом хрупкие плечи ладонями.       Что означало предупреждение магистра боевиков он понимает только шесть часов спустя, когда в лазарет вносят двух девушек — на вид человечек, в изодранной в клочья одеждой, изувеченных и окровавленных, безумными от боли пустыми глазами смотрящих в пространство.       И то, как принёсшие их адепты виновато прячут глаза, склонив головы, то, с какой осторожностью они укладывают пострадавших на койки, то, как искажены ненавистью их лица — все это Даррэн анализирует не сразу, не особо желая верить в происходящее, но понимая, что его предположения с абсолютной вероятностью верны. И тяжело прикрывает глаза, с тихим выдохом отступая к стене, когда мертвенно побледневшая Нэрисса, метнувшись в подсобку, выносит батареи темных флакончиков, и с совершенно бесчувственным, закаменевшим лицом опаивает погруженных в сон девушек.       «Пригодились твои абортные и противозачаточные, радость моя» — с горечью осознавая, что это только начало, зло сжимает зубы магистр Смерти.       Следующие три дня, сотрясающие стены залпами и огнём, полные боями в самом замке, жёсткими и кровавыми, и десятками, десятками тяжелораненых, он просматривает мельком, чувствуя бессильную ярость и боль Нэриссы, не имея возможности хоть как-то облегчить ее и не желая мучить. И снова всматривается внимательней, уже через силу, когда в лазарет, который Нэрисса покидала лишь изредка, помогая с лечением на местах и доставкой пострадавших, входит изрядно потрёпанный, измотанный и словно бы постаревший Ираэль.       Взмахом руки отказавшийся от стула, древний прислоняется спиной к стене и тяжело выдыхает. Долго смотрит на адептов, лежащих на койках, виноватым взглядом, раз за разом почти невидяще обводит глазами залитый розовым рассветным светом лазарет и выдавливает благодарную тусклую улыбку, когда Ланет подаёт ему склянку с зельем. — Вы не виноваты, магистр, — проговаривает адепт тихо, похлопав ректора по плечу, и Эллохар впервые за долгое время улыбается. Не фамильярности ученика с наставником — заботе и пониманию. А еще тёплому доверию, что ощущается даже вот так, в воспоминаниях. — Никто не виноват. Отдохните. Пока здесь спокойно. — Виноват, Адарр, — устало признает ректор, поморщившись, и потирает плечо — по ткани расползается темное, влажное пятно. — Если бы я знал, что им нужно, я бы отдал бы не задумываясь… Отступники уже в замке. Я пытался ограничить им доступ, но шваль нарушила контуры, и они просочились. Кто-то предал нас, дети, кто-то из эльфов сотрудничает с ними. Они уже взломали внутренний контур, защитные силы замка на исходе и почти не поддаются управлению. Сердце замка пострадало. Скоро все кончится.       В сонной предрассветной тишине светлого зала мрачные, почти фатальные слова ректора звучат с мертвенной усталостью. Оглушают, стреноживают, зарождают панику. Нэрисса, вполоборота замерев, рассматривает ректора с каким-то наивно-ранимым неверием на лице, моргает пару раз, а затем, словно уверившись в его словах, оседает на стоящий у стены стул. — Сколько… — хрипло шепчет она, поднимая взгляд на Ираэля и хмуро сводя брови. — Для преподавателей отдельный лазарет, магистр. Сколько погибло?       Ректор неоднозначно дергает плечом, шипит сквозь зубы, зажимая рукой рану, и морщится. Все же отвечает, прикрыв глаза и медленно опустившись на пол. — Восемнадцать. Каирхан тяжелый — прикрыл отступление некромантов и целителей, что помогали в восточном крыле. Отступники обрушили две галереи, его и Зикма завалило. Аспирантов рунологов смыло в озеро, когда стена рухнула, выловить успели не всех, но русалки помогли, теперь будут жить в озере… Сколько?       Его вопрос Нэрисса понимает сразу. Растерев руками лицо, она сгибается и, развернувшись к подоконнику, опускает голову на сложенные на холодном граните руки. Вздрагивает, судорожно переводя дух. — Двадцать три. Ярина… — поводит головой она, справляясь с севшим голосом, — четыре часа назад, организм не выдержал разрыва внутренних органов и обширной кровопотери, плетения просто не держались. Я пыталась, правда пыталась… — Ты не виновата, девочка, — глухо проговаривает ректор, с трудом поднимаясь на ноги, — ты не виновата, ты сделала все, что могла.       Жертву зверского, неимоверно жестокого изнасилования Эллохар вспоминает сразу, как только Нэри называет имя. И невольно переводит взгляд на накрытое простыней тело — хриплые крики агонии и извивающееся тело тонкокостной девчушки человечки слишком свежи в памяти. Нэрисса сама закрывала остекленевшие глаза дрожащей рукой, а после еще час сидела на полу рядом с телом, бессильно глядя пустым взглядом на белые пальцы, свесившиеся с узкой койки, прежде чем встать и начать приводить тело в порядок — его нужно было отдать родным. — Иди отдохни, Нэрисса, — подойдя и накрыв плечо рукой, советует ректор. — Смена вот-вот придёт, тебе нужен отдых.       Она только головой качает и усмехается болезненно, и Эллохар прекрасно понимает ее — отдыхать, когда все мысли заняты ранеными и погибшими, а в памяти еще не живо эхо последней, такой страшной смерти, невозможно. Но Нэри поднимается, пусть и не сразу, и медленно, едва переставляя ноги, бредёт на выход. А дойдя до комнат префекта, уже более уверенно, с нездорово блестящими решимостью глазами скрывается в гардеробной. Резко дергает висящие на вешалках форменные комплекты, добираясь до темной неприметной дверцы, распахивает ее и, вытащив под тусклый свет крохотного светлячки флаконы, опрокидывает несколько подряд, завершая все содержимым крошечного чёрного пакетика, высыпанным в рот.       Стук в дверь, истеричный и рваный, раздается получасом позже, и все это время просидевшая у стены с закрытыми глазами Нэрисса неловко поднимается, чтобы открыть. А когда открывает, Эллохар тихо стонет в голос — шатающаяся, мертвенно бледная адептка в изорванной одежде, с хлещущей по ногам темной в тусклом свете коридора кровью, вваливается в гостиную, и Нэри, подхватив ее, чертыхается сквозь зубы, оттаскивая ее к дивану. А после все происходит очень быстро.       Даррэн умудряется рассмотреть лишь поражающие своей жестокостью кровавые ошмётки памяти, бессильной, бесшумной тенью следуя за любимой по пятам. Скрипит зубами в застилающей алым взор ярости, срывается на рык, но не может ничего поделать — изменить прошлое он не в силах. Ни когда Нэрисса нарочито весело подбирает наряд невинной адептки, чтобы взять насильников на живца, привлекая к соучастию Сокара и сокурсников, ни когда попадает в лапы оборотней и отбивается, ни когда спускается в подземелья с жертвами и пытает. Ни после, когда размах кровавой фантазии превосходит все ожидания и переступает все границы самого Эллохара. Ее, невыносимо хрупкую, невысокую и какую-то трепетно тоненькую, залитую кровью с ног до головы, с безумной, жуткой, полной жестокого самодовольства усмешкой на губах и совершенно чёрными глазами, захваченными Мраком, он рассматривает в глухой, пугающей отстранённостью растерянности. Не может не верить увиденному, не может не признавать ее права и ее силы, но и от ужаса избавиться не может. И все так же следует по пятам, когда отмывшаяся и пришедшая в себя Нэрисса возвращается в лазарет.       Тело парня, жениха той самой, пришедшей к Нэри адептки, он рассматривает пристально и мрачно — он совершенно точно не жилец. Это понимают и все остальные, собравшиеся в залитом ярким солнечным светом лазарете, даже тихий шепот стихает, оставляя за собой гнетущую, полную тяжёлой определённости тишину. — Мы ничего не можем, Хепар, — качает головой устало Сокар и опускает руки. Поддерживающе жизнь плетение распадается, и магистр припечатывает злого, расстроенного аспиранта тяжелым взглядом. — Только облегчить отход.       Но адепт не желает сдаваться: в ярости поддавшись к наставнику, он сжимает кулаки, борясь с гневом, и тихо цедит сквозь зубы: — Магистерская Блэк. Я видел наработки. Это может сработать, зелье готово. Так чего же вы не привлечёте ее? Ведь испытания — необходимая часть третьей стадии. Так испытайте! Испытайте, магистр! Иначе, если мой брат… — давится словами Хепар, сглатывая и дергая головой, — я разнесу здесь все! Мне плевать на эту войну, это не моя война, мне важен лишь мой брат! Это мой брат! — в истерике ткнув пальцев в койку, выкрикивает он.       Замершая на входе Нэрисса приваливается к дверям, тяжело, как-то неверяще оглядывая койку с лежащим на нем парнем, и так же тихо выходит. Нервно, торопливо копается в пространственном кармане амулета, ругается сквозь зубы и, наконец, выдыхает, вытаскивая сверкнувший округлым бочком флакончик на пол глотка. И с громким стуком распахивает дверь — звук расходится отчётливым эхом в тишине замка: отступники, продолжающие поиски, почему-то сворачивают бои, совершенно точно являющиеся для них не более чем развлечением, и скрывают себя от поисков, днем разыскивая в замке что-то. Пройдя к койке и встав рядом с адептом, отгородив его собой от злого, теряющего терпение Сокара, она еще раз оглядывает лежащего на койке парня и, прикрыв глаза на миг, сует склянку в руки Хепару. — Испытывай. Но если не сработает… — Не твоя вина, знаю, — мрачно кивнув, он решительно, но не без дрожи в руках — сжатая в пальцах склянка бликует в солнечном свете, — подступает к кровати. И оборачивается, чуть растерянно глядя на Нэриссу. — Спасибо. — Пяти капель должно быть достаточно, — кивает в ответ она.       И Эллохар понимает, что сейчас она не испытывает ни капли исследовательского интереса. Не ждёт подтверждения своих достижений или похвалы, просто хочет, чтобы аспирант, на грани смерти лежащий на кровати, смог очнуться. Смог сам вдохнуть воздух, встать и пойти, просто жить.       Пять капель адепт, склонившийся над братом, отсчитывает в полной нервного ожидания тишине. Придержав челюсть, массирует пальцами горло, чтобы вызвать глотательный рефлекс, и всматривается в белое с синеватым отливом лицо с такой надеждой, что магистр против обыкновения ощущает, как что-то сочувствующе сжимается внутри. И стремительно шагает к кровати бесплотной тенью, когда первый порез, перечёркивающий скулу, начинает неуверенно, но достаточно быстро затягиваться. — Работает… — неверяще шепчет Хепар, склоняясь и рассматривая лицо брата. — Работает! — восклицает он, поражённо оглядывая шею, и сдёргивает с разорванной когтями груди простынь. — Оно работает, Блэк, работает!       На объятия подскочившего к ней адепта, крепкие и благодарные, Нэрисса реагирует со странным смущением, что, несмотря на тяжесть всей ситуации, забавляет Эллохара. И почему-то заставляет вспоминать некогда свойственное ему недовольное и скупое бормотание в ответ на подобные благодарности. «Все приходит со временем» — вздыхает он про себя и снова обращает все внимание на лежащего в кровати аспиранта. Замирает, ловя себя на том, что почти не дышит: видеть триумф Нэриссы, результат ее трудов, ошеломляющий и такой приятный для него лично, почти болезненно восхитительно. А парень на койке постепенно приобретает свойственный живым цвет лица, и раны на груди, сквозь которые виднеются кости рёбер и поврежденные лёгкие, медленно, но верно затягиваются. — Теперь только время, заживляющие, кроветворные и усиливающие регенерацию, Хепар, — похлопав его по плечу, проговаривает Нэри, слабо, но будто бы облегченно улыбаясь. — Я зафиксировал, — сообщает Сокар, быстро изучая подлеченного аспиранта и, обработав его парочкой диагностических плетений, оборачивается. — Сферу записи передам в гильдию сразу, как восстановится связь с окружающим миром.       Шагнув к Нэри, он внимательно оглядывает ее лицо, кладёт руку на плечо, уверенно сжимая, но она словно бы не реагирует, глядя в лицо своего наставника каким-то потерянно-бессмысленным взглядом. И Сокар встряхивает ее, привлекая к себе внимание, вытаскивая ее из тяжёлых мыслей. — Вы молодец, Блэк. Вы оправдали все мои надежды и превзошли их. Вы больше чем молодец, я могу вами гордиться. Обоснованно гордиться. Так и вы гордитесь собой. — Мертвым это не поможет, — грустная улыбка касается ее губ, и Нэрисса покачивает головой печально, прикрыв глаза. Даррэн, понимая, что поддержки она не ощутит, но желая поддержать, тут же становится за ее спиной, сжимая пальцами талию. — Мертвым поможет только Бездна, Нэрисса, — тихо и очень весомо проговаривает магистр Алхимии, понимающе глядя в ответ. А после его глаза загораются. — Но живым вы можете помочь — зелье имеет и защитные свойства. Сколько у вас еще есть?       Размышляет она недолго и, кивнув, проговаривает уверенно: — Котёл литров на десять. Если раздать по флакону каждому сражающемуся и предписать принимать по капле раз в три часа… — тут же начинает Нэри размышлять вслух, и Сокар понимающе кивает. — Защитных свойств хватит, я знаю ваши расчёты наизусть, — подтверждает он ее выводы. — Все же вы мой лучший проект, Блэк, — и кивнув еще раз, стремительно уладятся к дверям лазарета, только на выходе оборачиваясь. — Жду вас в лаборатории через час. Если сумеете меня впечатлить — пущу вас в бой, адептка. Не разочаруйте меня.       Кивнуть Нэрисса не успевает — за спиной, с хрипом выдохнув, приходит в себя украденный у Бездны аспирант. А после, всего пару часов спустя, приходит еще одно горькое известие: его невесту, не выдержавшую надругательств оборотней, находят под башней рунологов мертвой. И Нэрисса, стремительно выдвинувшаяся в сторону алхимических лабораторий, с лёгкостью умудряется удивить притязательного магистра. — Все готово, — кивает она, когда заклинание вытяжки рассеивает пар, стоящий под потолком и стелящийся по полу лаборатории. — Зелье, Блэк, — напоминает магистр Алхимии, указав на стоящую в подставке колбу. — Ваше зелье. Без этого я вас не отпущу, но это вы и без моих подсказок знаете.       Сокар выглядит недовольным, когда она отступает на шаг, и мрачнеет сильнее, когда Нэри отрицательно качает головой. Поднимается с места вампир стремительно и так же быстро преодолевает расстояние от стола до строптивой и безголовой адептки. Нависает угрожающе, впихивая в прохладную ладонь флакон, и тихо, крайне опасно шипит: — Я боюсь в первую очередь за сохранность вашей жизни, Блэк. Или мне напомнить вам, что я не желаю видеть в списке своих врагов лорда Эллохара? Ваша доза, будьте добры принять ее при мне. Сейчас. Иначе карцер станет для вас комфортабельным номером ровно до тех пор, пока я не приглашу принца Хаоса сюда, сообщив ему крайне деликатную тайну о вас. Вы так жаждете возвращения во дворец Повелителя Ада без намека на возможность покинуть его впредь? — Нет. Более того, — усмехается криво и как-то болезненно Нэрисса, — возвращения я стараюсь избежать всеми силами, магистр.       И откупорив флакон, делает крохотный глоток. А стены и пол уже сотрясаются от мощи заклинаний, выбивающих из высоких потолков облака пыли. Сокар удовлетворенно кивает и, издевательски отсалютовав своей склянкой, тоже отпивает экспериментального зелья. — Чего там желают Блэкам? Хорошей охоты и множества трупов? — с усмешкой вопрошает магистр Алхимии, и Нэрисса невесело кивает. — Что же, не сдохните, Блэк. А трупов вам желать… — он хмыкает тихо, — видел я ваши умения. И оценил. Матушка бы вами гордилась, поверьте мне на слово.       Вынырнувшая в коридор Нэрисса не торопится спускаться туда, где раздаются взрывы, крики и гул заклинаний, и магистр смерти присматривается, в темноте коридора видя, как она прислоняется к стене. Как она, съёжившись, замирает, потирая плечи, а затем, выдохнув судорожно, сгибается, упираясь ладонями в колени. По телу проходит дрожь, боль очевидна, но Нэри, суля по всему, ее игнорирует. А когда выпрямляется бесконечные минуты спустя, ее глаза снова горят узким синим зрачком, охваченным непроглядной чернотой Мрака, и Даррэн вздыхает тихо. Она чуть заторможенно оглядывает свои руки, обзавёдшиеся когтями и костяными чёрными наростами на косточках запястий, морщится, поводя головой, и прислушивается. А после, ступив в ответвление коридора, быстро и бесшумно проскальзывает в самый его конец.       Движения ее, плавно текущие, изменяются, шаг становится неслышным, а сама она, словно подчинившись хищным инстинктам, подбирается. Чтобы вынырнуть на угол и улыбнуться: застывший посреди коридора оборотень явно чувствует опасность. Шаг вперед, плавный и лёгкий, полуобращенный кошак замахивается, и тонкие когтистые пальцы Нэриссы ловко перехватывают запястье. Резкий разворот корпуса, хруст костей, тихий вой, и оборотень падает, быстро перекинутый через плечо. Подскакивает он неловко, но стремительно, удар под дых Нэриссу не радует, и она, отшатнувшись на шаг, выверено бьет в чувствительный нос, дополняя ударом локтя по рёбрам, а после обрушивает его на затылок склонившегося кота. И когда Эллохар уже выдыхает, перехватывает его за плечо и, склонившись, рукой пробивает грудную клетку.       Влажный звук падения, сердце, шмякнувшись на плиты пола, еще сокращается, а сам Эллохар пристально следит за ее запястьем — в него, глянцево поблёскивая, возвращается черный костяной нарост. Длинный, подобный пике, он истекает кровью, как оборотня, так и самой Нэриссы, но она, судя по всему, боли не ощущает. Она смотрит в медленно затухающие глаза жертвы. Медленно опустив ее на пол, Нэри тут же устремляется к лестнице наверх, и погруженный в размышления Даррэн движется следом. Не имея возможности прикрыть, защитить или увести, он размышляет, все сильнее мрачнея. И таки приходит к одному единственному выводу — если Нэрисса смогла осилить частичную трансформацию и сохранить разум, в ее возрасте, не будучи главой рода… «Это плохо. И хорошо. Но плохо все же больше» — констатирует магистр Смерти уверенно, когда она выныривает из тайного прохода на тёмную лужайку парка у замка.       А после воспоминания снова смазываются, подёргиваясь узнаваемым чёрным туманом. Понимая, что Нэри чуть отпустила контроль, но все же умудрилась его сохранить в достаточной мере, что в ее возрасте практически невозможно, он просто наблюдает за смазанными образами, поторапливая сменяющиеся кровавые картинки. Монохром, черно-серый, периодически расцвечивается белым, но больше всего в нем красного: красные, залитые кровью руки Нэриссы, красные капли, разлетающиеся, когда когтистая ладонь снова пробивает чью-то грудь, на этот раз мохнатую, и Эллохар узнает в жестко убитом оборотня. Красный всплеск, вспышкой затопивший обзор — хлынувшая во все стороны кровь из разорванного горла мага. И еще одна, на этот раз из-за оторванной руки василиска — пальцы Нэри соскальзывают по чешуйкам, и она не с первого раза примеряется к захвату. Хруст и гул сопровождают каждый шаг, какофонией безумия заглушая все звуки, даже залпов за ними больше не слышно. А еще дыхание, ровное, но сиплое, тяжёлое, с присвистом. И когда оно резко сбивается, исчезая на мгновение, захлёбываясь глухим звериным рыком, Даррэн понимает, что она пропустила удар.       К оружию она не прибегает. По крайней мере до тех пор, пока не доходит до вступивших в бой отступников. И, что удивительно, помогает всем, кто оказывается в безвыходном, смертельном положении, вот только… она выдает себя. Чёрные склеры глаз скрыты иллюзией, это Даррэн заметил сразу, но часть трансформации скрыть невозможно — оружие, врожденное, данное телом, являющее собой костной нарост, прорывающий кожу запястий каждый раз, скрыть не получается. И раны, что более всего подозрительно, она игнорирует — те истекают темной густой кровью, сочатся Мраком, а Нэри… она их просто не замечает. Боевой транс Эллохар распознаёт с усталой обречённостью, не в силах повлиять на прошлое.       К отступникам она подбирается в компании знакомых ей адептов и одного аспиранта. Тот, размахивая призванным огненным двуручником, выдает себя. И магистр Смерти оценивает командные действия походя, видя, как загоняет двух вечных кучка адептов, как пламенные клинки в количестве четырёх споро рубят шипящие в огне конечности. Как пронзает и взрезает сердце темноволосый, очень знакомый Даррэну чертами лица аспирант, попадая под удар последнего, предсмертного, заклинания.       А Нэрисса устремляется дальше. Бой идет и на галереях замка — западная часть разрушена подчистую, восточная еще держится силами преподавателей и адептов, и скрывать себя иллюзиями ей становится все тяжелее. Северная… серверной нет больше. Провал зияет от самой крыши, осыпаясь крупными камнями, мелкой, поблёскивающей во вспышках заклинаний крошкой и пылью. А Нэрисса все движется, сквозь нежить, нечисть и магов с оборотнями, и ран на ней становится все больше. И стоит ей нырнуть в один из открытых коридоров, как Эллохар выдыхает облегченно. И тут же замирает, оглядывая двор через арочные проёмы и небо, затянутые тучами. Сложивший крылья багровый дракон резко заходит на посадку. В коридоре он, взлохмаченный, в изорванном кожаном костюме и с горящими янтарём радужками появляется спустя десяток секунд, когда Нэрисса, прислонившись спиной к стене, зажимает опасно кровоточащую рану на боку. «Печени конец» — в ярости констатирует факт магистр Смерти, оценивая скорость кровопотери.       Приближается дракон быстро и уверенно, состояние Нэри оценивает мгновенно, подхватывая руками и заглядывая в замутнённые трансформацией и болью глаза. — Нэрисса… — тянет Бельтэйр тихим шёпотом, привлекая ее ближе к себе, и Даррэн едва не взрыкивает, когда она устало и так доверчиво опускает голову ему на плечо. — В лазарет ты не согласишься пойти, не так ли? — с тихим, пораженческим смешком вопрошает дракон, и она качает головой в ответ. — Из меня посредственный целитель… — Регенерацию запусти… дальше само, — просит сдавленным шёпотом Нэри.       Бельтэйр проскальзывает ладонью по ее боку, накрывая саму опасную рану ладонью. Смуглые пальцы дракона тут же окрашиваются темно-алым, и он тихо выдыхает, запуская исцеляющие чары. Поглаживает интимно, привлекает к себе крепче, пока рана на боку нехотя и слишком уж медленно затягивается. И шепчет тихо: — Мне нужны будут ответы, сокровище мое, — вынудив ее запрокинуть голову, он внимательно оглядывает лицо, задерживаясь на чёрных глазах и заострившихся скулах. — Я не требую, но прошу… — добавляет он, и Нэрисса, потянувшись навстречу, только крепче охватывает его шею, когда дракон медленно и глубоко целует ее. И она отвечает, прижимаясь в ответ. — Будут тебе ответы, — выровняв дыхание, кивает, подумав, она и, огладив кожаную куртку на его груди, отстраняется. — Мы нужны там, Рагдар, — напоминает, указывая за окно, и дракон нехотя отпускает ее, удалившись под обстрел чар первым.       Вернувшись в парк, задерживается она там ненадолго: отступник остается всего один, оборотни все больше отступают, оставляя только нечисть и нежить, которую с трудом, но сдерживает и постепенно переподчиняют некроманты при помощи рунологов. Второй префект, рыжеволосый и очевидно эльфийской крови, разбрасывается такими чарами и светлыми проклятьями, что Эллохар уважительно усмехается, кивая самому себе. А когда этот светлый наследничек кровожадно и крайне самодовольно, упиваясь собственной силой, срывает голову отступнику, сжигая в пепел так быстро, что она не успевает долететь до земли…       Ректор подступает быстро, расчленяя обезглавленный труп, и эльф, преклонив колено перед древним, бормочет что-то-то едва слышное. Ираэль, задумавшись на краткий миг, кивает уважительно, и всех присутствующих на свободном от деревьев клочке парка охватывает яркий свет. Защита, истерзанная, но не сдавшаяся под напором отступников, пропускает неохотно, и слова эльфа последовавший за Нэриссой Эллохар улавливает смутно. — …я смогу взять охрану сердца на себя. Кровь к крови — запрещённый обряд, но весьма действенный, лорд-ректор. Общая кровь позволит мне закольцовывать сердце и его силу на себя. Их осталось немного, отступников больше нет, один единственный в оковах рунологов, те не отпустят, не изучив, страшные ребята, признаться честно…       Его голос эхом отдаётся от высоких потолков подземелий и звучит решительно, но между тем как-то обречённо, и эту обречённость Даррэн улавливает мгновенно. «Еще один светлый смертничек. Пора вносить в энциклопедии как расовую особенность» — мрачно думает он, мягко ступая за Нэри. — Уверен? — мрачно, очень напряжённо уточняет Ираэль, и эльфеныш, кивнув уверенно, поднимается с колен. — Выдержу. Блэк со мной, она знает, что делать. — Сведуща наша Блэк и в светлых ритуалах, и в темных, — тянет, задумчиво оглядывая скупо кинувшую Нэри, древний. — Хорошо. Да будет так. Идём.       Двери зала распахиваются медленно, словно не желая впускать чужаков, но ректор продавливает их силой, и первое, что видит магистр Смерти сквозь щель — колонны. И колонны эти, состоящие из черепов эльфов, анатомические особенности костей он узнает сразу, смотрят пристально, изучающе, расцвечивая полумрак зеленью глаз. Но к алтарю пропускают. — Не доверю приложиться полностью, сам понимаешь, — ступив в круг зеленоватого света, сообщает ректор. — Отцу, правнучатому племяннику моему, ты еще нужен работоспособным, и ниже пояса тоже, — и взмахнув рукой, призывает подойти ближе, — стань здесь.       Контур замыкается быстро, эльфик, ступивший в круг их черепов своих предков падает, как подкошенный, ревет не своим голосом, стонет и извивается, но круг удерживает его, отбирая так необходимую сейчас силу и связь с лесами. Кровь хлещет у ушастого носом, ртом, через уши, поры, струясь ручейками по коже, выпускает насыщенные магией капли. И когда под эльфом скапливается лужа, ректор замыкает круг. — Жить будет, — кивает он Нэриссе. — Ты уж ему поясни, что следующим ректором быть ему, раз он так рискнул, капище все равно никого больше не подпустит. — Вы думаете, он не знал? — вопрошает с усмешкой Нэрисса, и древний, выходя их круга, отзывается довольно: — Амбициозный мальчик. Не зря мой любимчик, — и добавляет, переместившись светом к дверям: — Присмотри за ним. Сейчас он нескончаемый заряд, и магия, и проводник силы. А ты знаешь, что делать.       Многозначительный, но теплый взгляд ректора — еще бы он не знал, каких детишек берет на обучение, и он скрывается в слепящей вспышке, а следом, буквально пару секунд спустя, сверху раздается сильнейший грохот. Он оглушает, звоном и поиском обрывая перепонки, Нэрисса тут же прижимает ладони к кровоточащий ушам. Он дребезжит стенами, гудит в каждом камне, топит в болезненном, сжигающем каждую клетку свете, свистом проходится по нервам, уничтожая все чувства. Единственное, что остается — свет. В звуке, запахе, видении, ощущении есть только свет. И он рвёт на части, выжигает нервные окончания, пропитывает каждую клетку даже здесь, в темноте подземелий, разъедает мысли поиском и звоном, вибрацией, отдающейся каждой мышце. Это больно, это страшно, это прекрасно, восхитительно, и Нэрисса, упав на плиты холодного пола, окунается в этот слепящий свет. Теряет себя, сознание и способность мыслить, остаётся только боль, сводящаяся судорогами, пронзающая, очищающая боль.       И память обрывается. Свет затапливает все, поглощает все, сжимая в одну слепящуюся точку. И Эллохар покорно прикрывает глаза — такой уровень светлой магии ему недоступен. Остается только ждать. Он не знает, как долго они тонут-парят в этом пронизывающем само естество свете, но новое воспоминание встречает его не темнотой зала и горящими глазами эльфийских черепов, а запружённым адептами и преподавателями помещением лазарета. «В том же месте, в тот же час» — задумчиво оглядывая мельтешение, прерываемое поступлением новых раненых, бормочет про себя магистр.       Нэри он обнаруживает не сразу, словно потеряв с ней связь: высматривает среди одетых в схожие костюмы, залитых кровью раненых адептов и замечает, лишь когда мелькнувшая растрёпанный светлой косой Нэрисса спешно скрывается в подсобке, запечатывая дверь заклинанием. Сквозь дверь ему приходится просочиться.       Первые секунды она просто пережидает, переводя дух, всем весом навалившись на старый операционный стол. А затем, спешно перебрав баночки на полках с зельями, опрокидывает в себя содержимое темного неопределимого флакончика и, выдохнув, принимается судорожно раздеваться. В свете занимающегося рассвета Эллохар отчётливо различает темные тени под ее глазами, осунувшееся лицо и крепко сжатые челюсти, а после, когда она, стащив с себя верх костюма, сведёнными усталостью пальцами ощупывает правый бок со спины, замечает глубокую рваную рану длиной с ладонь. И чернильно-фиолетовые синяки на ее фоне кажутся ничем. Она, почерневшая по краям, с расходящимися во все стороны темнеющим сосудами, выглядит страшно и странно, но почти не кровоточит. Но и не затягивается, непрозрачно намекая, что регенерации такое не под силу. Нэрисса, ощупав дыру в боку уверенней, с шипением отдёргивает пальцы, когда они проскальзывают за край, задевая изорванную плоть. — Дерьмо!.. — сипло выдыхает, сморщившись и тяжело прикрыв глаза.       И снова возвращается к полкам. Громыхает бутыльками, спешно разыскивая что-то, находит и, стиснув зубы крепче, заливает рану синеватым раствором. С хриплым стоном, больше напоминающим рык, приваливается к столу, стискивая пальцами край и оставляя на каленой стали вмятины, и, дождавшись, когда раствор отшипит, подхватывает сваленые в кучу бинты. Бинтует, задыхаясь от боли, скрипит зубами, туго фиксируя круги, и тихо стонет, бессильно упираясь плечом в стену, раздирая край бинта когтями. А дальше процедура повторяется: она снова находит на полке с разномастными зельями необходимое, вытащив пробку, опрокидывает в себя половину, флакон с остатками оставив на столе, поливает бинты на месте ранения синим составом и обращается к пространственному карману, вытаскивая одежду.       Выбор одежды Эллохар оценивает печальным, но понимающим смешком — на чёрной рубашке да под чёрной же плотной, кожаной курткой кровь будет не так заметна. А запах крови отобьёт все тот же синий состав, весьма действенный по опыту самого магистра Смерти. Вот только скованность движений, а одевается Нэрисса скованно, стараясь не задевать явно беспокоящий бок, будет выдавать как ничто иное. Но и на это у нее имеется аргумент: опрокинув в себя остатки обезболивающего, она снова прислоняется плечом к стене, размеренно дыша, и первый шаг к двери ей удается с трудом — ее очевидно ведет в сторону, она путается в ногах, но идет. И дверь в лазарет, все такой же шумный и многосущный, распахивает уверенно. — Префект, — тут же выныривает из толпы смутно знакомый, рыжий, вихрастый мальчишка, и Эллохар узнает звонкий голос — именно он сменил эльфа-самогубца на посту префекта и дорывался Нэри через зеркальце. — Последние новости, — чуть сдавленно требует Нэрисса и морщится, когда бегущий в подсобку адепт задевает ее плечом. Понимающе глянувший на нее будущий префект лишь вздыхает уважительно, придерживая за локоть. И отвечает быстро, увлекая к стене и стоящим вдоль нее стульям, минуя поперечную стену — провал, захвативший собой и пол, и потолок, зияет продуваемый ветром дырой, не очень способствуя беседе: — Ограничивающий связь купол еще держится — отступники, хитрые сволочи, чтоб им в посмертии покоя не было, запитали его чем-то за границами щита, и пока магия источника питания не выветрится… — Мы заперты, — перебив многословную речь помощника, констатирует устало факт Нэри, опускаясь на стул. — Сколько?       Адепт, мгновенно помрачневший и ссутулившийся, молчит, глядя в пол, тушуется под тяжелым требовательным взглядом, но молчит, и она снова требует, уже жёстче: — Я не чувствительная девица, — отрезает Нэрисса, закатывая глаза, на что Эллохар только вздыхает грустно: видел он, как она больше часа сидела рядом с телом адептки, видел, с каким беспокойством ухаживала за ранеными… «Еще какая чувствительная, просто показывать не хочешь, сердце мое» — сочувствующе думается Эллохару, а Нэри, надавив голосом, продолжает: — Не томи, не разочаровывай меня, — и магистр узнает знакомые нотки. Знакомые потому, что звучат они его интонациями. — Сколько, Эворан? В последний раз спрашиваю. — Семьдесят три, — все же выдыхает внявший угрозе адепт, опускаясь рядом. — Пока семьдесят три, — исправляется он тускло. — Много серьезно раненных, — и спрашивает тут же почти безнадёжно: — Зелья больше нет? —Все до капли разделили между участниками боевых действий, — бесстрастно, но так устало отвечает она, прислоняясь затылком к стене и прикрывая глаза. Обмякает на стуле на мгновение и сразу собирается, стиснув зубы от боли, когда Эворан тоскливо проговаривает: — Придется по новой варить… — И не говори, — выдыхает Нэрисса согласно и поднимается. — Сущий мрак, не меньше.       Подскочивший следом Эворан вглядывается в ее бледное лицо встревоженно, подступает ближе, но она поводит плечом, отвергая помощь. Опустивший руку оборотень хмурится осуждающе, но спрашивает тихо: — Помощь какая нужна?       И Нэри, кажется, задумывается над ответом, потому что молчит она долго — почти с минуту, но проговаривает уверенно, оглядев внимательным взглядом помещение лазарета: — Не сейчас. Мне отлучиться ненадолго нужно, а ты останься здесь — если будут нужны свободные руки, зови. — Так связь же не работает, куда… — напоминает растерянно адепт, и Нэрисса, впервые за все эти дни ехидно фыркнув, язвительно отбривает любопытного мальчишку: — Я не собираюсь жаловаться страшному-ужасному «папочке», Эворан. Выжила, и замечательно, поводов для связи и нытья нет. Скоро вернусь.       Махнув помощнику на стул, она спешно проходит к дверям, еще раз искоса оценив размеры разлома, открывающего завораживающий вид на озеро, лес и горы, и ухмыляется снова, расслышав за спиной удивленное «Жестко…». А выйдя из лазарета, с хриплым стоном прислоняется лопатками к стене, избегая беспокоить раненый бок. Дышит часто, сквозь зубы, зажмуривается крепко, до посинения костяшек сжимая кулак. И отдышавшись, чуть неуверенно ступает вперед, направляясь не в сторону крыла факультета и подземелий, а в крыло преподавателей — направление Эллохар знает точно.       Пару раз остановившись, чтобы отдышаться, на лестнице, по коридору проползает на чистом упрямстве и, добравшись до двери, пару раз ударяет кулаком в створку. Распахивается та быстро, а вот встречающий вызывает в магистре Смерти бесконтрольную, совершенно бессильную злобу на грани жажды убийства: в низко сидящих на бёдрах чёрных, форменных брюках, без рубашки и с перекинутым через плечо полотенцем Бельтэйр радостно улыбается Нэриссе, не пытаясь скрыть тревоги во взгляде. И пропускает в свои апартаменты слишком поспешно. — Не думал, что ты придёшь так скоро.       Заглянув ей в глаза и мягко улыбнувшись, он ощупывает ее плечи, спускается ладонями по рукам, находясь слишком близко. И все это выглядит слишком интимно для Даррэна, слишком больно, потому что рядом с ним она до сих ощетинивается иголками, защищаясь, а с драконом… — Ты не сильно пострадала? — обеспокоенно уточняет он, прекращая свои изыскания, но рук с ее плеч не убирает. — Не пострадала, так, парочка ушибов и порезы. Везучая.       Чуть сковано пожав плечами, Нэрисса растягивает губы в улыбке, и Эллохара неожиданно радует то, чего дракон никак заметить не может, просто не зная ее достаточно хорошо: улыбка ее, такая светлая и мягкая, насильно растянутая, лживая, наигранная. И это почему-то успокаивает демона внутри, помогает контролировать бурлящее внутри, не имеющее выхода пламя. И зудящее подозрительно предчувствие не обманывает, хотя видеть ему это нисколько не приятно. — Все хорошо, Рагдар, — тихо шепчет Нэри, подступив к нему, и, обняв, опускает голову на плечо.       Разыгрывает ранимость и наивную доверчивость Нэрисса легко, не признать актёрского таланта магистр Смерти не может, как и не заскрипеть зубами, когда дракон, подхватив ее подбородок пальцами, мягко оглаживает скулу. А после, заглянув в глаза и уверившись в своих правах, склоняется, касаясь ее губ своими. И Нэри подаётся вперед, уверенно, решительно, словно только этого и ждала, а Даррэн, замерев, не дыша, проваливается в чёрную, маслянистую густоту мрака.       И восхищённый ее коварством, замирает, понимая. Осознавая, чувствуя, как она, воспользовавшись поцелуем, призывает силу, выплетает ее, создавая установку. И проваривается в память дракона, своими глазами наблюдая, как Нэрисса подчищает память, сводя их общение до лёгкого, едва заметного флирта и взаимного интереса. Как закрывает клочки воспоминаний, затягивая их туманом, как Мрак выгрызает куски, словно острым лезвием срезая ненужное ей. Как она замирает на грани, восстанавливая прорехи искусственно созданными, подложными фрагментами, чтобы не вызвать подозрений. И чувство гордости, восхищение, совершенно точно подпитанное чувством собственничества, растягивает губы в ехидной ухмылке. «Опасная прелесть мне досталась» — резюмирует Эллохар весело, — «Теперь каждое беспамятное похмелье гадай, не потрудилась ли жёнушка, не прибегая к тяжёлым сковородочным аргументам».       И Даррэн удивляется снова, когда затуманенный воздействием дракон как марионетка отпускает Нэриссу, как он, замерев, провожает ее бессмысленным взглядом, и она, молча и оставив его совсем без внимания, прислоняется лбом к двери. Шепчет что-то неслышно, только губы движутся, а затем, отступив, проходит к стене, касаясь ее ладонью. Чернота, не непроглядная, разбавленная зеленоватым свечением, охватывает, и в спальне, сдвинув картину на стене, Нэри оказывается спустя краткие мгновения. И на диван в гостиной она падает так же быстро, отключаюсь в полете, чтобы быть вызванной в лазарет спустя пару часов.       Память неумолимо истирается снова, туманом и контурами фигур проплывая мимо, и на следующее воспоминание магистр Смерти наталкивается по ощущениям только пару суток спустя. О причинах такой избирательности памяти он может только догадываться, но предполагает худшее: только боль, это он знает точно, стирает воспоминания так сильно. Страшная, на грани безумия боль, с которой не справляются ни зелья, ни чары. И которую переживают на ногах, не щадя себя. И Нэриссу в следующем воспоминании он обнаруживает в лесу, под самой горой — здесь, на приличной высоте, снег еще лежит изрядно потрёпанными шапками на промёрзлой земле. Но она не сдается — все так же одетая в рубашку и куртку, замёрзшая до посиневших губ и пальцев, она копает. Отмечает границы, два на полтора, стандартные, с силой вбивает лопату в землю, оглядывая аккуратный рядок прямоугольных, бессловесно заявляющих о своем назначении ям, и копает. Углубляется, скрываясь в могиле с макушкой, и лишь мерный, словно под счет шорох земли, ссыпающейся с лопаты, разрывает предутреннюю тишину леса, да дыхание — такое же мерное, едва слышное в гомоне заливающихся песнями птиц. И весне, поздней весне, на которую плюют промёрзлые горы, кажется, тоже плевать на то, что сейчас все здесь горюют, хороня тех, кто был близок. По духу, наставничеством, поддержкой, защитой, помощью. И только смерзшаяся земля глухо шуршит, в промозглой тишине ссыпаясь с лопаты. — Десять, — самой себе сообщает Нэрисса, утирая лоб предплечьем и невидящим взглядом уставляясь на ровный, но пока пустой рядок ям, должных стать местом последнего упокоения доля тех, кто смог, отвоевал, но не дожил до победы. И щит, радужный, но почти не отсвечивающий в лучах встающего солнца намекает, что скоро они будут свободны. Но не те, кто будет лежать в земле.       Лопата снова погружается в твёрдую землю по черенок, хрип и шорох взрываемой сталью и ссыпаемой на снег земли снова нарушает безмятежное щебетание птиц, Нэрисса, мерно дыша, не позволяя себе думать о тех, кто ляжет в эти мерзлые ямы, снова углубляется вниз. Промёрзлая, такая же, как земля здесь, бесчувственность одолевает. Она копает, и снова, и снова, и снова, и снова… — Хватит, Нэрисса.       На раздавшийся за спиной, полный горечи и боли голос она не реагирует — просто вбирает лопату снова. И снова. И снова. Дышит спокойно, но смотрит в никуда, бесцельно, словно не видя. — Нэрисса! — яростно окликает голос, вызывающий у Эллохара неосознанную вспышку злости, и он выглядывает из могилы первым — мрачно глядящий в погребальную яму Бельтэйр скорбной тенью нависает сверху. — Хватит, прошу тебя. Идём, ты вся замёрзла.       Руку он протягивает, но Нэрисса просто этого не замечает — она бессмысленно глядит перед собой, вбив лопату по самый черенок. И только когда присевший на корточки дракон касается ее плеча, вздрагивает, поднимая на него пустые глаза. — Им тоже будет здесь холодно, — безразлично проговаривает она. — Почему сердце замка не отзывается, магистр? Почему не поддерживает магией замок? — и стоит ему протянуть руку, помогая ей подняться, задаёт еще один глухой вопрос: — Мы могли бы вернуть тела родным, их бы похоронили как должно, по традициям, с почестями… От ректора ничего не слышно? — Все так же сидит у сердца вместе с префектом, — скупо откликается Бельтэйр, привлекая Нэри к себе, и, сняв камзол, накидывает ей на плечи. — Пойдём, тебе надо отдохнуть. Ты не спишь уже третью ночь. Пойдём, Нэрисса. После, если ты захочешь, то сможешь вернуться.       Вопросов она больше не задаёт, кивает, позволяя увлечь себя по едва заметной тропке вниз, к замку. И воспоминание, становясь зыбким, растворяется, теряет очертания и плотность.        А магистр, открыв глаза, отрывает пальцы от висков плотно зажмурившийся Нэриссы. Всматривается в ее лицо, чувствуя, как болит e нее внутри, и мягко стирает мокрые дорожки слез у висков. Легко касается губами покрытого испариной лба, не позволяет отстраниться, хотя она пытается, и выпускает, услышав тяжёлое, полное скепсиса и ехидства: — Доволен? — Нет, маленькая, не доволен, — снова обнимая, прижимая к себе, шепчет хрипло магистр Смерти, и Нэрисса на миг прислоняется к нему, ища утешения, но почти сразу отстраняется, отсаживаясь и свешивая ноги с кровати. — Сердце мое… — безмерно сочувствующе начинает магистр Смерти, но она, тяжело вздохнув, обрывает его. — Просто позволь мне… — Позволить что? — сорвано выдавливает, прикрывая глаза. — Утешить? Все хорошо, правда, — отрывисто выдыхает она, склоняя голову к коленям. — Но за кошмары на ближайшие пару месяцев отдельное спасибо, — со злой насмешкой шепчет, так и не обернувшись. — И раньше снились, — таки перехватив ее за плечо, подытоживает ее слова Даррэн, опасно нахмуриваясь. — И сказать ты не могла… — подводит он к ответу вопросительными интонациями, и тихий вход становится ему ответом: — Как я могу, Рэн? — с полным горечи смешком выплевывает Нэри. — Как я могу быть уязвимой и мягкой рядом с тобой? И разве я могу? Я доверять тебе хочу, и я пытаюсь ведь, — тихо проговаривает она, обида взъяряется внутри сильнее, впивается тупыми ржавыми крючьями, когда Нэри разбирает его обвиняющий тон, и, не оборачиваясь, все так же упираясь локтями в колени, вздыхает тяжело, проговаривая: — Да разве я могу, Рэн? Разве могу? — покачивает головой печально, отодвигаясь, когда Эллохар сильнее сжимая руку, на плече, уходя от касания. — Я понимаю, ты защитить меня хочешь, но какой ценой? Ценой моего доверия, моих чувств к тебе? Как ты защищать меня собираешься, если и знать не будешь, от чего защитить, потому что я просто не скажу? Я может и хочу быть рядом с тобой беззащитной и слабой, но какой в этом смысл, если ты сам не даёшь? Если мне от тебя защищаться приходится? Как мне рядом с тобой защищённой и слабой себя чувствовать, если ты довериться мне не даешь? Даже иллюзии не позволяешь… — Нэри… — перебивает тяжело Даррэн, снова делая попытку коснуться, и Нэрисса, выдохнув устало, поднимается с кровати, обрывая его. — Вот и приходится быть сильной. Молчать приходится, хотя иногда сил нет, просто потому молчать, что ты и это можешь использовать против меня. Я устала, Рэн. Не могу открыться. Совсем устала. Да и не настолько я беззащитная, как ты хочешь думать, Даррэн, — обернувшись, оглядывает его, но в глаза не смотрит, и магистр Смерти поднимается следом, но и шага сделать не успевает. — Верни меня в школу, мне с записями алхимическими свериться нужно, а регенерация сама закончит то, что не восстановилось за ночь, — опустив глаза, негромко, но твердо проговаривает Нэри.       Взгляд она поднимает, только когда Эллохар сдавленно выдыхает сквозь зубы, а за ее спиной, загудев, разгорается синее пламя. Смотрит недолго в помрачневшее лицо и решительно отступает в пламя, тут же смыкающееся над головой. Хриплый, глухой рык Нэрисса едва различает сквозь гул пламени и прикрывает глаза. Обида все еще держит, держит несмотря ни на что, сжимает внутри огненной перчаткой, не давая толком дышать, и перемещение в Ксарах, в темный дом, Нэрисса находит успокаивающим. Особенно потому, что Эллохар точно не заявится следом, давая возможность поразмыслить над собственными ощущениями и проанализировать каждое.