Темная Империя. Ритуальный Круг

РК и ТК 11 Дом лорда-директора, Ксарах, Темная Империя       Домой после занятий Нэрисса почти сбегает: пристальные взгляды Эллохара на его же лекции не остались незамеченными адептами. Но на внимание адептов к взглядам уже как-то плевать, больше беспокоит то, что зелье для мохнатиков практически перестало работать. Поэтому взгляды вызывали не столько раздражение, сколько пронизанное нетерпением возбуждение. И сам Рэн не мог этого не понимать, в этом Нэри совершенно уверена.       Но настроение, несмотря на провал с зельем, не стремится к нулю, и она, скинув в холле пальто и сапоги, лениво проходит в гостиную в поисках чего-нибудь расслабляющего. Пройдя к бару, Нэрисса первым делом вытаскивает не бутылку с выпивкой, а маленький флакон с зельем из кармана. Обвиняюще оглядывает стекляшку, с тяжким вздохом закатывает глаза, понимая, что вряд ли зелье сработает сейчас, и таки откупоривает крышку и выпивает остатки. А после распахивает дверцу бара и принимается придирчиво изучать его содержимое. Огневодку она сдвигает в сторону сразу: сегодня почему-то хочется чего-то менее бьющего по голове и более расслабляющего одновременно. «Игривого и веселенького», — резюмирует смутные желания Нэри и тихо фыркает. Вейла все же оказывает немалое влияние на ее поведение.       Следующие полтора часа проходят весьма приятно и с привкусом зверски крепленого ликера из каррисы на языке: сначала, после пары немаленьких глотков, она решает, что было бы неплохо переодеться во что-нибудь летящее и коварно-полупрозрачное, и с лукавой улыбкой поднимается наверх. Затем, найдя в закромах очередной подарочек Сайлин, очень точно соответствующий настроению, весь такой ало-розовый и донельзя просвечивающий, вожделенно оглядывается в сторону ванной. После Нэрисса с загадочной улыбочкой взбивает пену в круглом бассейне, добавляя в исходящую паром воду понемногу из каждого имеющегося под рукой флакончика. И, когда бутылка опустошается на треть, а настроение переходит на отметку легкомысленно-игривого, таки забирается в воду. Клубящийся над водой пар пахнет чем-то невообразимым, причем настолько, что даже нужда в закуске отпадает. Но ей определенно мало — легкое помешательство вейловой сути вследствие продолжительного и крайне немилосердного воздержания только набирает обороты, и тихо хихикнувшая Нэри щелчком пальцев поджигает стоящие в подставке благовония.       «И этого я опасалась?» — с искренним удивлением спрашивает себя она, прислушиваясь к ощущениям и признавая, что именно этой легкости ей-то и не хватало. «Ну, или мне мозг отшибло, и он испуганно стек в трусы», — хмыкает Нэрисса, отхлебывая ликера из бутылки и придирчиво разглядывая вытащенную из высоченной шапки пены ногу. Ноге, по ее личному мнению, чего-то недостает. Кажется, она уже и не помнит, когда с удовольствием для себя самой вот так валялась в ванне и ничего не делала, поэтому, зарывшись поглубже в пену, она лениво обводит глазами ванную и, обнаружив на полочке флакон с давно позабытым маслом, призадумывается. «От меня и так разит, как от парфюмерной фабрики», — пытается вразумить Нэри себя саму, но руки чешутся и бескомпромиссно тянутся к заветному флакону.       «Обоняние Эллохара подохнет в муках», — весело констатирует она, старательно размазывая по ноге масло арратеи. Но маленькая месть стоит того. И Нэрисса продолжает размазывать масло дальше, для удобства выбираясь из остывающей уже воды. А выйдя из ванной, еще и пару капелек духов добавляет. Натягивает ало-розовое полупрозрачное нечто, оценивающе осматривает себя в отражении зеркала и не может не усмехнуться: то ли соблазнять Рэна собирается, то ли мелко мстить ему же. Но в гостиную спускается решительно и уверенно, не забыв прихватить с собой ополовиненную бутылку с ликером. И когда в холле раздается гул пламени, только приподнимает голову от подлокотника дивана и коротко усмехается. Вслушивается в мягкие шаги, приоткрывает один глаз, когда они останавливаются у входа в гостиную, и улыбается шире, стоит магистру Смерти сокрушенно, но очень уж весело произнести: — Кажется, ты снова обнесла мои запасы, радость моя. — Как будто в этом есть моя вина, — расслабленно тянет Нэрисса, закатывая глаза и без какого-либо стеснения отхлебывая ликера из бутылки.       Удивленно вскинувший брови Эллохар неспешно проходит в гостиную, не сводя взгляда с лежащей на диване Нэри, поводит головой, улавливая заливающий пространство тяжелый цветочный аромат, и она, заметив задумчивое выражение на его лице, тихо фыркает. — И по какому поводу праздник? — спрашивает он, опускаясь на диван в другом его конце. И усмехается позабавлено, когда Нэрисса преспокойно закидывает босые ступни ему на колени. А она, приподняв голову и пристально оглядев его, отвечает: — Я просто сдалась под напором собственной вейловой сути и пожинаю неожиданно приятные плоды легкомысленности, — и многозначительно перебирает пальцами на ногах. Уловив его тихий смешок, Нэрисса удовлетворенно откидывается обратно и зажмуривается, ощущая, как чарующе медленно, пленительно легко теплые кончики пальцев скользят по ступням. — Я все же женщина, Рэн, пусть и не совсем. Поэтому хочу просто капризов, их мгновенного исполнения, разумеется, и совершенно праздной лености без каких-либо последствий, — помахивает бутылкой, перечисляя, она, и Даррэн не может не усмехнуться. — Разве я не заслужила? — Ты все же еще не совсем женщина, радость моя, — начинает он, продумывая, как бы склонить ее к согласию на предназначенный для расследования и объявления их помолвки бал, как Нэри крайне недовольно комментирует: — И чье это упущение? Если честно, Рэн, — вздыхает обвиняюще она, — я совершенно не понимаю столь безответственного отношения к этому весьма важному вопросу, учитывая привычный мне уровень твоей ответственности. Это… — подбирает она правильное слово, изучая его лицо взглядом и задерживаясь на изогнутых в снисходительной улыбке губах, — возмутительно. А еще оскорбительно, — надувает губы Нэрисса, и магистр Смерти не удерживается от тихого смешка — такой она предстает перед ним впервые, и это вызывает совершенно определенное любопытство. — И чем же это оскорбительно, дыхание мое? — все с той же мягкой снисходительностью улыбается Даррэн, продолжая поглаживать хрупкие, тонкие ступни. Нэри, кажется, призадумывается, а после приподнимается и продолжает обвиняюще: — Ты издеваешься, — сложив руки на груди, вздыхает громко она. — И я, если совсем уж честно, больше не могу, Рэн — это просто мучительно, — и задает страннейший вопрос: — Вот видишь дуб за окном?       С сомнением в ее адекватности он прослеживает направление ткнувшего в сторону окна пальца и с тихим страдальческим стоном признает, что при всей своей очаровательности Нэри таки набралась до зеленых чертей. Посему и соглашается покорно: — Вижу. — Вот и чудесно. Потому что еще пару недель, и я присоединюсь к предвесенней почесухе всех мохнато-хвостатых. И буду старательно потираться всеми доступными местами об этот дуб, просто чтобы унять зуд, Рэн, — сообщает страдательно она. — А ты продолжаешь надо мной издеваться!       Рассмотревший за темным окном дуб магистр Смерти переводит веселый взгляд на возмущенную Нэриссу, оглядывает ее предельно внимательно, словно пытается в красках представить сие действо, а следом раздается громогласный и совершенно точно издевательский хохот. Эллохар, не скрываясь, ржет, Нэрисса, оценив уровень его серьезности, обиженно, но с заметным сожалением выдергивает ступни из его рук и опускает ноги на пол. — И что ты предлагаешь, Нэрюш? — спрашивает, проржавшись, он, и Нэри устал закатывает глаза, поднимаясь с дивана. — Я? Совершенно ничего, — отрезает она оскорбленно, и Даррэн, признавший, что такой Нэри видит впервые, со странным подспудным удовольствием вскидывает брови. — Просто сообщаю, что еще немного, и твое место займет ближайший дуб ввиду доступности и отсутствия у него каких-либо принципов, — и собирается уже удалиться, гордо вскинув голову, но ощущает мягко перехватившие запястье пальцы. — И что ты собираешься делать дальше? — в его голосе отчетливо слышаться чувственные, заигрывающие нотки, и Нэрисса устало вздыхает, ощущая, как бескомпромиссно отзывается тело. И проговаривает, не оборачиваясь: — Я сейчас обижусь и гордо уйду, — сообщает без обиняков расслабленно сидящему на диване магистру Смерти. — И поверь, до самой свадьбы мы ограничимся исключительно целомудренными взглядами, — уверенно заканчивает она и пытается вытащить запястье из захвата его пальцев, но он не отпускает: дергает на себя, усаживает на колени и ехидно шепчет ей в ухо, касаясь губами кожи: — Гордо уйдешь обижаться на заплетающихся ногах? И далеко уйдешь, прелесть моя?       И ожидает он как минимум ответных заигрываний, но не того, что Нэрисса уверенно оттолкнет его от себя и посмотрит в ответ с натуральной обидой. Вейла эти его попытки держать себя в руках воспринимает не менее болезненно. — Да хоть на карачках уползу, пусть гордо и не получится, — отрезает она твердо, но вейла таки ведет в их тройке, и Нэрисса тяжело вздыхает, запрокидывая голову. — Я больше не могу так, Рэн, — шепчет она, ощущая, как магистр Смерти привлекает ее к себе, скользя по едва прикрытой тонкой тканью спине горячими ладонями. Задыхается, когда губы легко касаются изгиба шеи, и простанывает обиженно: — Ты издеваешься, тебе нравится завоевывать и изводить меня, а мне нет. Прекрати меня обламывать уже, а? Я правда больше не могу.       Влиять на него, как обычно влияют на избранников вейлы, она не собирается, но это происходит невольно, просто потому, что Нэри достигает незримой черты невозврата. И собственное воздействие на него она осознает, лишь когда различает участившийся пульс и ставшее поверхностным дыхание. Его губы спускаются ниже и покрывают плечо поцелуями все настойчивей, а чарующий шепот выбивает дрожь вдоль позвоночника: — Я ведь могу помочь, тебе стоит лишь попросить, Нэрисса. Просто быть честной и попросить…       Истеричный смешок срывается с губ раньше, чем она успевает его осознать, и Нэри покачивает головой. Позволяет опрокинуть себя на диван, видит полыхающее в его глазах пламя: Рэн, судя по всему, воспринимает это как вызов и приглашение в одном. А еще он демонстрирует настойчивость и похвальную старательность, так что и сама она тоже увлекается. И пусть желание огнем взрывается внизу живота, в голове нещадно мутится, а кровь будто вскипает в венах, понимает, что приятного результата это не принесет. И когда сначала пальцы, а после и губы жадными, жаркими касаниями спускаются от груди к животу и ниже, Нэрисса признает, что таки права. Но отсутствие должного финала не расстраивает и даже не смущает, а повышенная старательность Эллохара, едва ли не пыхтящего в попытке привести ее к оргазму, вызывает неконтролируемый хохот: — Да все, хватит, Рэн, — сквозь смех стонет Нэрисса и толкает его в плечо. Прервавшийся магистр поднимается, вопросительно разглядывая ее лицо, и мелькнувшая в его глазах растерянность вызывает у Нэри новый приступ смеха. — Если ты так старательно продолжишь, то мы оба обзаведемся мозолями. Причем моя будет неочевидна для окружающих, а вот тебе грозит перспектива шепелявости… Понимаю, у тебя такое впервые, и не удовлетворить женщину считается чем-то позорным, но такое со всеми случается хоть раз в жизни. Немного практики… — нарочито сочувствующе тянет она, утешающе поглаживая его обтянутое рубашкой плечо, но ржать не перестает.       И тут, кажется, пробивает и Эллохара: простонав, он падает рядом, потеснив ее на диване, и, хохотнув, констатирует интимно с лукавой ухмылкой: — Издеваешься, прелесть моя. Как можно быть такой жестокой? — А что мне еще остается делать, Рэн? — весело фыркает Нэри и закатывает глаза, когда подперший голову рукой Даррэн с легкой обеспокоенностью всматривается в ее лицо. — Не переживай, правда, — снисходительно продолжает она, и магистр, четко уловив сарказм ее тона, изгибает бровь, — такое действительно иногда случается, и все такое, если тебя это, конечно, утешит… Но раз уж ты в данной ситуации ничем не можешь мне помочь, — толсто намекает на тонкое обстоятельство его неспособности удовлетворить ее Нэрисса под саркастичное фырканье над собственным ухом и подхватывает со стола почти пустую бутылку с ликером, — то единственное, что мне остается, это удовлетворяться в гордом одиночестве единственным доступным мне способом.       Она выразительно оглядывает сначала бутылку, затем лежащего рядом магистра Смерти и, отдав предпочтение первому по причине временной несостоятельности второго, расслабленно отхлебывает из горлышка. Разгадавший ход ее мыслей Эллохар с тяжким вздохом отбирает бутылку, прикладывается и спрашивает, с усмешкой проводив взглядом ее тщетно тянущуюся за выпивкой руку: — И что же изменилось? Раньше этот способ не раз доказывал свою эффективность… — Нууу… — тянет Нэри задумчиво, приподнявшись, таки отбирает у него бутылку с ликером и, отпив, сообщает меланхолично: — Это что-то вроде предупреждения, мол, поторопись, мужик, не тупи, иначе получишь фригидное бесчувственное бревно вместо нормальной женщины. — Как я рад, что в действительности сия жестокая кара обойдет нас стороной, — прекрасно зная, что подобных последствий в принципе быть не может, признается патетично он. — И раз уж мы разобрались с моей сокрушительной для самолюбия несостоятельностью, — трагично вздыхает под ехидный смешок Нэриссы Даррэн, удобнее устраиваясь на диване, — то… — Погоди-погоди, — обнадеживает его она. Резко сев и развернувшись, Нэрисса упирается ладонью в его грудь и перебрасывает через удивленно изогнувшего бровь Эллохара ногу. А затем устраивается на его бедрах удобнее и предлагает: — Ты еще вполне можешь реабилитироваться. И даже хочешь, — с намеком выразительно поигрывает бровями в ответ на его усмешку Нэри, ерзает и, услышав сдавленный выдох, улыбается довольно. — Или я могу наконец сказать, что дед решил одним ударом убить двух нахессов разом и предпринять попытку выловить внедренных во дворец культистов посредством посвященного нашей скорой свадьбе бала, — выдыхает тяжело он, прекрасно понимая, как отреагирует на подобную новость Нэрисса.       Кажется, виноватое выражение само по себе мелькает на его лице, когда она медленно выпрямляется, а улыбка на ее губах приобретает черты хищного оскала. На краткий миг Даррэн даже представляет, как она сейчас со всей жестокостью удушит его прямо на этом диване, и Нэри проговаривает нарочито мягко: — Только не говори, что ты согласился… — и с шипением продолжает, стоит ему выразительно поморщится и предусмотрительно сжать ее бедра крепче: — Не расстраивай меня, Даррэн. — А ты, оказывается, умеешь звучать угрожающе, — с чувственно ленцой в голосе замечает Эллохар, когда Нэрисса медленно склоняется к его лицу.       Рассматривает она его с такой кровожадностью, никак не сочетающейся с порозовевшими от возбуждения щеками, чуть приоткрытыми губами и фривольным ярким нечто, обтягивающим тяжело вздымающуюся от учащенного дыхания грудь, что магистр не может не усмехнуться, и усмешка эта получается откровенно чувственной. Заметив, как многозначительно изогнулись его губы, Нэри опасно прищуривается и медленно выпрямляется, окидывая мрачным взглядом. — Вам бы с имеющимися культистами разобраться, и так все казематы и лазарет забит, куда еще больше? — ядовито тянет Нэрисса и закатывает глаза. — Вы их что, солить собираетесь? И да, я могу понять, что отпускать их совсем не вариант, но начинать коллекционировать — это уже нездоровая крайность, тебе не кажется? Тем более используя бал и объявление о свадьбе в качестве прикрытия.       Эллохар устало прикрывает глаза, выдыхает устало и признает, что она по всем пунктам права. И по правде говоря, ему хотелось бы отмахнуться от проблемы и повесить все на деда, его советников и Хедуши, а самому вот так расслабленно лежать на диване, поглаживая теплые бедра Нэри под очередной полупрозрачной безделицей от Сайлин или даже совсем без нее, так определенно интереснее, но… — Бал, учитывая все обстоятельства, будет не вот сейчас, радость моя, — проговаривает все же он и открывает глаза, встречаясь с недовольным взглядом Нэриссы. — Возможно, Сайлин умудрится извернуться и закончит все свадебные приготовления раньше… — Ну просто мечта любой уважающей себя леди — свадьба и поимка культистов в одном флаконе! — саркастично восклицает она и тихо, с отчетливой досадой простанывает. — А в качестве конкурсов будет что-то вроде «Кто больше»? Восхитительно, без преувеличений, Рэн! — Зато точно запомнится, — фыркает весело магистр Смерти и замечает: — И ты не сказала нет.       Он склоняет голову к плечу, внимательно вглядываясь в ее лицо. Нэри вне всяких сомнений выглядит недовольной, но категорически отказывать не спешит, и Эллохар подозрительно прищуривается, находя это в некоторой степени неожиданным. — Конечно не сказала, — язвительно усмехается Нэрисса, прислоняясь плечом к спинке дивана и складывая руки на груди. — Ведь я не настолько глупа и догадываюсь, что мое согласие стало объектом торга между тобой и Владыкой, Рэн.       А вот это уже на самом деле выглядит подозрительно, и магистр, закинув руку за голову, задумчиво оглядывает ее, а затем протягивает неоднозначно: — И о чем еще ты догадываешься?       Всмотревшись в его лицо нечитаемым взглядом, Нэри поводит плечом, не желая отвечать прямо. Но ответить хоть что-то нужно, молчание повлечет за собой новый виток неприятных расспросов. Улыбнувшись, она вопросительно изгибает бровь, и ее улыбка кажется Эллохару мрачной. — Касательно Владыки или в целом? Если первое — то о многом, Рэн, — и досадливо покачивает головой, стоит запаху крови разлиться по гостиной. — Чего и следовало ожидать — легок на помине!       Свалившись рядом с ним на диван, она тяжело вздыхает, искоса оглядывает его и, изо всех сил толкнув с дивана, разочарованно машет на удивленно воззрившегося на нее Даррэна рукой: — Проваливай уже, тебе же нужно доложиться. Все равно шанс на реабилитацию своего постыдного провала ты упустил, — и прихватив бутыль с ликером, выразительно помахивает ей. — А я продолжу наслаждаться чудным напитком в гордом одиночестве. Как-то уже привычно даже. — Печальном и оскорбленном до глубины души? — насмешливо предлагает оказавшийся путем немилосердного пинка на полу магистр и медленно поднимается. Оглядывает томно лежащую на диване в компании бутылки Нэриссу, высоко оценивает композицию из ало-розового, совершенно бесстыдно просвечивающего наряда и рассыпавшихся в беспорядке волос, вздыхает — уходить куда-то совершенно не хочется, и проговаривает негромко: — Это важно, прелесть моя. — Охотно верю, — крайне серьезно кивает ему Нэри, отлепившись от горлышка бутылки, и закатывает глаза, не выдержав печального взгляда Эллохара. — Ну ты еще ресничками похлопай, радость моя! — раздраженно возвращает она ему его же фразу и, когда он снова тоскливо выдыхает, явно намереваясь последовать совету, стонет устало: — Все, исчезни! А то я подумаю, что ты так расстроен потерей шанса на реабилитацию своей репутации, что реабилитирую тебя насильственным путем. И знаешь, могу сказать, что тебе непременно понравится, как только ты прекратишь отбиваться…       Весело хохотнувший Эллохар, рискнув лицом, честью и остатками гордости, таки склоняется бесстрашно над диваном, быстрым поцелуем касается губ Нэриссы и, увернувшись от увесистого тумака, сообщает вдохновенно на прощание: — Люблю тебя, радость моя.       И в следующий миг исчезает в синем всполохе. — Свалил наконец, слава Бездне! — выдыхает пьяно Нэрисса, покосившись в сторону подпалины на ковре, и снова прикладывается к горлышку бутылки. — Все равно практической пользы меньше, чем от ножки стула без сиденья.

***

Пустыня Гибели, Ад       Только появившись из всполоха синего пламени, мерно угасающего в черных песках пустыни Гибели, Эллохар с кривой усмешкой устало растирает руками лицо. Спать хочется ужасно, голод ощутимо сводит желудок, брюки весьма однозначно распирает, и он даже позволяет себе помечтать об ужине в восхитительней компании и интимной обстановке, как за спиной раздается едва слышный шелест песчинок и голос, столь же тихий и подобный переливам песков, но от этого не менее требовательный: — Судя по твоему лицу, Нэрисса не прибила тебя в порыве ярости — констатирует факт шагнувший из граней Владыка и предельно внимательно оглядывает внука: выражение на лице наследника приметное и весьма занимательное. Поэтому и добавляет: — Было бы жаль, но посмотреть я бы не отказался. — Нет, скорее пыталась надругаться над моей честью, — искренне признается магистр, устало опускаясь на песок. — Но это было до того, как я огласил твой гениальный план, за что был беспощадно низвергнут с дивана на твердый и холодный пол, — трагическим тоном жалуется Эллохар, обвиняюще глядя на деда.       Страдательно запрокинувший голову и невыразимо печально вздохнувший Арвиэль задается мысленным «За что?», ибо еще бы ему нести ответственность и за личную жизнь единственного наследника вдобавок, и советует меланхолично, опустив голову и посмотрев на издевательски печально глядящего вдаль Рэна: — Купи ковер. — И как же я раньше-то не додумался, а? — в восхищенном удивлении тянет Даррэн, поднимая на деда полный деланных шока и благодарности взгляд. — Так и сделаю прямо сейчас. Поговаривают, на рынок в Астора столько контрабанды навезли... Ну что, я могу идти? — Можешь сидеть, — ехидно парирует Владыка и уже собирается присесть рядом, как его личная гордость и теперь, судя по всему, еще и личный стыд выдает инициативное: — Гав-гав, — и тут же интересуется язвительно: — Серьезно, дед? — Хороший мальчик, — совершенно серьезно кивает ему Арвиэль, испытывая ни с чем не сравнимое по силе желание пробить ладонью лоб и одновременно потрепать внука по волосам. «Может не понять — терпение на исходе», — хмыкает он про себя, а вслух ответственно заявляет: — На счет ковра? Совершенно. Это, чтобы ты знал, очень хорошо смягчает падения с дивана, и не только в случае семейных скандалов, так что всяко пригодится…       Медленно и совершенно спокойно втянувший воздух Эллохар вглядывается в ночное марево над песками, пытаясь путем созерцания привычных глазу красот вернуть шаткое душевное равновесие, но не выдерживает и рявкает раздраженно: — Ты вызвал меня для разговора о коврах, дед? — Не думай, что я не понимаю твоего беспокойства.       Разговор повторяется снова, и недовольство Владыки ощущается по мелкой вибрации песка, по ставшему различимым недовольному шепоту, по ветру, взвывшему вдалеке и хлопающему полами его халата. Но Даррэн только фыркает язвительно.              Сейчас, когда некоторые карты раскрыты и личность организатора известна, Повелителю сложно не понять внука. «Это выглядит, как беспечность, граничащая с безумством», — мрачно резюмирует свою задумку Арвиэль. Смотрит в обтянутую камзолом спину наследника и, мягко шагнув гранями, опускается рядом.        — Ты осознаешь всю степень опасности и сомневаешься, понимаю, — нарочито спокойно тянет Арвиэль, дергано поводя ладонью и успокаивая ощутившие всплеск его силы пески. — Но ты не можешь не учитывать обеспеченного мною уровня безопасности, Рэн. — Я не вижу в этом смысла. С тех пор, как стало очевидно, каким способом перемещения в Хаос он пользуется, нахождение Нэри здесь даже под твоим присмотром, со всеми возможностями в защите, потеряло всяческий смысл, дед. И этот бал… — он устало покачивает головой, глядя в темнеющие просторы пустыни. — Если мы ошиблись, и весь свой род Блэк выкосил из мести, жажды власти, главенства в роду и Бездна ведает по каким еще соображениям, а не из-за сбежавшей любовницы и прорыва во Мрак, то твоя затея становится еще более рискованной.       Потерев переносицу, Эллохар оглядывает горизонт, утомленно прикрывает глаза, прислушиваясь к пространству. Далекий вой рвара, очевидно победный, пробуждает легкую зависть — едят все кроме него. Который день гонки на опережение основательно выматывает, хитрая сволочь кажется неуловимой, и попытки предугадать следующий шаг залегшего на дно и очевидно планирующего что-то Блэка кажутся бессмысленными. — И как бы Нэрисса не утверждала, что усиления путем получения главенства в роду ему не получить, — продолжает магистр Смерти мрачно, нарушая напряженное молчание, — этот вариант нельзя не учитывать. Они оба знают о роде много больше нашего и, пусть Нэри уверяет, что вся сила ему недоступна по причине отречения от пламени, я не могу полагаться просто на слова, дед. — Полагаешь, он может попытаться? Учти, что Асмодея привлечь на свою сторону он не сможет, а без него не справится.        Владыка приподнимает брови и поворачивает к внуку голову, одаривая внимательным взглядом. Тот выглядит слишком обеспокоенным, а еще заметно уставшим, чтобы проигнорировать или свести на нет его замечание. «Придется сдавать карты», — решает он, и этот мысленный вздох проносится над песками, пересекает пустыню и устремляется вдаль, безошибочно находя адресата. — Я не могу знать всего, но у Блэков весьма интересное понятие главы рода, Даррэн — оно двойственно в силу некоторых особенностей, о которых даже мне известно немногое, — расслабленно выдыхает Арвиэль, и магистр Смерти только хмыкает в ответ — он догадывался о подобной особенности, но слышать из уст деда о том, что тот не знает всех особенностей рода, служившего ему почти пять столетий, удивительно и подозрительно одновременно. — Главенство над родом может быть как номинальным, так и буквальным, ты знаешь об этом, в Хаосе это повсеместная практика. Но только в некоторых родах эта разница существенна, и существенна настолько, что в свое время поразила и меня. И Блэки входят в этот список, о чем ты тоже в курсе. — Еще бы не входили, — фыркает Даррэн и прищуривается, припоминая давнишние слова хранителя: кот вскользь упоминал о чем-то подобном, совершенно точно в контексте абсолютной нереальности притязаний Бальтазара на главенство в роду. — Именно поэтому Арктуруса он не убил последним, знал, что магия рода не выберет его... Предполагал, был уверен, что она выберет новорожденную девочку. Но почему? В чем особенность, чем одни члены рода так отличаются от других, если магия выбирает конкретных носителей крови лордов Мрака? Не в силе, — прищуривается он, размышляя вслух. — И не в половой принадлежности… Особенности ауры и строения каналов?       Все эти вопросы он мог бы задать и Нэриссе, если бы не понимал, что она не ответит. Клятвы, защита секретов семьи, нежелание выдавать новые ниточки для влияния — все вместе и ничего из этого одновременно. Однако получить ответы от деда, в последнее время скрывавшего все больше и больше информации, неожиданно. — До тебя дошло значительно быстрее, — с улыбкой на тонких губах проговаривает Владыка, и в его тоне отчетливо слышится и насмешка, и гордость. Поразительное умение внука собирать полную картину из разрозненных кусков как никогда радует Арвиэля. Он лукаво глядит на задумавшегося, чуть нахмурившегося наследника, медленно водя кончиком пальца по губам, растянутым в становящейся все более загадочной ухмылке. — Я начал задаваться вопросами спустя почти полторы сотни лет. И то, только потому, что, побывав в Хатссахе, наткнулся на доступную не являющимся членами рода существам редакцию кодекса, и одна фраза, тончайшая оговорка зацепила меня тогда. На разгадывание этой загадки я потратил более пятидесяти лет, Рэн. — В моем распоряжении большее количество исходных данных, — помрачнев в задумчивости, отмахивается Эллохар.       Бездновы оговорки он встречает на каждом шагу в этом запутанном деле, отчего бесконтрольная жажда ответов не утихает, становясь почти назойливой. «Пытать Нэри бессмысленно», — сожалеюще вздыхает про себя магистр, резким движением укладываясь на песок.              Невольно улыбается, снова видя перед мысленным взором счастливую улыбку, ощущает теплое объятие тонких, но таких сильных рук. Они, минуя сомнительный успех сегодняшнего вечера, таки вызывающего на губах усмешку, всплывают из памяти. Но больше всего задевает что-то глубоко внутри благодарность в ее глазах, замеченная не так давно. И осознание этого ранит, потому как благодарность была искренней, а благодарить даже за призрачную тень свободы может только пленник, узник чужой воли. «Всего-то сменила камеру на попросторнее», — тяжело простанывает в мыслях магистр, прикрывая глаза и прикасаясь к связи. «Склянки, пробирки, куча записей, Второй всадник Мрака», — перечисляет удивленно про себя то, что наблюдает в смутных коротких обрывках видений, — «Вот тебе и наслаждение выпивкой в гордом одиночестве», — фыркает он мысленно, созерцая мутную картинку полутемной гостиной в собственном доме в Ксарахе. — Так что там за особенность? Некая склонность к родовой магии? Точно не к ритуалистике – ею в высшей степени только женщины овладевают, и то не все, — тянет Эллохар, распахивая глаза и вглядываясь в темное небо. — Помнишь ли ты легенду не просто образования Мрака, как мира, а легенду воцарения несменного многие тысячелетия правителя, о самой сути местного устройства? — все более загадочно вопрошает Арвиэль, и лукавая ухмылка практически превращается в оскал.       Рассказать внуку подобное, с его то умением собирать картинку из ничего, любопытно. Строить догадки, сколь быстро он соотнесет легенду и реальное положение дел, еще более любопытно. Владыка даже немного сетует на врожденное любопытство демонов и их азартность. «Чем Бездна с Тьмой не шутят», — полагает философски Владыка, скорее располагая, нежели предполагая.        — В общих чертах.       Улыбка деда, едва ли не мальчишеская, заговорщицкая, вынуждает Эллохара присесть обратно, вытрясая из волос песок, и подозрительно посмотреть в ответ. Вероятно, в легенде кроется некий ключик к происходящим событиям, но упорно вспоминая легенду, Даррэн не может понять, какой. Мог бы обратиться к сказкам и сказаниям знакомым с детства сам, но время после высочайшей аудиенции тратить не хочется. — Сказка на ночь? — издевательски вскидывает бровь наследник престола Ада, и сильнейший из демонов Хаоса улыбается почти нежно, с насмешливостью глядя на внука. — Если пожелаешь, — короткий, очевидно недоуменный кивок внука, и Арвиэль величественно кивает, ехидно добавляя: — Только не усни — тащить тебя домой спящего крепким сном младенца едва ли не хуже, нежели пьяным до зеленых чертей, —издевательский смех Владыки разносится над песками, но это не отменяет искренней тревоги за внука, единственно любимого настолько, что стал дороже сыновей. «Реакцию предугадать невозможно», — утешает себя он, но работает это слабо. — Это, конечно, не попытки соблазнения, — признается магистр со смешком: растрепанный вид и гневный взгляд единственной теперь радости и прелести в своей жизни, угрожавшей растлением и насильственной реабилитацией репутации в качестве наказания, был определенно забавен. – Но и не побои и бессердечный пинок с дивана, так что я, так и быть, постараюсь не отрубиться, – нарочито скучающе тянет Эллохар, хмыкая весело, и Владыка негромко посмеивается, предполагая: — И ты, конечно, отбивался, чтобы отстоять свою честь и достоинство? –- совершенно серьезно тянет Повелитель, на что Даррэну остается только важно кивнуть, подтвердив: — Я же здесь, — разведя руками Даррэн и чуть усмехается, но отвлечь его от легенды теперь невозможно, слишком что-то в ее смутно припоминаемом содержании цепляет интуицию, оттого он и напоминает нетерпеливо: — Легенда.       И Арвиэль, понимающе хмыкнув нетерпению внука, начинает размеренно: — К моменту начала событий минуло уже немало тысячелетий с создания первого мира, именуемого в честь могущественного бога, сильнейшего из всех существующих, что сотворил его. Междоусобные войны занимали земли, боги помельче воевали за могущество, лорды отвоевывали территории, а бог долго, как могут лишь подобные сущности, вынашивал план по объединению всего мира под одной сильной рукой, что могла бы стать его волей, его продолжением. Мрак не имел тела, как ты знаешь, не зря его именуют бескрайними непостижимым — платой за создание мира, способного порождать богов, была плоть. Уже имея план по воплощению себя, он, недолго занимавший тело случайного воина — тела в принципе быстро разрушались под воздействием его мощи — встретил молодого огненного лорда из высших демонов, позабавившего и немало заинтересовавшего его своими амбициями, понятиями о чести и долге, дипломатичностью, а еще искусностью в различных отраслях магии. Подобное вместилище вполне устраивало его, не будь оно временным, но Мрак рассчитывал именно на постоянное тело и, как это ни странно, сожалел о возможном уничтожении души и разума лорда. И решил невзначай повлиять на его судьбу, заручиться волей случая, над которым даже он сам не имел власти, — несколько печальная, но при этом коварная улыбка деда вызывает все большее любопытство, и магистр Смерти внимательно вслушивается в его слова, стараясь ничего не пропустить. –- Но все сложилось так, как было угодно божеству — воплотившись в теле бродяги и подсказав дорогу в крупнейший город к главному храму, он полагал, что лорд заглянет туда, желая вознести благодарственную молитву. Но воин, зашедший в храм лишь для благодарности старшему божеству и творцу всего, покинул его изменившимся — в его сердце, незаметный для него самого, прорастал росток чувства. Не просто к женщине — к боевой жрице Мрака, тела которых не подвергались тлению при соприкосновении с мощью божества. К той, что могла нести волю создателя, не погибнув в последствии, что была иммунна к прикосновению силы своего бога, а еще — подобно артефактам рода способствовала наследованию неуязвимости перед разрушительной мощью, — заметив, как внук удивленно приподнимает брови, Владыка улыбается уголком губ, понимая его чувства. — Я совершенно точно слышал урезанную версию событий, — признает задумчиво магистр Смерти и коротко хмыкает. — Только давай опустим подробности для взрослых, мне и без этого достаточно впечатлений, — вздыхает мрачно он, на что Владыка посмеивается, но смотрит весьма и весьма понимающе. — Вот только жрицы всегда являлись особой кастой, и взгляды их мало отличались от взглядов морских ведьм: мужчин они использовали исключительно для размножения, не более. Мрак мог приказать ей, она бы беспрекословно подчинилась, но делать этого не стал. Ему было необходимо искреннее чувство, истинная связь между парой будущих правителей. А лорд, тот самый, обосновался в городе и начал заглядывать в храм все чаще, наблюдая за прекрасной жрицей, запавшей в сердце и поработившей горящую пламенем душу. Та замечала внимание воина, прислушивалась к его молитвам... И в один момент, когда Мрак уже полагал, что план сработал, ибо видел ответное чувство в ее сердце, жрица отказала лорду. Но истинно темное коварство старше всех нас, и оттого бог пошел на хитрость: явился сначала воину, предложив тому сделку, условием которой был симбиоз с безликой и бескрайней силой в обмен на хрупкое женское сердце и любовь жрицы, а после и к ней, не просто посулив могущество, власть и свое вечное благословение, а много-много больше. Рассказал по сути все, упомянув и про то, что любимый ею мужчина станет не просто временным проводником его силы и воли, а ликом и дланью его. Что именно на них он возлагает основание рода, что будет владеть толикой божественной силы, возможностью обратиться и всегда быть услышанными, не просто уповать на веру, а рассчитывать на помощь в делах и удержании власти. И жрица согласилась. А Мрак дал лорду Даршхану семь ночей, чтобы добиться жрицы и взять ее в жены, дабы получить не только любимую женщину в свою власть, но и обрести силу, равную божественной. А подобная сила ему бы пригодилась: его земли слишком долго воевали с сопредельными территориями, исчерпав все резервы, потому тот согласился. — Истинно темное коварство, — понимающе, со странной улыбкой тянет Даррэн, устраиваясь удобнее и подкладывая под голову руки. Действительно разумно: бог направил события себе во благо, подстелил соломки там, где это было необходимо, подкупил посулами, где это было выгодно, а после просто пожинал плоды. — Превентивные меры в действии, но этим все не закончилось, как я понимаю? — что-то подсказывает, что дальше будет лишь интереснее, и магистр ловит себя на том, что нетерпеливо ерзает, требовательно вглядываясь в деда почти как в детстве. — Нет, — улыбается тонко Владыка, понимая предвкушение внука, радуясь искреннему, почти детскому любопытству в его глазах, теперь не глядящих со смертельной усталостью, от которой вымораживает нутро. «Я не ошибся», — признает собственную правоту Арвиэль. — Венчал союз сам Мрак, чем были весьма удивлены приглашенные, а после, на следующее утро, непроглядная темень накрыла весь мир. Поднялись волнения, страх обуял существ. Главной версией была кара божества, ведь жрицы его храма исконно считались принадлежащими ему. Ровно семь суток истинный Мрак окутывал мир, а на рассвете восьмого, когда существа уже отчаялись и готовились к гибели, моля бога о прощении, излился в тело молящегося у ступеней главного храма Даршхана, полностью исчезнув даже из заточающего в себе потерявших разум богов кольца безумия, именуемого Эесаон. Но самое любопытное произошло в первую брачную ночь, — с улыбкой, заметно ностальгической, неторопливо проговаривает он, и выражение его лица снова становится загадочным. — Бог завершил последнюю стадию своего плана, успешно наделив зачатого в ту ночь потомка будущих правителей иммунитетом к собственной силе и возможностью создавать с собственной сущностью симбиотическую связь. После же, как только новый правитель мира получил могущество, он отбыл изменять мир по желанию и воле того, кому отдал свое тело. Более двухсот лет длилась война и реформации на отдельно взятых территориях, еще сто пятьдесят подчинение младших богов. За это время основанный благодаря Мраку род разросся, оберегаемый обретенной силой, и территории мира делились без проблем, оставаясь в руках доказавших возможность управлять могуществом бога членов рода, а по сути — в руках бога создателя. Так было до момента, когда первый наследник, коего хотел видеть на престоле после себя Эртаан — бог, известный тебе, как Мрак, — не решил бежать, в чем откровенно признался своему повелителю. Авердан больше тяготел к наукам, нежели к управленческой деятельности, власть мало интересовала его, и Эртаан с Даршханом понимали это. Но позволить уйти не могли – тот как никто иной подходил на роль еще одного симбионта божества, иные были слабее, и значительно. И все же отпустили, после разрешив забрать жену и детей с собой. Если бы не нападение на Асмодея, они бы ушли без потерь. — То есть...       Сложивший окончательно картинку Даррэн изумленно вздергивает брови, резко присаживается и смотрит на деда непонимающе. Осознавать подобное сложно, представить Нэриссу вместилищем божественной силы и воли еще сложнее, не верить словам деда невозможно. Мысли мечутся, пока он переваривает озвученное прямым текстом и без прикрас. То, что кажется откровенным безумием. — Ты хочешь сказать, что буквальным главой рода может стать лишь тот, кто способен принять силу божества и стать его вместилищем?! Серьезно, Бездна тебя побери? То есть женщина, что в шаге от того, чтобы стать моей женой, в один момент станет марионеткой воли Мрака? — Не совсем, Рэн, — успокаивающе тянет Арвиэль, почти наслаждаясь яростью внука.       «Любовь, всепоглощающая и лишающая разума любовь. Порой она отрицает все доводы логики и возможные выгоды», — думает меланхолично он, пока его наследник, вскочив, меряет шагами пятачок песков пустыни Гибели. — Сядь, — пока не приказывает, только одергивает и призывает к порядку Владыка, на что Эллохар отвечает полным гнева и возмущения взглядом. — Теперь ты понимаешь, что ни Сагдарат, ни что-либо иное не в силах повлиять на мощь главы рода, вошедшего в полную силу. И я более чем уверен, реши вмешаться в наши дела с уничтожением Блэка Повелитель Мрака, а, следовательно, сам бог, вступление Нэриссы в полные права будет первым условием. Учитывая то, что Бальтазар так рвется на историческую родину — это предопределено, Рэн.        Арвиэль невозмутимо пожимает плечами, и злость, охватившая Даррэна, мгновенно отступает, сменяясь сильнейшим подозрением. Дед кажется слишком спокойным, слишком уверенным в своих предположениях, да еще и странно довольным. Слишком, до отвращения нехорошее предчувствие накатывает, и он утыкается невидящим взглядом в песок, приходя к неутешительному выводу.        — Тебе это выгодно... Тебе просто выгодно, чтобы я сам и мои наследники обрели подобную силу, дабы сохранить власть над дараями и доменами и удержать уже поверженных богов в песках... Бездна! — шокированно, в ярости и полном неверии расхохотавшись, Эллохар будто впервые видит заливающие все жемчужным светом луны, и звезды, простирающиеся мерцающим ковром над головой. — Ну, дед… — тянет он пораженно. — Отдаю должное, такого размаха я не ожидал. Есть какое-то обстоятельство, позволяющее не стать марионеткой в руках Мрака, ведь так? Не в твоем характере столь бездумно, ради одной лишь силы, толкать близких к безумию. — Ответ прост, Даррэн — эмоции и их двойственность, свойственная только Блэкам. Любовь, — разводит руками Арвиэль. — Связь истинной пары, слияние разумов и, если хочешь, душ. Это было первой, пусть и не по важности, причиной, по которой я бы ни за что не убил Нэриссу. И той самой панацеей, в конечном итоге уберегшей Даршхана ИшТуа от безумия, — расслабленно, будто суть беседы состояла в обсуждении повседневных вещей, а не в раскрытии великих планов по усилению позиций Ада, пожимает плечами Арвиэль. — Да-да, ты в шоке, — понимающе тянет он, и магистр Смерти ядовито фыркает в ответ. — Еще бы я не был удивлен! Воистину, коварство темных не знает границ…       Эллохар мрачно, почти укоряюще качает головой, уже привыкший, что поступающую информацию растянуть вдоль спинного мозга, если та не поместилась в голове, попросту невозможно. С Бездной удивления смотрит на деда, на что тот только разводит руками, совершенно не выглядя при этом виноватым. — Асмодей совершенно точно замешан, — мстительно прищуривается магистр и, заметив, как дед задумчиво улыбается, осматривая горизонт, предвкушающе оскаливается. — Он всегда вел свою игру, Рэн, пусть и на моем поле. Так почему бы не сыграть вдвоем, имея схожие цели? Асмодею необходим истинный глава рода, оперирующий толикой божественной силы, потому что только такой глава способен продолжить его, а значит сохранить. Мои же запросы много скромнее — я хочу лишь счастья и спокойного правления своему наследнику. Да и подыгрываем мы друг другу не так давно.       Владыка лениво пересыпает послушные песчинки из ладони в ладонь, лукаво, но с неизбывной теплотой, знакомой лишь близким, глядя на Даррэна. Внука, ради которого отдаст все, ради которого рискнет всем, даже миром, свою надежду и гордость, наследника, превосходно преодолевающего все, с чем сталкивается, того, кто точно будет мудрее и сильнее его самого, главное правильно разыграть оставшиеся карты. — Лет пятьсот, да? — ядовито любопытствует принц Хаоса, и Арвиэль склоняет голову к плечу, испытующе смотря на него.       Раздумывает, сколь многое еще может принять внук, но решает ответить честно: теперь скрывать особо нечего, помимо того, что утаить попросту необходимо. В частности, о роли Асмодея во всем этом. «Шок будет невероятным», — предрекает Арвиэль, уже предвкушая восторженно-возмущенные вопли Даррэна. — Много меньше, Рэн, — снисходительные интонации деда заставляют Эллохара недоумевающе приподнять бровь в ожидании пояснений. — Всего-то с пару сотен. А вот плотно сотрудничаем девятнадцать.       «Эффект разорвавшейся бомбы» — констатирует Повелитель, следя за переменой выражений лиц Рэна, пока тот не замирает в задумчивости, забавно приподняв руку. «Понял, все понял», — мурчащий, предельно довольный, звучащий почти победно голос Асмодея доносится издалека, и Арвиэль вносит ясность, удовлетворенно хмыкая: — Законы Мрака, Даррэн. Все по законам Мрака. Почему, как ты думаешь, тебя так тянуло в имение Блэков на западе Хаоса, когда была беременна Бэлла? А после, когда Альтаира отозвали на совет рода, ты примчался первым, стоило начаться родам. Не осознавал, да, но примчался... Да и кто бы посмел отозвать лорда от супруги, готовой вот-вот родить, если бы на этом не настоял Асмодей? Древние законы, Рэн. Первым заметил Асмодей, он мне и сообщил: разорвал привязку к Арктурусу, в нарушение всех клятв явился истощенной тенью самого себя и пояснил твою тягу к присутствию рядом с беременной леди рода Блэк. Вы работали вместе над очередным проектом, да, но твое тяга не могла оправдываться только этим. Ты чувствовал Нэриссу, именно ее, еще даже не появившуюся на свет. А дальше мы с Владыкой срединных земель Мрака, известным тебе как Асмодей, взяли все в свои руки и лапы. Он убрал с пути Альтаира, убедив Арктуруса и Ориуса в необходимости его присутствия на совете рода, я снял с тебя часть защиты, позволив тонкой ниточке связи образоваться. А дальше ты действовал сам, будто направляемый невидимой рукой, которую иначе как провидением я назвать не могу. Ведь ты сам, по собственному разумению и решению принял новорожденную недоношенную малышку, именно ты решил не дожидаться Альтаира и окунул ее в первородное пламя самостоятельно. Ты спустя месяц едва не разнес западное крыло родового дворца Блэков, узнав, что глава рода требует навороженную в обучение ритуалистике, Рэн... Ты ведь помнишь, что сказал тебе Альтаир в последние мгновения перед смертью, не так ли? А ведь он догадался сам, видя твое отношение к новорожденной дочери. Догадался… Всегда был умным мальчишкой, не зря сила выбрала его следующим главой рода, — довольно и с заметной ноткой ностальгии замечает Владыка. — Он сказал мне забрать ее себе... — задумчиво нахмуривается Даррэн, теперь видя всю историю по-другому, иначе, много глубже.       Опускается на песок, склоняя голову и запуская пальцы в волосы, прикрывает глаза и слышит будто сквозь вой песка: «Забери ее, Рэн... Она – твоя, Бездной, Бескрайним и Непостижимым заклинаю, забери ее, защити. Она – твоя». Последние, предсмертные слова друга проносятся глухо, едва различимо, разум цепляется за не воспринятое верно тогда, в кровавом ужасе залов и коридоров, укрытых саваном смерти. Чуть больше десятка слов, но сейчас они представляются ему судьбоносными. Прожигают каленым железом, испепеляют, вновь пробуждая свербящее, искореживающее все внутри дикое горе, неизбывное, нестираемое, ужасающее своей тяжестью горе от потери друга, соратника, практически брата. Поглощенный диким калейдоскопом чувств, смешивающихся забористым коктейлем шока, ужаса, скорби, всеобъемлющего, непостижимого счастья, страха и крайнего изумления, он раздумывает над тем, сколь много мог знать и понимать, в отличие от него самого, кажущийся простым, понятным и известным вплоть до самых мелочей Альтаир.        — Он дважды повторил, что она моя, но я попросту не придал значения: смертоубийство, такое жестокое, да еще и в Хаосе — вещь редкостная. Я так хотел спасти его и не сумел. Не смог отдать долг, — тихо, ровно и подозрительно глухо проговаривает Даррэн, и Владыка тяжело вздыхает, положив руку ему на плечо. — И не смог бы — вся защита рода, в случае массовой гибели его членов, приходится на того единственного, кто сможет не только стать главой в полном смысле слова, но и возродить его. Зиайла Блэк, о такой ты точно не знаешь — слишком давно это было, стала главой при подобных обстоятельствах... Весь род погиб в битве с богами, хлынувшими в ТанИмин и, заметь, она тоже была ритуалисткой. Именно женщин со склонностью к развитию и мутации источника выбирает сила для продолжения рода в столь опасных обстоятельствах, — обретая серьезность, Арвиэль поднимается с песка и, сложив руки за спиной, вглядывается в утопающие в песках закатные солнца. — Мутации источника способствуют удвоенному наследованию признаков, как отца, так и матери, — бездумно озвучивает очевидное Даррэн, поднимая голову и глядя на деда.       Не понимает только одного — его бешенства по поводу разрыва сути, самой души Нэриссой, ведь даже в местных и ведущих корни из Бездны родах лорды, претендующие на место главы, проходят многочисленные испытания, закаляющие плоть волю и дух. Доказывают свое право на главенство, пусть и иными способами. И как бы совершенное Нэри не вписывалось в список подобных испытаний, но и не то чтобы сильно выбивается из него. «А значит, здесь что-то другое», — кивает себе Эллохар и спрашивает подозрительно: — Тогда к чему бешенство из-за разрыва души, дед, помимо совершенно недостоверной необходимости твоего от нее отдаления? Как же испытания на крепость духа и разума, раскачка источника, прочая ритуальная атрибутика, сопутствующая претендентам на должность главы рода? — Это могло дать непредсказуемый результат, Даррэн. Она могла и вовсе не принять тебя — это был бы самый безболезненный исход для тебя. А еще смерть, окончательная, без возможности работы некроманта, просто гибель сознания и тела. Этого я не мог допустить, — признается Владыка, с горечью прикрывая глаза, не представляя, что делал бы, утрать внук контроль. — С силой связи, что была между вами на тот момент, ее смерть могла не только сорвать твой самоконтроль, но и утащить тебя за собой, а ты не бессмертен. Это стало бы последним проблеском чувства в твоем сердце, а рисковать тобой — последнее, что я могу себе позволить, а значит и ею я рисковать не могу. Но и мое отдаление от девочки было необходимо, как бы ты ни хотел в него не верить. Потому повторяю свой вопрос: ты осознаешь всю степень опасности, Рэн, сейчас, когда она только номинальная глава рода, когда не обладает всей доступной ей силой? Когда не может использовать даже поглощенное при всплеске энергии при смерти членов рода? Да, всадник и монстр Мрака далеко не слабое препятствие для Бальтазара, но его усиленные Мраком марионетки и пробудившиеся в глубинах Бездны монстры... — Так почему бы нам не завести подобных? Лишняя гарантия лояльности престолу никогда не была во вред, дед. В том, что Нэри никогда не повернет против тебя, ты и сам знаешь: ее реакция на твое разочарование, высказанное после сращивания души воедино, более чем выразительная, — в последних словах внука Арвиэль слышит укоряющие нотки и прикрывает глаза, соглашаясь с его правом ставить сей факт ему в вину.        «Не сдержался. И не будь в этом нужды…» — снова повторяет себе он, припоминая двойной разнос, устроенный ему самыми важными женщинами в его жизни: драгоценной супругой и внучкой, что, став ведьмой, не растеряла истинно демонического нрава. Но и в этом была нужда. И польза, размер которой он не может отрицать, ибо спесь и самонадеянность сбила превосходно. — В возможностях твоей невесты и моей внучки я не сомневаюсь, Рэн, только в способностях контролировать большое количество подчиненных паразитами пешек. Арктурус склонял к лояльности некоторых лордов подобным образом, передавая мне контроль над ними, но кто удержит их, потеряй девочка контроль? Со мной Нэри клятвами не связана, в отличие от моего покойного советника, да и я не хотел бы привязывать ее к себе подобным образом, пока имеется такая возможность и нужда в этом... Много проще будет, когда престол займешь ты — ваша с вязь много глубже всяческих клятв, — с легкой, чуть заметной, затаившейся в уголках губ улыбкой оборачивается к Даррэну Арвиэль.       Владыка печально покачивает головой, но внук, замерший со слабой усмешкой на губах, легкой и немного задумчивой, успокаивает беспокоящееся сердце. «Все будет хорошо», — мягкий, глубокий голос Дианеи звучит чарующей музыкой, проливаясь целительным бальзамом на чувствительную по отношению к близким душу. И Арвиэль верит, не может не верить той, ради которой бьется его сердце. — А если я скажу, что бессмертие не является решающим фактором? — прищуривается магистр Смерти, проворачивая тяжелую печатку на пальце.       Невидимая для окружающих, но столь сильно ощутимая, почти тяжелая для него, фонящая незнакомой, странно обволакивающей магией, она воспринимается чем-то очень близким, но в тот же момент чужеродным. Он снова хмыкает своевременности подарочка от будто бы предугадывающего события духа-хранителя рода Блэк. «Ну надо же, а котяра-то не промах», — ехидно, с тщательно скрываемой благодарностью резюмирует Даррэн и понимающе усмехается, стоит граням разомкнуться и явить самого духа. — Проболтался по всем пунктам, — констатирует выразительное молчание обоих демонов Асмодей, разваливаясь на песке пушистым пузом и подгребая под себя песок лапами. Мурлыкает негромко, напоминая повадками обычного кота, только исполинские размеры указывают на то, что усатая морда еще и возрожденный дух-хранитель, живущий более десятка тысячелетий. – А вот наследничек твой загадочно молчит. Пытать будем, аль беседы беседовать? — А ты уже и родовые побрякушки притаранил, да? –- издевательски тянет Арвиэль, обращаясь к хранителю, и Даррэну остается только закатить глаза.       Эти могут разобраться и без него, время все равно позднее – разница во времени между Хаосом и Империей примерно два часа, а значит Нэри наверняка уже протрезвела и даже закончила с магистерской по алхимии, а значит, можно отправляться домой и, допустим, вести свою академическую прелесть ужинать... — Расслабься, Эллохар, твоя леди уже запекла гору ребрышек рвара, ванну набрала, в еще один из подарков вашей развратной первой леди облачилась, теперь над магистерской по алхимии зависает, рассчитывает финальные правки внести, пока ты тут прохлаждаешься, сказки слушая и разговоры разговаривая.       Насмешливо-ехидные слова духа неожиданно сильно пробуждают не только фантазию, но и голод всех мастей и видов. Правда обнаженное тело любимой в пене плохо сочетается с крайне реалистичными видениям ребер рвара в травах и воспоминаниями о произошедшем пару часов назад «провале» на эротическом поприще, и Эллохар встряхивает головой, решая, что же будет первым блюдом в вечернем меню: попытка реабилитироваться в пенной ванне или горячий ужин. Но мысли о готовящем что-то крайне неприятное Бальтазаре не отпускают, и магистр признается, отодвигая желанные видения на край сознания: — Я осознаю всю степень опасности, дед, но держать ее в неволе не могу. Ни здесь, ни где бы то ни было еще, — откровениям не мешает даже присутствующий и активно прислушивающийся к его словам хранитель, тот все равно не сможет доложить ничего нового своей хозяйке, кроме его признаний в чувствах, о которых та уже давно проинформирована и более того, в которых она уверена. — Не хочу погасить пламя ее души, в неволе подобные ей угасают, погибая. Боль потери возлюбленной, когда отпускаешь женщину, уверенный в том, что она будет жить и будет счастлива, пусть и не с тобой, не идет ни в какое сравнение с болью, когда теряешь любимую женщину, ставшую смыслом жизни, целым миром, всем, отдавая ее смерти... — он погружается в задумчивое молчание, и лорды поддерживают его, давая время отпустить полные ужаса и горечи мысли, позволяя собрать мысли в кучу из разрозненных обрывков и подобрать слова. — Меня всегда с удивительной силой тянуло к светлым и добрым девочкам, я искал свет и доброту в женщинах, невольно ассоциируя ее с беззащитностью, но обнаружил совсем не там... Иногда слишком светлые и добрые девочки скрывают свой свет и доброту от других как непозволительную слабость, чтобы не стать мишенью. Обидно, что я не замечал этого раньше... Поэтому я не хочу душить ее своей гиперопекой, дед. Она слишком сильно хочет свободы, особенно сейчас, наконец получив свободу от самой себя, поэтому я не вправе отнимать ее. Только будучи свободной, не стесненной прутьями клетки, пусть даже в этой клетке с ней буду я, она сможет быть по-настоящему счастливой. — Опасные мысли, — не оставляет без комментария высказывание внука Арвиэль, всмотревшись в него странным взглядом. — Всего лишь правильные, — хмыкает расслабленно мигнувший светящимися мертвенной зеленью глазами Асмодей. Усмехается клыкастой пастью, обернувшись к принцу Хаоса, но кивает предельно серьезно. И добавляет расслабленно: — Но проблем могут доставить…       Совершенно наплевательски фыркнувший на это магистр Смерти — к проблемам с Нэриссой он уже привык — снова поворачивает голову к деду, вздергивает бровь, окидывает его пристальным взглядом и сообщает с завуалированной угрозой: — Не думай, что я забыл о твоих играх с памятью, дед. А уж Нэрисса, когда узнает… — Она обязательно узнает, Даррэн, как только войдет в силу как глава рода. И поверь, я не избегу этого сложного разговора.       Владыка Ада проговаривает это со вздохом, тяжелым взглядом провожая скатывающееся за горизонт солнце, и Эллохар испытывает почти мстительное удовольствие, видя искренние переживания деда. «Пусть попереживает, игрок Безднов», — тянет ядовито про себя он, — «Не все нам одним вязнуть в его интригах, как нахессам в паутине сарахетов. Иногда пожинать плоды своей самоуверенности полезно». — О, я очень заинтересован в его результатах, поверь, — сообщает ехидно Даррэн, поднимаясь. Пламя покорно вспыхивает в шаге от него, и он, прежде чем шагнуть в простроенный переход, извещает негромко: — Советую готовится, предупреди Харэля. — Интуиция? — поворачивается к нему Арвиэль, обеспокоенно глядя в освещенное всполохами пламени лицо внука, и Эллохар кивает: — Нэри тоже кажется обеспокоенной. Что-то будет, дед. — Сообщишь.       Даррэн, снова коротко кивнув, мягко шагает в пламя. Ярко-синие протуберанцы, резко хлынув вверх, охватывают, замыкают кольцо, и он ощущает, как пространство стремительно перетекает вокруг. Зажмуривается, чувствуя себя странно, понимает, что Нэри не сможет не заметить перемен в его настроении, в его отношении, но… Откровения деда меняют все: если раньше исподволь его беспокоили мысли о том, что она могла выбрать другого, не его, что ее жизнь могла сложиться иначе, то теперь сомнений не осталось. Их сменило истинно темное удовлетворение. «Лучше б не знал. Бездна!», — признав, что сдержанности остается все меньше, выругивается магистр, бесшумно ступая на темные каменные плиты, устилающие пол кухни, и, не имея никакой возможности да и желания сопротивляться, шагает вперед, ласкающим взглядом обводя хрупкую фигурку у высокого стола. Смыкает ладони на тонкой талии, обхватывает руками, прижимаясь всем телом, улавливает сорвавшееся дыхание и зачастившее сердце и выдыхает тихо в порозовевшее ухо замершей Нэриссы: — Ммм, ужин… И я даже наслышан о ванне…       Мурашки растут в размере и количестве, по ощущениям превращаясь в стадо нахессов, и Нэри вздрагивает, сдерживая тихий стон, когда губы в ленивой ласке касаются уха. Эллохар, кажется, вовсю наслаждается процессом: неспешно покрывает поцелуями ухо, спускается к шее, помогая сползающему рукаву новой тряпочки от Сайлин, медленно скользит губами по плечу. И Нэри, с трудом сопротивляясь мягкому жару, охватившему тело, спрашивает, старательно выровняв дыхание, хотя в ответе и не нуждается: — Асмодей сдал? — Ну а кто же еще? — насмешливо тянет магистр, и прорывающаяся в его голосе хрипотца сбивает ее самоконтроль. Колени покорно подгибаются, сильные руки сжимают талию крепче, и Нэрисса отчаянно ловит ртом кончившийся в груди воздух, когда он продолжает, прокладывая дорожку поцелуев обратно к шее: — Мне предоставлен шанс реабилитироваться?       Звучащий в его голосе энтузиазм срывает мурашек-нахессов с места: они, покрывая все тело, захватывают все новые территории, завязывают жаркий узел внизу живота, вырывая из груди тихий хриплый стон. А затем Нэрисса разворачивается, окидывает предельно странно рассматривающего ее Даррэна долгим взглядом и, чуть потеснив от себя, проговаривает, пытаясь выдержать дистанцию между телами: — Ты реабилитирован заочно, — вопросительно вскинутая бровь и чувственная, почти порочная усмешка на губах магистра Смерти никак не соответствуют странному взгляду, от которого она поеживается. — Так что ужин почти в постель без каких-либо приставаний: я, знаешь ли, не то чтобы железная.       На совершенно наглый толчок маленькой ладони Эллохар реагирует тихим смешком: сейчас, когда он знает, что она всегда, Бездна побери, всегда была его, ее близость опьяняет. Ее расслабленность, то, что она больше не отталкивает, не сомневается, не… Жадное, победное «моя» захлестывает, и он не может себе отказать — просто подхватывает Нэри на руки под ее тихий вскрик, как только она поднимает со стола тяжеленный поднос, нагруженный тарелками и блюдами. Пламя ярко занимается в следующее мгновение, и он, тряхнув почти развалившейся косой, с довольной, совершенно счастливой улыбкой шагает в переход. И сейчас совершенно неважно, что эта улыбка напоминает оскал, а Нэри смотрит на него подозрительно и даже опасливо.       И с короткой понимающей усмешкой отпускает ее, вышагнув на теплые плиты пола ванной. Она не отшатывается, просто мягко отступает и опускает тяжелый поднос на бортик бассейна. И медленно, будто бы нерешительно подступает обратно, запрокидывая голову и заглядывая в глаза. Скользнув рукой на ее талию, Эллохар привлекает Нэри ближе к себе, почти с нездоровым наслаждением следит за тем, как ее губы вздрагивают в улыбке, а по телу пробегает легкая дрожь. Подхватывает ее ладонь, мягко касается губами каждого пальца и, положив ее себе на грудь, спрашивает негромко, изгибая бровь: — Поможешь?       Ее губы инстинктивно приоткрываются, и Нэрисса судорожно вздыхает, втягивая в себя его запах. Голова идет кругом, перед глазами чуть заметно мутится, и она опускает вторую ладонь на горячую грудь, ощущая под ладонью мощное биение сердца. «Возмутительно спокоен», — с усталым раздражением констатирует Нэри, мысленно простанывая с досадой, — «Спишем на опыт», — решает она, концентрируя взгляд исключительно на пуговицах рубашки Эллохара, но проигнорировать лукавую, слишком уж чувственную усмешку на его губах не может. Подрагивающие пальцы все же слушаются, медленно, но вполне себе ответственно расстегивая пуговицу за пуговицей. А когда Даррэн ленивым движением плеч скидывает рубашку на пол, опускаются к ремню брюк: не так неуверенно, но все еще немного нерешительно. — Я весь твой, сердце мое, — тихо выдыхает он в ухо, склонившись. Задевает губами скулу, оставляя обжигающий поцелуй, такой короткий, что все внутри Нэриссы протестующе сжимается, и уверенно сдвигает ее руку ниже, давая ощутить свое возбуждение. — Продолжай.       Это звучит низко и хрипло, полнится ожиданием и нескрываемым желанием, и Нэрисса тяжело сглатывает. Потому что это пора прекращать, иначе она снова останется ни с чем, в мучительном одиночестве укрощая собственную своевольную суть. И это не то чтобы радует: ни необходимость себя контролировать, ни нужда отстраниться, пока не стало слишком поздно.       Эллохар замечает, как меняется ее настроение. Он, и не думая больше закрываться и как-то дистанцироваться, ощущает почти болезненную тоску, подавляемое всеми силами желание, видит, как они мелькают в ее глазах, и печально улыбается, осознавая наконец, насколько ей тяжело. И все же не до конца. Прижимает ее ладонь к пряжке ремня теснее, подхватывает вторую, снова касаясь пальцев поцелуями, и сбавляет обороты — доставлять ей лишние мучения не хочется. А Нэрисса, понятливо усмехнувшись и немного придя в себя, медленно расстегивает пряжку ремня и пуговицы ширинки, с легким нажатием проскальзывая по напряженному, стесненному плотной тканью члену. Усмехается на судорожный, выдавленный сквозь стиснутые зубы выдох, и запрокидывает голову, плавно отступая. — Ванна, ваше Смертейшество, — указывает на исходящий паром бассейн она, и магистр Смерти с мягким лукавством в глазах улыбается, разворачиваясь к ней спиной. — И даже спинку потрешь? — насмешливо интересуется он, когда брюки вместе с бельем падают вниз. Улыбка превращается в порочную усмешку, стоит ощутить ее жадный взгляд, скользнувший по телу. — Или, может быть, покормишь с рук? Это бывает весьма… увлекательным, — подбирает формулировку Даррэн, медленно шагая по ступеням бассейна вниз. — И спинку потру, и накормлю, — легко тянет Нэрисса, обходя чашу бассейна по кругу и подхватывая поднос, а Эллохар с удивлением для самого себя облегченно вздыхает: чуть поутихшее напряжение, сводящее каждый ее мускул судорогой, позволяет расслабиться и ему самому. — Водичка стынет, — напоминает она со смешком, и остановившийся на ступенях Даррэн, улыбнувшись шире, медленно входит в воду глубже.       Оборачивается на Нэри, присев на теплую ступеньку, в попытке уловить каждый жест, каждое движение, мимику. «Это все — мое», — с полнящейся, но еще не достигшей абсолюта уверенностью мысленно проговаривает он, очерчивая взглядом каждый изгиб, скрывающийся под новым одеянием от Сайлин, на этот раз изумрудно-зеленым, — «Мое». И Нэрисса определенно ощущает на себе его взгляд: тонко дрогнувшие пальцы выпускают палочку благовоний и тут же ее подхватывают, поджигая и устанавливая на подставку. Она оглядывается через плечо, улыбается мягко и будто бы чуть игриво и, спустив поднос на воду, проскальзывает к Даррэну за спину, опуская ладони на плечи. — Причина? — расслабленно шепчет он, запрокидывая голову и касаясь затылком ее грудей. — Причина чего? — спрашивает она с загадочной улыбкой. Относительно восстановившееся спокойствие возвращает и уверенность в собственном влиянии на него и себя, отчего Нэри расслабляется окончательно. — Моей реабилитации, — тянет насмешливо магистр, не спуская с нее ленивого прищура. За ней хочется наблюдать, впитывать каждый жест и движение, вестись на магию вейл, как зеленому сосунку. — Мне, знаешь ли, крайне любопытно… — проговаривает интимным шепотом он, заводя назад и проскальзывая кончиками пальцев по ее ногам. Уловив легкую дрожь, улыбается довольно и тихо фыркает, стоит Нэриссе склонится и шепнуть на ухо: — Не провоцируй… Я тебя, конечно, люблю, но от жестокого изнасилования это не спасет. Очень даже наоборот, если уж совсем честно, — усмехается, склоняясь над ним, Нэри и, уловив, как расширяются предвкушающе его зрачки, выпрямляется и меняет тему. — И мне, так уж и быть, крайне любопытно, что вы будете делать со всеми этими культистами, потому что я просто не смогу взять под контроль всех, как и освободить, ибо совершенно не уверена в том, что освободить смогу полностью…       Разглядывающий ее Эллохар напрягается почти мгновенно, уловив нотки сомнения в ее тоне. Перехватив теплые ладони, поглаживающие плечи, сжимает их в своих, и Нэрисса опускает глаза, встречаясь с ним взглядом. — Насколько ты можешь их контролировать? — приобретя серьезность, спрашивает магистр и, видя, как Нэри покачивает головой, прикрыв глаза, вздыхает тяжело. И уточняет без обиняков: — А если отринуть чувство собственной несостоятельности и вспомнить, что ты Блэк, избранная на роль главы рода, Нэрюш? Причем совершенно не потому, что единственная в роду, — многозначительно заканчивает он.       Судя по выражению лица, Нэрисса призадумывается, и призадумывается она тяжело. Хмурая складка пролегает между бровей, она прищуривается, чуть сильнее стискивая его плечи и мгновенно ощущая, как легшие сверху ладони принимаются поглаживать напрягшиеся пальцы. И выговаривает все с тем же сомнением: — Пара сотен, может больше, — и покачивает головой, видя, как прищуривается Эллохар: — У меня совершенно нет практики, и полагаться на силу не стоит, Рэн. Я не настолько владею расщеплением сознания, чтобы контролировать подчиненных паразитами полностью и корректировать их установки в процессе жизнедеятельности. — Значит, нужна практика, — безапелляционно сообщает ей магистр Смерти, поглаживая тонкие пальцы, сжавшие плечи сильнее. — Чем маги и жрецы не подопытный материал? — Не материал, — поводит головой печально Нэри, ощущая беспокойство Рэна. Оно разливается теплой волной под кожей, сжимает спиралью низ живота, растягивает губы в улыбке, совершенно не соответствующей ситуации. — Они уже были подчинены Бальтазаром, а значит подчинение мной, оставь он закладки, слетит почти мгновенно. Так что переподчинение не выход. — Более глубокий уровень воздействия? — догадывается Эллохар, и Нэрисса согласно кивает, проводя ладонями по его плечам. Прикосновения к нему действуют успокаивающе. И совершенно точно отвлекающе, поэтому она не может оказать себе в такой приятной малости. — Мне для практики нужно подчинять чистых существ, Рэн, не бывавших под воздействием ранее, — тихо говорит она, волной подталкивая поднос с едой ему под нос. — А тебе бы поесть, — резко меняет тему Нэрисса и, отстранившись, поднимается. — И ответить на мой вопрос о жертвах паразитов… — напоминает она.       Обходит бассейн, усаживается на его противоположный край, опуская босые ступни в воду, склоняет голову к плечу, задумчиво глядя на Даррэна и отмечая слишком внимательный взгляд. А он засматривается в ответ, игнорируя поднос с ужином, скользит взглядом по телу, и в его глазах, помимо очевидного желания, таится что-то еще, что-то непонятное Нэриссе, почему-то заставляющее напрячься. — Поэтому ты сомневаешься в необходимости взять как можно больше культистов, — понимает магистр Смерти, вглядываясь в ее лицо, скользя по каждой привычной черте, и еще не до конца уверовав в то, что она действительно его. — Потому что если они выйдут из-под контроля, находясь в одном месте… — Это будет неподконтрольная никому сила, Рэн, — согласно кивает Нэрисса, перебивая его. — Этим, конечно, можно воспользоваться, но ты точно не станешь рисковать школой, а Тьер — СБИ при дворце и казематами. Потому что уничтожить откликнувшихся на зов марионеток, особенно если это будет последний зов подчинившей их крови, можно будет только арканами огня от одиннадцатого уровня. — А значит, школьному лазарету не пережить такого напалма, — кивает сосредочившийся Эллохар. Поднимает взгляд на Нэри, видит неподдельную, да и нескрываемую тревогу на ее лице и склоняет голову понимающе. — Что ты предлагаешь?       Нэрисса, немало удивленная его вопросом, сперва нахмуривается. Разглядывает его несколько недоверчиво, а затем, когда Даррэн, запрокинув голову, тяжело вздыхает, и в этом вздохе отчетливо слышатся едкие нотки, проговаривает неуверенно: — Блэк наверняка использует своих кукол, Рэн, не зря же он пожертвовал ими и позволил вам их захватить. В случае культистов, сидящих у Тьера, это все же более вероятно, в подземельях дроу сработал эффект неожиданности, засланцев он не мог рассчитать в полной мере, — Нэри поводит головой, поджимая и облизывая в задумчивости губы и прикрывая глаза. — Но его влияния отрицать нельзя. И возможных исходя из этого итогов тоже — я не уверена, что смогла избавить магов и жрецов от его влияния полностью, мне недостает опыта и тонкости в этом. Паразиты уничтожены, но ментальные закладки могли остаться: это слишком многогранное и многоуровневое искусство.       Тоски в ее тоне Эллохар не может не отметить, и больше всего ему сейчас хочется привлечь ее к себе, крепко обнять и хотя бы на эту ночь заставить забыть о тяжелых мыслях. Но он не может — это четко сквозит и в разговоре, и в том, как Нэрисса выдерживает минимальную, но дистанцию. Потому что отвлечь Нэриссу может только одно, а он сам не уверен, что может пойти на это. Просто потому, что слова Асмодея еще живы в сознании, и он просто опасается сделать ей хуже. — Остались те, кому помочь практически невозможно, — напоминает он тихо, и Нэри, согласно кивнув, устало прикрывает глаза. «И сколько таких еще, о которых мы просто не знаем», — тянет с мрачной усталостью Эллохар и растирает ладонями лицо. И не желая дальше углубляться в тяжелую тему, а еще вполне себе по-мужски желая внимания невероятно любимой и невозможно желанной женщины, меняет тему: — Кажется, кое-кто обещал оказать помощь…       Подсказок Нэриссы достаточно, чтобы обезопасить школу и разобраться во всем самому. И Эллохар опять прищуривается, только сейчас понимая, что именно для этого она подсказки и дает: чтобы он мог разобраться во всем сам, не привлекая ее саму и веря исключительно собственный ум и силы. «Хитро, однако!», — с откровенным восхищением тянет про себя магистр, на самом деле восхищаясь ею. Просто потому, что она прекрасно понимает его истинно мужские демонические порывы и дает все решать самому, хотя знает и понимает значительно больше его самого. Магистр даже нахмуривается, разглядывая ее лицо и находя в этом слишком приятное демонической сущности уважение и невероятно притягательную женскую мудрость. «Я ее обожаю», — без каких-либо сомнений признается сам перед собой Эллохар, расслабленно откидываясь на теплую ступеньку бассейна и крайне довольно разглядывая Нэри.       А она закатывает глаза выразительно, посмеивается тихо и, приподнявшись, выдыхает негромко: — Я к твоим услугам, мой Принц, как и обещала, — она снимается с края бассейна, виртуозно проходит по узкой ступеньке, опоясывающей его край, опускается за его спиной, сравниваясь с ним в росте. И шепчет на ухо насмешливо: — Вот только повторных попыток моего удовлетворения предпринимать не стоит. Не надо, — просит тихо, почти умоляюще.       На это Даррэн только фыркает насмешливо. Ощущает ее желание, ее призыв в том, как она скользит мягкой губкой по его плечам. Со стоном тяжело опускает веки, стоит маленькой ладони, сжимающей мыльную мочалку, опуститься к низу живота, и раздраженно, несдержанно шипит, как только ее ладонь поднимается выше. Прислоняется спиной к ее животу и груди, отдавая себя в ее власть и не рассчитывая, но в тайне надеясь, что она использует это и повлияет на него. Однако Нэрисса продолжает старательно скользить губкой по его телу, не прибегая к чарам вейлы, и магистр сдавленно стонет, едва ли скрывая собственное разочарование. — А я бы попытался, — все же протягивает недвусмысленно Даррэн, разворачиваясь, и, когда Нэрисса старательно скользит мочалкой по его груди и животу снова, склоняет к ее плечу голову. — Это слишком азартно для меня — доставлять тебе удовольствие, дыхание мое. И я очень хочу очередной победы, и еще, и еще, и еще, чтобы удержаться…       Его шепот обжигает плечо и шею, и Нэрисса содрогается в крепком объятии, когда он максимально близко привлекает ее к себе. Она выдыхает судорожно, когда Даррэн прижимается к ней всем телом, демонстрируя возбуждение, и давится вздохом, стоит ему податься вперед бедрами. Стон тонет в жадном поцелуе — теперь Эллохар не теряет времени: сгребает тяжелые влажные пряди на затылке, властным касанием накрывает ее рот своим, медленно, прекрасно зная, какую имеет над ней власть, раздвигает ее губы языком, вынуждая раскрыться. И когда она простанывает, раскрывая губы, судорожно выдыхает, вынуждая обхватить его бедра ногами. Толкается вперед инстинктивно, проскальзывает членом по влажным складкам, но Нэри, кажется, контролирует себя лучше, просто потому, что отодвигается на безопасное расстояние, обжигая нечитаемым взглядом. — Все издеваешься, — ядовито, с тонкой болезненной ноткой тянет она тихо, и Эллохар запинается, оборачиваясь за нем следом, когда она ступает ему за спину. — Полагаешь, я не запомню этого, мой лорд? — чувственно и вместе с тем обвиняюще проговаривает она, пронзая его обвиняющим взглядом. И протягивает разочарованно, что стегает его, словно снаряженным лезвиями кнутом: — Как будто я могла ожидать уважения к собственным слабостям… — тихий шепот и болезненная гримаса сменяются привычной полуулыбкой и почти безразличным взглядом, а Эллохар готов застонать от досады: она снова ловко уходит от его наблюдения, скрывая чувства за лживой улыбкой и невинно-удивлённым взглядом.       Действует он инстинктивно, исходя из ощущений больше, чем из размышлений и доводов разумной стороны. Обхватывает тонкое запястье, мимолетно улыбается на вопросительный взгляд синих глаз и резким движением руки утаскивает ее под воду, желая смыть с нее очередной слой столь необходимого ей притворства. Ныряет следом, вглядываясь в потерянные, набирающиеся гнева синие глаза, а затем, когда ее злость достигает предела, вытаскивает следом за собой. — Мне и так достаточно водных процедур на сегодня, Рэн! — шипит Нэрисса предупреждающе, твердо глядя в серые глаза напротив. И разорвав касание тел и рук, отплывает на безопасное расстояние. Магистр Смерти только вздыхает вдогонку: — Как можно отказаться принять ванну вместе с женихом, дыхание мое? — его голос звучит расстроенно и глухо, но Нэрисса не покупается на это: отплывает подальше, пока он не удосужился перехватить, и расстроенно стонет, ощущая, как лодыжку сжимают сильные горячие пальцы.       Опускается к нему на колени она с осознанием, что одержать победу в этом противостоянии будет невозможно. А Даррэн утаскивает ее к себе на колени, откидывается на ступеньку бассейна и просто разглядывает так, что Нэрисса ощущает тянущее в груди подозрение и смущение под его взглядом. Он медленно поглаживает ее щеку и смотрит почему-то будто бы с тоской, а после словно задумавшись, проговаривает: — Бездна, и почему я сразу не понял… — его взгляд кажется все таким же странным, пугающим той смесью чувств, неопределимой, вмещающей в себя и нежность, и сожаление, и будто бы одержимость. — Не понял чего?.. — напряженно переспрашивает Нэрисса чуть слышно, невольно склоняясь к нему ближе.       Его глаза, сейчас до черноты темные, поглощенные расширившимися радужками, оказываются предельно близко, сильные руки обхватывают талию слишком крепко, и Нэрисса инстинктивно дергается в его руках, пытаясь вздохнуть. — Этого.       И вздохнуть у нее уже не получается — горячие губы накрывают рот, мокрые пальцы вплетаются в чуть подсохшие волосы на затылке, и сдавленный стон сам вырывается из горла, стоит тяжелой ладони уверенно скользнуть вдоль позвоночника вниз. Целует Эллохар медленно, с жадной, почти болезненной упоенностью насаждаясь процессом. А Нэрисса как никогда сильно ощущает его эмоции, прорывающиеся по связи и задыхается от бешенной жажды обладания. Демоническое «мое» остервенело рвет оковы, рушит стены, расшатывает самоконтроль, рука на талии стискивает все сильнее, вынуждая прогнуться. И она находит это восхитительным, опасным, желанным, и самую чуточку пугающим. Но правильным, без сомнения правильным.

***

Школа Искусства Смерти, Ксарах, Темная Империя       На прибывшего без всякого предупреждения Тьера Эллохар смотрит едва ли не холодно, и Риан, судя по всему, ощущает это отчетливо, потому что в кресло он опускается без лишних расшаркиваний и артефакт связи вытаскивает без словесных предупреждений. — Не удивлен, — скупо высказывается Эллохар, смеривая вещицу тяжелым взглядом. — Интуиция редко обманывает меня, Риан, — оборачивается он к ученику. — Что передали лорды, прежде чем ты явился ко мне?       Тьер понимающе хмыкает, но амулета связи со стола на снимает, а тот совершенно наглым образом наливается алым светом. Подняв голову, Риан оглядывает Даррэна понимающе, но с некоторым сомнением, и проговаривает негромко: — Лорды Бездны очень желают явить себя в грядущей битве, считают, что засиделись. Вот только о пробужденных монстрах говорят уж слишком опасливо, — с сарказмом тянет он, и Эллохар ядовито ухмыляется. — Пусть желают. Если Блэк решит одним ударом поразить две цели — всяко пригодятся, — не то чтобы сожалея о жизнях и не думая об их сохранении, тянет магистр Смерти, откидываясь на спинку своего директорского кресла и постукивая кончиками когтей по крышке стола.       Договорить он не успевает: амулет разгорается ярче, почти слепит, а значит, взывающий лорд действительно обеспокоен, и Эллохар первым касается артефакта, сухо проговаривая унылое: — Ну и?       Шепот Бездны рассыпается эхом по кабинету, и даже подконтрольные Эллохару тени оседают, прислушиваясь. Он стрекочет, гудит, прерываясь знакомым ему шипением песков, и Даррэн выжидает, пока образовавшаяся связь подчинится вызывающему лорду. И она подчиняется. Но не Ирдахарру — ему самому. «Дед… Очередная интрижка, значит», — почти в немыслимой степени изумляется магистр Смерти, едва ли сохраняя безразличное выражение лица. Но сохраняет. Однако покорно стихшие пески, прерывавшие работу амулета, вызывают скорее раздражение, нежели довольство. Слишком «своевременной» выглядит эта невольная демонстрация возможностей и возросшей силы, чтобы не казаться подачкой, слишком из всего этого торчат покрытые красными огненными рунами рога деда. Снова. — Я искренне рад, что вы обретаете контроль, мой Принц, — тянет Ирдахарр, и Эллохара так и подмывает поинтересоваться причинами, по которым это важно лорду Бездны, но он таки удерживается.       «Не это главное сейчас», — уговаривает он себя, и это даже срабатывает на краткий миг, в который он умудряется снова запереть взбрыкнувшую демоническую суть в глубине. Поднимается, огибает стол и прислоняется к его крышке бедром, не сводя взгляда с полыхающего алым амулета. — Зайдем чуть дальше пространных комплиментов, Ирдахарр, — поторапливает лорда магистр, и тот хмыкает понимающе.       И сообщает уверенно, но не без усмешки: понимает, что принц Хаоса предупрежден своей невестой о возможной активизации уже отработанных культистов: — Они ведут монстров, лорды, и они уверены в собственной победе. Будьте осторожны с культистами — эти твари способны навести активности, — предупреждает их Ирдахарр обеспокоенно. — Мы готовы выступить, наших запасов крови Мрака хватило на подчинение пробужденных монстров, но нам нужна ваша леди, способная переключить их на себя, в случае потери управления.       Эллохар, непроизвольно, не сдержавшись, взрыкивает тихо. Тьер предусмотрительно прикрывает ладонью амулет связи, дожидаясь, пока друг и наставник выдохнет. И он выдыхает, тяжело и мрачно, и смотрит на артефакт так, будто готов раздавить его и лордов на том конце в труху прямо сейчас, невзирая на последствия. Поднимает взгляд на Риана, прищуривается, задаваясь вопросом, правильно ли понял смысл выражения «наших запасов крови Мрака хватило», и он столь же многозначительно смотрит в ответ. — Мы выступим, — предупреждает лорд Бездны спокойно и прямолинейно, отчего оба — и Эллохар, и Тьер, — напряженно подбираются. — Лишь подайте знак.       Связь обрывается. Эллохар впивается в амулет тяжелым взглядом, Тьер мрачно вздыхает, не спуская с артефакта связи мрачного взора. Понимает, что лорды Бездны больше не намерены терпеть роль безучастных осведомителей и отсиживаться за их спинами. Поднимает взгляд на Даррэна, и тот дергано поводит головой, с трудом концентрируя взор на прежде внимательно разглядываемом амулете связи. — Запасы крови Мрака? — в мрачном недоумении сводит брови к переносице Риан, и в его глазах Эллохар видит отчетливо проступившую подозрительность. — Это ведь не то, что я думаю? — Нет, — с неприятной кривой усмешкой отрезает магистр Смерти и поясняет, стоит другу вопросительно изогнуть бровь: — Несчастных девственниц в жертву никто не приносит, Тьер, — во взгляде Риана меньше любопытства не становится, и Даррэн закатывает глаза. — Есть некий договор о передаче определенного количества крови для разрешения вот таких ситуаций, ввиду того, что прародители Блэков некоторым образом повинны в появлении этих тварей в глубинах Бездны. — Туманно, — отзывается Тьер, глубокомысленно кивнув. — Как есть, — не менее серьезно разводит руками Эллохар. — И никто не попытался воспользоваться кровью во вред самим Блэкам? — прищуривается Риан, впрочем, понимая, что все не может быть так просто, а клятвы и вовсе очевидны. — Сдохнут, — безразлично пожимает плечами Эллохар, подтверждая его выводы, и меняет тему, озвучивая очевидное: — В столице уже неспокойно, Риан. Рханэ и ГаэрАш в курсе? — В курсе, — подтверждает он, — но с запечатыванием храмов может возникнуть проблема. СБИ пока справляется, но это ненадолго. — Культисты, — понимающе усмехается магистр Смерти. — Блэк отвлекает внимание и пытается нас разделить, — с темным предвкушением, в которое примешивается весомая нотка тревоги, резюмирует он, продолжая дробно выстукивать когтями по столу. Обращает взгляд на Риана, с мрачным прищуром вперившегося в пространство, и тот кивает, соглашаясь. — Мы не можем быть в двух местах одновременно. Попытка спровоцировать? — предполагает он с сомнением, понимая, что оставить храмы столицы без защиты они не могут: слишком стратегически важный объект для культистов.       Смеривший его долгим взглядом Эллохар скупо кивает, резким движением снимается с крышки стола и проговаривает, огибая его и возвращаясь в кресло: — Он тоже не сможет, это несложно обеспечить. Оповести ГаэрАша и Рханэ, пусть подтягиваются и начинают. Сначала разберемся со столицей, нужно выманить его сюда — он точно не оставит своих кукол без присмотра, если подогреть обстановку. Разлом продержится и без нас на первых порах.       Поднявшийся с места Риан отступает в огонь уверенно и без лишних вопросов, и Эллохар устало вздыхает, опуская голову на сложенные поверх крышки стола руки. Убедить Нэриссу сидеть под защитой стен дворца будет непросто, но он все же надеется на ее сознательность. «И на то, что она побережет мои нервы», — тянет с прискорбием магистр, признавая, что это как раз-таки Нэри и не выполнит — уж слишком своевольная женщина ему досталась. «Как будто ты хотел другую», — фыркает насмешливо демон в голове, и Даррэн закатывает глаза, но отрицать сие не может — более покладистая возлюбленная была бы до отвращения скучна. Однако то, что именно сегодняшняя ночь для Нэриссы может стать последней, не отпускает, сковывает, смораживает внутренности в кусок бесполезного дерьма, и он почти задыхается, вспоминая то, что видел в воспоминаниях своего двойника.       Приказ, благодаря кольцу, формируется мгновенно и почти неосознанно. Появившийся из Мрака хранитель, настороженно кивнувший, останавливается посреди кабинета, глядя на Эллохара подозрительно, но понимающе. И кивает, стоит ему произнести совершенно определенную фразу: все было оговорено заранее на самый непредвиденный или же предвиденный, тут уж как посмотреть, случай. А когда обмен клятвами заканчивается, спрашивает тихо: — Уверен, что это произойдет сегодня?       Даррэн не отвечает, просто растягивает мысленное полотно, на котором тенями скользит воспоминание. Не его — двойника, но это не делает боль слабее. Ни на каплю. Только предостерегает очередным уколом, пробуждая новый приступ паранойи. Который вовсе не кажется напускным. — Уверен, — смертельно тяжело выдыхает Эллохар, невидящим взглядом упираясь в хранителя. — Удержи ее, Асмодей, если я не смогу, — просит тихо он, и дух кивает согласно, видя в его глазах отражение своих чувств. — Она еще не погибла, — напоминает он сипло, упирается в столешницу, пытаясь перехватить взгляд Эллохара, но ловит лишь пустоту, отражающуюся в серых радужках и поблекших зрачках. — Не хорони ее раньше времени, Бездны и Мрака ради! — зло выдыхает хранитель, жестко припечатывая лапой по крышке стола. — Просто дай ей сделать то, что нужно сделать, Рэн. Она еще удивит тебя, обещаю. — Я… — тихо выдыхает магистр, бессмысленным взглядом упираясь в крышку стола, и сглатывает тяжело. — Я не смогу, Асмодей. Мне нужны гарантии, что она выживет. — Гарантии, — ядовито тянет хранитель и оборачивается на Эллохара, — ты хоть понимаешь, о чем просишь, демон? — и встряхивается, проговаривая чуть слышно: — Будто я могу это гарантировать. Обещать — да, но и у обещаний своя цена, — по взгляду Эллохара он понимает, что демон не отступит, только вцепившись в свою пару, и кивает тяжело и мрачно: — Ты можешь не выжить, если хочешь, чтобы выжила она, — наконец выдыхает единственный вариант хранитель и напоминает: — Мне наследники нужны, принц. Где я их без тебя возьму? — Значит, постараюсь не сдохнуть. А ты подстрахуешь, — с невообразимой, но уже привычной хранителю наглостью тянет магистр Смерти — ему большее и не нужно, и поднимается из кресла. — Вяжи давай, — напоминает он духу. И ощущает, как на запястье возникает тяжелая, мерзлая каждым звеном цепь. Но даже не вздрагивает — просто наблюдает в окно, как поеживается Нэрисса, бредущая через площадку для построений в сторону административного здания. — Работает, — резюмирует магистр Смерти, вернувшись в кресло и окинув двуликого задумчивым взглядом. — Остался феникс… — то ли спрашивает, то ли утверждает он, и Асмодей, не имея права влиять на его решения, разводит мохнатыми черными лапами. — Считаешь это разумным? Мы и так обезопасили ее настолько, насколько смогли, Эллохар. Птичка, конечно, неплоха, как дополнительный вариант, но…       Даррэн окидывает хранителя долгим тяжелым взглядом, прикидывая, стоит ли озвучивать причины выбора столь необычного способа защиты, и все же проговаривает с отчетливо прозвучавшим в голосе ехидством: — Птичку я настоятельно рекомендовал себе сам.       Удивленно воззрившийся в ответ кот пару раз моргает недоуменно, а затем нахмуривается. — Отражение? Он надавал тебе советов, и ты молчал? — гневно взъяряется Асмодей, снова прикладывая ни в чем не повинную крышку стола лапами. — Ты хоть понимаешь, насколько важным может быть каждое слово, каждый намек, каждая допущенная им оговорка, самонадеянный мальчишка?!       Раздраженно вздохнувший Эллохар в попытке сдержаться потирает переносицу пальцами, медленно втягивает в себя воздух и лениво склоняет голову к плечу с язвительным выражением лица. Кот в ответ фыркает выразительно и закатывает глаза, и магистр выговаривает ядовито: — Именно поэтому феникс нужен, коврик, — поясняет негромко он. — Испарись уже, Нэри на подходе. Она девочка умненькая, увидит тебя и сразу поймет, что грядет что-то совершенно точно веселое. — Ты хотел сказать смертельно-опасное, да? — поморщившись, едко осведомляется Асмодей, но за дверью уже раздается уверенная легкая поступь, и он мгновенно съеживается в черную точку, которая исчезает с тусклой вспышкой.       Стук в дверь звучит совершенно формально и как-то даже наплевательски, отчего Даррэн невольно усмехается. В этом вся Нэрисса, такая, какой он ее помнит до отъезда в академию пять лет назад: спокойная, уверенная в своих действиях и том, что ей практически все можно. И в кабинет она входит так же. Распахивает дверь плавным толчком, расслабленно шагает, сначала окидывая взглядом его, а затем обводя глазами кабинет. А после, так и стоя на пороге, напрягается, и магистр Смерти напрягается вместе с ней, раздосадовано простанывая про себя. Она будто бы подбирается, ее движения становятся более плавными и экономными. Дверь за ее спиной закрывается с тихим щелчком, рябь дымки защитного заклинания искажает темное резное полотно сомкнувшихся створок, и коротко оглянувшаяся на это Нэри произносит задумчиво: — Что-то не так, — и взглянув в его лицо, спрашивает: — Что происходит, Рэн?       Четко уловивший в ее голосе предупреждающие нотки Эллохар не удерживается от еще одной ухмылки, на этот раз отчасти изумленной и даже восхищенной. «Ммм, кажется, кто-то вошел во вкус со всеми этими выволочками», — позабавлено хмыкает он про себя, не отводя глаз от ее лица. И когда Нэрисса вопросительно вздергивает бровь, проговаривает загадочно: — Подойди, радость моя. Хочу кое-что тебе показать.       Нэрисса, осмотрев его задумчиво и отчасти подозрительно, проходит к столу. Замирает, так и не обойдя его, и магистр Смерти плавно поднимается, ступая навстречу. Протягивает ладонь, вглядывается в глаза, когда она запрокидывает голову, и Нэри различает в его глазах скрытое предвкушение. А еще что-то темное и тоскливо-холодное, отчего все внутри сжимается. Но связь не выдает ничего необычного, и она, уверившись в небезосновательности своих подозрений, подступает ближе, подчиняясь движению его руки. Сильные пальцы тут же касаются талии, и это прикосновение почему-то слишком напоминает захват хищника, настигнувшего жертву, а затем резко вздернувшееся вверх пламя стирает очертания кабинета.       «Что-то не так», — снова мелькает утвердительная, пронизанная тревогой мысль, и Нэрисса больше не гонит ее.       Она напряжена настолько, что кончики лежащих на ее талии пальцев сводит болезненной судорогой. Эллохар привлекает Нэри ближе к себе, понимая, что сейчас натянутая на лицо маска, скрывающая не просто тревогу — панику и ужас, беспощадно рвущие душу в клочья, может не выдержать. А Нэри и не нужно много, достаточно полутени в его чертах, полувзгляда в глаза, чтобы все понять.       Пламя перехода погасает слишком быстро, открывая сплошную темноту. Что-то недоступное взгляду Нэриссы дышит там, в глубине помещения, и она поеживается, озираясь. Обнявшая крепче рука проскальзывает по шелку форменной рубашки, согревая теплом, и она покорно шагает за Рэном, тщетно пытаясь вглядеться в нечто, ощущающееся странно знакомым. — Смотри, — обжигает ухо шепот спустя пару десятков шагов, и Нэри снова оглядывается.       Резко всколыхнувшееся пламя бьет по глазам беспощадной вспышкой, и она прикрывает лицо рукой в попытке защититься. Смотрит с прищуром сквозь пальцы, и с губ срывается восхищенный вздох. — Откуда? — она стремительно разворачивается и запрокидывает голову, едва не врезаясь макушкой в опущенный подбородок Эллохара. — Откуда, Рэн? — Нравится? — с довольной усмешкой вопрошает он, делая вид, что совершенно не понимает причин ее восхищения. Но все же понимает.       «Эх, отберет моего первого осмысленно заведенного питомца», — с печальной улыбкой вздыхает про себя магистр, глядя в восторженные темно-синие глаза, — «Блэки всегда имели тесную связь с этими гонорливыми пташками». — Нравится, но… — Нэрисса оглядывается на встрепенувшегося спросонья феникса, заливающего ярко-синим светом оперенья широкое помещение, и прищуривается с еще большим подозрением. — Зачем тебе черный феникс, Рэн?       В ее интонациях Даррэн отчетливо распознает и возмущение, и ревность, с веселой улыбкой полагая, что последняя направлена совсем не на него. «Все же совершенно особенная связь», — отстраненно подводит итог он. И заявляет все с той же улыбкой, кажущейся Нэриссе загадочной и почти заговорщицкой: — Обещай сидеть в Хатссах сутки, не высовывая носа, и я расскажу.       «Вот оно», — понимает Нэрисса, тяжело прикрывая глаза. Вздыхает, запрокидывает голову с тихим стоном, и, прежде чем успевает ответить, магистр Смерти припечатывает ее жестким взглядом, а в довершение сверху придавливает жесткая, смертельно-тяжелая тоска. — Что происходит, Рэн? — прямо задает вопрос она, и пальцы на ее талии сжимаются сильнее, судорожно стискивая ткань рубашки и прорывая ее насквозь. — Просто пообещай, Нэрисса, — хрипло, почти надсадно шепчет Эллохар, резко меняясь в лице: улыбка стирается, обнажая черную Бездну обреченности и звериной тоски во взгляде. Обжигает ее губы сорванным выдохом, и она покачивает головой, так и не открыв глаз. — Бездна, Нэри!.. — рявкает он, эхо в сотенном повторении отражает его слова от стен зала, и магистр просит тише: — Просто поклянись, что будешь сидеть в своем дворце, что бы ни случилось. И я все расскажу.       Готов выдать все, в эту секунду, не сходя с места, если она пообещает и выполнит свое обещание. Но прекрасно видит, что этому не бывать.       Предчувствие ужасом вскрывает грудную клетку, словно тупым зазубренным ножом, и Нэрисса покачивает головой, то ли усмехаясь, то ли всхлипывая. Пробирается ладонями по его груди, сжимает потрескивающую под ногтями ткань рубашки и шепчет запальчиво, глядя в усталые и полные боли серые глаза: — Нет, Рэн. Я не могу обещать и не могу клясться. Это… — она поводит головой, крепко сцепив зубы и не понимая, как объяснить весь этот сонм чувств, состоящий из паники, ужаса, тоски и почти болезненного ожидания чего-то. Да и не уверена, что это все — ее. — Зачем тебе феникс? — переспрашивает, и Эллохар медленно, словно пытаясь справиться с собой и не получая никаких результатов, прикрывает глаза. — Тогда обмани меня, — тихо просит он, и Нэрисса бессильно рассматривает густые тени от ресниц на его щеках. Они трепещут, изменчивые и непостоянные в свете яркого пламени феникса, и хмурая складка между его бровей будто становится глубже. — Ну хочешь, на колени встану? Только не лезь никуда, Нэрисса. Умоляю тебя.       Он не открывает глаз, просто обреченно запрокидывает голову с долгим выдохом. В голове мелькает опасное «Лучше я, чем она» и тут же стирается — она последует за ним, случись все так. Эллохар замирает, когда маленькие ладони, судорожно сжимавшие его рубашку, расслабляются и спустившись до талии, крепко, почти болезненно обхватывают. Нэрисса утыкается лицом в его грудь, с трудом выдыхает, обжигая касанием губ даже через ткань рубашки и спрашивает как-то слишком потерянно, слишком опасливо и уверенно одновременно, почти обреченно: — Снова прорыв?       И добавляет, но уже без вопросительных интонаций, скорее утверждая, но не будучи до конца уверенной: — И все настолько серьезно, что ты предполагаешь худший конец…       Магистр Смерти встряхивает головой, будто отмахивается от ее слов, избегая ответа, и проговаривает, указав рукой на восседающую на насесте птицу: — Нужно привязать его и к тебе, дыхание мое. Хочешь обозвать птичку по собственному усмотрению?       При взгляде на него в ее глазах смешиваются оглушающая тревога, подозрительность и какая-то глухая печаль, и Даррэн крепче сжимает ее предплечье пальцами. Она кивает, не уверенная в том, что должна это сделать, не понимающая зачем вообще привязывать к себе прекрасную птицу. Оборачивается к фениксу, с любопытством склонившему голову набок. Находит его повадки забавными: он и правда перенял некоторые жесты от Эллохара. Вот только от этого еще печальнее, тоскливее, больнее, потому что все внутри сжимается в пружину от напряжения, и она совсем не уверена, что выдохнет облегченно, когда она наконец выстрелит, не выдержав давления. Тяжело втянув в себя воздух, Нэри отступает на шаг назад, прижимается к широкой груди лопатками. «Лишь бы не в последний раз…», — прорывается ужасное сквозь напряженное отупение, пугает до липкой дрожи по телу. — Ратхан, — протянув руку, едва слышно произносит она онемевшими губами. Интуиция стегает раскаленной, унизанной лезвиями плетью по самой душе. Рвет в клочья сердце, и растянуть губы в лживой улыбке дается с неимоверным трудом. — Будешь Ратханом.       Рука тянется вперед, пальцы подрагивают, феникс тяжело вспархивает из своего гнезда и опускается на занывшее от тяжести предплечье. Ударяет клювом в раскрытую ладонь, боль обжигает, но Нэрисса терпит, стиснув зубы. Кровь в раскрытой ладони смешивается с огнем, и ее собственное пламя резким всполохом обхватывает птицу. Клекот агонии разносится по темному залу, отражается от стен, окатывает судорогой и стихает. Стихнувший феникс потирается нежным оперением на голове о кожу запястья, курлыкает довольно, а затем снова перелетает на свой насест. Внимательно, серьезно вглядывается в магистра Смерти, словно знает что-то, доступное лишь им двоим, и кивает, низко склоняя увенчанную короной из полыхающих перьев голову. — Зачем все это?       Глухой, предельно тихий, но от этого не менее жесткий и тяжелый вопрос Нэри разрывает гулкую тишину зала. Эллохар медленно опускает голову, глядя на нее с полной печали и болезненного облегчения улыбкой. — Нэт, Рэн… — понимание приходит мгновенно, в ту же секунду. Феникс перерождается, а значит, удержит и ее саму, если Даррэн вдруг… — Нет, Рэн! — зло, в ярости выкрикивает ему в лицо Нэрисса.       А он просто не может смотреть в ее глаза. Бездна понимания, ужаса, осознания того, что сегодня все может закончится, так и не начавшись, убивает. И магистр Смерти снова улыбается, все же мягко, с нежностью и тоской глядя в ее черные от боли глаза: — Время уговоров кончилось, сердце мое.       Обхватывает Нэриссу, стискивает, не давая вырваться, прижимает ее, сопротивляющуюся, к себе, стреноживает, связывает собой по рукам и ногам, запускает пальцы в волосы, привлекая ее голову к плечу и заглушая судорожный, непрекращающийся шепот «Нет, Рэн, нет…». А когда огонь, охватив кольцом, испепеляет окружающее пространство, просто медленно поглаживает пальцами вдоль выступающих позвонков, перебирает пряди на ее затылке второй рукой, понимая, что все же лучше он сам, чем она.       Переход кажется беспощадно коротким, и когда он заканчивается, а пламя стекает к ногам, Эллохар почти отталкивает ее от себя, не имея сил посмотреть в глаза и не имея сил не смотреть. Прощается не словами — взглядом, очень надеясь, что они встретятся завтра по эту сторону от Бездны. Нэрисса пытается шагнуть обратно, к нему, в огонь, и не может — явившийся в густоте черного тумана Асмодей перехватывает за локти, заламывает за спину руки. «Я люблю тебя, радость моя», — одними губами шепчет магистр Смерти, видя как поднимается буря в темно-синих глазах напротив. Кидает взгляд на смотрящего с укором и одновременным пониманием хранителя. «Я удержу сколько смогу, Рэн», — обещает безмолвно он. — Я ненавижу, ненавижу тебя, Эллохар! — кричит в бессилии Нэрисса где-то там, за валом пламени, медленно утягивающим его в пространство. — Ненавижу! Бездна!.. *** Столица Темной Империи       Из кольца пламени Эллохар вышагивает мрачным и собранным. Замкнув связь еще в переходе, он всеми силами старается отстраниться от сосущей пустоты там, где должна ощущаться Нэрисса. Отмахивается он ноющей, вспыхивающей искрами боли в груди, будто от проворачиваемого кинжала, со словами «Так надо», и короткой перебежкой спустившись до ската крыши, приседает на корточки рядом с высматривающим улицы Тьером, спрашивая нарочито весело: — Смотрю, у вас тут уже весело?       И это однозначно так, по крайне мере, в понимании самого Эллохара: одержимые жаждой соприкоснуться с силой богини жрецы дроу текут непроглядно-черной рекой по главным улицам, стекаясь к самому центру, одержимые властью Блэка культисты просачиваются в их реку безвольными ручейками почти мертвых сознаний. Безумно, ужасающе, восхитительно красиво. «В этом определенно есть что-то завораживающее», — решает магистр, задумчиво созерцая толпу существ в однотипных темных одеждах. — Как все прошло?       Тьер, обернувшись, смотрит предельно обеспокоенно, и поначалу вздернувший насмешливо бровь Даррэн морщится выразительно. Риан кивает, вздыхает, переводит взгляд с одного скрытого иллюзиями подчиненного на другого, что сидят по соседним крышам, подает знаки рукой и произносит понимающе: — Понял, спрашивать не буду, — и указывает рукой на северную оконечность столицы. — Сеть растянута максимально широко, Рханэ и Шейвр держат ее на севере и западе, Рханэ на востоке… — и Эллохар перебивает его коротким: — Юг мой, — и продолжает, не давая вставить и слова: — Но кто-то должен придержать его, пока мы разберемся с подарочками от организатора веселья — морские стервы прислали привет.       Тьер мгновенно разворачивается к главному храму и хрипло ругается сквозь зубы: портал в закрытой ограничительным куполом зоне действительно могли открыть только морские ведьмы. Но не они выходят из мутных воронок, хаотично разбросанных вокруг главного храма — толстые лиловые щупальца лениво, но вместе с тем шустро и жестко вываливаются на мощеную камнем площадь. Карраги. Много, очень много каррагов. — Твоя ослепительная матушка помыла бы тебе рот с мылом за такие слова, Тьер, — хохотнув, весело заявляет магистр Смерти и, подмигнув, расслабленно шагает с края крыши. — Присоединишься или будешь ждать матушку с куском мыла, Риан? — доносится издевательское откуда-то снизу, и магистр Темного искусства, устало закатив глаза, шагает следом.       Синяя вспышка проносится в опасной близости от его лица, шипение обожженной плоти на миг оглушает — Эллохар снова прикрывает его, не забывая о старых долгах. Увернувшийся от еще одного удара щупальцем Тьер краем глаза замечает скользнувшие с соседних крыш тени — подкрепление приходит быстро. А следом на заполоненной культистами и жрецами площади мелькают яркие синие вспышки, одна за одной расцвечивая темноту ночи, и Риан усмехается — еще бы Эллохар не подготовил особое представление преподавателей школы. — Айша, радость моя смертоубийственная, у тебя полная свобода действий! — едко напоминает откуда-то из толпы магистр Смерти, и сбоку, тоже откуда-то из толпы, доносится громкий, полный страдания стон. — И учти, пока не пожрешь нормально, в школу не пущу!       Это звучит уже угрожающе, но все так же весело, и Тьер не может не ухмыльнуться — даже в подобных ситуациях Эллохар не забывает о заботе о собственном педсоставе. А еще очень умело ими пользуется, выворачивая все себе на выгоду.       Махать мечом приходится быстро и резко, на изящество и тонкости сражения нет ни времени, ни возможности, ни резона — карраги, подчиненные печатями Мрака, светящимися на дряблых лиловых тушах и щупальцах, не те соперники, с которыми необходимо думать о технике боя. Пробившийся к Эллохару Риан коротко оглядывает окружающее пространство, и заменяет меч на плеть: так экономней, потому что призванные морскими ведьмами твари, предназначенные для отвлечения внимания, продолжают с энтузиазмом безмозглых смертников переть из порталов. — Их нужно закрыть, — окликает Даррэна Тьер, одним хлестким ударом перетягивая очередную лиловую тушу. Лопается она звонко, яростно окатывает морской водой и чем-то зловонным, и он отфыркивается, занося плеть снова. — Слишком много. — Сразу не получится — порталы на крови, — отзывается на выдохе магистр Смерти.       Даже просто махать мечом сложно, когда кто-то мысленно долбится к тебе в голову не переставая ни на секунду. Эллохар стискивает зубы, встряхивает головой, избавляясь от стекающей по виску капли пота, и морщится: боль охватывает голову раскаленным добела обручем. «Перестань, маленькая, я прошу тебя», — тихо, с болью шепчет в приоткрытый лаз связи и снова задраивает его наглухо, выдавливая яд сожаления из груди резким выдохом. Почти бездумно прорубается к ближайшему порталу, мутной воронкой воды кружащему на абсолютно сухих камнях мостовой, и прижигает каррага прямо на выходе. Протыкает показавшееся из перехода щупальце мечом, тянет лезвие клинка до необъятной головы, еще покрытой водой, и прожигает насквозь. Оборачивается на портал в другом конце площади инстинктивно и, заметив скупой кивок Ултана, просто позволяет гневу течь вместе с огнем наружу. Кажется, Шейвр не единственный, кто пронзил портал: кто-то еще из наделенных огнем лордов держит ведьм под прицелом, и это вызывает на губах Даррэна улыбку. Подчиненная магии ведьм вода шипит и извивается, будто живая, гнет волны, воет, но все же сдается. Окативший сапоги холодный прилив растекается дальше. И Эллохар резко дергает меч на себя — кажется, портальная сеть получила достаточно повреждений, чтобы ее замкнуть.       И замыкают ее быстро: Караган, Ллейс, Арш и Керон с потрепанным Алсэром не сговариваясь подступают к оставшимся воронкам. Вспышки освещают площадь настолько ярко, что приходится прищуриться. Но культисты не реагируют. Как и жрецы. Они все текут к храмам, забивая их, как рыбины бочки для засола, и замирают там, явно чего-то дожидаясь.       За продолжением представления Эллохар предпочитает наблюдать с крыши — так и обзорность лучше, и внимания к деталям больше. Краем глаза прослеживает Айшарин: она плавным шагом преследует тройку поразительно самостоятельных жрецов Тьмы. Тьер, заметив его обеспокоенный взгляд, подает знак куда-то в темноту, себе за спину, и мелькнувшая в тени фигура плавно соскальзывает с отвеса крыши, в проулке превращаясь в очень знакомого оборотня. — Присмотрит? — спрашивает тихо магистр Смерти. — Обязательно, — уверяет его Риан и уточняет едва слышно: — Давно она?.. — Не питалась живыми с тех пор, как ты выпустился, — поясняет причину своего беспокойства Даррэн. — Его точно не сожрет, ей красавчиков всегда жалко, — фыркает он, видя, как прищуривается вслед ускользнувшему Лексану Тьер.       Отмахнувшийся Риан пристально всматривается в накатывающиеся на храмы волны жрецов и культистов, что-то просчитывает, судя по выражению лица, и проговаривает, когда Эллохар нахмуривается в ожидании: — Слишком много, он должен быть где-то поблизости, чтобы их контролировать.       Вопросительный взгляд Тьера магистр Смерти встречает ехидным прищуром, но к себе прислушивается. А после и вовсе концентрируется ощущениями на кольце, скрытом под иллюзией на безымянном пальце левой руки. Темнота накрывает его мгновенно, голодная и бескрайняя, тянет силы и будто бы даже душу, но вспышку, такую же темную, искрой подсвечивающую окружающую пустоту, он обнаруживает сразу. — Юг, — озвучивает Даррэн скупо. — Пойду, прогуляюсь, — тянет он задумчиво.       Вспышка пламени мертвым светом озаряет крышу, и Тьер провожает учителя бесконечно встревоженным взглядом.       Шагнувший на потрепанную крышу лавки Эллохар расслабленно ухмыляется. Осматривается лениво, беспечно проходит до самого края, с любопытством разглядывая фигуру на крыше здания, стоящего на противоположной стороне улицы. — Ну надо же! — восклицает нарочито восхищенно он. — Сам Безликий одарил нас своим драгоценным вниманием! Или ты предпочитаешь более приземленное Бальтазар Блэк в личной беседе?       Фигура напротив, неопознанная и предельно точно опознаваемая одновременно, медленно разворачивается. Капюшона он не снимает, но магистр четко видит лицо, в свете луны перечеркнутое черными прядями волос. Молодое, почти юное, холеное лицо красавчика. И только левый, полный черноты глаз и безумие взгляда, совершенное, безграничное безумие, выдают Бальтазара. Он улыбается по-мальчишески легко, весело, беззаботно, и в то же время…       «Хотел бы сдохнуть, но не может», — понимает Эллохар, изучая точеные, почти по-женски тонкие черты. «Защиту не пробить», — с сожалением признает спустя миг, потраченный на осмотр плетений вокруг Блэка, — «Здесь он неуязвим. Надо выманивать». — Зар, — отзывается эхом низкий мелодичный голос, — если тебе так угодно, принц Смерти и Костей, — и добавляет тише и злее: — Ты пытаешься понять меня, думаешь, что можешь, но ты не знаешь, что такое терять, Эллохар. И я покажу тебе…       Смешок, все такой же веселый и беззаботный, взрезает душу не хуже закаленного в Бездне клинка, и Даррэн хрипло, в попытке поиздеваться и задержать, заявляет вслед плавно двинувшейся на соседнюю крышу тени: — Так сильно завидуешь? — И да, и нет. Ты можешь понять меня лишь отчасти, наследник Хаоса… — тянет тихо и меланхолично голос из-под капюшона. — Ты любил, ты отпускал, я знаю. Но никогда не уничтожал свой смысл своими руками. Не терял все по капле, тщетно пытаясь понять, что делаешь не так, — и оборачивается резко, пронзая больным взглядом глаз — пронзительно синего и бездушно черного: — Теперь я хочу сделать все как надо. И хотя бы просто прикоснуться.       Это звучит больно. Так знакомо пронзает в груди раскаленной спицей, выворачивая рваными внутренностями наружу. Эллохар проклинает себя всеми существующими проклятьями, но не может согласиться с тем, что не уничтожал. Уничтожал, сам того не зная. Мечтал прикоснуться так, чтобы не сделать больно, и чтобы не было больно самому. Он понимает, как бы не гнал от себя эти гнилые мысли. Может понять мотивацию, причины, толкнувшие его на край Бездны, но не выборы и их следствие. — Забавно, — встряхнувшись, заявляет весело магистр Смерти. — И особенно меня забавляет то, что ты думаешь, будто знаешь меня, Блэк. Будто знаешь Нэриссу и то, через что мы прошли, — и отрезает скупо: — Глупо. И очень недальновидно.       Бальтазар улыбается с противоположной крыши. Так мягко и легко, безмятежно и будто бы свысока. И Даррэн не выдерживает, жалит в больное место, о котором знает достаточно: — Ровно настолько, насколько глупо полагать, что Исенна еще помнит тебя, думает о тебе хоть миг, Блэк, — и спрашивает, с жестоким, почти садистским удовольствием наблюдая, как проступает ярость на красивом лице: — Как можно было довести любимую женщину, свой смысл и свое дыхание, до такого, Бальтазар? До осознанного уничтожения себя, до риска своей жизнью и душой?       В глазах — синем и черном — вспыхивает нечто, что магистр Смерти не может охарактеризовать, а затем Блэк усмехается хищно и тянет в тон ему: — Этот вопрос я могу переадресовать тебе. В данной ситуации мы в кишках одного нахесса, разве нет? Впрочем, — он отворачивается, глядя в ярко освещенный боем центр столицы, и замирает, расслабляясь и опуская плечи, — мне стало скучно. Просто потому, что ты задаешь мне эти вопросы, так как не можешь найти ответы на них в самом себе. А я уже давно его получил.       Блэк просто ступает вперед, в темноту очередной крыши, и Эллохар не делает ничего, чтобы его остановить. Знает, что произойдет в следующий миг, признает, что Бальтазар отчасти прав в том, что ему стоит задать этот вопрос себе. И стоит. Вслушивается в шорох шагов вдали, в тихий вой ветра, в нарастающий гомон голосов жрецов, неожиданно для себя осознавая, что хотел бы поболтать с этим психом еще перед его смертью. Это было бы любопытно. И определенно откровенно хотя бы для него самого.       И прежде чем Риан подает сигнал по крови, он сам впивается руками в закрепленную на крыше и почему-то не уничтоженную Блэком сеть аркана Проклятого пепла двадцать шестого уровня, хотя уничтожить Бальтазар ее мог. А еще Эллохар ощущает назойливый, почти раздражающий аромат крови. Вскрывает палец, рассматривает в мертвенно-белом свете луны каплю густой, почти черной крови, набухшей на кончике пальца, и таки отзывается, но вполне логичным вопросом: — Культисты и жрецы прут бездумной толпой, подставляясь под удар? — и присаживается на корточки, снова оглядывая окружающие полыхающую вдали площадь и храмы лавки и магазинчики. «Да», — недоуменно басит СэХарэль и спрашивает с подозрением: — «Откуда ты знаешь?». — Своими глазами наблюдаю в столице Империи, — хмыкает магистр тихо. Присаживается на край крыши, устало спускает ноги, отмахивается от вызова обеспокоенного Тьера, сообщая короткое и удручающе-объективное «сбежал», и передает главе охраны деда: — Блэк свалил. Вероятно, к вам.       Харэль отзывается мгновенно и со всей присущей ему в таких случаях ответственной краткостью: «Не появлялся. Но твари прут только так. Владыка пока не выступил, все ждут вас с Тьером. Культисты пушечное мясо, лезут из всех щелей».       Даррэн на все это кивает сам себе, связь обрывается, и он поднимается на ноги, вскрывая палец и вызывая Тьера. «Без тебя справятся?», — спрашивает с сомнением, глядя на полыхающие храмы в центре.       Они не горят огнем, просто тлеют, сжираемые тусклыми языками алого и желтого пламени. Камни стонут под напором пронизанной магией первородной стихии, шепчут, молят о спасении. И Эллохар отворачивается, испытывая ни с чем не сравнимое яростное желание растопить хрипящий под натуго огня камень в вонючую жижу. «Замкнем сеть пепла, тогда без вопросов», — сухо режет слова Риан, и Даррэн снова кивает сам себе.       Пальцы обжигает искрами предупреждения, и он крепче сжимает сеть плетения в кулаке. Первым должен начать Рханэ — давний и уже бывший соперник за сердце прекрасной Верховной ведьмы. Эллохар только фыркает про себя, ощущая, как по матрице заклинания просачивается магия Смерти сильнейшего некроманта Седьмого королевства. Здесь он сам точно сильнее и искуснее. И выкладывается на полную, не для того, чтобы кого-то впечатлить или уткнуть за пояс, а просто потому, что может. И знает, что так старательно прикидывающийся обычным демоном Ултан примет подачу.       Прислушивается к звенящей от напряжения сети, к каждой нити, и усмехается, почувствовав, как легко Шейвр перенимает инициативу. А когда осознает, что тот передал управление сетью ГаэрАшу, поднимается. «Минута», — мысленно командует Риан, и Даррэн сосредотачивается.       Теперь касаться необязательно. Детонацию спровоцирует последовательная подача искры. «Полминуты», — сурово режет Тьер, и пальцы Эллохара невольно сжимаются в кулаки.       Секунды он отсчитывает практически бездумно, снова сражаясь с замком на связи, который пытается проломить Нэрисса. Едва не стонет от острой боли, ковырнувшей в груди острием клинка, и протягивает охваченную пламенем руку вперед, в сторону храма. И когда вспышка накрывает все выламывающим глазные яблоки из глазниц заревом, призывает пламя и вытаскивает Тьера следом.       Пламя гудит где-то поблизости, под веками разливается благодатная тьма, и даже кости, кажется, ноют почти приятно, если бы не так назойливо. Присутствие Риана Эллохар ощущает тем самым, что зовет интуицией, и что Нэрисса бы пошло, но забавно назвала «чуйкой». Как и деда, и Харэля, и еще пару сотен неучтенных лордов где-то вдалеке. А еще он чутко улавливает смрад смерти. Самую обычную вонь разложения, знакомую по кладбищам, прозекторским и заповедному Ардамскому лесу. И мгновенно распахивает глаза. Пламя опадает следом.       Песчинки воют слишком знакомо. Он ощущает сворачиваемые силой деда смерчи, дрожь песка под лопатками, неожиданно понимая, что там, в другой ветви реальности, он, или же его отражение, так четко не ощущал силу. Не улавливал этой дребезжащей в каждой клетке тела мощи. Притупленный азарт вспыхивает в крови, ядовитым заревом насквозь прожигая вены. Эллохар стремительно отшатывается — не хватало еще Тьера зацепить спонтанной трансформацией. Вот только и полностью спонтанной, инстинктивной он ее считать не может — воспоминания, обрывками истлевших полотен колыхающиеся на границе разумного и бессознательного, определенно провоцируют. — Давай, Тьер, выпускай охотничка, — фыркает магистр Смерти, присаживаясь на песке и потягиваясь.       Недоуменный, подозрительный и очевидно мрачный взгляд ученика он ощущает кожей, но может только усмехнуться — каждый мускул, каждый нерв пожирает огнем в прямом смысле слова. Сжигает, испепеляет, уничтожает, и это больно настолько, что хочется выблевать нутро к Бездне, но все же приятно. И странного, почти мазохистического удовольствия от силы, рвущей клетку тела и самоконтроля, Эллохар отрицать никак не может. — Мы видели это все в воспоминаниях моего двойника, Риан, — тихо проговаривает он, наблюдая расцвечивающие горизонт слепящие всполохи заклинаний. — Вспомни.       И Тьер, кажется, вспоминает. — Словно в прошлой жизни было, — тянет сипло он, и Даррэн уверен — Риан тоже смотрит в сторону поля сражения. Но не оглядывается, просто позволяет силе, магии Смерти, поглотить, наконец, целиком.       Раздавшееся во все стороны тело кажется ровно таким же неудобным, как и тогда, в овеществленных воспоминаниях. Поднявшийся магистр встряхивается, гадая, будет ли выглядеть издевкой поданная Тьеру рука. А Риан, судя по всему, разгадывает его мысли, ибо, стоит Эллохару обернуться, морщится слишком уж выразительно. — Ну вот не надо делать вид, что тебе костюм не в пору, Тьер, — насмехается дружелюбно Даррэн, оглядывая друга, обзаведшегося шипами, броней и практически хвостом. — Все свое, родное. Что естественно… — начинает он, и Риан перебивает его веским: — То лучше жене в первую брачную ночь не показывать.       В крайней степени нарочитого шока воззрившийся на него Эллохар моргает, осматривает с ног до головы, а после разражается громогласным хохотом. Ржет весело и совершенно издевательски, пока Тьер, насупившись, смотрит в полыхающую даль, и молвит максимально серьезно, но не то чтобы очень: — Учту. Правда. Моя, конечно, не настолько пугливая, чтобы от вида рогов, копыт и крыльев в обморок свалиться, но мало ли… — и добавляет предельно издевательски и с коварнейшей улыбочкой: — Иди на ручки, прелесть моя!       Шлепок ладони по аргатаэррскому лбу разносится далеко над пустыней, Даррэну думается, что даже занятый по самые владыческие рога дед уловил сие выражение вершины стыда, но Риана таки подхватывает. Разворачивает крылья за спиной, разминает с непривычки тяжелые суставы и медленно, плавно поднимается в воздух. — Если укачает, — советует он заботливо, отчего Тьер только фыркает ядовито, — блюй с подветренной стороны, чтобы меня не обляпать. А нахессы, думаю, не обидятся.       Связную побрякушку Риан таки прихватил — это Даррэн понимает, ощутив странное зудящее беспокойство и то, как завозился аргатаэрр в его лапах почти на самом подлете. Но не придает значения, просто разглядывает развернувшуюся внизу, чуть в отдалении, бойню. А затем просто падает камнем в самый ее центр, и воспоминания двойника ожившими мертвецами снова поднимаются из холодного склепа памяти и встают перед глазами, настойчиво мельтеша сонмами спутанных образов.

***

Хатссах, Кровавый излом, ДарГештар, Ад — Тыыыы….       На крик совершенно нет сил, да и на то, чтобы подняться, тоже, и Нэрисса просто шипит, в бессильной ярости запрокидывая голову и с ненавистью глядя в глаза своего хранителя. А он смотрит в ответ обреченно, печально, но так решительно, что проще вырвать сердце, чем переспорить его и убедить в собственной необходимости там, в битве у разлома в Бездну. — Так надо, Нэрисса, — с сожалением шепчет Асмодей, присаживаясь напротив и касаясь заточенными в короткую перчатку пальцами ее щеки. Взмахивает другой рукой, разгоняя едкий дым: его госпожа неслабо полыхнула, не сдержав эмоций. — Ты не можешь изменить предначертанного. — В предначертанном я с ним рядом! — истерично, зло рявкает она и тут же поднимается, встряхнув головой, мрачно, жестоко усмехается. — И я буду, дух, что бы ты ни противопоставил мне. Потому что так просто должно быть.       Его придавливающий к полу взгляд темнеет, и Нэрисса замирает, сраженная догадкой. Этот хитрый кот точно знает что-то недоступное ей, точно снюхался с Эллохаром прочнее, чем можно представить, поэтому… — Что ты знаешь, Нэрисса? — тяжело роняет слова Асмодей, и она вскидывается с ядовитой, опасной ухмылкой. — Я должна погибнуть сегодня, так? — спрашивает она без обиняков и видит, как сужаются зеленые глаза напротив. — Именно сегодня, в эту ночь, и Рэн об этом знает, ты знаешь… И он, конечно, решил благородно подставиться, и даже феникса приволок, Бездна ведает как, просто чтобы спасти меня… — Нэри фыркает жестко, покачивает головой снисходительно, и хранитель, не видя смысла отрицать очевидное, разводит руками. — Ну конечно…       Она отступает на пару шагов в сторону, прохаживается по темной гостиной, криво усмехается опасливо сжавшейся в кресле Дэе, обнявшей колени подрагивающими руками, и тянет издевательски холодно: — Ты думаешь, я буду тут сидеть, пока он героически рискует жизнью ради меня, Асм? — и резко развернувшись, рявкает в бешенстве: — Я похожа на безвольную и беззащитную глупую человечку?!       Кажется, Дэя воспринимает это на свой счет, но сейчас Нэриссе просто плевать. Она смотрит на хранителя снова, ощущая острое, замешанное на горечи понимания разочарование. Сжимает пальцы, бьется мыслями в воздвигнутую Эллохаром стену раз за разом, до полыхающей в висках острой боли и слепящих искр перед глазами, но отступать не собирается. Хватит — и без того засиделась.       И Асмодей, кажется, прекрасно чувствует ее настроение, потому что не отвечает сразу, молчит с полным смирения выражением на лице. Играет — в этом она абсолютно уверена. Поднимает взгляд лишь тогда, когда зашедшая на очередной круг по гостиной, на круг взламывания ментальной защиты Эллохара, Нэрисса с болью простанывает, то ли усмехаясь хрипло, то ли горько всхлипывая. — Я знаю не больше твоего, — проговаривает, наконец, кот с тоской. Смотрит на нее, ожесточенную, насквозь больную тревогой, пропитанную обреченностью, и не видит даже призрачного желания опустить руки. — Что ты собираешься делать? — спрашивает тихо, признавая, что не удержит, что бы там не обещал принцу Хаоса и какие клятвы не давал.       И Нэрисса задумывается. Крепко задумывается, припоминая все, что читала и видела в родовой библиотеке, в дневниках глав рода, ощущая, что что-то точно должно быть. Но не видит ничего лучше, чем снова пробудить монстров Мрака, таких покорных, послушных одной ее мысли и без слов понимающих. Вот только… — Мы идем вниз, Асмодей, — холодно, жестко сообщает она ему, обрывая все попытки к разговору и какому бы то ни было сопротивлению.       Шагает к двери, оборачивается, чувствуя, что дух не идет за ней, и просто отпускает себя. Позволяет холодной, почти отстраненной, свойственной только разделенной сути Блэков ярости захватить разум. И путы вокруг хранителя неумолимо страшно сжимаются, дергая в сторону выхода. — Ты думал, я не овладею этим способом контроля? — хмыкает Нэрисса с жестокой насмешливостью. Осматривает рухнувшего на колени и вцепившегося в шею духа, захлебывающегося надсадным кашлем, и, когда его губы окрашиваются россыпью алых капель крови, поясняет ядовито: — Ты забываешь, что я не только Блэк, но еще и вейла, Асмодей. И я не смогу отпустить своего мужчину за грань, не поборовшись. Следуй за мной.       Она выходит в распахнувшуюся дверь, быстро проходит в холл, еще быстрее замыкает механизм защиты нижних уровней. Прищученный силой пусть и номинальной, но главы рода дух не смеет роптать. Но полный укора и сожаления взгляд все равно впивается между лопаток отравленным крюком. — Прекрати, хранитель, — почти неслышно пресекает попытки вразумить взглядом Нэрисса и медленно спускается по лестнице. — Вспомни, что ты мой хранитель, а не я твоя раба, — и резко разворачивается на тонущей в Мраке нижней площадке, прижигая Асмодея разъяренным взглядом и силой, отчего тот падает на ступени и задушено кашляет в тщетной попытке не задохнуться. — Подчиняйся! Я умею быть чудовищно жестокой хранитель, и я думала, что ты уже понял это, будучи в моей голове неотрывно в последние пять лет… — с убийственно безразличным, притворным до каждой капли сожалением тянет задумчиво Нэрисса. — Но нет, что прискорбно. И удивительно, — и бросает, развернувшись и продолжив спуск: — Хватит, Асмодей. Ты достаточно опекал меня в прошлом, чтобы я стала такой, какой стала, какой ты хотел меня видеть — достойной роли главы рода. Так почему сейчас укоряешь каждым взглядом? Не нравится?       Поднявшийся на ноги хранитель все еще прижимает руку к груди, покачивается на каждом шаге, медленно спускаясь следом, но таки проговаривает тихо, надсадно и сипло, с болью в каждом звуке, в каждом намеке на звук: — Я горд, Нэрисса. Я безумно, безмерно горд тобой, даже этой жестокостью горд, но… — хранитель хватает ртом воздух, его жжет, смертельно сжигает внутри, и он снова падает на колени, врезаясь в ступени, закашливается, но продолжает бормотать, как заведенный, и Нэрисса оборачивается, остановившись. — Я пытался все изменить, Нэри! Пытался перекроить, исправить, чтобы тебе было не так больно, не так страшно, и я мог!.. — он мотает головой, капли темной крови, срывающиеся вместе с хрипом с губ, разлетаются вспышками брызг. — Думал, что мог… — стонет дух отчаянно. — Я хотел все исправить, но оказался лишь тенью себя, девочка, лишь частью той силы, что составлял ранее… Наказание Непостижимого, не иначе… — отфыркивается от крови он, и только после тяжело поднимается, шатаясь.       И Нэрисса, не чувствуя себя, лишь силу, почти неподконтрольную ей, медленно поднимается обратно. Осматривает духа-хранителя отстраненно, опускает руку, и пальцы сами собой подхватывают узкий гладкий подбородок. Запрокинув его голову, она недолго, но внимательно всматривается в его глаза, поблекшие зеленью, почти поддавшиеся мраку зрачков. И шепчет, так тихо, что едва можно расслышать, но он чувствует каждое слово зубатыми лезвиями по телу: — Так помоги исправить сейчас, дух. Не разочаровывай меня своей бесполезностью.       Асмодей вскидывает голову, ощущая, как прорывается в ее голосе знакомый с рождения тембр, всегда сжимавший кишки до боли, но когда поднимает голову, Нэрисса выпускает его подбородок и разворачивается, продолжает спускаться в темноту. И он хочет поверить, что ослышался, что контроль Эртаана невозможен, пока она не войдет в силу, как глава рода, но не узнать практически нереально. И он сжимается, поднимается и следует за Нэри тихо и теперь без предупреждений и попыток остановить. Если уж сам Всесущий вкладывает мысли в ее голову и слова в уста, значит, так надо. Так правильно. И гулкий шепот монстров в глубине путей Мрака подсказывает, что все идет как надо. Так просто правильно. Это очередное испытание главы. — Вот мы и на месте, дух, — с усмешкой оповещает Нэрисса в полной темноте подземелий, и Асмодей болезненно вздрагивает, поднимая взгляд.

***

Долина Смерти, пустыня Гибели, Ад       Бушующий ураган, наполненный непроглядно черными, смертоносными песчинками все беснуется, вьется внизу антрацитовой поземкой, и магистр Смерти, рухнув вместе с Тьером в гущу битвы, на краткий миг теряет концентрацию. Резко увеличившееся, трансформированное тело неповоротливо, кажется тяжелым, но подчиняется достаточно быстро.       Битва кипит вокруг, вспыхивает и искрами и пламенем, азарт вперемешку с чувством опасности яростнее прочерчивает вены, и он, отрывисто чертыхнувшись, призывает огненный клинок. Взмахнув им, резким выпадом отталкивает от себя неопознанную тварь, только вылезшую из разлома, обратно, за край Бездны. Гневный, болезненный взвизг проносится по краю сознания, вызывая на губах знакомую усмешку.       Поле сражения бурлит, волнами вздымается призванный дедом песок, да и сам он неподалеку отводит душу на тварях, безотчетно, без какого-либо пиетета перед сильнейшими лордами и демонами Бездны, выбирающимися из разлома. Знакомый голос Эллохар узнает мгновенно и оборачивается рвано, выдергивая нанизанную на клинок требуху из еще одной твари: бабушка в трехстах шагах слева с невероятно довольным выражением на лице рубит здоровенных, напоминающих лишь очертаниями скорпионов, тварей.       Вьющийся в воздухе СэХарэль с легионом крылатых тоже не сдает позиций, и теперь поминания анатомии драконов и подробностей их пищеварительной системы звучат задорно и весело. И огненный хлыст Риана, с грохочущими эхом щелчками вспарывающий пространство и тела врагов радует как никогда — кажется, друг и неизменно лучший ученик отводит темную душу в свое удовольствие.       Он ждет. Ждет, все еще надеясь, что Нэри не влезет, не влипнет во все это рвахорсово дерьмо, останется в Хатссахе. Но как бы Эллохар не скрывался з Ленивыми ударами Даррэн отмахивается от наступающих полчищ тварей, парочку особо за воздвигнутыми в боли щитами, он понимает, что отсиживаться она не будет. Слишком похожа на него, преступно и так правильно близка.       Инстинктивно, на чистом упорстве он идет дальше, вглубь этого месива из тел и туш, а жаждущих вкусить пламенного клинка и вовсе отправляет пинком исполинского копыта обратно в Бездну ускоренной доставкой. Зубы, впившиеся в хвост, не становятся поразительной до глубины неожиданностью. Обернувшись и глянув себе за плечо, Даррэн приподнимает брови, отвлекаясь от созерцания картины разворачивающегося побоища и вспоминая видение, чему только ухмыляется не то чтобы радостно — маленькая, соотносимо его размеров сейчас, тварь, впившись в хвост, пытается ожесточенно его искусать, и Эллохар едва ли не срывается на откровенный издевательский и полный боли хохот. — Попытка не пытка, — насмешливо рокочет раскатистый баритон, окончательно потонув в лязге и грохоте окружающей битвы. — Но не для тебя, и точно не сегодня, — мотнув хвостом, добавляет он, но прилипчивая мелочь продолжает отчаянно виснуть на пятой конечности, теперь уже цепляясь не только зубами, но и лапами. — Вот доставучая, — досадливо констатирует Даррэн и, взмахнув кончиком хвоста, подбрасывает невиданную ранее монструозину, чтобы мгновением позже насадить ее на пику, венчающую хвост, и швырнуть в раскрытый еще разлом.       Дальнейшие попытки подобраться поближе к центру, туда, где, согласно видениям, может появиться Нэрисса, проходят с попеременным успехом — твари становятся кровожадней и крупнее, злее и агрессивней, и теперь пытаются вцепиться не только в хвост и уже не в качестве спасения, поэтому приходится немного поработать мечами. Хлесткие удары мечом, жесткие и совершенно невежливые пинки ногами сменяются прицельными ударами пламенем и песком, все так же вьющимся под ногами и ластящимся, словно ручной зверек. — Слушай, дед, — примыкая к Повелителю, разящему беглецов из Бездны не только пламенными клинками, но и угощающим их еще и приличными порциями песка, Эллохар весело оскаливается, запихивая тоску и память, предельно четко осуществляющуюся здесь, в глубины разума. Сопротивляется, как может, но все равно стонет внутри, срываясь на горестный вой — все повторяется. В точности. — Я действительно настолько сердобольным выгляжу?       На подобный вопрос Владыка недоуменно застывает и, только скинув с лезвия меча очередного монстра Бездны, с явным вопросом на морде лица оборачивается к наследнику. А после на нем возникает выражение горького понимания. — А то всякие приглашенные пытаются найти спасения на моем хвосте, вот и интересуюсь, — пытаясь изогнуть губы в оскале, тянет Эллохар. «Все повторяется», — шепчет сама Смерть внутри, выжигая мертвеющее нутро, — «Она скоро будет здесь, и я не смогу ее спасти». — Интерес исследовательский? — задумчиво, но при этом ни на миг не отвлекаясь от битвы, уточняет Арвиэль, искромсав еще парочку пришлых, но очень напоминающих строением нахессов, монстров. Вздыхает выразительно. — Сугубо, — короткий кивок в ответ.       Полыхающий пламенем клинок больше напоминает шампур — четыре тонко повизгивающих в предсмертной агонии твари коротким полетом отправляются к присоединившимся к битве и пиршествующим уже сарахетам — те едят все, особенно в период размножения.       Приглашенные гости вечеринки вообще знаменательные и совершенно неожиданные для монстров Бездны — те явно не ожидали, что хищники миров Хаоса вступят в битву, да еще и на стороне местного населения. — Ну вот, опять! — потыкав полыхающим клинком очередную мразюшку, облюбовавшую хвост, как свое последнее пристанище, золотокожий демон расстроено вздыхает. Пытается изображать запал, но все внутри стонет и рушится, потому что все повторяется так четко, что хочется сдохнуть. И он не в силах сопротивляться происходящему повторению. И дед смотрит подозрительно понимающе. Почти горько, но все же с надеждой. — Ты это видишь? — на откровенное возмущение в его тоне откуда-то слева раздается громкий смех, точно принадлежащий Хардару, и он облегченно выдыхает — Нэриссы здесь пока нет. А значит все меняется. — Эх, жареным мяском запахло, — мечтательно стонет крылатый, ударом клинка вышибая из окруживших их монструозин самых активных. — Так угостись, что тебе мешает? — светски, но все же с легкой издевкой изумляется Эллохар осторожности собственной охраны.       И вздыхает облегченно: все действительно меняется, даже обернувшийся Тьер это замечает, и дед, кажется, смотрит все более ободряюще. А Хардар лишь брезгливо морщится в ответ. Добивает очередного когтисто-зубастого, напоминающего скорпиона, монстра, и Даррэн, как наяву помня, что здесь должна была быть Нэрисса, и он бы сгреб ее в ладонь, наслаждаясь суррогатом близости, стонет мысленно: «Развлекаешься, радость моя?». И связь взрывается ответным стоном.       Зная, что должен, Эллохар отстраняется, отступает, ищет взглядом фигуру аргатаэрра и плавно поднимается в воздух — Риану нужна помощь. Паника сжирает удары сердца короткими вспышками боли в груди, холод смораживает каждый мускул, делая тело неподъемным, когда он вспоминает, что там, в воспоминаниях, с ним была Нэрисса. Не его, но такая близка тогда, потому что живая, воскресшая из своей боли, доступная чувствам. А сейчас он просто не может знать, что она делает, потому что связь закрывает сознание, и Эллохар не намерен ее восстанавливать. «Будь в замке, дыхание мое, прошу тебя», — шепчет он про себя, но все тщетно: связь закрыта наглухо, да и Нэри, его Нэри, не прислушалась бы.       Пронзенное страхом ожидание рвет сердце в клочья, испепеляет душу, и Даррэн, приземляясь, в приступе бессильного гнева мигом вспарывает еще четверых монструозин, оставляя Риана, шипасто-клыкастого, да еще и страшного настолько, что даже Эллохаровская темная душонка сжимается, исключительно из искреннего сочувствия ученику, совершенно без живых противников. — Развлекаешься? — кошмарно ухмыльнувшись, но не сдержав горечи и выразительно глянув на его пустое плечо, приветствует друга Тьер и, прокрутив меч в руке, первым наступает на группку жмущихся друг к другу тварей. — И повторяешься, Эллохар. Все повторяется, — оглушенно замечает Риан, и Даррэн шепчет тихо: — Она не умрет, Тьер, — и сообщает громче, задорнее: — Повторяюсь, как видишь, — разводит руками он. Снова возносит собственный пламенеющий синим клинок, как из кучки тварей дрожащих ожидаемо раздается неприятный, скрежещущий голосок, и магистр устало закатывает глаза, зная, что так и должно было произойти: — Помилуйте! Просим убежища! — Да они издеваются, — устало выдыхает Эллохар. — И те, что мне на хвост цеплялись и отправились на прогулку в Бездну тоже того… убежища столь неординарным способом просили? — приподнимает брови он и без интереса, уже зная ответ, оглядывает кучкующихся существ.        Тварюшки сбиваются в группку, оглашая каменистую, засыпанную черным песком степь противным разноголосым скрежетом, периодически кидая на высоченного золотокожего демона умоляющие взгляды трех пар красных глазенок на каждого монстрика, совещаются. Но самое что интересное и скучное в то же время, ибо он знает, что будет дальше, — не спорят, судя по интонациям скрежета, и быстро приходят к консенсусу. — Переселяться хотим, — все тот же жуткий шестиглазый ящероподобный монстр, решившийся быть представителем, боязливо выходит чуть вперед. — Вы своих не обижаете, они вон, в битве за вас выступили… — здоровенная лапища патетично указывает в сторону жрущих падаль сарахетов, делящих подыхающую добычу нахессов, летающих и прикрывающих бескрылые войска скарахов. — Стало быть, разумные? — задумчиво, но без какого-либо удивления уточняет магистр Смерти, с трудом пытаясь предвкушать месяцы изучения новых видов в собственной школе при непосредственном участии адептов — Нэрисса все еще не выжила, не появилась, не… Оба сердца, тяжело булькнув, запинаются в груди, сжавшись в тягостном предчувствии. — А как же! — не без гордости откликается черный хитиновый ящер, поразительно соблюдающий баланс стоя на задних лапах. — Значит, и клятву верности принести готовы? — чуть ехидно любопытствует Тьер и, переглянувшись понимающе и сочувствующе с Даррэном, едва заметно кивает головой.       «Подыгрывает ситуации», — решает устало магистр Смерти и, нарочито весело хмыкнув, выносит вердикт: — Выживите сначала, — и, ощутив, как дрогнула под ногами долина Смерти, услышав, как громыхнули скалы далеко за спиной, на границе с ДарНахессом, резко разворачивается.       Оглушающий, заставляющий вибрировать саму суть миров грохот разносится по занесенной песком непроглядно-черной, присыпанной песком степи, а разлом в Бездну, уже привычный своей глубиной и размерами, ширится, расползаясь исполинскими трещинами, врывается багровым пламенем, оплавляющим края. Короткий взгляд на подобравшегося, готового к битве Риана, и Даррэн оборачивается резко, понимая: вот оно. Сейчас. — Даже не думай, Риан, — предупредительно рычит Эллохар и распахивает крылья.       Резкий взмах полыхнувших синим пламенем крыльев, и он, спружинив коленями, устремляется ввысь, направляясь к деду, к которому спешно стягиваются сильнейшие из лордов Ада. И чувство полета совсем не дарит упоительного восторга, только тревога с новой силой поднимается внутри, сворачивает кровь в венах, обжигает нервы, тянет жилы, подстегивает интуицию, теперь действительно больше напоминающую паранойю. А лорды Бездны, уверенно, рывками выбирающиеся из разлома, ведущие за собой ручных чудовищ, что голодно, предвкушающе оглядывают демонов, пожирателей, горгулов, вампиров, оборотней, застывших почти у самого края, и вовсе поднимают в груди уже знакомую по воспоминаниям странную смесь из чувства опасности и осознания величины, на которую замахнулся в своих больных амбициях Блэк. «Он стравил нас, как детей в драке за конфетку» — признает почти безразлично магистр Смерти. Но битва уже идет, и бой не прекратится — до победы или же до поражения одной из сторон.       Сложив крылья и камнем рухнув вниз, Эллохар приземляется за левым плечом деда — за правым уже стоит изрядно потрепанный СэХарэль. «А бабушки нет», — подмечает он, вспомнив, что и в той, другой версии реальности все складывалось до безобразия идентично. И стоит ему приподнять в немом вопросе брови, как Владыка, кинув на него взгляд, молча кивает. «Во дворце, значит», — успокоено решает он, тряхнув на покорную память головой, и, когда до лордов Бездны остается пятьсот шагов, чуть сильнее стискивает рукоять меча. Отличие только в одном — их лорды Бездны жестко, предвкушающе улыбаются, явно заготовив какую-то подлость. А он сам все ждет появления Нэриссы со страхом и одновременным желанием наконец увидеть темно-синее пламя перехода. Спасти, уберечь, защитить. «Не смей, маленькая, не смей», — шепчет про себя, крепче стискивая рукоять ярче полыхнувшего клинка.       Лорды же ожидаемо не выдвигают требований, не отправляют парламентеров, только жадно втягивают жуткими, вмиг покрывшимися хитиновой броней мордами разгоряченный боем воздух. Оскаливаются и с какой-то до жути пугающей надеждой во взорах оглядывают открывшиеся им просторы заметенной песком черной степи. И в считанные секунды, показавшиеся принцу Хаоса невероятно долгими, склоняются, но не уважительно, признавая силу народов Ада и их единство — они берут низкий старт перед началом атаки. Несознательно, мановением не руки — мысли, Даррэн вновь заставляет мечи вспыхнуть, а синее марево тонко натянувшегося щита, в поддержку которому тут же взметаются мириады маленьких черных смертей, вырастает стеной.       Еще одна долгая секунда, и монстры Бездны бесшумно, без единой команды, всей своей черной армадой хищным рывком приближаются, двигаются на них. Без единого звука, словно слух отказал напрочь, они, будто волны, накатывают — голодные, обезумевшие, невероятно сильные. Первые магические удары щит принимает, даже не прогибаясь, но пригибается сам Эллохар, ощущая как из носа и ушей текут теплые липкие дорожки. — Не распыляйся на магическую защиту, Рэн! — зло взрыкивает Арвиэль.       И когда первая волна мелких, совершенно неопасных на вид тварей накатывает на объединенные силы миров Хаоса, Даррэн вздымает озарившиеся огнем клинки. Встряхнув головой, замерший, будто в задумчивости, он, заслышав стрекотание и щелчки хитиновой брони и развернувшись, насаживает на полыхающий меч сразу троих. Тот, вспыхнув, изжаривает дико верещащих, захлебывающихся предсмертным воем существ. И только пепел развеивается в тихой, беззвездной ночи.       Следующий противник, попадающий на острие клинка, более крупный и очевидно более опасный: пробный выпад рослый, покрытый антрацитовой броней лорд парирует с легкостью, и Даррэн, подкрутив меч в руке, плавно обходит его по кругу, надеясь, что обманный маневр и видимая скука на лице сработают. Инстинкты и память срабатывают резко, почти беспощадно пронзая виски болью.        Резко двинувшись в обратную сторону, Эллохар резким взмахом сносит монстру половину туловища, и та, медленно съехав наискосок, с неприятным чавканьем приземляется в песок. Следующие удары противникам он наносит уже по инерции, уходя от атак, уворачиваясь и ударяя снова. Все смешивается в хаотичную круговерть пронзенного ароматом смерти ожидания, ударов, вспышек пламени, контратак и отступлений, мельтешения и гула песка, хлопков крыльев, гневного рыка сражающихся, треска брони…       Он не отвлекается ни на мгновение, концентрируясь на ощущениях связи, ни на секунду не забывает, что все это — реальность. Бьется, словно в последний раз, зная, за что сражается, за что получает каждый новый удар, каждую рану. И устало, с подпитываемым интуицией страхом, но без удивления, отмечает, что ряды тварей Бездны редеют. Мелкие монстры догорают, сваленные в кучи, тех, кого не подобрали, дожирают нахессы и сарахеты. Вампиры, получившие кровь лордов в хитине, явно забавляются с магией крови, подтачивая силы более десятка крупных противников одномоментно. И когда перед ним возникает очередной прилично помятый в схватке лорд, Эллохар, едко осклабившись, поигрывает мечами, издевательски поглядывая на поднимающего оружие врага. По лицу, а скорее морде, прикрытой защитными пластинами, не понять, ухмыляется ли тот, или, наоборот, яростно скалится, в ожидании схватки и предвкушении скорой победы.        Первый удар сотканного словно из чистейшей тьмы копья, и Даррэн отшатывается, помнит, какие травмы грозят в случае столкновения. Уклоняется, уходя в сторону, отбивает атаку, чтобы в хитром движении ударить вторым мечом. Полыхающее синим лезвие с шипением проходит по броне, оплавляя пластины, но проскальзывает, так и не рассекая их. Предчувствие ударяет, почти сшибая с ног, но он не останавливается. Даррэн готов поклясться, что в этот момент противник довольно ощеривается, уже надеясь на победу. Новый удар, новый выпад, резкий замах клинком, и защита кусками отваливается от зло взрыкнувшего лорда. Расстояние между ними уменьшается, глухое рычание под хитиновой маской выдает нетерпение оппонента.       Крутой разворот и магистр Смерти снова отступает, когда хлесткий удар пики обжигает болью плечо. «Точно отравлено» — проскальзывает мысль по краю распаленного битвой сознания. Он помнит, что Нэрисса вот-вот должна появиться, и снова парирует удар. Гул столкнувшихся орудий оглашает пустыню гудением пламени и шипением тьмы.       Сознание обжигает вспышкой боли — Нэрисса, наконец, прорывает заслон на связи. Огонь, ее пламя, всполохом касается чего-то внутри, болезненно занывшего, вскипевшего и сжавшегося в черном предчувствии конца. Оборачивается Эллохар медленно, словно что-то стягивает его, сжимает, как янтарь глупую муху. Но видит он не Нэриссу — замершую на вершине бархана фигуру, завернутую в плащ. Очень знакомую фигуру. А следом настигает понимание. И новая вспышка огня, ее огня, взрывает все внутри хлещущей кровью агонией.       Светлые волосы вздымаются волной на ленивом ветру, она вышагивает из переливов черно-синего пламени в окружении готовых к броску монстров, и сердце магистра Смерти останавливается. Пропускает удар и больше не бьется, крепко стиснутое ожиданием фатального финала.

***

Хатссах, ДарГештар, Кровавый излом, Ад — Можешь сколько угодно сопротивляться, Асмодей, — устало проговаривает Нэрисса, встряхивая сведенные судорогой запястья и разворачиваясь к нему спиной. — Это не изменит того, что ты согласен со мной в том, что так правильно. — Не согласен, — тише шороха бормочет хранитель, но сил что-либо противопоставить ей нет. Остается тщетно скрипеть зубами, играя по установленным правилам.       А Нэрисса усмехается этой своей победе. Отвергает, старательно сбрасывает усталость, поднимаясь по ступеням вверх. Улыбается довольно: теперь в ее распоряжении не полсотни приведенных их Мрака прадедом существ, а много больше. И все равно сжимает в руке родовой клинок — пальцы так и тянутся к черной эмалевой ручке.       «Я не умру сегодня», — с абсолютной уверенностью проговаривает про себя Нэри, хотя чувствует, что готова позорно свалиться мешком на ступени прямо сейчас. И все равно поднимается по высоким ступеням и выходит в парк.       Боль Рэна, просьбу, призрачным шепотом скользнувшую в сознание, она старательно игнорирует. Осматривает внимательно парк, изрытый ямами, засыпанный комьями влажной земли, темные фигуры пробудившихся монстров. Не знает, как справится с таким количеством, но справиться просто необходимо: там, в песках, у Разлома, Рэн. И он обязательно должен выжить, даже если вбил себе в голову глупое и сомнительное для любого темного самопожертвование ради любви.       Руку Нэрисса поднимает с огромным трудом, ощущая, как мускулы пронзает судорогой сочащийся из пор, мышц и костей Мрак. Стонет, сгибается, сквозь сжатые губы молясь выдержать еще немного. Стискивает в кулаке рукоять родового клинка, нечувствительными пальцами оглаживает эфес. И сжимает вторую ладонь в кулак, отчего сознание мгновенно мутится до тошнотворной темноты.       Переход, пламенно-черный, опасный своей нестабильностью в виду отсутствия у нее полномочий полноценного главы, но эффективный для разовой переброски максимального количества сильных существ, она открывает с таким трудом, что мгновенно припадает на колено, заходясь кашлем. Кровь окрашивает губы черным в темноте ночи глянцем, и Нэрисса упрямо стирает ее рукавом рубашки. Вздрагивает, когда на плечо опускается обманчиво легкая рука, и благодарно, с облегчением выдыхает: Асмодей не подвел и забросил ее в переход. «Держись», — доносится до нее почти безжизненный, полный глухой вины и ощутимой злости голос хранителя, — «Будет болтать, но силы должны частично вернуться. У тебя один бросок, Нэри. Не упусти его».       И новый толчок безжалостно выбрасывает ее в пески. Подчиненные силе Владыки барханы шепчут так громко, что Нэри хочется заткнуть уши, сжаться и упасть в объятия песчаной зыби. Но ноги шагают, монстры бросаются вперед с со стрекотом и воем встречая зарево битвы, и она тяжело распахивает глаза. Не ищет Эллохара, сражается с собой так, как не билась никогда, и оборачивается в сторону высокой насыпи, увенчанной высокой фигурой в плаще. «Нэри!..», — болезненно жестокое, умоляющее, просящее и приказывающее в одночасье, рвущим разум грохотом доносится до нее сквозь вой песков, крики, жар и истеричный лязг оружия. Но Нэрисса не оборачивается — подчиненная року рука уже заносит клинок. И стоящий на бархане подобно темному божеству Бальтазар синхронно повторяет ее движение.        Внутренности тут же смораживает, словно Эллохар попал под заклинание — предчувствие, дурное, настолько мерзкое, что нутро тут же хочется выблевать, ядовитой змеей просачивается в грудь, сворачиваясь там и царапая острыми чешуйками и так обостренную трансформацией интуицию. И даже азарт битвы немного стихает, больше не разливается по венам обжигающим потоком. «Нет!», — зло, яростно взрыкивает про себя Даррэн.       Стремительный выпад, и лорд, насаженный на меч, хрипло выдыхает. Вспышка света ударяет по глазам, Эллохар оборачивается, пронзенный предчувствием: два клинка, совершенно одинаковых убийственных близнеца несутся навстречу друг другу, так издевательски, так фатально медленно отсчитывая замершие мгновения, и, разминувшись в миллиметрах, расходятся. Фигура Блэка словно в замедлении дергается, Эллохар в свете полыхнувшего по рукояти кинжала огня видит, как острие впивается в глазницу, безжалостно входит по эмалевую рукоять, разрубая сухими трещинами маску бледного, бесчувственного лица. Новая вспышка, ярче, страшнее, занимается сбоку, чуть в отдалении, и он разворачивается — охваченная пламенем феникса, прикрытая его грудью Нэрисса безвольно опускается на песок, а следом падает и фамильный, принадлежащий Блэку клинок. Все происходит в жалкие секунды, в миг, доступный лишь его глазу. Пепел лениво поднимается в воздух, стирая рассыпающегося прахом феникса, исполнившего свое единственное, жесткое, но такое важное предназначение. «Прости, куренок», — с сожалением хмыкает про себя Даррэн. А следом, дернувшись от обжигающего удара, опускает взгляд и словно в замедлении следит за тем, как по телу, наискосок, проходит острый шипастый, поблескивающий зубцами наконечник, взрезая почти неуязвимую плоть высшего демона. На миг на его лице, сменяя удовлетворение, вспыхивает удивление, но последовавшая за ударом боль темной приливной волной накрывает сознание. Яркую вспышку и пробивший противника со спины сверкающий алым пламенем клинок он замечает сквозь черные мелькающие вспышки, оседая на колени. И голос, наполненный ужасом, болью, неверием, выкрикивающий его имя, такой родной и любимый, звучит множащимся в сознании глухим эхом. Голову Эллохар поворачивает совершенно бездумно, следя как медленно, слишком медленно несется к нему через пески Нэрисса. Деревенеющие губы выдыхают непослушное «Прости, лучше я чем…», и Даррэн изломанной куклой оседает на песок, и все подергивается безразличными черными путами Мрака, пробирающимися в самое сознание. — Рэн!.. — то ли крик, то ли шепот срывается с губ, и Нэрисса, упав, поднимается снова.       Бок обжигает такой знакомой, странной болью, сводящей внутренности, но сейчас это не имеет никакого значения.       Сознание мутится, перед глазами все больше пространства поглощают черно-алые мушки, но она видит, видит, как ее демон, огромный и золотокожий, покрытый пламенными синими рунами, медленно гаснущими сейчас, опускается на пески привычным темным лордом. «НЕТ! Нет-нет-нет…», — как заведенная повторяет про себя Нэрисса, прекрасно помня, в каких случаях демоны в полной трансформации обращаются в обратно. И, кажется, это понимает Арвиэль — полная слепой ярости волна песка сметает тварей обратно в разлом, зарывает оставшихся в живых лордов Бездны в барханы, сам он мгновенно уменьшается и его слизывает воронка смерча. Рядом с Рэном Владыка оказывается в доли секунды. Смотрит на Нэриссу так, что все внутри замерзает, падает вниз и раскалывается на мелкие куски, но она не останавливается. — Рэн! — кричит, когда Владыка опускается рядом с ним на колени, опуская ладони на перечеркнутую страшной, заливающей все темной, должной быть гутой кровью, раной грудь.        Задыхается, падает, поднимается через пожирающую сознание боль и рвется вперед снова по безжалостно связывающим ноги пескам. И взвывает, потеряв над собой контроль, стоит Арвиэлю безжалостно подать знак. Руки тут же сковывает за спиной огненной плетью, ноги связывает арканом, и все внутри умирает, осыпается пеплом, воет, стонет… — Рэн, нет!..       Все замирает. Нэриссе кажется, что время захлебывается ее болью и останавливается, потому что она больше не чувствует его. Никак не чувствует: нить связи, словно унизанная яркими, слепящими светом бусинами, натягивается, вытаскивает душу из тела, и все внутри стонет раненой швейрой. Не рвется, но истончается, топнет в пустоте, блекнет в глухой тишине, в которой нет ничего, кроме бешеного, прерывающегося стука сердца — только ее сердца. И вой, громкий, безумный, полный горя вой вырывается из груди, когда нить связи с силой натягивается, прежде чем окончательно и бесповоротно лопнуть, оставив за собой лишь тонкую тень призрачного эха. Звон вышибает мозги, дыхание, мысли и чувства, оставляя только испепеляющую каждую клетку боль. И тут же стихает, стоит тонким, но сильным, таким знакомым пальцам до хруста костей сжать плечи и дернуть из поглотивших до колен песков. — Тише, тише, девочка, — шепчет знакомый, но такой надтреснутый сейчас голос.       Пальцы дрожат, гладят спину и плечи, хотя Нэрисса не чувствует ничего, кроме разрастающейся внутри холодной и злой пустоты. Она голодно пожирает нутро, душу и удары сердца по капле. — Не иди на поводу, не подчиняйся: уходить за ним нельзя — некуда, — словно зная, о чем говорит, настойчиво просит Дианея. Вздергивает ее подбородок, смотрит твердо в глаза и с безумной уверенностью в зелени радужек и тоне шепчет: — У Арвиэля есть план. Разрыв связи — необходимость, Нэри. Не подчиняйся, терпи, — строго заканчивает она, и сжигающие плоть до костей путы истончаются.       Хардар смотрит с безмерным, полным горя сожалением и сочувствием. Еще бы — именно он с пеленок стерег Рэна, присматривал и был его неотделимой тенью. И он первым протягивает руку, хотя Дианея уже поднялась на ноги. И не просто помогает подняться — подхватывает на руки, кутает в крылья, а Нэрисса, не имея сил сопротивляться, все тянется туда, за грань, где еще чувствует эхо родных ударов сердца. Запинающегося, срывающегося и захлебывающегося кровью, но все еще бьющегося сердца.       И пески поглощают раньше, чем она успевает шагнуть за зыбкую грань, и все внутри снова сжимается от боли и злости.