Темная Империя. Ритуальный Круг

      В посещениях доменов, переговорах со склочными дараями, прерывающимися перемещениями во дворец, в ДарНахесс и к вейлам, которые отказались от защиты и изъявили ярое желание принять участие в намечающейся битве полутысячелетия и все время донимали уточнениями и спорами, магистр Смерти проводит почти сутки. Взбешенный до предела Владыка оставляет его посреди пустыни Ашшкантар на отца и дядю, и Эллохар едва отбрехивается от «важного» разговора с отцом, упирая на необходимость возвращения в школу.       И на этом подготовка не заканчивается. Пока согласившиеся и отчасти согласившиеся дараи и лорды проводят внеплановые смотры армий, групп наемников и даже откровенно запрещенных бандформирований, дед совершенно точно планирует свою часть игры, Даррэну неизвестной. Однако уже имеющееся радует, если нрав отца все не испортит, на что Эллохар в тайне надеется, оставив на время, но не позабыв их давнишний конфликт: пятеро согласных на участие в битве дараев, в числе которых неизменно преданный деду Эйзнаран и глава ДарХайша, явно что-то знающий от Нэриссы, дают немалое преимущество. Еще четверо отказались принять участие, однако кланы и рода их территорий выслали уведомления в обход своих Властителей, выражающие согласие с предложением Владыки Ада, и остальные, не возжелавшие вступать в бой, пока он не докатится до их границ, но обещавшие армии и уже направивших своих генералов во дворец в Хайранаре — это весьма позитивный итог сравнительно более приземленных итогов прогнозирования деда. Вот только координировать такую ораву даже на голом энтузиазме, наивности и жажде победы практически невозможно, потому как подчиненные разным Властителям генералы, главари группировок и тем более вольные сборища лордов и кланов точно не отыщут примирения в уже имеющихся конфликтах, несмотря на то, что сражаться им придется плечом к плечу.       Поэтому вернувшийся в школу лорд-директор, как бы ни пытался, не может сосредоточится: одна мысль о необходимости в ближайшем будущем управлять всем этим вооруженным до зубов вертепом вызывает яростные вспышки головной боли. А уверенность в том, что дед таки повесит на него это самое управление, растет с каждым часом, и вполне себе такие толстые намеки в виде делегирования полномочий по договоренностям и полная свобода действий как никогда точно указывают на это.       Растревожив головную боль до неописуемых масштабов и силы, магистр Смерти с тяжким вздохом все же откупоривает бутыль с огневодкой. Щедро наливает в стакан, осматривает его как-то совсем уж обреченно, отпивает и, прикрыв глаза, устало откидывается на спинку директорского кресла. С первым глотком контроль словно сбавляет давление, опадает шелухой, теперь уже ненужной, или наоборот, нужной еще сильнее, тут уж как посмотреть. Потому что мысль о Нэриссе, неявная, нечеткая, оформившаяся лишь на уровне ощущений, тут же просачивается в разум, и Эллохар уже не в силах ее изгнать. И он позволяет мыслям тянуться к ней, просачиваться в осознанный план, распространяться, захватывать все, избавляя от напряженных раздумий о грядущей битве, совершенно точно не последней — он уверен в этом.       И видит Бездна, не будь он так не уверен в собственной способности сдержаться, а если не сдержаться, то хотя бы проконтролировать инстинкты, без сомнения исполнившие свое предназначение, как только наступит момент, он бы сейчас же оправился в ТанИмин, к ней, потому что сил терпеть, ждать и цепляться за принципы больше не осталось, но… Ошибиться, поторопиться, пусть гон вейлы и указывает на ее готовность к завершению связи между ними, он опасался — применять насилие, поставив во главу угла желания ее сути и свое нетерпение, а в его глазах это было насилием, Даррэн не имел никакого желания. А вот вполне добровольно отправиться в пески вместе желание было, причем настолько сильное, что он больше ничего не мог с ним поделать. Самоубеждение больше не работало, как и принципы, и совесть, и все давно атрофировавшееся, но почему-то пробудившееся из-за одной предельно близкой маленькой вейлы, так сильно, как никто и никогда раньше, запавшей в душу.       Он снова наполняет стакан, стискивает зубы, со злостью на самого себя глядя на темное дно из закаленного стекла, и опрокидывает его, не морщась. Злость на себя — вот, что Эллохар чувствует, признаваясь самому себе, что больше не в силах совладать с самим собой. И вместо того, чтобы признаться себе и в том, что смертельно соскучился, принимается вяло и без интереса перебирать скопившиеся за сутки его отсутствия в школе дела. Следующие полчаса он беспощадно гоняет Айшарин, с тщательно скрываемым беспокойством поглядывающую на него. Но ни прошения преподавателей, ни планы экзаменационных недель, составленных ими же, ни списки отработок, ни запросы на практические занятия не отвлекают от мыслей о Нэри, не сбавляют желания бросить все и переместиться в хранимый богами и, кажется, сотни раз проклятый им самим ТанИмин. И только злость на себя медленно стихает, а принципы таки вступают в сделку с совестью и демонической сутью. А вошедшая в накинутом на плечи пальто Айшарин и с улыбкой проговорившая: — Отправляйтесь домой, магистр, ночь не лучшее время для работы. Школа точно не рухнет, если вы позволите себе отдохнуть.       Кажется едва ли не предзнаменованием. Подсказкой, знаком, жестом провидения и Хаос во всей его переменчивости знает чем еще. Даррэн отвечает ей тонкой кривой улыбкой и кивком отпускает ее. Наливает еще, спрашивая у смолкнувшей совести, подохших принципов и демонической сути, стоит ли ему перемещаться к Нэри, стоит ли нарушать образовавшийся ровный покой на той стороне связи своим появлением, и, так и не получив однозначного ответа, но скорее не пожелав его принять во всей однозначной неприглядности полного согласия, выпивает снова. И уже по традиции давая себе время на дополнительные раздумья, без использования магии наводит порядок в кабинете, разнося по местам папки с документами, гася рожки настенных светильников и излишне тормозя себя в процессе этого всего. Но не признать не может, как бы ни пытался отмахиваться — он соскучился. Слишком, чтобы отказать себе в желании увидеть ее, пусть и без возможности прикоснуться.        «Не могу больше», — стонет в муке мысленно магистр Смерти, прикрывая глаза. — «Соскучился», — вторит его мыслям и ощущениям демоническая суть. Решение, кажущееся единственно верным, в принципе единственным возможным, проносится в голове резким сполохом, он стремительным движением ступает вперед, а в следующий миг его охватывает пламя.

***

ТанИмин, Хаос       Опавшее пламя оставляет его у самого крыльца, и Эллохар, прислушавшись к подозрительно совершенной тишине дома, неслышно проходит в прихожую. Не обнаружив и следа домовых, способных спрятаться, когда это необходимо, и явно подгадавших момент, на что Даррэн усмехается, он так же бесшумно поднимается по ступеням. В этот раз они не скрипят, позволяя полностью скрыть свое присутствие, в чем тоже ощущается участие домовых, и чему он только рад.       Тонкая полоса тепло-оранжевого света из-под двери пересекает неширокий коридор второго этажа, и Эллохар не доходит до собственной спальни, не решаясь пересечь эту своеобразную линию невозврата. Он прекрасно понимает, что случится, как только он распахнет дверь ее спальни. Знает, что сдержаться не сможет, что остановиться будет невозможно, что… Челюсти смыкаются плотнее, желваки проступают явственней, когда он улавливает тонкий, затапливающий ноздри, медленно пробирающийся в мозг аромат. Терпкий, с цветочными нотами и жаркими, влажными аккордами возбуждения, он мутит разум, и реакция тела не заставляет себя ждать: в паху тут же сжимает напряжением, член наливается кровью, и брюки становятся невыносимо тесными, а в груди, словно увеличившись в размерах, глухо отбивает короткие и судорожные удары сердце. Теперь запах ведет его, и неспособный не подчиниться Даррэн инстинктивно толкает створку двери.       Взгляд, мгновенно сконцентрировавшись на единственно важном в этой комнате, выхватывает стоящую у столика фигурку в тонкой до полупрозрачности ночной рубашке. Здесь запах сгущается, становится едва ли на грани терпимости, но Даррэн все равно хищно поводит головой. Ноздри раздуваются, с шумом втягивая воздух, заполучая почти критическую концентрацию феромонов вошедшей в финальную стадию гона вейлы.       Нэрисса, услышав его тяжелый, хриплый выдох, в котором прозвучало много больше демонического и бесконтрольного, нежели подчиненного разуму, замирает, переставая перебирать лежащие на столике мелочи. Дрогнувшие под влиянием инстинктов и магии вейлы пальцы выпускают бесполезный флакон. Она уже проверяла, дважды проверяла за сегодня: зелье не сработало. Даже оно подвело, и теперь… — Нэри…       Его оклик, хриплый, сдавленный и совершенно точно больной, выбивает из тела дрожь, сводит спазмом бедра и низ живота, отчего она глухо простанывает. Нельзя. Просто нельзя, потому что потом он будет испытывать угрызения совести, и ничем хорошим это не обернется. Вот только и контролировать собственное тело, собственные инстинкты Нэри больше не в состоянии. — Ты зря пришел, Рэн, — произнести даже это дается с трудом: голос то срывается на болезненный хрип содранной до крови глотки, то норовит добавить томности интонациям. Тело горит так, как даже не представлялось, но сейчас это почти медитативная мука: получить желаемое или погибнуть ментально, как личность — иного не дано. — Я больше не могу держать себя в руках, не могу контролировать это, — голос все же срывается на тихий, хриплый стон, и позади, за спиной, слишком близко для стоящего в дверях Эллохара, раздается судорожный, но глубокий, предельно, опасно глубокий вдох. — Сейчас совершенно не время для соблюдения условия номер один, — много тише, все еще тщетно пытаясь контролировать тело и разум, говорит она и снова концентрируется на перебирании сжатых в пальцах жемчужных бус. А за спиной раздается еще один вдох.       Он кажется нетерпеливым и жадным, судорожным. Пропитанным желанием, горящим на коже шеи и плеча, обжигающим спину близостью, но не касанием. И это, казалось бы, должно только усиливать муку добровольного сгорания в неудовлетворимом желании, но Рэн приближается, он рядом, и это приносит необъяснимое облегчение. — Хочешь, чтобы я ушел, дыхание мое?       Опасный вопрос, опасный тон — все это Эллохар чувствует и понимает, но контроль… Как он далек от него в данный момент. Инстинкты, суть, демон, захвативший власть, отданную добровольно, ведет, тянет, подчиняет, а сам он уже и не хочет отказываться. Это все слишком соблазнительно: ее запах, дрожь и жар ее тела, ее неспособность контролировать себя… Даррэн уверен, Нэрисса чувствует его влияние на себя, в случае вейлы и избранника это обоюдоострый клинок. И потому, когда она вздрагивает, ощутив его дыхание на собственной шее, он опускает ладони на скрытую полупрозрачной тканью сорочки талию. — Уверена? Если да, я уйду. — Да, — резко выпаливает Нэрисса, пытаясь отступить ближе к столику, избавиться от касания горячих ладоней, обещающих, но не дающих удовольствие, но не может. — Нет!.. — тихо простанывает почти мгновенно, но руки уже отпускают ее, и внутри словно разверзается мучительно болезненная Бездна.       Шаги за спиной, тихие, ровные, предельно уверенные, удаляются. Пальцы сжимают тонкую жемчужную нить, так похожую на брачный артефакт семейства Дакрэа, и тихий, звонкий щелчок разорванной нити нарушает ритм звучащих за спиной шагов. Цокот жемчужин по полу глухим перестуком взрывает напряженную сведенной пружиной тишину. — Рэн… — окликает она умоляюще, не зная, на что вообще надеется.       И все замирает. Шаги прерываются, жемчужины, запав в пазы плотно подогнанного паркета, больше не катятся. Тишина давит, сдавливает мозг в черепной коробке до размера спичечной головки, стискивает до боли. Взгляд глаза в глаза в отражении зеркала стреноживает. Разливает огонь возбуждения по венам. И шаги раздаются вновь, приближаясь обратно.        «Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…», — молит про себя Нэрисса в какой-то безумной смеси радости, облегчения, предвкушения и неявного страха. — «Не ушел, не ушел, не…», — обрывается мысль, когда шаги за спиной все же стихают, и сильные руки, стиснув талию, рывком разворачивают. Тяжелый, темный взгляд с разошедшимися натрое зрачками прибивает к месту, пронзает насквозь, и она задерживает дыхание.       А Эллохар понимает со всей отчетливостью: все — точка невозврата преодолена. И пальцы смыкаются на ее талии крепче. Он вздергивает ее, усаживая на край столика. — К Бездне, сердце мое, — сообщает он ей со всей серьезностью, на которую способен затуманенный желанием разум, — мне сейчас плевать на все условия.       Долгий или же короткий — он не в состоянии понять и определить — взгляд в поглощенные радужками темно синие глаза, и магистр Смерти решительно, позабыв о совести, о принципах, о сожалениях, обо всем, что делало его подобием темного лорда, но не им самим — демоном, склоняется. Жадное, хищное касание ее рта поцелуем заглушает ее тихий стон нетерпения. «В Бездну все», — стонет про себя он снова. — «Хватит», — проводит черту мучительному для них обоих воздержанию демоническая суть.       Жадные поцелуи, влажные и голодные, глубокие жгут губы, рвут душу в клочья, пронзают тело огнем. «Не сдержусь, не сдержусь», — вторит про себя Даррэн, понимая, что и остановиться не сможет. Не сможет, да и не захочет: нетерпеливые ладони стаскивают с его плеч камзол, выдергивают пуговицы рубашки из петель, его собственные пальцы рвут ее ночную сорочку, резкими рывками стаскивают до талии, обнажая грудь с напряженно торчащими сосками. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… — шепчет Нэрисса в забытьи в его губы в промежутках между болезненно жадными поцелуями. — Все, что захочешь, радость моя, — задыхаясь, хрипло отзывается он, дрожа от того, как ее пальцы скользят по животу вниз, к пряжке ремня. — Все, что захочешь… — повторяет он, хватая воздух раскаленный воздух губами. — Тебя, — глухо бормочет она в промежутках между крадущими дыхание поцелуями, — тебя…       Контроль теряется окончательно, магия вейл захлестывает волнами, смешивает ощущения по освободившейся то щитов связи, путает касания рук. Ласки теряют последние границы скромности: разорванная окончательно сорочка падает на пол, звякнувшая пряжка ремня брюк отрезает все пути назад. Эллохар понимает — до постели, пусть она и в пяти шагах, они не дойдут, просто не смогут. И просто перестает цепляться за остатки окончательно сдавшегося разума. Ее всхлипы-стоны мутят разум, его губы скользят по гладкой, горячей коже, прихватывают напряженные соски, язык обводит их в мучительной ласке и скользит дальше, ниже, жарче, быстрее. Приглашающе разведшая ноги Нэрисса опирается на отведенные назад руки, запрокидывает голову, подаваясь вперед бедрами. «Приучил», — мелькает полная чувственного довольства мысль в голове магистра Смерти, и разум отключается снова.       Стон вырывается из груди. Напряженный, он болезненно царапает горло, и Нэрисса почти скалится, утопая в возбуждении и одновременном разочаровании от неудовлетворения. А язык все кружит по влажным складкам, губы обхватывают бугорок чувствительного клитора, палец проникает внутрь, и она отпускает себя, пытаясь припомнить, что чувствовала тогда, несколько дней назад, в гардеробной. Но удовольствие балансирует на тонкой грани безумного желания. Хочется закричать, просить, умолять, но волна уже откатывается и, вернувшись жарким, удушающим приливом удовольствия, выбивает вдох из груди, и в голове стремительно, почти пугающе пустеет. Но и это не помогает до конца. Тело все еще кипит, все еще просит удовольствия. Кажется, чувственное безумие только набирает обороты. — Рэн… — стонет умоляюще, почти испуганно Нэрисса, и Даррэн резко поднимается.       Тяжелый, возбужденный взгляд глаза в глаза, и губы снова встречаются, заглушая стон. Чей он — Эллохар не может утверждать с уверенностью. Просто подается вперед, навстречу рукам, спускающим с бедер узкие брюки, высвобождающим налитый, болезненно чувствительный от перевозбуждения член. Еще один взгляд: его — вопросительный, ее — умоляющий. И резкий, властный толчок, поцелуй, заглушающий резкий вздох. Тихий стон, один на двоих. И новое движение вперед, более медленное, осторожное.       Искры вспыхивают перед глазами, когда он, резко подавшись теснее, наконец входит в нее полностью. Застонав, Нэри откидывает голову назад. Ощущение наполненности приходит почти болезненным растяжением, губы хватают воздух в поцелуе. — Какая же ты тесная, Бездна… — шепчет хрипло Эллохар, глухо простонав на ухо.       Нэри так и хочется ляпнуть что-то сомнительное, но смешное, но он снова подается вперед, и все мысли вышибает из головы. Новый стон вырывается совершенно против воли, Рэн словно вытягивает его из груди томительно глубоким толчком, от которого все внутри сводит сладкой судорогой. — Пожалуйста, — ее тихий всхлип разрезает наполненную тяжелым, прерывистым дыханием тишину спальни, и все перед глазами снова меркнет, чтобы потеряться в ощущениях окончательно.       Сознание концентрируется на глубоких, сильных толчках, пронзающих удовольствием насквозь, становящихся с каждым движением все резче. Поцелуи, короткие и жадные, опаляют шею и плечо, касаются губ и скулы, его пронзающий до глубины хриплый шепот срывающийся на древнее демоническое наречие только усиливает дрожь. Каждая мышца, каждая клетка будто вибрирует и дрожит все сильнее, все чаще, губы бесцельно хватают разгоряченный воздух, движения, резкие и глубокие, становятся судорожными, и Нэрисса едва успевает схватить последний глоток воздуха со стоном, прежде чем сознание разрывает в клочья и выметает из тела с хриплым стоном: — Рэн!..       Дрожь по его телу едва ощущается занемевшими, словно бы потерявшими чувствительность руками, его хриплый стон удовольствия расползается по губам улыбкой, и все снова меркнет, как только Рэн, резко подхватив ее и прижав к себе, отступает к кровати. — Мы еще не закончили, прелесть моя, — искушающе сообщает он, отчетливо выделяя «моя» интонациями.       В его тоне звучит столько обещания, что низ живота Нэриссы снова стягивает чувственной судорогой. И разум отказывает окончательно, как только вейловская суть уверяется в полной принадлежности избранника ей. Остаются лишь жаркие, бесстыдные ласки, поцелуи и сдавленные выдохи, заменяющие стоны. С новым толчком Рэна Нэрисса забрасывает лодыжки ему на плечи, подаваясь ближе, прижимаясь бедрами теснее, и сокрушительное движение, удар вперед, сотрясают все тело в бесстыдной вспышке удовольствия. А он склоняется ниже, только углубляя проникновение до предела, впивается обжигающим поцелуем в губы, прикусывает жадно шею и плечо и стонет, хрипло, чувственно, совершенно довольно стонет… Так, что все внутри нее требует его удовольствия. Вот только новая волна с очередным требовательным толчком в нее вышибает дух, сводит сладкой болью низ живота, и Нэрисса выкрикивает его имя, запрокидывая голову и бессильно задыхаясь.       Но этого мало. Эллохар чувствует, насколько этого мало. Каждый мускул пробивает дрожью, перед глазами мутнеет, вырывая лишь пикантные, самые привлекательные фрагменты: Нэриссу, умоляющую брать ее жестче; Нэриссу, остервенело двигающуюся навстречу, Нэриссу, выгибающуюся в оргазме и сорвано шепчущую его имя…       И он резко переворачивает ее на живот, едва она успевает сделать вдох. Прижимается всем телом, придавливает ее своим весом к влажным простыням. С коварным довольством чувствует, как она ерзает под ним, и, мягко толкнувшись вперед, снова заполняет ее собой. Хриплый, совершенно бесконтрольный стон, звучащий хищно и надсадно с его стороны, и тихо, урчаще и голодно с ее, сливается в одно. Эллохар не знает, когда это закончится, когда возбуждение, в большей степени контролируемое ее вейловой и его демонической сутью, схлынет, но наслаждается каждым мгновением почти неприкрыто-животного секса, происходящего на инстинктах, такого, каким он и должен быть, когда разум, уступив, отключается окончательно. «Моя-моя-моя-моя-моя…», — пульсирует болезненно в висках с каждым резким или медленно-чувственным движением бедер вперед, в нее. «Моя», — требовательно рычит демон внутри, и Эллохар, не прерывая дорожки поцелуев на сгибе и тыльной стороне ее шеи, прикусывает тонкую, теплую и влажную кожу. Нэри тут же замирает под ним, и инстинкты, древние, как все эти миры вместе взятые, берут верх. Заострившиеся зубы вонзаются глубже, раня до крови, Нэрисса гортанно простанывает в измятые простыни, а Даррэн задыхается, пытаясь понять, как остановить то, что с ним происходит. Или не останавливать, но и не навредить. — Шшш, просто расслабься, — просит он Нэриссу сиплым, подрагивающим шепотом и прижимается к ней всем телом, замирая. — Я удержу, обещаю.       Но кровь, ее кровь, попавшая на губы, язык, обжегшая своим вкусом, продолжает действовать, и это действие только усиливается. Нахлынувший жар желания смывает последние остатки разумности, напряженно натянутые мышцы ноют от пронзившего все тело огня, и процесс полутрансформации Эллохар улавливает лишь по жжению в лопатках, выпустивших крылья, и неприятному зуду, оповестившему о появлении рогов и хвоста. А дальше огонь захлестывает, потому что он наконец улавливает ее ощущения и чувства острее, ярче, почти так же, как свои собственные. И, когда трансформация накрывает жаром первородного пламени, Нэрисса взмоляется почти испуганно: — Рэн, Рэн…       И задыхается, стоит ему двинуть вперед бедрами. Его невыносимо острые, почти нестерпимо болезненные чувства накатывают, и Нэри сама подается навстречу его движению, лишь бы ослабить это невероятное давление. Размеренный толчок сжимает все внутри нее до крошечной, стянутой возбуждением точки, а после распускает, позволяя выдохнуть. И снова. И снова. И снова чувство чудовищной наполненности, невероятно приятной растянутости, от которой все внутри дрожит, ноет, мерцает, и темнота, вспышка удовольствия захватывает разум, и снова мрак, расцветающий искрами перед глазами. Ноющей болью ощущаются вновь вонзившиеся в плечо зубы, но теперь Нэриссе уже все равно: жар удовольствия накатывает поглощающими все вокруг волнами, оставляющими лишь ощущение тяжелого и сильного накрывающего сверху тела. Его чувства, его желание, его впечатления просачиваются в разум, сбивают с толка, рассредоточивают сознание, и оно тонет в яркой вспышке настолько быстро, что она едва успевает схватить губами глоток необходимого ей сейчас воздуха. И где-то отдаленно улавливает хриплый, больше походящий на рык, стон Рэна.       А когда чуть приходит в себя, вокруг существуют лишь соприкосновение горячих, влажных тел, сиплое, сорванное дыхание, одно на двоих, томная усталость и смутное ощущение его тела, как своего. По крайней мере крылья и хвост Нэри ощущает четко, настолько, будто все это неожиданно выросло на ней. Мозг отказывается работать, и, когда сильные руки уверенно подхватывают с влажных и совершенно точно перепачканных простыней, она лишь стонет тихо, выражая то ли согласие, то ли вялый и невнятный интерес. Но сил нет даже на то, чтобы просто открыть глаза, к тому же она достаточно четко улавливает Рэна ментально, поэтому просто тихо и предельно облегченно выдыхает. Не сказать, что внутри совершенно глухо и спокойно — нет: желание еще играет в крови, и она не против повторить, но силы отказывают, тело ощущается хорошо отбитым куском мяса, и прожаривать его снова в огне страсти кажется просто жестоким. Поэтому, когда Эллохар медленно опускается вместе с ней в купель, Нэрисса ощущает лишь невероятную по силе благодарность. Большие теплые ладони скользят по коже, не минуя всех востребованных сегодня мест, смывая следы крови и семени, снимая напряжение в каждой мышце, и Нэрисса может лишь постанывать и слабо улыбаться безвольными, но так и норовящими растянуться шире в счастливой улыбке губами. А когда Даррэн выносит ее из глубокой купели и, обсушив пламенем, вносит в спальню, почти мгновенно забывается на краю полудремы, едва ли успевая удивиться свежо похрустывающим под спиной и ягодицами простыням. Успокоено вздыхает, как только сильная рука обхватывает талию, подгребая ее к себе, и, уткнувшись носом в широкую грудь, позволяет себе отключиться окончательно.       Даррэн просыпается первым — заерзавшая Нэрисса медленно вздыхает и, устроившись удобней, продолжает сладко посапывать. Этому он даже радуется, ибо это первое спокойное пробуждение из предшествовавших трех или четырех, после которых все повторялось. И Эллохар даже не уверен, просыпалась ли Нэрисса полностью, несмотря на более чем активное и деятельное участие во всех процессах. Это и заставляет его усмехнуться. А еще припомнить слова как Мейлин, старшей жрицы храма, о гоне вейл, так и загадочно пообещавшего, что «магия все сделает сама» Асмодея. И если в процессе гона вейл он разобрался и понял, что из постели они в ближайшее время выбраться не смогут, по крайней мере так, чтобы не шокировать спонтанными вспышками страсти чувствительных морально окружающих, то на тему обещаний духа-хранителя еще имелись предполагаемые варианты. И один из них он задумчиво рассматривает, изучая расплывчатые в темноте спальни черные завитки брачной татуировки, пересекающие плечо Нэриссы. «А вот и оно по всей видимости», — проскальзывает ни капли не удивленное в мыслях: подобное он видел в воспоминаниях двойника, правда там подобный занятный рисуночек на теле Нэри появился значительно раньше.       И как бы ни хотелось пожалеть ударницу эротического и теперь уже брачного фронта, но сутки без еды с такой интенсивностью физических и всех прочих упражнений никогда еще не сказывались на самочувствии и характере положительно. Поэтому, за неимением скромности и совести, с ширящейся чувственной усмешкой Даррэн медленно проскальзывает пальцами по ее плечу, тем временем как хвост столь же неспешно прокладывает путь вверх по внутренней стороне бедра Нэриссы. — Оооо… — раздается заинтригованный выдох в подушку. — Теперь я понимаю, о чем вздыхали все эти леди темного двора в пору твоей юности… — Мммм… — звучит не менее глубокомысленное от Эллохара. Однако это в больше степени вызвано упоминанием других женщин в их постели, о чем он мудро умалчивает, не зная, когда именно у женщин появляется чудесная способность переворачивать все слова мужчин с ног на голову: до первого секса или же после. — Я с радостью продемонстрирую тебе все свои умения, радость моя, но чуть позже: я не очень хочу пострадать во имя естественных потребностей твоего организма и голода в частности.       Нэрисса, тихо вздохнув и перевернувшись, но так и не открыв глаз, кажется, раздумывает над завуалированным под насмешливо выраженные опасения приглашением поесть. А магистр Смерти почему-то радуется, что она не может так четко видеть в темноте, чтобы разглядеть новые рисунки на его теле, сформированные брачной связью, потому как реакция на них может быть как минимум неожиданной. — А знаешь… — таки нарушает тишину Нэрисса, в которую Эллохар завороженно следит за тем, как меняется выражение ее лица, как трепещут темные ресницы, как губы приоткрываются в улыбке. — Поесть — это действительно неплохой вариант. Только из постели желательно выбираться по отдельности, без галантности и заботы, ибо о еде мы почти мгновенно забудем.       Даррэн, негромко хмыкнув, оценивает ее предложение, как логичное, потому что понимает, о чем она говорит: стоит им коснуться друг друга, как взаимное томительное ожидание, копящееся в теле, вспыхнет под воздействием инстинктов, и поесть не получится. В лучшем случае до завтра, а, возможно, и послезавтра, тут уж как кровь взыграет. Инициированная интимом с избранником вейла, гон и сорвавшийся с плетений демон — то еще сочетание, чтобы ослабить влияние полыхающей вейловой магии. — Логично, — согласно проговаривает он и, поведя рукой к накрытому уже столику, отделенному от постели темно-зелеными полупрозрачными занавесями, напутствует: — Дамы вперед. — Все ребрышки рвара достанутся мне, — предвкушающе довольно протягивает она в ответ, слишком бодро по его мнению выбираясь из кровати.       Обнаженное тело, изящное и хрупкое на вид, с восхитительно очерченными округлостями ягодиц, кажется магистру Смерти настолько чарующим зрелищем, что он не спешит покидать постель, да и цена в ребра рвара не видится такой уж высокой за увиденное. Но все самое интересное и привлекательное почти сразу скрывается под простыней, в которую Нэри основательно и ответственно заматывается, прежде чем скрыться за тончайшей занавеской-перегородкой, отделяющей гостиную зону комнаты от спальной. Поэтому ему остается только вздохнуть, подняться и двинуться следом.       Нэрисса, уже успевшая забраться в кресло с ногами, с утробным урчанием совершенно искренне голодного до кровожадности существа нагружает тарелку едой. Слюна, кажется, готова сочится даже из плотно сомкнутого рта так, что можно подставлять тазик, поэтому вышедшего из-за занавеси Даррэна она лишь окидывает быстрым взглядом и снова возвращается к тарелке. — Кажется, мне предпочли еду спустя всего одну ночь… — вздыхает трагично Эллохар и все же заматывает простыней бедра.       Весело хмыкнувшая и так и не поднявшая на него глаза Нэрисса наваливает себе в тарелку целую кучу зажаристых, покрытых аппетитной корочкой ребрышек и тихо вздыхает. Снова кидает на него короткий взгляд искоса, усмехается и уже собирается приступить к еде, как что-то цепляет разум. И только вцепившись зубами в горячее, пряно-острое мясо, она снова смотрит на него. Чтобы тут же шокированно уронить ребро на тарелку. — Это что еще за безднова срань? — На себя посмотри, сердце мое.       Эллохар, опустившись в кресло, прослеживает ее взгляд, медленно смещающийся от его руки выше, на грудь, вниз по животу и под границу черной простыни. Точно так же медленно она оглядывает и себя, даже потирает темнеющий на коже узор кончиками пальцев. А он ухмыляется, понимая, что теперь от нее не скрыть полное отсутствие удивления, более того: некоторое чувство удовлетворенного ожидания она также уловит без проблем. И не ошибается, посему выслушивает, расслабленно откинувшись на спинку кресла: — Ты не удивлен… — ее голос звучит медленно и почти безэмоционально, и Эллохар неосознанно напрягается, ожидая взрыва. — А значит ты знал.       Отставив тарелку на стол, она впивается в него пристальным взглядом, и Эллохар почти радуется тому, что может случайным касанием переключить ее внимание. Но пока этим не пользуется. И снова же поражается ее догадливости, услышав новый вопрос: — Ты общался с собой из параллельной ветки миров. Он предупредил? — Можно сказать и так, — неоднозначно откликается Даррэн, не зная, чего ожидать.       Но Нэрисса удивляет снова: вместо того чтобы злиться и продолжить допрос, просто хмыкает и кивает, заявляя: — Так и знала, что он от меня что-то утаил. Поставлю свои ребра на то, что он всучил тебе свои воспоминания, чтобы сделать причастным и заставить проникнуться важностью момента.       Так и не притронувшийся к еде Эллохар уже хочет кивнуть, но останавливает себя. Ей не стоит знать всего, таково было условие его отражения. И так определенно безопасней. Но все же проговаривает спокойно в ответ на вопросительный взгляд Нэри: — Твои ребра все еще твои, радость моя. — Ну еще бы, — весело отзывается она. И продолжает с улыбкой: — Ни капли не удивлена. И даже готова поделиться ребрышками, если ты поделишься тем, знал ли обо всем этом Асмодей.       Прикрывший глаза и с усмешкой покачавший головой Даррэн только жестом закрывает свой рот на замок и выкидывает ключ через плечо. А еще радуется, что сидят они напротив: пусть вид замотанной в простыню Нэриссы и будоражит сознание пониманием того, что под тонкой тканью ничего нет, но касаться было бы в сотни, если не тысячи, раз сложнее. Вскинувшая на эту пантомиму брови Нэри неоднозначно хмыкает, но произносит скорее задумчиво, чем недовольно: — И прижать его властью главы рода я в ближайшее время не смогу…       И вот теперь магистр Смерти напрягается уже вполне обоснованно: — В насколько ближайшее? Учти, прелесть моя, — продолжает он уже заметно серьезнее и суровее, — если ты снова влезешь в рискованную авантюру, я нисколько не испытаю мук совести, подготовив тебе уютную спаленку в подземельях нашего дворца в ДарНахессе. И, поверь, даже немало успокоюсь, приставив к этой спаленке охрану. Так, чисто на всякий случай.       Изогнувшая бровь Нэри выслушивает его предельно спокойно, а смотрит и вовсе заинтересованно. Медленно расползшаяся по ее губам улыбка ширится, превращаясь в искушающе-чувственную усмешку, и она, снова подхватив ребрышко с тарелки, протягивает лукаво: — Твои угрозы могут быть такими соблазнительными… Я на все согласна при условии, что ты запрешься там со мной. И продолжишь практику совместного заточения впредь…       Потрескивающая чувственным напряжением тишина, повисшая между ними, прерывается тихим вздохом магистра Смерти. «Мы оба неисправимы», — решает он, нисколько не печалясь, — «Она играет со мной, а я ведусь на это, как зеленый пацан…». И все же находит отличия в ее жестах, голосе, взгляде: Нэри выглядит более уверенной в собственной привлекательности и влиянии на него. Кажется более раскованной и расслабленной одновременно, не смущается его внимания. А еще Даррэн находит очень своевременной возможность отвлечь ее от мысли о пытках и попытках склонить к диалогу хранителя-перевертыша, чем и пользуется, поманив ее пальцем: — Уверен, ты найдешь способы убедить меня в необходимости запереться вместе, милая.       Игру Нэрисса принимает с удовольствием. Поднявшись вместе с тарелкой и придержав на груди норовящую сползти простыню, она намеренно неспешно мягким шагом приближается к Даррэну, откинувшемуся на спинку кресла и смотрящему на нее покровительственно и самую чуточку снисходительно. С этаким чисто мужским чувственным превосходством. Присаживается на широкий подлокотник, передает ему тарелку, как бы невзначай касаясь его плеча своим и ощущая, как вспыхнувшая кровь стремительным жаром желания прокатывается по венам. — Стало быть, выбранное мной блюдо тебя не устроило, — констатирует магистр Смерти с глухой хрипотцой в голосе, и поведшая головой Нэрисса парирует: — У тебя вообще тарелки нет, драгоценный мой. Я конечно не спорю, что ты можешь накормить меня и совершенно не имея еды под рукой, — ее голос интимно понижается, а взгляд медленно ползет вниз по его телу, — но мне хотелось бы чего-нибудь более существенного. Хотя белковую составляющую обоих блюд я отрицать не могу…       Оценивший тонкость пассажа по достоинству магистр осматривает удобно устроившуюся на подлокотнике Нэри с веселой улыбкой, усмехается в ответ на ее едва заметную хитрую ухмылку и подхватывает поблескивающее зажаристой корочкой в рассеянном свете ночников ребрышко с тарелки. — За папочку? — с лукавой насмешкой вопрошает покорно Нэри, когда он подносит мясо к ее губам. И смотрит так невинно, что Даррэн закономерно задумывается шлепнуть ли ее по мягкому месту или заржать и пошло пошутить. Но выбирает третье: — Пикантно, но… Боюсь, радость моя, если бы твой папочка узнал, чем мы занимались последние сутки, то кастрировал меня особенно жестоким образом. — Тогда за страшного-ужасного лорда-директора и принца всея Хаоса? — исправляется она мгновенно, и он удовлетворенно кивает, когда Нэри откусывает кусочек и с вздохом облегчения смертельно оголодавшего жует. — А вот за деда, наверное, не стоит — ему и без того сейчас особенно икается, — задумчиво протягивает Эллохар, припоминая, не вызывал ли его дед посреди их эротической феерии, пока они были слишком увлечены друг другом, чтобы заметить хоть что-то вокруг. — По принципу «Не буди лихо, пока оно тихо».       Нэри улыбается и, согласно покивав, сама тянется к его руке и снова кусает ребрышко, едва ощутимо касаясь его пальцев губами. Облизывается совершенно точно без чувственного подтекста, но сосредоточивший все свое внимание на ее губах магистр ощущает, как разливается внизу живота жар, а член резко подергивается. «Провоцирует и совершенно этого не осознает», — вздыхает он про себя. — И не подумала бы, — прожевав, отзывается Нэрисса. — За Повелительницу, долгих и спокойных ей лет правления с таким самонадеян… кхм, — исправляется под откровенно насмешливым взглядом Эллохара она, — неординарным по части стратегических игр супругом.       Даррэн вскидывает бровь на подобранный синоним. Однако отрицать его своеобразной точности ее замечания не может — дед действительно заигрывается, видимо, уверовав в свое совершенно условное бессмертие. И в его наследничье нежелание занимать престол в обозримом будущем. Иначе бы точно зачесался в попытке переиграть все мягче. Задумавшись, ребрышко до губ Нэри в этот раз он не доносит — простыня с нее неожиданно сползает, и она, потянувшаяся к его руке, прижимается обнажившейся грудью к его плечу.       В паху тут же резко сжимается и напрягается. Сердце, глухо булькнув в груди, падает в желудок, с усилием перекачивая будто загустевшую и быстрее понесшуюся по венам раскалившуюся кровь. Взгляд скользит по ее лицу, встречается с медленно темнеющими глазами, опускается на приоткрытые губы, по которым взволнованно проскальзывает язык…       Одним движением пересадив ее к себе на бедра, Эллохар сжимает ладонями талию, поднимается ими выше под сдавленный вздох, знаменующий падение ее простыни на пол. Оглаживает бедра, и Нэрисса запрокидывает голову, открывая шею для поцелуев. Тихим стоном она отвечает на касание губ к ключице, ерзает нетерпеливо, и когда Рэн теснее прижимает ее к себе, немного отстраняется — в голове слишком мутится от стремительно накатившего возбуждения, кровь барабанным боем орочьих шаманов гремит в ушах, а тело становится почти болезненно чувствительным.        «Перерыв, мне точно нужен перерыв», — стонет мысленно она, совершая еще одну попытку ускользнуть. — Куда? — раздаётся недоуменно-насмешливое над ухом, руки предупреждающе стискивают бедра, и Нэрисса, самым коварным образом стаскивая с Эллохара простыню и полностью капитулировав, но не сдавшись, сползает с его коленей. — Ползу!       Обозначив направление подрагивающей рукой, она уже вожделенно вздыхает в сторону развороченной и пребывающей в крайне живописном и живописующем их времяпрепровождение последних суток кровати, как чудом стащенная у жестокого, беспощадного и в принципе неутомимого демона простыня угрожающе натягивается, приоткрывая беззащитные ввиду отсутствия какой-либо одежды тылы. — У меня ноги почти не ходят вообще-то, причем твоими стараниями! — нарочито возмущенно восклицает Нэри, патетично взмахнув рукой и таки присев на ковер.        Издевательски вздернувший бровь магистр Смерти неторопливо окидывает ее задумчиво-лукавым взглядом, предовольно хмыкает, очень уж многозначительно прищуривается и протягивает коварно, разваливаясь в кресле: — Одно то, что ты вообще можешь ползти, говорит о том, что старался я недостаточно.        А затем его лицо неуловимо меняется, улыбка становится предельно загадочной, и он оглядывает ее снова. На этот раз как-то хищно-собственнически. И ухмыляется с хитрым самодовольством. — Но это мы можем исправить, причем с обоюдной пользой как для тебя, так и для моих нервов… — неоднозначно тянет магистр и решительно поднимается из кресла, избавляясь от простыни окончательно и отдавая ее подозрительно и чуть обеспокоенно смотрящей на него Нэри. — Десять минут, радость моя, не больше.        И в следующий миг экстраординарнейший из демонов всея Хаоса окутывается пламенем и исчезает вместе с рогами, крыльями и хвостом. Недоуменно моргнувшая Нэрисса медленно поднимается с места, подбирая простыню. «Хороший перерыв», — решает она, — «Спонтанный и неудержимый, как диарея, а главное действительно протрезвляющий!». …………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….       Метнувшийся пламенем Эллохар быстро распахивает дверь гардероба и, не особенно глядя, что вообще выбирает, одевается, игнорируя воющую сирену защитных чар дворца. Обувью вообще не озабочивается — там, куда он вознамерился затащить Нэри, обувь не нужна. Как и одежда впрочем, но являться к деду неглиже было бы слишком экстравагантно и рискованно даже для него. Небрежно пригладив растрепанные волосы пятерней, он без слов предупреждает деда о визите, заодно уточнив, где тот обретается в то время, как должен греть бок спящей уже бабушки, и решает снова переместиться огнем: раз уж навел шороху во дворце и избавил весь гарнизон Хедуши от угрозы геморроя, чего мелочиться?       Всполохом пламени появившись в темном тронном зале, он сначала оглядывает его, находя деда в самой темноте у возвышения с тронами. Тот в неизменном халате стоит спиной к нему, заложив руки за спину. А затем, медленно и расслабленно развернувшись, внимательно оглядывает внука.        Напрягшийся Даррэн прищуривается в ответ на странно блеснувшие глаза Владыки. Дед чуть заметно улыбается, оглядывает его, без сомнений подмечая и взъерошенные волосы, и наспех застегнутую рубашку, и босые ноги. А затем, будто заметив что-то любопытное, резко сокращает расстояние, приближаясь одним слитным шагом. Снова осматривает магистра Смерти, глядит в глаза все в той же тонкой усмешкой, протягивает руку и отводит в сторону ворот его рубашки, с нарочитым вниманием разглядывая виднеющийся из-под него элемент брачной татуировки, и его улыбка превращается в широкий и очень довольный оскал. — Как своевременно… — тянет Арвиэль загадочно. — Вы оба не обманули моих ожиданий, и Асмодей оказался прав. — Куда же без древнейшего и наглейшего в истории Хаоса коврика? — со вздохом закатывает глаза Эллохар. — Артефакт дашь или мне придется униженно молить о дозволении? — не растеряв врожденного ехидства от необычного приветствия деда, уточняет он.        Улыбка Владыки становится понимающей. Он отступает на шаг и снова оглядывает внука с ног до головы. — Это нет? — интересуется с опасным спокойствием Даррэн. — О нетерпение, ты гимн юности! — вздыхает насмешливо Арвиэль и покачивает головой. А затем требует: — Протяни руку.        Шагнувший вперед и протянувший руку ладонью вверх магистр Смерти выжидательно уставляется на деда. Тот, хмыкнув, протягивает свою, и его пальцы оплетают тонкие струйки черного песка. Они вьются, обхватывают ладонь, а когда опадают, в ней остается тускло поблескивающая в темноте жемчужная нить. Ее Арвиэль осторожно вкладывает в ладонь внука и, улыбнувшись тому, как она ярко вспыхивает, стоит ему жать ее в пальцах, восклицает с вселенским облегчением: — Сбагрил перестарка! Наконец-то сбагрил! Теперь из запоев тебя будет вытаскивать жена, а не я, позор на мою голову!        Вздернув брови и скептически оглядев деда на иные признаки подкрадывающегося маразма и повреждения рассудка, помимо уже продемонстрированных, Эллохар логично замечает: — Она меня в и загонять будет, к слову. Зато теперь ты точно будешь знать, с кого спрашивать. — И к кому тащить твое смердящее перегаром полудохлое от перепоя тело, что тоже немаловажно, знаешь ли, — соглашается Владыка совершенно серьезно и сообщает: — В вашем распоряжении два-три дня, не больше, Рэн. Потом ты будешь мне нужен здесь, — Эллохар кивает, и Арвиэль продолжает: — Предавать огласке радостное событие пока не советую.        Даррэн снова закатывает глаза, вздыхая тому, что дед мог этого и не упоминать: и без того понятно, какое значение для него имеет Нэрисса, как и то, что брак пусть и не увеличивает ее значимость для него, но упрочивает ее в глазах Блэка и его братии дуболомов из Бездны. — Спасибо, — благодарит он деда и уже отступает, чтобы переместиться обратно, как Владыка окликает его: — И теперь, я надеюсь, ты не будешь держать ее взаперти в домене матери, Даррэн, — зная, что вызывает неудовольствие у внука подобным советом, проговаривает он твердо. — Ты прекрасно понимаешь, какое значение она имеет для нужного нам разрешения проблемы с Блэком, как знаешь и то, что брачный обряд с артефактом защитит ее, как не сможет ничто другое. И знаешь, как это сделать. Там уже все готово, ждут только вас, — добавляет Арвиэль, обернувшись.        В накатившем раздражении магистр Смерти дергает головой, но не согласиться с дедом не может: обряд в пустыне прочно свяжет их с Нэри жизни, почти прировняв ее к его устроенному дедом бессмертию, сделает ментальную связь абсолютной и обеспечит ему прямой доступ к ней в любое время и в любом месте. И пусть выгоды просматривались со всех сторон, но паранойя не позволяла беспечно выпустить ее из ТанИмин.        Ничего не ответив, никак не выразив свое согласие с мнением деда, Даррэн просто призывает пламя. Вой снова оглашает дворец, за дверями тронного зала раздается хлопанье десятка крыльев Хедуши. Вспышки алого света раскрашивают стены, придавая тонущим в темноте стенам жути, но заметить, как в распахнувшиеся двери зала входит откровенно злой СэХарэль, он уже не успевает — пламя слизывает его с темных плит пола, унося из растревоженного дворца. …………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….       Думает Нэрисса недолго — поднявшись и прибрав простыни, она первым делом натягивает один из пикантных подарков Сайлин, притащенных сюда стараниями Эллохара. «Как знал, зачем пер», — хмыкает она про себя, оглядывая отражение в зеркале и оценивая вид прозрачных белоснежных кружев. С сожалением вспоминает подаренный подругами комплект, оставшийся в сундуке в спальне Хатссаха. Тот определенно был лучше, но ничего иного все равно нет. Не одевать же три прозрачные тряпочки вульгарного пурпурного цвета вроде как в первую брачную ночь.       «А ведь ночь то уже вторая», — тянется ленивое в голове, — «А если по количеству пересчитать на среднестатистическую норму, то и на неделю супружеского долга хватит».       Пройдясь по спальне и даже отсчитав десяток минут, спустя которые Эллохар не возвращается, Нэри уже подумывает вернуться к еде — ребрышки-то мало того, что скучают на тарелке, обделенные ее вниманием, так еще и стынут — но пройти к столу не успевает: ярко вспыхнувшее посреди спальни пламя взвивается до потолка и, облизав выкрашенные в белый балки, опадает, выпуская из перехода искушающе усмехающегося магистра Смерти.       Он пристально оглядывает ее, не упуская ни единой детали невинно-откровенного одеяния, предвкушающе задерживается на очаровательных бантиках, спускающихся вниз от короткого корсажа, уже предвкушая, как будет медленно развязывать каждый, и проговаривает, покачивая на пальце мерно светящуюся жемчужную нить: — Вижу, ты даже подготовилась, Нэрюш, это замечательно. Потому как оставлять дела незавершенными я не люблю, а тебе и деваться-то некуда — ты и так уже жена.       Нэрисса весело посмеивается его наглой самоуверенности, нисколько не расстроенная очередной уже сменой своего статуса, изучает взглядом его растрепанный вид и спрашивает насмешливо: — Я должна вопить о произволе, коварных демонах и непозволительном заточении меня несчастной с последующим растлением? — Нежелательно, но вполне ожидаемо, радость моя, — делится поморщившийся магистр Смерти. — Но ты можешь просто согласиться, — он шагает к ней, и она, вздохнув и закатив глаза, протягивает: — И без первого супружеского скандала? Так уж и быть, тарелки побью потом. — Ну надо же, какая покорность, — весело изумляется Даррэн, когда она вкладывает пальцы в его протянутую ладонь с жемчужной нитью, и огонь, голодно взревев, утягивает их через пространство.       Воющее вокруг пламя сужается кольцом и толкает друг к другу, касание тел обжигает, и Эллохар едва ли способен напомнить себе о сдержанности. Запрокинувшая голову Нэрисса смотрит так, что все внутри полыхает и сжимается одновременно, ее пальцы в его ладони бездумно перебирают теплые, ярко светящиеся жемчужины артефакта. Он инстинктивно прижимает ее крепче к себе, ощущает, как гремит ее пульс, и тихо проговаривает, переводя взгляд с темно-синих глаз на приоткрытые на вдохе губы: — Терпение…       И ее губы растягиваются в лукавой улыбке, а следом звучит с легким удивлением: — Ты говоришь это мне? — Себе, моя драгоценная прелесть, в первую очередь самому себе.       А еще он напоминает себе, что руки распускать рановато, и обряд стоит проводить не поспешно и под воздействием нестерпимого возбуждения, а проникнувшись очарованием момента, но… От здравого холодного мышления магистр Смерти сейчас далек. И когда пламя размыкает кольцо, он ощущает досаду и сожаление, потому как сейчас придется отвлечься на приготовления. Однако очарование момента таки охватывает, стоит увидеть белую шкуру под пронизанным гвоздиками звезд темно-алым небом Хаоса. И все внутри снова сжимается, а забившееся быстрее сердце тут же сбивается с ритма. Обернувшись к Нэри, он встречается с ней глазами, крепче сжимает ее ладонь в своей и, подхватив на руки под веселый ее смешок, шагает к шкуре. — Ну наконец-то мы сюда добрались, — саркастично, но с предовольной улыбкой проговаривает Даррэн, опуская Нэриссу на белый мех. — Я уж думал, не доживу.       То ли хмыкнувшая, то ли вздохнувшая Нэри сминает в пальцах ворсинки шкуры, запрокидывает голову, глядя на него, и, чуть заметно улыбнувшись, отвечает на грани шепота: — И я не надеялась дожить, так что стоит пользоваться моментом, — и протягивает ему руку, предлагая присоединиться. — Ты же вроде хотел развязать все эти бантики?       Пальцы второй ее руки медленно скользят от груди и ниже, играют с шелковыми лентами, распускают самую верхнюю на корсаже, и магистр Смерти тяжело сглатывает. Опускается, упираясь коленом возле ее бедра, перехватывает пальцы, склоняется и, почти коснувшись ее уха губами, шепчет: — Стоило прислушаться к моим словам о терпении, радость моя. Повторить мы могли, никуда не перемещаясь… — Возможно, — парирует Нэрисса, и он с чувственной дрожью по телу улавливает, как сбивается ее дыхание, — это тебе не стоило так внимательно прислушиваться к словам о терпении…       Ее нетерпеливый выдох обжигает шею, схватившие полы рубашки пальцы разводят их в стороны, и Эллохар улыбается шире: инициированной вейле не терпится упрочить свои права на избранника, но это не значит, что ее нельзя немного потомить ожиданием. Резко поднявшись и чуть отстранившись, он кидает на нее насмешливый взгляд. Отыскивает глазами ритуальную чашу для вина и, прихватив ее, призывает пламя. Нырнувшая в него рука быстро нащупывает прохладное горлышко бутылки и вытаскивает ее.       Судя по вздоху, Нэри узнает бутылку сразу, чему магистр загадочно и очень довольно улыбается. И обещает весело, следя за тем, как залитая золотом и воском пробка медленно выскальзывает из горлышка, нагретого синим огнем: — Если ты вдруг заявишь, что это очень серьезный шаг и ты не готова, я тебя просто свяжу, Нэрюш. — Не посмею, — коротко отзывается Нэрисса, наблюдая за медленно наполняющейся золотым вином чашей. — Из-за глубины чувств ко мне? — насмешливо предполагает Эллохар, зная, что у нее на все есть свой ответ. И не ошибается, стоит ей предельно серьезно отозваться: — Из-за любопытства и чувства ответственности.       Она пожимает плечами и устраивается на шкуре удобнее. Под его пристальным взглядом, изучающим лицо и медленно скользящим по телу, кожа начинает гореть и плавиться. Хочется скорее согреться в его огне, но остается лишь тихо вздыхать — сначала обряд. И Нэри устраивается напротив Эллохара, повторяя его позу и опираясь на колени, а затем присаживаясь. — И, конечно, из-за глубины чувств к тебе, — добавляет она наконец, когда усевшийся напротив Рэн опускает чашу на белый мех и, протянув к ней ладонь, выжидательно ухмыляется.       Несмотря на пикировки и шуточки, отрицать влияние момента Нэрисса не может. Все внутри подрагивает в предвкушении и будто бы легком страхе, и, когда она вкладывает свою ладонь в пальцы Рэна, он успокаивающе поглаживает их. Поднимает на нее взгляд, долгий, темный и совершенно нечитаемый, но Нэри все равно видит в нем и нежность, и желание, и почти болезненное, совершенно странное по ощущению счастье, жадное, собственническое и такое освобождающее одновременно. А он словно бы специально не глушит эмоций, вынуждая тонуть в них, и она не может отказаться, настолько правильным сейчас это ей кажется. Как и нить ярко засветившегося жемчуга, застегнутая на ее шее его пальцами. — Если не знаешь слов клятвы, просто повторяй за мной, — тихо произносит Даррэн.       Отросший коготь едва ощутимой вспышкой боли пересекает ладонь, кровь тихо капает в чашу с вином. Звезды и облако-хранитель ЭтШакарра ярче вспыхивают над головой, на мгновение ослепляя, принимая в жертву ее кровь. Пальцы Рэна соскальзывают с ее ладони, он протягивает ей свою, все так же не разрывая зрительного контакта, и Нэрисса, сухо сглотнув, медленно прочерчивает порез от большого пальца до мизинца. Свет над головой вспыхивает ярче, спускается ниже, отгораживая уплотнившейся занавесью от окружающих их бескрайних песков, и ее сердце спотыкается, булькнув в желудок. Замерцавшие звезды словно становятся ближе, и Даррэн, чуть хрипло и почти торжественно неспешно, заводит негромкий речитатив. Взвывший за границей мягко светящегося полупрозрачного полога хранителя ветер доносится едва-едва, Нэри чувствует, как шевелятся губы, тихо проговаривая слова брачной клятвы, из которой сознание выцепляет лишь разрозненные отрывки: о вечности звезд, любви, миров; единении тел, сердец и душ; о следовании шаг в шаг за супругом; о руке помощи и плече поддержки. Рэн первым подхватывает потяжелевший, светящийся переливами вина и крови кубок и подносит его к губам. Три глотка, уверенных и больших, и он, не разрывая касания пальцев на ножке чаши, подносит его к ее губам. Терпкая сладость касается языка, вдох прерывается, но Нэрисса все равно допивает до дна, ощущая, как мутится разум. Вкуса она не разбирает — все внимание переключается на Рэна, на его предельно серьезное лицо, на приоткрытые губы, на так странно глубоко, будто в самое нутро глядящие глаза. Ладони нехотя размыкаются, выпуская разогретое золото ножки чаши, чтобы тут же соединиться.       Он тянет ее на себя, медленно и осторожно, следит за ее реакцией, но Нэрисса не кажется напряженной или испуганной ощущениями, вызванными обрядом. Покорно следует его движению и, когда Эллохар опрокидывает ее на спину, запрокидывает голову, глядя в глаза. — Как же я люблю тебя, дыхание мое, — проговаривает хрипло магистр Смерти, склоняясь к ее губам, — как же безумно я тебя люблю…       Простонавшая в ответ Нэри тянется за поцелуем, но и теперь Даррэн не отпускает себя окончательно. В первую брачную ночь не место поспешности и судорожной торопливости, здесь и сейчас ему хочется ловить каждый момент, осознанно концентрируясь на ощущениях, как своих, так и ее. Ее особенно, потому что в последние сутки все происходило сумбурно, на чистых инстинктах, не оставляющих ничего разуму.       Медленное, чувственно-неспешное касание его губ, скользнувший по верхней губе язык, следом мягко разомкнувший зубы… Большая горячая ладонь, с нежной осторожностью потянувшая широкий рукав кружевной сорочки с плеча. Теперь ощущения целостнее, внимание концентрируется на мелочах, и Нэри едва не тонет в накатившем смущении. А пальцы Рэна уже тянут за ленту второго банта, и его взгляд, такой темный, такой близкий, прожигает жаром желания насквозь, отчего каждая мышца в ее теле начинает мелко подрагивать в томительном ожидании.        Неловкими пальцами Нэрисса стаскивает рубашку с его плеч, скользит самыми кончиками по налитым силой, напряженным мускулам. Все перед глазами кружится, медленно и неторопливо, заволакивает чувственной, полубессознательной дымкой, и она опускает веки, легким касанием ладоней проводя вниз по его спине. Едва дышит, концентрируясь на влажном жаре поцелуев, спускающихся вниз по шее, и третий шелковый бантик распускает свой узел в умелых пальцах. А под ним еще один, уже под корсажем, и, освобожденная от оков плотного атласа, она вдыхает глубже. Судорожный вдох звучит слишком громко в мягкой, словно набитой пухом тишине покрова облака ЭтШакарра, и Нэри, захлебнувшись вдохом, замолкает. — Дыши, Нэри, — горячее дыхание касается холмика груди, и твердые пальцы распускают еще одну завязку сорочки, — я хочу тебя слышать.       Глотнувшая воздуха Нэрисса отрывисто кивает, когда большая ладонь накрывает освобожденную от корсажа грудь, губы накрывают вершинку второй, и она тихо простанывает. А рука Рэна тем временем медленно скользит вниз по животу, пальцы вырисовывают горячие узоры по коже, уводя за собой россыпь мурашек. Шелковые бантики распускаются один за другим, окончательно избавляя ее от иллюзии прикрытия, следом за развязывающими ленты пальцами следуют горячие, жадно целующие губы, и Нэрисса в нетерпении простанывает, выгибаясь и запрокидывая голову: — Прекрати издеваться, Рэн! — Ммм, — отзывается искушающе и самую чуточку насмешливо он — ее нетерпение забавляет ровно настолько же, насколько возбуждает, — я не издеваюсь, Нэрюш. Это называется совершенно иначе…       И несмотря на ее попытки поторопить, продолжает перемежать поцелуи и укусы, прокладывая дорожку вдоль выступающей тазовой косточки. Нэри тихо шипит от напряжения и выгибается снова, вызывая у него смешок. Сам он усиленно уговаривает себя не торопиться, но получается все хуже с каждой секундой. И когда Даррэн медленными поцелуями возвращается к груди, поднимается по шее вверх, к уху, она улучает момент и быстро расстегивает пряжку ремня на его брюках. — Нетерпеливая, — с улыбкой выдыхает в ее губы Эллохар, тут же запечатывая их поцелуем и глухо простанывая — тонкие теплые пальцы обхватывают член у корня и медленно сдвигаются к головке. — Совсем нетерпеливая, — уточняет он, стоит Нэриссе, заерзав, приняться стаскивать с него брюки.       А в следующий миг брюки просто развеиваются пеплом, и он снова целует ее. Нэрисса обхватывает его ногами, плотнее прижимается всем телом, и Даррэн отрывается от ее губ, выпрямляясь и опираясь на колени. Встретившись с ней взглядом, проскальзывает ладонями от лодыжек вверх, поглаживает разведенные бедра кончиками пальцев и резко сдвигает на себя, плотно прижимаясь болезненно возбужденным членом к влажным складкам.       Сдавленный вдох вырывается из груди Нэриссы. Она не может смотреть ему в лицо, смущение снова заливает щеки краской, но и не смотреть не способна. Усмешка Рэна из-под полуопущенных ресниц кажется опасно-порочной, и узел желания затягивается туже внизу живота. А горячие пальцы уверенно проскальзывают по влажным складкам, собирая влагу, и медленно размазывают по члену. Он с отрывистым выдохом томительно неторопливо потирается им о складки, отчего Нэри, задрожав, выгибается и подается навстречу. Протянув руки вдоль тела, она сжимает его бедра пальцами, поторапливая, и Эллохар усмехается снова.       А затем выдыхает снова и медленно, так, что Нэрисса ощущает каждое мгновение, каждый миллиметр, входит в нее. Не разрывает зрительный контакт, лишь крепче сжимает ее разведенные колени, и только его грудь вздымается чаще. Голову Нэри запрокидывает инстинктивно, втягивается с тихим стоном, подается вперед, углубляя проникновение, прижимаясь бедрами теснее, и едва не хнычет недовольно, потираясь в желании ослабить возбуждение. Ощущение наполненности кажется незавершенным без его движений, и она чуть отводит бедра, чтобы двигаться самой. А Даррэн, словно в издевку, внимательно наблюдает сверху, и то, как он закусывает губу в ожидании ее действий, заставляет Нэри простонать снова.       И задохнуться, ощутив встречное движение бедрами. Медленное, растягивающее, наполняющее до самого конца, оно накрывает приливной волной горячих мурашек, отступающих, откатывающихся назад, стоит Рэну двинуться обратно. Он берет ее медленно, с оттяжкой, контролируя каждое мгновение близости, каждый взгляд глаза в глаза, связывающий, приковывающий друг к другу, каждое касание и движение, и Нэрисса теряется в ощущениях. Его, ее, они снова хлещут через край, смешиваются, не позволяя понять, где пролегает тонкая граница, возможно, уже стершаяся окончательно. Пламя, прокатившись по коже, смешивается с его, взымается вверх, закрывая пологом. Ее тихие стоны сначала становятся чуть громче, как и его тяжелые, хриплые вдохи, но потом стихают, сменяясь жадными глотками воздуха. Даррэн склоняется над ней, перенося вес на руки, двигается быстрее, судорожнее, и Нэри просто подается навстречу, уже не пытаясь осмыслить происходящее, но все так же ощущая на грани остроты каждый миг. Волны жара, поднимающиеся снизу-вверх, окатывают все чаще, огонь раскаленной лавой течет по венам, и, кажется, она не слышит даже собственного шепота в его шею, хотя пересохшие губы шевелятся, повторяя его имя. Подрагивающие руки на его теле ощущаются, как на своем собственном, переплетаясь с его ласками, его чувства, сладкие, остро-пряные, накатывают, и подступающая волна удовольствия наваливается, выбивая полустон-полувскрик из груди, а следом Нэриссу прижимает второй, в которую вливается сдавленный, хриплый стон Рэна.       Распластанная по шкуре, с выметенной от мыслей, приятно гудящей от пустоты головой, она как-то совершенно потерянно улыбается, касаясь губами его влажного, горячего плеча, захлебываясь в его запахе. Просто улыбается, потому что внутри, там, где-то в глубине наконец-то так же хорошо, спокойно и уверенно, как и телу. И сорванный стук сердец, один на двоих, так же как и дыхание в унисон, контакт кожа к коже, кажется единственно верным. Это ощущение правильности захватывает ее, топит, накрывает с головой так, что на ресницах выступают слезы. На краткий миг — Нэрисса тут же зажмуривается, сильнее прижимаясь губами к солоновато-терпкой коже его плеча, и шепчет тихо срывающимся голосом: — Я люблю тебя. — Я знаю, сердце мое, — уверенно, с едва различимой улыбкой в голосе проговаривает ей в висок магистр Смерти и, приподнявшись на вытянутой руке, заглядывает в глаза. Смотрит долго, как-то совершенно спокойно, с уверенностью и всепоглощающей нежностью, и добавляет: — Чувствую.       Освободив ее от веса своего тела, все же высшие демоны тяжелы из-за массы истинной формы, он вытягивается на боку рядом и, подперев голову ладонью, движением руки натягивает на них простыню. С расслабленной улыбкой не сводит с нее глаз, бережно поглаживает щеку, протянув руку. Притягивает к себе ближе под ее тихий довольный вздох и интересуется негромко: — Пить? — Ммм… да, — соглашается Нэри сипло и, приподняв голову, осматривает покрывало, а найдя бутылку эльфийского свадебного вина, продолжает: — и вино допить нужно… — Как же я рад, что в этом ты проявляешь инициативу, прелесть моя, — усмехается весело Даррэн, вынимая бутыль из ведерка со льдом. Обнаруженные рядом бокалы звонко ударяются друг о друга, когда он разливает вино. — И нет, я не издеваюсь, — заявляет он, перехватив взгляд Нэри, и подает ей бокал.       Нэри оглядывает бокал, из любопытства залазит в него носом, чтобы понюхать, и даже готова отпить, но внимательный, отчасти насмешливый и очень нежный взгляд Рэна останавливает. — Тост? — спрашивает она с сомнением. — Только толкать его тебе: во-первых, ты у нас глава новообразованной ячейки темного общества, а во-вторых, мои мозг еще не венул себе способность генерировать мысли в привычном порядке, так что я могу только согласно мычать.       С этими словами она откидывается на спину, поставив бокал на живот, и вперивается в Эллохара серьезным, полным ожидания взглядом. А он, весело хохотнув ее прочувствованной, искренней, но излишне самоуничижительной речи, таки проговаривает патетически: — За мои нервы, печень и то, что поседеть дважды невозможно, радость моя. Я люблю тебя. И я безумно благодарен судьбе, провидению и чему бы то ни было еще, что я дождался тебя, не обманувшись иллюзиями, — заканчивает он совершенно серьезно, и Нэри, присев, мягко касается пальцами его щеки. — И я, — тихо проговаривает она, — а еще я благодарна тебе, потому что не будь тебя, я бы всего этого не выдержала бы. Потому что даже боль к тебе, как и любовь, сделала меня сильнее, чем я могла бы представить, — это звучит слишком болезненно и неуместно для первой брачной ночи, но сказать это необходимо, Нэрисса уверена в этом. Но и разбавить горечь необходимо, поэтому, она, звонко толкнув его бокал своим, глубокомысленно протягивает, надеясь, что улыбка не проскользнет по губам раньше необходимого, позволив сохранить серьезность: — А на счет повторного поседения… Знаешь, лучше оно, чем облысение на нервной почве…       Отпивший из бокала Эллохар успешно давится вином, Нэрисса, хрюкнув от смеха, громогласно ржет, пытаясь не опрокинуть бокал в дрожащей руке. И даже суровый взгляд теперь уже супружника не останавливает ее. Отсмеявшись и все еще хихикая, Нэри делает глоток вина, пытаясь разобрать оттенки вкуса. И, найдя его весьма необычным и восхитительно приятным, опускает бокал на шкуру, проверяя его устойчивость. — Знаешь, Нэрюш, — медленно проговаривает магистр Смерти, проследив за тем, как она ставит бокал, а затем подняв на нее взгляд, — пожалуй, первым правилом нашей семьи будет «Никаких шуток за столом». И в постели, — конкретизировав свое пожелание скользнувшей под простыню рукой, улыбается он.       Ощутившая касание ладони к бедру Нэрисса задерживает дыхание, и когда она проползает выше, накрывая ягодицу, сухо сглатывает. Эллохар нависает сверху с недвусмысленной усмешкой победителя, и ей приходится откинуться на спину. А он тем временем продолжает: — И сейчас мы закрепим последний пункт во избежание нарушений и изучим на практике последствия… — А можно самоотвод по состоянию здоровья? — как-то неуверенно спрашивает она, и изогнувший губы в насмешливой ухмылке магистр отрицательно покачивает головой. — Кто здесь лорд-директор, моя непослушная прелесть? — спрашивает искушающе он, склонившись к ее губам, но ответа не получает — потянувшаяся, подрагивающая всем телом Нэрисса обхватывает его за шею, притягивая ближе к себе. — То-то же.       Передышки она больше не получает, ни спустя почти час, ни спустя еще два. Лишь когда на горизонте занимается рассвет, тускло-розовой полосой разлившийся вдоль песков, Даррэн помогает ей устроиться на собственном плече, и Нэри только мычит довольно что-то невнятное. Скользящие по спине в нежной ласке пальцы, тепло его тела и постепенно выравнивающиеся удары сердца как ничто иное способствуют засыпанию, поэтому она недовольно морщится, когда сначала исчезают поглаживающие пальцы, затем удары сердца, а после испаряется и тепло. Однако чуткие руки почти сразу закутывают в теплую и сухую, пахнущую чем-то смутно знакомым простыню, подхватывают, и голос над ухом приятно урчит с ироничными нотками: — Спать в пустыне, пусть и на брачном коврике, не очень гигиенично, Нэрюш.       Гул пламени она встречает с радостью, и уловивший эту радость магистр Смерти тихо посмеивается, вступая в ревущее кольцо перехода. Мягкий свет облака-хранителя ЭтШакарра с розоватыми оттенками рассвета сменяется желтоватым от ночников полумраком спальни. Шелест простыней на постели кажется ей благословенной музыкой, и лишь ощутив дуновение очищающего заклинания по коже, сопровождаемое мягким «Темных снов, дыхание мое», и тяжелую руку поперек живота, Нэрисса позволяет себе окончательно провалиться в глубокий сон. …………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….       Пробуждение наступает резко и неожиданно. Нэриссе кажется, что вот она только засыпала, как нежные поглаживания вдоль позвоночника возобновляются, теплые губы касаются поцелуем виска, щеки, уголка рта и, добравшись до уха, мягко шепчут «Пора просыпаться, Нэрюш».       Ответив недовольным стоном, она шарит рукой в поисках подушки, находит ее, с усилием тянет на себя и, наконец-то накрыв ею голову, блаженно выдыхает. Однако блаженствовать выдается не долго: спасительную подушку осторожно, но уверенно вытягивают из пальцев, высвобождая из крепкой хватки уголок. Нэри откидывается на спину, трагически вздыхает жестокой несправедливости, борясь с желанием снова заснуть, и таки приоткрывает один глаз.       Лежащий рядом Эллохар с довольной, кажущейся непростительным издевательством, улыбкой подпирает голову ладонью, оглядывает с ног до головы и протягивает с мягким, раскатистым урчанием в голосе: — Подъем, радость моя. У нас есть еще одно незавершенное дело.       Осматривает его Нэрисса со скепсисом и подозрительностью. Улыбка Даррэна становится все более загадочной, и учитывая его спонтанность, ожидать можно всякого, поэтому она заявляет сухо и бескомпромиссно, разом вымарывая один из пунктов списка предположений: — К продолжению рода не готова никаким образом. А значит и все остальное может подождать.       И со предвкушающим еще пару часов сна вздохом переворачивается на живот, чтобы снова обнять подушку и таки сладко заснуть. Уловивший категоричность тона, но в глубине души согласный с ней Эллохар тихо хмыкает, усмехается открывшейся обнаженной спине и, медленно проведя пальцами вдоль позвоночника, улавливает тихий, совершенно точно похожий на стон выдох. — Продолжение рода точно, а вот остальное… — с сомнением протягивает он, а следом стремительно закутывает ее в простыню, переворачивает на спину и нависает сверху. — Пока прошу по-хорошему. Потом последуют иные способы убеждения…       Хрипловато-чувственные нотки проскальзывают в его завораживающем тоне, и Нэри, основательно так потонув в смеющихся серых глазах, спрашивает интимным шепотом: — А мы можем сразу перейти к этим самым способам убеждения? — И не вылезем из постели до завтра, радость моя, — со вздохом проговаривает магистр Смерти, но слышится в этом вздохе лишь тщательно скрываемое сожаление. — Так что сначала подъем, а вот потом… — Не вылезать из постели до завтра — чудесная перспектива! — настаивает на своем Нэрисса, чем вызывает у него хитрую ухмылку. — Ты лишила себя последней возможности одеться, Нэрюш, — проговаривает совершено серьезно Даррэн, обхватив за талию и усадив, и покачивает головой с сочувствующим вздохом. — А я ведь предупреждал.       Спросить, о чем таком он предупреждал, увы, не удается: совершенно невоспитанный образчик высшего демона забрасывает ее на плечо, не удосуживаясь прислушаться к недовольному вскрику, и бодрым шагом направляется на выход. Любовно оглаживает ее бедро, спускаясь по лестнице, что-то вдохновенно мурлыкает себе под нос и останавливается только в совмещенной с гостиной столовой.       Замолчавшая в любопытстве Нэрисса выжидает до тех пор, пока он не усаживает ее за стол и, заботливо поправив простыню, отступает ей за спину. И уже намеревается спросить, в чем была такая срочность, как большие ладони прикрывают глаза. А спустя мгновение до носа доносится сливочно-ягодный аромат. — Если это то, о чем я думаю… — Даже не догадываюсь, — отзывается лукаво Эллохар, так и не опустив рук. — То это будет худшим твоим издевательством надо мной, Рэн. — Мне уже готовится прикрывать все важные чувствительные части тел и планировать отступление? — интересуется он на ухо и убирает ладони, опуская их на спинку стула.       На столе возвышается торт. Тот самый, обещанный когда-то давно, будто бы еще в прошлой жизни, той, прошлой Нэриссе. И вместо нарочитого выражения неудовольствия на лице, по ее губам расползается предательская улыбка. Она становится все шире, и шире, уголки рта подрагивают, а магистр Смерти тем временем живописует все прелести кулинарного шедевра: — Все, как ты просила, прелесть моя: три уровня, кремовые розочки и каррисовый конфитюр… — Торт! — совершенно невпопад восклицает шокированная до глубины души Нэрисса, констатируя очевидное, но совершенно невероятное. «Совершенно непостижимый в своей спонтанности», — весело резюмирует она и оглядывается на стоящего за стулом Эллохара, но не сдерживает хохота и прикрывает лицо руками. — Безднов торт! Рэн, ты хоть помнишь, что я не люблю сладкое? — Да, радость моя, это торт, — с терпеливым вздохом соглашается он. — И даже с кремовыми розочками, как ты просила, — Даррэн, склонившись над ее плечом к столу, подхватывает пальцем розочку, с удовольствием сует в рот и выносит вердикт: — А еще он вкусный, — и, заметив ревностный взгляд, проводивший его палец, интересуется: — Хочешь? — Это мой торт! — возмущенно тычет она в уже попорченный супружничьим пальцем шедевр с вензельками и прочими украшениями. — Конечно хочу!       На что он расслабленно пожимает плечами: — Тогда стоит просто попросить.       Однако дела у магистра Смерти как обычно идут впереди слов. Потому он снимает с торта еще одну розочку и, со всех сторон осмотрев, медленно подносит палец к губам Нэриссы, прожигая взглядом потемневших глаз.       Нэри только ресницы согласно опускает. Обхватывает его палец губами, медленно слизывает сладкий, с легкой кислинкой крем, глядя на него снизу вверх и с чувственным довольством наблюдая, как все сильнее темнеет его взгляд, как раздуваются и трепещут ноздри. Рэн, кажется, весь подбирается, напряженно замирает, как хищник перед броском, и поверхностные вдохи, в ускоренном ритме раскачивающие грудную клетку, дают понять, насколько он близок к тому, чтобы без лишних слов утащить ее обратно в спальню. — Еще, — просит тихо Нэри, выпустив его палец изо рта, и он неспешно проскальзывает им по губам, подбирая с уголка крем. — Вкусно.       Не глядя подхватывает еще один цветочек с верхнего уровня торта, подносит его к ее губам и жадно, неотрывно следит за тем, как она снова обхватывает его палец губами. Подается всем телом ближе, тяжело, прерывисто выдыхая, когда Нэрисса тщательно вылизывает его палец, и теперь уже без просьб, все так же глядя ей в глаза, собирает пальцем крем. И проговаривает, стоит ей сомкнуть губы на нем губы: — Знаешь, радость моя, нам, пожалуй, стоит захватить торт с собой в спальню, пока он еще цел. Я, конечно, помню о твоей нелюбви к сладкому, но есть его можно очень по-разному…       И пока Нэри, искущающе улыбнувшись, размышляет над прочими приятными способами поедания тортов, Даррэн, резко склонившись, снова закидывает ее на плечо и, подхватив второй рукой блюдо с тортом, твердым, но очень быстрым шагом направляется обратно к лестнице.       Теперь она уже не выказывает протеста его варварским действиям, а взбежавший по лестнице магистр с головокружительной скоростью преодолевает коридор, распахивает дверь спальни ударом ноги и, решительно опрокинув ее на кровать, водружает рядом блюдо. Хищно оглядывает получившуюся композицию из взъерошенной Нэри в сползшей простыне и изрядно утратившего красоту торта и хмыкает опасно-чувственно: — Меня ожидает невероятное пиршество.       Нэрисса ревностно осматривает покосившийся торт, переводит взгляд на Эллохара, изучает с ног до головы и все же проговаривает, выпустив простыню из пальцев и позволив ей опасть на постель: — Если ты оставишь хоть немного мне — я вся в твоем распоряжении. — Договорились, радость моя, — звучит в ответ обещающее.       А следом Нэри впервые наблюдает скоростное избавление от рубашки. И от брюк. И от белья. И от мешающейся простыни. Вошедший в раж Даррэн замедляется, лишь нависнув сверху, протягивает, сверкая предвкушением в потемневших, с разошедшимися натрое зрачками, глазах: — Но сначала мне нужно нанести на карту план захвата.       И обмакивает палец в крем. А затем, устроившись рядом, медленно покрывает им губы Нэриссы, с усмешкой наблюдая за тем, как она инстинктивно пытается слизать первую «стратегическую точку» с карты. — Но-но, радость моя, — лукаво проговаривает он, снова набирая крем, — это мое угощение. Лежи смирно.       И Нэри приходится подчиниться. Откинувшись на спину со смиренным вздохом, она внимательно следит за действиями Рэна и не может удержать смеха, когда вымазанный кремом палец щекотно прочерчивает линию вдоль шеи. Не шевелиться не получается совсем, так и хочется избавиться от зуда под кожей. — Будешь брыкаться, и я приму меры… — обещает магистр строго, и Нэри, не удержавшись, спрашивает игриво: — Строгие? И, надеюсь, приятные… — И строгие, и приятные, — бормочет он вдохновенно, увлеченно выводя рисунки сладким кремом на коже.       Сливочный крем подтаивает на коже, расползаясь. Эллохар с воодушевлением творца в процессе создания шедевра водружает горку поплывшей сладости на вершинку груди, и с мгновенно съежившегося соска в ложбинку медленно стекает густая струйка. Он осматривает получающуюся карту, удовлетворенно хмыкает, весело ухмыляется тому, как Нэри старается не ерзать, и восстанавливает симметрию, покрыв кремом и второй сосок. — Правильно, Нэрюш, лежи смирно, — напутствует он нараспев, — это очень тренирует терпение и выдержку. А дальше будет только хуже…       И почти мстительно зачерпывает крем, опуская его ровнехонько между грудей. Ягодка каррисы занимает место чуть ниже. Нэрисса все же ерзает, когда живот над пупком покрывают бисквитные крошки, пахнущие ликером, и разводы конфитюра.       Это все невыносимо щекотно, чувственно и так возбуждающе, что она не удерживает стона. И совершенно не может представить, с какой остротой будет реагировать, когда «нанесение стратегических точек» закончится, и наступит этап из захвата путем поедания. Одни касания, сочетающие в себе жар пальцев и холод крема, распускают по телу волны дрожи, все внутри отзывается на его игривую, такую довольную, предвкушающую улыбку, и Нэри может только вздыхать, подрагивать от новых прохладно-горячих прикосновений и смиренно наслаждаться процессом.       А Даррэн спускается все ниже и, украсив пупок горкой крема и ягодкой каррисы, снова размазывает конфитюр, теперь уже по низу живота, украшая темно-фиолетовые смазанные вензеля крошкой бисквита. Склоняет голову, медленно, по-кошачьи слизывает сладость у бедра, и Нэрисса, вздрогнув всем телом, почти испуганно стонет, пережидая накрывшую сознание волну темноты: — Подожди-подожди… Подожди… — Ну что же ты, сердце мое, это только начало, — с опасно прозвучавшим в голосе обещанием шепчет магистр Смерти. — Мы еще не добрались до самого важного.       Это «самое важное» он протягивает так, что сердце в груди Нэриссы заполошно отбивает ребра. Глаза отказываются открываться, и она, напрягшись, с помощью одних ощущений продолжает следить за тем, как Рэн продолжает изощренную, но очень сексуальную пытку.       Кожа буквально горит от жара и одновременной прохлады в месте касаний, сладкие метки на теле спускаются все ниже, и когда сильные пальцы бескомпромиссно разводят колени, а на лобок падает крупная капля крема, тут же скользнувшая прохладной струйкой ниже, Нэрисса выгибается с хриплым стоном. — Терпение, милая, — будто бы издевается Эллохар. — Это мы оставим на десерт, — и добавляет задумчиво, но от этого не менее искущающе: — В следующий раз нужно будет завязать тебе глаза.       Обещание прошибает Нэри судорогой возбуждения: пусть сейчас она тоже едва имеет силы открыть глаза, но что-то в полной невозможности видеть в процессе подобного действа возбуждает безумно. — И, возможно, связать… — еще задумчивей проговаривает он. — Чтобы не ерзала. — Рэн…       Стон сам срывается с покрытых кремом губ, язык инстинктивно слизывает подтаявшие капли, и Даррэн недовольно цокает языком: — Это мое угощение, Нэрюш, а тебя ждет штраф. — Суровый? — на выдохе интересуется она, и едва не простанывает снова, услышав уверенный, чуть снисходительный ответ: — Не сомневайся. Тебе понравится.       И продолжает свою мучительную экзекуцию, украшая кремом бедра. Нэрисса подрагивает от контраста температур, хнычет, но губы кусать не смеет. Щекотные касания спускаются до колен, после до лодыжек и стоп. А затем обладающий сексуально-садистскими склонностями извращенец-супруг усаживается на кровати, вынуждая ее приоткрыть глаза, оглядывает получившееся творение с головы до ног и удовлетворенно заявляет: — А вот теперь можно приступить к первому блюду.       И неспешно склоняется, заглядывая в глаза. Касается покрытого кремом губ поцелуем, обводит языком нижнюю, слизывая сладкие потеки, обхватывает губами. Размыкает рот языком, углубляя поцелуй, а после прихватывает зубами нижнюю… С придыханием простонав, Нэри тянется навстречу, но нового поцелуя не получает: его губы притрагиваются к подбородку, подбирая убежавшую сливочную капельку. — Не спеши, радость моя, — шепчет он, увлеченно выцеловывая дорожку к следующей стратегической точке. — Наслаждайся процессом.       И она старается наслаждаться, игнорируя требовательную пульсацию внизу живота и жаркие волны дрожи по телу. Но у нее не выходит: губы сменяются языком, влажно слизывающим дорожку крема на шее. Он ответственно подбирает каждую каплю, а Нэри стонет от остроты ощущений, нетерпения и несправедливости. Хочется быстрее, всего и сразу, но есть лишь медленное скольжение губ и языка по ключице, ниже, к груди.       Первыми губы подхватывают липкие дорожки в ложбинке, и Даррэн улыбается тому, как вздрагивает и сдавлено выдыхает Нэрисса. Слизав дорожку вверх по одной груди, он обхватывает сосок ртом. Тонкие пальцы вплетаются в его волосы на затылке, стискивают пряди, прижимая крепче, удерживая на месте, и часто, судорожно задышавшая Нэри выгибается навстречу. — Рэн, пожалуйста… — стонет она жалостливо, прерывисто хватая воздух.       И губы плотнее смыкаются вокруг соска. Он жадно посасывает его, и Нэри почти захлебывается стоном, а в следующий миг недовольно всхлипывает на вдохе, когда снова принимается подбирать растекшийся крем между грудей. Ее нетерпение, ее жар, острое, на самой грани желание захлестывает его, но сейчас он может это контролировать. Поэтому медленно поднимается языком ко второму соску, обводит его по кругу, и лишь затем накрывает ртом, отчего она с глухим стоном выгибается снова. — А я ведь только начал…       Шепот, коснувшийся чувствительной кожи под грудью вышибает новую волну дрожи по телу, и не справляющаяся с нетерпением Нэрисса почти скрежещет зубами от неудовлетворения. Внизу живота горит, тянет, плавится, липкие сливки каплями стекают в промежность, дразня клитор, будоража и вынуждая стискивать бедра. И по мере промедления Эллохара жажда мести все растет.       А он, явно нечто почувствовавший, расправляется с поглощением расплывшейся шапочки крема в пупке много быстрее. Вот только за конфитюр и бисквитную крошку принимается с все той же неспешностью и на досадливый выдох Нэриссы отвечает лукавым: — Ну хоть полюбоваться дай, радость моя. Красиво же, ночное небо напоминает.       И улыбается шире, когда скрежет зубов звучит громче. Знает, как ей сейчас тяжело, чувствует, как ее сознание вспышками меркнет от каждого прикосновения губ и языка, и даже испытывает легкое сочувствие. Но не торопится. Время десерта еще не пришло. И, проигнорировав самый низ живота, перебирается к изножью и маленьким, перемазанным кремом ступням. — Нееет… — стонет совершенно разочарованно Нэрисса, понимая, что удовлетворять ее желание в скорейшей разрядке никто не собирается. — Ты не можешь быть таким жестоким. — Могу, Нэрюш. И буду, — отзывается насмешливо он, обхватывая пальцами тонкую лодыжку.       И в качестве доказательства медленно проводит языком вдоль изящной ступни. Дернувшаяся на постели Нэрисса стонет и хихикает одновременно, ерзает, но ложится обратно, стоит ему сильнее сжать пальцами лодыжку. И Даррэн снова проводит языком, на этот раз от пальцев, которые она тут же поджимает, вверх по подъему, и перехватывает ногу уже под коленом. Покрывает поцелуями лодыжку, голень, снимает губами шапочку крема с колена и переходит ко второй ноге. К моменту, когда он медленным движением языка слизывает потекший крем со второго колена, Нэрисса может только судорожно дышать, подрагивать всем телом и выгибаться навстречу любому касанию.       Влажное прикосновение к внутренней поверхности бедра Нэри воспринимает слишком остро, до мерцания алых кругов перед глазами, перемежающихся полной темнотой, оглушающего боя пульса в висках и ушах, спирающего в груди дыхания. Пальцы непроизвольно стискивают простыню, ногти с треском прорывают ткань. У самой промежности Рэн будто нарочно замедляется, и она подается навстречу горячим губам, таким контрастным прохладе окончательно растаявших сливок. И когда, наконец, ощущает нежное, совершенно неспешное движение языка, погрузившегося между покрытых липким кремом складок, раздвигающих их, содрогается всем телом в предвестнике оргазма. И громко, несдержанно стонет, стоит губам обхватить пульсирующий клитор. Ей кажется, что достаточно лишь пары движений, чтобы, наконец, испытать разрядку, но Рэн словно специально тянет, и лишь когда она снова вцепляется пальцами в его волосы, прижимая крепче, ласкает чуть быстрее. Вылизывает от остатков сливок, ударами кончика языка по клитору почти доводит к финалу и опять замедляется, отступает, проскальзывая языком внутрь, собирая последние капли крема. — Ну же!.. — требовательно поторапливает Нэрисса, подаваясь бедрами вперед.       И уверенное, сильное движение языка, губы, снова обхватившие клитор, мгновенно выбивают последнюю дрожь из тела. Удовольствие ощущается настолько острым, настолько болезненным, что она непроизвольно сжимает бедра. Темнота захлестывает, все тело сводят судороги, прострелившие из жарко расплескавшегося внизу живота узла напряжения, и Нэри захлебывается протяжным надсадным стоном удовольствия. А Эллохар уже нависает сверху, жадно глядя в ее лицо, наблюдая за ее удовольствием и отчаянно желая своего.       Нэрисса встречает взгляд потемневших до черноты серых глаз с проблесками синего пламени в глубине радужек, долгий, глубокий, а затем его губы накрывают рот поцелуем, и он томительно-медленным движением бедер заставляет ее выгнуться и задрожать всем телом. И резко двинуться навстречу со следующим толчком. А следом рвануть его на себя, опрокинуть на спину, и оказаться сверху.       Губы Рэна приоткрываются на выдохе, пламя жарче занимается в глазах, и только миг спустя Нэри понимает, что это отражение огня, охватившего ее всю и перекинувшегося на полог и столбики кровати. — Смелый поворот, — выдыхает Даррэн, все так же глядя в ее глаза, не имея никакой возможности отвести взгляда. — Но очень ожидаемый… — Я не могла спустить тебе вопиющего издевательства с тортом, — усмехается в ответ Нэри, и только сейчас он понимает, видит эту разницу между юной и вошедшей в силу, инициированной вейлой.       Завороженный, он тонет в налившихся лиловым радужках, а Нэрисса медленно выпрямляется, усаживается на его бедрах, прижимаясь плотнее, ерзает, и сдавленный выдох вырывается из его груди. Тряхнув длинными, спутанными волосами, она с чувственным довольством во взгляде оглядывает его и неспешно, искушающе неторопливо поводит бедрами, сдвигаясь вперед и вверх. Член тут же сжимает крепче, несмотря на низкую амплитуду движения, и глухо застонавший магистр Смерти наконец понимает, чему же обучают вейл в их храме. А следом Нэрисса с тихим стоном чарующе медленно насаживается на член снова, обхватив свою грудь ладонями и запрокинув голову, и все перед его глазами вспыхивает темными вспышками короткого удовольствия.       Ощущение влажной, горячей тесноты настолько острое, что Даррэн невольно хватает губами воздух, и Нэрисса медленно проскальзывает по его члену снова, а затем еще и еще. Она ускоряется, двигается, постанывая, самозабвенно идя к собственному финалу, сжимает его ладони, обхватившие ее ягодицы. А еще она смотрит, внимательно, с уверенностью в собственной сексуальной привлекательности, с почти властной жаждой обладания, и ему это неожиданно нравится. Нравится то, что она сверху и наслаждается этим, то, как она встряхивает головой, откидывая липнущие к влажной от испарины спине волосы, как чарующе низко простанывает, когда он прижимает ее крепче к себе, когда Нэри уверенно насаживается на его член, как она ускоряется, почти эгоистично стремясь к оргазму каждым движением. И едва не захлебывается ее ощущениями, ее удовольствием от власти над его удовольствием, от жадного спазма разрядки внизу ее живота, долгого и почти мучительного. Он до боли в пальцах сжимает ее бедра, резче насаживая на себя, судорожно вбивается в пульсирующую, ставшую невыносимой тесноту, запрокидывает голову с глухим, хриплым стоном и широко, так довольно улыбается, утягивая ее на себя.       И никак не может стереть с лица эту улыбку, вслушиваясь в ее сиплые, частые поверхностные вдохи. Осторожно устраивает ее рядом, не разрывая окончательно контактов тел. — Мне нужен еще один такой торт, — сообщает ему Нэрисса устало и немного сонно, касаясь губами его плеча. — Но в следующий раз главным блюдом будешь ты, — угрожающе зевает она.       Даррэн, ощущая ее улыбку, только усмехается устало. Все тело ноет и гудит, требуя отдыха, и он не уверен, его это ощущения, или же так работает связь, но поспать несколько часов совершенно не против. Как и не против побыть главным блюдом. Будь немного больше сил, даже бы предвкушал. — Я весь в твоем распоряжении, дыхание мое, — перевернувшись на бок, он с улыбкой касается поцелуем ее виска. — Отныне и навсегда. — Еще бы ты не был, — отзывается насмешливо Нэри, и ее слова тонут в новом зевке.       Снисходительный смешок над ухом так и подзуживает продолжить шутливую пикировку на пикантную тему, но накрывшая простыня недвусмысленно намекает на то, что пора бы заткнуться и таки поспать. С чем она с удовольствием соглашается, крепче прижимаясь к широкой груди и откровенно наслаждаясь тяжестью руки, обхватившей талию. И не просыпаться, не вылезать из постели хочется как можно дольше. Потому что хорошо, правильно, идеально и дальше по списку, отчего становится очень тепло внутри.       Просыпается она медленно и в гордом одиночестве, вот только будит ее восхитительный запах жареного мяса. Поведя носом, Нэрисса блаженно простанывает, но вставать не спешит — успеется. Без Рэна и сопутствующих его побудкам нежностей в постели как-то одиноко, но зато все пространство кровати принадлежит ей одной, чем грех не воспользоваться. По ощущениям Рэн находится где-то внизу, и жарящееся мясо совершенно точно его рук дело, поэтому Нэри спокойно разваливается на кровати, обнимает еще хранящую запах Эллохара подушку и, с довольным вздохом потершись об нее щекой, устраивается удобнее.       Но долго пролежать не удается: аромат жареного мяса оказывается слишком соблазнительным, постель без Рэна излишне широкой и местами холодной, а его благодушное настроение, ощущающееся по связи, очень заразительным. С зевком потянувшись и присев, Нэрисса оглядывает темную спальню, поднимается и лениво тянется за одеждой.       Свет она не зажигает, слепо шарит рукой по вешалкам и, вытащив что-то легкое и мягкое, на деле оказавшееся вполне себе приличным халатиком неопределимого в темноте цвета, медленно натягивает его на плечи. Запахивает полы и повязывает пояс уже на ходу, выходя из спальни и плетясь к лестнице. Восхитительный аромат жарящегося мяса становится ощутимее, и чутко прислушивающаяся Нэри готова поклясться, что даже слышит шкворчание. И, прошлепав до кухни, с улыбкой понимает, что не ошиблась ни в чем.       Стоящий у плиты в одних штанах Эллохар сноровисто орудует сковородой и лопаткой. Наблюдаемое действо оказывается настолько завораживающим и ностальгическим, — очень давно, словно бы с несколько жизней назад, когда она еще не сделала выбор в его пользу, и он был для нее просто опекуном и наставником, он частенько готовил, — что Нэрисса прислоняется плечом к косяку двери, позволяя себе просто полюбоваться. Но не выдерживает долго — на носочках прокрадывается в кухню, обхватывает его за талию и, высунувшись сбоку, с любопытством заглядывает в сковороду. — Мясо! — восклицает довольно и запрокидывает голову, чтобы посмотреть на сурово зажаривающего здоровенный стейк магистра Смерти. — Поделишься?       Скосив на нее взгляд, он сдвигает сковороду с огня, улыбается, видя ее голодный взгляд в сторону мяса, и, наконец, проговаривает снисходительно: — Конечно, радость моя. Совесть у меня есть, пусть и почти атрофировавшаяся, и я не могу не накормить свою ударно трудившуюся несколько дней супругу.       Весело фыркнувшая Нэрисса с довольной миной проходит к столу, и ухмыльнувшийся ей вслед Даррэн быстро сгребает стейк на большую тарелку. Выставляет на середину стола, быстро разрешает мясо на несколько кусков поменьше, берет со стойки прикрытую колпаком тарелку, водружает рядом. — А куда подевались домовые? — спрашивает Нэрисса, опершись локтем на стол и с совершенно необычным для себя теплом наблюдая за хозяйничающим на кухне Даррэном. Есть что-то восхитительно очаровательное в том, что мужчина умеет управляться не только с мечом, но и со сковородкой и мясом. — Мне казалось, еще пару дней назад они были здесь… — Были, — улыбается Эллохар, выставляя на стол мисочки с соусами к мясу. — Но здешние домовые отличаются чувством такта, Нэрюш, и всегда знают, когда показываться не следует.       Подобное заявление вызывает у Нэри совершенно искреннее изумление, потому как за Славеной и Варварой этого самого такта она не заметила. Возможно, они и были самую малость менее суровыми, чем привычные ей домовые, но все равно кормили насильно и на убой, да и за словом в карман не лезли. — Правда? Потому что мне порой казалось, что за недоеденный суп меня привяжут к стулу, воткнут в глотку лейку и закормят до непроходимости кишок силой при надобности, причем с милейшей улыбкой на лице и искренней заботой во взгляде, — делится она опытом проживания в этом доме, и обернувшийся к ней Эллохар сначала осматривает ее внимательно, а затем громко, раскатисто и очень весело смеется. — Славена может, — соглашается он, опустившись за стол напротив нее, а заметив ее долгий совершенно непривычный взгляд, спрашивает мягко: — Что, радость моя? — Люблю твой смех, — признается просто Нэрисса, и склонивший голову к плечу Даррэн улыбается шире. — Мясо стынет, — напоминает он, пододвинув поближе к ней тарелку.       Еще пару раз поделив куски стейка на части, Нэрисса подхватывает ломтик мяса, слегка обдает его огнем и обмакивает в соус. Проследивший за этим Эллохар следит, в какую из соусниц она его обмакнет и, когда Нэри подносит мясо к мисочке с темно-красным с черными вкраплениями, предупреждает старательно сдерживая ухмылку: — Осторожней, радость моя, этот соус острый дважды. — На входе и на выходе? — почти без интереса уточняет она, щедро набирая на мясо густую темно-красную массу, и поднимает на него взгляд, прежде чем сунуть кусок в рот. Эллохар кивает, подтверждая ее правоту, и Нэри фыркает. — Напугал. Острое я люблю, в отличие от сладкого, — и тут же спрашивает, меняя тему: — Мы вообще надолго здесь? И я в частности? Свадебный обряд…       Даррэн только вздыхает — этого вопроса он ожидал в числе первых и не ошибся. Поднявшись, он обходит стол, садится рядом с Нэриссой и, затащив ее к себе на колени, проговаривает тихо и устало: — Теперь тебе действительно нет смысла находиться здесь, радость моя. Свадебный обряд дает свои преимущества. И дед считает, что с твоей помощью выманить Бальтазара будет проще.       По изменившемуся тону его голоса, легкой хмурой морщинке, мелькнувшей между темных бровей, и потяжелевшему взгляду Нэри понимает, что он недоволен инициативой Владыки. Извернувшись в его руках, она обнимает его за шею, зная, что сказанное его не обрадует, но все же говорит тихо, глядя в глаза и остро ощущая его напряженное ожидание: — Не будь меня на виду, он не купится, Рэн, в этом Владыка прав. Не спорь, — видя, что Рэн нахмуривается сильнее и собирается что-то сказать, она прижимает к его губам палец. — Для ритуала в качестве непосредственной участницы и приманки для тебя, или как проводник по Эесаону, но я нужна ему. И мне желательно быть в курсе событий и на виду, а не сидеть здесь. При любом раскладе и у Повелителя, и у меня есть свои козыри. — Козыри? — мрачно тянет Эллохар, прищурившись. — И какие же? Угодить в ловушку и поспособствовать реализации его планов, радость моя? Ничего более умного и безопасного в твою светлую голову не приходит?       «Упрямый параноик», — вздыхает про себя Нэри, мягко касаясь пальцами его щеки. И несмотря на его настрой, ее губы подрагивают в улыбке. Потому что несмотря на то, что Рэн мрачно смотрит на нее, он все равно подтаскивает блюдо ближе к краю стола, чтобы ей было удобнее брать кусочки мяса, сидя у него на коленях. Что она и делает и, обмакнув горячий ломтик в сливочный соус, подносит к его губам. — Весомые козыри, — спокойно проговаривает, когда Эллохар осторожно забирает губами кусочек мяса из ее пальцев. — На самый крайний случай подготовлена даже ускоренная процедура вступления в права главы рода… — Нет, — твердо отрезает он, сильнее стискивая руками талию Нэриссы. Она только вздыхает в ответ, и он повторяет снова: — Нет, сердце мое. Нет.       Это слишком рискованно, опасно даже сейчас, когда ее разум и суть стабильны. Гневно стиснувший зубы магистр Смерти раздумывает, чтобы оставить ее здесь и дальше, благо теперь моральных дилемм не будет, но и слова деда помнит четко. Блэку она нужна. И понадобится как раз к перемещению во Мрак, а значит партию нужно разыграть на их условиях. И для максимально достоверной игры Нэрисса нужна в Империи и Аду, а не здесь, в недосягаемости. — Сейчас это безопасно, Рэн, — уверяет она спокойно, и скрипнувший зубами Эллохар скупо интересуется: — Насколько? Ты уверена, что Асмодей не подведет тебя, не бросит в последний момент? — Уверена, — устало проговаривает она и снова берет кусочек мяса, чтобы на этот раз сунуть его себе в рот. — Более того, — прожевав, продолжает Нэри, — он занимается еще и Бездной, причем достаточно давно. И готовит пути отступления, если мне все же придется угодить в ловушку Блэка и провести его в Эесаон.       Медленный, слишком ровный вдох Эллохара звучит страшно в уютной тишине кухни. Он так же медленно выдыхает, неспешно прожевывает подсунутый Нэри кусочек мяса и, перехватив ее запястье, целует ладонь и пальцы, а затем совершенно равнодушно, но при этом фатально уверенно проговаривает: — Убью коврика. Просто убью. Даже пытать не стану… — Он еще пригодится, — прерывает его Нэрисса, и Эллохар поднимает на нее взгляд, — лучше пытай, но в живых оставь. И снисходительность с милосердием проявишь, и союзника полезного сохранишь… — И в чем же он союзник, помимо всесторонней организации твоего бессмертия? — ехидно уточняет Даррэн, тонко намекая на своднические авантюры кота, на что Нэрисса тихо фыркает, а затем протягивает задумчиво: — Хорошая нянька детям. За хвост тягать можно, верхом ездить, за уши дергать… Первые всплески магии поглощает, спонтанные перемещения блокирует. В целом — полезный актив, как ни крути. — Ну-ну, — скептически соглашается он, — и зад мохнат, и морда временами добродушная, до заикания не доведет, — и протягивает проникновенно, прижав Нэри крепче к себе: — А знаешь, радость моя, ты ведь уже второй раз за последние сутки речь о детях заводишь…       Губы и кончик носа скользят вверх по ее шее, щекоча кожу дыханием, его голос падает до лукавого шепота, и Нэрисса понимает, что Рэн таки прав. И пусть первое ее заявление касательно продолжения рода было категорически отрицательным, то сейчас… — На будущее планирую, — признавая, что эта тема основательно ее нервирует, быстро отвечает она. — Проще, знаешь ли, подойти к вопросу ответственно и все подготовить заранее… — И коврик уже предупрежден, что будет нянькой? — заискивающе и заметно саркастично вопрошает Даррэн, уткнувшись носом в ее ухо. — Потому как я действительно готов провести ему практическую экскурсию по казематам школы чисто в качестве акта убеждения на случай отказа… — У него выбора не останется, — уверенно сообщает Нэрисса и добавляет куда мягче: — Как и у тебя, поэтому проще не злиться и принять тот факт, что запирать меня здесь неэффективно.       Эллохар-то признает, но раздражения это нисколько не умаляет. Зарывшись носом в волосы за ее ухом, он медленно втягивает носом воздух, ловя нотки ее запаха, и уговаривает себя успокоиться и параноить поменьше. А затем бормочет тихо, касаясь губами чувствительного места за ухом: — Зато лично мне спокойнее, Нэрюш. И тебе безопаснее. И не спорь. — А давай мы договоримся, что ты запрешь меня для безраздельного личного пользования после того, как мы со всем этим бездновым дерьмом разберемся? — уговаривает его Нэри, уже не теша надежды на легкое согласие с его стороны.       И когда Рэн тяжело вздыхает, надежда умирает окончательно. Нэрисса досадливо прикрывает глаза, понимая, что уговорить его сможет только Владыка, но и в его ораторских способностях и убедительности полной уверенности нет. А ее присутствие в Аду необходимо, как бы ни упирались некоторые рогатые. — Ладно, — наконец нехотя выдыхает магистр Смерти, прижимая Нэри крепче к себе и раздраженно фыркая на ее радостный вздох. — Школа и дворец. Домой перемещаешься только пламенем и только в моем присутствии. И к Экхару присоединится еще один хранитель престола.       Не верящая в свою победу, пусть маленькую и вообще относительную, Нэрисса согласно кивает. Улучивший момент Эллохар подсовывает ей под нос кусочек мяса, который она ответственно съедает, не желая расстраивать его своим слабым аппетитом. И проговаривает довольно, крепче обнимая его за шею: — Хорошо-хорошо, я на все согласна. — Не радуйся особенно, прелесть моя, — ехидно отзывается Даррэн, — один приступ паранойи и я снова запру тебя. Так что не обольщайся.       И снова скармливает ей ломтик мяса, просто чтобы не выслушивать благодарности за решение, которое он может в любой момент изменить. Потому что в глазах Нэри слишком много нежности и любви, а он совершенно не уверен в том, что не оставит ее здесь завтра утром, и не уйдет в Ксарах один. И обманывать ее ожидания совершенно не хочется, но она — самое дорогое и важное, что у него есть, и подвергать ее опасности он не намерен. А если это и потребуется, на чем и настаивает дед, то все будет досконально проконтролировано не только им, но и монстрами Мрака, которым совсем не хочется терять связанную с родной им магией покровительницу. — Не сомневаюсь, — прожевав еще один кусочек мяса, улыбается Нэрисса, — и даже понимаю, поэтому обещаю режим не нарушать. — Вот и славно, — усмехается магистр Смерти и, вложив ей в рот последний с тарелки ломтик, приподнимает вопросительно бровь. — Спать?       Оглядевшая его Нэри улыбается шире, склоняет голову к плечу, прижимается к широкой груди и, скользнув кончиками пальцев по его руке, уточняет мягко: — Совсем-совсем спать? — Если ты так хочешь вернуться в Империю, Нэрюш, то да, — ставит перед ней условие он, и Нэрисса тяжко вздыхает. — Ладно, — и, не собираясь сползать с его колен, протягивает лукаво: — поможешь леди с доставкой до кровати? — А ты сомневаешься? — насмешливо интересуется Эллохар и, подхватив Нэриссу, быстро поднимается на ноги.       Улыбнувшаяся Нэри устраивает голову на его плече и, пока он выходит из кухни и поднимается по лестнице, рассматривает мужественный, четко вылепленный профиль. Он тоже улыбается — видимо, чувствует ее взгляд, и до кровати доносит слишком уж быстро. Печально вздохнув — все же приятно, когда на руках таскает любимый мужчина — Нэрисса прижимается к нему крепче и, когда Даррэн опускает ее на кровать, помогает ему распустить пояс на халатике. Он понимающе усмехается, видя, что под ним ничего нет, но почти до обидного быстро натягивает на нее простыню. — Спать, — повторяет наставительно он со снисходительной усмешкой и стягивает штаны. Теперь наступает черед Нэриссы понимающе усмехаться. Однако недолго — нырнувшее в постель тело тут же прижимается сбоку, бессовестно подгребает под себя, и шепот на ухо, тихий и какой-то издевательски веселый, возвещает: — Кошмарных снов, радость моя.       «И никакого десерта», — констатирует с тоской Нэри, и смешок над ухом недвусмысленно оповещает о том, что Эллохар ее мысли улавливает без труда. Засыпает она, начиная строить коварные планы по жестокому отмщению, но обдумать их целиком, конечно, не успевает — сон тёплой волной накатывает раньше. …………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….       Утром, пока Рэн выдает домовым последние указания по доставке вещей в особняк в Ксарахе и дворец, Нэрисса, сонно позевывая, отправляется сначала в душ, а затем одеваться. Снизу доносится громкий спор: кажется, Рэн не хочет тратить время на завтрак здесь, предпочитая поесть в школе. Не особенно вслушиваясь в разговор на повышенных тонах, она медленно всовывает руки в рукава рубашки, натягивает штаны, затем носки и, наконец, влезает в мундир, зацепившись за обшлаг зазолотившимся и покрывшимся чернеными рунами эльфийским наручем на запястье. И только когда Нэри замирает перед зеркалом, сплетая волосы в косу, до нее наконец-то доходит, что она вышла замуж.       «Я как бы жена», — тянется заторможенное в мыслях, и расческа выпадает из пальцев, звонко брякнувшись об пол.       На лестнице тут же раздаются бодрые шаги, дверь распахивается, и вошедший магистр Смерти недоуменно-задумчиво оглядывает неповторимую пантомиму «супруга охреневающая, одна штука», а затем встревоженно спрашивает: — Нэрюш, все хорошо? — Да я тут осознала вдруг, что мы как бы поженились… — безучастно проговаривает она, и непонятно хмыкнувший Эллохар поправляет: — Не как бы, а точно поженились. Окончательно и бесповоротно, радость моя, — и, подняв расческу с пола, занимает место за ее спиной и принимается расчесывать волосы, попутно собирая их в хвост. — Тебя что-то беспокоит?       Замявшаяся Нэрисса неуверенно поднимает глаза на его отражение в ростовом зеркале, встречается с Даррэном взглядом, обеспокоенно закусывает губу и все же проговаривает осторожно: — Мы могли бы пока не объявлять во всеуслышание?       Зажавший губами ленточку для волос Эллохар проницательно оглядывает ее лицо в отражении зеркала, тяжко вздыхает, вытаскивает ленточку и, повязав кончик споро сплетенного боевого плетения, отвечает с тонко прозвучавшим в голосе неудовольствием: — Пока да, — и, развернув ее за талию, приглашающе протягивает руку: — Идем, занятия начнутся через сорок минут.       Пламя тут же вспыхивает вокруг и, вознесшись кольцом к потолку, укрывает с головой, утаскивая в пространство. Нэрисса, притянув руку Рэна ближе, поддергивает рукав его форменного черного сюртука, добираясь до ставшего вещественным и скрытого ранее браслета. Тот, золотой и с черными росчерками рун, плотно сидит на запястье. — Все хорошо, — Даррэн привлекает ее к себе, поглаживает по спине ладонью и проговаривает тихо, склонив голову: — Брачные татуировки я скрыл ранним утром, без серьезного повода они не проступят, твой браслет прикрою иллюзией, как только окажемся в моем кабинете, — а услышав вздох Нэри, добавляет мягко: — Я понимаю, почему ты пока не хочешь предавать огласке замужество, Нэрюш. Это разумно, и я согласен с твоим пожеланием, — он подцепляет ее подбородок пальцами, вынуждая запрокинуть голову, и проникновенно заглядывает в глаза. — Действительно согласен, — с легким нажимом заканчивает он, видя осторожное сомнение в ее глазах.       Но сомнение в ее глазах никуда не исчезает, и магистр склоняется к Нэриссе, касаясь губ ласковым поцелуем. Только когда он, слегка увлекшись, отрывается от ее губ, она с тихим, но явно облегченным «фууух» утыкается носом ему в грудь. А спустя короткое мгновение пламя опадает, оставляя в залитом светом зимней зари кабинете лорда-директора Школы искусства Смерти. — У нас есть еще сорок минут? — спрашивает Нэри, и в ее голосе Даррэн почему-то улавливает нотку надежды. — Да, — улыбается он, отступая на шаг и подхватывая ее руку. Задирает рукав мундира, внимательно осматривает браслет и, коснувшись зазолотившегося металла пальцами, заставляет его стать невидимым. — Вот и все. Ушастая братия все равно будет чувствовать его энергетический фон, у них очень чуткое восприятие активных артефактов, в основе которых лежит магия Вечных лесов, — предупреждает он и предлагает, отступив еще на шаг: — Завтрак?       Нэрисса, задумавшись ненадолго, отрицательно покачивает головой. Улыбается, чтобы смягчить отказ, проводит ладонью по мундиру на его груди и произносит негромко: — Лучше позавтракаю со всеми после построения, мое отсутствие и так слишком затянулось, чтобы не быть подозрительным. — Ладно, жестокая ты прелесть, — со вздохом закатывает глаза магистр Смерти и, взяв ее за руку, доводит до двери в приемную. А открыв ее, предупреждает, когда Нэри нехотя вынимает пальцы из его ладони и ступает за порог: — После занятий отправляйся сразу домой — прогуляемся вечером по ярмарке, в Ксарахе сегодня должно быть красиво.       Непонимающе нахмурившаяся Нэри поднимает взгляд на загадочно и самую малость снисходительно улыбающегося Эллохара, после переводит на не менее загадочно улыбающуюся Айшарин, и дриада поясняет, улыбаясь еще шире: — День Смерти зимы, а завтра начинаются недельные каникулы.       На это Нэрисса моргает еще более недоуменно, а затем недоумение сменяется сильнейшим удивлением. Она приоткрывает рот, чтобы спросить, куда вообще убежало время, и сколько она проспала, но передумывает. — Спасибо, — все в той же растерянности обращается она к Айше, более чем официально по привычке кивает Рэну и выходит из приемной. — Вас можно поздравить, лорд-директор? — доносится лукавое голосом дриады из-за двери.       И только на последней ступеньке лестницы, перед дверью в холл административного здания ее нагоняет полная откровенного шока мысль: — «А сколько мы вообще времени провели в койке и всех подобных ей местах?!». А затем она принимается пересчитывать дни на пальцах, сбивается, считает еще раз и приходит к выводу, что много. Больше предполагаемых ею трех дней, которые пусть и отрывками, но сохранились в памяти. И это без учета первых, как она теперь понимает, дней, которые всплывают лишь слепками тактильных ощущений, жаром по телу и острым возбуждением на грани адекватности.       Эта мысль донимает ее на протяжении дня, и Нэри искренне радуется тому, что, помимо обязательных построений, никаких практических занятий сегодня нет, потому как физические повреждения и травмы при такой глубокой задумчивости обеспечены. Вопросительные взгляды и даже обнюхивание некоторых особенно любопытных адептов стоически игнорирует. Они почему-то вместо ожидаемой злости и раздражения на ситуацию, вызывают странную кривую усмешку, которую Эллохар определенно назвал бы загадочной.       Благо есть на что отвлекаться: погода в преддверие дня Смерти зимы, видимо, решила отыграться напоследок, щедро осыпав дорожки школьного парка ледяным дождем вперемешку со снегом и напомнив адептам о мерах предосторожности и тёплой одежде резкими порывами ледяного ветра. Поэтому после обеда Нэри пробирается к административному корпусу со всем вниманием и участием к дорожке под ногами и опасно скользким ступеням. И с блаженным выдохом разжимает замерзшие пальцы на вороте пальто, как только тяжелые двери за спиной захлопываются, погружая холл в сумрак снежного дня.       Прошедшая мимо профессор по истории пыток несколько раз оглядывается на Нэриссу по пути в преподавательскую, и когда Нэри уже сворачивает к лестнице, ведущей в приемную лорда-директора, приоткрывает дверь и выглядывает из-за нее, крайне подозрительно прищуриваясь. Мгновенно осознав и приняв то, что подобное внимание обычно индифферентной преподавательницы неспроста, Нэри задумчиво хмыкает и принимается подниматься быстрее. — Зима вообще в курсе, что это ее последний законный день? — открыв дверь, интересуется она у задумчиво покусывающей кончик писчего перышка Айшарин.       Дриада с улыбкой вскидывает бровь, внимательно оглядывает Нэри с головы до ног, откидывается на спинку стула и проговаривает сладким тоном: — Я бы на твоем месте не о погоде волновалась…       Услышавшая это Нэри замирает, так и не стащив с плеч пальто окончательно. Прищуривается, глядя на Айшарин задумчиво, а в памяти мелькает странное внимание профессора истории пыток, взгляды Верис в столовой и Арша на лекции… — И в чем мы прокололись? — Ооо, — шире улыбается в ответ дриада и, снова склонившись к столу и подперев щеку кулаком, вдохновенно вещает: — Магистр на традиционном разборе полетов так патетично взмахнул рукой… И преподаватели так синхронно замолкли, увидев ставший золотым эльфийский брачный наруч. Ну а кандидаток не так уж и много, — заканчивает она и, разведя руками, снова откидывается на спинку стула, кивая головой в сторону кабинета. — Иди, для тебя он всегда свободен. Правда, там Кэлфри еще возмущается вроде…       Вздохнув, ибо час от часу не легче, и вспомнив, что завтра начинаются каникулы, что очень кстати, Нэрисса коротко стучит в дверь. Заглушающее плетение тут же рассыпается, из-за створки доносится раздосадованное, тоскливое и заметно возмущенное «…Лорд Эллохар, это просто невозможно! Поймите меня правильно…», она очень уж поспешно по мнению самой Нэри распахивается, а взгляд Даррэна с другой стороны кабинета кажется почти умоляющим… Ничего не остается, как войти, что Нэрисса и делает, старательно давя улыбку, подрагивающую в уголках губ. — Лорд-директор, профессор, прошу прощения, — все же улыбнувшись, но крайне сдержанно, проговаривает Нэрисса, ступая в кабинет.       В том, как захлопывается дверь за ее спиной, Нэри смутно улавливает радость спасенного от смерти путем выедания мозга чайной ложечкой. «Еще немного, и в нашем профессоре анатомии и физиологии можно будет заподозрить нежданно пробудившуюся кровь дроу», — тянется задумчивая мысль, пока она оглядывает обернувшегося к ней Кэлфри, лицом и статью выдающего в себе чистокровного человека. Замолкнув, он внимательно разглядывает ее в ответ, словно бы увидел нечто, чего не замечал ранее, а затем неуверенно приподнимается из кресла. Переведя взгляд на широко улыбнувшегося во все клыки Эллохара, он сглатывает, опускается обратно и проговаривает ускоренно: — О, что вы, что вы… Так, стало быть, я пойду, лорд-директор? — Иди-иди, Густавус, я тебя ни в коей мере не задерживаю, — с ощутимым облегчением отзывается Эллохар со все той же улыбкой и, когда профессор, прытко вскочив из кресла, проходит к двери, добавляет: — Наказание определи сам, знаешь же, что именно эти гаврики не любят. А если повторят, вот тогда ко мне.       Покивавший профессор оглядывается, споткнувшись взглядом о Нэри, резко дергает ручку двери и вылетает из кабинета. В приемной тут же раздается щебет Айшарин, и магистр Смерти, с тяжким выдохом опустившись в кресло, поводит рукой, закрывая дверь и затягивая ее пологом тишины. — Жестокий вы, лорд-директор, так пользоваться неловкостью собственных сотрудников, — укоряюще качает головой Нэрисса, проводив профессора взглядом.       Откинувшийся в кресле Эллохар и не думает отрицать ее заявления. С лукавой полуулыбкой медленно обводит ее взглядом, усмехается шире, и протягивает с интимной хрипотцой в голосе, расслабленно скользнув ладонями вдоль подлокотников кресла: — Я пользуюсь их случайной, а оттого неловкой осведомленностью, радость моя. Это немного другое.       И продолжает вальяжно восседать в кресле. Однако взгляд его меняется: Нэри замечает, как расходятся натрое зрачки, как поглощает радужку расплескавшееся синее пламя. Он разглядывает ее как будто бы удовлетворенно, но вместе с тем так жадно и собственнически, что жар приливает к лицу. Воспоминания наваливаются волнующим скопом образов и ощущений, огнем обжигают тело, и Нэри мягко ступает вперед, на что Даррэн реагирует чувственной усмешкой. — Вообще-то я пришла, чтобы отправиться домой, — справившись с чувствами, проговаривает Нэрисса, приближаясь к его креслу. Сталкивается с ним взглядами, когда он запрокидывает голову, и добавляет с неожиданной для самой себя хрипотцой: — Если помнишь, ты сам поставил такое условие, да и твои переходы невозможно перехватить…       И, подавившись вдохом, замолкает: по бедру вверх медленно и совершенно бесстыдно ползут горячие, твердые пальцы. Опустив взгляд на свою ногу, Нэрисса снова смотрит в лицо Даррэна, усмешка которого становится откровенно коварной. Попытка отступить на шаг не увенчается успехом — обхватившая под коленом ладонь не позволяет сдвинуться. — Помню, — с абсолютной серьезностью отзывается магистр Смерти. Его пальцы, скользнув выше по ноге Нэри, тянут ее на себя, вынуждая присесть на подлокотник. — Но меня смущает твоя подозрительная покорность и послушание, дыхание мое. Предположу, — интимно понизив голос, проговаривает он, — что послушной женщину делает всесторонняя удовлетворенность.       Его взгляд вынуждает Нэриссу замереть, его ладонь, искушающе неторопливо поднимающаяся вверх по внутренней стороне бедра, распускает горячие мурашки по коже. Прерывисто вздохнув, она призывает себя к порядку, однако это нисколько не помогает, ввиду невероятно искушающих касаний твердых, горячих пальцев. Что только подталкивает к чувственно звучащему в пустоте кабинета ответу: — Надеюсь, что ты запомнишь это и впредь не будешь пренебрегать этим неожиданно открывшимся тебе знанием.       Ускользнуть от магистра, явно вознамерившегося проверить на удобность и прочность собственный стол, получается только чудом. Пламя вспыхивает в опасной близости от стола, Нэри, мягко коснувшись сцапавшей ее в бескомпромиссной хватке ладони, поднимается и отступает, понимая, что Рэн вряд ли останется довольным ее побегом. Но раз уж переход открыл, то сетовать может исключительно на себя. Чем она и пользуется, напоследок встречая его голодный, требовательный, неотрывный взгляд. — Можешь присоединиться ко мне, — предлагает Нэрисса искушающим тоном, прежде чем ее поглощает пламя, — я как раз собиралась погреться в горячей ванне.       Удрученный стон по ту сторону огненной завесы вызывает веселый смешок, и она не отказывает себе в широкой ухмылке, потому как Рэн ее точно не увидит.       К тому моменту, как Нэри перемещается в дом и понимается по ступеням на второй этаж, в их теперь общую с Рэном спальню, в ванной уже во всю журчит вода. Улыбка снова непроизвольно растягивает губы: он совершенно точно предупредил призванных духов о ее пожелании принять ванну, и эта забота неожиданно греет, затрагивает что-то очень глубоко внутри. Все же крайне приятно принимать ванну, о которой, пусть и опосредованно, позаботился твой мужчина.       С этой мыслью Нэрисса входит в ванную и, отпустив склоненного перед ней духа благодушным кивком, раздевается. Вздыхает: Рэн никак не сможет присоединиться к ней, слишком много работы скопилось за дни их восхитительно приятого уединения в ТанИмин. И, опустившись по ступеням в исходящую паром ароматную воду, предупредительно приглушает ставшую абсолютной после обряда в пустыне связь. Отвлекать искушающими видами и мыслями чрезвычайно занятого лорда-директора не хочется.       Выбирается из воды она только спустя час, подспудно ожидая услышать гул пламени в спальне, но так и не дожидается. Задумчиво проходится по гардеробной, перебирая и платья, и брючные костюмы — отчего-то хочется быть красивой этим вечером. Но все же останавливает свой выбор на удобстве: теплый и приятно обтягивающий костюм для верховой езды с меховой накидкой кажется как никогда подходящим.       А затем начинаются долгие приготовления. Вплывшие в спальню наяды с хитрыми улыбками берутся за расчески и гребни с заколками, обменявшись понимающими взглядами, откупоривают бутылку вина, перешучиваются, поздравляют. И Нэрисса снова не может сдержать неприлично счастливой улыбки. Пьет игристое вино, искорками пузырьков ударяющее в голову, смеется, позволяет себя повертеть в разные стороны и полюбоваться собственным видом. И замирает, стоит водяным заговорщицки переглянуться и стремительно умчаться в сторону ванной. Уже у дверей они оборачиваются к оглянувшейся Нэри, подмигивают, и Кариста, придержав дверь, желает с улыбкой: — Счастливого дня Смерти зимы, ваше Темнейшество!       И исчезает за дверью, прежде чем Нэрисса успевает обдумать новое обращение. А снизу уже доносится приглушенный гул пламени, и она, чувствуя, как болят щеки от не сходящей с лица улыбки, быстро спускается по ступеням. Замедляется лишь в самом низу, как-то совершенно по-новому разглядывая стоящего в приглушенном свете холла Эллохара. «Чтоб я сдохла…», — проносится озадаченно-шокированное в мыслях Нэри, когда он протягивает ей руку, помогая спуститься с последней ступени, — «Я ж, оказывается, за ним замужем!».       Но осознанием пришибает не настолько сильно, чтобы не уловить, как его улыбка из мягко-лукавой становится чувственно-восхищённой. Магистр Смерти заинтересованно смотрит сверху-вниз, явно ожидая, куда зайдут ее размышления, и Нэрисса, стушевавшись, бурчит глухо: — В голову лезть совсем не обязательно.       Но его руку все равно не отпускает, и довольно улыбнувшийся этому Даррэн отвечает негромко, чуть склоняясь к ней: — Ничего не могу с собой поделать, Нэрюш. Очень уж забавно у тебя проходят стадии принятия факта вступления в брак, — потешается откровенно он и продолжает, уложив ее безвольную ладонь себе на локоть: — И раз уж у нас все так нестандартно, считай это свиданием: прогулка по заснеженному парку, ярмарка, романтика…       Слегка потерявшаяся в тепле его прикосновения Нэри, прислушавшись к его словам и опомнившись, протягивает с сомнением: — Куча адептов в городе, усиленно отдыхающих в не совсем культурном ключе перед каникулами в отсутствие присмотра кураторов…       Магистр Смерти только вздыхает негромко: сомнения Нэри в уместности свидания вполне ожидаемы, логичны, обоснованы, но… Он просто не видит смысла скрываться от собственных адептов и преподавателей, благо все уже не раз проверены и перепроверены на возможность связи с Блэком и его подельниками. Да и прятаться теперь, после свадьбы, ему слишком претит. Поэтому он и проговаривает, успокаивающе поглаживая ее ладонь на своей руке: — Не беспокойся, дыхание мое. И не думай об этом. Хотя, — улыбается он шире и предлагает, чтобы отвлечь ставшую излишне серьезной и задумчивой Нэриссу, — мы можем пройтись рейдом по кабакам и тавернам Ксараха в поисках забывших о правилах адептах… — Бездна упаси! — отзывается неожиданно весело Нэри, подняв на него взгляд: такой Рэн будоражит все внутри. — Я и сама жажду нарушить правила. Так что если и рейд, то с одновременным употреблением горячительного для согрева, поцелуями под мандрагорами, непомерными тратами и… — Все, что пожелаешь, радость моя, — сообщает ей предельно довольно Эллохар, толкая входную дверь.       Вдохновенно вздохнувшая Нэрисса поднимает на него совершенно влюбленный взгляд, и удержаться становится невозможно. Притянув ее ближе и обвив талию рукой, он прикрывает ее от порывов ледяного ветра и только улыбается шире на тихий шепот: — Здесь нет мандрагоры, Рэн… — Тренировка, прелесть моя. Я же должен быть уверен в том, что мы справимся с поставленной задачей.       Горячий выдох обжигает губы, и Нэрисса не может не улыбнуться. Довольно, широко улыбнуться. Щеки покалывает мороз, взгляд серых глаз, такой теплый, волнующий и смущающий, вынуждает опустить ресницы, но смех так и рвется из груди. Но вырваться не успевает — медленное, чувственно-неспешное, такое абсолютно уверенное касание его губ к губам крадет вдох, и она задыхается, прижимаясь теснее, обвивая руками его шею. Опьяняющее скольжение языка размыкает рот, Даррэн углубляет поцелуй все так же неспешно, будто наслаждается каждым мгновением, и Нэрисса безвольно простанывает, вцепляясь пальцами в ворот его пальто, понимая, что вернуться в дом еще не поздно и… — Свидание, Нэрюш, — напоминает он в самые губы с улыбкой, так и не выпустив из теплого и такого уютного кольца рук. — И отбившиеся от рук адепты. — Тест пройден успешно? — спрашивает с усмешкой Нэри, на что он только многозначительно сверкает довольным взглядом. — У первой же мандрагоры проверим, — помогая спуститься с заледенелых ступеней, все же отвечает магистр Смерти. — И не беспокойся о свидетелях: какая разница, если скоро все всё равно узнают. И Блэка мы собирались выманивать, если помнишь, так что огласка уместна. А ты с этим планом согласна.       И Нэри только и остается, что вздохнуть. Ибо тут даже не поспоришь: да, она согласна с этим планом Владыки, потому что просто информация о местонахождении Исенны не поможет. Блэк слишком острожен, ему нужен гарант безопасного перемещения во Мрак, и если он считает этим гарантом Нэриссу… Ну что же, остается только пожелать ему удачи. — Отчасти, Рэн, и ты это знаешь, имея возможность пребывать в моей голове постоянно, — мягко проговаривает она, когда они ступают на присыпаемую снегом дорожку к парку. — Мне и аргументировать ни к чему все по той же причине — аргументация тебе также известна.       На это раз вздыхает Эллохар. Морщится, понимая, что отчасти Нэри права. Но безумное нежелание подвергать ее опасности, все более навязчивая идея запереть в ДарНахессе или крепости Шассада и разбираться самому одолевают с каждой минутой все сильнее. И он ничего не может с собой поделать, только прислушиваться к стихающему постепенно голосу разума и ее чувствам, которые с недавних пор проигнорировать никак не получается. На счастье возможность сменить тему появляется почти сразу, на входе в парк: — Мандрагора, Нэрюш, — сообщает ей мгновенно переключившийся на много более простые желания и мысли Эллохар.       Нэрисса, запрокинув голову, изучает как мандрагору, так и очень знакомое ей плетение вокруг нее. Хмыкнув, она даже пытается снять его, чем вызывает повышенный интерес у Даррэна, и поясняет, так и не распутав плетение: — Ограничивающие чары. Предназначены для того, чтобы не выпустить пару без поцелуя. Некогда проданы двумя предприимчивыми адептками академии Грейнсворт местечковым торговцам. — Пару лет назад, да? — с понимающей усмешкой склоняется над ней он, и Нэри, не удержавшись от ответной улыбки, кивает. — Да. Очередная тренировка? — спрашивает она, но ответа не требуется: магистр Смерти уже касается ее рта мягким поцелуем, предлагая ей вести в этой партии.       И Нэрисса не отказывается. Пробирается ладонями под распахнутые полы пальто и камзола, приподнимается на носочки, мягко обхватывая его нижнюю губу зубами. Прикусывает, срывая с губ Эллохара прерывистый вдох, зализывает укус, поддразнивая. Кончиками пальцев ощущает голодную волну дрожи по его телу. И с довольной усмешкой улавливает тихий, глухой стон, проскальзывая языком по его верхней губе и углубляя поцелуй. Оторваться получается лишь когда воздух заканчивается, прерывистыми глотками разрывая касание губ. Затуманенный желанием взгляд серых глаз становится ей наградой, и Нэри, довольно ухмыльнувшись, хватает его за руку и утягивает вперед.       Лишь одиннадцать хаотично развешенных по украшенному фонариками парку мандрагор спустя они, задыхаясь, с улыбками отрываются друг от друга, наконец оглядывая занятую ярмаркой площадь. — Что там было о непомерных тратах на всякие мелочи и поглощении горячительного, дыхание мое? — воодушевленно вопрошает Эллохар, вытягивая Нэри за руку на площадь.       Однако пройтись по всем интересующим Нэри лавочкам они не успевают: раздавшийся высоко над площадью шорох крыльев переходит в хлесткие хлопки, далеко расходящиеся гулом, и магистр Смерти, нахмурившись, вскидывает голову. Провожает напряженным взглядом тонущую в темноте фигуру дракона, сопровождаемую ропотом голосов празднующих на ярмарке людей и нелюдей, и недовольно прищуривается. — Лорд Наавир прилетел за Верис, — выражает уверенность Нэри, передавая магистру кружку, полную горячего вина со специями, и он скептически выдыхает, глядя в сторону школьных ворот: — Если бы только он и только за ней… — недовольно тянет Эллохар в ответ.       Он хмурится и выглядит предельно серьезным, что кажется вполне себе обоснованным поводом для беспокойства. Поэтому Нэри, положившись на его особенное к себе отношение, магию вейл и собственное очарование, предлагает мягко, касаясь его руки и привлекая его внимание: — Мы можем сходить и проверить. Свидание от этого никак не пострадает и в романтичности не потеряет.       На это заявление Даррэн скептически усмехается, но протянутую узкую ладонь все же крепко сжимает в пальцах. Ощутив, насколько холодными стали хрупкие пальцы, подносит ладонь к губам и согревает ее дыханием. И, обхватив за плечи, интимно-мягко интересуется: — Замерзла? — Нет, — улыбается Нэри, прислонившись виском к его плечу. — И жажду поймать этих неукротимых романтиков с поличным.       Его объятие, такое уверенное, спокойное и бескомпромиссное, действительно согревает лучше чего бы то ни было другого. И даже на острожное внимание адептов, прогуливающихся вдоль лавок и выходящих из таверен, плевать, ровно как и на взгляды патрулирующих улочки преподавателей. Кажется, и Рэн расслабляется, чувствуя, что она больше не тревожится из-за излишнего, пусть и тщательно скрываемого внимания. Привлекает ближе к себе, обнимает крепче, забираясь под пройму рукава ее меховой жилетки, касается губами прохладного виска. — Думаешь, еще не умыкнули? — спрашивает Нэри, отпив горячего вина со специями из кружки, когда они выходят из-за поворота улочки, выводящей на площадь перед школой. — Нет, об этом я позаботился, — с азартным нетерпением отзывается Даррэн и оказывается прав, чему Нэри совершенно не удивляется: на площади стоит одетый в один лишь расшитый золотом камзол лорд Наавир с леди Верис, и мнется в сторонке Найтес, внимательно оглядывающий окружающее пространство и подходы к площади. — Как видишь, все нарушители на месте.       И тут же громогласно обращается к стражу, немало напугав всех присутствующих: — Ужасающего вечера, лорд Найтес, — обернувшийся дроу сначала широко раскрывает глаза, затем нахмуривается, а после и вовсе принимает воинственный вид. — Как там Ардам без вашего деятельного присмотра? Стоит еще, пока вы тут прохлаждаетесь, мм? Зря, очень зря, — тянет ядовито магистр Смерти, — потому что Эрху я все равно не выпущу. Так еще и Тьеру придется в праздничную ночь разгребать последствия отсутствия доблестного стража на месте службы, потому что небезызвестная всем нам своими прискорбными талантами адептка Тьер совершенно точно вляпается в очередное приключение…       Возмущенно подавившийся обвинением в манкировании служебными обязанностями Найтес прищуривается, порывисто шагает вперед, на что Эллохар насмешливо вздергивает бровь, и заявляет с претензией: — В честь праздника можно было бы и сделать исключение, лорд Эллохар… — Дэе на влипание в неприятности в твоей ушастой компании, дроу? — насмехается магистр весело. — Так как же я могу, если ты здесь? Непорядок, Найтес. Хотя, с другой стороны, возможно, она никуда и не влипнет как раз по этой причине… По крайней мере неприятности без твоего участия оборачиваются куда менее смертоубийственно, — тянет задумчиво он.       Юрао раздраженно фыркает, прыснувшая и, кажется, сменившая гнев на милость Верис вцепляется в своевременно подставленную Наавиром руку, стараясь смеяться не так громко, Нэрисса с расслабленной улыбкой следит за перепалкой, с удовольствием потягивая вино…       А Найтес постепенно закипает, что ему, по мнению Нэри, совершенно не свойственно. «Извелся в любовной горячке, бедолага», — вздыхает она с веселым сочувствием и мгновенно ощущает на себе полный скепсиса взгляд Даррэна. Опустив на нее взгляд, он рассматривает с сомнением и явным беспокойством о трезвости суждений, отпивает вина из своей кружки, явно чтобы сравняться с ней в этой самой трезвости или же ее отсутствии, отчего Нэри беззвучно покатывается со смеху, а затем в мыслях раздается его унылый, полный занудства голос: «Я бы сказал, от чего он извелся, радость моя. И к любви это имеет весьма опосредованное отношение. Все же воздержание плохо влияет на мужчин…». Заканчивает он с таким трагичным вздохом, что Нэрисса весело фыркает в кружку. Это-то и допекает Юрао окончательно, и его обличающая речь звучит почти обвинительно: — Исключение, учитывая, что даже вы, неуважаемый мною магистр, наслаждаетесь обществом своей леди в этот вечер, в то время как я вынужден в одиночестве подпирать ворота школы в ожидании высочайшего дозволения встречи, а моя леди тоскует без возможности встречи со мной.       Эллохар, кажется, наслаждается творящимся на площади абсурдом во всю, потому как бровь он изгибает еще более ехидно, улыбается все более издевательски и принимает совсем-таки благодушный и довольный вид. «Когда профдеформация и особенности характера переросли в личный фетиш», — вздыхает про себя Нэрисса страдательно. Вступиться за Найтеса и Эрху очень хочется, учитывая, что Юрао действительно относится к этим отношениям серьезно, что она, как вейла, не может не отметить. И Рэн, при всем желании игнорировать чистоту порывов Найтеса, не понимать этого не может — в чем Нэри находит еще один плюс установившейся окончательно связи. Но молчит, а вот Даррэн протягивает с заметным превосходством и высочайшей степенью издевки в тоне: — В том-то и разница, Найтес: леди — моя, причем на законных основаниях, поэтому я и наслаждаюсь ее обществом. А вот в твоем случае леди опять же — моя, — усмехается он едко, — а значит и определять ее судьбу, романтические увлечения и степень их влияния на учебу, как лорд-директор, я в праве. Контракт со школой, Ушастый, заключенный по всем правилам, лишает права распоряжаться учениками не то что женихов, супругов. Пусть и с некоторыми исключениями, — и улыбнувшись совсем уж угрожающе милостиво, вопрошает неожиданно: — Ну что, Найтес, готов жениться, чтобы спасти свою драгоценную шайгенку из лап страшного-ужасного меня? Однако предупрежу: это все равно не спасет от моего деятельного участия и присутствия в ее жизни.       А Юрао и не раздумывает — просто шагает вперед, протягивает ладонь, как для обмена клятвой, и проговаривает с суровой уверенностью: — Готов. Где и что нужно подписать?       Хохот магистра Смерти разрывает повисшую на площади перед школой тишину. Отсмеявшись под мрачным взглядом Найтеса, он медленно выдыхает, смеряет его взглядом и фыркает весело: — Ушастый, ты точно бородатый! Я что, по-твоему, брачные контракты по всем карманам таскаю? У меня самого его нет! — А вот это уже непозволительное упущение! — с искренним возмущением восклицает Юрао, замолкает, прищуривается, внимательно всматриваясь сначала в Нэриссу, а после в Эллохара и хмыкает понимающе, обращаясь к Нэри: — Прямо сейчас и черкану Дохе, пусть обстряпает все чин по чину… — Не выйдет, — перебивает его неожиданно серьезно Даррэн, — с оценкой добрачного имущества у некоторых трудности. — В виду его незаконности? — тут же уточняет с любопытством Юрао и быстро уточняет: — Так что там с Эрхой? А то вы ее тут почти сосватали, но невесту так и не предъявили, — он прищуривается с подозрительностью потомственного дельца, и Эллохар вздыхает тяжко.       Закатив глаза, он совершенно устало поводит плечом, сообщает: — Ты достал, Найтес.       И синее пламя весело занимается в паре шагов от них. Даррэн сохраняет скупое молчание, пока оно расходится широким кольцом. А следом из него доносится взволнованное: — Л-лорд-директор?       Надежды в голосе Эрхи не уловить невозможно. Нэрисса довольно улыбается, на что заметивший ее улыбку магистр снова закатывает глаза и проговаривает ехидно: — Ты выходишь замуж, Эрха. Собирайся давай, у тебя две минуты, а потом я начну медленно убивать этого ушастого страдальца во имя любви, — и обращается к Найтесу с опасным прищуром: — А ты чтобы не смел Эрху и пальцем тронуть. И вернул к рассвету. И не надейся, что я не проконтролирую.       Из пламени доносится глухой звук падения. Что-то разбивается, следом слышатся торопливые шаги, шелест, сдавленные ругательства на трех наречиях Хаоса, и Эрха спрашивает дрожащим голосом: — К-как замуж? Сегодня? Сейчас?! — Минута, Эрха. Твой ушастый весь извелся уже и меня извел. Ты же понимаешь, чем ему это грозит…       В исполнении магистра Смерти это звучит действительно угрожающе, пусть и произнесено устало, совершенно спокойно и даже скучающе. — Вы можете и сами проконтролировать ее возвращение, магистр, просто присоединившись к нам с Наавиром и Дэей. Лорд Тьер тоже будет, — вернувшись к привычной наглости, предлагает ответственно кивнувший Юрао. — И Тьер в сговоре, — вздыхает раздосадовано Даррэн.       Нэрисса мило улыбается, сжимая его руку, прислоняется виском к плечу, и он не может не улыбнуться в ответ: то, как она влияет на его настроение, исподволь используя не только связь, но и чары вейл, при этом нисколько не осознавая своего влияния, забавляет. Обвив ее плечи рукой и притянув к себе ближе, Эллохар надеется, что осознает свое влияние Нэри как можно позже — слишком уж забавно наблюдать за этими инстинктивными и спонтанными пробами собственной силы. — Люблю тебя, дыхание мое, — шепчет он с улыбкой, коснувшись губами ее волос.       Вскинувшая голову Нэри смотрит удивленно и как-то невероятно радостно, отчего в груди магистра отчаянно стискивает грустью. Он не может не замечать, как подспудно проступает ее неуверенность в реальности происходящего, в его чувствах к ней, совершенно неосознанная, как и ее влияние на него. Сама Нэри вряд ли понимает, насколько читается это в мимике и жестах, в реакциях, и Даррэн только прижимает ее к себе крепче.       Пламя вспыхивает ярче и, разомкнув кольцо, выпускает Эрху. Она обеспокоенно оглядывается на Эллохара, спотыкается, видя, как интимно он обнимает Нэриссу, отводит взгляд и, увидев Юрао, быстро подступает к нему. — Да не смотри ты так, Эрха, — возмущается насмешливо магистр. — Монстром себя чувствую, видит Бездна! Что не отменяет моего всестороннего контроля… — предупреждает он мстительно. — Ну что, детишки, сразу в храм, или ты рискнешь познакомить благоверного с родней? — его хитрый, предельно довольный взгляд говорит о многом, как и замершая в откровенном ужасе шайгенка. — Радует меня твоя сознательность, Эрха, очень радует. С такой родней только после свадьбы и знакомить — меньше шансов, что жених сбежит по частям в истовом стремлении к свободе. Если раньше не помрет. Так уж и быть, — тянет не слишком довольно Эллохар, ощущая, что Нэри вот-вот протрет в нем дыру просящим взглядом, и пламя, едва угаснув, вспыхивает снова, — подсоблю с доставкой. Господа влюбленные, — повышает он голос, привлекая внимание и Наавира с Верис, что-то серьезно обсуждающих неподалеку, — советую шагнуть в переход самостоятельно и побыстрее, иначе я запихну вас туда собственноручно и не могу обещать, что вы попадете куда надо, а не, к примеру, в пустыню Нахесса, в самое гнездовье ее главных обитателей.       Эрха, прекрасно зная и нрав лорда-директора, и его обязательность, уверенно затаскивает Найтеса в переход, следом за ними шагают в огонь расслабленно усмехающаяся Верис и напряженно следящий за ней Наавир. Магистр и Нэрисса остаются на площади перед школой одни, и он уверенно разворачивает ее к себе, проговаривая с хитрой улыбкой: — Кажется, кто-то очень крупно мне задолжал…       И Нэрисса не видит смысла открещиваться от долга.       В Ардаме они оказываются с десятиминутным опозданием: увлекшиеся лорды-директоры бывают очень настойчивы при взыскании долгов. Довольно ухмыляющийся магистр Смерти вытаскивает раскрасневшуюся Нэриссу из перехода, оглянувшись и окинув ее взглядом, совершенно бесстыдно хмыкает на ее алеющие щеки, заставляя покраснеть еще гуще, и утягивает за собой к праздничному дереву посреди площади, обстоятельно обещая: — Я всенепременно выполню каждое из своих обещаний, радость моя, раз уж ты так очаровательно краснеешь. — Рэн! — восклицает Нэрисса, сжав его руку и закатив глаза.       На деле обещания и правда будоражат: умеет Эллохар расписать все подробности постельных удовольствий так, чтобы заставить зардеться. Особенно когда это обстоятельное расписывание происходит в промежутках между страстными поцелуями в тени подсвеченного иллюзиями дерева горячим шепотом на ухо и в крепких объятиях. Вернуться домой хочется незамедлительно. Однако понимание того, что свиданий у них было прискорбно мало, а провести время с пользой и удовольствием в постели они могут всегда, таки перевешивает, посему Нэри послушно шагает следом за Рэном, надеясь, что предательский румянец исчезнет как можно быстрее.       Стоящий у праздничного дерева Тьер понимающе усмехается, и Даррэн его усмешку принимает на свой счет: появившийся в компании Эрхи Найтес картина и правда исключительная. Отпустив руку Нэри и позволив леди скучковаться отдельно, как и Тьер, переводит взгляд на Ушастого. — Не сомневался, что он возьмет свей настырностью, — тонко улыбается Риан, насмешливо взглянув на магистра Смерти.       Тому остается лишь хмыкнуть, признав свое поражение, за которое он уже частично взял очень приятный реванш: — В этот раз он взял патетикой и искренним возмущением. — И Нэрисса, конечно, поспособствовала, — кивает все с тем же пониманием Риан, на что Даррэн согласно вздыхает. — Как говорит Харэль «Что я могу поделать с собственной женой в собственной спальне?», — насмешничает он, и весело вздернувший брови Тьер интересуется определенно издевательски: — Найтес пришел уговаривать на выдачу Эрхи в вашу спальню? — Окстись, Риан, — в притворном ужасе восклицает Эллохар, — еще бы он попытался. Хотя с его степенью гномистости такое вполне возможно, признаю.       Поехидничать насчет усиления безопасности супружеской спальни учителя Тьер не успевает: сбившиеся в кучку леди быстро ретируются к ближайшей лавке, затем к следующей, после еще к одной… Подобное блуждание вдоль лавок, сопровождаемое потягиванием неизвестно какой по счету порции крепленого вина со специями, заканчивается лишь минут сорок спустя, когда на Найтеса, ответственно оплачивающего каждую прихоть возлюбленной, навьючивается еще один пакет с покупками. — Я ему даже сочувствую, — вздыхает весело Риан, скромно удерживающий всего два бумажных кулька с покупками Дэи. — Не рассчитывай, что я поддержу тебя, Тьер, — заявляет снисходительно чудом избежавший участи вьючного животного магистр Смерти и разводит совершенно пустыми руками, — мне, ввиду предусмотрительности супруги, не довелось таскать приобретенный скарб. — Тебе просто не доверяют все эти драгоценные каждой женщине штучки, — улыбается ехидно в ответ Риан, предпочитая не оставаться в долгу.       Фыркнувший на это Эллохар отходит к лавке с пряным горячим вином. Расступившиеся покупатели не вызывают ничего, кроме ехидной усмешки, и он, захватив еще две порции горячительного, быстро настигает Нэриссу. Та, замерев от неожиданности, разглядывает две обхватившие ее руки, удерживающие глиняные кружки с вином, украшенные гербом Ардама, принимает одну, но поблагодарить не успевает — магистр шепчет тихо на ухо: — Я очень рассчитываю затащить тебя еще под пару мандрагор, сердце мое. Заканчивай с покупками, все рынки Хаоса в твоем распоряжении. — Но не в твоем присутствии, — смеется Нэри негромко и откидывает голову ему на плечо. В его руках так хорошо, спокойно, счастливо и волнующе, что момент хочется растянуть в вечность. — А без тебя гулять по рынкам скучно. Но я все же никогда не привыкну к виду толпы, сносящей торговые лотки при твоем появлении. — В Астора уже привыкли, бегут так красиво, синхронно и слаженно, даже орут преимущественно хором, — делится наблюдениями, сделанными в последнее посещение, Даррэн. — А дедок с твоими любимыми жареными личинками и вовсе радуется моим появлениям.       Нэрисса в ответ выразительно вздыхает, разворачивается и, осмотревшись по сторонам, сообщает негромко: — Вот зря ты о еде напомнил, Рэн. Оказывается, я есть хочу настолько, что готова погоняться за рваром, догнать и даже вцепиться в мохнатый зад… — То-то бедняга удивится, обнаружив вцепившуюся в корму девицу, — посмеивается магистр Смерти и, тоже оглянувшись, подмечает лавку с пирогами. — Давай пожалеем мохнатых, им и без того достается. Приготовленное мясо всяко лучше сырого со шкурой и мехом. А еще лучше пирожки… — С мясом, — вдохновенно перебивает его Нэрисса. — А шкуру и мех всегда можно выплюнуть…       Весело хохотнувшая у соседней лавки с гребнями, бусами и прочими украшательствами для волос Верис подмигивает и, выразительно кивнув на явно знакомую ей лавку, что-то говорит стоящему рядом Наавиру. Тот с довольной улыбкой отправляется к лавке первым, и Эллохар, уложив руку Нэри себе на локоть, направляется следом.       За пирогами подтягиваются все, даже Тьер, негромко советуясь с Дэей, получает от довольного наплывом покупателей торговца промасленный кулек с оттиском фирменного логотипа. Кому именно приходит в голову идея посетить гуляния в столице, Нэрисса не замечает, увлеченная вином, пирожком с мясом и насмешливыми взглядами зловредного магистра Смерти. И едва не давится, когда синее пламя вспыхивает вокруг, а глядящий поверх кружки с пряным вином Даррэн весело подмигивает. — Ты точно желаешь от меня избавиться. Поразительная скорость разочарования в браке, Рэн, — патетично заявляет Нэри, когда огонь кольцом опадает к их ногам. Запнувшаяся на выходе из созданного Рианом портала Эрха глядит на них во все глаза, и Нэрисса с широкой улыбкой заговорщицки продолжает, насмешливо разглядывая вздернувшего в притворном недоумении бровь Эллохара: — Но асфиксия такой себе способ, ты точно можешь лучше. — Как я рад, что ты в меня искренне веришь, Нэрюш, — с абсолютной серьезностью кивает магистр Смерти. — Однако повод для искренней веры все же сомнительный, — вставляет вышедший следом за Эрхой Найтес. — Я на твоем месте, Нэри, присмотрелся бы и задумался о брачном контракте…       Шагнувший из огня последним Тьер бесшумно приближается к Юрао, опускает ладонь ему на плечо и проговаривает вкрадчиво: — И тогда Эллохар обязательно присмотрится к тебе, Найтес. И поверь, изучит тебя предельно внимательно. А вот соберет ли обратно, как закончит изучать, уже от настроения зависит…       Тихо хихикнувшая Дэя портит идеальную напряженность момента. Резко побледневший, но не растерявший смелости Юрао аккуратно отступает от Тьера на шаг, оглядывает его, переводит взгляд на крайне доброжелательно оскалившегося Эллохара и проговаривает громко и уверенно: — Процедура пристального изучения от необходимости женитьбы не избавляет, так что сначала свадьба! Эрха… — протягивает он руку шайгенке. Та, нервно оглянувшись на лорда-директора, подает ему руку, и Найтес, притянув ее к себе, спрашивает невозмутимо: — Тебе какой храм больше нравится? Столичный, Ардамский или ты поближе к убивательно-развлекательному заведению желаешь?       Тьер громко фыркает такой непрошибаемости и полному отсутствию инстинкта самосохранения и, подхватив Дэю под руку, размеренно направляется вперед, оставляя представление Ушастого без должного внимания. Оглянувшаяся на них Дэя строго грозит Юрао пальцем и сразу отворачивается к Риану. — Найтес — это всегда балаган, — вздыхает устало магистр Смерти и, указав в сторону двинувшихся к центру празднования Верис с Наавиром и Риану с Дэей, предлагает: — Пойдем, радость моя, я уверен, что здесь точно найдется парочка свободных мандрагор, лавки с вином и пирожки.       Нэрисса переводит на него взгляд, оценивает вполне себе благодушное выражение лица, еще раз прокручивает в памяти многообещающие предречения Риана, оценивает обещание Рэна, как интересное, но спрашивает задумчиво и с приличной долей скепсиса: — Именно в таком порядке? Странное распределение потребностей, не думаешь?       Эллохар, нагнавший уже медленно прогуливающихся в сторону центра Тьера с Дэей, осматривает Нэриссу с загадочной усмешкой, склоняется к ее уху, притянув ближе к себе, и проговаривает проникновенно: — Зато очень верно отображает мои потребности на данный момент, сердце мое. — И, как мне кажется, в принципе всегда, — неожиданно ехидно комментирует Дэя, обернувшись и полностью проигнорировав магистра Смерти, обращается к Нэри, — вряд ли в этом темные лорды отличаются переменчивостью.       Согласно хмыкнувшая Нэри удостаивается опасного прищура Даррэна, после он переводит не менее колкий взгляд на нее и интересуется с наимерзейшей вежливостью: — Позволь уточнить, и откуда такие познания в темных лордах, Дэя? Потому как не скажу, что опыт соответствует заявлениям, — и гадко ухмыльнувшись, заканчивает: — Если, конечно, не считать Мероса, но его в принципе и мужчиной-то считать нельзя — это просто оскорбление для всего рода мужского…       Тяжелый взгляд Тьера через плечо не сбавляет ехидства и ширины улыбки магистра Смерти. Он только невинно-вопросительно вскидывает брови, одаривая Риана насмешливым взглядом. — Нашел, что вспомнить, Эллохар, — предельно вежливо замечает он. — Не бесись, Риан, — фыркает расслабленно Даррэн, игнорируя сжавшие локоть тонкие пальцы. — Это не отменит факта былой влюбленности Дэи в него, как и того, что он урод.       Теперь и Дэя оборачивается к магистру Смерти. Окинув его мрачным взглядом, она резко оправляет юбку платья и проговаривает твердо: — Так не уподобляйтесь ему, лорд Эллохар, и выбирайте более подходящие темы для обсуждений.       Издевательски хмыкнувший на это Даррэн закатывает глаза, ускоряется, утаскивая Нэриссу за собой, и проговаривает нарочито скучающим тоном: — Пойдем искать мандрагору, прелесть моя. С этими занудами только аппетит портить, а ведь пирожки ждут и даже скучают. — Они еще не в курсе твоих жестоких планов на их румяные бочка, — парирует Нэрисса весело, но оглядывается на Дэю и Риана обеспокоенно. Эллохар мягко обхватывает ее рукой за плечи, останавливается и, развернув к себе, заглядывает в лицо, и Нэри с мягкой покачивает головой: — Ты не мог бы не точить свой язык об окружающих сегодня? — Совсем? — искренне ужасается он и даже отступает на шаг. — Ты не можешь быть так жестока, Нэрюш. Оставь мне хотя бы Найтеса! К нему же ты не испытываешь необоснованной жалости, надеюсь? — К нему — нет, — усмехается Нэрисса тихо, сокращая расстояние и подступая к Даррэну на пару шагов. Его руки тут же по-хозяйски смыкаются на талии, и она улыбается шире. — И я даже, может быть, буду более благосклонна при поиске мандрагор… — Так уж и быть, Найтес сегодня останется жить, — обещает воодушевленный сверх всякой меры магистр Смерти и хватает Нэри за руку. — А теперь идем, моя сердобольная радость, иначе мандрагоры перестанут меня интересовать даже в качестве оправдания.       Поиск мандрагор на проверку оказывается веселым и забавным. Правда, не таким уж и быстрым: то тут, то там встречаются знакомые Эллохара, с которыми приходится раскланиваться. С некоторыми Даррэн перекидывается и парочкой слов, чаще всего весьма ядовитых, с одним из лордов, в котором Нэри смутно узнает ректора университета Темных искусств, он и вовсе с удовольствием обменивается сомнительными любезностями некоторое время. Когда лорда окликает одна из мимо проходящих леди, в сторону свободной мандрагоры, подвешенной почти у самого праздничного дерева, весело мигающего огоньками иллюзии, Нэрисса и магистр Смерти смотрят с одинаковым облегчением и радостью. — Так Риан увел у него преподавателя проклятий? — со смешком интересуется Нэрисса, когда они отходят от лорда на пару десятков шагов. — Увел из-под самого носа, — фыркает довольно Эллохар. — Тьеру нужна была замена Сэдру, которого он сплавил мне на перевоспитание еще осенью, профессору из университета нужна была нормальная должность. На том и сошлись.       А следом просто утаскивает Нэри за собой, в самую гущу гуляющих. Правда, толпа слишком быстро расступается, и это даже немного расстраивает Нэриссу: поработать локтями она была бы и не прочь. Пару десятков шагов Даррэн наконец останавливается, разворачивается к ней и многозначительно оглядывает ее с высоты своего роста. — И что дальше? — спрашивает насмешливо Нэрисса и, вскинув бровь, окидывает магистра Смерти долгим взглядом.       Он молча, но очень выразительно указывает пальцем вверх и проговаривает, коварно улыбнувшись: — Мандрагора, радость моя. — И это, конечно, намек, что я должна тебя поцеловать, да?       Подступив ближе к нему и уложив ладони поверх лацканов его пальто, Нэрисса запрокидывает голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и Эллохар склоняется в ответ, проговаривая вкрадчиво: — Я всегда высоко ценил твою проницательность.       Нэрисса, выразительно закатив глаза и хмыкнув безыскусности комплимента, обхватывает его шею руками, вынуждая склониться. Усмехающийся магистр Смерти прижимает ее крепче к себе, вынуждая стать на носочки, но когда она наконец касается его рта губами, улыбаться мгновенно перестает. А еще очень досадует на то, что до удобной и теплой постели далековато. Желание захлестывает с головой, жаром пробегает по телу, сковывая мышцы напряжением, и Нэрисса в его руках, выгнувшаяся, трепещущая, как натянутая тетива готового к выстрелу лука… Отстраниться приходится достаточно быстро, просто для того, чтобы сохранить самообладание. Да и Нэри отступает быстро и резко, неотрывно глядит затуманенными, потемневшими глазами, в темной синеве радужек которых плещется синее пламя. — Увлекаться не стоит, — с сожалением хриплым полушепотом проговаривает Эллохар, протягивая Нэри руку. — Определенно, если мы не хотим поразить несдержанным поведением всех леди и лордов столицы.       Ее пальцы, легшие в его ладонь, тонко подрагивают, выдавая ее состояние. Но зато теперь они ощущаются нормально теплыми, и, несмотря на жаркие мурашки от касания, магистр Смерти крепче сжимает их в своей руке. И замирает, только собравшись сделать шаг. — Найтес.       Резко выплюнутое, это больше напоминает ругательство, и Нэрисса напрягается, глядя в ту же сторону, куда смотрит Даррэн. А уверенно, с довольной улыбкой затягивающий под мандрагору Эрху в пяти десятках шагов от них Найтес выглядит примером слабоумия и отваги. — Рэн, ты обещал, что сегодня Найтес будет жить, — напоминает Нэри негромко, и Эллохар так же негромко отзывается: — Вчера. Полночь уже наступила, — и когда Нэрисса сильнее сжимает его руку, с полным страдания вздохом протягивает: — Да не буду я его убивать, радость моя! Не хватало мне еще, чтобы Эрха в траур ушла на семь лет и учебу забросила. Но издеваться мне никто не запрещал…       Все это он говорит, планомерно приближаясь к занятой стражем и шайгенкой мандрагоре, и Нэриссе остается только следовать за ним, в надежде повлиять на ситуацию, если все примет серьезный поворот. Магистр беспардонно останавливается в пяти шагах от самозабвенно целующейся парочки, хмыкает саркастично, оглядев прилипших друг к другу влюбленных и кашлянув, заявляет громогласно с приторной учтивостью, пронизанной искренним беспокойством: — И вот как тебе только не стыдно целоваться с этим, Эрха. Могла бы и что-то получше найти, в том же Ардаме стражей на выбор было сколько, явно получше этого неопределившегося с расовой принадлежностью. А вдруг он и с половой еще не до конца определился? Совсем о будущем не задумываешься, Эрха, — покачивает головой укоряюще магистр Смерти. — Да и тут, в Столице, ассортимент-то не маленький, есть на что посмотреть, но нет! Найтес! — продолжает возмущаться в голос Эллохар, но парочка никак не реагирует, увлеченная исключительно друг другом. — Найтес! — рявкает он, потеряв терпение. Резво отскочивший от Эрхи страж ошалело оглядывается. — Я тебе, неопределившийся с расовой принадлежностью, оторву все, что найду, а что не найду, приращу и оторву, если ты хоть на секунду посчитаешь возможным думать не тем местом. И это самое оторву в первую очередь. Понял? — Лорд Эллохар, — разворачивается к нему Юрао, снова беря залившуюся румянцем Эрху за руку, — если вы думаете, что эта угроза действительно стоит реализации, то вспомните о личном счастье своей адептки — неужели недееспособный супруг это то, что вы ей желаете? Правда? — и добавляет, когда магистр Смерти прищуривается: — Не буду осуждать ваш взгляд на идеальный брак, у всех свои особенности, и каждая ситуация стоит определенного понимания, но все же ровнять по себе… — Я тебя прибью, Найтес, — шипит зло Эллохар, на что Юрао, раскланявшись, утаскивает застывшую в ступоре Эрху за собой. Целомудренно и за ручку. — Бездна, дай мне сил продержаться до рассвета… — бормочет магистр, ощущая, как Нэри успокаивающе поглаживает его локоть. — Прелесть моя, — склонив к ней голову, проговаривает ядовито он, — чтобы меня успокоить сейчас, тебе придется протереть во мне сквозную дыру. — Значит, вина и мяса? — находится с подходящей заменой Нэрисса. — Фу, Нэрюш, — морщится в ответ Даррэн, — у дроу оно жесткое и невкусное, жизнь в условиях ограниченного пространства и постоянной газовой среды сказывается… — Рэн! — не удерживается она, шлепая его ладонью по локтю. — А вот драться не надо, — мягко проговаривает магистр и, уложив ее отбитую о его руку ладонь себе на сгиб локтя, принимается ласково поглаживать ее пальцами. — Лучше пойдем и купим тебе еще пирожок, чтобы ты не расстраивалась, что дроу такие невкусные.       За пирожками они таки отправляются. Еще какое-то время бродят по украшенной ко дню Смерти столице, покупают горячее вино в одной из лавок, добредают до сверкающей вывеской лавки с пирогами. И все это время Эллохар исподволь следит за благопристойно гуляющими Найтесом и Эрхой, а Нэрисса, пряча усмешку в уголках губ, наблюдает за ним. Все же очень тепло внутри становится при виде такой ревностной заботы об адептах. И возникшие вследствие мысли о будущем и детях, как его неотъемлемой части, Нэри отбрасывает как можно быстрее, чтобы не успеть задуматься всерьез. — Я же говорил, что пирожки всяко вкуснее дроу, — заявляет насмешливо Эллохар, стоит Нэриссе с блаженным стоном вгрызться в пышное тесто с зажаристой корочкой.       Бросив на него выразительный взгляд, она наконец откусывает кусочек, прожевывает и запивает поданным им вином. Душу греет целый пакет таких же пирожков, морозная ночь кажется просто волшебной, и сводить все к серьезным темам не хочется, но Нэри таки проговаривает негромко и очень проникновенно, передав пирожки Даррэну: — Ты бы лучше не за Юром и Эрхой следил, а рассказал мне, почему Верис так упорно отшивает лорда Наавира.       Удивленный столь резкой меной темы разговора магистр Смерти вскидывает брови, внимательно глядя на Нэри, прищуривается, склонив голову набок, а затем, по старой и всем известной гномьей традиции, отвечает вопросом на вопрос, склоняясь к ее уху: — А почему ты думаешь, что я что-то знаю, моя любопытная прелесть? — Потому что ты лучше меня знаешь Верис? Потому что она сохла по тебе лет тридцать и наверняка доверяет? — запрокидывает голову Нэри и заканчивает насмешливо: — Или мне нужно придумать еще какое-то оправдание твоей осведомленности? — и фыркает весело: — Я просто уверена, что ты знаешь, Рэн. Неважно, каким образом и почему, но ты знаешь.       Взгляд магистра Смерти невольно смещается к толкующей о чем-то под самым праздничным деревом парочке. Что бы там не думала Нэри, но он имеет лишь общее представление о проблеме Шаэны, как и о причинах ее бойкота завоевательским действиям чешуйчатого. Однако, как подметила Нэри, Верис и правда выглядит излишне строго настроенной по отношению к воплощенному духу Золотого дракона, и это наводит как на подозрения, так и на определенные выводы, основанные на долгом знакомстве с оборотницей. Потому проговаривает он с определенной долей сомнения: — Предположу, что Наавира Шаэна рассматривает серьезнее, чем всех своих предыдущих ухажеров, которые предназначались исключительно как средство от скуки и для удовлетворения определенных потребностей. А вот ее клан и батюшка пока в сомнениях. — Маринует, значит… — серьезно протягивает Нэри, глядя в сторону что-то выговаривающей Наавиру Верис. — Правильно делает, — резюмирует она, одобрительно кивая, чем вызывает совершенно неподдельное удивление Эллохара. — Маринует? — вопрошает он возмущённо и ехидно протягивает: — Не знал, что искренне влюбленных мужчин нужно мариновать, радость моя.       Нэрисса же смотрит на него задумчиво и как-то слишком серьезно. Откровенно рассматривает, и тень улыбки с ее лица медленно исчезает. Тревогой Эллохара прошибает мгновенно, настолько пристальным и каким-то чужим кажется ее взгляд. А потом она, коснувшись его руки пальцами и обхватив его локоть, первой шагает к праздничному дереву, произнося все так же задумчиво и предельно серьезно: — Это не очень приятная, но весьма точная формулировка, Рэн. Всем нам, независимо от пола, возраста и чувств, необходимо дорасти до отношений, чтобы вынести возможные трудности в них. И иногда партнер подвергается осознанной или неосознанной мариновке просто для того, чтобы увериться в правильности собственного выбора, даже если выбора нет.       Последние слова звучат грустно, сопровождаемые печальной улыбкой, отчего кажутся очень искренними. Даррэн только кивает в ответ, не будучи уверенным в том, что Нэри в принципе заметила. Кривая ухмылка раздвигает его губы, но это не ухмылка сомнений в ее выборе, будь он возможен, это ухмылка воспоминаний: тяжелых, болезненных, как его, так и ее. И пусть о ее переживаниях он знает слишком мало, но и этого достаточно. Хотя мазохистическое желание узнать о них больше все так же сильно, как и прежде. — Не обижайся, — неожиданно мягко проговаривает Нэрисса, и Даррэн ощущает ласковое касание пальцев к ладони. — Я отталкивала тебя неосознанно, пытаясь защитить себя. Отгородиться казалось правильным и необходимым, так я видела сохранение рассудка и выживание. Сейчас я понимаю, что это была ошибочная стратегия, но тогда… — Ты не могла по-другому, — проговаривает он тихо, накрыв ее ладонь на сгибе своего локтя пальцами и осторожно сжав. — Я понимаю, Нэрюш.       Он чувствует ее взгляд и поворачивает голову, встречаясь с темными глазами. И почему-то слишком сильно корит себя за сожаление и вину в них. И даже радуется тому, что продолжить болезненную для них обоих тему не выйдет: не место — праздничное дерево и Тьер с Дэей под ним слишком близко, да и не время. Зато выдается момент понаблюдать за чужой драмой: Верис, так и стоявшая напротив золотого дракона, выслушивает его предельно внимательно с очень уж суровым и неуверенным одновременно выражением лица, скупо кивает ему и, отступив, исчезает в синей вспышке. — Послала, — вздыхает Эллохар едва ли не сожалеюще, лишь бы сменить тему. — Нет, драгоценный мой, — с снисходительной мягкостью отзывается Нэрисса, вскидывая на него лукавый взгляд, — взяла время на раздумья, одновременно накалив обстановку. Самый рабочий способ удержать поклонника. Продемонстрируй неуверенность в решении и эмоции, оборви встречу на полуслове, дай крохотный шанс или надежду на него и обдумывай вдоволь. Все просто. — Как коварно, — тянет понимающе Эллохар и, прищурившись, снова обращает взгляд на Нэриссу, — чувствуется опыт, Нэрюш. Дракон был заманен в путы именно так?       Округлившиеся глаза Нэриссы выдают неподдельное удивление, она даже отступает на шаг будто бы в поисках путей отступления, и Даррэн притягивает ее обратно — еще чего не хватало. Отследить ее будет просто, даже если соберется сбежать, но отпускать даже ради новой пикировки не хочется. Просто потому что «Мое». Теплое, уютное, родное и почти невыносимо желанное. А поклонников можно использовать в качестве заблаговременно умерщвленных всякими жестокими способами подношений. Уже ее-то демоническая душенька оценит. — Нет, драгоценный мой, — отзывается Нэри, таки прервав странную паузу, — мне было просто скучно, одиноко и пусто. — В мое отсутствие? — самоуверенно уточняет Эллохар, привлекая ее к себе ближе.       Тихий хмык Нэриссы заглушается неразборчивой болтовней Найтеса, подошедшего к нахмурившемуся духу золотого дракона. Они негромко переговариваются с минуту, и Даррэн невольно хмыкает, расслышав сочувствующее от Найтеса: — Что, снова сказала нет?       Сочувствующий хлопок по плечу, как и невнятные речи поддержки от дроу, Наавир переживает с грустной улыбкой. Магистру Смерти кажется, что дракону сочувствует даже Тьер, остановившийся в паре шагов от него в компании Дэи. Поэтому он и проговаривает негромко, обращаясь к другу: — Этот бастион можно взять только долгой и упорной осадой. — Еще бы, — соглашается с ухмылкой Риан, коротко глянув в сторону Эллохара, — у бастиона опыт, клыки и когти. — И очень трепетное отношение к близким, — вставляет тихо Дэя, но прислушивавшийся к их словам Наавир неожиданно кивает, задумывается, а следом исчезает во вспышке портала. — Завоевывать пошел, — вздыхает вдохновенно Найтес и оборачивается. — А я бы завоевал кровать, одеяла и подушки… — стонет он выразительно.       Эрха смотрит на него еще выразительнее и с таким воодушевлением, что тонкая душевная организация магистра Смерти, наблюдающего за всем этим, просто не выдерживает. — Эрха, — рявкает он громогласно, так, что прикорнувшие птицы вместе с снежными шапками валятся с деревьев, — в школу. Найтес, — издевательски улыбается он стражу, — извинений за то, что порчу столь ожидаемое тобой продолжение вечера, не прошу.       Огонь вспыхивает в трех шагах от застывшей парочки, Найтес, с голодной тоской посмотрев на возлюбленную шайгенку, притискивает ее к себе. Что-то жарко шепчет на ухо, отчего Эрха смущается и заливается ярким румянцем, и нехотя отпускает, полными тоски глазами следя за тем, как она ступает в пламенный переход. — Ну слава Бездне! — полным облегчения тоном выдыхает Эллохар, стоит пламени погаснуть, и ехидно скалится в сторону Найтеса. — Теперь и нам можно домой, в постельку…       Прижавшаяся к его боку Нэри выдыхает согласное «угу», стоящий в трех шагах Тьер, придерживающий сонную Дэю, с понимающей улыбкой кивает на прощание, на что магистр Смерти отвечает коротким кивком, и пламя — синее и адово — вспыхивают одновременно.       Вот только из пламени Нэри выходит уже одна. Улыбается понимающе — Рэн явно отправился встретится с Рианом, им есть что обсудить в виду предстоящей битвы — покачивает головой и, разувшись и скинув меховую жилетку, проходит через холл в темную кухню. Чай с чабрецом заваривается быстро, и она поднимается на второй этаж, по пути захватив теплый плед. И, отомкнув запирающие чары на двери, выходит на террасу второго этажа.       Привычно поставив чашку с чаем на широких балюстраду ограждения, Нэрисса расслабленно закуривает. Мелкие, морозно-колкие снежинки приятно обжигают холодом руки и шею, засыпаясь за воротник свитера. Вдалеке, за лесом, занимается робкий рассвет, озаряя первым весенним светом все вокруг. Глубокая ночная синева на востоке размывается холодной лазурью, затем окрашивается розовым. Она успевает закурить во второй раз, когда за спиной раздаются почти неслышные шаги, а следом талию обхватывают горячие сильные руки. — А я искал тебя в спальне, — проговаривает тихо магистр Смерти на ухо и устраивает подбородок на ее макушке. — Замерзнешь же. — Хочу понаблюдать за сменой поры года, — выдыхает тихо Нэрисса, расслабленно откидываясь ему на грудь. — В академии это происходило не так быстро и очевидно. — Как пожелаешь, дыхание мое.       Теплый, какой-то мягко-насмешливый выдох касается ее виска, и Нэри, улыбнувшись, расслабляется окончательно. Руки на талии уверенно смыкаются крепче, приятное тепло окутывает, не давая замерзнуть на последнем морозце, а еще по-зимнему ослепительное солнце постепенно окрашивает в холодные розовые тона все небо.       Первыми от снежных шапок избавляются исполинские деревья, окружающие дом и школу. Они будто отряхивают разлапистые ветви от грузных шапок, а пробирающийся меж них свет, ставший розовато-золотистым, собирает дань белого снежного полога с земли. Снег тает, испаряется, исчезает, а из-под него, медленно, неуверенно, пробиваются первые зеленые травинки. И это кажется Нэри таким невероятным, красивым, совершенным, что захватывает дух. Это касается сердца, души, и что-то болезненно сладко, волшебно щемит в душе осознанием. И облегчением, роняющим вселенский груз с плеч.       За три дня весна должна полностью вступить в свои права, раскрасив Ксарах в яркие и сочные оттенки зелени. И несмотря на то, что Нэрисса ни на минуту не может забыть о грядущих проблемах, восхитительное спокойствие здесь, сейчас, в тепле его рук, в его нежности и любви, при виде силы и красоты жизни, не может сравниться ни с чем, испытываемым ею ранее. Разве что с одним. — Я люблю тебя, радость моя, — тихо шепчет Эллохар, коснувшись губами ее виска, и она прикрывает глаза, с улыбкой делая глубокий вдох.       Весна наступает.