Темная Империя. Ритуальный Круг

Хатссах, Кровавый Излом, ДарГештар, Ад — Я не имею права не рассказать, Рэн, но буду очень благодарна, если ты облегчишь мой рассказ отсутствием острой реакции с твоей стороны…       Нэрисса устало опускается на подлокотник кресла, в котором сидим магистр Смерти. Она не знает, с чего начать, чем продолжить и как закончить. Единственное, чего ей хочется сейчас — это на ручки и пожаловаться на суровую и жестокую судьбу. И, возможно, немного нежности и страсти, но… — Радость моя, — мягко, так чарующе начинает Эллохар, но в его голосе отчетливо слышны смешинки, — давай бартер: ты мне немного информации, я тебе и тепло, и нежность, и страсть, и все, что пожелаешь, по списку… — и добавляет уже серьезно, глядя на нее тяжело и пронзительно, требовательно: — Но сначала информация. Я, знаешь ли, уже начинаю терять и спокойствие, и терпение, и прочие, несвойственные мне, добродетели…       Нэри снова тяжело вздыхает: как отреагирует на некоторые факт Рэн — неизвестно. И все же собирается с мыслями и проговаривает тихо, надеясь на уточняющие вопросы и не особенно сильное сегодня любопытство магистра: — Полагаю, очевидно то, что каждый член рода так или иначе проходит испытания на должность главы. Если кратко — то способных стать главой указывает гобелен после первого испытания на пробуждение силы. Все это сопровождается молитвами и подготовкой, приемом изменяющих сознание элексиров и зелий, медитациями… Но для будущего главы рода в последнее, решающее, испытание все несколько иначе.       Нэрисса замолкает, потирает переносицу пальцами, всеми силами игнорируя потемневший взгляд магистра Смерти. Его рука мягко обвивает талию, он стаскивает ее к себе на колени и так же мягко, почти ласково шепчет на ухо: — Иначе… И насколько, прелесть моя?       Нэрисса не обманывается мягкостью его тона, ощущает, насколько он недоволен сопутствующими рисками предстоящего испытания. Но поделать ничего не может: хранящиеся под стазисом элексиры уже извлечены Асмодеем из семейного хранилища глубоко под замком, тексты молитв ждут ее на столе в кабинете главы, впервые с момента гибели главы прошлого отворившего двери. Дед готовился, это очевидно. Ну а предписание, читай требование, переданное парламентером из Мрака, никак иначе трактовать нельзя — она обязана пройти испытания успешно. И никак иначе. — Глава становится столпом рода, Рэн, его опорой, его подпиткой, тем, кто заведует всем… Алтарем, его ты видел внизу, силой, распределением даров, но за это почти всегда отвечают предки, глава лишь может наложить право вето… Глава держит всех членов клана на пороге гибели, если вдруг…       Эллохар коротко кивает, обрывая ее речь. И без того понимает, сколько ответственности ляжет на ее плечи с принятием печатей главы. А в том, что это печати, и том, как их получают, он почти не сомневается — уже видел подобное и в Аду, и в Империи. И все равно спрашивает, чтобы быть уверенным: — Значит, печати?       И Нэрисса вздыхает тяжело, эхом повторяя: — Печати…       А затем встряхивается, сползает с коленей Эллохара и, вытащив из храна-амулета пачку сигар, закуривает. Наливает себе вина в бокал, жадно отпивает, так же жадно затягивается… Рэн молчит — ждет продолжения, никак не комментирует и не давит явно не позитивными эмоциями, а ей… Ей просто страшно признаться в том, что ей страшно. Нэрисса дергает головой раздраженно, поднимает взгляд на магистра и проговаривает глухо: — Спрашивай, Рэн. Я не знаю, что ты хочешь знать.       Эллохар кивает согласно, рассматривает с изучающим прищуром. Понимает и без соприкосновения с ее чувствами: ей страшно. Но она не показывает этого даже перед ним, и это достойно уважения. Как бы он ни хотел помочь, как бы ни хотел взять это все на себя, он не может. И поддержать в должной мере не может тоже. Поэтому задает первый вопрос максимально спокойно, мягко, так же, как и предыдущий: — В чем заключается ритуал?       Нэрисса берет пару мгновений на раздумья — прохаживается по гостиной, погруженная в свои мысли. Делает еще пару глотков вина из бокала, оно, такое привычное, сегодня пьянит сильнее обычного. «Бездны ради!», — восклицает она мысленно, — «Я просто хочу побыть слабой и беззащитной, чтобы за меня все сделал сильный и умный мужик! Или мужики!». Но понимает: никто ничего не сделает за нее. Обретение главенства над родом — это путь, который проходят в одиночестве. И ей еще везет: у нее нет соперников, которые могли бы легко убрать испугавшуюся слабачку. Там, внизу, правил нет — выживает сильнейший. — Если вкратце, то это прием изменяющих сознание элексиров, медитация, спуск вниз. Не просто вниз, — поясняет Нэри, видя непонимание в глазах Рэна, — а максимально глубоко. На уровни аномалии реки и ниже. И там, в состоянии измененного состояния сознания, без света, ориентиров и какой-либо помощи, необходимо найти свою тропу в храм. И молиться. Усиленно молиться, пока сам Непостижимый не встретит тебя в своих чертогах и не одобрит кандидатуру. — Это… — осторожно протягивает магистр, понимая, что очередная разгадка обнаружилась сама собой — и есть тот самый храм, не так ли?       И Нэрисса скорбно покачивает головой с горькой усмешкой: — Как ты себе это представляешь? Это просто иллюзия, Рэн. Иллюзия обдолбанного веществами сознания. Храм нелегко найти и будучи в трезвом состоянии, а молитва… Именно для усложнения испытания необходима спутанность сознания, для принесения молитвы и клятв Мраку. Потому что двойственность сознания у главы, давление Мрака на разум — все это усиливается в разы, это испытание длинною в жизнь, а родом нужно как-то править, и править разумно… А элексиры не только обостряют ментал и чувства, они катализируют эффект кварцевой пыли внизу, спор всяких грибов и прочей прелести, — и таки добавляет, чтобы Эллохар понял окончательно: — Единственное, что не будет плодом фантазии внизу — это остов храма и сконцентрированная в нем аномалия реки-перехода. Только после… — Силами претендента на должность главы храм становится реальным, — понимает Эллохар наконец. — Именно, — обреченно посмеивается Нэри, покачивает головой — это совершенно точно практически нереально. Еще пару-тройку столетий назад Блэки, почти каждый из них, были достаточно сильны, чтобы сделать это, но она… Не самая сильная, не самая умная, не самая… — Именно поэтому главы так редко меняются, и даже несмотря на правило «Никаких правил» внизу, стать главой так сложно, Рэн. Чтобы стать главой здесь, в Хаосе, нужно не просто приманить на свою силу и зов целого бога, не только пробить проход во Мрак в условиях аномалии естественного разлома, ограниченного рекой, но и практически создать свой личный мирок из ничего. Из пустоты. И не просто создать — наполнить его подобием жизни. Вообразить себе храм во всех подробностях, святилище, в котором не стыдно славить своего бога… И…       Договорить она не успевает — дверь распахивается, и вошедший в нее Асмодей одним своим видом напоминает о необходимых приготовлениях. Черная хламида на нем мерцает переливами тончайших нитей, зеленые глаза ярко фосфоресцируют из-под капюшона, затянутые в перчатки пальцы сжимают старинную даже на вид шкатулку. — Надеюсь, ты успела пояснить Эллохару основное, — коротко кивает головой на магистра Смерти хранитель. — Открыть может только претендент своей кровью и отпечатком кольца, — приподнимает он шкатулку, а затем ставит на столик. — А Эллохар пока может заняться своими делами.       Магистр реагирует на непрозрачный намек усмешкой, но с места не двигается. Нэрисса с грустью оборачивается на Эллохара — никакой нежности и страсти сегодня не предвещается. И даже отдыха не будет — стоит поспешить. Склонившись над столиком, она быстро осматривает шкатулку, проявляет кольцо на пальце, капает на камень кровью, отчего тот темнеет, и прикладывает его к выемке на крышке. Плетения загораются и гаснут, механизм артефакта тихо щелкает несколько раз, и хран открывается. Нэри ощущает движение за спиной: магистр Смерти, поднявшись, тоже склоняется над шкатулкой, невесомо обнимает Нэриссу за талию, рассматривая содержимое деревянного нутра. — Детские дозировки? — с сомнением уточняет он, поднимая взгляд на хранителя, и Асмодей покачивает головой отрицательно: — Высококонцентрированные дозировки. Пары капель достаточно.       И принимается вытаскивать крохотные фиальчики, буквально на пару десятков капель объемом. Выставляет их на стол в одном ему известном порядке, переставляет, что-то беззвучно бормочет себе под нос. Наливает воды из графина, стоящего в буфете, в несколько стаканов, открывает первый флакон, второй, третий, четвертый…       Внимательно следящий за происходящим Эллохар ощупью находит пальцы Нэриссы, и она крепко сжимает его ладонь в ответ. «Все будет хорошо, радость моя», — успокаивающе проговаривает мысленно Даррэн, но сам спокойствия не чувствует. Чувствует лишь то, что хочет схватить Нэри, вскинуть на плечо, окутаться пламенем перехода, и пусть все катится в Бездну… Но понимает: нельзя. Это ее путь, и как бы он ни был с ним не согласен, и дед, и Асмодей правы: пройти этот путь она сможет лишь сама, одна. Это только ее путь, ее род, ее ответственность. — Пей, — тем временем указывает на стаканы Асмодей. — И в ванную, тебе помогут подготовиться. А наш уважаемый магистр, — тянет он с выражением, явно ощущая неведомым чувством настрой Эллохара, — пока может заняться своими делами. И вообще, — продолжает кот, пока Нэри неспешно опустошает стаканы с бесцветной и безвкусной жидкостью, — у него там секретарь в отпуске, надо бы в школу заглянуть…       Магистр саркастически хмыкает на нарочитую заботу Коврика о его школе и делах в целом. Улыбается мерзейше, пристально следя на тем, как Нэри допивает последние капли из шестого по счету стакана, собирается уже поинтересоваться, есть ли дамские комнаты или хотя бы кустики по пути следования в поисках храма, но все же сдерживается, уточняя иное: — И давно тебя, Асмодей, так занимают дела моей школы? Уж не хочешь ли ты, по примеру своих близких друзей из Бездны и их детишек, поступить на обучение? А то я бы действительно работой занялся в таком случае, ограничение по возрасту ввел…       Хранитель только фыркает насмешливо на поддевку магистра Смерти — подобные пикировки уже настолько привычны, что почти набили оскомину, перестав быть развлечением. Вместо поддержания ехидной беседы, Асмодей внимательно осматривает Нэриссу и кивает ей, когда она поднимает на него взгляд: — Пара служанок уже ждет тебя за дверью, они знают, что делать. Иди.       Нэрисса оглядывается на Эллохара в растерянности, и он выпускает ее ладонь. Кивает, подтверждая согласие с распоряжением хранителя, и на краткий миг привлекает к себе, крепко обнимая. Нэри не успевает глубоко вдохнуть, чтобы сохранить в себе запах Даррэна, как дверь, подчиняясь жесту руки Асмодея, распахивается. Стоящая за ней демонесса в темной форме прислуги склонятся почтительно: — Лорды. Леди, идемте, все готово, ждем только вас.       Дверь за Нэри с тихим хлопком закрывается, магистр Смерти напряженным взглядом провожает Нэриссу, и это не укрывается от хранителя. — Неужели ты думаешь, что я бы рисковал ею, Эллохар? — спрашивает Асмодей серьезно, разворачиваясь к нему лицом. — Неужели думаешь, что после стольких потерь не довел ритуал испытания и его подготовку до идеала?       И Даррэну остается лишь коротко кивнуть — взгляд от двери он не отрывает, прислушивается к ощущениям по связи. Он не чувствует ничего подозрительного, ничего странного, но беспокойство не отпускает. Даже несмотря на определенную степень доверия этому странному хранителю, только прикидывающемуся духом.

***

*** Хатссах, Кровавый Излом, ДарГештар, Ад Сидя в ванной, Нэрисса прислушивается к своему состоянию: к ощущениям, мыслям, сердцебиению, но ничего не меняется. Вспышкой пламени где-то внутри и натяжением нити связи она чувствует — Эллохар покинул дворец. Вокруг чаши ванны снуют служанки, поднося и выставляя на широком мозаичном бортике флаконы и фиалы с притираниями — это, видимо, часть подготовки. — Леди, — окликает одна из демониц с почтительным поклоном, — у нас не так много времени. Она выжидательно протягивает руку, и Нэрисса протягивает ей свою. Вспышкой дрожи и жара по телу отдает прикосновение пальцев, и она понимает — началось. Вторая служанка принимается за вторую руку, третья обходит чашу ванны и, спустившись по ступеням, подхватывает ее ногу. Несмотря на необходимость поторопиться, демонессы выполняют свою работу тщательно и обстоятельно: несколько раз Нэри приходится подниматься из воды и обратно опускаться в нее, содрогаясь от малейшего прикосновения и слабых волн в ванне. Зрение изменяется последним: уже когда Нэриссу одевают в тончайший паучий шелк церемониального одеяния, глаза будто подергиваются слезами, все расплывается, цветовой спектр смещается к монохрому, ярко выделяя фигуры служанок алым. Она промаргивается несколько раз, удивляясь собственной бесчувственности и почти мертвенному спокойствию. А затем выдыхает резко, ощущая, как ускорился и забухал, как в гонг, сердечный ритм — Асмодей, пару раз для приличия стукнув в дверь, распахивает створку. — Готова? — спрашивает коротко, обходя по кругу, подступает близко, на расстояние шага, обхватывает подбородок пальцами, всматривается в глаза. Взмахом руки отпускает служанок — те с поклонами молча покидают ванную. — Вижу, изменения проходят штатно. Ответ хранителю явно не требуется, потому что в следующий миг он резко разворачивается и проходит к двери. Распахивает ее, оборачивается, окинув еще одним пристальным взглядом, и приглашающе указывает на выход. Только тогда Нэрисса сподобляется проговорить негромко: — Я не готова, Асм. Это же просто… — Невозможно? — усмехается хранитель, и Нэриссу снова посещает ощущение смутного узнавания: словно она смотрит не на привычного и понятного, известного до последнего взгляда и жеста Асмодея, а на кого-то другого. Кого-то много, много сильнее и опаснее. — Запомни, Нэрисса: ты — будущая глава. Существо высшее, существо приближенное к самому Непостижимому волею судьбы и по праву силы. Для тебя больше не существует слова «невозможно». Есть лишь вопрос «Каким образом я могу достичь своей цели?». Но Нэри лишь головой дергает в легком, будто бы изрядно заглушенном раздражении. — Это… — подбирает слова она, проходя сначала гостиную, а после и коридор к лестнице за Асмодеем. Подол черного церемониального одеяния обвивает щиколотки, щекоча, ступни покалывает ворс ковра. — Будто не по правилам, Асм. У меня должны быть соперники, нормальное испытание, но в то же время… — Ты понимаешь, что не прошла бы, будь у тебя хоть один соперник? — понимающе усмехается хранитель, спускаясь по лестнице в холл. А затем припечатывает уверенно, словно бы зло: — Прошла бы. Сила, Нэрисса, — он останавливается на нижних ступенях, почти спустившись в холл, и дергает Нэри на себя за край церемониального одеяния, — не только в уме, опыте управления даром и знаниях. Не в тренированном теле и не в уровне родовой силы. Сила в вере. Он мрачно сверлит ее взглядом, ищет что-то долго, очень долго, в ее лице, глазах, а затем просто подталкивает вперед, в холл, и проговаривает в спину, заставляя Нэри обернуться: — Знаешь, в чем твоя схожесть с Бальтазаром, почему именно ты его так привлекаешь? Ты ровно так же не веришь в себя. У вас обоих есть все необходимое: сила, одаренность, изощренные мозги… Но нет веры. Веры в себя, в свою исключительность, в свое достоинство, веры в невозможное, Нэрисса. Поверь Бальтазар в себя, не ищи он большей силы извне, найди способ узреть ее в себе — все было бы иначе. Ему не пришлось бы пройти весь этот путь, не пришлось бы уничтожать род… Он не видел себя настоящего, лишь кривое отражение в глазах Ориуса, братьев, Исенны… Мое упущение, как хранителя рода, упущение Ориуса, как главы… Так и ты, Нэрисса, — печально усмехается хранитель, спускаясь и становясь рядом — механизм спуска в катакомбы тут же приходит в движение с негромким гулом, — не веришь в себя, потому что не в силах увидеть силу в себе. Не в силах увидеть в себе достоинство. Потому что если бы видела, ты бы не бежала от Эллохара тогда, когда кровь в тебе пробудилась. Вы оба не ищите простых путей, но не ищите вы их исключительно в побеге от самих себя, какими себя видите в кривом отражении чужой оценки. Он разворачивается к ней всем корпусом, игнорируя уже открывшийся проход вниз. Осматривает строго, требовательно, и Нэрисса понимает: таким Асмодея она видит впервые. Хранитель расправляет складки на ее балахоне, поправляет капюшон и спрашивает неожиданно мрачно: — Кто ты, Нэрисса? Кто ты? И Нэрисса теряется на краткий миг. Перебирает в уме варианты ответов, но, кроме обыденного перечисления собственных весьма скромных достижений, не придумывает ничего. — Я алхимик, я боевик, — перечисляет она неуверенно, — я названная внучка Владыки Ада и жена его внука, я… — Нет, Нэрисса, — раздраженно фыркнув, обрывает ее хранитель, — ты не понимаешь. Отстранись от всего. Кто ты сама? Кто? — Я Нэрисса Блэк. Дочь рода Блэк, — не задумываясь быстро проговаривает она. И, увидев огонек темного довольства в глазах кота, продолжает тверже и уверенней: — Я наследница рода и я его глава. Я последняя из рода Блэк. И Асмодей смеется довольно. Прищелкивает пальцами, тычет указательным в грудь Нэри, отчего она содрогается, — элексиры действуют уже вовсю, — и выдыхает довольно: — Не претендент, уже — глава! Вот и запомни это, девочка. Ты — уже глава. По праву силы, а не потому что единственная. И раз уж ты глава — иди, найди свой путь к храму и возьми свое право. Еще один толчок, в плечо, от которого Нэрисса едва не вздрагивает, и проход за спиной заволакивает клубящимся черным дымом — в подземелья ей предстоит спускаться одной. Мертвенно-зеленые огоньки зажигаются над ступенями, давая необходимые крохи света, но так будет не всегда. Лишь до перехода на нижний уровень, лишь пока сознание еще в норме, ей будет дозволено что-то видеть. Нэрисса идет вперед осторожно, пусть и знает верхние сектора катакомб практически наизусть. Не сможет, конечно, преодолеть этот лабиринт с закрытыми глазами, но найти выход — всегда. Шаги гулким эхом отдаются от кладки стен — сегодня здесь есть хоть какой-то звук. Переход ниже показывается неожиданно быстро: всего несколько поворотов по памяти механически делает Нэри, всего три спуска преодолевает, и впереди показывается выведенная символами окружность портала. В загоревшуюся символами по окружности зону перехода Нэри шагает неспешно, но уверенно. Назад все равно пути уже нет. В первые мгновения после срабатывания перехода, — это она скорее ощущает, нежели видит, — пронизанная магией рода темнота заволакивает все вокруг. Нэрисса со вздохом нащупывает холодную, чуть влажную стену пальцами, опирается на камень плечом. Перемещение порталом словно бы высосало все силы. Несмотря на невозможность видеть и полную тишину коридора катакомб, она чувствует: перед глазами плывет и троится, голова кружится практически до тошноты, а уши закладывает. Шаг вперед дается с неожиданным трудом — пол под ногами ощущается странно неровным, с перепадами и выбоинами. И только привыкнув к темноте и сменившемуся спектру зрения окончательно, Нэрисса видит, почему обычно гладкий пол этого уровня подземелья кажется таким странным — это потолок. Невесомость охватывает в следующий же миг, но она не успевает испугаться ни резкой легкости в теле, ни густого тумана, вырвавшегося из темного конца коридора и заполонившего все. А в следующее мгновение уже жадно хватает губами воздух и пытается смирить бешеное сердцебиение — в свои объятья ее принимает холодная, черная вода подземной реки. Этого нет, этого нет, этого нет!.. Этого нет… Это просто иллюзия! Несмотря на уговоры, мозг не хочет принимать происходящее за обманку. Густая, маслянисто-тягучая черная вода пропитывает и без того тяжелый балахон, тащит на дно. Нэрисса остервенело гребет руками, пытаясь согреться и не уйти под воду, сердце стремительно и неровно отбивает свой ритм. Шепот, тихий, едва различимый и едва ли внятный, она улавливает далеко не сразу. Сдайся… Отпусти, дитя… Не борись, у тебя не получится… Сдайся… Отпусти… — Нет! Голос постыдно сипит и нервно срывается на фальцет, но Нэрисса гребет. Не знает куда, но, старательно барахтаясь, плывет на шепот. Злое, совершенно темное любопытство включается неожиданно и затапливает сознание алым: теперь она может рассмотреть хоть что-то. Темные, смутные очертания высокого грота плывут и кружатся, и к горлу подступает горечь. «Ну нет, не буду я блевать там, где плыву!», — из последних сил гребя к слабо различимому берегу, шипит про себя Нэри. Каждое новое движение дается все сложнее, вода, кажется, становится все холоднее, ноги начинает сводить. И шепот, такой тихий, такой обманчиво ласковый, не смолкает: Отдай нам… Себя — нам… Ты же так хотела спокойствия, дитя… Увидеть маму с папой… Больше не чувствовать страх, боль, пустоту… Просто перестань бороться… Сдайся… Голос все шепчет и шепчет, приближается, кружит и путает, звуча то в одном ухе, то в другом. Нэрисса трясет головой в раздражении, пытаясь хоть ненадолго перестать его слышать. Дышит размеренно, стараясь успокоить все еще сбивающееся с ритма сердце, но уже не боится — время страха прошло. Наступил час гнева. «Как там говорил Асмодей?», — зло улыбается Нэри, сипло дыша сквозь зубы, — «Иди, найди свой путь к храму и возьми свое право? Ну что же, я возьму». И ухмыляется. Фыркает, сплевывая воду, ощутив под ногами неровные, склизкие камни. Спонтанное и неожиданное купание помогает. «Вот как это работает», — хмыкает про себя, выбираясь из воды, и осматривается, прищурившись. Темные, влажные стены плывут, по полу стелется дымка, но теперь она в состоянии рассмотреть грот. Покрытые мхом и водорослями стены помигивают вкраплениями зеленоватых кристаллов, мелкие кусочки разгораются все сильнее через поросль жестких стеблей и мягкий покров мха. Узкий проход в стене Нэрисса замечает почти сразу, но идти в него не спешит. Сначала проходится вдоль стены, рассматривая и ощупывая водоросли — те тянутся к рукам, покачивая стебельками, ковыряет ногтем кристаллы, отчего они вспыхивают ярче. Есть риск надышаться отравляющей пылью, но это не останавливает, элексиры в крови так или иначе сделают свое дело. Отжимает церемониальное одеяние — мало ли что, а бегать с таким весом не особенно приятное и эффективное занятие. Лишь когда висящая над камнями и водой дымка начинает подниматься вверх, она замирает, прислушавшись к интуиции. И снова устремляется на шепот. Коридор, в который вывел проход, оказывается длинным. Очень длинным. Шепот звучит где-то далеко впереди, к нему присоединяется тихий бой барабанов и едва различимое женское пение, и Нэрисса идет на звук. Он становится громче, отчетливей, но Нэри все еще не может разобрать слов песнопения и в первый проход слева заглядывает с осторожностью. Напоминающий пещеру зал оказывается пустым. Полутемный, — его освещают лишь пара призрачно-желтых огня у дальней стены, — он больше всего напоминает малый зал приемов во дворце наверху. Трон-кресло на каменном постаменте с грубо высеченными ступенями, длинный стол, пыльный след, словно от ковра, на полу… Войти в него не получается: затянутый упругой защитой вход не пускает, лишь графичные, узко вытянутые символы вспыхивают на стене слева. Нэрисса тихо хмыкает на это, не особенно удовлетворенная — рассмотреть зал подробнее хочется. Однако место его расположения не запоминает, бессмысленно. С тем, как меняются катакомбы, она вряд ли найдет грот, поверни назад прямо сейчас. Да и резона поворачивать назад нет. Бой барабанов и протяжное песнопение женских голосов влечет все сильнее, странной дрожью, почти узнаванием отзываясь внутри. Следующие несколько залов-пещер с одинаковыми входами Нэри проходит быстро, заглядывает лишь вскользь. Они не вызывают особого интереса, любопытство подергивает лишь раз, когда ей удается рассмотреть подобие кабинета. Такой же пыльный и заброшенный, как и прошлый, этот грот кажется более обжитым: раскрытая на столе кожаная папка с документами, шкатулка на полке, украшенная крупным темным кристаллом, фигурка птицы из янтаря над пустым камином привлекают взгляд. Однако она не задерживается — сердце бьется все чаще, сливаясь с ритмом барабанов, все внутри дрожит, сам воздух вокруг, прохладный, но влажный и спертый, колеблется нетерпеливо. Сознание плывет сильнее, и Нэрисса, отступая от пещеры-кабинета, потряхивает головой. В голове нещадно мутится: коридоры и залы сменяют друг друга, сердце тяжело булькает в груди, и идти ровно, не пошатываясь на каждом шагу, становится все труднее. Тело наливается тяжестью, ступни ощущаются стертыми в кровь и горят. Анализировать свое состояние Нэри не пытается — вспомнить, что было с десяток шагов назад, высчитать, сколько она уже так идет, кажется практически невозможным. Запястья и ладони, ободранные об камни в озере, начинают зудеть и ныть, и Нэрисса потирает их раз за разом — сейчас это не кажется важным и раздражает, единственно приоритетным чувством является ритм. Но она все же останавливается у стены спустя некоторое время, потому что зуд в ладонях и запястьях не дает покоя. При первом взгляде руки Нэри сначала усмехается негромко и вздрагивает от отразившегося от стен эха. Затянутые, как в перчатку, в ленты Мрака ладони подрагивают, сведенные судорогой пальцы не слушаются, потеряв чувствительность. Она пару раз сжимает руки в кулаки, пытаясь вернуть им работоспособность, но быстро оставляет это — бой барабанов становится ближе, настойчивей. Что-то беспокойно дергает внутри, будто спину прожигает пристальный взгляд, и Нэрисса заторможенно оборачивается, но не видит ничего. И в следующий миг хватается непослушными пальцами за единственное допущенное в подземельях оружие — ритуальный клинок. Потому что из-за поворота появляется фигура. Высокая, затянутая в темный, очень похожий на одеяние Нэриссы, балахон, она неспешно проплывает в одно из ответвлений, и Нэри, покачнувшись и подавив волну тошноты, устремляется за ней. Бредет, пытаясь не отставать, но прежде чем она успевает ее нагнать, фигура растворяется темноте. Тихий звук шаркающих шагов еще несколько секунд звучит в кишке коридора, постепенно стихая, заглушаемый боем барабанов и пением, к которым присоединяется позвякивающие в ритм колокольчики. И мыслей не остается. Нэриссы бездумно бредет вперед, плывущие, затянутые дымкой эликсиров стены сменяют друг друга, пока фигура снова не возникает вновь, словно соткавшаяся из ничего. Быстрей… Нужно торопиться… Иди же! Идиии… Понять, что происходит в катакомбах, реально ли все то, что она видит, не представляется возможным. Обостренное элексирами внутреннее чувство подсказывает, что за фигурой стоит пойти, и Нэрисса, тряхнув головой, чтобы отогнать туман перед глазами и в мыслях, направляется следом. Бой барабанов становится все громче, это Нэри смутно осознает спустя пару поворотов и несколько сотен шагов. Стена под подушечками пальцев ритмично подрагивает, фигура впереди останавливается, будто задумавшись, а затем резко сворачивает в ответвление справа. Нэрисса уже не боится потерять ее из виду — проводник больше не нужен, — но все же поторапливается за ней. В первые секунды темнота и гулкое, многократно усиленное эхом пение ослепляют и оглушают. Сердце влажно, тяжело стучит в груди, и Нэрисса, глотнув воздуха, прислоняется к стене в поисках опоры. Пряно-сладкий аромат ритуальных благовоний вызывает тошноту, колокольчики мелодично позвякивают где-то совсем рядом, и она снова шагает вперед, туда, где смутно виднеется полоска света на стене. Свет, неяркий, желто-оранжевый, колеблющийся словно от пламени на ветру, освещает коридор за поворотом, и Нэри устремляется туда, по подрагивающему от барабанного ритма и топота ног полу. Фигура в темном балахоне будто специально не спешит, дожидается ее. А затем резко ныряет в широкий, выточенный в стене арочный проход. Он зовет, он манит, и Нэрисса сначала подается вперед, но тут же одергивает себя — это может быть ловушкой, обманкой или мороком. Неизвестно, что было в тех эликсирах и как их смешал Асмодей. Шагает к проходу она осторожно, позабыв, что никто здесь не может ее услышать. Остановившись у стены рядом с аркой, Нэри аккуратно заглядывает в нее — вход защищает уже знакомая плотная пленка барьера. Там, внутри, за множеством женщин, одетых в полупрозрачные, украшенные колокольчиками ритуальными одеждами, виднеется исполинских размеров ритуальный круг. Пламя, горящее в чашах вдоль скругленных стен зала, на самом верху поднимающихся вдоль стен амфитеатром ступенях, искажает их тени, изгибает их, перекручивает, и Нэрисса засматривается завороженно. Все, как одна, темноволосые и смуглокожие, женщины в каком-то совершенно диком танце двигаются по кругу, позвякивают колокольчики на наручных и ножных браслетах, на тонкой, сияющей в свете огня ткани их одежд. Их движения, первобытно резкие, сменяющие плавные покачивания, ритмичный бой в барабаны женщин на ступенях по кругу зала — все это словно пьянит, заставляет забыть о цели и точке назначения, об испытании, роде и самой себе. Лишь под влиянием ритуалистической чуйки Нэрисса не увлекается окончательно, ища глазами жертву ритуала и тщетно пытаясь разглядеть центр круга. Пение достигает крещендо, бой барабанов ускоряется, женщины в кругу почти смешиваются, а затем все резко останавливается. Чтобы начаться снова, и ритуалистки — а теперь Нэрисса совершенно уверенна в том, что больше сотни присутствующих в зале женщин ритуалистки, — начинают движение в обратную сторону. Медленно, поначалу создавая мелодию лишь топотом и мелодичным позвякиванием колокольчиков, они постепенно набирают скорость, и вступают барабаны. Неявным шепотом, тихим рокотом волны они накатывают, и ритуалистки снова затягивают свой бесконечный катрен. Отрывается от этого зрелища Нэри не сразу. Опьяненная ритмом, пением и движением неведомых ритуалисток, она еще долго стоит, покачиваясь в ритм и отбивая его босой ступней. Только когда в стороне снова отчетливо раздается шепот, она неуверенно поводит головой в поисках его источника, наконец отведя взгляд от гипнотизирующего зрелища. На этот раз коридор кажется ей смутно знакомым, Нэрисса даже делает несколько шагов вперед, чтобы понять свои ощущения. Шепот становится более отчетливым, звучит требовательнее, будто поторапливает, и она снова устремляется на звук. Почти полная темнота катакомб потихоньку развеивается, и Нэри улыбается себе — не ошиблась. На стенах все чаще встречаются крупные скопления ядовитого, но энергетически емкого кварца, который тусклым зеленым светом заливает стены и островки пола. А когда впереди появляется очерченный символами круг портальной площадки, она почти срывается на бег. По некоторым символам на полу приходится приложить пяткой — они не хотят реагировать сразу, но уже в следующее мгновение в нее жадными лапами вцепляется Мрак, окутывая и унося через пространство. Сойти с портальной площадки Нэри не успевает — из-за поворота появляются две фигуры. Такие же или очень похожие на уже виденную ею, они переговариваются. Негромко, не то чтобы оживленно, но явно спорят о чем-то, и Нэрисса, уже зная, что ее не видят, выступает вперед и прислушивается. Сквозь гулкий шум в ушах и биение сердца расслышать много не удается, говорят они тихо, но она отчетливо разбирает несколько фраз, звучащих на странном, шипяще-рычащем гортанном наречии: — …Хассар эрг’хаар эс. Эрд’ассх эс рев. — Арх’даср эрг’хаор рэви эр… Фигуры удаляются по коридору, покачивая примечательными кристаллами на цепочках, зажатых в ладонях, продолжают переругиваться, но больше ничего Нэри разобрать не в силах. Выйти из портального круга снова не получается — практически сразу за поворотом слышится топот ног и хриплые крики. Кричащий что-то приказывает, топот приближается, и из-за поворота появляются новые фигуры. Больше всего они напоминают воинов: изодранные кожаные доспехи с тиснением морды неизвестного ей чудовища, пропыленные, пропитанные кровью плащи-накидки, шлемы на головах. Первый из них, явно командир отряда, бегом врывается в коридор, махая рукой остальным, следом за ним четверка существ вносит на плаще в растяжку замотанного, как в кокон, в ленты Мрака раненого. Командир отряда останавливается в десятке шагов от Нэриссы, что-то последовательно вычерчивает на стене рукой в окровавленной перчатке, и часть стены мягко отъезжает в сторону, открывая проход. Уже знакомые Нэри символы тускло разгораются на стене рядом с дверью. Следом в открывшийся проход вносят раненого воина на плаще, и дверь так же тихо закрывается. В коридоре повисает гулкая тишина, Нэрисса осматривается на предмет новых сюрпризов и прислоняется к стене. Множество вопросов крутится в затуманенной голове, и она даже мысленно высказывает восхищение элексирам Асмодея — глюки что надо. Только взгляд на стену с постепенно затухающими символами у двери подсказывает: все это не плод ее воображения под воздействием коктейля хранителя. А значит, вопросы она непременно задаст, даже зная, что не получит на них вразумительных ответов. К стене она проходит медленно, пытается припомнить комбинацию вытянутых стреловидных значков, но те не отзываются. Резать пальцы для активации кровью Нэри не решается — все свойства катакомб ей неизвестны. После увиденного Нэрисса осматривается куда внимательнее и спустя два поворота в почти полной темноте понимает: этот уровень ей тоже знаком. Все внутри сжимается, даже все так же настырно звучащий шепот, кажется, и показывающий ей все это зачем-то, чуть стихает — если она права, то ей предстоит крайне неприятная часть перехода. В прошлый раз, перед созданием ментального лабиринта, за основу которого она брала как раз и этот уровень тоже, она уже спускалась сюда. И именно эту часть катакомб ей пришлось проходить несколько раз. «Шесть», — вздыхает она мысленно, — «Шесть попыток бездновых утоплений». Когда пол становится ровным, покатым спуском вниз, Нэрисса даже усмехается криво. Ступени лестницы, широкой, от стены до стены, уходят в темную, будто бы густую воду. За ней коридор продолжается, как ни в чем не бывало, и она снова задается вопросом, что же дальше там, за ним. Однако признает, что все это попытки хоть немного оттянуть неизбежное. Нечувствительными, скованными судорогой пальцами Нэри проверяет, хорошо ли закреплен кинжал — потерять его тут было бы страшным позором рода, не меньше. С минуту сверлит взглядом темную, подсвеченную снизу воду, — глубина по памяти весьма приличная, — морщится и, набрав в грудь побольше воздуха, шагает на первую ступень. Холодная вода лениво облизывает голую, изодранную об камни ступню, и Нэри морщится снова. Даже отупляющие эликсиры не в силах отодвинуть страх полностью, и она чувствует, как по спине ползут противные мурашки. Шаг, еще шаг, — вода доходит почти до шеи, — и Нэрисса, вдохнув снова, ныряет. Окружающая темнота и давление воды облизывают липким языком ужаса, и она быстрее гребет вниз, на тусклый зеленый свет, чтобы очутиться в первом из старых затопленных залов. Огромный, достигающий двухсот шагов в длину, выложенный из крупных, грубо отесанных каменных блоков и даже освещенный горящими зеленым пламенем факелами, он имеет пять выходов. Это Нэри помнит точно. Каждый из них она изучила еще в прошлое посещение, но страха и нехорошего предчувствия это не ослабляет. И неприятного ожидания последствий плавания здесь — тоже. А в прошлый раз последствий было хоть отбавляй. «Вероятно, это тоже своеобразная часть испытания», — предполагает Нэри, гребя вправо — шепот и под водой не дает сбиться с пути. Слов разобрать она все так же не может, но почувствовать посыл вполне. «По всплытию будет и не до этого», — хмыкает она мысленно, стараясь быстрее проплыть совершенно темный участок у самого выхода. А затем быстро преодолевает лестницу и, как только голова оказывается над поверхностью воды, рвано выдыхает. — Кто бы мне сказал пять лет назад, что я буду до усрачки бояться воды и замкнутых пространств… а еще воды в замкнутых пространствах… — вслух выдыхает Нэрисса, медленно выбираясь из воды. Слабое эхо разносит ее слова по темному коридору, отражает от воды. Как и в прошлый раз, в этот ее балахон остается совершенно сухим. Но она не торопится идти вперед, отползает от воды и прислоняется спиной к стене. Прикрывает глаза, прислушиваясь к себе — в прошлый раз откат от купания наступал постепенно, незаметно, настолько, что ощутила его она как удар по голове дубиной тролля, когда было уже слишком поздно. Пытаться отследить его начало бессмысленно: голова и без того кружится, в глазах, сейчас видящих все в раскрашенном алом монохроме, плывет и двоится. Пока еще слабо подкатившая к горлу тошнота заставляет задышать чаще. Нэрисса запрокидывает голову, пытаясь сглотнуть вставший в горле ком. В том, что в этот раз откатом накроет значительно быстрее, она не сомневается. Пробегающая по телу дрожь, предзнаменующая потерю контроля над Мраком, в этот раз вызывает усталую, почти обреченную улыбку. Нэрисса почти смеется, теперь уверенная, что вот сейчас — именно сейчас — начинается то самое, обещанное Асмодеем испытание. И даже не встряхивает головой, ощущая, как что-то мелкое, противно перебирая лапками, ползет по виску. — Что на этот раз? — в пустоту с насмешкой, скорее направленной на себя, нежели на силу, испытывающую ее, спрашивает Нэри. — Пауки? Ядовитые многоножки? Хищные слизни Сумеречных лесов? Акхаяши? Мелкая тварь перебирается на шею, неприятно щекоча кожу, и Нэрисса подергивает плечом. Поворачивает голову в сторону коридора — оттуда все отчетливей слышатся шаги, — но не рассчитывает увидеть что-то обнадеживающее. Слуховые галлюцинации лишь приятное дополнение к предстоящему развлечению для тонких ценителей. В большей степени она концентрируется на дрожи в теле, зудящей крохотными уколами под кожей. Она усиливается, отвлекая, и невнятный шепот, такой же рычаще-хрипящий, как говор виденных в коридоре существ, раздается очень неожиданно. Хассар эрд’исс… Эрр адх рев ассхов… Эрд’исс ассхов ерр… — Моя твоя не понимать, глючина, — вздыхает, с трудом поднимаясь, Нэрисса — магический приход стоит переживать на ногах. — По-имперски можно? Или там на одном из наречий Хаоса, их больше двухсот, есть где разгуляться… Голос не отвечает, подняться Нэрисса не успевает: сильная волна дрожи накатывает, тело мгновенно сводит судорогой и так же быстро отпускает. Глаза обжигает как огнем. Понимая, что началось, Нэрисса подносит к лицу дрожащую руку и сквозь почти непроглядную муть пытается разглядеть собственные пальцы. Те, уже не сведенные судорогой, медленно покрываются черной, глянцевой пленкой. Мрак медленно ползет по коже, тонкими ниточками оплетает все новые участки, стягивает нити в сеть, сеть медленно превращается в плотное полотно… Это выглядит даже красиво, пусть и жутко, но оценить красоты Нэрисса не может — ее накрывает еще одной волной дрожи и судорог. А вместе с ней приходит и чувство. Оно падает на голову пыльным мешком, смешивая серо-алые тона и чернильно-черные очертания стен, отшибает осязание и слух, сердце в груди запинается, ненадолго останавливаясь. Легкость и свобода простреливают каждую клетку тела, каждый мускул, и Нэри хватает губами воздух, ощущая, как вдоль позвоночника проносится обжигающий жар. Она выгибается до хруста, опираясь о стену, и ее ведет в сторону — пьянящий и дезориентирующий эффект эликсиров тоже усиливается. Однако дискомфорт почти сразу становится неважным, незначительным: вспыхнувшее внутри странное чувство тянет куда-то вперед. Оно зовет, ведет вперед, будто что-то внутри нее точно знает, куда ей нужно, и Нэри, вцепившись пальцами в неровную поверхность стены, быстро шагает вперед. На десятом шаге глаза невольно закрываются — мерцающий свет зеленых кристаллов, испещряющих стены, только мешает, сбивает чувство направления. Темные нити Мрака ощупывают окружающее пространство, помогая не натыкаться на стены. Нэрисса не знает, сколько она так идет, все ускоряясь, но вместе с осознанием приходит и уверенность: она идет ровнехонько по карте своего ментального лабиринта. Повороты, лестницы, переходы галерей, тупики — все это она не просто чувствует, предугадывает наперед. И когда понимает, что сворачивает не туда, уходит в один из тупиков, наконец, распахивает глаза и удивленно замирает. Впереди, за тонким маревом защиты арки, открывается престраннейший вид, наталкивающий на мысли испросить у Асмодея рецепт семейных эликсиров. Ибо видения уж очень реалистичные, настолько, что, даже пощупав, не отличишь от реальности. — Каждый находит свой путь в храм, да? — тихо бормочет себе под нос Нэри, припомнив напутствие хранителя. Ответа она закономерно не получает, да и не ждет его. Прикрыв глаза, Нэрисса встряхивает головой и снова уставляется в полную искорок-звезд лиловую черноту за аркой. Крохотные огоньки завораживающие помигивают, то разгораясь, то потухая, и недвусмысленно указывают путь: вперед, по черным камням-островкам, зависшим над пустотой. Первый шаг дается ей с трудом, несмотря на вышедший из-под контроля и отключивший почти все эмоции Мрак. Она даже делает несколько вдохов перед тем, как ступить на первый камень. И вздрагивает — глыба под ногами лениво покачивается, прежде чем сдвинуться с места и подплыть поближе к следующей. На следующий камень она переступает уже уверенней, но все равно задерживает дыхание. Старается не смотреть вниз, в черную пустоту, высматривает впереди цель назначения, и выдыхает облегченно: спустя десяток камней-островков ее ждет площадка со ступенями и затянутой пленкой аркой перехода. По мере приближения к арке искорки звезд вспыхивают все быстрее, и Нэрисса, спрыгнув на ступени площадки, озирается, пытаясь разглядеть, докуда распространяется эта пустота. Выяснить масштабы локации не получается — входная арка просто висит на такой же площадке в абсолютной темноте, как и выходная. Вдали виднеются еще несколько арок и ведущих к ним каменных дорожек. Однако при попытке ступить обратно на камень-островок тот отъезжает в сторону, и, качнувшись назад, на площадку, Нэрисса оставляет попытки исследовать окружающее пространство.       Тихое гудение, раздавшееся за спиной, заставляет ее обернуться — высокая каменная арка, засветившись по контуру синим пламенем, начинает подрагивать. Символы на ней вспыхивают поочередно, активируя символы-координаты прибытия. Нэри протягивает вперед руку, касаясь шероховатого камня, и тут же отдергивает ее. Даже защита Мрака не спасает от разряда, прострелившего руку до локтя. Видя, что все символы уже зажглись, она ступает чуть в сторону, занимая место прямо напротив плотной пленки-щита, и тот, заколебавшись и загудев громче, ярко вспыхивает огнем. А затем выплевывает широкую струю пламени вперед, в Нэри, и она, не успев отшатнуться, проваливается в расцвеченную синими протуберанцами пустоту.       Пламя выплевывает ее на траву, и Нэрисса, удивившись столь кардинальной смене локации, поднимает голову и озирается. Позади располагается арка, уже потухшая и никак не демонстрирующая склонностей к вредительству и пиромании. Впереди, шагов на триста, простирается окруженная высокими деревьями поляна, по кромке леса поросшая яркими, светящимися в ночи синими цветами. На другом конце поляны уходит в лес тонкая тропинка, за ней виднеются уходящие в сторону скалы. Но не это сильнее всего привлекает внимание Нэриссы — из леса, со всех сторон к опушке, слетаются крупные, тускло светящиеся черные бабочки.       Быстро поднявшись, Нэрисса отступает к арке — не узнать красивых, с крупную мужскую ладонь ночных мотыльков просто невозможно: именно о них можно было почитать в библиотеке Блэков в разделе об эндемических видах Мрака. Красивые, но кровожадно-опасные, эти бабочки не зря считались паразитическим видом-симбионтом: жили они на могильниках, полях брани и в вымерших от морового поветрия городах и питались отнюдь не нектаром.       Вот только отступление да и само нахождение здесь Нэри нисколько их не привлекает. Бабочки, расслабленно взмахивая крыльями, порхают с цветка на цветок, цветы раскрывают бутоны, мерно покачивая лепестками. Их жуткая, хищная красота завораживает, и Нэри делает пару осторожных шагов вперед, желая рассмотреть цветы и бабочек поближе.       Касание бархатного крылышка к щеке невесомо проскальзывает, и Нэрисса опасливо замирает. Взмахнувшая крыльями бабочка усаживается на плечо, еще одна тусклой вспышкой синего — уже отобедала у плотоядного собрата-цветочка, — опускается на рукав. Нэрисса задерживает дыхание: еще три крылатых смертоносных красавицы порхают вокруг, подыскивая площадку для приземления. Одна за одной, они садятся на рукав, ткань балахона на груди, и подставленный осторожно палец. За последней Нэрисса наблюдает предельно внимательно, однако бабочка не совершает ничего предосудительного: перебирая тонкими лапками, она ползет по покрытому черной пленкой Мрака пальцу, вытаскивая из-под защитного покрова тоненькие синие ниточки огня. Нэри, прислушавшись к себе, не ощущает оттока силы, и немного успокаивается. Присматривается и к другим присевшим на нее бабочкам — те также перебирают лапками, вытягивая из нее крохи пламени.       Продолжается это недолго, и буквально через пару минут налившиеся ярким синим свечением бабочки снимаются с места и отлетают к цветкам. Лепестки потревожено колышутся, раскрываются навстречу. А когда бабочки опускаются в раскрывшиеся бутоны, цветы с жадностью высасывают из своих крылатых товарок заполученную силу.       Шепот раздается снова, слышится то ближе, то дальше, и Нэри, оторвав взгляд от бабочек и цветов, ступает в сторону тропы, тянущейся вдоль склона горы. По мере приближения к горе трава под ногами сменяется песком и острыми осколками камней. Заросшая, давно не хоженая дорожка вьется меж камней и деревьев и, наконец, выводит к скальному уступу с пещерой над неглубоким ущельем.       Ощущение присутствия ударяет по нервам, Нэрисса внимательно всматривается в глубину пещеры, но даже измененное зрение не позволяет рассмотреть ее темное нутро. Шепот снова становится требовательным, он будто торопит, звучит громче и злее, отражаясь от камней и скал. Резким порывом поднимается промозглый, холодный ветер, треплет полы балахона, и Нэри прикрывает лицо рукой, отбрасывает волосы за плечо. Он дует ровно в спину, толкает вперед, больно колет холодом, и она, поежившись, шагает вперед, в пропитанную вьющейся черной дымкой неизвестность.       Стоит сделать шаг, как тусклый лунный свет за спиной исчезает, словно и не было позади входа в пещеру. Стихает и шепот, прежде неотступно следовавший за ней и ведший вперед. Ему на замену приходит тихий шелест воды, какой бывает у неторопливой горной реки, и Нэрисса осторожно ступает вперед, пытаясь разглядеть хоть что-то.       Темнота немного расступается, раскрывает очертания пещеры, и Нэри останавливается, осматриваясь: темная вода, знакомо густая и плотная, потоками срывается из расселины в куполе пещеры и, набирая скорость, уносится вниз. «Так вот откуда ты берешь начало», — думает Нэри, приближаясь к водопаду. Чаша у его основания при приближении оказывается на вид рукотворной, с небольшими ступеньками-впадинами для удобного спуска и дорожкой из камней-островков, ведущей куда-то за сам водопад.       Желания купаться точно нет, поэтому Нэри выбирает дорожку. За ней и стеной воды оказывается узкий арочный проход, такой же темный, как и вход в пещеру. Впервые Нэри решает зажечь на руке небольшой светляк, складывает пальцы в пригоршню, и синее пламя, ярко полыхнув, словно подчиненное ветру, тянется в темноту хода. Она шагает туда в практически полной уверенности, что там ее что-то ждет, потому что чувство присутствия возникает снова, еще более сильное, чем у входа в пещеру.       Это что-то впереди тянет ее, сила в Нэри откликается на этот зов, и она идет, сначала неспешно, потом быстрее, затем почти переходит на бег. Впереди маячит тусклый, будто бы рассветный свет, переливаясь оранжевым и розовым, и Нэрисса останавливается лишь когда ее босые ноги вязнут в песке.       За узким темным коридором оказывается удивительно, почти разочаровывающе-обычная желто-оранжевая пустыня. Три солнца в зеленовато-фиолетовом небе восходят над ней с трех сторон, причудливо сгруппированные исполинские осколки камней возвышаются то тут, то там. Но взгляд привлекает не это: вдалеке, в рассветном мареве, будто мираж, парящий в воздухе над песками, возвышается храм. Такой, каким Нэрисса видела его в своих снах, в видениях отражения Рэна: без стен, но с колоннами, высокий, из белого мрамора, объятый синим пламенем со всех сторон.       Синий язычок пламени колеблется на ее ладони и, оторвавшись, устремляется туда, вперед, к пламени храма. Нэрисса пытается ступить следом, шагнуть с заметенной песком площадки у выхода из коридора пещеры, но не успевает — картинка перед глазами сжимается в точку, как смятый детской ладонью разрисованный лист. Мрак непроницаемым пологом обрушивается и утаскивает в темноту, и Нэри оказывается на все тех же ступенях, с которых начинался ее путь в подземные лабиринты, задыхающаяся, уставшая, но определенно довольная собой. — Запомнила дорогу? Голос Асмодея раздается за спиной, и Нэри, уже успевшая присесть на ступени, вздрагивает всем телом и резко оборачивается. — Да как ты себе это представляешь? — возмущенно восклицает она, а затем выдыхает, собирается с мыслями и выдыхает: — Да. Вроде.       Несмотря на спутанное состояние сознания, усталость и начинающийся откат, внутри поселяется приятное чувство направления. Нэрисса смотрит на тонущие во тьме ступени спуска в подземелья и понимает: при необходимости она пройдет этот путь быстро и не заплутает. — Это хорошо, что ты не сбилась и дошла с первого раза, — ободряет ее все еще не сильно довольный Асмодей. — Твоему деду дозволили увидеть Храм лишь с четвертого раза, первые три он бесцельно блуждал в вещественном отражении лабиринтов собственного разума. — То есть храм нереален? Совсем? Ни в каком из планов бытия? — удивленно переспрашивает Нэри, припоминая собственные объяснения Эллохару и теперь изрядно сомневаясь в них. — И лабиринт тоже, и подземелья? Но я видела в нем существ, высоких, в темных балахонах как у тебя…       Нэрисса задумчиво, в полном подозрении уставляется на Асмодея, а он удивленно воззряется в ответ. С сомнением разглядывает ее пару мгновений, а затем проговаривает, и подозрительные нотки проскальзывают в его голосе: — Лабиринт есть и суть, и сила, и отражение, и вещество, Нэри. Но никого, кроме тебя самой, там быть не может. Тебе показалось.       И так четко, уверенно и однозначно это звучит, что замершая на ступенях перед выходом из подземелий Нэрисса не сразу устремляется за духом-хранителем своего рода. «Чем увереннее мы утверждаем что-то, тем больше сомнений испытываем на самом деле», — мелькает странная мысль в ее голове, и она медленно поднимается, глядя вслед удаляющемуся хранителю.

***

Дворец Владыки Ада, Хайранар, домен ДарГарай, Ад — …не-е-е-т, дед, — устало, почти неверяще тянет Эллохар.       Полутемный кабинет ненадолго погружается в тишину — Повелитель изволит заниматься работой уже который день и которую ночь. Однако магистр жадно ждет ответ — в данном случае лучше прислушаться к совету деда, чем к особенностям собственного характера. — Тебе все равно нечем заняться, пока Нэрисса готовится к принятию статуса главы, — Владыка смеряет его долгим, отсутствующим взглядом. — Ты сам сказал, — напоминает он как будто бы в оправдание. — Ты издеваешься? — возмущенно вопрошает магистр, подскочив из кресла и прищуривается подозрительно. — Точно издеваешься! — Драконы хотят видеть тебя, Рэн, — вздыхает терпеливо Арвиэль, устраиваясь в кресле удобнее и принимаясь за новое обращение. — И ты сам знаешь, почему. — А сообщить охочим до приятной поездочки во Мрак чешуйчатым, что я невыносимо, невозможно, просто невероятно занят, никак? — ехидно так уточняет пути отступления Эллохар, и Владыка так же ехидно отвечает, пренеприятно улыбнувшись: — А ты думаешь, я не сообщил? Но ты всегда можешь сделать это сам, Даррэн.       Выразительно указавшая на двери рука недвусмысленно намекает, что высочайшая аудиенция окончена. Магистр закатывает глаза, нарочито громко вздыхает, дабы продемонстрировать всю силу собственного нежелания встречаться с драконами, и направляется к двери. — Так где там и когда они так хотят со мной встретиться? — оборачивается он у самых дверей, уже взявшись за выполненную в виде головы монстра ручку. — Стандартно, — отзывается охотно Владыка, — на границе с нагорьями, — и, многозначительно глянув на часы на стене, добавляет: — на рассвете. — Да чтобы их гартахи залюбили в брачной горячке!       За окнами едва-едва зарождается рассвет.       Магистр на огромной скорости пересекает коридоры, спуск и широкий, оживленный даже в предрассветные часы холл. Просители не иссякают: аналитики во главе с СэТакальренимом вносят коррективы в отчеты по последнему побоищу и сопутствующим разрушениям; казначеи стонут и молятся над суммами выплат семьям пострадавших и погибших; демоны всех мастей предвкушают новое побоище, уже на союзнической территории, и забивают места в походной группе и у кабинета Владыки. Эллохар вздрагивает у самого выхода — даже бадзуллы, и те очаровательно строят глазки, чтобы попасть в миссионерскую группу, назначенную во Мрак.       «Бездна упаси, лучше уж драконы, они хотя бы пару ударов по морде и подпаленный хвост за оскорбление не примут», — вздыхает тоскливо он и быстрее выходит на ступени, чтобы переместиться — безопасники деда рвут последний седой пух на седалищах из-за каждой тревоги нарушенной защиты.       Синее пламя вспыхивает вокруг магистра Смерти кольцом, взвивается яростно рычащим столбом, разбрасывая искры. Вампиры, привычно шарахнувшись, с довольными оскалами возвращаются на свои места — уж теперь-то они могут выдержать его. Секунду, но могут!       А вышагнувший из пламени Эллохар осматривается: желтовато-серые пески у границы уже принимают уникальный розовато-оранжевый оттенок, который бывает здесь лишь на рассвете. Пустыня поет, пески шепчут-воют свою непереводимую песнь под выводимую ветром мелодию. Магистр усмехается довольно — теперь он понимает их, не просто слышит, а может и слушать. Обведя взглядом скалисто-пустынную местность, клочки торчащих из песков камней и далекое поселение орков, он опускается на пески. Прислушивается к связи уже привычно, механически. Однако Нэриссы на том конце словно бы нет. Привычно дергает в груди тревогой, но Даррэн в достаточной — путь и не в полной — мере доверяет Коврику, чтобы быть уверенным — она в порядке. А отсутствие связи лишь эффект катакомб и условие испытания. Спустя пару десятков минут на залитом алой кровью зари горизонте появляются точки. Они мерно растут, превращаясь сначала в маленьких, а затем все больших и больших драконов. «Надо было надеть халат», — с тоскливой обреченностью вздыхает про себя Эллохар, — «И деду подыграл бы в его фантазиях, и на драконов неизгладимое впечатление оказал».       Когда точки становятся достаточно крупными и пересекают хребет Айяр-Хаира, магистр подсчитывает визитеров. Ровно шесть чешуйчато-крылатых фигур приближаются к нему, заходят на посадку в пятистах шагах и легко, естественно обращаются в лордов.       Даррэн прищуривается на визитеров, ехидно оскаливается. Мысль «Вот ведь козявки чешуйчатые, так легко им оборот дается» мелькает, но практически не задерживается. «Зависть», — с прискорбием констатирует он.       Приблизившиеся на расстояние двухсот шагов драконы замедляются, шагают медленно, степенно. — Ваше Высочество… — начинает зеленый, но магистр обрывает его взмахом руки: — Ой, вот давай без вот этих прелюдий, мы здесь практически неофициально.       Зеленый дергается, оглядывается на стоящего чуть позади Владыку, и тот кивает. Эллохар оценивает их взаимодействие очередной усмешкой и таки проговаривает: — Арратион, давай без церемоний: кто, куда, зачем, обстоятельно, по делу и быстро. Честно, ну нет настроения расшаркиваться и корчить из себя великосветского лорда, мне этого во дворце по самые уши хватает.       После этой фразы сам магистр, а в особенности его уши, удостаиваются предельного внимания. Все драконы, кроме прячущего улыбку в уголках губ Наавира, рассматривают вытянутые кверху на эльфийский манер уши принца Хаоса, благо забранные в высокий хвост волосы позволяют. — Налюбовались? — приподнимает бровь Даррэн и, не дождавшись ответа, проговаривает: — Ну и отлично. А теперь к сути визита. — Мы прибыли обсудить наше присоединение к миссии во Мрак, — наконец заговаривает драконий Владыка Арратион, и Эллохар не удерживается от шпильки: — Ну наконец-то! Свершилось! — искренняя радость его тона так и сочится ядом. — А я уж думал, что мы только к обеду к сути перейдем. Что, Мрак действительно так благотворно влияет на когнитивные функции, что вы всем зараженным скопом стали соображать быстрее?       Он ожидает хоть какой-нибудь реакции, но в итоге уважительно оглядывает драконьего Владыку — даже зеленый и черный, определенно возмутившиеся его выпаду, мгновенно успокаиваются, стоит их правителю коротко повести плечом. «Отменная дрессура!», — одобрительно резюмирует магистр. — Единственное препятствие перед нашим вступлением в группу — это ты, Эллохар, — заговаривает Бельтэйр, и магистр прищуривается — еще бы этот не выступил. — Владыка Арвиэль оставил вопрос нашего присоединения к миссии тебе на откуп. — И поэтому вы здесь! — демонстрирует догадливость Эллохар. — Не боишься стать большой и бесполезной кучей требухи в чешуе после перехода, Бельтэйр? Неизвестно, как Мрак повлияет на ваши мозги.       Предостережение, а скорее прямая угроза, не срабатывает: драконы все так же требовательно смотрят на Эллохара, и он пожимает плечами. — Ну, как хотите. Я предупредил. — Мы проверили хроники, — вступает Арратион спокойно — кажется, перепалка с наследником престола Ада ему даже нравится, — теперь переход для нас безопасен. Мы несем в себе паразитов, они выступят гарантией сохранности разума при пересечении разлома. — Мы хотим побывать на родине предков, — продолжает Наавир, взглядом испросив разрешения у своего Владыки, — от которых нам достались лишь крохи исторических фактов, но не кровь и сила. — И вы считаете, что лично мне и Аду в целом это выгодно и интересно? — уточняет скучающе Эллохар. — Зачем мне получившие силу предков соседи на такой спорной границе? Пробуждение крови выгодно только вам, но не мне, деду или Хаосу. — Договор о ненападении, — вытаскивает козырь из рукава драконий Властитель.       Магистр Смерти улыбается тонко — это, само собой, не то, что нужно, но близко, близко… Но довольства своего он никак не демонстрирует, сует руки в карманы и лишь плечами пожимает: — Представьте его на рассмотрение деду. А там посмотрим.       Он снова ожидает острой реакции от драконов, но не получает ее: Повелитель чешуйчатой братии лишь прищуривается удовлетворенно. Его короткий кивок Эллохар расценивает как согласие, но тут же закатывает глаза — снова заговаривает Бельтэйр: — Нам нужна встреча с Нэриссой — она может многое прояснить по части паразитов и приобретенной нами силы.       Не сжать зубы в хищном оскале дается с трудом, и Даррэн усилием воли растягивает губы в холодной усмешке. — Нет. Леди Эллохар чрезвычайно занята: она восстанавливается после битвы и занимается делами рода, из-за которых временно не может покидать родовое гнездо. — Вас можно поздравить со свадьбой? — интересуется с искренним любопытством медный дракон, и Эллохар фыркает: — Официальное торжество будет позже, тогда и поздравишь. Лично приглашение пришлю. А пока леди недоступна для поздравлений, но я передам.       Звучит как угроза, Даррэн четко осознает это. И ухмыляется шире. Медный теряется, смотрит в поисках то ли защиты, то ли поддержки на своего Владыку, но тот лишь тонко изгибает губы в усмешке.       «Уж кто-кто, — с достоинством оценив выдержку драконьего Повелителя, довольно хмыкает про себя магистр, — «а драконий главнюк приучился меня терпеть». — Возможно, — игнорируя предупреждающие взгляды Наавира и своего брата, интересуется Рагдар, — мне стоит спросить о возможности встречи у нее лично?       Прикрытая ровным тоном обеспокоенность Бельтэйра так и сквозит в его взгляде, и Эллохар испытывает раздражение. «Убивать его не выход, Нэри точно не поймет», — тоскливо отметает он возможность попортить чешую канцлеру. И заканчивает, закрывая вопрос: — Можешь попытаться, Бельтэйр — ничего нового не услышишь. — Наш посол предоставит обновленную форму договора о ненападении в секретариат Владыки Ада, — подводит к итогу встречу Владыка драконов. — Надеюсь на ваше содействие, лорд Эллохар. — Зря надеешься, — разводит со вздохом руками магистр.       Драконы оборачиваются тут же, почти все: кроме Бельтэйра. Он застывает в готовой к атаке позе, с выдвинутой вперед ногой, сжимает ладони в кулаки, смотрит то ли враждебно, то ли обеспокоенно. Даррэн вздергивает вопросительно бровь, на что канцлер нахмуривается мрачно, но потом все же обращается гигантским багровым ящером и поднимается в алое рассветное небо.

***

Хатссах, Кровавый Излом, домен ДарГештар, Ад       Мысли о несоответствии увиденного в катакомбах под дворцом словам Асмодея занимают Нэриссу до самого вечера. Она так и эдак крутит свои видения, списывает это на эффект элексиров, воздействие Мрака и магического кварца в подземельях, но сомнения не уходят.       Когда дрожь в теле, головокружение и тошнота сменяются животным аппетитом, она, наконец, вылазит из постели. Быстрее перебирается на диванчик в изножье кровати, к тарелками под стазисом на приставном столике, и набрасывается на еду. Есть хочется так, что желудок сводит спазмами, а перед глазами темнеет. Каждый кусочек мяса, солений, фруктов и выпечки кажется невиданным ранее произведением кулинарного искусства. Вкусовые рецепторы взрываются от многообразия оттенков и полноты вкуса. Кажется, что можно затопить первый этаж дворца голодно капающей слюной, но Нэрисса сдерживается. Стыдно почти главе рода портить семейное имущество.       Когда больной аппетит понемногу стихает, уступая место осознанности, дверь в спальню открывается. Скользнувший из ярко освещенной гостиной Асмодей осторожно пробирается в почти полной темноте спальни к креслу. А усевшись в него, говорит: — У тебя стопки отчетов. Срочные, очень срочные и те, что нужно было просмотреть вчера. Готова поработать, или отложим на завтра?       Хранитель смотрит благосклонно и сочувствующе, и Нэрисса призадумывается ненадолго, покачивает ножкой гавейка, зажатой в пальцах. По-хорошему, надо бы заняться этим сейчас, но… «Но» приходится отмести волевым усилием, однако на гостеприимно расстеленную кровать Нэри оборачивается с искренней тоской: провести в ней еще с десяток часов представляется ярчайшей мечтой, не меньше. — Отчеты от глав городов и крупных поселений уже прибыли? — включается в работу она не без сожалений. — У нас есть трое суток с момента поступления прошений, чтобы выплатить компенсации пострадавшим и семьям погибших, Асм. Также мне необходим анализ повреждений в бою коммуникаций и инфраструктуры городов и поселений — мы не можем просрочить проходящие по нашим территориям поставки. Неустойки… — она морщится, и хранитель согласно кивает с довольной улыбкой — скорость ее включения в работу ему явно нравится, — нежелательны. Сметы на восстановление на градоправителях и старостах, уведомь их незамедлительно. И да, — призадумавшись, — пригласи ко мне Ингерд. Она наблюдала бои в городах изнутри, да и ситуацию на местах контролирует, прислушивается к слухам и пересудам. — Ингерд уже здесь и ждет, чтобы предоставить отчет, глава, — поднявшись из кресла с широченной, почти ненормальной улыбкой из кресла, Асмодей склоняется перед Нэриссой. И замечает невероятно довольно с хищной улыбкой: — Ты заметила, а? Заметила?       Нэрисса сначала замирает, хлопая глазами и не понимая, о чем толкует хранитель. А потом осознает: пусть физическое состояние все еще оставляет желать лучшего, но реакции, распоряжения… Это определенно что-то новенькое: настолько уверенно в роли управляющего собственным родов она себя еще точно не чувствовала. Это как будто происходит само, вне контроля ее воли, словно кто-то вкладывает верные мысли в ее голову. — Поняла, да? — все так же довольно вопрошает Асмодей. — Ты прошла первое испытание, Нэрисса. Ты меняешься. Это предварительна стадия, конечно, но расщепление разума обретает стабильность. Купание в водах реки Предков пошло тебе на пользу.       И Нэри снова замирает, прислушиваясь к себе. Разум действительно ощущается кристально чистым, несмотря на откат. Мысли, конечно, прыгают хаотично, вносят сумбур, но контролировать это неожиданно просто. Пока не зная, как относиться к подобным изменениям, Нэрисса только плечами пожимает неуверенно: — Ну, это удобно. И приятно — я не чувствую себя конченной идиоткой. — Все бы хорошо, но… Пищевой голод, — кивает на пустые тарелки Асмодей, — это не единственный голод, Нэри… — Оу, — не сразу находится с ответом Нэрисса, прислушиваясь к ощущениям. — Рэна жалко — он будет жестоко изнасилован. Но позже — я испытываю просто непреодолимое желание заняться делами. Это нормально? — Так и должно быть, — кивает Асм понимающе. — Теперь ты будешь испытывать раздражение и ментальный зуд, если будешь пускать управление на самотек. — Мда, — неоднозначно констатирует новую истину о себе она. — Не очень удобно, конечно, но вполне нормально и даже ожидаемо. Говоришь, — уточняет Нэри, — Ингерд уже ждет?       Асмодей кивает, указывает на двери, поднявшись из кресла. Нэрисса не заморачивается одеждой: накидывает висящий в изголовье постели халат, притянув его к себе гибкой лентой Мрака.       В кабинете прежнего главы они оказываются десятком минут спустя. Нэрисса коротко осматривается: с момента его открытия ничего существенного не изменилось, только стопки документов и количество свитков выросло. — Мне пригласить Ингерд? — уточняет Асмодей, когда Нэрисса усаживается за стол, и она кивает: — Зови, мне интересно послушать народное мнение и ее версию произошедших событий.       Пока Нэри дожидается Ингерд, под руку попадается папка с отчетностью по одному из борделей, и она заинтересованно открывает ее. Отчет в ней сух и максимально объективен: бордель, сотрудников и прилегающие территории защитили, горожан, пожелавших скрыться от бойни под защитой стен борделя, приняли. Разрушения-повреждения такие-то, смета на ремонт и восстановление, подписанная поставщиками материалов для ремонта и гильдейским служащим магов-ремонтников, официально заверена, заказ совершен. Ровно таких же отчетов обнаруживается еще три, с отличием в уровне повреждений и сумме на восстановление.       Нэрисса только вздыхает: расщедрить казначея будет сложно. Скупой донельзя, он пожалеет лишнего медячка, тем временем как бордели приносят приличную часть прибыли… Но это можно переложить на Асмодея и его ораторско-увещевательский талант, а самой… — Кхм-кхм, леди?.. Можно? — Заходи, Ингерд, — Нэрисса коротко оглядывается на дверь кабинета и устало потирает переносицу — хочешь, не хочешь, а откат дает о себе знать. — Давай без прелюдий, — просит она, когда орчанка ненадолго замирает перед столом, а затем присаживается в кресло, — просто поделись наблюдениями, гуляющими мнениями, слухами. В общем, всем, что есть на данный момент. — Боевики вашего дяди умудрились прорваться в города и селения, пострадали в основном ДарЭмейн, ДарХаэд и ДарГештар, ДарШеярд и ДарАмман отделались малой кровью. но эти цели были ожидаемы, мы успели предпринять меры и подготовиться. Жителей успели спрятать и защитить, большинство укрылось под стенами борделей, где пострадавшим была оказана помощь. Добровольцы из числа жителей помогали отражать нападение. В целом, настроения позитивные: много гнева на Бальтазара и его боевиков, много благодарности распорядителям борделей, жертв меньше, чем мы рассчитывали. — Что по выплатам семьям погибших и долговременной помощи пострадавшим? — В ДарЭмейне и ДарХаэде этим занимаются дараи, у нас первые выплаты семьям погибших уже были сделаны, остальное взял на себя господин Риссан, — докладывает бойко Ингерд, и Нэри кивает успокоено: значит, сметы и прошения — это малая часть, и аврала ждать не следует. Это хорошо. — По слухам и пересудам все достаточно однозначно: плохие удостоились звания плохих, хорошие — хороших, настроения однозначны. Некоторые хотели бы видеть вас на защите домена, — добавляет Ингерд осторожно, — списали все на особую близость к его Смертейшеству. Но после того, как вампиры клана Замора и приближенные лорда Дерека начали распространять свои слухи о вашем участии в битве при Шассада, настроения переменились: большинство признало, что там вы были нужнее, а на местах справились ваши верные служащие.       Нэрисса удивленно приподнимает брови и прицокивает языком — с каких это пор клан Замора оказывает ей услуги такого характера? Можно было понять вампиров, подчиненных Дереку: что приказал лорд, то и поют. Но в случае с Замора все было куда интереснее и вызывало закономерные в сути своей вопросы. Уж не напрашиваются ли они на дружбу? И не облагодетельствовать ли их на свой вкус и манер и, конечно же, себе на выгоду? Актив они очень неплохой, если не сказать перспективный… — Да, я тоже была немало удивлена активности клана Замора в защите вашей чести перед поданными, — понимает без лишних слов Ингерд. — Однако от своих знакомцев из клана ничего не добилась: никто не науськивал, никто не просил, просто высказывают общее мнение, с которым согласны все. Занятно, не находите? — Нахожу любопытным, Ингерд, — понимающе улыбается Нэрисса, откидывается на спинку кресла и лениво закуривает. Тут есть над чем подумать, и отчет на столе тому важное подспорье. — Особенно в свете открывшихся фактов о том, что Мрак клыкастые красавцы из Замора приняли как добровольно отданную донорскую кровушку. И вполне могут им если не пользоваться в полном смысле слова, то усиливать свои врожденные способности — точно. И я чувствую их, — призадумавшись и прислушавшись к себе, замечает Нэрисса, нащупывая сотни тончайших ниточек, — примерно как всех, кто носит в себе Мрак по моей воле.       Ингерд понимающе склоняет голову — этого допущения в откровенности леди достаточно, чтобы понимать ближайший расклад. И оценивать его пользу и риски. — Расскажи мне подробней о нападении на города, в частности на Гершиван. Как я понимаю, не обошлось без некоторых сложностей. — Нападавших было немного, леди. По информации моей группы из ДарШеярда и ДарАммана некоторые из них перемещались из города в город групповыми порталами. Распорядитель тоже присутствовал в бою при Гершиване, я думала, он вас уведомил. Выводы в голове Нэриссы складываются быстро, и выводы эти неутешительные. Слишком подозрительно наличие у подчиненных Бальтазара мобильных порталов высокой мощности, групповых, да еще и работающих в Аду. Хаос совсем не то место, где стационарные порталы работают как надо, иначе бы поставки продовольствия и товаров были упрощены во множество раз, а уж мобильные групповые… — Асмодей!       Хранитель явно чувствует ее напряжение — появляется сразу. Клубы черного дыма просачиваются под створкой двери, формируя из себя его невысокую тонкую фигуру. — Пригласи ко мне Риссана, — распоряжается Нэри, решая ничего не пояснять сразу.       В случае подозрений к Риссану, а он должен быть о таком в курсе — уши и глаза у него везде, и похлеще, чем у Ингерд, — фактор неожиданности сработает как никогда кстати.       Хранитель лишь кивает коротко, уставляется в пространство перед собой отстраненным, будто бы ищущим взглядом, в кабинете повисает напряженная тишина. Лишь спустя пять минут напротив стола, на полу, разгорается портальная печать. Появившийся в темной вспышке Риссан не выходит из круга, и это немного успокаивает Нэриссу — печати не только средство перемещения, в ней прекрасно срабатывают способы наказания Блэков для вассалов и наследников. Особенно если он нашли способ обойти клятвы и паразита в своем разуме, что почти беспрецедентно, но, как показывает практика с Бальтазаром — возможно. А значит Риссан понимает, что к нему имеются вопросы, и готов ответить честно, иначе бы попытался покинуть круг. — Риссан, ты участвовал в битве при столице ДарГештара?       Нэрисса спрашивает спокойно, расслабленно, но внутри все же тлеет уголек подозрения. Сейчас нельзя упустить ничего, сейчас нужно внимательно следить даже за ближайшим окружением, особенно за ближайшим. — Да, леди.       Распорядитель отвечает спокойно, подтверждает свои слова кивком, и Нэрисса немного успокаивается — сопротивления его разума она не ощущает. Но это еще ничего не значит. — Видел ли ты, как боевики Бальтазара Блэка в бою при Гершиване использовали мобильные групповые порталы? — Да, леди.       Очередной невозмутимый кивок почему-то злит Нэриссу. Ярость вспыхивает внутри ярким заревом, и она впивается пальцами в подлокотники кресла, пытаясь сохранить ровное выражение лица. «Вот оно», — осознает она неожиданно, — «То самое давление чувства ответственности перед родом». — Тогда почему, — все равно выходит раскатисто и тяжело, отступивший в угол Асмодей понимающе сверкает глазами, — ты не сообщил мне об этом сразу? При учете наличия у тебя данных об эскападе Айшарана в битве при Шассада? В Аду всего три черных артефактора, способных создать мобильные порталы для перемещений по Хаосу, и лишь один — групповые конфигурации таких порталов. Ты понимаешь, что это тянет как минимум на подозрение в предательстве главы рода, как максимум — на подозрение в предательстве Владыки? — Потому что я более чем уверен, что это наша родовая разработка, леди, — все так же спокойно проговаривает Риссан, но Нэрисса видит: старый демон возмущен даже возможностью подобного. И она понимает, почему, когда он продолжает: — А именно вашего отца, лорда Альтаира. Он не успел зарегистрировать разработку в патентном бюро, но… — Но если на разработке стоит клеймо рода, а в плетения внесена печать мастера, то этого и не требуется, — мрачно кивает Нэрисса. Выходит откровенное дерьмо, и не понимать она этого не может. От осознания, что Бальтазар не только вырезал всех и попер из родного дома необходимые ему вещи, но еще и вынес разработки отца, окатывает холодом. — Риссан, сообщи о моих подозрениях Владыке, — и на приподнятые брови распорядителя добавляет, — да, ты правильно понял: сообщить нужно официально. И свою версию тоже изложи. — Как скажете, леди. — Мы как-то можем выяснить, родовая ли это разработка? Если это проект отца, то сам понимаешь…       И Риссан кивает, неожиданно тонко улыбнувшись: — Вы можете попытаться отыскать следы взаимодействия с нашей родовой магией на трупах бойцов лорда Бальтазара, леди. Я как раз приберег парочку трупов для вас, они в хладном.       Восхищение. Темное, истинно мрачное восхищение предусмотрительностью распорядителя — вот что испытывает Нэрисса. И Риссан, судя по всему, прекрасно считывает ее чувства, потому что слоняется со словами: — Служу роду Блэк.       Портальная печать вспыхивает, соглашаясь с его словами — распорядитель искренен в своем изъявлении. Его фигура окутывается черным дымом, печать вспыхивает еще раз — подчиненный отправился исполнять поручение. А Нэрисса откидывается с тяжелым выдохом на спинку величественного кресла — если давление магии рода всегда будет таким сильным, то ввозить главенство будет очень и очень непросто. И это она еще не глава, пока не глава.       Однако рассиживаться времени нет. — Ну что, в хладный? Давно я с трупами не забавлялась, да и подопечного нужно проверить.       В хладный они переносятся уже привычным черным, дымным порталом, услужливо открытым Асмодеем, терять время на блуждания по коридорам Нэрисса не видит смысла. Узкое, темное помещение с полками для трупов, поднимающимися до самого потолка, встречает их тишиной и холодом — изо рта вырываются облачка пара. Ингерд остается стоять у входа, Асмодей, приложив ладонь к стене, разжигает тусклые зеленоватые светильники. — Шестеро, — удовлетворенно кивает Нэрисса, пересчитав трупы. — Проверять их здесь смысла нет, поэтому… — Ритуальный зал в темницах готов к использованию, — без лишних вопросов сообщает хранитель с кивком. — Буду переносить по одному, так проще и удобней. — Спасибо Асм, — Нэрисса пропускает вперед хранителя, и оборачивается к стоящей у входа Ингерд. — Хочешь понаблюдать, или тебе интересны результаты проверки?       Орчанка задумывается на мгновение, осматривает трупы с холодным, профессиональным любопытством, а затем проговаривает: — И результаты, и ваш план по предотвращению использования подобных перемещений в будущем, если использование родовой технологии подтвердится.       Нэри склоняет голову и усмехается тонко. Ингерд снова не удивляет ее: разумная и хваткая, она всегда думает и наперед. А еще слишком хорошо знает Нэриссу, чтобы не просто предполагать, а быть уверенной в том, что план, на случай использования Блэком разработки отца, она уже обдумывает. — Рада, что ты меня понимаешь, — многозначительно усмехается ей Нэри, и улавливает ответный блеск клыков в зеленоватом полумраке. — Идем, — приглашающе машет рукой она в сторону тяжелой, обитой сталью двери.       Небольшой, узкий коридорчик выводит их от хладного прямо в широкую, темную залу. Факелы медленно разгораются по стенам, стоит Нэриссе переступить незримую черту. Идущая позади нее орчанка осматривается, оглядывая и камеры. Но Нэри не ощущает от нее и капли праздного любопытства — теперь она, приобретшая некоторую стабильность и контроль над чувствованием вейл, с точностью определяет это. Однако в настроении Ингерд мелькает нечто, очень напоминающее подозрительность, когда ее взгляд падает на одну из закрытых защитой камер. — Что-то не так, Ингерд? — Ваша пленница, леди… — будто бы неуверенно начинает орчанка. — Вы уверены, что содержать ее здесь — разумная идея? Все же она Блэк по крови, и при соприкосновении с силой рода… — Я не вводила ее в род, Ингерд, — усмехается Нэрисса, понимая причину ее беспокойства. — А без контакта с алтарным камнем и принятия она не сможет ровным счетом ничего. — У Блэков все иначе, — резюмирует задумчиво орчанка и отступает в сторону — Асмодей подкатывает к ритуальному ложу столик с инструментами. — Именно так, именно так, — подтверждает ее выводы хранитель и обращается к Нэри, видя ее вопросительный взгляд в сторону инструментария: — Не думаю, что все будет так просто, поэтому решил подстраховаться и накрыть стол.       Нэрисса понимающе склоняет голову, и первый же, поверхностный осмотр изодранного, словно когтями, трупа подтверждает слова Асмодея: тело просто фонит магией Блэков. Оно, прошитое тончайшими ниточками Мрака, до сих пор пульсирует силой, отдавая стенам замка последние капли родственной им магии.       Попытки отыскать магический центр, точку приложения магического воздействия тоже не приносит никаких результатов. Нэри срезает с трупа одежду и осторожно отделяет висящую на лоскуте кожи и надорванной связке руку, осматривает в головы до ног, снимает магические пробы… Ничего. Тело слишком повреждено, чтобы использовать для последующих изысканий, и слишком накачано, даже перекачано ее родовой магией, чтобы найти хоть какие-то ниточки зацепки. — Этот мне не подходит. Тащи следующего, Асм.       Мрак, повинуясь воле Нэриссы, темной волной слизывает тело со стола. Ингерд хмыкает столь эффективному способу утилизации биологических отходов — когда темная, глянцево блеснувшая волна сыто отступает, стол остается девственно чистым. Новая темная вспышка разгорается над столом, но уже медленнее. Из нее, под контролем Асмодея, медленно опускается новый труп. Этого Нэрисса осматривает внимательнее — с виду он прилично целее предыдущего, и причину смерти определить сходу она затрудняется. Пока не обходит его вокруг — тонкая колотая рана на шее, пересекающая ее наискось, недвусмысленно намекает не только на смертельное ранение сонной артерии, но и летальную травму шейного отдела позвоночника. — Этот уже поинтереснее, — задумчиво склонившись над телом, резюмирует Нэри негромко. — Асм, взгляни: наш постоялец не кажется тебе знакомым?       Хранитель вопросительно вздергивает бровь и проходит к столу, зажигает яркий зеленый огонек над столом. Склоняется над телом, внимательно осматривает его и хмыкает саркастично: — Очень знакомым. Присмотрись к татуировке на виске — перед нами вампир-отверженник. — Один из запретных кланов? — интересуется Нэрисса отстраненно — не суть, откуда труп родом, важно, как он попал к кровожадному дядюшке. Клановые не стремятся куда-то, пусть имеют право «на лево». — Клан Хаверин, что с юга ДарШеярда. Близ Серых пустошей. Их не сильно пинают, но…       Асмодей совершенно бесстрастно ворочает голову трупа из стороны в сторону до хруста шейных позвонков, и Нэри убеждается в верности собственной догадки — шею кровососу таки не только перерезали, но свернули. — Вопрос в том, как его убили, — продолжает все в той же сосредоточенной задумчивости Асмодей. — Этих так просто не завалишь, тут нужно потрудиться над расчлененкой, руки-ноги отдельно, голову желательно захоронить отдельно, сердце сжечь… А этот поразительно целенький. — Мертвая кровь? — предлагает вариант Ингерд, и Асмодей обращает в ее сторону заинтересованный взгляд. — Можно прицельно ввести в кровоток через крупный сосуд, это сначала замедлит вампира, а затем, когда мертвая кровь достигнет сердца, убьет. А шею свернули, чтобы отвлечь: пока проходит регенерация столь сложного перелома, организм не будет тратится на очищение организма от токсинов мертвой крови. А когда она доходит до сердца, становится уже поздно.       Асмодей выпрямляется, оценивающе глядя на орчанку, а Нэрисса уважительно хмыкает — вот, что значит подготовка и смекалка. — Твоих ребят работа? — спрашивает она Ингерд, и та пожимает плечами: — Вполне возможно, не уверена. Рана от клинка неровная, по следу оружие не разобрать. Но полые клинки для забоя немертвых мы заказали в полном объеме еще по осени, леди, как только финансирование поступило.       Нэрисса кивает рассредоточенно — у Ингерд всегда все точно и в срок, не подкопаешься. Она снова осматривает труп, следом за хранителем ворочает голову трупа, оценивая пригодность, проверяет каналы и магическое вмешательство родовой силы, и таки выносит вердикт: — Этот подойдет. Раз не хочет говорить магия, они заговорят при помощи магии. Отложи мне этого, Асм, и можешь выносить следующий подарочек. Люблю подарочки, — вздыхает очарованно Нэрисса под негромкий смешок Ингерд.       Следующий труп Нэри отметает сразу же, а за ним еще один. Пятый по счету оказывается в неплохой сохранности, но на нем, кроме защиты Бальтазара, что четко выделяется на фоне остальных плетений, почти нет никаких следов магических вмешательств. — Этого отложи, — машет она рукой Асмодею на труп. — Он подозрительно чистенький магически, и, что удивительно, человек. А с ними в плане некромантических ритуалов работать проще, сопротивление каналов мизерное. — Такому умертвию Эллохар рад не будет, — бормочет под нос хранитель, но труп послушно выносит порталом.       Однако Нэри прекрасно слышит его и, как только на столе появляется последний гость их хладного, хмыкает насмешливо: — Он никакому рад не будет, все прошлого забыть не может. Пора и его расконсервировать, не простаивать же такому экспонату…       При ближайшем рассмотрении, последний труп не радует Нэриссу. Искореженный, с почти оторванными конечностями, он не стоит возни: собирать его будет сложно и долго, восстановить каналы, чтобы влить в них силу, практически непосильная задача. Пока не ее уровень, что она признает с печальным вздохом. Магически он немногим интереснее других: фонит чуть сильнее, покрыт яркими, пульсирующими нитями Мрака, но не более того. «Это не говорит ни о чем, кроме того, что он просто само по себе был более энергоемким при жизни», — устало констатирует Нэрисса, и отмахивается: — Этот в расход, бесполезен.       Мрак тут же покорной волной поднимается над столом, зависает над ним и лениво опускается на пол, дымкой впитываясь в плиты пола. Из открытого Асмодеем портала появляется первый отобранный Нэриссой подопытный — вампир. Она медленно обходит стол, удаляя с тела оставшиеся обрывки одежды, очищая шею и грудь от закоревшей крови, и делится наблюдением: — Ингерд, ты была права — это точно мертвая кровь.       Орчанка подходит к столу, чтобы взглянуть собственными глазами, и Нэрисса, подвесив еще один светляк над столом, демонстрирует сетку черных сосудов на груди трупа. Она расползается от сердца, поднимаясь под ключицу толстой, набухшей линией, а от нее, расходясь в стороны, как ветви дерева, отходят сосуды помельче. — Легкая смерть, — резюмирует сдержанно Ингерд. — Выясни у своих, кто его завалил, и выпиши от меня премию — хороший труп, полезный, мне нравится, — довольно потирает руки Нэрисса и пододвигает к себе металлический столик с инструментами.       Из темноты зала выплывает невысокий пуфик, над столом с телом разгораются еще несколько светляков — сейчас Нэриссе нужно хорошее освещение. Похрустев пальцами и сняв тканевую салфетку с инструментария, она оглядывает остро заточенные кромки скальпелей и ножей. Перекладывает парочку так, как удобней именно ей, и оборачивается к Ингерд: — Хочешь понаблюдать? Разработка, само собой, родовая, но как минимум один профессор академии знает о ней, так что… — С удовольствием, леди, — кивает орчанка и проходит ближе к столу.       В круг света вплывает еще один пуфик, Нэрисса приглашающе указывает на него рукой, а когда Ингерд присаживается, в зале начинает тихо играть музыка. — Люблю работать под музыку, — с довольной улыбкой признается Нэрисса, — это очень… — подбирает формулировку она, — гармонизирует и настраивает на правильный лад.       Из темноты доносится веселое хмыканье Асмодея — кто бы сказал Нэриссе, что это в принципе очень семейная привычка. А сама Нэри тем временем подхватывает первый скальпель — изогнутый полумесяцем серповидный. Сегодня она хочет начать с руки.       Голоса, следуя за музыкой, то взвиваются вверх, то падают, словно в пропасть, и режущая кромка скальпеля скользит ровно в такт. Губы Нэриссы тянутся в несколько самодовольной улыбке: теперь ей не нужно закреплять письмена на теле в завершенном виде. Тонкие линии, иссекающие кожу, тут же схватываются тянущейся за скальпелем тоненькой ниточкой Мрака. «Я совершенно точно чокнутая, как и все мои бабки и прабабки», — весело думает Нэри, — «Но я совершенно не могу отказать себе в наслаждении процессом».       Тонкие символы-порезы поднимаются от ладони к запястью трупа, от запястья к предплечью и локтю. Нэрисса несколько раз переставляет пуф для удобства, чтобы спина не затекала. Но она и не спешит — вдоль позвоночника, снимая напряжение с мышц, мягко скользят волны Мрака. «И это я еще не глава…» — скользит мысль по краю ее сознания. Перебравшись к плечу, она меняет скальпель на брюшистый — здесь важна четкость и глубина линий. Работа захватывает, стирает рамки времени, и внимательный взгляд Ингерд Нэрисса не замечает. Только улыбается едва-едва, когда орчанка завороженно произносит: — Никогда не думала, что некромантия — это искусство… — Еще какое, — соглашается Нэри негромко. — С магистром Смерти поживешь — и не такому научишься.       Спустя некоторое время приходит время перевернуть тело, и Нэрисса окатывает его Мраком, чтобы закрепить символы и впечатать их глубже. А затем будущий живой мертвец плавно переворачивается в воздухе, опускаясь животом на стол. — А почему… Эээ… — несколько неуверенно спрашивает Ингерд, и Нэрисса поясняет, понимая причину ее заминки: — Меня не интересует его эректильная функция, поэтому область паха я не покрываю письменами. Но если бы интересовала, — пожимает плечами Нэри, — то вырезать пришлось бы везде. — Интересно, как оно ощущается в процессе?.. — явно находясь в прострации от таких откровений, ошарашенно вопрошает Ингерд. — Не думаю, что ощущалась бы сильно, — хмыкает Нэрисса, увлеченно вырезая символы на спине трупа. — Но сделать своему первому подопытному обновление подумываю — даже если в семью он вернуться не может, это не значит, что нужно забывать об удовольствиях жизни в посмертии. — Этому Эллохар точно не порадуется… — бормочет из темноты Асмодей нарочито ворчливо. — Ну так а ты не рассказывай, — весело советует ему Нэрисса. — Все целее будем, мои слабые нервы так уж точно.       Хранитель только фыркает на ее заявление, но никак не комментирует, за что Нэри ему искренне благодарна.       Со спиной она заканчивает достаточно быстро, с шеей и висками разбирается еще быстрее. Только когда последний символ соединяется с самым первым, оставленным на руке, а Мрак яркими линиями вспыхивает в порезах, Нэри утомленно отступает от стола, чтобы оценить свою работу. Скальпель тихо звякает о стальную поверхность столика, мелодия завершается и больше не повторяется вновь. — Ну, первый этап окончен. Можно и к кодексу приступить, — выдыхает Нэрисса удовлетворенно. — А я пойду и опрошу своих предмет вашего покойничка, леди, — откланивается орчанка.       Пламя Нэриссы, ярко вспыхнув в полутьме, охватывает ее высокую фигуру, и Ингерд исчезает. Асмодей взмахом руки тушит светляки над столом, накрывает труп пологом Мрака и неслышно ступает в сторону ступеней. — Кодекс, так кодекс. Заметь, — оборачивается он, когда они сворачивают в сторону хранилища, — в этот раз подготовительные манипуляции с трупом тебе дались не в пример легче. А что будет, когда ты станешь главой… — Мне бы сначала выжить, когда я стану главой, Асм, — зевает широко Нэрисса, едва плетясь следом за ним. Откат все еще сказывается на ее самочувствии, и ей все сильнее хочется спать. — А ритуалы, это так — от любви к искусству и желания вызнать хоть что-то. — Любовь к искусству… — бормочет недовольно Асмодей, но спорить не собирается. — Хранилище открывать будешь, глава?       Едва не оступившись, Нэрисса резко останавливается и вздергивает голову. Промаргивается усиленно, до рези в глазах. То ли последствия испытания действительно так сильны, то ли она засыпает на ходу, но как они проделали путь до хранилища так быстро, она не понимает. Проморгавшись и подозрительно покосившись на Асмодея, она проходит вперед, к стене, и слышит негромкое бормотание: — Да не я это, не я! Сама порталами как по нужде ходит, а потом на меня смотрит, как на врага рода… Руки порезала? — Нэрисса со вздохом протягивает ему под нос взрезанные родовым клинком ладони. — Молодец. Прикладывай к стене вместе со мной, на счет три. Один… Два… Три.       Открытие прохода в хранилище, кажется, отнимает последние силы. Нэрисса прикрывает глаза, справляясь с приступом головокружения, тошнота комом подкатывает к горлу. — Кажется, с этим мы поспешили, — выдыхает ей под ухо подставивший плечо Асмодей. — Нормально, — бормочет она, но глаза открывать не спешит. Что-то подсказывает, что вращающиеся из-за головокружения стены огромного зала не сильно помогут в восстановлении нормального самочувствия. — Просто прислони меня к стене, сейчас отойду.       Хранитель отводит ее к стене, что-то едва слышно бормоча себе под нос, и Нэри с усталым выдохом прислоняется спиной к грубой кладке. Несколько мерных выдохов, и вставший в горе комок отступает, а в голове немного проясняется. Осторожно открывшая глаза Нэрисса осматривается: сумрачный зал действительно выглядит до безобразия большим. А еще пыльным и запущенным. — Это бытовые чары слетели за давностью времени, или уровень допуска не позволяет убирать здесь даже духам? — спрашивает она чуть слышно, и эхо охотно множит ее слова. — И то, и другое, — просвещает ее стоящий рядом Асмодей. — Особенность защиты здесь такая, что комплекс бытовых плетений должен обновлять глава, а он почил сама знаешь когда, так что… — Поняла, — вздыхает удрученно Нэрисса, еще раз оглядывая фронт грядущих работ. — Обновлять это все придется мне. — Ага, — подтверждает хранитель и, убедившись, что Нэри в норме, первым проходит вперед. — Причем на каждом углу и каждой секции.       Описанные перспективы не радуют. Нэри снова оглядывает зал, следуя за Асмодеем, отмечает каждый видимый ей в тусклом свете поворот и закоулок и мрачнеет все больше. Теперь и работа с кодексом не так страшит — эту свалку разгрести кажется куда более неподъемной задачей.       Сверху, явно соглашаясь с ней, колыхается просто шикарная, большая и очень пыльная паутина. Лепнина на сводчатых потолках вот-вот грозит осыпать пылью, целые секции стеллажей с книгами и артефактами выглядят покосившимися и изрядно потрепанными… — С тебя помощь, — немало вдохновившись, огорошивает новостью хранителя Нэри.       Главный отсек хранилища, в котором, собственно, и находится кодекс, выглядит значительно лучше. Здесь пыли почти нет, общая изношенность деревянных постаментов с томами меньше, да и дышится как-то не так тяжело. Нэрисса чуть более радостно обводит его взглядом, однако количество увиденных ею томов изничтожает все светлые чувства мгновенно. Если все это ей необходимо изучить в ближайшую неделю-две, то уже заранее можно расписываться в собственной несостоятельности и копать помиральную яму. Так, на всякий случай. — И это все мне надо зазубрить? — на всякий случай уточняет она у Асмодея. — Потому что если да, то… — Не все, — усмехается коротко хранитель и подступается к центральному постаменту. — Только это, — ладонь в черной перчатке указывает на довольно тонкую, в сравнении с остальными, книжицу. — Так сказать, краткая выжимка, а еще справочник, переносной каталог… — И в целом связан со всеми томами разом для удобства, — перебив его, резюмирует Нэри негромко. — И что делать?       О подобной защите ей известно прискорбно мало. Даже беглый взгляд на нее дает понять — наверчено неслабо. Одних линий магии крови около шести, стихии, магия Смерти, Мрак… Но Асмодей поясняет все достаточно просто: — Колечко свое берешь, руку дырявишь, Мрак призываешь и можешь забирать кодекс. — И все?       Очень хочется расспросить о подробностях, попытать шанса самой поковыряться в столь сложном плетении, но Нэри прекрасно понимает: времени на это нет. А вот потом… «Потом тоже не будет», — подсказывает не иначе как интуиция. Подойдя к постаменту с кодексом, Нэрисса первым делом проявляет кольцо, и оно, жарко полыхнув пламенем в глубине темного камня, ощутимо нагревается. Синие ниточки огня протягиваются от него к мерцающей над фолиантом защите, и она завороженно рассматривает их. «Рэну бы понравилось», — мелькает тоскливая мысль в ее голове.       Сосредоточившись на заострившемся когте, Нэрисса простирает руку над защитой и медленно проводит им по раскрытой ладони. Темная кровь бежит ручейком к запястью, капает с пальцев, собирается в сложенной ковшиком руке. Нэри на миг замирает, переводит дух, а затем опускает разогревшееся кольцо в собравшуюся в ладони лужицу темной крови. Зашипевший камень в нем снова темнеет до черноты, тянет в себя силу, и она, наконец, отпускает на волю Мрак. Черная, сотканная из глянцевых лент перчатка тут же туго обтягивает руку, сжимает пальцы силой, и Нэрисса быстрее прижимает ладонь к защите.       Тончайшая, густо сплетенная из разных видов магий сеть медленно, как лепестки диковинного цветка, раскрывается. Первыми тухнут синие нити огня, следом алые магии Крови. Последними истаивают черные, дымные паутинки Мрака, ненадолго задерживаясь взвесью в сгустившемся воздухе, и постамент с фолиантом плавно выдвигается вперед. — Это все хорошо, конечно, — задумчиво тянет Нэрисса, забирая с бархатного ложа неожиданно увесистую книжицу, — но как потом эти чары восстанавливать? Или, пока я не научусь, кодекс будет без защиты стоять? — Не будет, — бормочет досадливо Асмодей, явно сетуя на уровень интеллекта наследницы. — Ты же защиту просто разблокировала, а не снесла к демоновой бабушке. Но запитывать и поддерживать ее придется, а этому нужно учиться. — Час от часу не легче, — в пустоту бормочет печально Нэрисса, а затем, покрепче обхватив кодекс руками и прижав его к груди, нагоняет возвращающегося к выходу хранителя. — А можно чему-нибудь приятному лично мне научиться, а? Так, в качестве разнообразия?       Асмодей негромко хмыкает в ответ на ее вопрос и первым покидает темный зал хранилища. Двери смыкаются за их спинами, осмотревший Нэриссу хранитель печально вздыхает и открывает портал. В кабинет Нэри выходит одна и не в самом радужном расположении духа. И только присаживается за стол и открывает засветившийся приветственно талмуд, как за дверью раздаются приглушенные голоса — там явно кто-то спорит. — …как же ты мне дорог, Эллохар! Бездны ради!..       Доносится до Нэриссы раздраженное кошачье шипение, и она поднимается с места. Как бы она ни была рада тому, что Рэн вернулся, но надавать этим спорщикам по ушам очень уж хочется.