The game of Truth (Год с героями FMA)

Так странно. Я вроде сплю, а вроде и нет. В голове слишком туманно, а мысли совершенно не желают кучковаться в трезвость. Крепкие верёвки настолько сильно и крепко стягивают руки, что хочется кричать от боли, но я слишком устала, чтобы выдавить хоть звук. Это убивает. Тряпка во рту только сильнее напоминает от безысходности моего положения. Понятия не имею сколько времени прошло, пока я здесь. Утро сейчас? Или день... А может даже ночь. Такая тёмная, холодная, но манящая, как последний уголёк по тьме. Я вновь чувствую невесомость, а до ушей отдалённо доносится чей-то разговор. — Хм, так вот она... — хмыкнул женский голос, — скучно, мне казалось, что будет что-то поинтересней. Как проснётся, сразу веди её ко мне. Невесомость продолжается не долго, чертовщина. Снова под телом оказывается что-то мягкое. Путы спадают с рук и ног, неприятная ткань покидает рот. По началу сводит челюсть, но постепенно привыкаю. А затем чьё-то объятье. Темнота почти полностью поглотила мой разум. Спать не хотелось, хорошо бы просто забыться и согреться. Хочется придвинуться ближе к источнику тепла, но что там, даже палец приподнять невозможно. Наконец мне удаётся открыть глаза. Голову под тяжестью давления не сразу удаётся оторвать от подушки, но спустя несколько секунд всё же получается поднять башню на двенадцать часов. Вокруг лишь маленькая темная комнатушка с кроватью, словно из старых больниц и овальным низким столиком в углу. Больше тут ничего нет, да и места для этого чего-то тоже. Словно в кладовке. На столике в тарелке лежат фрукты, бумажки, ручки, карандаши, разбросанные по всей поверхности (кажется один валяется около ножки) и нежно-голубого цвета платье. Слишком простое, аккуратно сложённое сильно выделяется на фоне бардака. Через единственное окошко прорываются слабые полоски света. «Окно! Оно открыто! Неужели это мой шанс?» Я спрыгиваю с кровати. Сильное головокружение порядком мешает, руки и ноги практически не слушаются. Первая попытка оказывается неудачной, впрочем, как всегда, и я вновь лопатками ощущаю непривычный холод деревянных половиц. Мелкими слабыми шажками подбираюсь к окну и выглядываю. Три этажа, не меньше... Судорожно бросаю взгляд на кровать. Всего две наволочки, простынь и пододеяльник. Маловато будет, думаю я. Но ещё же есть платье! Всё ещё мало, напоминаю и спешно оглядываю себя: джинсы (не плохо), но в одних труселях я отсюда точно не сбегу. Ладно, сойдёт, главное не сорваться, подбадриваю. Слабо помогает. Мысли подкинули воспоминания, как пару лет назад одна девочка из нашей школы пыталась сбежать из дома. Связала простыни и начала спускаться с балкона. Увы, неудачно. Девочка почти была у цели, но судьба распорядилась иначе. Простыни развязались, и девчушка сорвалась. Ей было всего двенадцать… К сожалению, другого выбора у меня не было. Нужно действовать, пока не стало поздно. Благодаря этому событию наш учитель ОБЖ, Павел Семёныч, научил нас, как правильно вязать узел в случае безысходности. Кто ж знал, что пригодится. Дрожащими руками я быстро начала воспроизводить всё чему нас когда-то учили. Выдержат ли они мой вес? Смогу ли я перебороть свой страх высоты? Получится ли у меня, в конце концов? Эти мысли уходили на второй план. Все компоненты были связаны между собой и готовы к использованию. Я привязала конец моего сооружения к ножке кровати, а другой отправился в окно. Волнующий миг, от которого всё внутри трепетало. Я посмотрела вниз. Страх, руки тряслись так, будто в них находится заведённая бензопила. Любой страх можно перебороть, утешала себя я. Смогу, возможно, перестану бояться. Это нужно, нужно ради свободы, ради силы. Я свесила ноги с подоконника и с замиранием сердца готова была уже спуститься вниз. На тот момент свобода казалась такой легкой, такой близкой. Похоже, я все еще не отошла от действия морфия, раз решила, что смогу сбежать. Мозг и впрямь всё ещё не очень хорошо соображал. Даже если я выберусь отсюда, куда я пойду? Где я вообще? Почему нет неба? Сейчас главное выбраться, а дальше… Дальше… - Ну и что здесь происходит? Передёрнуло. Передёрнуло так, как никогда раньше. Меня будто застали с наркотиками на манифесте против психотропных веществ, но в сотни раз хуже. Хуже настолько, что захотелось выпрыгнуть несмотря на высоту и последствия. Энви превратил свою руку в меч и, перерезав самодельный канат, потянул остатки на себя. Стало противно и больно. Голова разрывалась, как после жуткого похмелья, дальше всё пошло, само собой. Я начала в буквальном смысле таять. Слёзы скатывались по щекам, оставляя влажные дорожки. Схватившись руками за голову, я зарыдала в полную силу, всё ещё сидя на подоконнике, не замечая, как теряю равновесие. Энви громкими томные шагами приближался ко мне всё ближе и ближе. Я закусила губу, запирая новую волну чувств. Подаюсь вперёд и… Падаю? Нет! Гомункул успел схватить меня за руку. Хотела ли я в этот момент умереть? Не знаю, возможно, глубоко внутри — точно да. Я посмотрела вниз и будто вмиг протрезвела. Резко подняв голову, наткнулась на злостный взгляд Зависти. Он молчал. Странно, обычно в такие минуты из его рта вырывается два-три ехидных фразочки, после которых хочется подарить его языку билет прямиком до задници. Снова бросив кроткий взгляд вниз, понимаю, что не хочу умирать. Хочу жить! Хочу и всё! Что скажут мои друзья? Моя семья? И что скажет: «ОН». «ОН» скажет, что я падаль, которая ни на что не годится. Я второй рукой хватаюсь за Энви и помогаю ему достать меня, а дальше всё по сценарию. Гомункул хватает меня за шкирку и швыряет на пол. - Ты что, сука, совсем страх потеряла? Пинок раз, пинок два. Эти пинки уже были настолько привычны, что мне даже стало смешно. Смешно и больно одновременно. Какая ирония. Ещё пару раз наткнусь на этого парня, и детей уже точно родить не смогу. — Хочешь сбежать, давай! — Энви хватает меня за предплечье и заставляет встать на ноги. Толкает к окну. — Валяй! Только молись, чтобы я тебя не нашёл. А я ведь найду! Найду и переломаю твои жалкие конечности, чтобы ты даже не думала о таких вещах, поняла, тварь? — парень заглянул в мои заплывшие глаза. — Ты меня поняла или нет, а? — Поняла, — всё-таки выговорила и упала на пол. В его глазах по-прежнему горел огонь ярости. Он отвязал платье, что находилось в конце моего сооружения и швырнул его в меня. Я взяла ткань и начала рассматривать. Пристально, детально, с надеждой взбесить его. Удалось. Гомункул неспешно, как-то развязно подходит ко мне. Холодные пальцы коснулись моей щеки, проскользнули по подбородку, задержавщись на нем на долю секунды... Его пальцы оставляли на моей коже невидимые линии от уголка губ к виску, легко коснулись мочки уха... На какое-то мгновение, я почти забыла, что значит время. Его пальцы, такие холодные и тонкие, сейчас, словно самая желанная плеть на свете. Энви запустил пятерню в волосы, пропустив немного прядей сквозь пальцы, остановился. Выжидал чего-то. Слишком быстро. Резко. Крепко схватив за волосы, приложил затылком к стене. И ещё раз. И снова. Пока веки сами по себе расслабились, когда взгляд стал почти пустым. Он остановился лишь когда с затылка по шее потекла горячая струйка крови. Я тихо скулила от боли, еле переводила дух, каждый вздох давала с трудом. Слишком больно. Я не видела его лица, но слышала его смешки. Радуется. Парень оторвал мою спину от стены, обхватив меня руками. Слишком нежно обнял меня и, уткнувшись мне в плечо, еле слышно прошептал: «Прости меня, птица». Убьёт? Спустя несколько секунд он опять запустил свою пятерню в мои, липкие от крови, волосы и нажал на затылок, откуда текла кровь. С уст сорвался кроткий вздох. Второй рукой сжал моё лицо, заставляя приоткрыть рот. Я слаба. Хочется окончательно закрыть глаза и провалиться в пустоту, но, словно читая мысли, он отклоняет мою голову назад, заглядывая мне в глаза. Ищет что-то. Ну и пусть. — Птица... — с диким удовольствием цедит он, растягивая уголки губ в кривой ухмылке. Его слюна стекает с его губ прямо мне в глотку. Как интеллигентно. Как ожидаемо. В горле комом встали ненависть и боль. Когда он заставил проглотить слюну, мне хотелось блевануть. Лишь бы избавится от этой мерзкой слюны и умереть от кровоизлияния в мозг. Но черта с два! Как только рана зажила он выпустил моё лицо, отцепился от меня облизывая свои губы. — Переодевайся и без глупостей, — равнодушно прохрипел он, — я буду за дверью. Ещё минут десять я сидела не двигаясь, пытаясь приди в себя. Когда мне стало легче, я натянула на себя это чёртово платье и вышла из комнаты. Гомункул стоял напротив двери со сложенными на груди руками и опущенной головой. Пока Энви вёл меня по длинному тёмному коридору, нутро предсказывало мне что-то неладное. «Только этого мне не хватало» — подумала я, почувствовав человеческие позывы. — Эн… Энви, — смущённо начала я. — Чего тебе? — фыркнул он. — Мне бы…мне бы к белому коню… — К кому, черт побери? — удивлённо переспросил он. — Мне нужно в туалет. — Боишься со страха обоссаться? — Ха-ха-ха, очень смешно. Придурок. — тихо буркнула я. Парень остановился и задумался. — Хм, я отведу тебя туда, а ты взамен выпьешь со мной вечером бутылочку вина. Меня передернуло. После всей этой беготни и побоев между мной и секси была огромная уродливая пропость. Она и так была большой, но теперь её размеры увеличались вдвое, а то и втрое. Удивление на моём лице выглядело комично и неестественно. Только что этот монстр чуть отбивную из меня не сделал, а теперь просит распить с ним бутылочку вина. Странно... Очень странно. — Я пить с тобой не собираюсь. Ты меня только что чуть не убил! — Во-первых, я тебя спас, а, во-вторых, не будешь пить — не будешь писать. — Прекрати так выражаться! Пару часов потерпеть ещё можно было, но стоит ли это того? — Ладно, по рукам, — в любом случае, я могла его обмануть. После похода к Великому сэру Джону я стала чувствовать себя намного лучше. Пока мы шли, мне захотелось поговорить с Энви. Он вновь походил на того милого мальчугана, что совсем недавно лежал на моей кровати. Убила ли я его тогда, если бы была такая возможность? Нет. Но почему? — А вот скажи, чтобы ты сделал с Яной, если бы они меня не пустили? — как бы невзначай поинтересовалась я. — Думаю, я бы её трахнул попутно избивая, а потом отпустил бы к тебе, — пожал плечами. После этих слов я с облегчением вздохнула: — Хорошо, что я здесь. — Для неё — да. — Слушай, зачем я тебе? Разве я не обуза? Гомункул резко остановился. — Слушай, ты мне что, в подружки набиваешься? — А мы бы могли общаться, не будь ты таким мерзким и пафосным. Будь в тебе сострадание и душа. — Мне друзья не нужны, поняла? Энви сжал руку в кулак, и я решила на время замолчать. Мы дошли до огромных дверей, ведущих в ещё не известную мне комнату. — Знаешь, иногда мне кажется, что она у тебя есть, — успела сказать я, прежде чем гомункул пропихнул меня внутрь. Он затащил меня в какой-то огромный зал, напоминающий тот, где раньше проводились балы и светские встречи. Вместо ламп горело множество свечей, придавая тусклый, мрачный свет этому помещению. С трудом, но я его всё же осмотрела. Длинные бордовые шторы прятали окна. В комнате находилось много существ: различные химеры и обычные, на первый взгляд, люди. Больше всех моё внимание привлёк толстенный лысый человек, который, облизывая большой палец правой руки, пожирал меня своими огромными глазами и спрашивал уже знакомую мне Ласт: — Можно её съесть? Я очень проголодался. — Обжорство, высунь палец изо рта! Нельзя её есть, глупое ты существо! «Нужно драпать!» — подсказывал мне мозг, но что я могла сделать? Могла, могла и сама это прекрасно знала, нужно просто перевоплотиться, но ведь и с этим у меня шанс всего пятьдесят на пятьдесят, да и часы сломаны. — Привет дорогуша, — голос восседавшей на троне особы отвлёк меня от рассуждений. Девушка. Лет на пять старше меня. Короткие тёмные волосы; ужасающие, будто мёртвые тусклые глаза с длинными густыми ресницами. Губы искривлены в дьявольско-гадкой улыбке. Сильно выделяющиеся скулы, полное отсутствие груди, сама вялая и бледная. До невозможности тощая, маленького роста. На ней бордовое платье в пол. При первом же взгляде на эту особу мне захотелось накормить её. Нет, правда захотелось взять чёртову ложку с едой и запихнуть ей прямо в желудок. Борща, котлеток домашних. Только по одному её внешнему виду я поняла, что она сумасшедшая. Вопрос лишь в том, насколько? — Ну, чего молчишь? Тебя что, родители совсем не воспитывали? Придя в гости, ты должна поприветствовать хозяина дома, представиться, а стоишь тут, как старый дряхлый пень и пялишься на меня. Ещё одна тварь вздумала меня манерам учить. Хах, уже смешно. — Я так понимаю, всё что происходит — твоих рук дело? Так вот, я к тебе в гости не напрашивалась, меня сюда один из твоих псов притащил, так что милостей от меня не жди. Кто ты и что тебе нужно от Лизы!? Я словила на себе целую кучу недовольных взглядов, пропитанных призрением. В комнате, в которую меня приволок Энви, стоял целый полк уже знакомых мне существ — химер — только более человекоподобных. Так же мои «друзья»: Варс и Ласт с толстячком, которого Похоть нарекла Обжорством. Неподалёку от них стояла ещё одна женщина, до ужаса похожая на Альфонса. На её левой груди был тот же знак, что и у всех гомункулов. Возле главенствующей здешних мест особы стоял мужчина пятидесяти лет. На месте левого глаза висела повязка. С иголочки военная форма, к поясу которой был пристёгнут меч в ножнах. Все они, все до единого, одаривали меня своим гнетущим взором. — Мда... А я уж надеялась с тобой подружиться, думала, выпьем вместе чаю, прогуляемся по парку, заберём у этой девчонки... как там, говоришь, её зовут? Риза? — О чём ты говоришь, тварь? — не успев договорить, получила пинок в спину от позади стоящего пальмообразного и упала на пол. Девушка встала и медленными шагами начала приближаться ко мне. Раздался жуткий громкий смех. Я сразу поняла, что Энви, по сравнению с этой стервой, просто аленький цветочек. Встав прямо напротив неё, заглянула в её глаза. Ничего! Пустые, холодные, бездушные. Ни боли, ни радости — в них не было ничего. Огромная чёрная бездна. Стало действительно страшно, страшно от того, что существуют такие люди. Она оттолкнула меня, и мне пришлось сделать несколько шагов назад, чтобы устоять на ногах. — Знай своё место, шавка! Меня зовут Данте, а ты теперь никто иной, как мой личный источник энергии. Если ты не будешь меня слушаться, я вырву твой поганый язык, отрублю твои жалкие ручки и посажу на цепь, как последнюю псину. А насчёт твоей подружки — она скоро будет здесь, и я уж постараюсь, чтобы перед смертью её гадкая душонка достаточно настрадалась. Ну так что, может, не будем тянуть процесс? Ты нам добровольно поможешь и тогда я обещаю, что её смерть будет быстрой и безболезненной. Девушка продолжала улыбаться, думая, что смогла запугать меня этими жалкими сказками. Она прищурила глаза, разглядывая меня и, видимо, ожидая ответной реакции. Тут-то я поняла, что, несмотря на весь холод её души, она боится. Боится, как маленький ребёнок. У неё есть надежды и мечты, в исполнение которых она свято верит, но при всей своей самоуверенности страх не покидает её. Вот оно, что-то человеческое кроме тела. — Ты серьёзно думаешь, что сможешь запугать меня этим? Да Энви сотни раз пытался. Делай со мной что хочешь, пытай, издевайся, да хоть убей! Я не буду прогибаться под тебя и твою больную голову. Лезвие оказалось у моего горла. Дабы подтвердить свои слова, я шагнула вперёд. Если бы этот дедуля не убрал меч, я бы захлебнулась в собственной крови, но я хорошенько поняла, что нужна им живой. По крайней мере, пока что, а иначе этот мужчина, не обдумывая, снёс бы мне голову. — Понимаешь, мне ничего не мешает в любое время привести сюда любого твоего знакомого и... Пойми, я знаю людские слабости. Так что следи за языком, милочка. Энви, Миллер, тащите её к тому кругу преобразования. Пальмообразное и химера, смеси человека и какой-то рептилии, взяли меня под руки и поволокли к огромному деревянному кресту, на котором был начерчен красный круг. Я даже и не думала сопротивляться. Союзников нет, бежать некуда. — Что дальше, Данте? — Дин, принеси-ка мне молоток и гвозди. «Молоток... Гвозди?» — сердечко ёкнуло. Псы Данте прислонили меня к стенке, растянув мои руки в разные стороны. Когда молоток оказался в руках у девушки, она медленными уверенными шагами направилась ко мне. — Держите её руки так, чтобы ладони были повёрнуты ко мне. «Чёрт, она меня что, распять решила?!» — от этих мыслей у меня начало сводить желудок. Я почувствовала дрожь в ногах. — Ты что делать собралась? — спросил Энви и чуть было не отпустил руку, но, как только я попыталась высвободиться, схватил моё запястье пуще прежнего. — Хочу проверить верность её слов, да и просто захотелось поразвлекаться, — искривив рот в издевательской улыбке, девушка приставила гвоздь к моей ладони. Взмах и... Я отвернулась, чтобы не смотреть на это. Боль... Жуткая боль... Не было даже и мысли, чтобы сдерживать всё в себе. Она притупила моё сознание. Раздался громкий душераздирающий крик, слёзы хлынули из глаз. Ещё один удар, и гвоздь полностью вонзается мне в руку. — Чёрт! — не сумев сдержать выпалила я. — Ну что, нравится? — и снова этот гадкий, издевательский смех. — Заткнись, мразь! Хватит! Прекрати смеяться! Чужие страдания — это не повод ржать! — сквозь слёзы проговариваю я. Нет-нет, не с надеждой на то, что она прекратит, а на то, что после сказанных слов мне станет легче. Девушка замолкла, вновь посмотрела на меня своим равнодушным пустым взглядом и направилась к той руке, что держал Энви. Я посмотрела на него, мысленно умоляя: «Помоги мне». Гомункул не улыбался, он был совершенно серьёзен. В его взгляде не читалось ни призрения, ни жалости. Скорее это был взгляд матери, чьему ребёнку делают укол. Взгляд, в котором читается: «Потерпи, малыш, так надо». Когда Данте приставила гвоздь ко второй ладони, я, закрыв глаза, опустила голову вниз, сжала зубы и затаила дыхание. Секунда, две, три и боль накатывает с новой силой. Я пыталась, пыталась изо всех сил, но не смогла сдержаться. Вновь крик и слёзы. Я уже плохо соображала, что происходит. Энви и химера отпустили мои руки, теперь их держали гвозди. — А те-е-епееерь, самое интересное! Что могло быть интереснее, чем вбивать гвозди в руки шестнадцатилетней девушки? Слишком много побоев за один день. Хотя, наверняка, после всего Энви снова залатает меня, не оставив ни единого шрамика на память. Что? Что она будет делать? Девушка подошла ко мне вплотную и провела пальцем по окровавленной ладони, собирая багровую жидкость, после чего слизнула. Данте положила руку мне на грудь и провела вертикально вверх, остановившись между ключицами. Она что-то начала рисовать на мне, моей же кровью. Закончив, девушка принялась любоваться своим творчеством. — Приготовься испытать настоящую боль, — с этими словами Данте хлопнула в ладони и прикоснулась ко мне. POV Энви Раздавшийся крик я слышал впервые. Он был громким, звонким и возбуждающим, исходившим из самых глубин физической боли. Я думал, что, услышав этот крик, моя тяга к ней утихнет. Я думал, что мне нравится её боль, но нет, это лишь больше разожгло огонь страсти, находившийся во мне. Мне хотелось унизить её, причинить ей такую боль, после которой ни один человек не смог бы выжить, но после, мне хотелось обнять её и утешить. Я не мог влюбиться. У меня нет души. Тогда что это за странное чувство, которое тянет меня к ней? Я наблюдал за гримасой боли на её лице, которая менялась каждый раз, когда я вздыхал. Даже такую боль она пыталась держать. Пыталась, но как всегда не могла. Она была сильнейшей из слабейших. Мне хотелось заполучит её всю. Заполучить и покончить с этими чувствами раз и навсегда. Данте хорошела на глазах. Её губы порозовели, кожа приобрела здоровый цвет, а сгнившие участки тела начали обрастать плотью. Ей стоило бы остановиться на этом, но она лишь сильнее поднатужилась, чтобы восстановиться полностью. Но даже судьба решила, что ещё рано для этого. Снежана выдернула руки. Не думаю, что осознанно, и упала, сбив Данте с ног. Когда я подбежал к девчонке, она была без сознания. Я мигом принялся её лечить. Мне так не хотелось, чтобы она умерла от потери крови или заражения. Она должна умереть от моих рук. Данте смотрела на меня ревнующим взглядом, но понимала мои действия. И гадала, что именно я испытываю к этой птахе, но, всё-таки вера в моё бездушие выигрывала. Люби я её, подверг бы таким испытаниям? Пока я нёс Снежану обратно в комнату, за мной увязался Гнев. — Энви, гад, из-за тебя она страдает. Я отвесил ему хороший пендель в знак своего безразличия. И пошёл дальше. — Ах ты, мразота, ты мне обещал, что ничего с ней не случится! — А ты небось влюбился? Я ничего плохого твоей Яне не сделал, так что возвращайся назад и продолжай лизать её, пока не стало поздно. — Ты знаешь, что Данте выкачает из неё всё до последней капли и прикончит? Его слова привели меня в ярость. Я бросил девушку на кровать и вышел из комнаты, поволоча Гнева с собой за шиворот. — Я с ней договорился, девчонка умрёт от моих рук. — Нет, она тебе не доверяет. Тяжело вздохнув, я задумался, как разрешить эту ситуацию. Девку нужно прятать, да там, откуда её сам дьявол не достанет, да так, чтобы ещё и не рыпалась, когда приведу Лизу к Данте. Или Данте к Лизе. — Знаешь, что? Есть одна идейка. Проведи Яну сюда, пусть спасёт Снежану, потом спрячешь их обоих где-нибудь подальше отсюда. Яна искупит свою вину, и мы оба получим то, чего хотим. — Это слишком рискованно. Если она попадётся Данте, та её сразу убьёт. — Если эта шкура будет делать то, что я скажу, всё пройдёт как надо. — Ладно, а что с вратами? — Те, что открывает Данте для неё безопасны. Я отвлеку хранителей, а ты уведёшь её. — Хорошо, когда? — молокосос окинул меня недоверчивым взглядом. — Через три дня мы выходим на проверку Лизы, тогда всё и проведём. Паренёк кивнул мне и побежал по направлению к своей комнате. — Маленький драчун, — усмехнулся я ему вслед, но он этого уже не услышал. Я зашёл обратно в комнату и присел на кровать рядом со Снежаной. Подумывал стянуть с неё платье, но потом передумал. Для выполнения нашего плана мне нужно было втереться ей в доверие, а для этого не стоило творить глупостей. Да и как же после всего сладко будет её разочарование. Я закрыл окно и пошёл прогуляться. Время было уже шесть часов вечера, да и дел скопилось предостаточно.