The game of Truth (Год с героями FMA)

Дом Мазаевых. Подвал. Да, давно он не был в таких ситуациях, лучше даже сказать, что это был его первый раз. Впервые став чьим-то заложником, он всё ещё улыбался, чувствуя себя победителем. Потеряв значимую часть красных камней, он не мог делать ничего, кроме как отдыхать на холодном каменном полу. Да ещё и эти чёртовы останки… Где Серёжа их только раздобыл? Напротив него стоял стул, на котором благородно восседал явно скучающий Сергей, в руках которого, как обычно, находилась книга. Его глаза быстро бегали по строчкам, не останавливаясь на окружающем мире. Вика тем временем взволнованно ждала, пока ледяной взгляд выйдет за границы книги, а Максим нервно докуривал последнюю сигарету, что была у него. Девушка пыталась бороться с его дурными привычками, но все они заканчивались необъяснимыми вспышками гнева Макса. Чуть тронь его, как он тут же, сам того не ожидая, перевоплощался и наставлял свой глок на обидчика. — Знаешь ли ты, Энви, что такое любовь? — вдруг парень наконец-то отвлёкся от книги. Гомункул промолчал. Откуда ему знать, что такое любовь? Для него это лишь жалкое чувство, что делает людей смертными и слабыми. — Джордано Бруно писал, что любовь — это огонь, зажигающий душу. Вот мне интересно, что же всё-таки зажглось в тебе, бездушное ты существо. — Ты думаешь, что я влюбился в этот бесполезный мусор? — Боже милосердный, — взмолился парень, поднимая руки к бетонному небу, — пойми, ты можешь обманывать кого угодно: Снежану, Данте, себя, наконец, но не меня. Я вижу тебя насквозь, но пойми: она моя, и только. Оставьте нас, нам нужно поговорить по-мужски. — Но… — только и успела возразить Вика. — Никаких «но», Викусь. Если у тебя есть к нему какие-нибудь претензии, выскажи их сейчас, иначе потом будет поздно. Девушка подошла к Зависти и кулаком ударила его по лицу с такой силой, что ему пришлось сплёвывать кровь из-за удара. Его взгляд мгновенно сменился на грозный, говорящий: «Только попадись мне, малявка, и я тебя в порошок сотру». — Клянусь, я убью тебя, тварь! — бросила она, не обращая внимания на его горящие от гнева глаза. Когда парочка покинула помещение, Серёжа ухмыльнулся и с презрением оглядел Энви. — Только взгляни, на что ты стал похож. Великий и ужасный гомункул Зависть, беспощадный убийца с маниакальными наклонностями, великолепный любовник и сын печально известных хранителей врат Данте и Хоенхайма. Сколько дел они натворили, познакомившись с Истинной, м-м-м, так много работы предоставили нам в поисках правды, а за всё спасибо умершему сынку. Ты стольким людям сломал жизнь и продолжаешь в том же духе, ответь же, как спустя столько веков ты так и не осознал главное: существо без души не может быть самым сильным, это, увы, привилегия людей. Например, таких, как Элрики. Душа в единой работе с разумом делают их непобедимыми. А ты, поддавшись чувствам, оказался здесь, а Снежана там. И я могу понять её, мозгов с гулькин нос, но ты — ты по определению другой. С твоим неумением сочувствовать другим, а испытывать лишь гнев и ярость разум всегда должен держать верх. Прошло так много лет, и ты вдруг решил раскинуться всеми фибрами души. Она убьёт тебя быстрей, чем ты её, ведь ты не способен любить, зато сполна получаешь всю боль, что преподносит это страшное чувство. Пойми, меня совсем не колышут ваши семейные отношения и игра в кошки мышки, — на несколько секунд он замолк, а потом выплюнул: — Мне наплевать на Лизу, так как её смерть не нарушает правил этого мира. Мне нужна лишь моя сестра, чтобы она, живая и здоровая, разгребала месте со мной всю ту хрень, что преподносит нам Истина. Честно, её игры меня порядком достали, она, сучка та еще, будто кино смотрит, наблюдая за каждым, но для нас это больше чем игра — это наша жизнь. Нет смысла тебя дальше здесь держать, разве что из-за личной неприязни, но я не привык руководствоваться ею. Яна уже наверняка мертва, а Снежана гуляет по улицам Аместриса в поисках Уинри Рокбелл. Хорошо, что та приехала в Централ. — Яна мертва? — переспросил Энви. — Да, а ты разве не помнишь, как сам лично сказал ей о том, что единственный способ спасти Снежану — это умереть у неё на глазах? — И это ты ещё меня мразью называл? — Тебе объяснить, что значит ложь во благо? — Всё, я уже понял, что ты очень умный, ещё тогда, когда заметил ту дрянную девку в кустах. — Как проницательно с твоей стороны, однако. Но сейчас не о моих умственных способностях. Серёжа, спокойно встав, подошел к гомункулу и поднял коробочку, лежащую подле него. Энви с нескрываемой злостью содрал прикреплённые к стене оковы. Его обуревало чувство ярости. Этот подонок знал все его шаги, он просчитал их, ждал его прихода и этого мелкого уродца. Он держал Энви лишь для того... Для чего он его держал? Для того чтобы никто не помешал убить Яну? Что теперь? Он обо всём знал. Энви прошёл мимо улыбающегося Серёжи, еле сдерживая себя, чтобы не размазать его смазливое личико по стенке. У обладателя такой внешности наверняка было много поклонниц, и Снежана не могла быть исключением. Стоит лишь её подтолкнуть. Он позволил Яне умереть, а теперь хочет подставить Энви, чтобы огородить её от него, чтобы она больше не краснела, когда его рука ложилась ей на талию или когда его губы тянулись к её. Энви делал всё для того, чтобы она его ненавидела, но при этом любила и доверяла, он вёл двойную игру, и всё это ради удовольствия. Того самого удовольствия, когда он наконец-то покажет ей, кто в её жизни главный. Он заставит её страдать, даст почувствовать настоящую боль, выбьет из неё всю дурь и, наконец, прикончит её раз и навсегда. Да, он убьёт её, но только тогда, когда полностью сломает в ней стержень, когда утолит свою жажду. Он прикончит Снежану только тогда, когда она из последних сил будет умолять его об этом, истощённая физически и морально, вся мокрая от слёз и пота... морально... и физически... Он не раз представлял, как его рука маневрирует вдоль её тела. Он то душит её, убивая физически, оставляя на шее синие пятна от прикосновений к нежной шее сильных рук, то спускается ниже, чувствуя её влажную промежность, играя с её половыми губками и возбуждённым клитором, будто на пианино, легко и утончённо убивая её морально. Он представлял, как она стонет, съёживается от каждого его прикосновения, прерывисто дышит, умоляет его не делать этого, не трогать её. Она плачет... Умоляет. Плачет. Умоляет и плачет, но он не останавливается. Она его любит, и он это знает, она должна поплатиться за эту любовь, и при этом он должен избавиться от саднящего чувства, что играет то в груди, то чуть ниже живота, а иногда и там, и там одновременно, когда она рядом. Он покончит с ней и этими чувствами раз и навсегда! — Это наше с тобой дело, так ведь, друг? — Так, друг! — ответил Энви, акцентируя внимание на последнем слове. «Нет, читать мысли он не умеет, — думал Энви, поднимаясь по ступенькам, ведущим навстречу свободе, — ещё как не умеет, все его домыслы построены на логических умозаключениях, и если бы только я не закрывал на него глаза, не проходил бы мимо каждый раз, когда он встречался на моём пути... Да, он чертовски умён, но ведь она его слабое место. Стоит лишь подмять её под себя... Да, пусть меня она теперь будет ненавидеть, но перед ним — перед ним она устоять точно не сможет. Она не догадалась. Он да, но она-то нет. Что же, подыграю тебе, дорогой друг, она будет ненавидеть нас обоих». Выйдя на улицу, гомункул сменил облик и, достав из кармана сигарету и зажигалку, прикурил. Уходя дальше в лес, он прекрасно знал, что за пешка поджидает его на пути, и уже придумал, что сделает с ней.

***

— Смени облик! — потребовала девушка, смело взглянув в родные серые глаза, мгновенно сменившиеся на аметистовые. И ведь красивые... Парень самодовольно усмехнулся, закинув голову к небу. Вся ситуация его порядком веселила, и гомункул ждал, чего же вытворит его новая игрушка. Заплачет? А может, пустится на самотек? Веселье. Безудержное веселье. — Не обольщайся, понять это было проще, чем отнять конфету у ребёнка, — фыркнула Вика, складывая руки на груди. — Конечно же, это было легко. Так же легко, как и мне понять, что ты знаешь. Но, к сожалению, моя дорогая, ты знаешь не всё. К твоему сожалению. Он всю дорогу знал, что она знает, когда она открывала врата, и пока он вёл её до этого злосчастного места, он всё знал. — Иди уже, Выскочка, — гомункул подтолкнул девушку к лестнице. Вода стекала по стенам на неровный бетон, и девушке приходилось опираться на стену, лишь бы не полететь носом вниз. — Поживее там, не к алтарю идёшь! — недовольно поторопил гомункул, толкнув Вику. Нога соскользнула, и девушка кубарём полетела вниз по скользкой лестнице. — Что ты творишь, черт побери? — крикнула девушка, скалясь и растирая ушибленные места. Локти и колени простреливало жуткой болью. Тем временем уверенно спускался сам виновник торжества, похлопывая в ладоши. — Браво, красивый пируэт. Пять за артистизм, четыре за технику. На последней ступени не дотянула носочек. Досадно. — К черту иди, мразь. Что тебе нужно? — сплюнув, девушка поднялась, гордо взглянув на гомункула. — Знаешь, — тихо прошептал он ей на ухо, прикасаясь ледяными пальцами к ее шее, — все очень и очень просто, — лизнул мочку уха, прикусив ее зубами и чуть оттянув, — тебе просто нужно уснуть! — изо всех сил впечатал голову Вики в бетонную стену, а затем отошёл на шаг назад, позволив упасть её телу. Брезгливо отряхнув руки, Энви пару раз пнул под рёбра свою игрушку. — Ужасное развитие событий. Ужасное, конечно же, для тебя, моя дорогая. — Вы, людишки, глупые, самодовольные, гордые, — растягивал каждое слово Энви, — сколько же можно вестись на одну и ту же уловку из года в год. Мозгами хоть бы пораскинули ради интереса, — причитал он, оттаскивая тело к противоположной стене, — но нет же, нужно тупо упрямиться, — продолжал он, аккуратно усаживая её к стенке. — Остановись, — вяло прошептала девушка, — ты пожалеешь об этом, — тихий стон от боли, — я убью тебя... — Оптимизм закаляет, повторяй это почаще. Люблю оптимистичных идиоток, — гоготнул парень, вводя тонкую иглу под кожу предплечья, — ведь так ещё приятнее превращать ваши жизни в самые страшные кошмары. — Убью... — шептала Вика, совершенно не ощущая власти над собой и телом. Руки с трудом отрывались от пола, что мало чем могло ей помочь. — Что это? — Полезная склянка, вовремя позаимствованная из пятой лаборатории. Слабая версия подавления действий. Замедленная реакция и всё такое. — Тварь... — Ох, так ты ещё можешь говорить? Удивительно, что эта чертовщина так легко подействовала на тебя. Лошадиная доза, — восхищенно присвистнул гомункул, отшвырнув использованный шприц в мусорный пакет в противоположном углу. Девушка с трудом различала цвета, жмурилась, когда взгляд натыкался на расплывчатую лампочку на потолке. Ощущение, словно выкурила пачку сигарет за раз. Голова кружилась, мысли не кучковались. — Раз до сих пор можешь говорить, раздевайся сама, — безразлично бросил он, отворачиваясь к столу. — Что? — испуганно промямлила девушка. Почувствовав нотки страха в её голосе, гомункул оживился, испытывая бывалое наслаждение, наконец-таки добившись своего. Из-за этой гребаной Данте он уже совсем позабыл, каково это — забавляться с очередной игрушкой. Куртизанок он ненавидел больше всего, поэтому закончившийся ими день считался неудачным. Больше всего он любил романтичных девственниц. Ему совершенно не составляло труда перевоплотиться в их идеал. Разбивать их сердца неоправданной надеждой было лишь закуской. Самый смак наступал, когда на глазах появлялись слёзы, а из глотки вырывались мольбы о пощаде. Гомункул привычно давал жертвам фору, чуть ослабляя верёвки, наслаждаясь их глупыми попытками выбраться из страшного подвала. Но ни одна из них так и не смогла увидеть белого света, единожды спустившись сюда. Смерть была отличным десертом. Бездыханные истерзанные тела с застывшими стеклянными глазами и гримасой боли на лицах доставляли ему нескончаемое удовольствие. «Лишь бы не перестараться», — думал Энви, глядя на инструменты пыток, при этом прекрасно понимая, что, оставив её живой, придётся искать новое убежище для свершения грязных желаний. — Я сказал, снимай свои тряпки. — Нет! — девушка попыталась встать, но сил и впрямь хватало лишь на разговоры. Она еле удерживала создание, хватаясь за любую соломинку трезвого ума. Вика пыталась детально запомнить это место. Она все ещё верила, что сила внутри неё проснётся, давая не только шанс бежать отсюда, но и покончить с мразью раз и навсегда. Или же хоть кто-нибудь, будь это её любимый Макс или хотя бы Серёжа, как всегда, окажется рядом и поможет ей. Нет, лучше Серёжа, не хотела она, чтобы Максим застал её в таком виде. Каждую минуту девушка корила себя за самонадеянность, гордость. — Ты не сделаешь это. Серёжа тебя убьёт! Чуть пошатываясь, он обернулся с маниакальным блеском в глазах, оглядел каждый сантиметр тела девушки и, выпустив воздух сквозь сжатые зубы, довольно улыбнулся. Он медленно взял нож со стола, влюбленно оглядев острие лезвия и проведя кончиком пальца по нему. Появившаяся ранка быстро зажила, не оставив и следа от пореза. — Превосходно, — восхищённо и взбудораженно прошептал он, покрепче сжав рукоятку. Девушка тихо простонала, трудом поджав ноги, желая отгородиться от гомункула, не дать ему всю власть. Тот подошёл, опускаясь рядом и нависая над Викой. Любовно провёл кончиком ножа по розовой щеке, спускаясь ниже, к шее, затем к ключицам, и наконец добрался до главной цели. Пуговицы отрывались одна за другой, с глухим стуком падая на пол. — Нет, нет... — шептала Вика сама себе, пытаясь как можно реже закрывать глаза, чтобы окончательно не потерять сознание, хотя сейчас она об этом просто мечтала. Спустившись к джинсам, подсунул нож и резко отдернул руку, разрезая ткань, при этом не затрагивая детские хлопковые трусики. Увидев их, Энви усмехнулся, еле сдерживая порыв смеха. Его зелёные волосы падали ей на лицо, щекоча кожу. А лезвие тем временем спускалось всё ниже, нежно прогуливаясь по промежности, заставляя девушку вздрагивать. Ах, если бы она могла пошевелить хоть пальцем! Энви провёл ножом по внутренней стороне бедра и остановился чуть выше колена. — Умоляй, — ухмыльнувшись и прищурив аметистовые глаза, приказал Энви. — Нет, — не переставала шептать она. Тогда гомункул слегка приподнял руку и, остановившись всего лишь на мгновение, резко вонзил лезвие в плоть. Энви упивался неистовым диким воем загнанного в угол зверя. Этот крик все сильнее возбуждал парня. Медленно вытянув нож, гомункул харкнул на открытую рану, дабы немного залечить её. Поднявшись с колен, вернулся обратно к столу. Он точно знал, с чего начнёт; так как жертва сегодня была необычная, он и решил относиться к ней необычно. — Ну, раз умолять ты не хочешь, значит, рот тебе не особо нужен, — руки потянулись к кляпу-рамке на чёрном ремешке, — раз дама настаивает, — гомункул не особо заботился, когда затягивал ремешок посильнее. Туманка, застилающая разум, постепенно отпускала. Нет, не сразу. Понемногу, словно дразня. Тело все ещё не поддавалось управлению, но сознание очищалось. Непонятно, на счастье или на горе. — Сколько же с тобой мороки, — недовольно поворчал Энви, наматывая спутанные пряди волос на кулак и поднимая тело девушки. Вика что-то слабо простонала, скорчив гримасу боли. Сглатывать с каждым разом становилось все труднее, челюсть постепенно сводило. — Приступай, — удовлетворенно сказал Энви, делая то, чего боится каждая женщина, попавшая в руки к маньяку, — доставая свой напряжённый от возбуждения член. Пусть лучше сразу прикончит, нежели сначала заберёт то, что каждая так трепетно бережёт для любимого человека и отдаёт только ему. С трудом широко разлепив глаза, Виктория испытала отвращение, когда головка члена коснулась её нижней губы. «Максим», — голос в голове твердил только это раз за разом, вызывая ещё большее отвращение. Крепче сжав светлые волосы в кулак, гомункул толкнулся вперёд. Язычок девушки пару раз лизнул головку члена, заставляя парня томно вздыхать. Вику начало подташнивать, когда гомункул вошёл полностью, а головка коснулась её глотки, заставляя корчиться в рвотных позывах. На глазах выступили слезы. — Смотрю, нравится, грязная шлюха, — гоготнул парень, — сколько тебя уже нагнуло? Пять? Десять? А к минету так и не приучили, — изобразив досаду, сыронизировал он. «Блевану», — на мгновение показалось девушке, и впервые она была уверена в своих решениях. Энви продолжал толкаться, поддаваясь чудесному наслаждению. Подушечки пальцев кололо, казалось, что ещё немного — и он оставит свою затею. Просто трахнет её и оставит здесь, запертую в сыром подвале, голую, сломанную. Нет. Рано. Не сейчас. Сделав ещё пару толчков, Энви кончил ей в глотку. Опустив указательный и средний пальцы Вике в рот, он обмазал их в собственной сперме и с наслаждением стал размазывать её по лицу девушки. С беззаботной улыбкой, словно ребёнок, он не отвлекался, не обращал внимания на стоны. Он отпустил её волосы, и девушка снова встретилась с полом, и из её рта вырвался вчерашний ужин, приправленный спермой гомункула. Она хотела что-то сказать, но кляп препятствовал этому. Девушка издавала непонятное, но возбуждающее гомункула мычание. — Будь собой довольна, крошка, ведь именно сейчас здесь находишься ты, а не какая-нибудь другая шлюшка. Знаешь, считай, что ты спасла им жизнь. Дай угадаю, это Серёжа сказал поджидать тебе меня, дал наводку и совершенно забыл уточнить, что какая-то маленькая дрянь сбежала. Он был прав и понял это по испуганному взгляду Вики. — Ой, прости, тебе, наверное, тяжело говорить с этим во рту. Пойми, обычно я не разговариваю со своими жертвами, — парень медленно подошёл к Вике и расстегнул ремешок кляпа, но не дал ему упасть на пол, а повесил на шею девушки: уж очень ему нравился этот аксессуар, — обычно они кричат и умоляют, чтобы я не делал им больно. И мне это нравиться больше, чем глупое мычание, но ты, милая, должна понимать, что иногда мне нравится, когда такие гордые шлюшки, как ты, не могут сказать ни слова. Кляп в этом хороший друг, не так ли? — спросил он, ухмыляясь. Вика молчала, она обдумывала слова гомункула. Неужели Серёжа и впрямь всё знал и специально направил её в лапы этого ублюдка? Но зачем? Чтобы проучить её? Чтобы она больше не лезла, куда не следует, или это всё на благо жизни других? Зачем? — Ну что, ты готова умолять? — сев на корточки и заглянув ей в глаза, спросил он. — Сдохни, мразь! Сдохни! — слёзы вновь хлынули из глаз, и девушка почувствовала, что её таз приподнимают. Энви, недолго думая, запустил указательный и средний пальцы в сухую дырочку, а большим стал массировать клитор. Вика взвизгнула от резкой боли, но спустя несколько секунд почувствовала, что боль уходит, а её место занимает приятное чувство, которое она испытывала каждый раз, когда занималась любовью с Максом, но сейчас не было никакой любви, сейчас было лишь жестокое изнасилование. Когда девушка, наконец, стала достаточно мокрой, гомункул вновь достал огромный пульсирующий член и, не стесняясь, всунул его до самого конца. Вика вновь почувствовала боль, но она была намного сильнее, чем предыдущая. Стенки её влагалища разрывала огромная горячая плоть, и она всё это прекрасно чувствовала. Девушка не переставала кричать и плакать, пока он быстро шевелил бёдрами. — Заткнись, сука! — парень заорал и сильно хлестанул девушку ладонью по заднице, отчего на ней остался огромный красный отпечаток. — Либо заткнись, либо умоляй! — приказывал он, не переставая двигать тазом, взад-вперёд, взад-вперёд. Увидев, что девушка закусила губу, он понял, что пока она ничего не собирается говорить. Не закончив, он вновь выпустил девушку из рук и двинулся к столу. Взяв вибратор, гомункул опять прильнул к дрожащему телу. Включив вибратор на полную мощность, он вставил его во влагалище девушки, и она вновь ощутила что-то приятное, отчего заплакала. Её насилуют, ей не должно это нравиться, так почему же она так сильно течёт и громко стонет? Вновь подойдя к столу, Энви взял с него две железные прищепки с колокольчиками на концах. Гомункул подвязал руки девушки к цепи и поднял её так, чтобы та стояла на ногах. Он провёл корой по её маленьким грудям и вновь спустился к клитору. Немного помассировав, подтолкнул дальше вибратор, что почти выбрался из мокрой щели. Энви прицепил прищепки к соскам девушки, и, помимо её стонов и жужжания вибратора, по комнате пролетел звонкий звук бубенчиков. Плюнув на руку, гомункул растер слюну на своём члене, затем медленно принялся проталкивать его в маленькую дырочку. У Вики не осталось ни сил, ни желания кричать, она лишь стонала от усталости, стыда и удовольствия. Парень до конца ввёл член и принялся аккуратно двигаться. Хоть гомункул и лишил девушку анальной девственности, крови не было. Образовавшиеся ранки мигом затягивались от слюны гомункула. Энви держал девушку за шею, прикрыв глаза, дышал ей на ухо, целовал её в шею. Перед ним уже была не Вика, нет, не Вика, а та самая дрянь, что вызывала странное чувство в области груди и чуть ниже живота. Но, вновь услышав сдавленный стон, он вышел из транса и понял, где и с кем находится. От неожиданности он даже остановился и вдруг услышал ту самую фразу: — Умоляю, хватит! Сделав пару быстрых глубоких толчков, он кончил. Его настроение вновь испортилось. Он освободил девушку от цепей, и она с грохотом рухнула на пол. Посмотрев на Вику с презрением, он наступил ей на колено. Послышался хруст ломающихся костей и пронзительный крик девушки. Он в который раз оглядел её бледное, голое, трясущееся тело и заплаканные глаза. Оставив её на холодном полу, гомункул просто ушёл. — Пусть сама выбирается, если не сдохнет, — буркнул он себе под нос и закрыл дверь в страшный подвал.