***
Смельчак идет, смеется, Ни разу не споткнется. Нельзя ему споткнуться — Под куполом канат! Он может по канату Пройтись, как по Арбату, Пройтись и повернуться И пробежать назад!
Как я и думала, когда апрель начал вступать в свои права, погода радовала исключительно теплыми и погожими деньками, а о снеге уже можно было давно забыть, труппа цирка снова собралась в одном из парков на краю города. Вообще, было довольно просто найти нужных мне людей — все-таки, только в одном месте собираются самые необычные люди и самые яркие (я бы даже сказала кричаще-яркие) повозки. Мы простояли в этом месте несколько дней, собирая людей, которых не хватало, и запасая провиант для длительного путешествия в следующий город. Также все, кто должен выступать, усиленно тренировались. Довольно печально, что я немного утратила свои навыки за эту зиму, но все не так печально, как я боялась. А все остальное я смогу очень быстро восстановить — просто надо приложить немного больше усилий. За это время, которое я провела вместе с Миам и Таном на стоянке в цирке, я уже успела выяснить, что погибло еще двое наших. Один — тот самый старичок-ветеринар, который скончался в своей постели от сердечного приступа, не приходя в сознание. Как же рвал и метал директор цирка, когда узнал о таком. Все-таки, ветеринар в двадцатом веке не слишком популярная и прибыльная профессия, особенно в Европе. Ну, то есть в эту профессию идут только те, кто действительно любят животных, а не те, кто желает на этом подзаработать. Образование сейчас само по себе дорогое, а учитывая, что оно еще и с медициной связано… Ну, директору и правда будет весьма и весьма непросто найти себе ветеринара, чтобы он мог осматривать животных и правильно лечить их. Да и ему придется выложить очень круглую сумму для того, чтобы хоть кто-то согласился отправиться с нами. Но, если что, этого старичка я не трогала. Он сам умер от сердечного приступа. Конечно, я обижена на него за то, что он подтвердил, что смерть Адель была самоубийством, но кто бы на его месте не сделал иначе? Его работа ветеринаром в цирке — единственная должность, на которую он мог рассчитывать. Все-таки, он был уже слишком стар, чтобы работать в каком-либо другом месте. А сказки про доктора Айболита… Конечно, они, без сомнения, действительно очень милы, но не в его возрасте. Тут возрастной порог — пятьдесят пять-шестьдесят, не больше. В его возрасте на пенсию бы. Вот только жаль, что, учитывая, что в этом мире творится, никакая пенсия ему не светит. И, кажется, ближайшие года два-три светить не будет. Вроде бы, первую пенсию во Франции начали выдавать в тысяча девятьсот десятом? Как бы то ни было, было совершенно очевидно, почему тот с таким рвением держался за свое место. Если кто-то не мог больше работать и у него не было родственников, которые смогли бы о нем позаботиться, этого человека ждали лишь улицы, голод, холод и смерть. И, хотя я действительно не причастна к гибели этого старичка, я не могу не мстительно радоваться тому, что у директора цирка появились серьезные проблемы. Все-таки, без ветеринара, который сможет заботиться о животных и лечить их, в случае чего могут возникнуть очень серьезные проблемы, которые могут привести к огромным затратам вплоть до покупки новых зверей. Совершенно неудивительно, что директор цирка настолько сильно зол. Я бы тоже злилась, если бы практически все планы пошли насмарку. К тому же, злости ему добавляет, что второй жертвой этой зимы стал наш главный силач, который всегда был самым нижним звеном пирамиды и на чьих могучих плечах покоились все успехи невероятных номеров. Ну, тут я тоже не виновата. Более того, к его смерти привела всего лишь череда нелепых случайностей, так что я, даже если бы захотела ему специально подгадить, хотя мистер Бин ничего мне не сделал, то не смогла бы придумать способ более простой и одновременно действенный. Мистер Бин умер от заражения крови из-за инструмента, с которым работал на одном из местных заводов. Не знаю, что именно там произошло, но те, с кем он делил квартиру, которую снимал зимой, шептались, что под конец его боль не смогли снять даже самые сильные лекарства. Подозреваю, что у него была гангрена, которую заметили слишком поздно. Я даже слышала, что ему хотели отрезать зараженную конечность, чтобы спасти, но мистер Бин знал, что тогда потеряет работу в цирке. Да и другую работу ему найти будет непросто. В итоге он отказался от операции, и лишился своей жизни. А жаль. Мистер Бин был хорошим человеком, и мне нравился, как тот, кто заботился о Тане и Миам, пока я была на репетициях или выступала. Уверена, что директору будет не так-то просто найти им замену. И если каким-то чудом ветеринара ему еще удастся отыскать достаточно быстро, то вот силача… Все-таки, не каждый могучий мужчина может стать силачом в цирке. Именно поэтому директор настолько сильно злится, что с трудом сдерживает свое желание сорваться на ком-то. У меня нет сомнений, что он разобьет несколько вещей в своей повозке, когда останется в одиночестве. И хорошо, если только их, а не все, что есть там. Впрочем, у него наверняка столько денег, что он легко восстановит ее, если понадобится. И несмотря на это, я не могу не еле заметно улыбаться, радуясь тому, что директора явно настигла карма. Конечно, мне немного жаль умерших (особенно Тома и мистера Бина), но меня радует, когда у этой сволочи не все так гладко, как он рассчитывает. И я точно позабочусь о том, чтобы в дальнейшем у него было как можно больше проблем. Я никогда не прощу ему смерти Адель. Не могу и не хочу прощать. Он обязательно поплатится за все, что натворил. Иначе и быть не может.***
Как я уже говорила, мои иллюзии нестабильны и не могут долго держаться в материальном состоянии, чтобы не вызвать какое-либо подозрение, но теперь, когда мне не нужно заботиться о собственном пропитании и пропитании Миам и Тана, а также о крыше над головой, я могу практически все свое свободное время посвятить тренировкам. Пусть я смутно пока могу представить итоговый результат, который хочу получить, но я хорошо знаю, в каком именно направление мне нужно двигаться. И четко понимаю, что нужно сделать, чтобы наслать кошмары, которые высасывали из человека все соки и силы. Конечно, если бы на его месте был бы кто-то другой, я бы даже не подумала проворачивать такое — невероятно большой риск причинить слишком большой вред тому, у кого будут такие сны. Но это ведь директор цирка… Именно тот человек, которого я ненавижу больше всего на свете. Так что у меня нет причин бояться ему навредить. Более того, все свои эксперименты я буду проводить именно на нем. Он не тот человек, который заслуживает снисхождения или сочувствия. Думаю, именно тут у меня получиться развернуться на полную… Насылать на кого-то кошмары… Это очень тонкие манипуляции, где ты должна быть максимально сосредоточена. Ты должна продумать сюжет кошмара и потом тянуть за тонкие ментальные нити, которые не видны никому, кроме меня, и начать вязать его, словно шарф или свитер спицами. Это не так просто, как выглядит со стороны, но если не отвлекаться и уловить, как делать это максимально быстро и эффективно, то все пойдет на лад. Разумеется, более опытный Пламенник Тумана даже не стал бы этим заморачиваться — ему вполне хватило бы изо всех сил пожелать наслать на этого человека кошмар и представить, что именно он хочет показать. Но я слишком неопытна, чтобы делать это без дополнительных этапов. Было бы неплохо, если бы у меня был учитель, который смог бы обучить меня нужным навыкам, ведь на одних знаниях без должной тренировки далеко не уедешь… Но, к сожалению, у меня нет никого, кто смог бы взять на себя мое обучение, так что мне придется самой потихоньку осваивать все. Именно поэтому я начинаю с плетения, постепенно переходя ко все более и более сложным этапам. Просто заниматься таким «вязанием» проще, если представляешь себе дополнительные инструменты. Тем не менее, сначала у меня не особенно получалось, да и потом, когда я все-таки смогла зацепить ментальные связи и, думая о том, во что хочу погрузить его, начала вязать, мое плетение постоянно рассыпалось и разваливалось, стоило мне хотя бы немного отвлечься. Но потом стало легче, и я приловчилась держать его, несмотря ни на что. Это все еще сложно, и я сильно устаю, не способная продержаться больше трех минут за раз, но я тренируюсь. И тренируюсь, тренируюсь, тренируюсь, тренируюсь. До тех пор, пока однажды, наверное, чисто случайно, у меня все не получается. Я сама до конца не могу поверить, но я спешно перехожу к следующему этапу, наблюдая за тем, как мое плетение вспыхивает ярко-синим светом, а потом растворяется в воздухе. В первый миг кажется, что это очередной провал, но нет. Все сработало, а значит, сегодня директора цирка ждет ужасная ночь. Я не могла отказать себе в удовольствие пробраться в его вагончик и любоваться тем, как он мучается во сне, как его лицо уродливо искажается от еле сдерживаемого ужаса и страха, как он хочет, но не может проснуться, насильно удерживаемый в этой стране кошмарных чудес. В моей душе тлеет мрачное торжество и зловещая радость от того, что я наконец могу хоть как-то заставить мучаться того, кто превратил мою обожаемую живую и такую яркую Адель в ее бледную тень, лишь в воспоминания о ее улыбке, ласковых руках и нежном запахе. Мучайся-мучайся. Поверь, теперь я уж точно позабочусь о том, чтобы все это время, пока я не прикончу тебя в день смерти Адель, ты страдал каждую ночь, каждую минуту и секунду времени, когда ты должен отдыхать, от нескончаемых кошмаров. Я не могу сказать, жестокая я или нет. Наверное, я, как и любой Туманник, немного двинутая на голову, зацикленная, слишком жестокая и невероятно изощренно мыслящая. Но я такая, какая я есть. Для дорогих мне людей я стану самой кроткой овечкой и самой крепкой стеной, но если кто-то по собственной глупости окажется мне врагом… Ну что ж, я пущу все свои силы на то, чтобы превратить его жизнь в ад. Наверное, директор цирка даже не подумал о том, что когда убивал Адель, сделает меня своим злейшим врагом. А впрочем, даже если предположил что-то такое, то и помыслить не мог, что я окажусь далеко не настолько простой. Впрочем, это его проблемы. Как бы то ни было, я собираюсь убедиться, что он достаточно настрадается перед своей смертью, а потом, когда он будет на пике отчаяния, я убью его. — «Хороших» снов. — напоследок тихо шиплю, выходя прочь и не оборачиваясь. Возвращаюсь в повозку, которая предназначена мне, Тану, Миам, после чего забираюсь в постель и накрываюсь, покрепче обнимая детей. Кобра уснула в террариуме, спрятав ядовитые клыки и притворившись обычным ужиком. Она делает вид, что подчиняется главной мыши, которая радостно руководит ей, думая, что та — ее марионетка. Но кто сказал, что от этого мышь перестала быть добычей кобры?