Путь Лисы

«Небо родило меня способным и мудрым, — сказал лис, — а вы сочли меня за нечисть и испытываете меня собаками. Да пусть будет тысяча испытаний и десять тысяч проверок — они меня никак не обеспокоят». (Гань Бао «Записки о поисках духов»)

Пробуждение было отвратительным. Лицо оказалось прижатым к боку лошади, от тряски мутило, все тело затекло в неудобной позе. Она бы наверняка свалилась, если бы в бедро не упиралось чужое колено. Лисе едва удалось сдержать подступивший к горлу яростный рык. Ее поймали! И везут куда-то, перекинув через седло, как… охотничий трофей! Она чуть разомкнула веки и перед глазами заплясали белые точки — это солнце пробивалось в прорехи мешковины. Под дерюгой было невыносимо душно — видимо, день наступил уже давно. И значит она уже далеко от Аркос-де-ла-Фронтере. От нового приступа ярости тело свело судорогой. Лишь однажды с ней обошлись подобным образом — и в тот раз обидчиков постигла жестокая расплата. Так будет и теперь! Кисти рук ныли, туго стянутые веревкой. Но веревка — не помеха для лисьих зубов. Осторожно, понемногу, чтоб не выдать себя, она подтянула руки к лицу. И похолодела. Она не могла обратиться! Лисья часть ее сущности не могла вырваться наружу, словно ей мешало что-то. Что-то… Ошейник! Когда она коснулась его в прошлый раз — пальцы чуть не обуглились. Но может, если она попытается… — Даже не думай, — раздался уже знакомый хрипловатый голос, — ошейник покрыт священными письменами. Они лишат силы любую нечисть. Глаза ослепил яркий свет — с нее сдернули мешковину, и женщина-лиса немедленно извернулась, устремив взгляд на охотника. Каким соблазном было вцепиться ему в глотку, ощутить вкус крови на языке и увидеть, как померкнет свет в этих колючих темных глазах. Но лиса чувствовала, что сейчас ей с ним не справиться. Даже руку прокусить не хватит сил! Однако кое-как оружие у нее еще осталось. Женщина сморщила носик, закусила губу, придав лицу самый беззащитный вид, и устремила на мужчину огромные, искрящиеся слезами глаза. — Пожалуйста, сними его — и я сделаю всё! Всё что угодно. Мне так больно! Он перевел на нее взгляд, и лису охватила забытая неприятная оторопь. Нет, он не был уродлив или обезображен шрамами… напротив, несмотря на колючую щетину, тени под глазами и жесткие складки в уголках губ, лицо охотника оказалось мужественно привлекательным. Вот только глаза… эти странные глаза цвета темного монтильского хереса словно пронизывали ее насквозь. Лисица тут же отбросила глупую мысль. Это она — мастерица менять лица и читать чужие! А мужчин с их немудрящими помыслами она даже без чар умела разгадывать с одного взгляда! Тем более, что рядом с ней их мысли обычно сводились к одному… — Будешь дергаться — пойдешь пешком. Если придётся — потащу за лошадью волоком. Изгиб бровей, резкая складка на переносице и напряженно сведенные скулы ясно дали понять, что фокус не удался. И не удастся — в этом человеке прочно сидело что-то безжалостное и неподатливое, словно пропитанное в горечи дубильного отвара. А значит и ухищрения ни к чему. Женщина уперлась ладонями в бок лошади, чтобы не смотреть на него снизу вверх. — Ты не станешь причинять мне вред. Если бы хотел — уже убил. Что тебе нужно? Мужчина чуть заметно поморщился. — Твои способности интересуют Святой Орден. И раз ошейник тебя не испепелил — значит в тебе еще осталось что-то человеческое. И эта часть заслуживает искупления. — В самом деле?! — лисица дернула плечами, — Вот только плевать мне на искупление. — Я это понял, — охотник тронул поводья, заставив лошадь перейти на рысь, и лисице пришлось вцепиться в седло, чтоб не упасть, — Ты ведь нарочно заманила тех троих к обрыву. После… трапезы собиралась сбросить тела вниз, чтобы все выглядело так, будто пьяницы сами сорвались в пропасть, не так ли? Женщина не смутилась ни на миг. — Они поступили бы точно также, окажись на моем месте обычная женщина. А перед этим еще ограбили и изнасиловали, — она по-звериному осклабилась, — А ты бы просто прошел мимо! Ведь куда важнее охотиться за такими как я! — Потому что такие как ты охотятся на людей, — мужчина ответил такой же неприятной усмешкой, — Не считая вчерашних, только в деревне на тебе уже три трупа… — Ростовщик, вымогатель и жирный кабатчик, который обесчестил трех работниц — вот уж ценные члены общества! — …И они не первые. Ты убиваешь каждые три месяца и кочуешь из города в город. Но в этой деревушке ты задержалась дольше, чем следовало… чем-то она тебе приглянулась. На пару секунд повисла тишина, но затем лисица тряхнула головой, отбросив упавшие на лицо волосы и тихо прошипела. — Думаешь, раскусил меня? Радуйся, пока можешь. Когда освобожусь — заставлю смотреть, как я буду смаковать твою печень. Угроза охотника не впечатлила. — Вряд ли. Твой ошейник может снять лишь тот, кто надел. Женщина погрузилась в озлобленное молчание. От поднимающейся из-под ног лошади пыли свербело в горле, но она крепко стиснула зубы, пытаясь найти какой-то выход. Солнце тем временем подбиралось к зениту и припекало все сильнее, но укрыться от него было негде — со всех сторон, насколько хватало глаз простирались каменистые холмы Месеты — засушливого Кастильского плоскогорья. Весенние дожди еще не успели принести свежие краски, и кроме жесткой травы меж камней и темных клочков невысокого кустарника взгляду зацепиться было не за что. Лисица попыталась хотя бы примерно определить, где они находятся, но кроме призрачных очертаний Андалузских гор далеко на юге ничто не казалось ей знакомым. Направлялись они на восток, но разумеется, со связанной пленницей поперек седла охотник держался в стороне от дорог и деревень. И чем дальше, тем явственнее синее небо дышало ожиданием грядущей жары. Лето в этом году должно было быть ранним. — Ты до самого Рима потащишь меня, как тюк с зерном, перекинутый через спину лошади? Охотник натянул вожжи. — С чего ты взяла, что мы направляемся в Рим? — А куда еще с таким-то названием — Святой Орден! Мужчина нахмурился, но, видимо, не нашел причин скрывать. — В Валенсии ждет корабль. И клетка, на случай, если тебе не хватит благоразумия. Лисица сплюнула под копыта лошади. — В горле пересохло. Дай воды! — Скоро будет ручей. Женщина вцепилась в конскую гриву, и, не обращая внимание на возмущенное ржание, извернулась так, что ее глаза оказались почти на одном уровне с глазами охотника. Еще недавно белое и гладкое, лицо ее стало пегим от пыли и конского пота. Но даже теперь она была обескураживающе красива. Ах, будь у нее прежняя сила, одного взгляда хватило бы, чтоб заставить этого человека корчиться у ее ног. Она могла просто протянуть руку и вынуть трепещущее сердце у него из груди — и он бы еще благодарил за оказанную честь… Но сейчас лисица могла лишь брезгливо бросить ему: — Знавала я инквизиторов, но ты им явно фору дашь, — она осеклась, не сводя с охотника глаз, — А ведь я знаю тебя! Улыбка обнажила белые, не по-человечески острые зубы. — Легендарный истребитель нечисти! Ван Хельсинг! — в ее исполнении имя мужчины прозвучало одновременно с придыханием и отвращением. — Вот уж не думала, что удостоюсь внимания первого цепного пса на службе церкви… На скулах мужчины заходили желваки. — Рыцари Ордена служат защитой людей. Улыбка женщины стала еще шире, и теперь куда больше походила на оскал. — Что ж, судя по тому, что я слышала, люди не в восторге от того, как ты их защищаешь. — К счастью для тебя же, ты ничего обо мне не знаешь. — Знаю достаточно, чтобы понимать — не только я тут ношу клеймо убийцы, — лисица прищурилась, — И в отличие от меня тебя это тяготит! — Если мало ошейника, могу раздобыть тебе кляп, — предупредил Ван Хельсинг, но женщина еще сильнее вытянулась и, удерживая равновесие на руках, почти вплотную прильнула к нему, не переставая улыбаться своим алым острозубым ртом. — Советую перестать терзаться, — прошептала лисица, обдав его горячим дыханием, — Потому что для людей ты всегда будешь убийцей! Чудовищем! Таким же как я. Она не видела движения, лишь почувствовала, как перехватило дыхание, а в следующую секунду уже летела вниз головой на камни. Лишь в последний момент охотник потянул за веревку, которой были связаны ее руки, и женщина, вскрикнув от рывка, неловко приземлилась прямо в колючие кусты. — Cabrón! — выплюнула она, с ненавистью глядя снизу-вверх на своего мучителя. Все-таки стоило его укусить, пока была возможность. — Ну же, стреляй! Докажи, что я права! Лицо охотника потемнело от ярости, но он тут же отвел взгляд, будто его резко заинтересовал окружающий пейзаж. Женщину это взбесило еще больше. — Чего же ты?! Я лучше умру здесь, чем в ваших казематах… — Тихо! — рявкнул Ван Хельсинг, и его голос слился с воем, раскатившимся над безмолвием пустоши. Женщина-лиса в смятении оглянулась на дальние холмы. — Давно мы съехали с дороги? — Как только рассвело. Не успели стихнуть последние звенящие ноты, как их подхватил новый заунывный раскат, уже впереди, там, где низкие заросли постепенно превращались в редкий перелесок. — Maldita sea, — выдохнула женщина, и даже пыль не скрыла ее бледности, — Это… — …оборотни, — закончил Ван Хельсинг и, не дожидаясь нового завывания, обернулся к женщине, — Вставай! Лисица уставилась на его протянутую руку. — Ну же! Хочешь их дождаться? — Может и хочу, — прошипела женщина, но все же схватилась за жесткую ладонь. — Тогда ты не была бы так напугана. На этот раз охотник не перекинул ее, как мешок, через с седло, а усадил впереди себя. — Не догадался взять запасную лошадь? — ядовито поинтересовалась лисица. Ее затылок упирался мужчине в грудь, так что он сразу ощутил ее дрожь, когда вой раздался снова. — Чтобы дать тебе на ней удрать при первой возможности? — Ван Хельсинг машинально проверил револьверы на поясе, — Еще рано паниковать. Мы вторглись на их территорию, но, если быстро ее покинем, возможно, стая не станет нас преследовать. Лошадь перешла в галоп, и поросшая травой кустарником пустошь превратилась в сплошной желто-зеленый ковер. От шершавого касания сухого пыльного ветра хотелось зажмуриться, но женщина-лиса продолжала тревожно озираться. А потом вдруг уткнула лицо в связанные руки. — Они учуяли меня. Теперь не отстанут. Ван Хельсинг подхлестнул лошадь. — Оборотни не охотятся на себе подобных. Лисица мгновенно обернулась к охотнику и глухо прорычала: — У меня не больше общего с этими псами чем с тобой! На какое-то время вновь воцарилось молчание, нарушаемое лишь храпом лошади, скрипом седла и отголосками воя, катящегося им в след. — У тебя есть имя? — вдруг спросил охотник, и когда женщина покосилась на него, нехотя пояснил, — Называть тебя все время «лисой»… странно. Губы женщины дрогнули, словно она намеревалась вновь оскалиться, но передумала. — Я и есть лиса. Лисам ни к чему имена. — Ты ведь не всегда была такой. Женщина издала звук, похожий одновременно на ехидный смешок и тихий взлай. — Ты не встречал подобных мне. Это у вас, на варварском западе оборотни — люди, проклятые обращаться зверями. А там, откуда я, лисам дано становиться людьми. Так что человечья суть мне чужая, а не звериная… — женщина потянулась поправить вновь упавшие на лицо волосы и скривилась, задев пальцами ошейник. Ван Хельсинг задумчиво посмотрел на нее, потом слегка натянул поводья, другой рукой выудив из седельной сумки флягу. — Пей немного, иначе только распалишь жажду. — С чего вдруг такое снисхождение? — Эти твари знают местность лучше нас. Они наверняка будут поджидать нас у ручья. Придется ехать в обход, и, возможно, к ночи мы доберемся до безопасных мест. Женщина недоверчиво фыркнула, но затем жадно приникла к горлышку фляги. — Может ты и лиса, но путешествовать по диким землям явно не привыкла, — заметил охотник, наблюдая за ней, — Не хочешь поведать, как угодила на наш варварский запад? Лисица оторвалась от фляги и нарочито не изящным образом утерла губы. — С чего мне откровенничать с тобой… тем более, если скоро нас порвут на куски?! Ван Хельсинг бросил взгляд на тени, которое уже начали вытягиваться и густеть. — Еще посмотрим. Теперь их путь продолжался под неустанный аккомпанемент. Сперва вой летел вдогонку, прерываясь и вновь запевая где-то за кромкой холмов, но уже через пару часов его подхватило еще несколько мощных глоток. Женщина то и дело вздрагивала. Она знала, как эти твари любят играть с добычей, выматывая до тех пор, пока терпкий запах страха не пропитает ее насквозь, тем самым облегчив им последние сладостные минуты охоты. — Идут по пятам! — не выдержала она, когда небо побагровело и лощина, по которой они проезжали, словно покрылась брызгами крови. Внезапно охотник осадил взмыленную лошадь и достал из седельной сумки связку небольших цилиндров, похожих на шутихи — Собьем их с толку, — мужчина запалил фитиль первой петарды и бросил за спину. Послышался легкий хлопок, и по воздуху поплыли клубы густого желтоватого дыма. — Что… — начала было лисица, а потом охнула и зажала нос. — Да, не фимиам, — Ван Хельсинг натянул на лицо платок, — Но отбивает нюх оборотней. Он бросил еще пару дымовых шашек и, когда облако сплошь укрыло склоны лощины, резко повернул лошадь в сторону. Вой остался позади и вскоре перешел в беспорядочный лай, в которой явственно слышались растерянность и ярость. Но лишь когда путь им пересек мелкий ручеек, охотник дал лошади напиться и повел ее прямо по воде. — Оторвались? — прошептала лисица. И словно в ответ до них донеслось завывание. Ван Хельсинг чертыхнулся сквозь зубы, и до темноты они еще несколько раз меняли направление, пока лисица не перестала разбирать дорогу. Ошейник сжимал горло безжалостной удавкой, напоминая о ее беспомощности, а молчание охотника лишь усиливало страх. А лиса всегда злилась, когда боялась. — Все это без толку! Как только взойдет луна, мы будем как на ладони! — Впереди дом, — перебил Ван Хельсинг, указав на заросшее поле, по краю которого они ехали. Лисица пригляделась и примерно в полумиле увидела приземистое строение. — Это не дом, а барак для батраков, — она склонилась к земле и сквозь запах сухой травы и глины уловила тень далекого аромата, — Это заброшенный виноградник. Охотник тихо ухмыльнулся, и лисица, опомнившись, скривила губы. Что поделать, все лисы любят виноград. Впрочем, о том, что здесь он когда-то рос напоминали лишь ряды сгнивших колышек, кое-где все еще опутанные бурыми стеблями засохшей лозы. — Похоже, людям пришлось уйти из-за опасных соседей, — проговорил Ван Хельсинг и направил лошадь прямо к бараку. Лисица тут же вскинулась. — Что ты делаешь? Дом будет первым местом, где они станут нас искать! Мы окажемся в западне. И даже если выберемся — вокруг поле и негде укрыться! — Вот именно. Женщина обернулась и с изумлением увидела, что Ван Хельсинг улыбается, и глаза его горят в темноте жутковатым огнем. Похоже, слухи не лгали — судьба свела ее с самым безумным и фанатичным охотником на чудовищ! Барак вблизи оказался полуразвалившейся хибарой, без окон, зато с широкими щелями меж досок и почти обвалившейся крышей. Из дверного проема тянуло плесенью. Охотник спешился и быстро спустил с седла женщину, затем деловито оглядел небольшой пустырь, отделявший дом от поля. Лиса стояла возле лошади, ёжась от каждого шелеста, пока охотник деловито мерил пустырь шагами — не дать не взять полководец, планирующий оборону замка! — Может хотя бы руки мне развяжешь? — проворчала лисица, косясь на выплывающую из-за холмов луну, — Я, гм… умею стрелять. — Еще чего, — Ван Хельсинг повел лошадь куда-то за дом, — Иди внутрь. Запах гнили в сарае был еще более густ и мерзок. От прежних обитателей здесь остались лишь истлевшее тряпье на полу, прохудившиеся ведра и обломки мотыг и грабель в углу. От обрушения халупу спасало несколько толстых тесаных столбов, поддерживающих прохудившуюся крышу. К одному из них Ван Хельсинг и направился. — Нет! Не смей! — лисица попыталась отскочить, но охотник уже схватил конец веревки. — Клянусь своими хвостами, ты за это ответишь! — выкрикнула она и, изловчившись, все-таки вцепилась острыми зубами мужчине в запястье, когда он набросил вторую петлю, крепче привязывая ее к столбу. Охнув от неожиданности, Ван Хельсинг отдернул руку, и на долю секунды лиса поверила, что он ее ударит. Но в последний миг в темных глазах охотника что-то изменилось, жёсткая линия губ дрогнула, и он развернулся к выходу, бросив через плечо: — Сиди тихо и не дергайся. Лисица плюнула ему вслед, проклиная охотника на древнем языке своей прародины. О, она должна была раньше раскусить его замысел! Этот сукин сын задумал бросить ее здесь, как кусок мяса для чудовищ, чтобы самому спастись, пока они будут заняты ею… Но она не собиралась послушно сидеть, дожидаясь расправы. Лисица принялась извиваться всем телом, пытаясь ослабить путы. Охотник привязал ее крепко, но женщина продолжала рваться, пока с крыши ей на голову не посыпались труха и мокрицы. Она остановилась отдышаться и вдруг услышала снаружи шаги. Ван Хельсинг! Так он не бросил ее?! Лисица вытянула шею, пытаясь увидеть хоть что-то сквозь щели в досках, но разглядела лишь мелькающий силуэт охотника. Он носил что-то и прятал в кустарнике вокруг дома. Но затем все звуки перекрыл вой, полный зловещего ликования. Лиса на миг повисла на веревках, но тут же снова принялась вырываться. Она уже чувствовала носом, ушами, даже кожей, как крадутся враги, как она стелются по земле, подбираясь к их жалкому убежищу. Их было много — несколько десятков голодных, обозленных долгой погоней, предвкушающих добычу тварей с силой и инстинктами зверя и жесткостью человека. Бросив взгляд на дверной проем, женщина успела увидеть, как во мраке вспыхивают парные желтые огоньки. Все ближе, ближе… А потом вся халупа содрогнулась. Яркий всполох ослепил лисицу, но сквозь звон в ушах она все же услышала истошный визг. А затем раздался еще один взрыв. И еще один. Стены барака скрипели, с ветхих стропил посыпалась труха, и в какой-то миг женщине показалось, что лачуга рухнет, погребя и ее под обломками. Хлопки взрывов перемежались лаем и ревом, а снаружи, во всполохах пламени метались тени. — Спрятал взрывчатку вокруг дома! — простонала лиса, а затем, взглянув наверх, обнаружила, что опора накренилась. Еще немного, и возможно, ей удастся освободиться… Забыв о творящемся снаружи хаосе, лисица принялась раскачивать столб. Пока сверху не раздались выстрелы. Сухие, резкие, как щелчки кнута, они заглушили вой, и, казалось, после каждого, в этой дикой какофонии на один голос становилось меньше. Женщина-лиса привалилась к столбу, ни в силах сдержать облегчения. Стоило отдать охотнику должное, он придумал лучшее, что возможно в их бедственном положении — когда стало ясно, что от погони не уйти, решил сам заманить врагов в подходящее место и заминировал подступы. В отличие от лис, волки-оборотни не любят огня, а яркий свет раздражает их привычные к ночному мраку глаза. И как только стаю охватило смятение, Ван Хельсинг просто начал отстреливать их, пользуясь тем, что в чистом поле негде укрыться. Что ж, умно… но так или иначе ей нужно освободиться! Вдруг балка над головой женщины угрожающе застонала. Она успела представить, что будет, если ветхая халупа сложится, словно карточный домик, но в следующий миг в дыру посреди крыши спрыгнул Ван Хельсинг. — Из-за тебя крыша вот-вот обвалится! — А может всё из-за того, что на нее взобрался такой верзила? — лисица закусила губу, осознав, что при виде его испытала нечто слишком похожее на радость. Увы, но когда со всех сторон окружают кровожадные твари, присутствие рядом такого человека… обнадеживает. Так или иначе, Ван Хельсинг ее защищал! Вот только при этом он оставался ублюдком, привязавшим ее к столбу! — Освободи меня! — крикнула лисица, наблюдая, как охотник перезаряжает ружье, — Я наполовину зверь, я знаю их повадки. — Я тоже, — Ван Хельсинг вышиб одну из досок стен, пристроив туда ствол ружья. И едва успел отскочить, когда пуля просвистела аккурат в получившуюся щель. — Они стреляют. Оборотни стреляют, — проговорил охотник, слишком ошеломленный, чтобы это скрыть. В стену ударило еще несколько пуль — только щепки полетели. — Похоже, ты кое-чего не знаешь о здешних оборотнях, — не скрывая ехидства, заметила лиса, — В некоторых из них даже после обращения остается больше человека, чем зверя. Что делает их еще опаснее. Некоторые даже продолжают пользоваться людским оружием. Слышал о Ромасанте? Тридцать лет назад это имя гремело по всей Испании. С виду он был как человек, но по сути… Вожак этой стаи — Лобо — из той же породы. На этот раз Ван Хельсинг к ней повернулся. — Ты с ним уже встречалась? — К сожалению, — женщина передернулась, — Он давно точит на меня зуб. Очередная пуля пробила стену и ударила в столб в нескольких дюймах над головой женщины. Та взвизгнула и попыталась пригнуться, насколько позволяла веревка. И вдруг почуяла, что веревки слабеют. — Спрячься, — велел Ван Хельсинг, разрезая последний узел. — Ты не победишь, если будешь сражаться с ним, как с обычным оборотнем! — проговорила лиса, все еще не веря в происходящее. И тут же поняла, что что-то не так. Снаружи было тихо. Тихо! — Они обошли твои… — начала лисица, но в дверном проеме уже возникла косматая фигура с горящими желтыми глазами. Оборотень издал рык, похожий на довольное урчание и прыгнул. Выстрел ударил по ушам, и лиса отшатнулась. Безжизненная туша рухнула к ее ногам. Она слышала, что в центре Европы вервольфы вдвое больше человека и без труда разрывают пополам быка… Если это и было правдой, то этот оборотень походил на своих северных собратьев так же, как шакал на волка. Короткая шерсть едва прикрывала узкий торс с выпирающими ребрами, длинные жилистые руки оканчивались черными когтями, а вытянутая пасть щерилась тонкими, но очень длинными зубами. Желтый блеск в глазах уже мерк, и грязно-рыжая шерсть на морде успела потемнеть от крови. Еще секунду оборотень лежал неподвижно, а затем его тело содрогнулось и стало усыхать, и лысеть, принимая прежний человеческий облик. — Сколько у тебя еще серебряных пуль? — проговорила она, заметив, что Ван Хельсинг подобрался к выходу, готовый выстрелить в следующего, кто сунется внутрь. Но остальные оборотни не спешили лезть на рожон. В воздухе снова запели пули. — Они не дадут нам выйти. Будут стеречь, пока у тебя не кончатся оружие и силы. — Значит надо заставить их передумать, — охотник сдернул с ремня два шарика размером с лимон, швырнул один за дверь, а когда за хлопком последовал рев, выскочил наружу. Женщина растерянно оглянулась, уперлась взглядом в тело — теперь уже тело совершенно голого худого мужчины — и подавила тошноту. Видят боги, ей не привыкать к мертвым, но оставаться рядом с этим… Нет, лучше уж в огонь и под пули! Она схватила ржавые вилы и выбежала из дома как раз, когда охотник подстрелил еще одного оборотня, ухитрившегося перемахнуть через горящие заросли. Весь пустырь перед домом был словно перепахан, кусты и трава тлели, испуская чад, от которого слезились глаза и горели ноздри. Лиса отвернулась, чтобы не видеть распростёртых здесь и там почерневших тел … и вдруг заметила, как за пеленой дыма быстрая тень крадется к Ван Хельсингу. — Сзади!!! Охотник обернулся, но зверь был уже слишком близко для выстрела… Воздух вспорол тонкий звук — Ван Хельсинг взмахнул наискось рукой — и оборотень упал, поливая землю кровью из распоротого горла. А в ладони охотника продолжало крутиться нечто, похожее на цветок со сверкающими острыми лепестками. Ван Хельсинг оглянулся — его шляпа в пылу схватки куда-то делась, пряди темных волос разметались, но в горящих глазах помимо удивления лиса уловила… признательность? Очередной выстрел грянул ближе и глуше прежних. Лиса, было подумала, что и эта пуля прошла мимо, но потом Ван Хельсинг покачнулся. Его лицо осталось непроницаемым, но женщина заметила, как рука дернулась к левому боку. Раздавшийся совсем рядом низкий бархатный рык заставил их обоих замереть. Среди тлеющего кустарника мелькнул силуэт. Лобо! На фоне однородной, буро-черной массы прочих оборотней он казался совершенно другим. Даже безлунной ночью жертва видела, как он приближается — белая шерсть сверкала в темноте. Он не прятался и предпочитал ходить прямо, как человек. По законам стаи такие существа становятся всеобщей мишенью и гибнут… или прогрызают путь на самый верх, превращаясь в настоящих чудовищ даже среди себе подобных. Таков был Лобо. Лиса перевела взгляд на Ван Хельсинга и увидела, как кровь сочится сквозь его пальцы. Лобо сделал это нарочно! С такого расстояния он мог подстрелить охотника насмерть. Но предпочел растянуть удовольствие. Она открыла рот, но крик замер на кончике языка. Ван Хельсинг тоже враг! Она замешкалась — всего на секунду — а потом мощный удар сбил ее с ног. Оглушенная, женщина вновь воззвала к лисьей сущности и вскрикнула, когда ошейник обжег шею. Однако боль прояснила разум. Лиса приподнялась и успела увидеть, как Ван Хельсинг вскинул ружье, и как Лобо поднялся во весь свой немалый рост. Он был похож на языческое божество, о которых она слышала от купцов, прибывающих с другого края Средиземного моря. Жилистое тело с когтистыми руками и мощными ногами венчала голова, странно и жутко сочетающая черты человека и зверя. Ремень с кобурой на талии смотрелся довольно дико, учитывая полное отсутствие одежды. Серебристая шерсть играла на литых мускулах. Красные глаза смотрели на ружье охотника. — Ты проиграл, охотник. Я считал каждый твой выстрел. У тебя кончились пули. Даже голос его остался почти человеческим, лишь с легким подрыкиванием. Ван Хельсинг не шелохнулся. — Нарочно пускал своих друзей в расход? Лобо ощерился — словно под лезвием бритвы его лицо расползлось, являя волчью ухмылку. — Тебе неведома сила стаи. Ты не знаешь нашей подлинной мощи. Оборотень небрежно покачал зажатым в когтях револьвером. — Я мог бы пристрелить вас обоих. Но мы любим живое мясо. Лиса огляделась в поисках спасения. Куда бы она ни посмотрела, всюду мерцали огоньки голодных глаз. А потом она увидела вилы, которые выронила при падении. Это было бессмысленным… сущим безумием! Но страх и желание выжить перевесило сомнения. Она метнула свое нелепое оружие, попытавшись вложить хоть крупицу былой силы. Лобо увидел. И легко уклонился, не переставая направлять револьвер на охотника. — Сестрица. Ты попала в скверную компанию. — Все лучше, чем твое общество. Женщина встретилась с ним взглядом и невольно опустила глаза. Лучше уж смотреть на его фаллос чем в горящие алые глаза. — Ты долго скрывалась среди людей, но я знал, что однажды… — Лобо дернулся. Но недостаточно быстро. Не зря о Ван Хельсинге ходили легенды — если бы лиса не видела своими глазами, она бы не поверила, что кто-то может подкрасться к оборотню так быстро и тихо. Уклоняясь от удара прикладом, Лобо прянул в сторону… но охотник подсек его под ноги, одной рукой перехватив готовую ударить лапу, а второй вытянул из кармана второй черный шарик и с размаху разбил его о морду Лобо. Лиса зажмурилась, но даже сквозь веки почувствовала вспышку. А в следующую секунду в уши впился ни на что непохожий рев. Она открыла глаза и увидела, что голова Лобо превратилась в цветок ослепительного пламени, от которого во все стороны сыпались искры. Завывая от боли, оборотень принялся молотить себя лапами, сбивая огонь, но от этого он лишь перекинулся на его плечи и грудь, прожигая шерсть и плоть. Секунда — и оборотень превратился в живой факел. Не переставая реветь, он упал и покатился по земле, потом бросился к своей стае. Оборотни, до сих пор покорно дожидавшиеся вожака, в ужасе кинулись врассыпную. Самые нерасторопные завизжали, когда Лобо настиг их, и пламя с его шкуры перекинулось и на них. Воздух наполнился воплями и смрадом паленой шерсти. Но уже через минуту все стихло — чудовища бежали, обезумев от первобытного ужаса пламени. — Все-таки мы переживем эту ночь, — протянула лиса, не до конца веря в случившееся. В ответ она услышала хрип, и обернувшись, увидела, как Ван Хельсинг рухнул навзничь.