три месяца

соня ненавидит деревню. она терпеть не может скрипящую раскладушку; бабушкины пироги, в которых внутри большого куска теста холодеют крупицы ягодного повидла; копать грядки и ходить в туалет на улице. в деревне, в которую её отправили на гребаных три месяца, нет атмосферы той дачи, в которой деревянные стены пахнут хвоей, книжку можно почитать, качаясь в разноцветном гамаке, а яблоко разрешается сорвать с дерева и съесть в любую минуту. на эти три месяца у сони строгий режим: подъём в семь утра, вместо зарядки работа в огороде, на завтрак пресная овсянка и куча запретов. все фрукты и ягоды собираются партиями и уходят в компот или варенье, гамак порванный, велосипед сломанный. скука. бабушка сони плохо готовит, дедушка ставит себя в пример, как самый добросовестный работник огорода, и заставляет идти работать усерднее. интернета, естественно, нет, из развлечений только энциклопедии и книги по кулинарии (на кой чёрт они ей?) на бабушкиных полках под корявые звуки барахлящего радио. а за что ей такое? "софья, ты нас удивляешь. ещё в том году ты была почти отличницей, а сейчас совсем не учишься, прогуливаешь школу. ты даже на музыкалку забила! ты нас с мамой очень огорчаешь". привить чувство вины за неоправданные чужие ожидания у родителей софы не выходит, а потому их последней надеждой на перевоспитание дочери остаётся суровое воспитание бабушки и дедушки. соня не хочет меняться ради того, чтобы быть хорошей для других. она хочет пройти подростковый период как положено — со всеми бунтарскими выходками, которые через пару лет превратятся в яркие воспоминания. но мама с папой этого не понимают и решают заточить пятнадцатилетнюю дочь в клетке собственного тупого страха. авазашвили дуется всю дорогу до деревни, захлёбываясь собственным непонятно откуда взявшимся смирением чуть ли не до рвотного рефлекса. папа увозит её далеко за черту москвы, вместе с тем перечёркивая хорошее лето и оставляя позади неплохой такой май. три месяца уныния, чёрт их дери.