Превратности судьбы

Как ни странно, прощание с прошлой работой прошло у Мисаки, а что важнее, у Сато - сана вполне мирно и безболезненно, - казалось, оба с нетерпением ждали этого момента, и он, наконец, наступил, позволив вздохнуть полной грудью. Парень, закончив разговор с бывшим начальником, начал рыскать по комнате в поисках документов, чтобы подготовить их заранее для утрясения формальностей с увольнением. Уже представляя будущую работу, форму повара, блюда, которые будет готовить, он в предвкушении закусил губу и, не видя ничего перед глазами, переворошил весь шкаф. Наконец, найдя нужную папку, Мисаки открыл её, чтобы все проверить, и ему на колени упала фотография. Его мгновенно прошиб пот, а руки затряслись. Это было одно из тех фото со дня рождения, когда они с Усаги уехали в Саппоро. Перед глазами тут же пронеслась вереница воспоминаний – вокзал, примчавшийся, запыхавшийся Акихико, обещание, тот спальный вагон, приведший Мисаки в ужас своим шиком, та ночь… Глаза противно защипало, но парень сдержался и попытался улыбнуться, так же, как ему улыбался Такахаши Мисаки с фото. «Ведь это были хорошие времена, не нужно расстраиваться попусту, я благодарен, что все это у меня было» Но почему сердцу стало так тесно и тяжело в груди, и радость от предвкушения новой работы как-то потускнела? Уже засыпая, далеко за полночь, Мисаки подумал: может, все – таки, это еще не пройденный этап жизни? Ведь теперь у него есть все шансы добиться чего-то стоящего в новом деле, и, тогда будет шанс все вернуть, не чувствуя себя при этом полным ничтожеством? Парень так и уснул с этой мыслью и блаженной улыбкой на лице. -Вот черт, может, я поторопился с этой работой? – подумал изможденный Мисаки, смахивая пот со лба. С самого утра он был на ногах, даже ни разу не присев. Все вокруг бурлило, кипело и норовило выйти из-под контроля. Хотя у него и было четыре помощника, легче от этого становилось не на много. Хотя, в глубине души, он чувствовал себя просто повелителем стихий. Представить только! Он готовит для совершенно незнакомых ему людей, и, судя по ценам, довольно обеспеченных. Он, простой парень, воспринимал это с восхищение, как что-то из ряда вон выходящее. Так, он метался из одного конца кухни в другой, и, несмотря на хрупкое, грациозное тело и огромные невинные глаза, раздавал указания с завидной уверенностью. Идиллию нарушил Хидеаки, зашедший прямо в верхней одежде. Мисаки уже хотел возмутиться, но не успел. Такахаши-кун, нам нужно нечто особенное. Это очень странно, но от этого не менее важно. Понимаешь, к нам пришел очень влиятельный и известный человек, но он попросил, чтобы мы не нарушали его инкогнито. Этот человек просит то, чего у нас нет в меню, но мы не можем ему отказать. Он хочет сосиски. Хидеаки сказал это с таким невозмутимым видом, что Мисаки, не сдержавшись, хихикнул, - картина – то была довольно занятная. Но его лицо моментально побледнело на три тона, когда он услышал: -Осьминожками. Такахаши-кун, ты ведь сможешь это сделать? Мы просто не можем себе позволить отказать такому человеку. -Д..да.Да. Он…Хорошо, я сделаю. Крышка от кастрюли чуть не выпала из его дрожащих рук. С чудом совладав с собой, он спросил напоследок: -Какой подать гарнир? Хоть это похоже на наваждение, Мисаки отчетливо понимал, кто это может быть. Инкогнито, известный человек, такой ресторан, и, что самое важное, эти дурацкие сосиски. Живот неприятно закрутило от волнения – Хидеаки с невозмутимым лицом сообщил вдобавок ко всему, что шеф повар должен подать блюдо лично. Это не могло быть совпадением – вероятно Усаги узнал, кто орудует на здешней кухне. И это в первый же день! Хотя, не удивительно, учитывая деньги и связи Усами - сана. Парень не на шутку нервничал, чувствуя страх, нетерпение, любопытство и волнение. Он безумно соскучился по этому старому извращенцу, и колени подгибались при мысли, что он, возможно, скоро его увидит. Но сердце гложила неприятная мысль: до сих пор Усаги не подавал ни одного знака, ни намека, что Мисаки ему нужен. Не было ни звонков, ни поисков. Только тишина. Это здорово задевало парня, и он боялся расклеиться прямо на глазах бывшего любовника. Любовника. При этой мысли у Мисаки пробежал разряд тока от поясницы до самых пят, заставив вздрогнуть, в штанах ощутимо стало тесно. Какой позор! Он возбудился от одной только мысли, что находится в одном помещении с Усаги. Покраснев до кончиков ушей, Мисаки закончил приготовление незамысловатого блюда, которое он умудрился сделать изысканным – резные украшения из овощей, экзотический гарнир и пикантный соус создавали впечатление жутко дорогого деликатеса. Поправив колпак, он выпрямил спину и полным решительностью шагом, направился к выходу в зал с блюдом в руке и непоколебимой уверенностью, что сегодня он будет невозмутим и холоден, как айсберг. Усами Акихико сидел в гордом одиночестве, дожидаясь своего заказа. Роскошная обстановка ресторана составляла прекрасный антураж его аристократизму. Длинные, изящные пальцы, подтянутая, крепкая фигура, чуть надменный, холодный взгляд сиреневых глаз – все в нем говорило о благородном происхождении. И лишь немногие заметили бы невесомые следы чего-то горького – осунувшееся лицо, тени, залегшие под глазами, чуть подрагивающие руки, слегка вспотевшие ладони – тоска будто оставила на нем свой неизгладимый отпечаток. Стараясь не выдавать волнения, он вальяжно расположился в кресле, прикуривая неизменную сигарету во рту, которая, однако, чуть не выпала, когда на другом конце зала появился худенький зеленоглазый парнишка в поварской форме. Мисаки легкой походкой подошел к столу Акихико с железобетонным намерением оставаться невозмутимым, чего бы это ему не стоило. И вот, уже готовый встретиться лицом к лицу с Усаги, он поднял голову, и…выронил блюдо. С диким грохотом керамический поднос разбился о мраморный пол, заставляя голоса в зале утихнуть. Такахаши зажмурился со всей силы и мечтал провалиться сквозь землю. Казалось, этот момент неловкости и чудовищного смущения длился целую вечность, прежде чем уверенная, сильная и отчего-то чуть влажная рука схватила его за запястье и потащила в сторону служебного помещения. Оказавшись наедине в тесной каморке подсобки, Мисаки, наконец решился полностью распахнуть глаза и посмотреть на Усаги. Тишина, нарушаемая лишь сбитым дыханием и музыкой в зале, слышной издалека казалась вязкой, как желе. Мисаки настолько запутался в своих ощущениях, что решил просто стоять вот так и смотреть на Акихико. Это было так приятно-просто ощущать близость этого необыкновенного человека, осознавать, что больше рядом никого нет, эти глаза, эти руки, этот ни с чем не сравнимый запах…с этим еще можно было бороться, но… -Мисаки… Колени беспомощно чуть подогнулись от этого до боли знакомого голоса, и он не выдержал. Бросившись к Усаги, он обнял его, со всей силы прижимая к себе. Глаза уже стояли на мокром месте, в горле был ком, голова неимоверно кружилась – казалось, Мисаки вот-вот потеряет сознание, но Акихико, наконец, вышел из оцепенения и чуть дрожащими руками обнял хрупкую фигуру в ответ. -Мисаки, прости меня, прошу, прости, я был таким придурком. Я люблю тебя, я так сильно люблю тебя, Мисаки, прости… Усаги, кажется, не мог остановиться, он целовал лицо, волосы, руки Мисаки. -Я думал, что смогу, что так будет лучше для всех, я видел, ты мучился от моей опеки, ты страдал, я чувствовал, что теряю тебя, что не смогу держать тебя взаперти вечно. Ты все больше и больше отдалялся от меня, и я не нашел ничего лучше, чем причинять тебе боль. Мне было так горько. Но я не мог ничего с собой поделать, когда мы были вместе, хоть ты и сопротивлялся, мне казалось, что мы все еще близки, Мисаки, я хотел, чтобы ты стал моим полностью, одна только мысль, осознание того, что приходится делить тебя с внешним миром, была невыносима, понимаешь, я хотел освободить тебя от себя. Мисаки…я просто ничтожен. Я понял, что не смогу без тебя, это мой эгоизм или что – я не знаю, но … -Усаги… Они опустились в объятьях на колени и Мисаки смог наконец, разглядеть лицо Акихико – потускневший, просто убитый взгляд, бледная кожа, темные круги под глазами. Мисаки провел тонкими пальцами по скулам, по сухим губам, по векам, сердце словно обожгло раскаленным железом – это все из-за него. Как он мог позволить этому случиться? Как он вообще жил все это время без Усаги? Сейчас это казалось просто немыслимым. -Акихико. Я. Люблю. Тебя. Мисаки выделил каждое слово, пристально глядя в глаза напротив. И тут он увидел такое выражение лица Усаги, которое видел раньше лишь на детской фотографии писателя. Детское, чуть растерянное, капельку смущенное и бесконечно одинокое. В груди защемило так, что, казалось, все внутренности вырвутся наружу.