Превратности судьбы

Мисаки не покидало ощущение, что он не может насытиться присутствием Усаги – хотелось быть еще ближе, так что никакие объятья не помогут. Он прижался губами к шее мужчины и закрыл глаза, казалось, его сердце вовсе не билось до этого, а теперь решило наверстать упущенное –стучало с бешенной силой, и Мисаки отстраненно подумал, что первый раз в жизни ему хочется буквально взорваться, раствориться, умереть от счастья. Усаги ,наконец, взял себя в руки и успокоил дыхание – наваждение прошло и он стал прежним. В глазах сверкнула искорка, и он, мягко отстранив от себя взволнованного парня, начал нетерпеливо расстегивать пуговицы безупречно белой униформы. Похоже, это отрезвило Мисаки, потому что его лицо вмиг вспыхнуло, стало невыносимо жарко и тесно здесь. В голову ударила кровь, и, несмотря на смущение, он, сначала робко, а потом более уверенно, стал ему помогать. Одежда безумно раздражала, хотелось прильнуть к такому родному, горячему, крепкому телу, кожа к коже, прикасаться к этим рукам, губам и никогда отсюда не выходить. Акихико справился с верхним жакетом и скользнул руками по вздымающейся груди. Наклонившись, он облизнулся, как хищник перед пожиранием добычи и влажным, горячим языком провел дорожку от соска до скулы, и Мисаки буквально прошиб пот, Усаги чуть прикусил нежную кожу на шее, отчего у бедного парня совсем снесло крышу. Мисаки принялся лихорадочно стаскивать с него пиджак, затем рубашку, ему так не терпелось почувствовать Акихико, что от возбуждения и предвкушения губы пересохли, и он забывал дышать. Быстрые, влажные поцелуи, шумное дыхание и шорох так быстро слетающей одежды. Усаги резко поднялся, подхватив подмышки хрупкую фигурку молодого мужчины, кажущегося сейчас совсем мальчиком в своем прекрасном смущении, милом румянце, с влажными глазами и взъерошенными волосами. Он прижал его к себе одной рукой, а другой смахнул тряпки, бутылки, пластиковые баночки, которые были на маленьком столе для чистящих средств. Резко посадив на него Мисаки, он поднял фартук, завязанный сзади и закрывающий форменные брюки, и расстегнул их, стягивая вместе с белоснежным, но уже чуть влажным спереди от возбуждения бельем. Через секунду Мисаки понял, что остался абсолютно обнаженным, за исключением длинного красного фартука, завязанного на пояснице, который лишь немного прикрывал низ живота, поскольку был бесцеремонно сдвинут в сторону. Решив, что это не честно, он принялся расстегивать черные брюки Усаги – единственное, что осталось на мужчине, и с недовольным мычанием потянул их вниз. Акихико рывком приблизился, оперившись правой рукой в стену позади мальчика, а другой, обхватив его за поясницу. Мисаки обвил руками его шею и подался вперед, обхватывая бедра мужчины длинными, грациозными ногами. Акихико казалось, что все плывет перед глазами, так сильно он не был возбужден еще никогда – хотелось кусать эти красные, припухшие, влажные губы, целовать белую бархатистую кожу, ласкать Мисаки до умопомрачения. Но времени на это не было – движения были резкими, все происходило так стремительно, казалось, они разнесут эту маленькую кладовку в пух и прах. Стол ходил ходуном, и Мисаки с опаской обхватил плечи Усаги, еще сильнее прижимаясь к нему. Поцелуи становились все более влажными, развратными и откровенными. Не в силах больше ждать, Мисаки запустил одну руку в трусы Акихико, чувствуя под ладонью горячую плоть. Как же он соскучился по нему, хотелось так много сказать, но не хватало ни слов, ни времени. Ошалев от своей смелости, с пылающим лицом он, прижатый к стене в такой безумно развязной позе, он был готов кричать от нахлынувших чувств. Надломленным, чуть хриплым голосом он протянул: -Усагиии..я…ох, черт, ммм… Язык Акихико, зубы, прикусившие мочку уха, не дали ему сказать хоть что-нибудь внятное. Даже мысль, что не стоит делать это в таком людном месте, на работе, да еще и в первый рабочий день улетучилась окончательно, оставив наедине с этим сумасшествием. Отбросив остатки сомнений, он опустился чуть ниже, и поцеловал обнаженную грудь Акихико, вызвав шумный вздох. Усаги уже облизнул два пальца левой руки и мягко прикоснулся к пульсирующему колечку мышц. Почувствовав это, Мисаки с приглушенным, тихим стоном откинул голову назад, позволяя мужчине целовать свою нежную, длинную, такую хрупкую шею, эту пульсирующую вену, острый подбородок. Он уже, кажется, окончательно обезумел, и разум покинул его голову, ведь никогда раньше он не отвечал так откровенно на ласки этого развращенного человека. Такая мысль проскользнула в его помутневшем от желания рассудке, прежде чем рука скользнула на поясницу, затем и на ягодицу Усаги, прижимая к себе вплотную. Он подался бедрами вперед до упора, касаясь горячего члена Акихико. Сейчас все чувства были на пределе, и ему показалось, что он чувствует через кожу, как кровь с бешеной скоростью пульсирует в венах мужчины. Это заставило его взвыть от нетерпения и потереться об его член своим. Для Акихико, который массировал Мисаки, подготавливая и проникая внутрь пальцами, это стало последней каплей. Буквально впившись губами в этот сладко стонущий рот, он приподнял бедра Мисаки и прижал к себе, немного опуская. Мальчик, даже к своему собственному удивлению, помог ему, направляя член и нетерпеливо насаживаясь на него. Он уже чувствовал пульсирующую, горячую плоть внутри себя, это сводило его с ума. С жадностью целуя Усаги и впиваясь пальцами ему в спину, он выдохнул: -Больше никогда…слышишь? Аааххм…никогда…я не уйду, даже если ты в..выгонишь меня. -Никогда… Ты только мой, Мисаки – низким голосом ответил Акихико – только мой. -Да..Усаааги – сан… Движения стали еще быстрее, пот, слезы, все смешалось, в комнате пахло близостью, разгоряченными телами, это опьяняло их, заставляя раствориться друг в друге. Акихико отошел от стола с мальчиком на себе и прислонился к стене спиной. Мисаки уперся руками в эту стену и стал двигаться так, чтобы член входил до упора, извивался и изгибался в нем, задевая заветную точку. Усаги укусил его в плечо, посасывая и втягивая в себя влажную, мягкую кожу, вызвав жалобный тихий всхлип. Одной рукой он водил по болезненно напряженному члену парня, большим пальцем размазывая по головке сочащуюся из дырочки влагу. Мышцы были напряжены до предела, капли пота на лбу стекали вниз, приятно щекоча кожу. Казалось, это предел, и колени Усаги немного подогнулись, он с грохотом припал к шкафу, из которого вывалилась куча хлама. Мисаки, держась за дверцу, выгнулся в пояснице до хруста, насаживаясь до максимума. Он зажмурил глаза, застыв с мученическим выражением лица, стиснув зубы так, что сводило челюсти. Прижав Акихико ногами к себе до боли, ом протяжно, громко промычал в оргазме, в уголках глаз были слезы, тело потряхивало, казалось, он вот-вот отключится. От этого красивого, дико сексуального стона, от накала чувств, от хрупкого, так горячо любимого мальчика, буквально умирающего от наслаждения в его руках, Усаги с глухим рыком сжал бедра Мисаки, будто пытаясь порвать его, и кончил глубоко внутрь юного, изящно извивающегося тела. Было хорошо так, что хотелось тут же умереть, расщепиться на атомы и слиться снова, стать абсолютно единым с ним и не расставаться никогда. С облегченным стоном Акихико опустился на пол, не выходя из Мисаки. Будучи на грани обморока, тот все еще не мог прийти в себя, и Усаги лишь прижал к себе усталое, обмякшее тело и шумно, глубоко дышал, вдыхая запах этих волос.