Изрезанные запястья

      Открытое окно пропускало в палату свежий воздух, лёгкий порыв ветра развивал светлые шторы. У окна стоял подросток, наслаждался тёплыми лучами солнца и удовлетворённо улыбался. Впервые за долгое время солнце принесло только тепло, ощущение, что он не один, что эти лучи солнца — прикосновения любимых родителей, что они рядом и поддерживают его. Улыбка стала ещё шире. Инк просто погрузился в себя, в эту искру света среди тьмы внутри него. Так приятно, так желанно… Словно никаких проблем и нет… Разве не это счастье?       Погруженный в свои мысли и наслаждения ребёнок даже не замечал, что у двери в палату кто-то стоит, наблюдает за поведением и, пожалуй, тоже улыбается.       Кому как не Эррору радоваться, что его маленький пациент наконец улыбнулся, не плачет и наслаждается тёплой погодой. Впервые за неделю его нахождения тот выглядит умиротворённо и спокойно, а эта улыбка… Она просто заставляла сердце стучать сильнее и не отводить взгляда от столь прекрасного ребёнка. С одной стороны, доктор понимал, что это всё тяга соулмейтов, но с другой… хотелось верить, что эти чувства зародились сами по себе. И почему упоминание этой связи так терзает его? Всё дело в суицидальных наклонностях подростка, его депрессии и проблемах? Почему есть ощущение, что судьба просто издевается над ним?       Мальчишка обернулся и глянул на доктора. Он замялся, его улыбка пропала, и взгляд потемнел, лишая тех детских искр радости, словно он испугался, позволил себе вновь погрузиться во мрак своего внутреннего мира, и лишь только вжал голову в плечи.       — Ч-что-то случилось? — тихо проговорил он, пряча руки, покрытые шрамами от лезвия за спину, и сглатывает. Словно провинился, хотя действительно ничего не делал. Да и что он мог сделать в палате, если у него нет режущих предметов? Нечем было причинять себе новую боль. Селфхарм — это его болезнь, его наркотик и зависимость, с которой он ничего не мог поделать.       — Нет, решил тебя навестить, — проговорил Эррор, когда к нему обратились, он видел все перемены, все эмоции и этот испуг. — Поговорим о том, что произошло? Прошла неделя, но я ничего не узнал о причинах попытки суицида, Инк. Лишь и слышу каждый день, что это твоё осознанное решение. Это не осознанное решение, малец, это попытка уйти от всего того, что тебя гложет.       — Я уже сказал, что не хочу говорить ни о чём. Я просто хотел быть с родителями, которых не стало… — мальчишка подошел к кровати и сел на край, глянув на свою руку, разглядывая розоватые шрамы.       — Но не только ведь в их смерти проблема, я прав? Пойти на столь страшный поступок как вскрыться только из-за смерти родителей не каждый решится, тем более твой брат, Пеинт Брашер, говорит, что ты смирился с их смертью, начал снова вести себя как обычный подросток, но потом резко закрылся в себе. Что случилось, Инк?       — Да, вы правы… — сгорбившись, проговорил Инк, словно вся его уверенность улетучилась, позвоночник будто уже не мог выдержать всего того, что творилось на душе Инка. Он сжал ладонями больничную тунику, надеясь, что это поможет ему хоть как-то. — Когда-то я был счастливым ребенком, который радовался каждую минуту, не знал о печалях. Вы и так видите, какой я. Я родился альбиносом с гетерохромией, это генетические отклонения, которые не считаются нормой, ведь… нормально ли то, что я такой белый и бледный, что мои глаза имеют два разных цвета? Вы скажете, что я особенный? Так и было в моей старой школе, пока не погибли мои родители и мой брат не забрал меня под своё крыло и не перевёл в новую школу, которая ближе к его дому. Тогда начался тот ад…       — Хочешь сказать, что новая школа привела тебя к любви причинить себе боль?       — Да, доктор, но не сразу… Первое время всё было хорошо, никто не трогал меня, даже игнорировали, так что я просто свыкся с тем, что я буду в гордом одиночестве, но это не было плохо, я даже был рад, ведь я мог спокойно рисовать и думать о своём, — невольно на лице подростка появилась улыбка, но она быстро исчезла. — Некоторые были не согласны с подобным. Не каждый день в середине второго семестра переводят в новую школу. Один парнишка, ранее являясь «грушей для бокса» местных хулиганов, предложил мне дружбу, ведь с ним никто не дружил, а я один… Ох, знал бы я, к чему бы это привело, доктор, никогда бы не согласился на это!