Невоспетая

Было темно, когда они вышли из дома. Эрик отнес Кристину к дверям ожидающего их экипажа и бережно посадил на одно из сидений, а затем сел напротив и дважды ударил ладонью по передней части кабины. Лошади двинулись. Несколько минут он молча наблюдал за ней. Его челюсть была сжата, а в глазах искрилась дикость, которая была Кристине совершенно незнакома: она говорила не о насилии, но о страхе. Однако, когда Эрик обратился к ней, его голос был таким же ровным и шелковым, как и всегда. - Нам нужно многое обсудить, - произнес он, - и быстро принять решение. Но сначала я должен спросить: они причинили тебе вред каким-либо другим способом? Широкие руки Эрика, обычно выразительные, были сжаты в кулаки на коленях, будто он готовился к ее ответу. "Непоправимым образом", - хотелось ответить Кристине, но она знала, что мужчина имел в виду физический вред. Девушка указала на свою щеку, на которой все еще горела рука il Gatto. - Они тебя ударили? - Уточнил Эрик, и она кивнула, поднимая указательный палец: один раз. Он тихо зарычал. Кристина практически чувствовала, как от него исходит гнев и как Эрик сдерживает его, прежде чем тот успеет выплеснуться. - Что-нибудь еще? - Мужчина испытующе посмотрел на нее, и Кристина поняла, о чем он спрашивал: изнасиловали ли они ее? Ответ был: да, конечно, но не в том смысле. Она покачала головой, и Эрик вздохнул с облегчением. - Этого никогда больше не повторится, - сказал он. В его голосе звучали стальные нотки, которые напугали бы ее, будь Кристина кем-то другим. Но сейчас это было именно то, что она хотела услышать. Девушка наслаждалась его командным тоном в этот момент, тем, как Эрик, казалось, заполнял им весь экипаж, но Кристина все еще чувствовала себя очень уязвимой на сиденье в одиночестве. Ей хотелось прижаться к Эрику, заключить его в объятия, пока не останется ничего, кроме защищенности. Вместо этого она отвела взгляд в окно, пытаясь определить, куда их везут. Однако девушка не смогла сделать этого, так как была потеряна во всех отношениях. - Кристина, - его голос казался тихим и умоляющим, и она снова повернулась к нему, - конечно, ты понимаешь, что я не могу отпустить тебя после произошедшего. Девушка еще не думала так далеко вперед, но это имело смысл, а она слишком устала, чтобы протестовать в этот момент. Кристина кивнула. - Они знают, что пока у них есть ты, я приду. Не знаю, откуда им это известно, но известно. "Так сдайся, - подумала девушка, - и прими последствия своих действий." Но она знала, что ни за что на свете не сказала бы этого, даже если бы могла. Кристина не хотела, чтобы он сдавался. - У нас есть два варианта, - продолжал Эрик, - и я оставлю решение за тобой. Мы можем бежать из города, возможно, даже из страны. Но если они последуют за нами - а есть большая вероятность этого - мы будем жить преследуемыми. Он сделал паузу, чтобы слова дошли до нее, и Кристина понимающе кивнула. - Второй вариант - это тот, который я бы выбрал, если бы ты не была со мной - последовать непосредственно к источнику. Расследовать и прекратить преследование. Это намного опаснее, но если я добьюсь успеха, тогда ты можешь делать все, что пожелаешь. Он наклонился к ее ногам и поднял то, что она даже не заметила: саквояж. - Я забрал твои вещи из комнаты. Увы, у меня не вышло найти сумку. Может быть, они ее забрали? Кристина вспомнила, что оставила все в прачечной, собираясь вернуться, как только отправит человека, который, как она думала, ждал ее снаружи. - В отсутствие этого я приобрел новый блокнот, - сказал Эрик и вытащил предмет из саквояжа вместе с пером. Он протянул все Кристине и, встретившись с ней взглядом, наклонился вперед. - Подумай хорошо. Мы сделаем все, что ты пожелаешь. Но девушке не нужно было много думать, потому что она чувствовала это нутром: она не могла продолжать жить в страхе. Это сведет ее с ума. Кристина нацарапала на бумаге вопрос: "Куда мы поедем, чтобы разобраться?" Затем подняла блокнот, и он, прищурившись, смотрел на него до тех пор, пока слова не осветила вспышка от уличного фонаря. - Рим, - мгновенно ответил Эрик, - Карлотта. В груди у нее затрепетало возбуждение. Она скучала по путешествиям с отцом, и очень хотела увидеть Рим. Кристина представляла себе, что путешествие с Эриком должно стать особенно приятным, если не обращать внимание на необходимость прятаться в темноте, так как он много всего знал и, несомненно, стал бы отличным проводником. На самом деле, было тревожно, как быстро ее дискомфорт от его компании уменьшался. Конечно, стоит ли долго осматривать достопримечательности, когда жизнь находится в смертельной опасности? Но пока ее мозг пытался оспорить это, интуиция подсказывала, что Эрик сделает все возможное, чтобы успокоить спутницу. Возможно, им удастся найти компромисс. "Я не хочу бежать", - написала она, и мужчина кивнул. - Хорошо. Ночной экспресс до Рима отправляется в восемь часов утра. Билеты уже куплены. Ей было интересно, где он собирается провести время до отъезда, но не хотелось спрашивать: скоро она все узнает. Кристина прислонилась головой к стене кабины, вглядываясь в туманные пятна света на улице. Через некоторое время ее взгляд снова метнулся к Эрику. Он наблюдал за ней, его рот подергивался, как будто ему не терпелось заговорить. Она посмотрела ему в глаза, желая, чтобы тот просто сказал все, что хотел. Это сработало. - Я нанес визит директору Королевского института глухонемых здесь, в городе, - сообщил Эрик. - Глухие иногда используют свои руки для общения, и мне показалось, что, возможно, там найдутся кое-какие ресурсы для тебя. Она выпрямилась. Может ли такая вещь существовать? Хмурый взгляд Эрика, однако, предупредил ее, что надеяться не стоит. - Идиот был совершенно непреклонен, считая, что использование знаков руками станет сдерживать языковой процесс: по-видимому, вся Западная Европа много лет назад перешла к исключительному использованию губной речи. Как это может быть полезнее для немого, выше моего понимания. - Он сунул руку за пазуху фрака и вытащил сложенный лист бумаги. - Однако после некоторых уговоров, директор все-таки дал это. Кристина взяла у него пергамент и, открыв его, задумалась, какие ужасные вещи могут представлять собой "уговоры" в сознании Эрика. Страница была окаймлена густой каймой из цветочных брызг и завитушек, а в центре находился набор рисунков. На каждом была рука в разных положениях и с разной конфигурацией пальцев, и все это помечалось строчной буквой. - Если бы ты, по крайней мере, овладела знаками этого алфавита, - сказал он, - мы могли бы общаться в трудную минуту. Путеводитель твой, я его уже изучил и запомнил. Кристина благодарно кивнула и засунула листок в сумку. Было слишком темно, чтобы что-то читать, да и она слишком устала, но все, что облегчит ее общение, станет огромной помощью, и девушка была благодарна. Экипаж остановился. Когда кучер обошел кабину, чтобы открыть дверь, Эрик взял саквояж Кристины, а также еще один, которого она до сих пор не видела, видимо, это принадлежало лично ему. Они вышли на тихую жилую улицу. Эрик расплатился с кучером, и девушка последовала за ним к двери элегантного здания из известняка, где он повернулся, чтобы посмотреть и подождать, когда экипаж уедет. Кристина вопросительно посмотрела на него. - Я собираюсь влезть в этот дом, - объяснил Эрик, - и предпочел бы не иметь свидетелей. Он отмахнулся от шока, отразившегося на ее лице. - Здесь никто не живет, я нашел это место по объявлению в газете о предстоящей продаже недвижимости. Умер вдовец, в семье больше никого не было. Когда она нахмурилась, Эрик добавил раздраженно. - Это только на одну ночь, Кристина. Прибереги свою нравственность для случая, когда нам не надо будет биться за жизнь. Когда он счел, что экипаж уехал достаточно далеко, то достал и развернул сверток ткани, в котором находился небольшой набор странного вида инструментов одинакового размера и с деревянными ручками, но каждый из предметов имел металлический наконечник с уникальной формой. Эрик выбрал один и осторожно повертел в замке, пока тот не открылся. Затем он пригласил Кристину войти. Газовые лампы оживили интерьер, и, по таким деталям как красная бархатная обивка и элегантные кремово-золотые обои, было видно, что жилец являлся довольно богатым. Кристина следовала за Эриком по разным комнатам и не могла сказать, оценивал ли он их содержимое или же искал жильцов. В конце концов, они поднялись наверх, где мужчина отвел ей большую спальню со встроенной ванной комнатой. - Я останусь в другом конце зала, - объявил он. - Итак, ты голодна? Тебе принести еду? Она кивнула, но пока что больше всего на свете ей хотелось умыться и переодеться. Девушка прошла в уборную и с удовольствием обнаружила там большую фарфоровую ванну, на которую показала выразительный жест, пока Эрик наблюдал за ней. - Сомневаюсь, что вода будет горячей, - сказал он. - Ты умрешь. Кристина пожала плечами, показывая, что это не имеет значения. Она собиралась соскрести с кожи все, что осталось от этого ужасного подвала, даже если подхватит воспаление легких, которое, в буквальном смысле убьет ее. Девушка видела, как его челюсть напряглась. - Отлично, - сказал он. - Тогда поторопись. Эрик вышел из спальни, закрыв за собой дверь, и она с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза. Ей не нужно было его разрешение, чтобы принять ванну, и, если бы Кристина могла, то непременно поспешила бы сказать ему большое спасибо. Пустив воду, она старалась не смотреть в зеркало. Кристина еще не была готова встретиться лицом к лицу со своим отражением. Девушка осторожно сняла юбку и лиф, стараясь как можно меньше использовать левую руку. Однако когда она потянулась назад, чтобы расстегнуть корсет, это движение вызвало такую мучительную боль, пронзившую ее мизинец, что ей пришлось остановиться и опуститься на край ванны. У нее промелькнула мысль справиться со всем при помощи ножа, но у нее его больше не было. Надо будет спросить об этом Эрика. Она снова попыталась расшнуровать корсет, но на этот раз только одной рукой. Кристина достигла некоторого прогресса, но это являлось ужасным Геркулесовым испытанием, а девушка просто слишком устала для такого рода глупостей. Проглотив гордость, она отправилась на поиски Эрика. Он был в своей комнате, расстегивая манжеты рубашки и стоя спиной к двери. Его фрак и жилет лежали на кровати. Кристина не сразу оценила длину его ног, широкие плечи, силу и уверенность, присущие осанке, даже когда он, казалось бы, один, и задумалась, перестанут ли эти вещи когда-нибудь впечатлять ее. Девушка вздохнула, возможно, слишком резко, и он быстро повернул голову туда, где она стояла в дверном проеме в нижнем белье. Эрик застыл, беззвучно открыв рот. Ее щеки вспыхнули. Кристина указала на свой корсет и повернулась к нему спиной, чтобы показать, что она хочет. Он оставался на месте еще несколько секунд, прежде чем броситься к ней через всю комнату. - Конечно, - выдохнул Эрик, подходя к ее спине, - твоя рука. Это, должно быть, очень болезненно. Позвоночник девушки покалывало, когда его пальцы дотрагивались между ее лопатками, чтобы ослабить верхние шнурки. Она чувствовала дыхание на своей шее, на мягкой обнаженной коже, которая до недавнего времени была скрыта волосами. Эрик спустился вниз по корсету, ее сердце забилось в такт ловким движением его рук. Напряжение постепенно спало, когда он потянул за последнюю шнуровку, а затем положил руки ей на талию, чтобы повернуть лицом к себе. Кристина на мгновение перестала дышать. Его глаза впились в нее, когда руки замерли на застежках корсета: шанс, как она полагала, чтобы вмешаться. Возможно, Кристина должна была сделать это, но не сделала. Девушка даже забыла как двигаться. Плотно сжав губы, Эрик щелкнул первой застежкой. Кристина почувствовала какое-то тепло в животе. Он продолжал спускаться, тихо и методично, пока две передние панели корсета не разделились, после чего мужчина потянул их назад и осторожно снял одежду с ее туловища. Девушка не заметила, как он сглотнул, и его взгляд скользнул вниз, когда Эрик протянул предмет ей. Белая сорочка прилипла к коже в том месте, где стягивал корсет, и она полагала, что это оставляло мало места воображению. Кристина должна была чувствовать себя смущенной - даже униженной - но его реакция наполнила ее таким удовлетворением, что она на мгновение подумала о том, чтобы он снял и нижнюю юбку. За последние несколько дней девушка перестала чувствовать себя человеком, и это внезапное признание ее женственности немного поднимало настроение. Это был опасный источник удовлетворения. - Что-нибудь еще? - Спросил он тихо, с тревогой, предполагающей его надежды на отрицательный ответ. Она покачала головой, одарила Эрика благодарной улыбкой и поспешила обратно в уборную. Вода была ледяной. Это был такой толчок для ее организма, что девушка издала продолжительный вздох, опускаясь в нее. Зубы застучали почти сразу же и не переставали этого делать на протяжении всего процесса мытья. И все же Кристина терпела, скребя розовую кожу и массируя голову в воде, пока та не заболела. Когда, наконец, она почувствовала себя достаточно чистой, то практически выскочила из ванны, чтобы вытереться полотенцем, дрожа от холода. Потом Кристина надела ночную рубашку и тапочки, а затем халат. Завязывая пояс, девушка по привычке взглянула в зеркало, чтобы убедиться, что все на месте. Она почти не узнала человека, которого увидела. Ее волосы были подстрижены так коротко, что настоящих локонов не осталось, только волны. Стрижка была рваной и некрасивой. Кристина не могла решить, похожа ли больше на мужеподобную женщину или на женоподобного мальчика, но, в любом случае, не было и следа той красивой девушки, которая когда-то очаровала парижское общество своей внешностью и голосом. Она упала на пол, прислонившись спиной к ванне, и заплакала. Когда чудовищность того, что с ней случилась, обрушилась на Кристину, она все глубже и глубже замыкалась в себе. Что теперь от нее осталось? Ее лишили всего - всего - и это подорвало прежнюю личность. Теперь у нее не было музыки... у нее не было ни семьи, ни друзей, ни жениха, ни голоса, ни волос, ни дома. Она больше не была ни певицей, ни танцовщицей, ни даже прачкой. Ее дважды похищали, а затем подвергали насилию, терроризировали и унижали. А теперь! Теперь Кристина была вынуждена бежать с одним из упомянутых похитителей не по своей воле! Чего еще может хотеть от нее жизнь, и есть и у нее что-то, что она еще может дать? Девушка продолжала сидеть на полу еще долго после того, как перестала плакать. Кристина чувствовала себя совершенно онемевшей. Ее руки и ноги отяжелели, и она могла только тупо смотреть на противоположную стену. В дверь тихо постучали. - Кристина? Она должна ответить. Он будет волноваться. Но ее мышцы оставались свинцовыми. Постучали еще раз, на этот раз громче. - Кристина Даэ, если ты немедленно не дашь понять, что не впадаешь в гипотермический шок, то я сломаю эту дверь. И все же она не могла пошевелиться. Интересно, сколько времени ему потребуется, чтобы понять, что дверь на самом деле не заперта? Любопытная мысль: несмотря на его обширный опыт шпионажа и вмешательства, ее подсознание все еще считало, что он не представляет угрозы для частной жизни. Должно быть, ему пришло в голову в начале попробовать ручку. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Эрик. Он снова был полностью одет, по-видимому, переоделся в идентичный комплект одежды. Увидев ее, мужчина быстро пересек комнату и опустился рядом с ней на колени. - Кристина, - позвал он, всматриваясь в ее заплаканное лицо, - что случилось? Девушка вяло потянулась и дотронулась до пряди влажных волос. Эрик с облегчением опустил плечи. - Господи, и это все? - Вырвалось у него. Уязвленная, она нахмурилась и отвернулась от него. Он сел рядом с ней. - Прошу прощения, - сказал Эрик, - я не хотел умалять твоей потери. Просто... Мужчина замолчал, и, глядя на него, Кристина снова заметила, как странно было видеть его сидящим на полу. Она никогда не привыкнет к этому зрелищу. Эрик продолжил. - Я должен продолжать убеждать себя, что ты цела, потому что, честно говоря, мысль о том, что ты пострадала из-за моих поступков, заставляет меня хотеть вырвать мое все еще бьющееся сердце. Его боль была ощутима, но какая-то ее часть была удивлена. Он всегда был склонен к драматизму, не так ли? - Да, то, что ты пережила, жестоко и несправедливо. Если хочешь, можешь выместить злость на мне, я этого заслуживаю. Затем Эрик повернулся к ней, его маска, губы и глаза внезапно оказались так близко. - Но не исчезай, - твердо сказал он. - Не доставляй ему такого удовольствия даже после смерти. Ты сильнее этого. Упоминание об il Gatto заставило ее похолодеть, но слова Эрика удивили и возбудили в ней интерес. Она вопросительно посмотрела на него. - О, да, - сказал он, слегка улыбнувшись, - ты выжила, моя дорогая. В этом нет никакого сомнения. К лучшему или к худшему, у нас это общее. Он встал, протянул ей руку, и девушка приняла ее. Кристина обдумывала его слова, пока шла за ним на кухню. Инстинктивным желанием было усомниться в нем, но утверждение Эрика являлось правдой. В этот день она пыталась убить человека и не жалела об этом. Но, возможно, это было даже более укоренившимся, чем казалось. Разве она не преодолела то, что ее отец называл одним из самых престижных театров мира? Разве она не поднялась до роли примы? Конечно, Кристина не могла отрицать, что Эрик приложил к ее восхождению свою тяжелую руку, но не хотела принижать собственной проделанной работы во время уроков. Она делала это не для него, а для себя. Кристина вспомнила то время, когда была хористкой и артисткой балета и отчаянно нуждалась в чем-то большем. Неужели она действительно верила, что голос за зеркалом послан небом? Или ее разум просто искал способ оправдать доверие к невидимому незнакомцу, который мог помочь развить голос? Девушка все еще думала об этом, когда они закончили есть. Кристина могла пережить это. Могла объединиться с ним, выучить знаки алфавита и увидеть Рим, могла довериться человеку, который когда-то пытался контролировать свою ученицу. Теперь она знала, что не обязана давать ему эту возможность. Он не напугает ее. На самом деле, Кристина поняла, что Эрик мог дать ей то, чего она жаждала все эти долгие месяцы в одиночестве. За ужином он не проронил ни слова, возможно, чувствуя, что девушка думает о чем-то другом. Эрик открыл рот, чтобы обратиться к ней, но не успел произнести ни слова, как она схватила его за запястье. Кристина прошла в гостиную, где они оба остановились, чтобы полюбоваться сверкающим роялем. Девушка зашла так далеко, что усадила Эрика на скамью, давя на плечи, пока он не сел с неохотным смущением. - Хорошо-хорошо, ты хочешь, чтобы я поиграл, - сказал Эрик. Она кивнула, а затем изобразила пантомиму, растопырив пальцы, как будто те вырывались из ее открытого рта. - И спел? Кристина кивнула ему с большим энтузиазмом. - Признаюсь, - сказал он с уже явным смущением, - что с тех пор, как я делал то и другое, прошло немало времени. Она умоляюще сложила руки, и Эрик вздохнул. - Что ж, полагаю, это может принести пользу нам обоим. Удовлетворенная, она уселась на диванчик, откуда могла наблюдать за ним. Его широкие руки зависли над клавишами, и Эрик изучал их, слегка наклонив голову. - Какую музыку предпочитаете сегодня, мадемуазель Даэ? - Его голос изменился, став подобно шелку холодным и скользким, и это заставило Кристину насторожиться. Ей казалось, что с каждой секундой, проведенной рядом с инструментом, он обретал былую уверенность, хотя даже не прикоснулся к нему. Сердцебиение у девушки ускорилось. Она чувствовала, что Эрик перестал быть таким, каким казался в последние дни. Его льдисто-голубой глаз, обрамленный маской, казалось, пригвоздил ее к месту, пока он размышлял, и на мгновение она задалась вопросом, может ли он читать ее мысли. - А, - сказал Эрик, - кажется, знаю. Уголки его губ растянулись в понимающей улыбке, и он отвернулся от нее, назад к клавишам цвета слоновой кости. Все, что потребовалось, эта одна строка, одна единственная строка, чтобы украсть ее дыхание. Кристина слишком хорошо знала мелодию, которую его гибкие пальцы извлекали из инструмента, и подозревала, что он знал это. Как? Как он мог узнать про эту простую шведскую народную песню, эту тонкую мелодию романтической преданности и меланхолической тоски, которая была одной из самых ранних в ее репертуаре? В одно мгновение Кристина перенеслась к отцу, когда они жались к камину во время особенно суровой зимы. Для них это был не самый удачный год: девочка носила платье на один размер меньше, чем нужно, и была бы рада никогда больше не видеть картошку. Но она обрела голос, отец научил ее дюжине новых песен, и вместе они наполняли дом музыкой с утра до ночи. Их тела, возможно, голодали, но души были насыщенны, и это было непостижимым чувством. До сих пор. Ее глаза начали слезиться, поэтому Кристина закрыла их, и тогда мужчина начал петь. Девушка чуть не задохнулась, снова услышав голос Эрика. Она забыла, как он мог мягко обвиться вокруг нее в один момент, а затем сжать все внутренности, как в тиски. Его текстура была настолько бархатистой, что было легко упустить из виду, какой силой и контролем он мастерски владел во время своего пения. Шведский Эрика был довольно хорош, полный и гортанный, и когда дошел до припева, то это ранило ее подобно копью. Даже если я отправлюсь на край света, мое сердце будет звать тебя. Она не могла открыть глаза, чтобы узнать, смотрит ли он на нее в этот момент. К тому времени, как Эрик провел все куплеты и сыграл последний аккорд, Кристина практически растаяла на диване. Она чувствовала себя в тепле, в безопасности и дома, и в то же время была совершенно расстроена возвращением его чарующего влияния на нее. Пара рук мягко опустилась на ее плечи. - Тебе лучше, дорогая? - Пробормотал Эрик. Кристина открыла глаза и обнаружила его живот прямо перед собой, такой твердый под изящным жилетом. Было достаточно легко вспомнить бледную мускулатуру под этой тканью, и она покраснела. Затем его гибкие пальцы зарылись в ее волосы, массируя голову и расчесывая короткие локоны, и она почти теряла сознание. - Кое-что можно сказать о твоем новообретенном отсутствии волос, - сказал Эрик. - Осмелюсь сказать, что это делает глаза ярче, а скулы и веснушки более заметными. А твоя шея... Тут кончики пальцев одной руки скользнули за ухо и вниз по шее, заставляя ее дрожать от самого восхитительного напряжения. - Твоя шея теперь так доступна, - наконец проговорил он, и его рука на мгновение задержалась у основания ее горла, прежде чем Эрик резко отстранился. - Значит, спать? - Поинтересовался он и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. Кристина была ошеломлена. Как она стала более уверенной в его присутствии, так и Эрик, казалось, чувствовал себя более комфортно в общении с ней. Это был хрупкий баланс сил, и в чью сторону могла склониться чаша весов во время их странствий, можно было только догадываться. Однако его разговоры о силе и выживании придали ей смелости. Девушка тут же решила, что если будет битва за победу, то победительницей станет она.