Невоспетая

Только спустя несколько часов, с первыми лучами зари, Кристина решилась примерить одежду, которую собиралась надеть, когда они с Эриком высадятся во Флоренции. Она смотрелась на ней странно и мешковато. Ее костюм для Il Muto сохранял в себе некоторую женственность, призванную подчеркивать длину ног и изгибы бедер и спины, а этот же, напротив, казался скучным и утилитарным, свисая с тонкого тела. Кристина нахмурилась, глядя на свое отражение в зеркале, не желая выходить из уборной и видеть Эрика. Возможно, его оценка ее внешнего вида, все еще значили для нее гораздо больше, чем хотелось признавать. Однако его глаза продолжали гореть при взгляде на нее, и это вернуло девушке узел тепла в животе. Но когда он заговорил, то его тон звучал сухо. - Рубашку следует заправить, - отметил Эрик, протягивая руку к булавкам, - а брюки - подшить. Тебе подходят туфли? Они были слишком большими, и Кристина согнула одну ногу в носке, чтобы показать это ему. - Мы набьем их тканью, пока не найдем новую пару в городе. Эрик начал кружить вокруг нее, сложив широкие руки и прижимая ткань ее рубашки, пока она не стала облегать туловище более плотно. Он был осторожен, чтобы ограничивать свои прикосновения к складкам белья, но его близость и умения были настолько опьяняющими, что даже натяжение ткани на ее коже вызывало у нее озноб до самого позвоночника. Напомнив себе, что она все еще злится на него, Кристина так и не смогла избавиться от воспоминаний об его губах и о голоде, который почувствовала в объятиях и под давлением этого контакта. Они поцеловались три раза. Три. Почти четыре, если считать то случайное касание в номере отеля за неделю до этого. Его рот начал поглощать все ее мысли. Кристина слышала о людях, попадающих в опиумные курильни, которые начинали приходить туда чаще и чаще, так как их потребность в этом веществе продолжала расти из-за длительного воздействие, и задавалась вопросов, всегда ли наркомания настолько вялая и сладкая, ведь она едва смогла заметить свое тяжелое положение, как муха, тонущая в меде. Однако если Эрик и чувствовал нечто схожее, то не выдавал себя. Затем он заставил ее встать на стул, чтобы подвернуть штанины, что позволяло Кристине любоваться его широкими плечами, пока тот стоял на коленях и работал. Потом девушка осторожно направилась в уборную, чтобы переодеться и не зацепить прищепы. Они устроились с шитьем под тусклым газовым светом, но трудно было сказать, плохое освещение или же банальное истощение заставляло Кристину часто щуриться, чтобы разглядеть швы. Три раза она заносила иглу, выдыхая воздух сквозь зубы, и три раза соскальзывала, больно укалывая кожу на пальцах. - Ты промахиваешься, - заметил Эрик в последний раз, не отрывая глаз от брюк, которые шил. Он сидел напротив нее на одном из стульев с прямой спинкой за маленьким деревянным столиком. Кристина бросила на него испепеляющий взгляд. - Я закончу рубашку, если тебе хочется спать. Кристина покачала головой, и Эрик не стал настаивать. Она заметила, что он держал игольное ушко в зубах всякий раз, когда делал паузу, чтобы поправить ткань или вытащить булавку, и этот вид вызывал у нее симпатию, а внимание вновь возвращалось к его губам. Как странно было видеть Призрака Оперы, занятого такими утомительными домашними делами! Кристина предполагала, что он, должно быть, привык делать все для себя, учитывая отсутствие у него иных вариантов, но Эрик всегда казался ей неким неприкасаемым существом, одежда и имущество которого сами собой появлялись в его распоряжении. Он начал тихо напевать "Аве Марию" Гуно, мелодию, которая так часто украшала скрипку ее отца, и купе поезда внезапно превратилось в маленькую гавань тепла и красоты. Кристина вспомнила как проводила с отцом много вечеров, подшивая одежду или читая перед очагом, она чувствовала себя под защитой, тихо напевая сама себе. Бархатный голос Эрика казался таким же успокаивающим, что в ее памяти сразу же всплыло то чувство комфорта, и мышцы начали расслабляться. Затем он начал петь другую мелодию. Ноты, казалось, рождались глубоко в его груди, даже когда латынь срывалась с губ, чтобы слиться и стать для ее ушей расплавленным золотом. После дня, когда Дон Жуан восторжествовал, было время, когда Кристина думала, что этот ангельский голос всего лишь приснился ей, но, нет: он был здесь и продолжал быть так же прекрасен, что хотелось плакать. Эрик продолжал работать иголкой и ниткой, пока пел, ни разу не взглянув на нее, казалось, даже не замечая того факта, что его назначили рупором небес. Веки Кристины начали тяжелеть, и она подумала, что, возможно, ей следует закрыть их всего на несколько секунд в качестве передышки. Девушка почувствовала как голос Эрика обвился вокруг нее и проник в кожу. Кристина смутно осознавала, что предметы выпадают из ее пальцев. Что она вообще держала только что? Конечно, ничего важного. Но теперь ничто не могло отвлечь от музыки. Девушка упала в ее объятия и вместе с ней погрузилась в гостеприимную тьму.

***

Кристина проснулась на одной из двух нерасправленных кроватей, полностью одетая, за исключением туфель. С того места, где она лежала на боку, девушка могла увидеть маленькую тумбочку, на которой был аккуратно сложен ее недавно приобретенный наряд. Кристина покосилась на одежду, пытаясь вспомнить, когда они с Эриком закончили подшивать ткани, а затем поняла, что не делала этого. Последнее, что она помнила, было песней, которая усыпила ее. Девушке пришло в голову, что это не могло быть совершенно непреднамеренно, и нахмурилась от этой мысли. Затем Кристина вспомнила кое-что еще, и это заставило щеки разгореться от стыда: она поцеловала его. На полу. Ее сердце упало в пульсирующий живот, когда разум воспроизвел события предыдущей ночи. Такое поведение было совершенно безрассудным! То, что у него, казалось бы, не существовало морального кодекса, не означало, что и она должна отказываться от всякого приличия. Да, Кристина собиралась одеваться как мальчик, но, возможно, это было для нее лишь шансом контролировать свое поведение. Как легко можно совершать глупости под влиянием Эрика. Однако если она не собиралась поддаваться искушению, этот недавний шок от желания был ужасно жестоким способом проверки ее решимости. - Buongiorno, - раздался его голос с подножия кровати, и девушка вздрогнула от удивления. Однажды, с раздражением подумала Кристина, она застанет Эрика спящим. Человек не может существовать исключительно на музыке и тенях, каким бы не был сведущим. Кристина встала с кровати и подошла к окну, чтобы посмотреть на окрестности. В прошлое ушли огромные лунные горы, теперь на их месте были зеленые поля и золото, раскинувшиеся под глубоким синим небом и усеянными пасущимися животными. В пейзаже было полно высоких заостренных деревьев. Те немногие сооружения, которые видела Кристина, окрашивались в светлые цвета и укрывались пологими терракотовыми крышами. - Мы где-то между Миланом и Флоренцией, - пояснил Эрик, - сыр из этой области превосходен. При упоминании об еде у нее заурчало в животе, и она поспешила умыться, чтобы съесть завтрак, который состоял, в основном, из частично несвежего багета. Как бы Кристина хотела, чтобы это был сыр. На самом деле, она даже собиралась настаивать на этом сыре, когда они прибудут во Флоренцию. Наконец девушка взяла свою новую дорожную одежду и вышла в уборную, чтобы переодеться. После улучшений Кристина чувствовала себя увереннее, ей стало легче двигаться в этой одежде. Она была удивлена, обнаружив, что выглядела довольно неплохо, даже чувствовала веселье. Если бы девушка не привыкла носить такую одежду в Il Muto, то считала бы себя практически голой. Весь ее внешний вид казался намного более доступным. Возможно, именно поэтому глаза Эрика расширились, когда она вышла в купе, или же, это было просто от того, что в этой одежде Кристина действительно неплохо выглядела со стороны. В любом случае, он казался немного смущенным, до такой степени, что его единственным ответом был вежливо вынужденный кивок. Кристина надеялась на большее, но знала, что если бы выглядела неубедительно, то Эрик бы так и сказал, а расспрашивать его в этот момент было бы лишь способом напрашиваться на комплименты. Вместо этого девушка взяла свою записную книжку, чтобы спросить Эрика об одной вещи, которой ей не хватало. "Я полагаю, ты мог наткнуться на мой нож в подвале, - написала она. - Ты забрал его?" Он нахмурился. Из своего саквояжа мужчина вытащил небольшой, тонкий сверток обернутой ткани, которую развернул, чтобы показать ей клинок. - Вот этот? - Поинтересовался Эрик. Она кивнула и не упустила ошеломленного удивления, которое мелькнуло на его лице. Он протянул ей рукоять, кончиками пальцев сжав лезвие. Когда Кристина взяла нож, Эрик продолжил. - Почему это лежало на полу? Конечно же, не потому, что ты пыталась им воспользоваться? - Девушка кивнула. Ее ответ на мгновение парализовал его, и он посмотрел Кристине в глаза так, будто видел впервые. Не смутившись, она сунула лезвие в кожаный чехол на лодыжке. Движение, казалось, вывело Эрика из задумчивости, и его взгляд упал туда, куда девушка только что спрятала оружие. - Кобура на ремне была бы более удобной, - сказал он. - Мы купим ее в городе. Как и новую сумку для тебя, пока будем на рынке кожгалантереи. Эрик отошел от нее под предлогом уборки комнаты, которая и без того выглядела практически нетронутой, а Кристина вернулась к окну, чтобы наблюдать за их прибытием во Флоренцию. Город, когда он расцветал, был ошеломляющим: высокие группы бледных зданий с терракоторыми крышами и оранжево-коричневыми ставнями, а также редкие крестово-купольные соборы или колокольни, разрушавшие однообразие горизонта. Кристина слышала, что здесь есть река, разделяющая город, как Сена делала это в Париже, и надеялась, что увидит воду и все мосты, которые, как она представляла себе, должны быть перекинуты через нее. Эрик снова надел шарф, когда поезд въехал на станцию, но Кристина не была уверена, что это казалось менее заметным, чем его маска. Тем не менее, она скрывала то, что будут искать их преследователи, и девушка решила, что это гораздо лучшая маскировка. Казалось маловероятным, что итальянцы станут искать двух мужчин, как и предполагалось прошлой ночью. - Я не был здесь много лет, - сказал Эрик, готовясь к высадке, - но, кажется, еще помню незаметную гостиницу поблизости, ближе к центру города, где мы могли бы остановиться на одну или две ночи. Нам следует направиться прямо туда. Он крепко сжал ее пальцы, и девушка поняла, что мужчина намерен пройти через толпу таким образом. - Кристина, - возразил Эрик, когда она убрала руку, - мы не можем рисковать быть разлученными. Девушка жестом указала на себя, чтобы напомнить ему, что для всех остальных на этой платформе является юношей. Его лицо расслабилось, поскольку Эрик начал думать о том, какое внимание могут привлечь двое мужчин, держащихся за руки. - Хорошо, - отрезал он. - Просто держись рядом. Однако его быстрые шаги длинных ног на платформе заставляли ее задуматься, действительно ли Эрик хотел этого. Ей приходилось бежать, чтобы не отставать от него. Только когда они прошли несколько кварталов, мужчина замедлился до разумного темпа, и девушка смогла погрузиться в созерцание окружения. Кристина привыкла к широким бульварам в центре Парижа, и многие узкие улочки Флоренции заставляли ее задыхаться от контраста между ними и высокими зданиями с обоих сторон. Однако ей пришлось признать, что погода была прекраснее. Она не знала наверняка, что в Италии было больше солнца, чем во Франции, но, безусловно, так дела и обстояли. Воздух казался приятно теплым, и только намек на свежесть подсказывал, что сейчас была осень. Гостиница все еще находилась там, где помнил это Эрик. Здание казалось скучным и скромным и явно нуждалось в некотором обновлении и мелком ремонте, но было решено, что этого будет достаточно, и Эрик направился к стойке регистрации, чтобы выкупить номер. Кристина чуть не закатила глаза, когда он начал разговаривать с работником подобно коренному итальянцу. "Уж, конечно, - подумала она, - Эрик свободно владеет итальянским." Правда, Кристина была благодарна, так как ее собственное знание языка ограничивалось набором слов и фраз, которые выучила из итальянской оперы или от Карлотты и Пьянджи. Пьянджи. Ее сердце сжалось в горле, когда она поняла, как легко теперь следует за его убийцей, как щенок на поводке. Она изучала Эрика, пока он говорил, жесткая осанка мужчины и окружающая тьма резко контрастировали с более легкими оттенками и манерами, которые, казалось, характеризовали этот город. Как мог человек чувствовать так глубоко, но в то же время так поверхностно? Произошел обмен валюты, а затем Эрик повернулся и жестом позвал ее последовать за ним по ближайшей лестнице. - Он сказал, что у них нет двухместных комнат, - сообщил мужчина, ведя Кристину наверх. - Я сказал ему, что мы готовы жить в одноместном ради экономии денег. Конечно же, ты займешь кровать, мне показалось, что для нас было бы разумнее остаться вместе. Они прошли по темному и узкому коридору, где Эрик отыскал нужную дверь и повернул ключ в замке. - Мне также дали координаты уважаемого сапожника, чтобы мы могли достать для тебя удобные туфли. Комната оказалась даже меньше, чем их купе. Помимо кровати, явно предназначенной для одного человека, было не так много мебели: один стул и тумбочка. Кристина знала, что Эрику вообще не нравилось бывать вне дома, не говоря уже о дневном свете, но искренне надеялась, что он не намерен держать их вместе в этом шкафу в течение какого-то длительного периода времени. К счастью, Эрик был вынужден придерживаться нормальных рабочих часов, чтобы закупить ей необходимые вещи. Как только они бросили свой багаж, он отвел девушку прямо к сапожнику и проследил за тем, чтобы Кристина не осталась без пары туфель, которые казались образцовыми во всех возможных отношениях: посадка, эстетика, материалы и конструкция. Это было очень утомительно, и девушка была только рада выйти на улицу в недавно приобретенной обуви. Однако ей пришлось признать, что она счастлива от ощущения гибкой коричневой кожи на ступнях и лодыжках, когда они возобновили свое путешествие. Этот восторг превратился в ужас, когда Эрик бросил старые туфли в ближайшую канаву. Она уставилась на него, выпуская раздраженный вздох, который заставил его взглянуть на нее. Кристина ответила на это, подобрав обувь и сунув себе в сумку. Он лишь пожал плечами и молча пошел дальше. Точно также Эрик не сказал ни слова, когда она, найдя для себя новую сумку и кобуру с ножом и возвращаясь в гостиницу, нашла нового владельца для старой обуви: тощего телосложения нищего в лохмотьях, привязанных к ногам. Он просто смотрел, как девушка ставит туфли на землю рядом с бродягой, слабо улыбаясь флорентийцу и отворачиваясь, прежде чем этот жест стал неловким. Хотя, когда Кристина вернулась к Эрику, уголки его рта едва заметно поднялись наверх. Она почувствовала прикосновение ладони к ее костяшкам только спустя мгновение, пока они шли рядом. Девушка оглянулась и обнаружила, что пальцы Эрика изогнулись, напрягаясь так, как будто стремились потянуться к ней и схватить. Ее собственная рука дернулась в ответ, коротко коснувшись его, прежде чем отстраниться, и он резко вздохнул. В двух кварталах от гостиницы они наткнулись на газетный киоск. Эрик, как заядлый читатель, настоял на остановке, чтобы рассмотреть ассортимент. Кристина начала прогуливаться по окрестностям, наслаждаясь стуком своей новой обуви по большим мощеным камням и вглядываясь в витрины магазином. Внезапно кое-что интересное попалось ей на глаза, и девушка остановилась. Она знала, что должна привлечь внимание Эрика, но тот был слишком поглощен выбором периодических изданий, а Кристина просто не могла сопротивляться притяжению магазина. Интерьер был затхлым и плохо освещенным, но приятно пахло деревом и бумагой, а стены и полки украшались пестрым ассортиментом инструментов: бубны, флейты, деревянные блоки, кастаньеты, небольшие барабаны, украшенные колокольчиками, аккордеоны, мехи которых были окрашены яркими алмазами. Были музыкальные книги и газеты, ремни для аккордеонов и специальные сумки и чемоданы. Однако то, что привлекло ее - вплоть до задней части магазина - были блестящие изгибы скрипок, целый ряд из них который являлся достойным восхищения. Пальцы Кристины потянулись, чтобы прикоснуться к одной, когда хриплый голос разрушил тишину: - Salve, signor! - И девушка отшатнулась от удивления. Из-за полки появился старик, сгорбленный и жилистый, с тонкими губами, раскрытыми в широкой улыбке. У него был широкий нос, темные, густые брови, и так много линий от морщин из-за смеха вокруг глаз, что Кристине сразу же захотелось принять его как своего приемного деда. Он начал говорить с ней на быстром итальянском языке, дружелюбно указывая на скрипку, а она только могла смотреть в ответ, широко раскрыв глаза. Итальянец сделал паузу и задал ей вопрос, девушка лишь пожала плечами. Затем он спросил что-то еще, и когда Кристину уловила слова "говорить" и "по-итальянски", то покачала головой, показывая, что не понимает этого языка. - Ааа, - протянул пожилой продавец, мудро кивая. Улыбка не сходила с его лица, когда он протянул костлявые, узловатые руки, чтобы взять инструмент, который она изучала. Затем флорентиец протянул скрипку ей, чья форма идеально смотрелась на изогнутых пальцах. Взгляд Кристины метнулся от его лица к скрипке, а затем он снова стал вопросительным. Продавец кивнул, улыбнулся еще шире и произнес что-то обнадеживающее, пододвинув инструмент ближе. Девушка приняла скрипку в полной нерешительности. Затем итальянец протянул ей смычок. Кристина положила подбородок на скрипку и вздохнула. Когда она подняла смычок и прижала его конский волос к струнам, ей пришло в голову, что этот мужчина, возможно, был единственной живой душой, свидетельствующей о том факте, что Густав Даэ был не единственным членом их маленькой семьи, кто мог играть на скрипке. Конечно, она не практиковалась много лет, и никогда не обладала даже и половиной того мастерства, которым обладал ее отец. Мелодия была проста: та же шведская народная песня, которую Эрик исполнял двумя ночами ранее. Навык все еще жил глубоко в мышечной памяти, она играла этот мотив так долго и так много раз, что полагала, что никогда не забудет этого по-настоящему. Кристина начала учиться игре на скрипке еще до того, как поняла, что умеет петь, поскольку для скрипача это был самый очевидный выбор навыков, которым тот бы мог научить своего единственного ребенка. Густав продолжал заставлять ее тренироваться даже после того, как стало очевидно, что пение являлось для Кристины приоритетным, потому что хотел, чтобы она знала инструмент. И теперь девушка благодарила его за это. У нее никогда не было талантов и страсти отца, но теперь она могла найти выход, чтобы выпустить музыку, которая медленно бурлила внутри в течение последних месяцев, из-за чего Кристина начинала думать, что лопнет. Девушка даже не осознавала, что закрыла глаза, пока не закончила песню. Когда она открыла их, ее рука со смычком медленно опустилась, у старика была другая улыбка, возможно, задумчивая, и он уже не являлся единственным слушателем. Эрик стоял неподвижно позади лавочника. Его губы были мягко раздвинуты в изумлении, и мужчина вновь смотрел на нее так, как будто никогда в своей жизни не видел ее. Когда владелец магазина начал что-то говорить, он быстро поднял протянутую ладонь, чтобы заставить его замолчать, но взгляд Эрика не сходил с нее. - Мы возьмем скрипку. Старик произнес извиняющееся "Scusami?", и заклинание было нарушено, поскольку Эрик был вынужден перевести свои слова. Прежде чем Кристина смогла полностью разобраться в происходящем, ее вывели из магазина, и она держала в руках деревянный чемоданчик с новым инструментом. Тон Эрик был резким, когда они шли по улице. - Я не знал, что ты умеешь играть, - произнес он, а затем его голос стал громче и раздраженнее. - Как я не понял, что ты можешь играть? Казалось, Эрик злился, хотя и не обязательно на нее. Внезапно возвращение в их тесный гостиничный номер стало еще более непривлекательным делом, чем раньше. Кристина потянула его за рукав. "Я хочу видеть больше," - жестами показала она. - Мы не можем, - жестко оборвал он ее. - Это небезопасно. Если бы у нее был голос, Кристина бы заметила, что для него, кажется, являлось достаточно безопасным покупка сумки и трата целой вечности времени, чтобы купить обувь. Однако нынешнее положение делало спор гораздо труднее, чем оно того стоило, и девушка не стала противостоять ему. Они прибыли в свою комнату сразу за молодой парой, которая остановилась за соседней дверью, юноша рылся в карманах, и Кристина предположила, что тот пытается отыскать ключ. Девушка смотрела в сторону незнакомцев, в то время как Эрик вынимал их собственный ключ и вставлял в замок. У спутницы их соседа был яркий макияж и блузка с самым глубоким вырезом, который когда-либо видела Кристина. Глаза девушки скользнули на ее замаскированную фигуру, и она соблазнительно подмигнула. Кристина покраснела и отвела взгляд, искренне огорченная тем, что другая женщина может быть заинтересована в ней. Эрик распахнул дверь, и девушка торопливо прошла мимо него, покидая коридор. - После тебя, - насмешливо сказал он ей в спину. - Что это было, моя дорогая? Она положила футляр со скрипкой на кровать и покачала головой, указывая, что это не подлежит обсуждению. Кристина просто села на край матраса и притворилась, что увлечена прикреплением новой кожаной кобуры к поясу. Чем раньше забудется это унижение, тем лучше. Увы, этому не суждено было случиться. Почти сразу после этого до них стали доноситься стоны, приглушенные, но безошибочные. Кристина пыталась сделать вид, что ничего не слышала, Эрик, читавший газету на стуле, судя по всему, занимался тем же самым. Но со временем стоны начали нарастать, и вскоре стали сопровождаться ритмичным стуком, который мог бы быть только соприкосновением изголовья кровати о стену. Глаза Кристины расширились, и даже когда ее щеки горели от смущения, она не могла не смотреть на Эрика. Его челюсть была крепко сжата. Он резко сложил бумагу, и пальцы свободной руки вонзились, как когти, в ткань брюк на бедре. - Довольно, - огрызнулся мужчина и встал на ноги. - Мы идем гулять: я что-нибудь придумаю. Собери то, что тебе нужно. Она была полностью согласна, поэтому охотно перенесла несколько вещей в свою новую сумку и перекинула ремень через плечо. Однако в этот момент Кристина с новым раздражением вспомнила, как Эрик отклонил ее желание увидеть город. И все теперь именно он диктовал то, что им нужно уйти, по своей воле. Нет, она больше не попадется на это снова. Когда Эрик подошел к двери, девушка потянулась и схватила его за запястье, дергая назад. - Кристина! - Воскликнул он, и его лицо искривилось в некотором неопределенном выражении между раздражением и растерянностью. "Мой выбор," - решительно показала она и вздернула подбородок, чтобы показать свою решимость. Именно так Кристина оказалась на невысокой стене, возвышавшейся над рекой Арно, прекрасным октябрьским вечером, кусая твердый бледный сыр, который был одной из самых вкусных вещей, которые она когда-либо ела. На стене рядом с ней был небольшой выбор колбасных изделий и несколько обжаренных и хрустящих кусков хлеба, сбрызнутых оливковым маслом. У нее также была бутылка красного вина. Она отказалась позволить Эрику "одолжить" пару бокалов, из которых можно было бы выпить жидкость, и, в отсутствие лучших идей, потягивала напиток прямо из бутылки, почти радуясь тому, как ее спутник каждый раз вздрагивал от этого действия. Она оторвала кусок сыра и запила его еще одним глотком вина, на этот раз предлагая сосуд Эрику с озорной улыбкой. - Ты варвар, - отозвался он. К ее удивлению, мужчина взял бутылку и немного отпил из нее. После этого Эрик поставил вино и посмотрел на реку. - Я не знаю, как это делать, - тихо сказал он. - Участвовать в любом виде... досуга. Из меня плохой компаньон. Конечно, в его словах была доля правды, однако, Кристина не считала Эрика безнадежным. Она уже полюбила такого раздражительного и нетерпеливого спутника как он. - Прошлой ночью в багажном вагоне... - девушка обратила внимание, что Эрик колебался. - Ты бы пожалела, если бы все закончилось хорошо. Поэтому ему снова захотелось принять решение за нее. Кристина с раздражением спросила жестами: "А ты?" - Никогда. Она сунула кусок хлеба в рот и выпила еще один глоток. И еще один. И еще один, чем вынудила его упрекнуть ее. - С такой скоростью ты выпьешь всю бутылку. Кристина мило улыбнулась, потому что именно это и было конечной целью. Смелость от вина была именно тем, что ей необходимо, чтобы вернуть себе власть этой ночью.