Невоспетая

- Какие фантастические царства разума ты исследовала сегодня, крошка Лотти? Это был любимый вопрос Густава Даэ, и когда бы он его ни задавал, Кристина давала ему разные ответы: сады, чьи цветы раскрывались только на определенные ноты, создавая пульсирующую симфонию цвета, если кто-то прогуливался по ним, напевая; огромный, обветренный корабль-призрак, плывущий не в открытое море, а в английские вересковые пустоши под покровом пурпурно-серых дождевых туч; красивое и мерцающее небо с русалками, которые плыли сквозь облака. Из всех ее грез его любимым был безымянный и безликий ангел с голосом, похожим на шелк, который спустился на землю, чтобы благословить избранных смертных своими божественными мелодиями, и те, кто услышат его голос, будут также одарены даром музыки. Всякий раз, когда отец и дочь говорили об этом ангеле, Густав улыбался теплой улыбкой, которая с годами оставила после себя прекрасные морщинки, и говорил: "Когда я буду на небесах, дитя мое, то обязательно пошлю к тебе Ангела музыки". Когда Ангел музыки застал ее в отчаянии и одиночестве в Парижской Опере, Кристина решила, что это сон. Она провела большую часть своей жизни в собственной голове. Девушка часто бывала одна, в нетерпении ожидая возвращения к сценам, которая наблюдала в фантазиях, и к мелодиям, которые слышала там. Пение являлось ее единственной непоколебимой связью с внешним миром. Это помогало Кристине общаться и наделять свой голос мыслями и чувствами. И когда она увидела, как положительно другие люди реагирует на этот талант, это убедило ее, что в ней есть нечто большее. Потеря голоса, конечно, разорвала эту нить. Знакомые и незнакомые были сбиты с толку неспособностью Кристины взаимодействовать с ними, чувствуя себя неуверенными при случайных встречах, поэтому предпочли избегать ее вообще. Поскольку обстоятельства заставили девушку глубже уйти в мысли, и она почти незаметно перешла от простого пребывания в своем разуме к тому, чтобы стать его пленницей. В те дни Кристина часто думала о своем падшем ангеле. Что он сказал ей, когда они в последний раз спускались в его логово? Снова вниз в эту мрачную тюрьму, где таится разум мой. Все эти годы, проведенные вне общества, в окружении собственного острого горя! Удивительно, как Эрик не сошел с ума задолго до их встречи. Кристина предположила, что только музыка смогла поддержать в нем жизнь и цельность. Без голоса, без музыки она оказалась в ловушке в комнате без дверей, сделанной из двух зеркал: Кристина могла увидеть мир, но никто не мог увидеть ее. До него. Ему потребовалось почти что полная катастрофа, чтобы, наконец, сделать это, но Эрик вернулся, чтобы разбить стекло и вытащить ее из-под обломков. Возможно, этот жест и послужил лишь присоединению к их тюремным камерам, но, по крайней мере, теперь им не придется одиноко смотреть на мир, который их не видит. Или, еще лучше, теперь они могли смотреть друг на друга. По крайней мере, для нее это была последняя надежда. Желудок Кристины затрепетал от беспокойства, когда она сошла с поезда в Неаполе. Он прибыл на станцию ровно в пять часов, когда пароход отплывал в Палермо. Это означало, что ей придется остаться на ночь и успеть на следующий, надеясь, что завтрашний поезд из Рима прибудет так же поздно. Девушка подозревала, что Эрик будет там: даже с потерей одного дня, когда он ждал следующего утреннего поезда, чтобы уехать, это все равно наиболее быстрый способ добраться до Неаполя. Вооружившись карандашом, письменными сведениями от Алессандро и элементарными познаниями в разговорном итальянском, она сумела нанять экипаж, чтобы отвезти ее в отель недалеко от порта. Кристина была удивлена тем, как много прохожих предлагали свою помощь с багажом, и крепко вцепилась в вещи, как и советовал муж Мэг. Неаполь, пожалуй, был достаточно хорош, чтобы считаться одним из ее царств разума. Здания, белые как кость, с бледно-желтыми, а иногда и терракотовыми крышами оттенялись лазурным небом. Запах городской жизни почти заглушал соленый морской воздух, но она еще не видела воды. Когда между домами Кристина вдруг заметила на востоке Везувий, ее кожу начало покалывать от восторга. Девушка смогла забронировать номер на ночь, хотя и по подозрительно высокой цене, и после того, как оставила свой багаж, вышла на улицу, чтобы посмотреть достопримечательности и найти ужин. Уличные торговцы в изобилии продавали газеты, спички и морепродукты. Кристина отшатывалась от многих прилавков, пытаясь вытеснить свою привычную извиняющуюся улыбку более мужским безразличием. Основываясь только на чудесном аромате, она купила кулек жареных рисовых шариков с томатным соусом, фаршем и горошком. Затем она спустилась со своим ужином в доки, чтобы понаблюдать за лодками, входящими и выходящими из порта. В голове мелькали мысли о том, что ей сказать и сделать, когда получится доехать до Палермо. Кристина почувствовала мгновенную связь с пожилой матерью Пьянджи, как только услышала, что женщина перестала говорить после смерти сына. Прошло несколько месяцев с тех пор, как произошел инцидент, и, возможно, внезапная немота уже прошла, но девушка все еще чувствовала непреодолимую потребность встретиться с ней и разделить ее горе. Синьора Пьянджи, как подозревала Кристина, была возможностью пробраться в мафию, и она могла только молиться, чтобы женщина захотела поговорить с ней. Это то, чего нельзя было сделать в присутствии Эрика. Кристина ушла, потому что знала, что он не сможет справиться с ее бегством в Палермо из-за него. По правде говоря, она делала это не только для Эрика, но и для себя самой. Девушка старалась не думать о том, что он мог бы предпринять, если бы раскусил этот план, потому что это означало признать, что она так и осталась его подчиненной. Пока же ей стоит наслаждаться тем, что выдалась возможность путешествовать по чужому городу в одиночку. У нее закружилась голова, когда Кристина поняла, что ее печально-скромная натура может стать преимуществом, когда она станет договариваться о судьбе Эрика, и на мгновение почувствовала себя почти неприкасаемой. Несмотря на странное окружение, Кристина спокойно спала всю ночь и весь следующий день. Прошло почти две недели с тех пор, как похищение привело в движение текущие события и стресс начал сказываться на ее теле. Ей было не стыдно прятаться в своей комнате в ожидании вечернего отплытия парохода, даже когда весь Неаполь находился у нее ног: Кристина знала, что один только вид на залив стоил поездки. Когда пришло время идти к докам, девушка вышла на улицу с тревожным трепетом в груди, но с неуверенностью в голове. Она чувствовала себя исследователем из одного из своих детских романов, а еще больше - авантюристкой. Впереди виднелись доки, и ей предстояло пройти только одно здание, когда чья-то рука дернула ее за запястье в тень. Несмотря на охватившую панику, Кристина сумела высвободить руку из хватки нападавшего - это был маневр, который она практиковала снова и снова. Девушка уронила сумку и сделала рывок вперед. Кристина уже видела, что осталось совсем немного, когда ее остановили мощные руки, которые обхватили за талию и слегка приподняли с земли. Они притянули девушку вплотную к чьему-то телу, а после преследователь наклонился и сказал ей на ухо. - Твои усилия достойны похвалы, Кристина, но, пожалуйста, не заставляй меня преследовать тебя дальше. Она застыла, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Эрик отпустил ее, и девушка медленно повернулась к нему лицом. Выражение его лица было настороженным, но глаза казались дикими и отчаянными. - Почему? - Наконец спросил он. Это был почти шепот, его нижняя губа дрожала. Эрик повернулся и поднес широкую ладонь к открытой стороне лица, скрываясь под этой импровизированной маской из кожи и костей с судорожным вдохом. Кристина положила руку ему на плечо. Он напрягся от ее прикосновения, а когда снова посмотрел на нее, в его взгляде появился гнев. Девушка инстинктивно прижалась к стене. - Каков был твой план? - Огрызнулся Эрик. - Отправиться в логово преступников и отговорить их от возмездия? Когда Кристина сверилась, то решила, что это было самым точным изложением ее стратегии. И она кивнула. Он отшатнулся, не веря своим ушам. - У тебя даже нет голоса, Кристина! Это самая идиотская затея в мире! Кристина знала, что его слова продиктованы беспокойством, но все равно позволила им задеть себя. "Пожалуйста, доверься мне," - жестами попросила она и умоляюще взглянула. Это было все, что пришло ей на ум. Девушка была вознаграждена жестким хриплым смехом. - Неужели? - Поинтересовался Эрик и вытащил из-за пазухи сложенный листок бумаги. Он развернул его, чтобы показать ей записку, которую Кристина оставила ему накануне утром: наглая ложь, за которой последовала одна-единственная нота ободрения. "Чтобы ты не решил, что это был сон: я люблю тебя". Чернила были смазаны, а сама страница смята и потерта, как будто ее сжимали и перечитывали десятки раз. - Как я могу доверять женщине, которая оставила мне это? Его голос дрогнул, и он сглотнул. - Откуда мне знать, какое из твоих недавних заявлений являлось правдой? - Теперь Эрик смотрел на нее с неприкрытым отчаянием. Его рука безвольно опустилась вниз, а страница медленно сжалась в кулаке. Привычно прямая спина, казалось, опустилась под невидимой тяжестью. В ее горле застрял комок, когда Кристина доставала блокнот из сумки. "Ты должен понимать, что меня не было бы здесь, если бы я не заботилась о тебе." - Забота - это не то, что ты написала! - Взревел он, сжимая кулаки еще сильнее. Затем его голос стал тише и мягче. - Это не то, что ты написала на этой ладони. Эрик развернул руку, чтобы показать ей широкое пространство кожи, на котором она оставила свое признание. - Скажи мне, Кристина, потому что теперь это все решит: то особое чувство, которое поставило меня перед тобой на колени, было правдой? Она уже не могла сдержать слез, но без колебаний кивнула и бросилась ему на шею. Мужчина яростно обнял ее в ответ, вцепившись пальцами в рубашку. Когда Кристина отстранилась, его руки опустились вниз, удерживая девушку так, чтобы он мог наклониться и поцеловать ее. Легкий поцелуй вновь заставил отступить к стене здания, и она с приветливой нежностью начала двигать губами в тандеме с его. Ей хотелось, чтобы Эрик принял извинения в этих объятиях. Они оба вздрогнули, услышав стук копыт проходящей мимо лошади по мостовой соседней улицы. Внезапно он оторвался от нее и сделал резкий вдох. - Ты ушла, не сказав мне ни слова! Ради Бога, Кристина, что я должен был подумать? Она вновь вернулась к записной книжке. "Я знала, что ты попытаешься остановить меня. А тебе нельзя ехать в Палермо, мы оба это прекрасно знаем." - Да, но если я правильно помню, они покушались на твою жизнь, пощадив мою. Это было справедливо, и Кристина часто размышляла над этим в последние дни. Но если у Пьянджи, действительно, имелись родственники, занимающие влиятельные посты, как предполагал Эрик, то они могли бы послать других, чтобы доставить его на Сицилию. Нетрудно было поверить, что они захотят посмотреть в глаза человеку, убившего родного им человека, прежде чем расправиться с ним. Даже Il Gatto, описывая свои мучительные методы пыток, не говорил об убийстве Эрика. Нет, самым разумным объяснением являлось то, что мафия отправила своих приспешников, чтобы похитить его и избавиться от лишних свидетелей. Если она появилась бы там без него, представившись Кристиной Даэ, то снова оказалась бы полезной приманкой. Это было не тем, чего ей бы хотелось, но в таком случае девушка смогла бы собрать вокруг себя некую аудиторию, в которой она нуждалась. И на этот раз Кристина знала, что должна сказать. "Это не твой выбор. А мой. У меня есть свобода воли, и я настаиваю, на том, что мне надо ехать вместо тебя." Он глубоко вздохнул и начал расхаживать перед ней. Кристина начала беспокоиться о том, как бы успеть вовремя на пароход, но пока могла только наблюдать и ждать, пока его разум, вероятно, проворачивал все мыслимые и немыслимые пути наперед, начиная с этого момента. - Дай мне один день, - наконец, сказал Эрик, - один день в твоей компании, зная, что ты любишь меня... и больше никакого притворства. Если не передумаешь к завтрашнему вечеру, когда пароход отправится в Палермо, я перестану тебя уговаривать. Кристина удивленно моргнула. Это казалось вполне разумным компромиссом, и она полагала, что может позволить себе дополнительный день. И если их преследователи не вышли на след после нескольких дней в доме Мэг в Риме, то вряд ли им что-то сейчас угрожало. Кроме того, кто может ожидать, что жертва сама направится в логово хищника? Она кивнула в знак согласия. Его вздох облегчения был едва слышен. - Хорошо, - сказал он. - Мой багаж отправили прямо из поезда в отель, где мы могли бы остановиться на ночь. На самом деле, я ожидаю, что для меня будет подготовлена шикарная комната, с той-то щедрой платой, которую они потребовали. Но нам пока не нужно туда идти. Пойдем. Эрик купил ей бутылку вина и рожок с жареными кальмарами и соленой рыбой, а затем повел девушку в доки, чтобы посмотреть, как лодки заходят и выходят из бухты. Слева от них Везувий оставался прекрасным, туманным и зловещим монолитом. Еда была превосходна, а вино - тем более. Эрик настоял на том, чтобы продавец откупорил бутылку прямо в магазине, и теперь они сидели на набережной и передавали ее друг другу, делая большие глотки, пока морской бриз хлестал их по коже. Теперь не было никакой неловкости и никаких шуток из-за ее варварства - только тихое, мирное общение. Наконец, Кристина закончила с морепродуктами и вытерла жир с пальцев, чтобы написать. "Алессандро сказал тебе, что я здесь?" - В этом не было необходимости. Подозреваю, что все в доме мгновенно узнали о твоем местонахождении, как только об этом стало известно его жене. Это был настоящий переполох. - Он сделал бесцеремонный глоток из бутылки, и Кристина подавила улыбку. - Это, конечно, не означает, что я не высказал ему свое недовольство лично. Она пронзила его взглядом, и Эрик протянул ей бутылку. - Как плохо ты обо мне, думаешь, моя Кристина! Довожу до твоего сведения, что не ударил его ни разу. - Удовлетворенная, девушка поднесла сосуд к губам. - А если я и встряхнул Алессандро, то это только от того, что он это заслужил. Бутылка резко опустилась, и Кристина вновь сурово на него посмотрела. Эрик пожал плечами. - Он сказал, что не смог бы остановить тебя, не применив физическую силу, и я ему поверил. - Когда девушка недоверчиво посмотрела на мужчину, тот добавил. - Алессандро сказал мне, что у тебя было "такое благородное, но властное намерение", и абсолютная правота этих слов, так сказать, лишила ветра мои паруса. Эрик провел костяшками пальцев по ее руке - жест настолько быстрый, что любому прохожему показался бы случайным - но Кристина знала, что он даже пальцем не пошевелит без цели. - Это благородное намерение, - пробормотал Эрик, - сводит меня с ума всеми возможными способами. Некоторое время они продолжали этот разговор, прерываемый долгими периодами безмятежного молчания, наблюдая, как синева воды становится глубже по мере того, как за ними садится солнце. Наконец, когда по чернильным волнам пробежал холодок, и Кристина задрожала, он отвел ее в отель, где находилась его комната с багажом. Эрик терпеливо ждал, пока девушка умоется, а затем, не говоря ни слова, раздел Кристину до сорочки, проследив взглядом за кончиками пальцев, которые скользили по ее обнаженным плечам и рукам, заставляя кожу покалывать. Затем она наблюдала за тем, как раздевается он. Эрик затащил Кристину в кровать и прижал к себе: его грудь касалась ее спины, рука крепко обнимала за талию, а обнаженная щека покоилась в нежном углублении между шеей и плечом. Время от времени он прижимался своими припухлыми губами к коже девушки, но его руки не блуждали. Эрик прижимался к ней так, как будто она могла испариться, если даже на секунду отпустить ее. Все это время Кристина лежала неподвижно, и чувствуя как слезы катятся по щекам, потому что она знала: когда он, наконец, отпустит ее, ей снова придется исчезнуть.

***

Ранним утром Эрик нанял экипаж, чтобы доехать до Помпей, куда давно хотела попасть Кристина. Она читала об этом месте в детстве и с трудом, верила, что это реально: город, затерянный во времени, погребенный и затвердевший от грязи и пепла, достопримечательность, на которую жители, вероятно, смотрели с любовью, пока она не украла последние вздохи из их легких. К ее удивлению, Эрик никогда там не был. - Я не склонен обходить те достопримечательности, которые требуют длительного пребывания на открытом воздухе, - объяснил он по дороге туда. Ее раскаяние на лице, должно быть, читалось без труда, потому что Эрик поспешил добавить. - Это небольшая цена, чтобы побыть в твоей компании. Его взгляд смягчился, а в уголках рта появился намек на улыбку. - Я не скоро забуду выражение твоего лица, когда ты впервые увидела Альпы или Флоренцию. Человек может жить уже только этими двумя воспоминаниями. Когда они вошли в раскопанную часть древнего римского города, Кристине показалось, что из нее высосали весь кислород. Это было мучительно грустно и пустынно, и в то же время девушка как будто могла чувствовать и слышать шум суетливой городской жизни почти двух тысячелетий назад. Она посмотрела на Эрика: его глаза были широко раскрыты, а губы - слегка приоткрыты. Наверное, Кристина впервые видела своего спутника таким пораженным. Чего бы Кристина не ожидала, размах руин превосходил все. Они пересекали улицы, вымощенные большими многоугольными плитами из лавового камня, и заглядывали в лишенные крыши дома из кирпича, камня и штукатурки, в магазины, все еще оснащенные своими оригинальными мраморными столами. Все это время Эрик рассказывал ей об истории, которую знал. День, когда они покинули Неаполь, выдался прохладным, но теперь, когда солнце светило с безоблачного неба, Кристине стало совсем тепло. Время от времени девушка поглядывала на Эрика, гадая, как ему, должно быть, неловко из-за своей черной одежды и почти скрытого лица. Но она полагала, что вряд ли услышит жалобы от человека, который всего несколько недель назад перемещался по Парижу с большой колотой раной. Они не могли видеть весь город за те несколько часов, которые выделили на осмотр, но Кристина, чувствуя гудящие ноги, даже обрадовалась этому. Эрик провел ее ко входу, чтобы сделать последнюю остановку у музея, который они намеренно приберегли напоследок. Первая комната оказалась довольно интересной, но однообразной: Кристина нашла там слепки и модели дверей и окон древнего города. Однако вторая комната навсегда останется в ее памяти. В нем хранились восемь человеческих трупов и собака, навсегда застывшие в том положении, в котором находились восемнадцать столетий назад, когда они испустили свои последние вздохи. Чем больше Кристина смотрела на них, тем сильнее ей казалось, что вулканический пепел душит ее легкие, а сердце начало бешено колотиться. Рядом с ней дернулась рука, как будто Эрик хотел прикоснуться к ней, но для других людей в музее она являлась мужчиной, и поэтому девушка с жаром проглотила панику. С каждой фигурой, мимо которых проходила, Кристина задавалась вопросом об обстоятельствах смерти. Действительно ли они теснились в своих домах или рыскали по улицам? Одни были в этот момент или с близкими? Когда она снова глянула на Эрика, он посмотрел на нее со спокойной серьезностью, и между ними промелькнуло понимание: даже в смерти любовь будет благословением и утешением. А потом они наткнулись на ребенка. Здесь Кристина потеряла всякое подобие контроля. Слеза покатились по ее загорелым щекам. Она плакала по нему и его мучительных последних мгновениях, и плакала о матери, которая сознательно потеряла свое драгоценное дитя из-за приливной волны грязи и пепла. Она плакала из-за несправедливости всего этого и от жизни в целом, и плакала, потому что должна быть благодарна, что жива, но вместо этого продолжает чувствовать обиду а голос все еще ощущает живое участие задумчивого гения человека, который стоял рядом с ней и любил ее с большим пылом, чем она когда-нибудь сможет это осознать. И она плакала, потому что, несмотря на все это, знала, что только у нее есть возможность обратиться к другой матери, все еще живой, которая потеряла своего драгоценного ребенка, таким же взрослым, как он. Она не знала, что Эрик увидел в этих детских останках, но мужчина казался рассеянным всю оставшуюся часть их путешествия, возможно, даже потрясенным, если такое было возможно. Они перекусили у развалин, а после нашли экипаж, чтобы отправиться обратно в Неаполь. Эрик сел напротив Кристины, но не стал возражать, когда через десять минут девушка подсела к нему рядом. Атмосфера в кабине была напряженной из-за тяжести увиденного. Краем глаза она наблюдала за тем, как Эрик начал вертеть в руках свое кольцо с черным камнем, медленно вращая предмет вокруг мизинца. Наконец он снял его и зажал между большим и указательным пальцами, подставляя к окну в блестящие лучи солнца. Затем мужчина пристально посмотрел на нее, и Кристина поймала себя на том, что затаила дыхание. Ей никогда не приходило в голову спросить о значении кольца - в первую очередь, почему Эрик продолжал носить его? Но она не могла узнать этого сейчас, не в момент такой напряженной уязвимости. Девушка уже приготовилась к тому, что он скажет или попросит. Ей нравилось ощущать кольцо на пальце, да, но сейчас, когда Кристина увидела предмет, в ней вспыхнули ужас, огонь и лицо... лицо... когда она предала его. Но Эрик также неожиданно надел кольцо обратно на палец и положил руку на скамью рядом с собой. - Я поеду в Палермо, - объявил он. - Один. Когда Кристина подняла голову, чтобы посмотреть на него, Эрик добавил: - Завтра утром ты должна сесть на поезд до Рима. Девушка достала из сумки блокнот, но он продолжил говорить. - Это не твой крест, Кристина, и я никогда не смогу жить с собой, если позволю тебе идти по такому ужасному пути. "Я больше, чем когда-либо уверена, что должна ехать туда." Его широко раскрытые глаза умоляюще смотрели на нее. - Не могу, - сказал он, - о, Кристина, я не могу позволить тебе сделать это. "Если ты уйдешь, я последую за тобой." Эрик зажмурился и поморщился. - Прости меня. Пожалуйста, прости меня. - Затем он резко раскрыл глаза и, посмотрев на нее, прошептал. - Что ж, хорошо. Кристина была ошеломлена. Конечно, это являлось тем, о чем она все время просила, да, но это, тем не менее, ставило в ступор. Девушка протянула руку, чтобы ободрить его, но Эрик больше не был в состоянии продолжать разговор. В конце концов, она заснула у него на плече. Вернувшись в Неаполь, они поднялись в гостиничный номер, чтобы забрать ее вещи и выпить последнюю бутылку вина по просьбе Эрика. Он занимался напитком, пока Кристина собирала саквояж. - Что бы я ни сказал или сделал в ответ на твои настойчивые требования, - тихо сказал мужчина, протягивая ей бокал красного вина, - пожалуйста, знай, что я всегда чрезвычайно гордился тобой. Девушка улыбнулась, и они вместе подняли бокалы в тосте. Она удивленно моргнула при первом глотке. Вино оказалось гораздо более горьким, чем обычно, возможно ли, это все от местного качества? И все же в напитке было что-то знакомое. Кристина взглянула на Эрика, но тот потягивал свой бокал, не меняя выражения лица. Девушка решила улыбнуться и смириться, и они разместились в соседние кресла, чтобы допить это горькое вино в последние торжественные минуты перед отъездом. Кристина быстро расправилась с большей частью бокала, стараясь подавить все мысли об уходе и сосредоточиться на предстоящем путешествии. От алкоголя ее начало клонить в сон, но она знала, что это пройдет, стоит только выйти на свежий воздух, хотя пить перед морским путешествием, как слышала Кристина, было, пожалуй, не самым мудрым решением. Ее голова закружилась, когда она сделала последний глоток, и она поставила бокал на ковер. Эрик наблюдал за ней. Зрение девушки начало мутнеть по краям, и внезапно все, что ей захотелось сделать, так это лечь и спать в течение нескольких дней. Она откинулась на спинку кресла, желая, чтобы веки оставались открытыми, но этого не произошло. Только тогда Кристина поняла, почему узнала горькую составляющую вина: она пробовала ее несколько раз после триумфа Дон Жуана, когда врачи советовали это лекарство, чтобы успокоить нервы и помочь заснуть. Это был опий.