Невоспетая

Когда Кристина проснулась, ей потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, где она находится: в постели, полностью одетая, если не считать туфель, в гостиничном номере Эрика. Девушка села, по-прежнему кутаясь в одеяло. Была ночь, и тусклый лунный свет падал на его белоснежную маску, находящуюся в противоположном углу комнаты. - Как ты себя чувствуешь? - Эрик сидел в кресле, скрестив длинные ноги и положив на колени переплетенные пальцы. - Какая-нибудь сонливость? Головная боль? Он был слишком клинически спокойным для человека, который только что накачал ее наркотиками. Это нервировало. Но Кристина не чувствовала ничего, кроме обычного тумана сна, покидающего тело, поэтому покачала головой. - Хорошо. - Он смотрел, как девушка напрягалась от нарастающего гнева, ее лицо пылало от новь обретенного знания его предательства. Когда Эрик снова заговорил, то сделал это уже более мягким голосом. - Понимаю, что ты сейчас думаешь обо мне, Кристина. Я пытался приготовиться к твоей реакции, чтобы устоять против нее, но должен признаться, что это все еще трудно вынести. Пожалуйста, пойми... я был в отчаянии. У меня не оставалось другого выбора. Неужели он не понимает, как нелепо это звучит? Это у нее не осталось выбора! После всего, через что они прошли, после ее страстного волеизъявления, Эрик все еще не обращал внимания на независимость своей бывшей ученицы. Слезы обиды жгли Кристине глаза. В порыве негодования, совершенно несвойственному ей, девушка наклонилась, чтобы схватить с пола одну из своих туфель, и швырнуть обувь в него. Она безвредно отскочила от его ноги, но Эрик все равно поморщился. "ПОЧЕМУ?" - Яростно и напряженно жестикулировала Кристина. - Чтобы ты пропустила отплытие парома. Тебе так хотелось попасть туда, что я не знал, как остановить тебя, не прибегая к физической силе. - Он опустил ногу на пол и наклонился вперед. - Так или иначе, я провожу тебя на утренний поезд в Рим. Предупреждаю: мне известно, как обездвижить человека быстро и безболезненно, но... умоляю, не заставляй меня это делать, Кристина, я не хочу оставлять беззащитную женщину одну в поезде. Одну. Значит, Эрик все еще намеревался отправиться на Сицилию. Девушка огляделась в поисках сумки, и он без малейших сомнений принес ее, спокойно и терпеливо стоя рядом, пока Кристина доставала блокнот и писала. Челюсть девушки задрожала, когда она протянула ему страницу. "Если ты поступишь так, - вслух прочитал Эрик, - то это изменит наши отношения безвозвратно." - Да, - тихо согласился он. - Еще раз ты покинешь меня, проклиная мое существование, и еще раз я успокою свою разбитую душу знанием, что ты в безопасности и счастлива. По крайней мере... надеюсь, что ты будешь счастлива. Все оставшееся время. До этого момента Кристина и не подозревала, что может одновременно любить и презирать кого-то так сильно. Ее разум превратился в запутанный водоворот эмоций, который сбивал с толку и оставлял девушку неспособной сформулировать ответ. Вместо этого Кристина указала на пустой бокал. "Опий?" - Средство моего собственного приготовления. Потребовалась бы изрядная доза опия, чтобы человек потерял сознание, и, возможно, смертельная, если смешать ее с вином. Я бы не стал так опрометчиво играть с твоей жизнью. - Эрик наклонил голову в бок. - Значит, ты пробовала опий? Кристина кивнула, и он неодобрительно поджал губы. - Отмечу это для дальнейшей переработки вкуса. - В его голосе слышалась усталость. - Я всегда ношу с собой два флакона. Он потянулся к ближайшему письменному столу, чтобы взять маленькую стеклянную бутылочку, и когда он зажал ее между большим и указательным пальцами, Кристина заметила, что сосуд был пуст. - Здесь было усыпляющее, - Эрик положил флакон на пол и засунул руку во фрак. - А вот здесь - яд. Он показал ей другой сосуд, наполненный янтарной жидкостью. Затем мужчина прошел в маленькую ванную, где Кристина увидела, как Эрик выливает содержимое в раковину. Вернувшись с пустым флаконом, он добавил. - Я буквально извлекаю яд из своей жизни. Но в этом больше не будет необходимости. Эрик снова сел, и Кристина начала изучать его новое смирение. Откуда оно взялось? Должно быть, он почувствовал ее любопытство, поскольку начал свой осторожный монолог. - Когда мы вчера вышли отсюда, моей целью было убедить тебя покинуть страну вместе со мной. Конечно, преследователи продолжат выслеживать меня повсюду. - Эрик растерянно вертел на пальце кольцо с черным камнем. - Мне в голову пришла нелепая мысль, что если я попрошу тебя еще раз, то ты согласишься выйти за меня замуж хотя бы ради облегчения такого путешествия. Он снял кольцо с пальца и показал ей. - Я чуть было не предложил тебе его во второй раз: этот проклятый, грязный фарс помолвки! Ты знаешь, почему я продолжал хранить это кольцо у себя все это время, даже после всего того, что произошло? Кристина покачала головой, и Эрик издал едкий смешок. - И я тоже! - Он потер оправу подушечкой пальца. - По крайней мере, до недавнего момента. Но ведь предметы несут в себе какую-то историю, не так ли? Подозреваю, что не мог избавиться от него, потому что не хотел слышать рассказа этого кольца. Эрик уронил его на пол, и оно с глухим стуком вонзилось в толстый ковер, когда он продолжил, тон стал более глубоким и мрачным. - Но теперь я сделал это. И, не смотря на то, что каждый из нас помнит о том роковом вечере на сцене, история этого кольца не об одержимости, предательстве или отчаянии. О, нет! Она о непредумышленном убийстве. Кристина затаила дыхание, когда его лицо исказилось от чего-то настолько ужасного, что она не могла подобрать этому описания. - Я вспомнил, - прошептал он и посмотрел на нее слезящимися глазами. - Кристина, я вспомнил. Ее желудок сжался. Пьянджи. Она не собиралась жестами показывать это имя, но пальцы, казалось, двигались сами по себе. Эрик кивнул. - Я могу описать это только как транс. У меня была только одна цель - выйти на сцену, и мое тело позаботилось о том, чтобы преодолеть все препятствия. - Он сглотнул и перевел взгляд на кольцо на полу. - Я видел его, но не видел. Для меня Пьянджи был просто помехой. Кристина почти представляла себе, как Эрик, застывший в своем безупречном черном одеянии, за сценой, действуя как будто по указаниям невидимого мастера и ожидая удобного момента. Входит Пьянджи. При этих мыслях у Кристины заныло в животе: ей хотелось, чтобы Эрик перестал говорить, но он продолжил. Девушка зажмурилась от его слов. - Я вспомнил, что мои руки затягивали петлю вокруг шеи, а затем в голове вспыли образы, как другие проклятые руки сжимали твое горло, тогда там, в Риме, и, о Кристина, я чувствую, как будто память сама вонзилась мне в мозг, чтобы измываться! Правда заключается в том, что я был бредящим, презренным негодяем, который ненавидел почти каждую душу в Опере - даже самого себя - но, помоги мне Боже, я ведь на самом деле не ненавидел его. Эрик замолчал, когда Кристина подняла руку, чтобы скрыть глаза, потому что не могла больше сдержать слез. Она плакала о Пьянджи, о Карлотте, об Эрике, обо всем и обо всех. Он даже не пошевелился, чтобы утешить ее. Через минуту или две девушка попыталась взять себя в руки, а когда снова взглянула на него, на его лице отразилось чувство вины. Вина и смирение. - Я прятался всю свою мрачную жизнь, - сказал Эрик. - И так устал от этого, Кристина. Возможно, пора остановиться. Она начала подозревать, что в глубине души уже знала, с тех пор как вернулась с Помпей, что для него это был путь вперед. Это казалось очевидным по тому, как Эрик держался, его тело как будто лишилось странного, потрескивающего напряжения, от которого у нее так часто кружилась голова и перехватывало дыхание. И он слишком легко уступил ее требованиям. Но после всего, что они пережили вместе, услышать его голос с такой сокрушительной окончательностью... что-то надломилось внутри нее. Кристина покачала головой в знак протеста и бросилась к нему. Она не была уверена, было ли это мольбой или уступкой, когда обхватила пальцами лацканы его фрака, прижимаясь щекой к ткани на ключице, и вновь разрыдалась... но на этот раз за них двоих. Эрик обнял ее и вздохнул в волосы. - Ах, мой дорогой ангел, - пробормотал он и поцеловал в макушку. - Благодаря тебе я стал более сдержанным, ты поняла это? Кристина знала и не хотела брать на себя всю ответственность, однако, нельзя было отрицать, что его темперамент остыл. - Я не имею ни малейшего представления, когда влюбился в тебя. - Это грубое признание, звучавшее вразрез с ласковым тоном, заставило ее поднять голову. Слабая улыбка играла на его губах. - Да, но только потому, что твоя искренняя нежность прокралась под мою кожу с самого начала. Трудно точно определить, когда она настигла меня, но я стал искать тебя так же горячо, как наркоман ищет следующего снисхождения. Эрик вздохнул. - Как часто я проклинал свою жалкую жизнь, хотя на самом деле оказался благодарен за нее, иначе бы мне никогда бы не удалось испытать пределов твоего сострадания. Осмелюсь сказать, что ни одна душа на земле не понимает меня так хорошо, как делаешь это ты. Она не знала, что ответить. Эрик что-то затевал, и ей это не нравилось. - Я каждый день занимался тем, чтобы попытаться стать достойным в твоих глазах. О, не смотри на меня так растерянно, любовь моя, когда мы оба знаем, что ты сдерживаешься. Но я тебя ни в чем не виню. - Он положил руки ей на плечи и отвел назад ровно настолько, чтобы посмотреть прямо в глаза Кристине. - Если я не совершу этого путешествия и не встречусь с ними, у тебя никогда не будет причины простить меня. И не уверен, что смогу с этим жить. Она чувствовала правду в его словах, даже когда ее разум пытался отрицать это. Кристина пожалела, что Эрик не произнес свою страстную речь накануне вечером, хотя предполагала, что все равно настояла бы на поездке в Палермо. Да, девушка ненавидела то, что он с ней сделал... но не могла ненавидеть его за это. Кристина вытерла слезы с лица и пошла за блокнотом. "По крайней мере, позволь мне пойти с тобой." Он покачал головой. - Ты же знаешь, что я не могу этого сделать. На этот раз мне следует позаботиться о том, чтобы это бремя стало только моим. Пожалуйста, Кристина. - Эрик бросил блокнот на кровать, чтобы взять ее за руки. - Тебе нужно меня отпустить. В конце концов, она сдалась. Больше ничего нельзя было сделать: он ясно дал понять, что, так или иначе, проводит ее на поезд в Рим. - Я знаю, что не имею права просить тебя ни о чем, - сказал Эрик, - но если ты дашь мне последний кусочек своего сострадания... мне бы очень хотелось поцеловать тебя, прежде чем мы покинем эту комнату. Кристина чуть не рассмеялась над простотой его просьбы в свете того, что уже произошло между ними. Но потом она подумала, что если бы он не собирался сдаваться мафии, то до сих пор швырялась бы в него ботинками. Девушка кивнула. Дрожащими руками Эрик обхватил ее лицо руками, точно так же, как Кристина сделала это в первый раз в подвалах. Его поцелуй был нежным и милым, теплая влага губ коснулась ее рта. Но в то же время в нем чувствовалась какая-то тяжесть, какая-то мучительная окончательность. С каждой минутой девушке становилось все труднее дышать. - О, Кристина. - Устанет ли она когда-нибудь от благоговения, с которым он произносил ее имя? - Я бы запомнил каждый твой дюйм, если бы мог. По правде говоря, Кристина думала о том же. У них было еще немного времени, и девушка не хотела, чтобы воспоминания о последних часах вместе жгли сожалением. Она взяла его за руку и потянула на кровать рядом с собой, где они легли лицом друг к другу в абсолютной тишине комнаты. Ее взгляд метался от льдисто-голубого глаза к золотисто-карему. Первый всегда казался Кристине более грозным из этой пары, но теперь она видела в нем восхищение столь же глубокое, как и в его теплой копии. - Одно из моих самых больших сожалений, - прервал тишину Эрик, - это то, что я использовал твой голос для моего собственного либретто, когда мне следовало бы позволить тебе выражаться самостоятельно. Он шумно вздохнул через фарфоровые носовые отверстия. - Как часто мне хотелось прочесть твои мысли в последнее время. Особенно, сейчас. Но Кристине не хотелось ни думать, ни говорить, ни тогда, когда она так эффективно научилась выражать себя через прикосновения. Девушка подвинулась, чтобы взять его руку в свои, удивляясь, как всегда, тому, насколько широкая у него ладонь. Кристина позволила подушечке большого пальца коснуться прохладной, обветренной кожи, исследуя складки и впадины этих изящных пальцев. Затем кончики ее рук скользнули вниз по тыльной стороне его ладони, чтобы отметить бледно-голубые вены, идущие от запястья, медленно продвигаясь к ключице, а затем к шее, где она наткнулась на препятствие. И ее это не устраивало. Эрик даже не вздрогнул, когда Кристина отодвинулась, чтобы снять маску, и когда девушка приподнялась, чтобы рассмотреть изуродованную половину лица, его глаза сияли яростным обожанием. Она коснулась извилистых борозд на щеке, морщинистой плоти вокруг глаз, впадин, прилегающих к уродливому носу. Кожа на этой стороне казалось более нежной, и девушка невольно задалась вопросом, каково прикосновение ее пальцев к нему. Когда Кристина, наконец, дошла до его губ - этих благословенных, грубоватых губ - он поймал ее пальцы и прижал их к своему рту. - Теперь моя очередь, - сказал Эрик, и она с радостью согласилась. Его ловкие пальцы скользнули по линии ее подбородка, сделав мягкую петлю вокруг уха, а затем зарылись в густые кудри, где он провел большим пальцем по непослушным прядям. Ладонь обхватила голову Кристины, и держала так, будто она была новорожденной. - Я преклоняюсь перед тобой, - пробормотал он, и, возможно, впервые в жизни девушка начала чувствовать своего рода нежность к своим коротким волосам. Эрик помог ей снять куртку и жилет, чтобы расстегнуть воротник и погладить шею и ключицу. Она дергала его за одежду, пока он тоже не освободился от всех внешних слоев. Они продолжали это чередование, используя только самые неторопливые и легкие прикосновения, пока не оказались вплотную друг другу: прохладная кожа и теплая, мужская и женская. Только тогда Эрик поцеловал ее. Некоторое время они так и оставались тесно сплетенными, прижавшись друг к другу с таким упорством, что когда он, наконец, двинулся, чтобы овладеть Кристиной, им потребовалось лишь небольшое смещение угла, чтобы стать как можно более близкими. Они оба вдохнули перемену в ощущениях - эйфория только усиливалась от того, что их взгляды ни на секунду не отрывались друг от друга, но на этот раз это, действительно, приносило им наслаждение. Движения оставались медленными и благоговейными. Она чувствовала себя как дома. - О, Кристина, - прошептал он между прерывистыми вздохами. - Моя любовь, мой ангел, моя муза. Его рука легла ей на шею, и девушка задумалась, существовали ли бы между ними эти тактильные контакты, если бы у нее была возможность говорить. После этого никто из них не встал с кровати. Оба были сыты: он обнимал ее за талию, а она водила пальцем по острой линии его ключицы. - Кристина, - позвал Эрик, и девушка вытянула шею, - скажи мне свой любимый цвет. Она улыбнулась, и он ответил ей тем же, и затем Кристина жестом показала, что синий. После этого девушка выжидающе посмотрела на него. - Красный, но, осмелюсь заметить, очаровательная безмятежность твоего синего начинает проникать в мои эстетические вкусы. "Значит, фиолетовый?" Это был шутливый компромисс. - Боже мой, нет. Я притворюсь, что ты даже не показывала этого. Он начал засыпать ее вопросами, на которые она могла ответить лишь одним-двумя словами: о любимых ариях, композиторах, авторах и картинах. Так продолжалось до тех пор, пока рассвет не прорвался сквозь занавески, прогнав тени, в которых влюбленные находили безопасность и утешение, придавая новый смысл фразе "холодный бесчувственный свет". Остаток утра превратился в безрадостное пятно разлуки, умывания, одевания и упаковки вещей. Кристина, как всегда, пристегнула кожаную сумку к поясу и настояла на том, чтобы самостоятельно нести свой саквояж, потому что мужчины никогда не носят сумки за других мужчин. Эрик уступил и вышел в коридор. Когда она выходила из комнаты, блеск металла на полу привлек ее внимание: это было его кольцо. С минуту поколебавшись, девушка наклонилась, чтобы поднять предмет и положить в карман. Кристина не могла объяснить, зачем сделала это, кроме как нежеланием оставлять что-то настолько личное для чужих глаз, и поэтому назначила себя негласным хранителем этого кольца. Они оба были напряжены и сосредоточены по пути на вокзал. Кристина все еще чувствовала ужасную боль в животе от осознания того, что он отсылает ее против ее же воли. Будь это в любой другой раз, она бы пришла в ярость. Но сейчас девушка решила не думать об этом, образно говоря, только потому, что знала, что, возможно, видела его в последний раз. Когда Эрик, наконец, заговорил с ней только для того, чтобы обсудить финансовые дела, Кристина еле сдержала свое разочарование. - Сегодня днем я найду солидный банк и попытаюсь расплатиться по всем своим счетам, - сказал он ей. - Все оставшиеся средства я оставлю тебе. Оставайся в доме Мэг в Риме, пока с тобой не свяжутся. Она кивнула и перевела взгляд на окно. В этот момент не было смысла протестовать. Краем глаза Кристина видела, что Эрик наблюдает за ней. Он не произнес ни слова, пока они не подъехали к вокзалу. - Меня не покидает мысль, - сказал мужчина, - что я совершил неизгладимое предательство, так борясь за тебя только для того, чтобы, в конце концов, заставить уйти, уже не один, а два раза. Он слегка улыбнулся в знак извинения, и в его глазах промелькнула печаль, которая резала Кристину без ножа. - Моя жизнь - это серия впечатляющих неудач. - Экипаж остановился, и Эрик вышел наружу. Их взаимодействие на платформе было сдержанным, учитывая обстоятельства: оно сводилось к скрытным, осмысленным взглядам, пожеланиям безопасных путешествий и неловким паузам. - Обещай мне, что будешь играть на скрипке, - попросил Эрик, и Кристина кивнула в знак согласия. Затем она села в поезд, который должен был отвести ее обратно в Рим. Сердце, казалось, выпрыгнуло у нее из груди и упало к ногам, и теперь тащило Кристину, подобно якорю, к ближайшей свободной скамье. У нее промелькнула мимолетная надежда, когда она сидела и смотрела в окно, что Эрик уйдет, и получится улизнуть из вагона, но он продолжал наблюдать за ней, и Кристина подозревала, что мужчина уйдет только после того, как поезд уедет прочь со станции. И Эрик поступил именно так. Его лицо оставалось бесстрастным, даже когда двигатель зашипел, и машина тронулась с места. Он коснулся полей своей шляпы, чтобы повернуться в сторону ее вагона. Вскоре Эрик превратился в импозантную фигуру в черном, а затем угол поезда заслонил Кристине обзор, и все исчезло. Она не стала подавлять свое рыдание и откинулась на спинку скамьи, не заботясь о том, что могут подумать другие. Все, что они видели, так это невоспитанного городского негодника. Мальчишкам сходят с рук многие неосторожные поступки. Глупо было полагать, что она сможет перехитрить или обогнать Эрика. Он являлся мастером слежки, в то время как Кристина... Кристина всегда была слишком доверчивой, не так ли? Впрочем, ее интуиция редко ошибалась. Она старалась не обращать на это внимание, но все равно не могла избавиться от ощущения, что именно ей суждено отправится в Палермо. Конечно, у предыдущего плана были недостатки, но, по крайней мере, Кристина добилась кое-чего. Эрик сдался. Из своего положения она увидела люк в потолке пассажирского вагона. Это напомнило ей о нем, о том, как он открыл один из них, когда думал, что им придется бежать из поезда из Парижа. Казалось, это произошло так давно, но Кристина помнила его слова: "Это не первый раз, когда мне пришлось бы прыгать с движущегося поезда." Она поспешно выпрямилась, и в ушах у нее зазвенел учащенный пульс. Хватит ли ей смелости? Интуиция подсказала Кристине поцеловать Эрика перед лицом невозможного выбора в сырых подземельях. Интуиция спасла ей жизнь во время засады в Риме. И сейчас интуиция была непреклонна: нельзя возвращаться обратно, по крайней мере, без Эрика. Мысли Кристины метались. Если ей удастся каким-то образом добраться до Палермо, то, возможно, она сумеет опередить его. В конце концов, у него были деньги, и девушка подозревала, что Эрик предпочел бы анонимность публичного парома, который имел отдельные каюты, чем частные лодки. Кристина схватила свои вещи и понеслась к наблюдательному вагону в задней части поезда. Когда она пришла туда, то увидела, что у окна сидел одинокий старик, но, как только девушка уселась рядом, чтобы дождаться его ухода, он вежливо ей улыбнулся и вышел. Кристина сразу же толкнула дверь на помосток. Вокруг небольшого пространства было ограждение, но с обеих сторон в нем имелся значительный зазор. Когда она выглянула из-за края, стало ясно почему: по обеим сторонам располагалось по две ступеньки, но и они были приподняты над землей. Однако перед ней находилась гораздо более разумная высота для того, чтобы думать о прыжке. При этой мысли Кристина чуть не рассмеялась. Кто в здравом уме станет думать о прыжке с поезда? Это безумие! Должно быть, она сходит с ума. Но собственное выживание Эрика коренилось в отклонении от нормы, если не в полном пренебрежении ей, и его методы, кажется, довольно хорошо работали в последнее время. В конце концов, она была жива и к тому же носила брюки. Город уже начал отступать, и пейзаж сменился открытым, травянистым полем и сельскохозяйственными угодьями. Дальше земля становилась усеянной кустами, изгородями и другими препятствиями на пути к безопасной посадке. Если она собирается сделать это, то должна сделать сейчас. Кристина взяла свои вещи, подошла ближе к отверстию в ограждении и швырнула их как можно дальше от поезда. Обе сумки благополучно приземлились в траву. Она быстро приняла решение, что ей лучше начинать движение с платформы, нежели чем просто прыгать с места на ступеньках. Девушка отскочила назад, насколько это было возможно, чтобы дать себе пространство для небольшого рывка, а затем ее гибкие ноги танцовщицы пришли в движение, и Кристина спрыгнула с поезда. Она рассекала воздух, словно движимая внезапным ужасном и сожалением: "Это было самое тупое, безрассудное и недальновидное решение, я сломаю себе шею и умру здесь". Но Кристина не умерла. Она закрыла голову руками, подтянула колени и сумела сгруппироваться, чтобы отвести удар, не сломав себе ни единой кости, хотя, наверняка, завтра все ее тело будет болеть. Кристина медленно поднялась на ноги и огляделась. Вещи остались нетронутыми в нескольких минутах ходьбы, а поезд, пыхтя, удалялся в противоположном направлении. Ошеломленная и взволнованная, она смотрела, как состав исчезает вдали. Она, Кристина Даэ, только что спрыгнула с движущегося поезда. Девушка вздрогнула от хриплого смеха, раздавшегося неподалеку. Он бурлил вокруг нее, становясь все громче и становясь почти безумно веселым, пока не стало казаться, что не остановится никогда. И тут Кристина поняла: это был ее смех.