«Свобода»

Габби Холл попала по-крупному, когда впервые встретила Дилана. В начале их знакомства он был более обходительным, да и внимание особо не цеплял. Всё произошло совершенно случайно — на одной из вечеринок Нэнси Стюарт. Тогда она не желала заводить отношения, а уж тем более сохнуть по какому-то «хулигану» совсем не входило в её планы. О’Брайен научился врываться в жизнь Холл ураганом, снося всё на своём пути, засасывая девушку в эту пучину, выхода из которой, к огромному сожалению, просто-напросто не придумали. Сейчас она грезит лишь тем, чтобы пролезть под его кожу, в попытках быть ближе, быть с ним одним целым. И сколько бы Габриэла ни пыталась, говорить о чём-то личном у них не получалось никогда. Обычно всё происходит как в немом кино — вон они смотрят друг другу в глаза, а уже через кадр курят одну сигарету на двоих. Она ненавидит терпкий, разъедающий дым никотина. Просто таким образом ей удалось найти хоть что-то общее с этим хмурым и недосягаемым парнем. Дилан никогда не давал обещаний, да и Холл не ждала — слишком уж это не в их характере. По-хорошему она, когда-то прилежная ученица и гордость семьи, могла бы завести отношения с тем же самым Стью Бакенсоном, или хотя бы с Оливером. Но О’Брайен прочно выжег своё имя у неё на сердце, в голове, везде. Она вся теперь, в общем-то, только из него и состоит. Вероятно, это бессмысленно — из них вряд ли выйдет хорошая пара. Больно мало они знают друг о друге. Да и не стремятся узнавать. Габби почему-то думала, что именно так и происходит любовь — неожиданная тяга, искра, порыв, непреодолимая боль… Всё стало обыденным, завертелось в их личном круговороте недопониманий. И, если уж быть честными, то Дилана мало волнуют переживания девчонки, а вот она грызёт себя изнутри, лишь бы стать для него спасителем. Скорее всего, Габби считает, что может помочь ему разобраться во всей той каше, откуда мало кто выходит чистым. И живым. Но чёрт, она больше собственной смерти боится лишь одного — потерять Дилана. Он невыносимый, безразличный ко всему, что движется, да и особыми манерами не отличается. Порой Габби строит умный задумчивый взгляд, опускает глаза в пол и пытается собрать мысли в кучу. Дилан с самого первого дня был до жути банальным — напускная агрессия лезла из него в равной мере с сарказмом. А потом оказалось, что он и впрямь такой. И, о боги, Холл терпеть не может парней, которые строят из себя особо важную шишку. А О’Брайен, чтоб его забрал Дьявол (хотя, вероятно, они уже давно друзья), оказался действительно таким. Мрачным, злым, местами совершенно не тактичным… — Твой «спутник жизни» бросил тебя? Печально, — Габби недовольно переводит свой недружелюбный взгляд на появившуюся из воздуха Нэнси. Стюарт не была бы собой, если бы молча обошла блеклую фигуру девушки О’Брайена. — Знаешь, Холл, загляните сегодня к нам на посиделки с Дили, думаю, такое он любит. Стюарт с прищуром жадно впитывает все эмоции ненавистной девчонки, словно те имеют какой-то определённый вкус. А если бы и имели, то у Холл они были бы совсем уж обычными. Нэнси загадочно, даже немного хищно проводит кончиком языка по губам, накрашенным матовой красной помадой. Она вообще не любит помады, но сегодня особенный случай. Габби слегка подавленно набирает воздух в лёгкие, сквозь назревающую пелену истерики вновь взглянув на одноклассницу. Та одета, как и всегда — в коротком чёрном платье, словно пришла не в школу, а на тусовку в качестве проститутки. Впрочем, обычно так и бывает. И хотя сама Габби не питает особую любовь ко всяким вечеринкам в компании полных придурков и отморозков, Дилана позвать туда стоит — он не упустит шанс снова подтрунивать над Шелдоном. Тот, к слову, уже с утра плутает по коридору в гордом одиночестве, рявкая на всех, кто по какой-либо причине смеет нарушить его покой. Холл тяжело вздыхает, в который раз переведя скучающий взгляд на Стюарт, так и не желающую отлипнуть. Нэнси удручённо смотрит по сторонам, надеясь найти среди толпы безликих учеников хоть кого-нибудь, к кому можно будет прицепиться. — Знаешь, Холл, — спустя несколько минут, проговаривает Стюарт, уже не так увлечённо — энтузиазм пропал. — Ты мне нравишься. Мы могли бы стать стервами, какие бывают в подростковых фильмах. Жаль только, что я тебя ненавижу. — О, поверь мне, это взаимно. Нэнси Стюарт всё ещё пытается острить, ведь признаться в одной простой вещи не может даже себе самой. Замкнутый круг. Она с лисьим прищуром наблюдает за тем, как Габби неспешно отходит к школьным шкафчикам, и незаметно закатывает глаза, плетясь за ней следом. Холл всегда была сложной, и то, что О’Брайену она отдала своё «сердце» беспрекословно — несколько озадачивает. — Где же твой парень? — Стюарт морщится от того, с каким неприятным горьким послевкусием отдаются подобные вопросы. У неё змеиная кожа начинает прорезаться — Габби думает именно об этом, потому как быть такой язвой в её понимании мира, просто невозможно. Они никогда не ладили, а если и разговаривали, то лишь на небольших вечеринках, после нескольких бутылок пива. Холл косится в сторону Нэнси, незаметно рассматривая её черты лица — такую как она хочется только пожалеть. Габби не особо любит сентиментальность, но иначе со Стюарт просто не разобраться. — Где-то, — коротко отвечает, принимая шустрый заинтересованный взгляд одноклассницы. Подобную зрительную войну они ведут между собой так же долго, как и Дилан с Шелдоном. Это всё со временем стало больше походить на цирк четырёх уродцев, но достаточно прочно закрепилось между ними. Габриэла вынуждена посещать с О’Брайеном каждую вечеринку у Стюарт, и, скрипя зубами, выдавливать милосердную улыбку, только бы никто не заметил, что они на дух не переваривают эту компанию. — Хочу выпить, — безразлично бросает Нэнси, стрельнув взглядом в сторону медленно плетущегося к ним Шелдона. Они не друзья. Даже не приятели. Просто ведут негласный бой, о котором подсознательно догадываются, но вслух никогда не скажут. — Чего тебе? Гарсиа выглядит жутко — вечно хмурит неаккуратные тёмные брови, пристально всматривается в лица и забавно дёргает носом, когда хочет срочно поругаться. Габби не видит в этом ничего весёлого, как не видит и необходимость церемониться с этим сбродом. Она, вероятно, считает себя выше на целую ступень эволюции, в разы умнее и логичнее. Шелдон с этим не согласен — он осматривается по сторонам, тая последнюю надежду увидеть среди школьников О’Брайена. И в итоге принимает решение, что стоит поговорить хоть с кем-то. Он большим пальцем проводит по кончику носа, по-видимому, собираясь с мыслями: — Вы придёте сегодня? — спрашивает совершенно спокойно, даже непривычно для него. Его вопрос звучит так, будто он требует что-то, приказывает, констатирует — это немного смущает Габби. Она задумчиво покусывает нижнюю губу, пытаясь найти ответ, но снова пролетает, расслышав отчётливый, любопытный голос Стюарт: — Это та самая приезжая? С чудаковатым Гонсалесом? — Холл ненадолго задумывается о чём-то совсем отдалённом, и всё же оборачивается туда, куда устремлён взгляд Нэнси. Эта самая «новенькая» выглядит совсем уж обычной, за исключением того, каким опасливым взором она проскальзывает по каждому человеку. Будто хочет убедиться, что ей не грозит опасность. Габриэла чуть хмурит брови, но внимание её полностью захватывает другой человек. Гарс плетётся следом за Хантер, растерянно опуская голову. Всё это выглядит, как чёртов неловкий момент, когда жизнь вокруг мгновенно затихает, испаряется, и остаются лишь те люди, которые являются самыми важными в данную секунду. Гонсалес, как по мановению руки, явно чувствует чужой испепеляющий взгляд, не несущий за собой ничего. Он резко поднимает голову, с ходу уставившись на Холл. Они никогда не здороваются. Они никогда не общаются. Просто Габби с Диланом, а Гарс — один. Впрочем, её это мало волнует, и она совсем не понимает, почему этот парень смотрит с осуждением, словно ждал большего. Чего он ждёт от девчонки, которая боится не соответствовать требованиям окружающих? — Гарс, познакомишь нас со своей новой подружкой? — Стюарт прищуривается, в упор рассматривая незнакомую ей девушку. Это плохо. Она всегда в своих собственных мыслях, этого уже невозможно избежать. — Я Нэнси Стюарт. Она любезничает, будто в голове сейчас впервые за несколько месяцев заработали шестерёнки, завертелись круговоротом мысли, облачив эту ненормальную в самый адекватный вид. Габби пробегается глазами по остановившейся новенькой, по раздражающему Гонсалесу, и в итоге задерживает внимание на Стюарт. Честно, ей глубоко плевать на всех этих людей. Хотя бы потому, что О’Брайена всё ещё нет в школе. Она, безусловно, уже давно сумела привыкнуть к тому, что этот парень не выражает к ней глубоких чувств, и всё же обида грызёт изнутри. Она ведь, чёрт возьми, думала, что сможет повлиять на него. Хоть немного. И не смогла. Эту войну Холл проиграла Леону Хьюзу. — Это Фанни, — безразлично говорит Гарс, и Габби вновь переводит на него взгляд. Только сейчас она может рассмотреть, как чётко на его щеке расползается красно-синее пятно. Из-за Шелдона. Габриэла хочет упасть в обморок от обилия эмоций, заполняющих её полностью, но вместо этого невольно сжимает большой палец левой руки, осторожно, чтобы выглядеть максимально непринуждённо. Похоже, что способность читать её на раз-два дана только Гонсалесу — он с прищуром мимолётно смотрит вниз, на её руки, прикрытые как нельзя кстати висящей на плече сумкой. Она нервничает. Он тоже. Вероятно, им тяжело находиться в обществе друг друга, но напоказ выказывать своего смущения и недовольства они не станут. Немного не в их стиле. — Ты приехала с семьёй? — Нэнси плевать. Но это, кажется, элементарные вопросы, соответствующие правилам приличия. Она слишком демонстративно фыркает, загоняя в ещё более дальний угол Франкин. Её манера, такая до невозможности привычная, что даже Габби не заостряет на этом действии внимания, продолжая смотреть на Гарса. Вроде невзначай, так же, как и на всех остальных, но почему-то Гонсалес ловит её с поличным который раз. — С братом, — впервые говорит Хантер, сразу фокусируя взгляд Холл на себе. Габриэле нет дела до тихой новенькой. Она снова смотрит в сторону входа. Дилана нет. И её, собственно, тоже. Она не существует отдельно. Без О’Брайена, Габби Холл — пустышка. — Он тоже будет здесь учиться? — теперь Стюарт интересуется, хитро улыбаясь. Для неё новый парень в городе — «свежая кровь». Франкин немного хмурит брови, словно задумываясь над ответом или пытаясь понять, о чём говорит эта навязчивая девушка. Осторожно трясёт головой, неуверенно, будто в поисках поддержки, посмотрев на Гарса. Но не получает должного спокойствия — тот глядит на опустившую голову Габби, желая просверлить в её макушке громоздкую дыру, сквозь которую будет видно всю школу. — Нет, — тихо отвечает, даже хрипло, после чего подносит ко рту ладонь, сипло прокашливаясь. — Ему девятнадцать. Стюарт задумчиво прикусывает губу, что явно не ускользает от недоверчивого и несколько затуманенного взгляда Фанни. Габриэла ненадолго отворачивается вовсе, вяло рассматривая людей, продолжающих заходить в здание. Все, кроме О’Брайена. Она разочарованно запускает вспотевшую от стресса ладонь в слегка пожирневшие волосы — совсем забывает о том, что ей необходимо выглядеть на все сто. Вряд ли Дилану захочется проводить время с обыкновенной серостью. И Холл должна соответствовать, чтобы стать «идеальной». — Знаешь, что, Фанни? — Габби хочет закатить глаза, но имея должное «уважение» по отношению к присутствующим, просто поджимает губы — она знает, что хочет сказать новенькой Нэнси. Та жадная до новых лиц, до чужих жизненных биографий и совсем свежих историй. — А приходи ко мне сегодня. «Дружеские» посиделки. Гарс покажет тебе мой дом. Холл морщится, но так и не сдерживается, театрально вздохнув, чем привлекает ещё большее внимание. Гонсалес прищуривается, смотря на то, как демонстративно и немного нахально девушка вздёргивает подбородок, с тихим железным звоном встретившись затылком со шкафчиком. Её ведь и без того не считают хорошим человеком, так к чему притворяться так же, как делают это все они. Гарс единственный, кто следит за её движениями, немного нервными, даже дрожащими. Шелдон и Нэнси увлечены обсуждением предстоящей вечеринки, уже не имея никакого интереса к новой персоне. Это нормально для Хантер — ей не привыкать вмиг растворяться среди толпы. В этом есть некий плюс — тебя могут не тревожить. Но есть и минус. В надежде оказаться максимально незаметным, можно потеряться. Совсем. И, кажется, именно это с ней случилось. Она перестала быть интересной для других. Да и была ли? В чувства приводит неприятный, режущий слух, визг звонка. Постепенно коридор пустеет, и Фанни совсем не знает, куда себя деть — среди шумного гула она была отблеском обычных людей, бледной, безликой тенью, а теперь совсем никто. Вернее — ничего. Осторожно поправляет лямку рюкзака, бросая аккуратный и неуверенный взгляд на Гарса. Не то что бы ей необходима компания, просто быть одной в незнакомом месте — пожалуй, самая изощрённая пытка, сродни смертной казни. Гонсалес, видимо, всё же «приходит в себя», сумев, наконец, отвести взгляд от Габби, которая, к слову, прикрыла глаза, опустив голову вниз. Хуже и быть не может. — Так, Фанни, приходи, если что, — вновь повторяет Стюарт, уже не пытаясь натянуть доброжелательную улыбку. Она мимолётно прослеживает за тем, как массивная фигура Шелдона плавно отходит от их милой компании, направляясь к лестнице на второй этаж. — Идёмте лучше на урок. Или может. Франкин косится на Гарса, ожидая его дальнейших действий. Он быстро ловит взгляд своей новой «знакомой», растерянно качнув головой в сторону, отошедшей от них Нэнси. Гонсалес напоследок провожает глазами отдаляющуюся по коридору первого этажа фигуру Холл, хмуро ускорившись, чтобы как можно скорее оказаться в кабинете. Лишь бы не здесь. У него уже весь мозг пропитался духами этой девчонки, и выветрится, скорее всего, не так скоро, как хотелось бы. Габриэла Холл пахнет лимоном, да и сама ассоциируется именно с ним. Это всё, что знает об этой девице Гарс. А большего и не надо.

***

Не нравится мне всё это. Странные они. Девушка, представившаяся, как некая Нэнси Стюарт, уже около пяти раз оборачивается со своей второй парты третьего ряда, назад, почти сразу встречая взглядом пристальных карих глаз именно меня. Да, я уже поняла, что новые жители здесь редкость, но настолько навязчиво смотреть — как минимум неприлично. Хотя, сомневаюсь, что ей, обладательнице внушительного декольте (которое она, видимо, только рада показать, надев обтягивающую красную кофточку), есть дело до правил этикета, моральных норм и… боже, о чём я вообще. Гарс, почему-то решивший делить с малознакомой странной девицей одну парту, недовольно цокает, третий раз за урок получая укоризненные замечания от учителя. Кажется, мужчина даже не заметил присутствие нового человека в классе. Оно и не удивительно, но как-то это малость обидно. Всё это. Быть «невидимой» для глаз окружающих. Для всех, кроме той нахальной брюнетки. Неуверенно опускаю глаза, разглядывая то, как мой сосед что-то старательно чиркает на парте, напрягая руку, из-за чего тонкие вены начинают выступать сильнее, виднеясь сквозь бледную кожу. Не знаю, почему нахожу подобное наблюдение интересным, но это весьма занятно — просиживать всю свою никчёмную жизнь вот так. А ведь многие присутствующие в классе наверняка строят планы того, как закончат школу, поступят в хороший университет, или найдут любовь всей своей жизни. Даже досадно, что в мои планы входят лишь прятки от Джейкоба. Это всё было бы весело, но одна малюсенькая деталь мешает продолжить жить относительно спокойно — мне нет восемнадцати. И до того момента, пока я не стану совершеннолетней, я являюсь «собственностью» этого человека. И как бы мерзко это ни звучало — он не поскупится, когда станет донимать полицию, дабы та взялась за мои поиски. Вряд ли его столько же волнует Марлон. А теперь его могут посадить — братец, по версии Джейка, наверняка психопат, утащивший куда-то его малютку дочь. Забавно. — Так ты здесь только с братом? — Гарс не поворачивает голову в мою сторону и мне стоит большого труда осознать, что вопрос задаёт именно он. Отстранённо киваю, всё ещё погружённая в свои мысли. — И чего вы тут делаете? — Живём, — просто отвечаю, словно это само собой разумеющееся. Гонсалес слегка усмехается, резко придавив карандаш, до этого находящийся в его руке, к гладкой поверхности парты. Неприятный и изрядно громкий щелчок этого «столкновения» разносится среди тишины класса в считанные секунды, после чего несколько человек злобно оборачиваются на нас. Хочу провалиться сквозь землю, но вместо этого слегка скатываюсь на стуле, ещё усерднее и якобы увлечённо смотря в пустую тетрадь. Урок идёт уже, наверное, около пятнадцати минут, а за это время я даже тему написать не сумела. Если я правильно поняла, то Марлон успел и в школу сходить — с утра он дал мне какие-то листы, вроде документы, и сказал, чтобы после всех занятий я зашла к директору, ещё раз отметившись, кто я такая, кем являюсь и буду ли изучать дополнительные предметы. Творчество — вряд ли мой конёк. Да и коммуникабельность не особо-то моя фишка. Как и… как и всё остальное, в общем. — Что у тебя дальше? — вновь начинает Гарс. Неожиданно вздрагиваю с непривычки. Чёрт, да я же заядлый социопат. Парень непонимающе изгибает бровь, непринуждённо постукивая пальцем по парте. Наверное, он уже жалеет, что вообще предложил стать моим путеводителем по школе. Я тоже жалею. Но слегка улыбаюсь, зависая на несколько секунд. — Фанни? — У меня алгебра, — бурчу с небольшим недовольством, просматривая строки в листе, любезно выданном его величеством Марлоном. Ненавижу алгебру. Она меня, вероятно, тоже. Одноклассник прищурено глядит на меня, и по его взгляду я могу понять лишь одно — он думает о том, впрямь ли я дурочка такая, или ещё не всё потеряно. Полагаю, что это запущенный случай. Мне тяжело контактировать с людьми, хотя порой я могу быть довольно бестактной. Чувствую небольшую уверенность, привыкая к пристальному досмотру, и точно так же вальяжно поворачиваю голову, следя за Гарсом. Он такой мрачный. Хотя знаю я его от силы пару часов, но выглядит он каким-то печальным даже. От того и более агрессивным. — У меня история. Дерьмово, — зачем-то проговаривает парень, вновь опустив голову вниз. Да, я безусловно не самый интересный собеседник, но не настолько же. — Мистер Гонсалес, — учитель прокашливается, прежде чем достаточно строго назвать фамилию моего соседа по парте. Тот в свою очередь поднимает голову, предварительно цокнув языком, — Вы не могли бы продемонстрировать классу свои познания в составлении химических реакций? Идите к доске. Почему-то мне кажется, что у моего нового знакомого есть недопонимания с этим учителем — уж больно они недовольно смотрят друг на друга. Хотя, судя по мрачной мине Гарса могу сказать, что у него, скорее всего, со всеми проблемы. Парень хлопает ладонью по парте, словно это действие помогает ему встать, но, более чем уверена, что это служит каким-то особым «знаком», ведь в эту же минуту мужчина щурится, наблюдая за тем, как Гонсалес шаткой походкой направляется к доске. У меня потеют ладони, будто это я сейчас буду позориться по-крупному. Кажется, что это всё… Не знаю, напоминает такие моменты, когда всё походит на грёбаное предзнаменование. Слишком спокойно начался этот день, и я уверена, что он вряд ли окончится так же. Гарс действует на публику, это видно невооружённым глазом — надавливает на мел так, чтобы тот издал неприятный скрежет, после чего та самая Нэнси бубнит что-то о том, какой же он придурок. Странные. Она ведь сама предложила ему прийти на вечеринку. Со мной. Но, думаю, это было сказано из вежливости и для галочки. Вероятность того, что меня там хоть кто-то ждёт равна нулю. Настроение летит вниз с невероятной скоростью — даже я сама не успеваю осознать, когда именно мой настрой умудряется колебаться с одной строки на другую. Клоню голову почти к самой парте, двумя пальцами надавливая на переносицу. Прикрываю веки, чувствуя жжение — как же плохо я сплю, чёрт. Быстро дёргаю головой наверх, ударившись лопатками о деревянную спинку стула. Морщусь от протяжной, колющей боли, разливающейся по телу. Боже, да когда же это прекратится… Мысли смешиваются, мне кажется, что я отчётливо слышу голоса у себя в голове, ведь вокруг все молчат, списывая решённые примеры с доски. Моргаю несколько раз, упирая локти в парту, и наклоняю голову, стискивая пальцами виски, зарываясь в волосы в поисках выхода. Жарко. Душно. Мышцы противно ноют, вынуждая плотно сжать зубы. Давлюсь собственными мыслями, отяготяющими какое-либо движение. В нос бьёт запах свежей побелки, мокрых стен и ацетона. Странно. Протяжно мычу, но, мне почему-то кажется, что этого никто не замечает. По коже пробегают мурашки, из-за чего опасливо поднимаю взгляд, уставившись на пустой кабинет. Совсем. Никого. Округляю глаза, чуть приоткрыв рот от неподдельного испуга. Что за хрень? Невольно отталкиваюсь руками от парты, с режущим скрипом отодвигая стул. Моргаю несколько раз. Всё ещё ничего. Нет, это уже совсем не смешно. Двумя ладонями тру глаза. Чувствую, как сердце постепенно сжимается в комок, явно решив спрятаться от нарастающей тревожности. Вскакиваю с места, замечая, как медленно непонятная тень ползёт по стене, накрывая собой школьную доску, стол учителя. Хочу крикнуть о том, что это всё сумасшествие, но лишь пячусь назад, ударяясь ногой об край парты. Резко разворачиваюсь, пускаясь в бег. Оказываюсь в пустом коридоре, среди которого разбросаны тетрадные листы. Я что, в плохом фильме ужасов? Хочу посмеяться, что всё это проделки моего искажённого воображения, но невольно вскрикиваю от испуга, быстро обернувшись на глухо распахнувшуюся дверь. Чёрт… Бежать. Бежать. Стены сужаются, кровь пульсирует, отдаётся звонким шумом в ушах, бьёт по вискам, вынуждая обессиленно падать. Вставай, вставай, чёрт возьми. Слёзы застилают собой весь длинный и, кажется, безграничный коридор. Это конец. Это, мать его, всё. Спотыкаюсь, подползая к ближайшей стене. Жмусь, прижимая колени к груди. Боже, пожалуйста… — Фанни… всё нормально? — голос, словно из-под воды оглушает, приходится прижать ладони к ушам, ведь эти слова хоть и плохо слышны, но разносятся по всему пустому коридору, затмевая всё остальное. Постепенно зрение восстанавливается, и размытая фигура человека, присевшего на корточки рядом, фокусируется, отчётливо виднеясь. Гарс. Парень не решается предпринимать хоть что-то, лишь в качестве мнимой поддержки сжимает моё плечо. Что это было? Осматриваюсь — светло. Но коридор по-прежнему пуст. Неуверенно перевожу взгляд на Гонсалеса, сильно нахмурившегося. Я, наверное, выгляжу сумасшедшей. — Ты как? Что с тобой было? Ты сбежала из кабинета. Не знаю, зачем он объясняет это, и почему продолжает сидеть рядом, но это дарит мне небольшое спокойствие. Я в порядке. Я здесь, в школе, со мной всё нормально. Нормально. — Да, всё отлично, — киваю, но парень неудовлетворительно изгибает бровь, явно недовольный таким «исчерпывающим» ответом. Впрочем, он быстро одёргивает себя, поднимаясь на ноги. Правильно — не его дело. Значит, с ним будет проще подружиться. — Что насчёт вечеринки? — Гарс переводит тему, внезапно протянув мне свою руку. В полнейшем смятении смотрю на его худые пальцы, не решаясь делать хоть что-то. Безумие какое-то, серьёзно. Быстро хмыкаю, нарочно громко, дабы он раз и навсегда запомнил, что в чужих подачках не нуждаюсь. Вечеринка… Невольно хмурю брови, замечая, как пристально смотрит на меня парень. Ответа ждёт? — Вряд ли. Не люблю такие «мероприятия». Отнекиваюсь, для большего эффекта взмахнув ладонью. Господи, ещё приключений мне не хватало в жизни. И так по лезвию хожу, а уж новые друзья, подобные той девчонке Нэнси Стюарт мне и подавно не нужны. Поднимаюсь, сразу похлопав ладонями по ногам, чтобы отряхнуть одежду. Гонсалес суёт руки в карманы и продолжает молча стоять на месте. Чего он ждёт? Дурья голова — урок ведь идёт. Нехотя киваю в какую-то сторону, как бы показывая, что стоит вернуться. Гарс учтиво хмыкает, и направляется направо. Точно, там же химия. Плохо с географией, очень и очень плохо.

***

Дилан всё это время, положенное для занятий учёбой, стоял на главной улице их городка, наверное, потратив несколько часов. Просто так. Потому что ему, чёрт возьми, захотелось. Стоять посреди, мешать людям, медленно проходящим мимо, слышать бранные слова в свою сторону. С утра на него нахлынула такая тоска смертная, что он с самого рассвета бродил по закоулкам, прячась от всех знакомых лиц — надоели. У него вообще редко бывают подобные приступы «грусти», но именно сегодня почему-то всё решило идти против парня: мать всю ночь проревела и он, вероятнее всего, даже не заметил бы столь незначительную мелочь, но как же громко она рыдала, словно её ненаглядный муженёк и впрямь отбросил копыта. У О’Брайена на душе предательски что-то заскреблось, вряд ли это была совесть или чувство вины — ни того, ни другого он не имеет уже очень давно. И всё же. После этого он так и не заснул, а уже в семь утра сбежал, почему-то максимально бесшумно прикрыв дверь, чтобы мать не задавала лишних вопросов. А потом пришёл сюда. Будто хотел убедиться в собственной «значимости». И убедился ведь, но в обратном. Как придурок стоял на тротуаре, пока спешащие по своим делам люди быстрым потоком проходили мимо. А он так и остался никому ненужный, даже чёртова Габби Холл, видимо, нашла где-то гордость, потому как ни разу за весь день не позвонила ему. Самое неприятное, что Дилан, скорее всего, и брать-то не стал бы, но сам факт того, что, если он перестанет быть последним кретином, не будет привлекать внимание и вести себя как полагается истинной свинье — о нём забудут. Так же, как забывают всех. Обычно он не склонен к излишним размышлениям о жизни, но мысли о том, что ему перестанут уделять внимание и чрезмерный эгоизм стали душить. Именно поэтому он впервые позвонил Габби. И та, как назло, не в лучшем расположении духа — говорила тихо, приглушённо. Дилан несколько часов назад нуждался в общении, чтобы кто-то сказал ему, что всё это не зря. Он понял лишь одно — в какой-то момент все могут просто забыть, кто такой этот Дилан О’Брайен. Или просто перестать зависеть. Он ведь, чёрт возьми, понятия не имеет, что весь день Габриэла думала об их «отношениях». Они странные. Несуразные. Обычно такие отношения и полноценными-то не назовёшь — пшик, да и только. Холл приободрилась тогда, когда позвала Дилана на вечеринку к проклятой Нэнси Стюарт. Он бы с превеликим удовольствием демонстративно рассмеялся Габби в лицо, посылая по всем возможным и невозможным маршрутам, но ему хреново. Это бывает так редко, и он начал думать, что теперь совсем не способен на подобные чувства, вроде непонятной грызущей изнутри пустоты. Но главное, что О’Брайен серьёзно решил, будто алкоголь поможет утолить все невзгоды и плохие, негативные мысли. И именно сейчас он сидит здесь, в доме этой придурошной Стюарт, хотя сам он тоже ничуть не лучше. Прийти сюда во время своей ещё большей «дикости» — самый неразумный поступок. Габби Холл сидит рядом, изредка хихикает и по совершенной случайности пихает Дилана рукой, а он уже готов ей голову открутить, лишь бы не раздражала. И девушка, видимо, чувствует это — уходит периодически, но от этого не легче. Мысли всё ещё кружат в его по-прежнему трезвой голове, не позволяя сосредоточиться на чём-то одном. Он, блин, пить даже не может. А ведь обычно в первые полчаса заливает в себя несколько баночек пива, разбавляя всё это дешёвым виски. А после спит. Но не сегодня. Всё тяжело, всё заставляет морщиться, каждый шорох ощущается как-то по-иному, а чужое прикосновение неприятными волнами заполняет всё тело, словно парализуя. Вот-так ирония. Он, человек, да что там, грёбаный подросток со своими заскоками, в обычные дни торгует всякой мерзостью, ввязывается в драки, а сейчас чувствует себя как в мыльной опере, где вокруг сплошь слёзы, да сопли. — О’Брайен, ты какой-то вялый, — Шелдон неопрятно плюхается рядом, почти придавив к дивану какую-то пьяную девушку, но та вовремя отскакивает, звонко взвизгнув от недоумения. Гарсиа озадаченно вытягивает руку прямо, часто моргает и хмурит брови, старательно разглядывая железную банку. Дилан цокает языком — с ним всё ясно, ему уже хватит. — А давай устроим бои? Но так как махаться я сейчас вряд ли смогу, — запрокидывает голову, и слегка ударяется о жёсткую спинку дивана, протяжно проскулив, — давай, короче… блять, отлить бы. Никаких формальностей, никаких смущений. Порой О’Брайену кажется, что он попал в самое мерзкое место, где все прямо говорят о своих намерениях, и достаточно сложно скрыть тайны и секреты. Бесит. Парень хочет встать, но пропахших насквозь никотином и потом Гарсиа пытается наклониться к нему, чтобы что-то сказать. Именно сегодня, чёрт возьми. Когда Дилану на стену лезть хочется, лишь бы уйти от этих идиотов. Это и странно. Ведь они — его повседневная компания. Ненавидят друг друга до чёртовых нервных судорог, и зачем-то каждые выходные встречаются. Парень нехотя осматривает гостиную, где они «поселились», и замечает в дверном проёме, ведущем на кухню, Нэнси, активно хлопающую ящичками кухонной гарнитуры. Людей совсем мало, как и всегда. Гарленд разделился на два «лагеря»: есть те, кто боготворит спокойствие, правильность и внемлет всему скучному, а есть они — люди, готовые на всё ради весёлого времяпровождения. Относительно весёлого. Их в принципе мало что связывает. Да они друг друга терпеть не могут, а каждый раз собираются как по волшебному мановению. Дилан слишком лениво сбрасывает со своего плеча руку Шелдона, и аккуратно поднимается, смотря под ноги. Человек тут от силы десять, а орут и визжат так, словно целое стадо в зоопарке. Им бы только дебоши устраивать, ведь на другое мозгов-то не хватит. Парень в очередной раз медленно выдыхает — всё настолько бесит, что он надеется, вдруг кто-нибудь сегодня помрёт прямо здесь, ему на потеху. Но, кажется, сводить счёты с этой мрачной жизнью они не планируют — уж больно окрылённые и счастливые трясут своими потными и безрассудными телами под слегка стихшую музыку. Он не пытается вести себя доброжелательно, со всей скопившейся агрессией отпихивая приставучих знакомых и людей, именуемых «друзьями». Его цель на данный момент одна — кухня, где на подоконнике сидит Нэнси Стюарт, неуклюже прикуривая найденные в тумбе сигареты и пуская дым в открытую форточку. — Ты ведь не куришь, — Дилан и сам удивляется собственному хриплому и глухому голосу. Правильно говорят — «курение убивает». Постепенно, разумеется. Но иногда ему кажется, что он уже не чувствует одну из почек и лёгкие. Или что там должно болеть в первую очередь? Нэнси, судя по всему, даже не удивлена гостю в лице О’Брайена. Девушка качает головой в сторону вошедшего и нарушившего её смиренную благодать, а взгляд у неё такой стеклянный, такой задумчивый, словно она всё ещё не видит его. Наверное, парень никогда не замечал Стюарт в подобном виде. Оно и не удивительно — как ни крути, а лгут все. — Да ты пиздец какой проницательный, — слегка улыбается, изогнув бровь, выражая всё своё театральное недоумение. А на самом деле мечтает оказаться подальше отсюда. Даже ей, самой примитивной и банальной «дешёвке» (как она саму себя втайне окрестила) хочется отцепить от себя эти оковы, не позволяющие делать всё, что угодно ей самой. — Где твоя подружка? Нэнси даже грустно усмехается — утром она спрашивала то же самое у Габби, только про Дилана. Забавно. О’Брайен опирается плечом на дверной косяк, метаясь взглядом по кухне. И здесь грязно. Но значительно чище, нежели в той же гостиной. Из всех разбросанных по углам жестяных банок можно построить целый дом. Свет мигает тускло, отдаёт почти оранжевым, таким прожигающим, неприятным, вынуждающим щурить глаза, чаще моргать и поскорее уходить, чтобы вовсе не ослепнуть. Стюарт всё равно — она неумело затягивается, и давится дымом, наклонив голову вниз. Никогда не любила никотин, и то, как он едко впивается во все органы, проедает внутренности, жжётся во рту отвратительным послевкусием. Пожалуй, её не воротит так сильно даже от самодельного алкоголя Шелдона. — Не знаю, — он совсем забыл про Холл. Поворачивает голову вбок, делая вид, что его интересует то, где сейчас находится эта девчонка, а на самом деле невольно косится на сохраняющую невозмутимость и безразличие Нэнси. Если бы Дилан не знал, как умело Стюарт врёт, то принял бы её за меркантильную обольстительницу, покушающуюся на всех представителей противоположного пола. А ведь и она скрывается за масками. За всем этим «маскарадом» даже весело наблюдать — то, как люди отчаянно прячутся за картонными и разученными до тошноты эмоциями. Невероятно. Странно, но сегодня поистине невообразимый день. Первый в истории, когда Дилану О’Брайену есть хоть какое-то дело до окружающих. Находясь в своеобразном забвении, он окончательно забывает о человеческих чувствах. О том, что он, чёрт, тоже человек. Обыкновенный. Со своими слабостями, недостатками. И как же мерзко осознавать это всё. Такие моменты обычно накрывают с головой, и ему либо удастся выбраться из этой бездны в первый же день, либо обострённые эмоции (а с ними в комплекте и агрессия) разом нахлынут, подобно дикому цунами, урагану, снося всё в единую массу противоречивого безумия. В такие деньки хочется одного. Крушить. И совсем неважно, что именно это будет — чья-то рука или гнилая душонка, с которой в рай вряд ли попадёшь. Дилан предпочёл бы ломать морально. Физически проходит всё, это «научно доказано» на подопытном Шелдоне. Блевать О’Брайену хочется от того, насколько гадкие мыслишки порой закрадываются в его мозг. Иногда это терпимо — можно жить обычно, подавлять в себе лезущую через край всепоглощающую ненависть. А иногда… плохо всё бывает, в общем-то. — Что у тебя в голове творится, О’Брайен? — низким и спокойным голосом интересуется Нэнси. Парень только сейчас замечает, что она уже полностью развернулась в его сторону, ноги свесила вниз, а форточка по-прежнему открыта. Душно, наверное. Ему-то всё равно — скребущиеся в мозгу мысли дают о себе знать. Да и эта дура Стюарт оказалась не такой уж идиоткой. Выпрямилась уже, любопытство так и поблёскивает в мутных карих глазах, почти чёрных-чёрных, похожих на тёмное дерево. Бред какой-то. Дилан и сам не знает, почему глаза именно с деревом сравнил, но эта ассоциация пришла к нему в голову первой. — То же, что и у тебя, — ответно парирует он, многозначительно передёрнув плечами. Не хочет обсуждать свои замашки. А тем более с «психологом» Нэнси, у которой в области психологии столько же знаний, сколько в нём адекватного мышления. То есть, совсем немного. Но ей этого, как оказывается, вполне достаточно, чтобы ожидающе пилить парня взглядом, как бы с усмешкой говоря, что не отстанет, гадюка, пока не выпытает все грязные секретики. Были бы они ещё. Уж больно Дилан банален. Типичен. — Херня всякая. Отвали, Стюарт. Нэнси улыбается и О’Брайену хочется свернуть её чрезмерно длинную шею к чертям, чтобы не лицезреть эту довольную мину. И чего она радуется, когда вся их жизнь — полное дерьмо? Ещё бы, никто ведь не виноват, что бедному Дилану внезапно ударило в голову помутнение. От него теперь либо отнекиваться, играя в молчанку с самим собой, либо контактировать, а если благополучно не выйдет, то начнётся самая настоящая кровавая война. Образно, само собой. Было бы легче от этого. Мать вашу, эта идиотка действительно улыбается, непонятно чему вдруг счастливая. Да так легко, непринуждённо и немного вяло, что у парня под рёбрами чешется от этой «доброты», разлившейся на её змеином лице. И впрямь змея, только шипеть не может, но ничего, если познакомить её с сородичами, то быстро научится. Просто не может здесь стоять сейчас и в гляделки играться с главной «спальной» девицей их школы. Ну и репутация же у неё. О’Брайен хотя бы просто мудак. И слава богу, что не он тут «девочка на побегушках». Парень хмыкает, закатывает глаза, и резко разворачивается, чуть не выругавшись на весь дом — Габби Холл растерянно наблюдает за ними. И как давно она здесь стоит, караулит? Или… грёбаная Нэнси Стюарт, она сразу заметила Габриэлу, оттого и счастливая такая стала. Не упустила момента поиздеваться. Они же давние враги, точно. Бессмыслица. Враги, которые сидят каждые выходные в одном доме, весело общаясь и чуть ли из одной кружки не попивая. Гадость. Слишком всё смазливо, слишком красочно. Если бы его сейчас видели друзья из Дублина, то они, вероятнее всего, пошутили бы, что ведёт он себя как девка во время «этих дней». А он действительно так себя и ведёт. Но по другой причине. Некуда злость свою скопившуюся девать. Вот настроение и канет всё глубже ко дну. — А я тебя искала, — находит ответ Габби, спустя, похоже, целую вечность тишины. Дилан даже выдыхает — лишь бы не сорваться. Не то что бы он боится нагрубить девчонке, просто если даст слабину, то вся нервная система с усмешкой помашет ручкой и треснет, а потом и вовсе рассыпится на множество осколков. Он бы с радостью уже давно ушёл домой, от этого балагана, но там всё ещё хуже — отец, который выводит из себя просто тем, что продолжает отсиживаться на диване, совсем наплевав на свою жизнь, и мать, вечно ревущая белугой. И одно непонятно: делает она это специально, чтобы пробудить у сына хоть немного человечности, или на самом деле способна простить этого козла за все его грехи? Если настолько велика сила любви, то Дилан предпочёл бы не знать этого чувства вовсе. Жертвовать своим будущим, своими перспективами ради того, кто палец о палец не ударил ради тебя? Это не любовь совсем — идиотизм, не меньше. Его мамаше бы в дурку лечь, да людей не пугать своей излишней добротой. Не привык ещё мир людской к таким «кадрам». — Дилан сегодня не в настроении, — быстро поясняет Нэнси, хотя её никто и не просит — не может пройти мимо, молча, чтобы не лезть в чужую жизнь. Не в её стиле. — Впрочем, как и всегда. Девчонка хихикает, так фальшиво, так, будто перепила целый ящик дешёвого пива, хотя на деле не выпила ни баночки. Вредно. А по ней и не скажешь, что она — эталон здорового образа жизни. Просто Шелдон не любит серых, обычных, среднестатистических. Просто Стюарт никому не нужна. Даже О’Брайен пару раз это сказал, пусть и со злости, но чем же не правда? — Завали, язва, — недовольно проговаривает Холл, тем самым ограждая Дилана от словесной бойни. Обидно даже — его хлеб забирают. Но сейчас это к лучшему. Ну нет у него нужного настроя. Никак. Только пульсирующая и отдающаяся в каждом миллиметре организма кровь, жадно перемешанная с ненавистью. Он сегодня всё ненавидит. Начиная с «братских» подколов от Шелдона, и заканчивая провоцирующей его Нэнси. Она ведь специально это делает, чтобы в очередной раз припомнить, какие плохие из этой парочки вышли друзья. — Знаешь, Холл, когда-нибудь он окунёт тебя в дерьмо своих этих гадких словечек. И тогда мы непременно поговорим, — мгновенно отвечает Нэнси, сползая с подоконника. Её вдруг внезапно опьянила эта потасовка. Вот уж человек, питающийся чужими агрессивными эмоциями. Ничем такую не убьёшь. Дилан уже не обращает внимание на ответ Габби — от злости к Стюарт даже руки трястись начали. Редко такое бывает. Обычно обходится. Но сегодня она перешла границы — знает же, что незачем устраивать это всё. О’Брайен быстро пятится назад, врезаясь спиной в стену — бежать. Надо валить отсюда, пока две девицы не опомнились. Хотя бы во двор. Но вместо этого, чувствуя, как перед глазами всё расплывается, он машинально сворачивает к лестнице на второй этаж, трясущейся как в припадке рукой, потянув на себя ручку первой попавшейся двери, вваливаясь внутрь. Чья-то комната. Отлично. Это, чёрт возьми, прекрасно. Парень с неподдельным испугом во взгляде осматривается — никого. Значит, здесь он и скроется от чужих голосов и надоедливых «друзей». Они ему не друзья. У него в принципе нет друзей. Сказать, что Гарс был удивлен, когда этим же вечером, около девяти часов, Фанни Хантер позвонила ему (в школе он успел сунуть ей свой номер, мол, может пригодится) — просто, чёрт возьми, промолчать несколько земных столетий. Ещё больше он удивился, когда девушка сказала, что пойдёт на ту вечеринку. Ему даже любопытно стало — с утра вся такая молчаливая и пугливая, а сейчас какая-то дёрганая, торопливая. Что-то наверняка случилось, так он подумал, когда они встретились. На самом деле, в планах Фанни совсем не было провести вечер в компании, вероятнее всего, пьяных подростков. Так уж получилось, что Марлон имеет невероятную способность — заводить в сестре медленную бомбу с каждого полуслова. В этот раз он был готов слушать её долгую исповедь. Будто это так просто. Словно раз, и вы уже оба рыдаете, сморкаясь в бумажные платочки, под трагичные воспоминания. Всё оказалось гораздо сложнее, запутаннее, и больнее. А Райт просто не способен выслушивать. Ему нужно всё и сразу. И Франкин сорвалась, разозлилась и сбежала. Очень по-взрослому. Да и Марл поступил не лучше — ушёл в свою комнату. — Если ты хочешь, то мы можем никуда не ходить, — Гарсу, по правде говоря, не хочется идти к Нэнси Стюарт, ведь помимо неё там будет и Шелдон. А ещё чёртова Габби Холл, видеть которую ему хочется меньше всего. А там, где эта девчонка — всегда рядом О’Брайен. — Знаешь, я ведь новенькая, — незамедлительно качает головой девушка, но взгляд на Гонсалеса не переводит. — Мне стоит наладить отношения с людьми. Изгоев наверняка не любят. Да уж, но ещё больше не любят новичков. Парень одёргивает себя, не позволяя плохим мыслям портить тухлое настроение. Впрочем, он вообще сомневается, что Фанни есть необходимость общаться с этими отморозками, не умеющими даже разговаривать нормально — сразу в морду бьют. И как в знак того, что зря они ведут путь к дому Стюарт, у Гарса неприятно заныл синяк на лице. Плохо это. Всё это. Он невольно шмыгает носом, чуть поднимая голову — темно. Ветер почти не дует, да и на улице прохладно. Наверное, сейчас часов десять, не меньше. А они как последние идиоты действительно идут на эту «вечеринку». Правда, от вечеринки там одно название — мало кто приходит к Нэнси домой. Только такие же чудаки. И они, разумеется. Уже через какое-то бесчисленное количество прошедшего в тишине времени, им удаётся пройти сквозь всех алкашей, бездомных и просто тех, кто любит устраивать пьяные потасовки. Улица, где живёт сама Стюарт весьма тихая, даже спокойная, что очень удивительно — редкое явление для Гарленда. Хантер заметно ёжится — уже жалеет, что всегда рубит с плеча и действует под эмоциями. Она всегда была такой, не умеющей предугадать исход дальнейших событий, даже несколько легкомысленной, как назвал бы её сейчас Марлон. «Серьёзно, ты идёшь на вечеринку к подросткам? К пьяным в хлам подросткам?» Да, глупо. Да, наверное, это самое невероятно несуразное, что она когда-либо делала, но именно сегодня так надо. И к тому же, у Фанни весь чёртов день голова кипит после того случая в кабинете химии. Что это вообще было? Одно радует — Гарсу плевать, ведь он всё это время находится в своих собственных размышлениях. У Нэнси Стюарт дом небольшой, да и внутри нет привычного пафоса — когда она нехотя открывает дверь, вымученно улыбаясь новым гостям, Фанни быстро осматривается, удивляясь тому, как скромно живёт такая «важная» личность. Столько хитрых улыбочек, столько мерзких и гадких действий, но она, выходит, совсем уж обычная. — Поздно вы, здесь уже не так шумно, разошлись все почти, — спешит оправдать пустеющую гостиную девушка, стоит только незваным гостям войти внутрь дома. На самом деле, люди, которые сейчас находятся здесь — это всё. Все те, кого Нэнси позвала. Хантер даже удивляется, что на вечеринке нет половины школы, или хамоватых и деланных ребят, пропахшей благовониями комнатки. А здесь… тихо. Да, именно тихо. Музыка еле-еле шипит из колонок, стоящих где-то на тумбе. Гарс вскидывает брови, когда видит развалившегося на диване Шелдона, прижимающего к груди подушку. Ну и ну. Чего только в этом доме не увидишь. — О, Холл, у нас тут неожиданное пополнение, поэтому расположи людей, а я пойду проветрюсь. Нэнси, судя по всему, уже давно собиралась выйти на улицу — нацепила на себя мешковатую ветровку, быстро пригладив жирные волосы. А вот и она — Габриэла, само олицетворение невинности собственной персоной. Гонсалес, кажется, даже дыхание задерживает на какое-то время, пока Габби давит из себя чересчур приветливую улыбку, хотя ясно одно — она не рада. Совсем. Парень оглядывает её быстрым, но от того не менее пристальным взглядом, пока сама девчонка плетётся на своих двоих, осторожно переступая разбросанный на полу мусор. Фанни даже жалеет, что пришла — больно тут тоскливо. Ещё хуже, чем было дома. Она замечает, как устало бросает на неё взгляд Холл, совсем ненадолго, не испытывая никакого интереса к Хантер. Она вновь тень. Просто незаметная, неважная, почти прозрачная. В горле пересыхает, но она не станет просить воды — чрезмерно гордая. — Вы всё-таки пришли, — Габби для чего-то констатирует то, что и так понятно, даже не стараясь скрыть свою негостеприимность. Фанни косится на девушку, недоверчиво всматриваясь в мягкие, местами даже аристократические черты лица. Как фея, и почти так же плавно передвигается. Сама Франкин — ходячее недоразумение, неспособное на ногах-то ровно стоять. А Габриэла на высоких шпильках идёт, да так бёдрами виляет, но не слишком похабно, скорее очаровательно и несколько мило. Оно и понятно, почему Гарс, как только вошёл в дом, так сразу глаз не сводит с неё — и впрямь красивая. — Давайте на кухню, наверное, а то вряд ли наш «кабанчик» уступит вам место. Гарс ликует, немного скалится в усмешке, однозначно радуясь, что Габби Холл позволяет себе подтрунивать над этим идиотом, пока О’Брайена не видать на горизонте. Даже странно, что его здесь нет. Ведь Габриэла тут. Гонсалес быстро смотрит на Фанни, ожидая, что та, скорее всего, сорвётся с места, как типичная приезжая мадам, привыкшая к «элитным» вечеринкам в дорогих клубах. Но Хантер молчит, всё ещё чувствуя неловкость, и аккуратно бросает рюкзак на пол, почти у дивана, вскоре проследовав за блондинкой. Это чувство дискомфорта и противной нелепости оседает по всему дому, но самый эпицентр, главная точка взрыва, способного раздаться в любой момент — кухня. Ведь они здесь втроём. Впрочем, новоприбывшая никак не влияет на это всё, за исключением собственного смущения. А вот эти двое… Смотрят друг на друга, пронзительно, даже с неким пренебрежением. И неудивительно, потому как из всех парней в Гарленде, Холл решила связаться именно с конченым психопатом О’Брайеном, у которого вместо мозгов что угодно, кроме, собственно, мозга. Гарс Гонсалес ненавидит Дилана. И это не только потому, что последний так или иначе встречается с Габриэлой. Ему плевать. Конечно, есть уйма других причин раздражаться от одного вида бывшего друга. — Где твой О’Брайен? — Гарс себя тоже ненавидит, за всю ту гадость, что целыми ошмётками лезет из него, стоит только появиться где-нибудь рядом этой грёбаной Холл. Он самого себя не узнаёт — вроде смотрит на неё с презрением, осуждает, сваливая на хрупкие плечи все возможные смертные грехи. И всё равно не может удержаться от язвительного комментария. И знает же, что Дилан — её больная тема. Дилан для всех, в общем-то, больная тема. — Не знаю, — честно отвечает Габби, но голову не поднимает для того, чтобы одарить привычным ледяным взглядом своих голубых глаз собеседника. Лишь крепче сжимает в руке тряпку, которой собирается протереть стол. Зачем — чёрт её знает, ведь этой ерундой весь беспорядок не устранишь. Просто необходимо справиться со стрессом. Срочно. — Ты ведь Фанни? Холл интересна новенькая настолько же, насколько сама Габриэла Дилану. Совсем неинтересна. Но требовательный и ожидающий непонятно чего взгляд Гонсалеса бесит гораздо больше, чем невольно ставшая свидетелем этого разговора Хантер. — Да. А ты… — Габби. Гарс закатывает глаза — эта Габриэла однажды в дурку его отправит, своим мастерским умением перевести тему в любое русло, лишь бы не общаться с ним. Она-то чего на него взъелась? Да чёрт, всё ведь и без того понятно — она ему ничего не должна. Н и ч е г о. Ни дружеских разговоров, ни банального «привет-привет». Она ведь, мать вашу, теперь везде за О’Брайеном. И сколько же душ он, кретин, продал, чтобы получить себе в «хвостики» такую девушку? Вероятно, в Габби нет ничего необычного, но для Гонсалеса она вся только из необычностей и состоит. — Надолго ли вы? — спрашивает она уже у парня — понятно по требовательному взгляду, которым одаривает его перед тем, как качнуть головой в сторону своей новой собеседницы. Габриэла Холл самая невероятная овца из всех, что он когда-либо встречал. У него буквально кровь вскипает, становясь кипятком, когда Габби делает вид, словно они какие-нибудь старые закадычные друзья. Они, чёрт, никто. Совсем. Девушка с вызовом и азартом в глазах высовывает кончик языка, которым тут же проводит по нижней губе. — Конечно, ведь мы ещё не пообщались с твоим ненаглядным, — бегло, в тон ей отвечает Гарс, прищурившись, будто ожидая взрыва, целую кучу негативных ответных эмоций. Впрочем, так даже лучше. Ему просто необходимо возненавидеть её всем сердцем, чтобы она показала свою пропитавшуюся гнилью душу, а после он вмиг забудет, кто такая эта самая Габриэла. Фанни исподлобья скованно метается взглядом, то на Гонсалеса, скрипящего челюстью, то на Габби, точно так же оскалившуюся. Безумие какое-то. В этом балагане Хантер совсем нечем дышать. Мало того, что она в принципе не любит упиваться чужими злобными словами, так ещё и ответов на все возникшие вопросы нет. И, судя по лицам этих двоих, не будет никаких объяснений. Просто поставили перед фактом, разыграв для малознакомой девушки (о которой они, если уж совсем начистоту, даже позабыли) целую драматическую пьесу из какого-нибудь Шекспира. Тогда, пожалуй, этим мрачным и угрюмым подросткам не помешал бы яд. А Франкин — холодная вода, чтобы умыться после этого нереального накала страстей. И что вообще между ними? — Где здесь… ванная? — Хантер рассчитывала, что её голос прозвучит более уверенно, но на самом деле она совсем приглушённо хрипит, потому что в горле пересохло. Кажется, что если бы в помещении сейчас играла музыка на всю катушку, то, наверное, её жалкий писк просто-напросто затерялся бы среди энергичных мелодий. Но тут тихо. И оба «друга», вспыльчиво прожигающие друг друга взглядами до этого, резко поворачивают головы на совсем уж сжавшуюся в кучку Фанни. Руки. Дрожат, словно в припадке. Она знает причину — обычно так всегда случается, стоит только перенервничать, оказавшись «не в своей тарелке». И она действительно немного не там, где бывала обычно. Все её прежние вечера в Филадельфии проходили максимум в компании странной девчонки Кейли. Всё это похоже на непонятное наваждение, и голова кругом идёт. Будь у неё возможность, она бы беспрекословно затряслась точно так же, как и пальцы рук. — Всё нормально? — Габби впервые за весь вечер интересуется чем-то с неподдельно взволнованным лицом. Фанни быстро-быстро кивает, но эта девушка отставать не планирует. — Нос… у тебя кровь. Ох, чёрт. Хантер подносит ладонь к носу, а после слегка отводит руку, смотря на красное пятно. Правильно, всё правильно — чрезмерный дискомфорт и неловкость дали о себе знать. Слишком не вовремя. Она слегка ругается, но так тихо, еле-еле уловимо, и Холл принимает это за просьбу о помощи, выпрямляясь. Вызывается помогать первая, обойдя прямоугольный стол, чтобы подойти к «потерпевшей»: — Тебе нужен лёд и… — Н-нет! — Фанни кричит так громко, вмиг пресекая любые попытки подойти к ней. Пятится назад, и всё ещё прижимает пальцы к носу, поспешив оправдать свой нервный крик — «Где ванная?» — Вторая дверь справа, сразу как поднимешься. Девушка резво разворачивается, надеясь унестись в необходимое место быстрее, чем окончательно впадёт в нервный транс, чувствуя, как приятные, но такие тянущие каждый сантиметр судороги окуют тело. Габби в это время переводит нахмуренный и ничего не смыслящий во всём происходящем взгляд на Гонсалеса, который может лишь растерянно пожать плечами. Откуда же ему знать, что творится с этой новенькой? Ещё одна чокнутая на его бедную голову. — Сукин сын, — шипит Фанни, подпирая спиной дверь ванной. Даже на щеколду не закрывает — нет времени. Быстро подрывается с места, подскакивая к зеркалу. Свет не включает, чтобы не лицезреть своё помятое и опухшее от усталости лицо, и лишь быстро выкручивает кран, опуская немного залитые кровью пальцы под ледяную воду. Кожа в одно мгновение будто замерзает, когда холод впивается мелкими-мелкими осколками в руки, принося за собой протяжный, стягивающий дискомфорт. Она сутулит спину, мокрой ладонью опираясь на прохладную керамику. Невольно смотрит на своё отражение, шмыгая носом — ну и вид. Как только Гонсалес согласился водиться с такой недотёпой? Волосы еле расчёсаны, а в мешки под глазами совсем скоро можно будет грузить продукты. Ещё и эта текущая от носа до губы багровая полоса. Ну и чучело. Морщится, наклоняясь к раковине, и вновь подносит руки под струю, набирая воду. Брызгает на лицо, мгновенно отрезвляя сознание — и впрямь говорят, что холодная вода является лучшим спасением от сонливости и усталости. Блаженно прикрывает глаза совсем ненадолго, наслаждаясь этой приятной тишиной, этим молчаливым одиночеством. А когда поднимает голову и глядит в зеркало, то почти вскрикивает, пугаясь вошедшему человеку. Какой-то парень с вялым взглядом устало смотрит на неё, совсем лениво покачивая головой — пьяный, похоже. Приглядевшись, Фанни узнаёт в нём юношу, что стоял с ними с утра. Чёрт знает, имена она редко запоминает. — Я т-тут… — он взмахивает ладонью, а Хантер уже отшатывается как от пороховой бочки, ощущая, как кровь приливает ко всем частям тела. Мозг так и кричит, чтобы она нахрен валила с этого дурдома, но ноги леденеют, не позволяя и с места сдвинуться. Франкин так и стоит с мокрыми ладонями, таким же лицом, и удивлённо глядит на этого незнакомца, испытывая, похоже, все эмоции разом. — Блять. Поссать хотел же. О нет-нет. Только не при ней, парень. Фанни неуверенно отлипает от стены, к которой ненароком прижалась от животного страха, и хочет немедленно попросить его отойти, позволив ей покинуть помещение. И в глотке зависает лишь хрип. — Хочешь посмотреть? — усмехается Шелдон, и, похоже, что он на полном серьёзе планирует справить нужду прямо при даме, не чувствуя никакого дискомфорта. Хантер от страха кусает кончик языка, когда слышит, как неумело и неуклюже Гарсиа пытается расстегнуть ширинку. Чёрт, она попала.

***

Блять. Ненавижу такие мерзкие ощущения. Обычно это происходит раз в несколько месяцев. Как полная потеря контроля. Путаюсь в числах, времени, даже в годах, чёрт. Всё смешивается, а любые посторонние звуки вызывают гнев. Как и сейчас, когда за стеной, кажется, из ванной, раздаются приглушённые мольбы. Не узнаю голос, но по пьяной речи могу сказать — там ещё и этот идиот присутствует. Как назло. Сижу на стуле у небольшого стола, где стоит всякая бабская хрень Стюарт, и заламываю пальцы на руках, решая жизненно важный вопрос: убить Шелдона или всё же пощадить? Не могу сосредоточиться, когда совсем рядом что-то происходит. Не сказать, что меня это особо волнует, но… Сука, сегодня меня бесит каждый дверной скрип, о чём ещё можно говорить, если мне рукой подать до рожи ублюдка. С радостью бы расквасил его лицо, но мне, наверное, хватит уже этих попаданий в колонию. Не думаю, что Бобби так быстро соскучился. — Можно я… просто уйду, — перестаю издеваться над руками, нахмурив брови. Что за нахер там творится? Если Гарсиа и Стюарт решили внезапно совершить то, что они обычно творят везде где только можно, то давайте хоть не здесь? Прислушиваюсь. Не похоже на эту глупую девицу. Поднимаюсь, быстро подходя ближе к стене. Там что, всхлипывания? Успокойся, блять, держи себя в грёбаных руках, иначе действительно придушишь поганого Шелдона. Он серьёзно прикалывается надо мной — что-то невнятно бормочет, ещё больше раздражая. Даже здесь не дали посидеть тихо. Обычно я крайне негативно отношусь к любым насильственным действиям. Или, вернее сказать, относился. В Гарленде если ты слаб — значит ты уже потенциально мёртв. Странные законы выживания, но пока они не подводили. Либо тебе помогают, либо ты сам справляешься, учишься драться, выводить из строя людей и прочая фигня. В противном случае — ты жмурик. Даже забавно, что раньше я никогда не являлся сторонником всех этих физических увечий, а теперь смело раздаю мысленные советы. Да уж, в Техасе без оружия или банального ножа вряд ли можно выжить. Толкаю дверь плечом, предварительно прокрутив ключ. Ну и запах — словно тут целая ходячая бутылка спиртного за ручку с пачкой сигарет прошла. Быстро оглядываюсь, прислушиваясь лишь к глухой тишине. Пальцы покалывают. Сегодня важно обойтись без всяких рукоприкладств. Дилан, мать твою, только держи себя в… — О-о, О’Брайен, ты всегда появляешься там, где нахожусь я? — а вот и «бутылка» пришла. Дверь ванной распахнулась, и именно оттуда секунду назад, как по волшебному щелчку, вышел Шелдон, отшатываясь на несколько шагов. Мельком заглядываю в помещение, замечая почти приросшую к стене девчонку. Хмурю брови — не знаю её. Но выглядит слишком испуганно. Этот кретин теперь ещё и домогается до людей? — К нам на шабаш заскочила новая тушка, — он размахивает ладонью, чуть ли не залепляя ею мне прямо в лицо, но вовремя отворачиваюсь, хватая его за руку. — Шелдон, завали, — цежу сквозь зубы, пока со стороны мелькает вынырнувшая из ванной фигура. Мне, конечно, ну очень «интересно», кого на этот раз Гарсиа умудрился подловить, но его улыбающаяся морда бесит. Вот бы оставить его без этих ровных зубов. — О’Брайен, с каких пор ты такой правильный? — хочу рассмеяться — правильный? Чёрт, что для него является правильностью? Может то, что он в стельку пьян, и завтра даже не вспомнит о том, как насиловал кого-то в грёбаной ванной? — Или, — он прищуривается, и со всей злостью дёргает рукой, чтобы я немедля отпустил его локоть. — Неужели вы с обворожительной мисс Холл ещё не предавались прекрасным любовным утехам? Или… Договорить он уже не успевает, так как мой сжатый кулак непроизвольно и слишком внепланово летит в его нижнюю челюсть. По-моему, я слышу хруст, но мне становится мало. Чертовски мало. Что же ты, блять, наделал. Шелдон, в силу своего ужасного состояния, на ногах долго не держится, и мигом валится на пол, с приятным для меня грохотом. Вижу краем глаза, как незнакомая девчонка отскакивает в сторону, но почему-то всё ещё не бежит звать на подмогу. Хотя именно она сейчас понадобится. Только не мне. В висках пульсирует раздражение, и чувствую, как челюсть начинает дрожать от переизбытка злости. Наклоняюсь, с трудом обхватывая воротник футболки парня, и поднимаю его, а он и не сопротивляется, лишь быстро моргает, чтобы хоть как-то прийти в себя. Это зря. Быстро пихаю ублюдка к стене. Признаться, он достаточно тяжёлый, но это не служит помехой для того, чтобы я смог обхватить напряжёнными побледневшими пальцами его короткостриженые волосы. Единственное, на что хватает моих сил — начать долбить его пустую голову, забитую всяким дерьмом, об эту же стену. Не жалею себя, попадая руками с размаху, ударяясь тоже, и что есть мочи проделываю это действие до тех пор, пока не слышу голос Стюарт, а на белой поверхности не блестят красные пятна. Кто бы мог подумать, что на помощь прибежит именно проклятый Гонсалес. Он делает вид, что выполняет благое дело, оттаскивая меня от потерявшего сознание Шелдона, но на самом деле он кусок дерьма. Гарс думает, что подобным образом можно получить массовую благодарность и признание своей важности. Но правда в том, что живут и борются лишь такие подонки, как я. Даже не пытаюсь скрыть, как делает это он. Безвольно сажусь на пол, а напротив меня уже распластался бедолага, которого я так злобно колотил об стену. Так злобно, но до чего же много кайфа я получил. Даже страшно от самого себя. Я где-то читал, что осознание содеянного приходит спустя какое-то время. Не врали, сволочи — пришло незамедлительно, ударив в голову одним резким взмахом. Вместе со звонкой пощёчиной от Стюарт. На это я обратил внимание позже, когда она захныкала у вырубившегося тела. Боже, да не убил ведь я его. Не убил же? Руки всё ещё трясутся, но могу здраво оценить ситуацию. Здесь всего шесть человек: это Гонсалес, Нэнси, Холл, Гарсиа и абсолютная незнакомка. Не припомню её лицо. Новоприбывшая, что ли? Чёрт, я же… Протяжно мычу, запрокидывая голову наверх и больно ударяюсь о стену, ещё больше проскулив. Я серьёзно сделал это? А ведь я всего-то хотел побыть наедине с собой. — Дилан, идём, — Габби слегка наклоняется, тормошит меня за плечо, пока я глупо улыбаюсь в ответ, отрешённо наблюдая за её недовольным выражением лица. Сбрасываю её руку, и с трудом опираюсь ладонью на лестничные перила, кое-как поднимаясь на ноги. Всё ноет. Спокойствие неприятным теплом разливается по телу, и даже пальцы на какое-то время перестают трястись, как у алкоголика. Отлично, а раньше эта херня пройти не могла. Хмыкаю, следя за тем, как Гонсалес хмуро провожает нас взглядом. Такое гадкое настроение, ничего не могу с собой поделать — вытягиваю вперёд руку, одаривая парня средним пальцем, на что он реагирует лишь закатанными глазами. Да чтоб они у него там и застряли, сука. Иду первый, пока Холл плетётся где-то позади, явно обескураженная таким происшествием. Сам в шоке. Быстро кидаю нервный взгляд на незнакомую мне девушку, продолжающую стоять у стены. Она неуверенно ловит мой любопытный взор. И смотрит, почему-то не испытывая стеснения. Вероятно, я не выгляжу угрожающе. А зря. Стоит ли приветливо махнуть ей завтра утром ручкой, сказав добродушное «привет»? Ведь так общаются все «друзья»? Она смотрит на меня, как на последнего идиота. Вот и познакомились, блять.