ID работы: 8239996

«Свобода»

Гет
NC-17
Заморожен
34
автор
Размер:
230 страниц, 14 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
34 Нравится 48 Отзывы 8 В сборник Скачать

Глава 11

Настройки текста
Утром Фанни не возвращается домой, игнорирует любые звонки Марлона, и сразу направляется в школу, испытывая головную боль, от которой хочется выть и умирать. Одновременно. Когда она ушла из дома О’Брайена, парень не среагировал на дверной стук, а продолжил спать, что только сыграло на руку — общение между ними излишне. Девушка медленно плетётся по пустующим коридорам, понимает, что сейчас идёт урок, но ей совершенно не нужно торопиться. Она отдана себе самой, погружена в себя, свои мысли, тревожащие её день ото дня. С приездом в Гарленд мало что сумело поменяться — легче не стало. — Как давно ты знала? — тихо спрашивает голос за спиной. Сперва Хантер даже не оборачивается, решив, что её снова начали посещать галлюцинации из-за отказа от таблеток. — Ты из-за этого из дома ушла? — Гарс… — отходя ближе к стене, Фанни опускает голову, не желая смотреть в глаза Гонсалеса, пропитанные отчаяньем. — Я вчера только узнала… — Вот же сука, — девушка вздрагивает, делая шаг в сторону, когда в нескольких сантиметрах от неё, по стене прилетает удар. Хантер округляет глаза, поджимает губы, и молча наблюдает за тем, как парень опускается на корточки, зарываясь пальцами в свои тёмные волосы. — Как же так-то? Я ведь всегда рядом был, чёрт… А она сначала О’Брайена выбрала, а потом твоего брата, которого знает недавно. — Идём, — тихо просит Фанни, чувствуя непонятную ответственность за этого парня. Как будто это её вина, что Габриэла ведёт себя, как продажная девчонка. Но Хантер понимает, что дружба чертовски важна, поэтому подходит ближе к однокласснику, с опаской, с внутренним страхом и конфликтом, кладя руку на его плечо. — Нам нужно идти в зал. Ты же помнишь? — старательно выдумывает на ходу темы, которые можно обсудить, чтобы отвлечь Гонсалеса от неприятных мыслей. — Я жутко голодная, — ложь — ничего не ела со вчерашнего утра, когда ушла в школу и переночевала в доме О’Брайена. — Гарс… Дилану периодически нужно абстрагироваться от всего мира, уйти в свою комнату или любой другой тихий угол, и не выходить оттуда какое-то время. Такое бывает, когда прошлое тревожат, будто еле зажившую кровоточащую рану. Равносильно смертельной муке. Его мама не вернулась домой, как и отец, без вести ушедший куда-то в поисках лучшей жизни. О’Брайен хорошо помнит то время, когда его папа работал в приличной компании, зарабатывал достаточно много, как и мать, поэтому проблем с деньгами у них не было. Родители строили планы, как отдать сына в лучший университет, а он сам и понятия не имел, чего хочет от жизни — казалось, что всё уже давно предопределенно. Он не видел смысла в том, к чему остальные относились с упоением. Уже тогда весь мир вокруг него, его собственная реальность, безжалостно, бесповоротно теряли краски, воздвигая новые стены мутно-серого цвета. Единственное, чего он хотел — проводить каникулы у бабушки, ухаживать за местными бездомными животными, и проявлять милосердие ко всему, что казалось ему беззащитным. Потом всё стало хуже: родителей в один момент выгнали из фирмы, предъявляя невнятные аргументы, а сама семья осталась без средств для существования. «Может, тебе стоит позвонить бабушке?» — этот вопрос, заданный Хантер поздней ночью до сих пор вертится в голове. По правде, именно он и стал виновником подавленного настроения, поселившегося внутри Дилана. Вчера парень счёл это глупостью, какие обычно случаются перед сном, но теперь некоторые вещи перевернулись. Когда все школьники расползаются по кабинетам, а по коридору проносится трель звонка, О’Брайен умело сворачивает к мужскому туалету, чтобы набрать уже известный ему наизусть номер. Он часто проводил здесь время год назад с Гарсом, с Габби, в минуты перемен после занятий — всё это стирается из памяти, но некоторое, к сожалению, обязано сохраниться настолько крепко, что даже лоботомия не поможет пробить это дерьмо насквозь, только бы под черепной коробкой не было давящего напряжения. Убедившись, что в туалете никого нет, Дилан бросает на подоконник рюкзак, достаёт из кармана свой телефон, и, не задумываясь, набирает номер. В случае чего он всегда успеет прикончить дуру Хантер, но это подождёт, ведь на звонок незамедлительно отвечают. Тихое «Алло» звучит по-родному приятно. Он не хочет ворошить этот улей семейных проблем, но… — Привет, бабуль, — кусая губу, начинает он, понимая, что теперь не сможет бросить вызов просто так. Кажется, старушка по ту сторону даже изумлённо вздыхает, но это не пугает — она рада. — Господи, Дилан! — её голос хриплый. Её морщинистое лицо разом предстаёт перед ним, а вслед за этим пробуждаются моменты из детства: яблочный пирог, приготовленный всеми ребятами с улицы, первый поход к стоматологу, рассказы на ночь, новые знакомства в первом классе. — Ты не звонил так долго… — расстроена? Более чем. Она ждала. Чего скрывать — всегда ждала, до последнего, надеясь, что единственный внук не забудет свою старушку. Стыдно признавать, что он сам не додумался бы позвонить ей, если бы не чёртова девчонка. Дура, дура Хантер, какая же она дура. — Как дела? — неожиданная улыбка сама появляется на лице. О’Брайен опирается плечом о стену, и без скованности смотрит в окно, изучая поток людей, приходящий в школу. Он не смотрит на них — скорее мимо, совсем украдкой, сосредотачиваясь только на слухе, лишь бы разобрать каждое слово бабушки, впитать его, чтобы возобновлять в голове чаще. — Джон помог мне с досками. Сделал сарай, — женщина наверняка добродушно улыбается, как умеет только она, одна на всём свете такая. Особенная для него. — Ты же помнишь Джона? У него было много друзей и знакомых, живущих там, рядом с домом бабушки. Вот, где действительно его место. То самое, где его ждут всегда, и для этого совершенно не обязательно быть идеальным, учиться на отлично, становиться тем, кем хотят видеть все вокруг. Это же она, его «Ба», которая знает своего внука лучше остальных. Дилан хочет вернуться к ней, обнять, помочь приготовить пироги, печенье, погрузиться в детство, бесповоротно ушедшее от него. Слишком рано повзрослел. Слишком рано. Ты отпускаешь людей так просто. Почему? И хотя разговор с родным человеком приносит явное успокоение, О’Брайен по-прежнему раздражён, ведь Хантер в какой-то момент решила, что может заделаться психологом в его скучной повседневной реальности. Он её не пустит, как и остальных. Нужно всего-то послать девчонку, эту навязчивую суку, которая отчего-то лезет и лезет. Ищет ли выгоду? Чёрт разберёт этих умалишённых. — Когда ты приедешь? — он был готов к этому вопросу. Всегда, каждый день. Но именно сейчас молчит, будто воды в рот набрал. Он не может давать пустые обещания, но сказать правду ещё проблематичнее. — У меня появились неожиданные дела, — выдумывает на ходу, надавливая вытащенным ранее карманным ножом на подоконник. — Я пока не знаю точно, когда освобожусь. — Мишель, да? — тепло интересуется бабушка, но в груди парня поселяется только безмерный холод, не имеющий никаких границ. Он терзает, грызёт изнутри, насмешливо напоминая, что Бэн бесцеремонно отвергла его точно так же, как он сам сделал это с Габби Холл. Так много всего изменилось с тех пор. Например, Джастин разбился — так и должно было быть. Осталось только понять, спустя сколько времени по заслугам получит и сам О’Брайен. — Нет, мы… — пропускает удар, словно пулю куда-то в живот. Словно ножевое ранение рядом с сердцем, для пущего эффекта. И вновь молчит, чувствуя тревогу, необъяснимую вину за ту ложь, которую он преподносит старушке, как самую истинную правду. — Мы переехали. Отцу дали новую работу в Техасе, — решает, что лучше рассказать хоть какую-то часть правды, пусть и совсем малую. — И ты не сказал, мой мальчик? — сквозь расстояние ему отчётливо слышно, как старушка растягивает тонкие губы в улыбке. — Я жду тебя в гости. — Да, конечно, я постараюсь… — его обрывает на полуслове скрипнувшая дверь. Это служит призывом обратно, в настоящую реальность, где он вынужден существовать уже очень давно. И бабушки снова нет рядом, она находится так далеко. — Дилан, Гарсу нужна помощь… — Хантер тяжело и рвано дышит, держась рукой за стену. Кажется, что-то действительно произошло, но первое, о чём думает парень — как бы выбросить из окна второго этажа эту невыносимую девку. Она практически везде. Она занимает его личный комфорт, вторгается в него так нагло, но при этом сохраняет свой зашуганный вид. Наглая, наглая врунья. — Отъе… — замолкает, поджимая губы. Женщина не любит, когда он выражается. Дилан недовольно хмурит брови. — Помолчи, пожалуйста, Фанни, — шипит сквозь зубы, на что одноклассница немедленно выпрямляется, театрально поднеся палец к губам. О’Брайен с присущим ему раздражением наблюдает исподлобья за тем, как Хантер начинает слегка улыбаться, а после и вовсе отводит взгляд куда-то сторону, наверняка сдерживая громкий смешок от такой неожиданной вежливости. — Это не Мишель, — делает выводы старушка. — У тебя появилась девочка? — У меня? Что? Нет! — переваривая информацию, парень как-то резко дёргается, из-за чего провоцирует стоящую в углу возле двери девчонку, прижать к губам ладонь. Фанни так и намеревается вывести Дилана из себя, и он настолько злится, что невольно начинает давить острием ножа прямо на деревянную поверхность подоконника. — Я не хочу прерывать… — более спокойно вклинивается в диалог Хантер. — Но там Гарс… — Закройся, Фанни! Молчание. Дилан опускает глаза в пол, и сам не понимает, почему чувствует неожиданно нахлынувшее чувство вины. Будто снова вернулся в детство, когда было стыдно за своё плохое поведение, ведь расстраивать бабушку так не хотелось. — Значит, Фанни? — спустя недолгое время, проведённое в кромешной тишине, бабушка парня вновь решает взять ситуацию в свои руки. — Ладно, иди, болтун. — Какая же ты сука, Хантер, — Дилан устало потирает переносицу, когда старушка сбрасывает звонок, и они наконец остаются одни. Придушить бы нахрен эту сволочь. Вслух он этого, конечно, не говорит, но руки так и чешутся, особенно когда излюбленный чёрный нож складывается пополам и прячется в кармане. Теперь, находясь непосредственно вдвоём, Фанни не чувствует прежней раскованности, а это только подтверждает её теорию о том, что О’Брайен сам по себе пугающий. Наводящий ужас и полную таинственность. Франкин-Эдита ненавидит всё, что не прямолинейно — достаточно и себя.  — Не больше, чем ты, — ехидно отвечает, хотя сама не может припомнить, в какой момент они стали так спокойно взаимодействовать, общаться друг с другом. Будто и не было никогда того страха. За исключением воспоминаний о вчерашней ночи, о том случае в ванной комнате и о нахлынувшем страхе. Тогда Фанни показалось, что она готова раствориться в пространстве, умереть, только бы не чувствовать, как кто-то снова и снова касается её именно так, как делал это Джейкоб и остальные. Больно. С безразличием, с одной единственной целью — получить то, что хочется. — Где он? — Я… — запинается, и тут же разворачивается, толкнув дверь ладонью. Девушка буквально несётся прочь из туалета, не объясняя ничего толком, поэтому Дилану приходится снова цокнуть языком, закатить глаза, но пойти за ней следом. — Куда он пошёл? — снова спрашивает, но уже напряжённо нахмурив брови. От возникшего страха за друга на шее выступает вена, напрягается, натягивается подобно струне. Фанни растерянно мотает головой в стороны, быстрым шагом ходит по коридору, словно откуда-нибудь из-за угла внезапно выпрыгнет Гонсалес. Но этого не происходит и девушку трясёт всё больше от беспочвенной паники. — Фанни?! — более нервным тоном цедит Дилан, всматриваясь в лицо Хантер. Она тем временем опускает руки вдоль тела, которыми до этого крепко держала ремни рюкзака, чуть сутулит спину, тихо, нерешительно отвечая: — Я не знаю… О’Брайен задумчиво глядит перед собой, мысленно перебирая варианты, куда мог деться Гарс. Вы были так близки, ну же. Одно воспоминание сменяет другое поочерёдно, от холода где-то в груди сердце бьётся быстрее, и очевидный вывод приходит в голову сам собой — он волнуется. Нелепо, даже глупо признавать это, но ему слишком сильно страшно за состояние друга. Старого друга, разумеется. Неожиданно голову пронзает боль, похожая на тупой удар чем-то тяжёлым, и весьма очевидный ответ приходит на ум следом. Дилан резко разворачивается, направляясь к выходу из школы. — Зато я знаю, — поспешно говорит, рассчитывая таким образом отвязаться от Хантер раз и навсегда, но она тут же догоняет, твёрдо заявляя: — Я иду с тобой, — но голос всё равно дрожит от нерешительности. Куда идёт? Куда они вообще идут? — Только при условии, что ты не будешь мешаться под ногами, ясно? — недовольно заявляет, когда осознаёт, что моральное состояние друга волнует его куда больше, чем присутствие надоевшей до устали девчонки. — Более чем. Солнце слепит глаза, но природные катаклизмы — последнее о чём могут думать эти двое, приближаясь к непонятному безобразному строению из гниющих, местами подпаленных досок. Фанни морщится, чуть хмурит брови и, оглянувшись по сторонам, задаёт вопрос на вполне серьёзной ноте: — Ты меня убить собрался что ли? — Дилан пускает короткий смешок, подходит к железной двери и отпирает её, театрально взмахивая рукой: — Прошу, — наклоняет голову вниз. Снова поясничает, поэтому девушка цокает языком, проходя вперёд. Двухэтажное здание, а на втором этаже большинство окон забиты. Хантер напряжённо всматривается в лёгкий свет коридора и буквально чувствует, как очередной страх охватывает её. Цепенеет, выдавливая своё растерянное: — Отлично, — выдыхает. — Я добровольно иду на смерть? — и когда слышит позади себя усмешку, то, к сожалению, совсем не может разделить её с парнем, ведь абсолютная паника затмевает здравый смысл. Страшнее смерти может быть только повторное изнасилование. Само помещение внутри похоже на бар. Фанни с интересом изучает место, в котором находится, и старательно торопится за О’Брайеном, чтобы не потерять его из виду среди всей толпы людей, гуляющих и пьющих уже с раннего утра. Она проскальзывает мимо тех, кто неуклюже танцует под невнятную громкую музыку, еле силясь, чтобы не схватить машинально парня за рукав кофты. Несколько столиков распиханы по углам, возле окон, а где-то у стены красуется барная стойка, цепляющая внимание своей лакированной поверхностью. Девушка настолько увлекается наблюдением за людьми, что даже не замечает, как резко тормозит Дилан, из-за чего влетает в его спину. — Прости, — шепчет, хотя это подобие извинений пролетает мимо ушей в силу орущей музыки, поэтому Фанни не повторяет вновь, выглядывая из-за парня. Его взгляд сосредоточен на самом дальнем столике, где с понурым видом сидит Гарс, а возле него вьётся вызывающе одетая официантка, пытающаяся, кажется, соблазнить клиента. Оно и не удивительно, ведь этот бар не зря находится в таком непримечательном месте. На втором этаже частенько происходит то, о чём Дилан предпочёл умолчать, решив, что лишние подробности ни к чему для Хантер. Он быстро оборачивается к своей однокласснице и громко говорит: — Я сейчас, — после чего добавляет, но более приказным тоном: — сиди рядом с барменом.

***

Хочу громко хмыкнуть, сказать, что он не имеет права решать за меня, но молчу, кивая в пустоту. Ему же совершенно пофиг на то, что я могу ответить. Отхожу в другой угол, чтобы не мешать танцующим людям. Первое время внимательно слежу взглядом за тем, как Дилан уверенным шагом подходит к столику, за которым сидит наш общий «друг», и решительно хватает стоящую рядом девушку за плечо, отпихивая в сторону, когда та кокетливо кладёт ладонь на его щёку. Они знакомы? — Хэй, как жизнь? — сперва не понимаю, что обращаются именно ко мне, но как только чья-то тёплая ладонь касается моего плеча, резко дёргаюсь, сделав несколько шагов назад. — Прости, не хотел напугать, — растерянно улыбается незнакомый мне парень, пожимая плечами. Хмурю брови, ожидая его объяснений. — Я Зак, кстати. Скучаешь? — С чего ты взял? — начинаю дышать чаще. Спокойно. Рядом О’Брайен, Гонсалес и… Им обоим плевать. Всем плевать. Напряжённо вглядываюсь в лицо незнакомца по имени Зак, но чрезмерный полумрак мешает понять, с каким выражением лица он говорит со мной. Это просто паранойя, Фанни. — Не знаю, ты одна… — парень делает шаг ко мне, а я наоборот — снова назад. — Какой у тебя прайс? Не совсем понимаю, что он имеет ввиду, но отчего-то чувствую страх, стучащий в самом сердце. Думаю, мне не стоило идти сюда, не стоило пытаться контактировать с этими людьми, не стоило пытаться изменить то, что мне неподвластно. Изменить то, что невозможно изменить. Нормальной быть не так просто, чего я ожидала? Медленно выдыхаю. Так же неспешно вдыхаю. Таким образом в голове поселяется глупая надежда пропасть, вера, что парень забудет обо мне, если я буду вести себя тихо. Джейкоб не замечал. И пока размышления забивают собой весь разум, Зак умудряется подойти ко мне практически вплотную, вынуждая прижаться спиной к перилам деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. Зачем он здесь? Рука парня опускается на мою талию и уже в этот момент я хочу завопить во весь голос, но сдерживаю себя, не в силах открыть рот. Всё повторяется. Как тогда, в Филадельфии, когда я должна была молчать ради блага людей вокруг, должна была умирать каждый день, когда Джейкоб совершал толчки внутри меня. Тошнота подкатывает к горлу. Обессиленно шепчу, чуть дрожащим голосом: — Вы меня с кем-то перепутали, я лучше пойду… — распахиваю веки шире, чувствуя одну ладонь парня на своей шее, а другую — старательно лезущую под футболку. Глупая, глупая Фанни, нужно было надеть что-то более закрытое, чтобы не провоцировать его, остальных. — Тупая сука, вам тут за что деньги платят?! — резко рычит Зак, склоняя голову к моей щеке. Слишком близко. Опасное расстояние. Руки трясутся, ноги становятся ватными, и я совершенно не могу мыслить в полной мере. Так, как нужно мыслить, когда хочется спасти себе жизнь. На короткое мгновение он заглядывает мне в глаза, но этого хватает, чтобы понять один простой факт: парень под кайфом. Не могу даже оттолкнуть его, когда чувствую на своём животе свободно гуляющие пальцы. Задыхаюсь, уставившись перед собой. Только бы пропасть, господи, пожалуйста… — Зак, отъебись от неё, — звучит где-то со стороны. Слышу совсем плохо, ведь в ушах всё звенит. Зак ослабляет хватку, но не отходит, с улыбкой оборачиваясь. Щурит веки, протягивая: — О’Брайен, — в этот момент мне хочется раствориться в этой атмосфере. Стать ею, только бы не чувствовать себя сраной жертвой обстоятельств, этот грёбаный стыд из-за того, что я настолько слабая. — Возьми себе другую девку, эта уже помечена… — Свали, блять, — мутным взглядом слежу за тем, как Дилан оттаскивает Зака за плечо, и тот нехотя выпускает меня из своих рук. Глубоко вздыхаю, ощущая долгожданную свободу всего продрогшего от страха тела. — Так это твоя девчонка? — как-то странно усмехается блондин, из-за чего начинаю обнимать себя за плечи. — А где тот ангелочек? — он говорит о Габби? — Эта стремновата для тебя. Я думал, ты только красивых трахаешь. Слышу удар. Вздрагиваю, отскакивая в сторону и тут же попадаю в руки Гарса, который взволнованно удерживает меня за плечи. Зак сползает по стене, прижимая ладонь к носу, и недовольно бурчит что-то вслед, но Дилан его больше не слышит, уходя прочь из этого заведения. Часто дышу, уже спокойнее. Рядом Гонсалес, а значит, всё определённо будет хорошо. Он тянет меня к выходу, чтобы успеть за быстрым шагом О’Брайена. — Ты не можешь хоть один день прожить без всякой херни? — раздражённо повышает голос парень, как только мы покидаем бар, оказываясь на абсолютно пустой улице. — Ты сам её оставил среди этих уродов. Ты же знаешь, что там снимают девушек… — и тут же замолкает, получая в ответ укоризненный взгляд. Мешкаюсь, внимательно изучая лицо то одного парня, то другого. Что это значит? — Я не… — Это бордель? — изумлённо спрашиваю, всматриваясь в растерянные лица этих двоих. И молчат. Безмолвно открываю и закрываю рот, не зная, что конкретно стоит говорить в такой ошеломляющей ситуации. — Ты оставил её одну там, — кивает сам себе Гарс, бросая на Дилана раздражённый взгляд. — У тебя привычка такая, друзей кидать? — Прекрати, — равнодушно говорит О’Брайен, одним своим словом бросая спичку в эту кучу пороха со злостью, поселившейся в Гонсалесе. Он взмахивает ладонью, но на меня уже не смотрит, обращаясь только к О’Брайену. Так, словно они здесь вдвоём: — Прекратить? Ну конечно! Только тебе позволено жалеть себя, ты в этом, разумеется, не признаешься так просто, но это, сука, видно! Кто был с тобой рядом всегда? Джастин? Мишель? Нет, это были мы с Холл, — запускает руку в беспорядочно разбросанные тёмные волосы. Какая-то по-своему грустная улыбка касается его лица. Не вмешиваюсь. — Ты так долго твердил о том, как сильно ненавидишь Джастина, что не заметил одной простой истины, — выдерживает паузу, и именно в этот момент Дилан принимает решение в очередной раз перебить: — Гарс, успокойся… — вижу в их лицах что-то непонятное для меня, такое, будто они знают друг друга досконально, будто были прежде самыми близкими людьми, но теперь… Стою в стороне, и неприятное чувство собственной невидимости поселяется внутри. — Ты не заметил, как стал точной копией Джастина, — стараюсь сосредоточить внимание на их своеобразном диалоге, но не получается, не выходит. Эти двое стоят друг от друга всего в нескольких шагах, по почему-то кажется, словно расстояние между ними подобно гигантской пропасти, где они сами стоят по обе стороны, по отдалённые края. — Помнишь тот день августа, когда ты сделал свой выбор? Мы тогда как ненормальные грезили мечтами о своей музыкальной группе, бесчисленное количество времени проводили у тебя в гараже втроём: я, ты, Холл, — думаю, Дилан начинает всё понимать, ведь его челюсть слегка подрагивает от нервов, — я опоздал ненадолго. Всего на час, вроде, меня задержала учительница по биологии. И я нёсся к вам, ведь вы должны были ждать, — слежу за тем, как Гонсалеса начинает трясти, но не могу понять, какие эмоции он испытывает, предаваясь старым воспоминаниям. О’Брайен хочет снова прервать, уже раскрывает рот, но его старый друг продолжает: — Я распахнул дверь. И замер на этом же месте. Вы целовались с Габби на кожаном драном диване, она сидела у тебя на бёдрах, её клетчатая блядская юбка задралась. Мы же договаривались! Я держался так долго, чтобы не потерять дружбу с тобой, но что в итоге, Дилан?! — парень переходит на раздражённый, хриплый крик. И это единственный раз, когда я вижу настолько разные эмоции на их лицах. О’Брайен же, напротив, весь бледнеет, его глаза краснеют, но он не говорит ничего, позволяя Гонсалесу эту маленькую слабость в виде крика, который тот, похоже, сдерживал слишком долго. Тем временем, от размышлений меня отвлекает Гарс, решивший продолжить свою речь: — Я знал, что рано или поздно это случится, но почему-то предпочитал думать, что сорвусь первым, — роняет тяжёлый вздох с хрипотой — единственное, что улавливаю, ибо он стоит спиной ко мне. — Выходит, она бы никогда не ответила мне взаимностью. Н и к о г д а. Я ошибся, но и ты тоже. Оглянись, блять! — снова повышает голос, чем вынуждает Дилана поднять сосредоточенный взгляд на себя. — Ты считаешь, что сам отталкиваешь людей, потому что такой дохрена крутой? — и добавляет, но чуть тише: — Но правда только в том, что никто и не тянулся к тебе. Кроме нас с Холл. Ты проебался, Дилан. Это последнее, что я слышу. Это последнее, что служит якорем, сдерживающим обоих парней на плаву, да только падать они будут в разных направлениях — это видно в их глазах, хоть я и не умею читать людей, как грёбаные книги. Якорь срывается, опускается на самое дно морской тишины. Вбивается в мокрый песок, быть может, ударяется глухим звоном о тяжёлый камень. И не всплывает. Дилан не говорит ничего, опускает почему-то голову. Уходит прочь. Я ещё недолго с каким-то непривычным для меня волнением слежу за его скрывающейся вдали фигурой, после чего оборачиваюсь к Гарсу, продолжающему стоять каменной глыбой на месте. Тихо, почти шёпотом спрашиваю, понимая, что ему вряд ли захочется откровенничать со мной: — Зачем ты так? — Гонсалес качает головой. Пристально смотрит на меня, но как-то вскользь, отчего не удаётся поймать его взгляд. — Он ради тебя пришёл. — Нет, — без запинки слышу в ответ. Так же тихо, будто парень боится, что я могу убежать куда-то. — Ради себя. Ты не знаешь его, Фанни, — быстро подходит ко мне, и для какого-то своего эффекта осторожно берёт за плечи, внимательно всматриваясь в мои глаза. — Не надо тебе с ним возиться. Он не может заводить здоровую дружбу, здоровые отношения, понимаешь? Это детская травма, — и делает шаг назад, доставая из кармана пачку сигарет. Совсем других — Дилан курит те, что максимально неприятны для меня. Зажигает, закуривает, садясь прямо на асфальтированный бордюр. — У него друзья были в прошлом городе. Отвратительные, если честно. Я про них и сигареты, — слегка улыбается, но белую палочку из рук не выпускает, даже наоборот, сжимает сильнее. — Там какая-то непонятная херня, я бы даже сказал стрёмная. Он был влюблён в девчонку, но та мутила с его другом, который впоследствии ещё и гнобил О’Брайена вместе со своей шайкой. — Это похоже на вас, — задумчиво протягиваю, присаживаясь рядом. — Поэтому ты сказал, что он стал как этот Джастин? — Да, — снова затягивается, слегка кашляя, — думаю, он пытается таким образом проецировать всё то, что творилось с ним там. Он же теперь пугает всех своим поведением, матерится, отталкивает Габби, как делал это Джастин с Мишель. — Эта Мишель… Она его первая любовь? — смотрю перед собой. — Ага. Пиздец, согласись. Санта Барбара просто отдыхает, — улыбается Гарс и я просто не могу сдержать доброй улыбки, наблюдая за тем, как краснеет горизонт, заливаясь словно самой кровью. Эти мысли немного настораживают, но я решаю перейти к сравнению своей жизненной истории со всем, что узнала о Дилане. Никогда бы не подумала, что люди могут настолько… Ломаться? Падать? — Но я серьёзно вообще-то, — поворачиваю голову, с непониманием уставившись на Гонсалеса. — Не знаю, каким образом вы постоянно рядом оказываетесь, просто знай, что первое впечатление, конечно, обманчиво, но только не с Диланом. Он не злой, да, не такой, каким пытается стать. Но то, кем он является на самом деле — не лучше. — Что с ним? — Я не знаю, — пожимает плечами, отбрасывая окурок на траву. — Знаю только, что с каждым годом он всё меньше признаёт свою травму. Ему нужна постоянная поддержка, может он и отнекивается от этого, но на подсознательном уровне хочет, чтобы его хвалили и любили, а сам он в это время будет только посылать людей вокруг. Я называю эту фигню «Синдромом Джастина».

***

Стук в дверь посреди ночи. Дилан нехотя поднимается с кровати, раздражённо хмурит брови, рассчитывая послать во все возможные места человека, который посмел потревожить его сон. Хотя он и не спал вовсе — сил на это не было. Парень быстро натягивает толстовку с капюшоном поверх мятой серой футболки и торопливым шагом, всё ещё лениво, плетётся к источнику постоянного звука. — Да вы заебали, — устало тянет он, когда тянет ручку двери на себя и тут же изумлённо поднимает брови, ведь ожидал увидеть кого угодно на пороге. Но перед ним стоит Хантер, которая так и не смогла уйти домой, дабы наконец обсудить всё с Райтом. — Лучше бы это были родители. — Я хочу поговорить, — жалеет ли она, что пришла сюда с невнятными целями? Определённо. Фанни опускает взгляд, когда Дилан начинает с непониманием и раздражением пялиться на неё, и уже думает о том, чтобы развернуться, но с губ слетает совсем другое: — Можно? — Конечно, только и жду, когда ко мне домой завалится чокнутая девка, — раздражённо бурчит парень, сонно проходя прямиком на кухню. — Где твоя мама? — идёт следом за ним пришедшая Хантер, качая головой в стороны. Никаких рамок с фотографиями на тумбочках в коридоре. Никаких милых семейных фото. Ничего у них дома, по правде говоря, и нет толком. С первого взгляда можно посчитать, что здесь живут очень далёкие друг от друга люди — и это мнение будет самым приближенным к реальности, в которой живёт О’Брайен. — Понятия не имею, — по-прежнему нехотя отвечает хозяин дома, проходя к голому кухонному столу, где посередине стоит высокий, стеклянный кувшин с водой. Не медлит, наливая полный стакан холодной жидкости, и идёт к дивану, вальяжно располагаясь на нём. — Ты припёрлась, чтобы стоять на месте? — поднимает взгляд на оставшуюся в дверной проёме девушку. — Ну и? — Я… — растерянно начинает чесать руку, опуская голову вниз. Фанни хмурит брови, старательно сосредотачиваясь на всём, что хотела сказать ещё когда шла сюда. Мысли неожиданно выветрились, оставляя после себя непонятную, холодную пустоту в черепной коробке, будто… Будто соображать отчего-то стало сложнее. — Мне… — снова делает запинку, и на этот раз привлекает внимание парня, что пристальным взглядом следит за девчонкой, изредка отпивая воды из наполовину полного стакана. — Ночевать негде, — выдаёт наконец, тут же выпрямившись и заметно приободрившись. Неизвестно каким образом, но ей удалось сконцентрироваться на своём разуме. — А я здесь причём? Или ты думаешь, что из-за своих проблем можешь вот так заявляться ко мне посреди ночи, ведь… — Дилан резко замолкает, когда Хантер врезается глазами в его лицо, всё ещё хмуря брови. — Что с тобой не так, идиотка? Молчание слегка затянулось и это Фанни понимает, как только О’Брайен нетерпеливо допивает воду, и устало смотрит на девушку вновь. Кажется, ещё чуть-чуть, и его раздражительный взгляд сможет прожечь дыру в опущенной макушке Хантер. Но ничего не происходит. Парень только кивает для чего-то, поднимается с дивана, и прогулочным шагом направляется в коридор. — Deagh oidhche (шотланд. — спокойной ночи), — говорит напоследок, прежде чем скрыться в темноте, которая затягивает весь первый этаж и лестницу. Почему-то сердце девушки начинает стучать в разы сильнее, так, словно она внезапно стала бояться этого незнакомого парня. Она бросает последний меткий взгляд через плечо, проверяет наличие свободного пространства, и тут же прижимает ладонь ко лбу, дабы хоть как-то убавить возникший страх. Этой ночью она не уснёт. Дилан знает. Трудно не заметить, как мнение человека о тебе меняется за считанные секунды: ещё вчера Хантер, эта глупая девчонка, тянулась к нему (можно ли это назвать нормальным?), а что теперь? Испуг в её глазах парень заметил сразу, стоило её неуклюжей фигуре появиться на пороге, потому, наверное, и решил скрыться в своей комнате как можно скорее. Она считает его странным? Не знает, чего ожидать? Странно, даже несколько неприятно это осознавать, но Гонсалес был совершенно прав. Он, в общем-то, всегда прав, в этом и есть его особенность. О’Брайен злится от подобных мыслей, поэтому единственное, что он может сделать — достать из тумбочки пачку сигарет. Присаживается на корточки, дёргает самый нижний ящик, медлительно перебирая его содержимое: скомканные тетрадные листы, несколько фотографий. Находит то, что искал изначально, и уже достаёт красную упаковку, когда взгляд цепляется за поблескивающие металлические ключи с брелоком футбольного мяча. Похоже, у него есть идея. При лёгком желтоватом свете настольной лампы Габби выглядит особенно красивой. Невероятно красивой для Марлона, будто она только для него и существует. Он чувствует себя дураком, в последние дни его всё чаще посещают подобные мысли, но было бы странно не признать тот факт, что да, ему нравится проводить время с Холл. Спать с ней, завтракать (всё чаще), ждать очереди после душа. Это напоминает обряд перед тем, как отправиться вместе под венец, но Райт точно уверен, что не готов к этому. Он глупец, неспособный держать себя в руках, порой слишком эмоциональный, и это вовсе не играет ему самому на руку. Но он точно знает свою цель. Габриэла морщится, поворачивая голову к парню, и пока тот зависает где-то в своих мыслях, она начинает старательно запоминать его взгляд, естественные кудрявые волосы, которые выглядят слишком очаровательно, чтобы не уделить им отдельное внимание. Длинная шея, острый подбородок — девушка хочет попробовать своими губами каждый сантиметр его тела, только бы никогда не забыть, какой он, этот чрезмерно странный Марл Хантер. Невольно Холл думает о том, что ему не идёт именно эта фамилия. Та, что носит его безмерно любимая сестрица. Холл закуривает прямо в комнате Марлона, где они проводят большую часть этих нескольких дней в полном одиночестве. Она прекрасно осознаёт своим здравым умом, что всё происходящее между ними — неправильно. Неправильно начинать испытывать влюблённость к человеку, которого знаешь не так давно. Неправильно лишаться девственности именно с ним, нося при этом дурную славу по всему городу о своих похождениях. Неправильно дышать с Райтом одним воздухом, спёртым из-за никотина и духоты, царящей в помещении. Им и так комфортно. Девушка игриво клонит голову набок, прищуриваясь от резкого освещения, и заговаривает, желая рассеять мысли парня, где наверняка присутствует только одна особа: — Ты хочешь курить? — получает отрицательный ответ, и тут же облизывает губы, раздумывая над следующим вопросом. — Всю романтику портишь, — грустно усмехается, нарочно устремляя взгляд перед собой, когда чувствует, как Марл смотрит на неё. Ей нужно больше внимания. — Одна сигарета на двоих… — Одно испорченное здоровье тоже пополам поделим? — вдруг улыбается парень и Габби понимает, что он делает это натянуто, но продолжает желать, чтобы его улыбка была посвящена только ей. Пусть и настолько фальшивая, пусть и без особо весёлых эмоций. Им в принципе не суждено закончить со счастливым финалом. — Не понимаю, зачем ты травишь себя? У тебя что-то вроде надуманной депрессии? — Надуманной? — оскорбляется девушка, прищуривая веки. — Ты врач? Вдруг я больна? Она выглядит пьяной, одурманенной его терпким одеколоном, шампунью для волос и никотином, которым он совсем скоро пропахнет насквозь. Она выглядит даже счастливой, подсознательно представляя своё дальнейшее будущее именно с этим человеком. Увы, но у Райта немного другие планы несмотря на то… Да, он привязывается, это частые последствия таких близких знакомств, но и терять голову ему запрещено. — Брось, у тебя депрессия из-за экзаменов? — с усмешкой интересуется он, изучая то, как медленно его собеседница затягивается никотином, как изящно выглядит её нога, закинутая на другую, и каким здоровым цветом кажется извечно белая мраморная кожа. Она, пожалуй, идеальна, особенно если не считать её возраста, хотя выглядит Габби однозначно старше. Минимум на восемнадцать. — Тебе надо прекращать курить, — выпаливает после долгих размышлений, чем вызывает саркастичный смешок со стороны Холл: — О, нет, — поворачивает голову, обольстительно стреляя глазками. Марлон цокает языком, делая вполне логичный вывод, что эти её штучки напускной стервы работают только в первые дни знакомства, — я тебе не сестрёнка, — делает безобидный подкол, но тут же жалеет о сказанном, ведь лицо парня мгновенно мрачнеет, а сам он сутулит спину, откидываясь спиной на застеленную кровать. — Если не перестанешь курить, я тебя трахну, — недовольно ворчит, но даже не замечает, как в один миг Холл озаряется хитрой улыбкой. Она полностью забирается с ногами на кровать, хитро прищуривается, резко зажимая губами тонкую сигарету и затягиваясь слишком сильно. — Да ну, тебе слабо, — с улыбкой протягивает Габриэла, закидывая голову вверх и выпуская дым. Вновь медлит, ожидая дальнейших действий парня. — Есть такой тип парней, которые больше выёбываются, — задумчиво пялится в потолок, и вдруг взвизгивает, готовясь к неожиданному падению. Всего момент, Марлону удаётся его поймать, а лицо девчонки уже в нескольких сантиметрах от его собственного. Райт загадочно улыбается, а когда Холл растерянно поднимает руку, чтобы проверить наличие сигареты, её собеседник ловко тянет вверх пальцы, между которыми зажата та самая палочка. — Хитрый говнюк, — усмехается, не желая принимать своё поражение. — А ты курить так и не перестала, — снова улыбается, увлекая Холл в долгий и трагично горький поцелуй. Габби сходит с ума, она буквально под кожу лезет, желая, словно, течь по венам вместо крови. И если это их последний день вместе, девушка предпочтёт провести его именно так, чтобы после пускать драматичные слёзы. Но сейчас они здесь. Сейчас они полны сил, полны переполняющих их эмоций и чувств, некоторого легкомыслия, ветрености. Сейчас они живы, а значит всё ещё могут совершать ошибки. А потом совершать их будет только Райт.

***

Я не сплю. Сна нет совершенно, поэтому единственное, что могу, это подтянуть к себе ноги, лёжа на боку. Безынициативным взглядом бегаю по тёмной кухне-гостиной. Честно говоря, не могу привыкнуть к тому, что у местных жителей эти два места находятся в одном, у нас дома… В общем, там было всё по-другому. Изучаю одноцветные серые обои, старый скрипучий пол из досок, кухонную гарнитуру, которая, к моему удивлению, вполне внушительных размеров. Похоже, раньше семья Дилана была куда богаче, но, по правде, сложно прийти к такому выходу, находясь в таком странном помещении. Джейкоб всегда следил за чистотой, даже несмотря на то, что был самым отвратительным на всём свете человеком. Он любил вычурность, пастельные тона и дерзкие элементы, не вписывающиеся в общую атмосферу. Помню, как он сделал целую доску над камином, куда периодически помещал все мои победные грамоты, коих было не так много. Это было ненормально. Он испытывал нездоровую тягу ко мне — почему-то эти мысли приходят на ум только сейчас. Ну конечно, он же… Он же был полным психом, разве нормальные люди берут детей из приюта, а после насилуют их? Не знаю. У меня не было возможности сравнивать, не было и шанса на семью, о которой я мечтала. Правда, мечтам иногда суждено рассыпаться в прах, поэтому взамен на свою свободу я получила то, что может охарактеризовать меня как легкомысленную девчонку. Я знаю, где живёт моя мать. Знаю о ней, пусть и не так много, как хотелось бы. Думаю, мы с Марлоном могли бы и раньше сбежать, но… Джейкоб умело обозначил тот факт, что родная мать нас кинула, бросила, не удосужилась вернуться спустя долгое время. Надежда пала. Примерно так же низко, как я. Не чувствую в душе боли, даже не плачу от подобных мыслей, будто являюсь чёрствым, засохшим куском старого хлеба. Этого следовало ожидать после полного отказа от таблеток. Смотрю перед собой, и невольно начинаю размышлять о том, какие же отношения бывают в нормальных семьях. Дилана, например, любили? Его мама показалась мне весьма милой, хоть и не лишённой строгости, женщиной. Их общение явно переживает не самый лучший период, это бросается в глаза практически сразу, наверное… Так и должно быть. Люди ссорятся. Словами. Им необязательно драться для этого, втайне желать убить друг друга. Нормальные люди так не живут. Надавливаю пальцами на лоб, ощущая внутри черепной коробки небывалую лёгкость. Это всё из-за отсутствия таблеток в моём организме? Если так, то… — Собирайся, — внезапный голос со стороны коридора заставляет вздрогнуть и приподняться, чтобы оценить ситуацию. Напрягаю зрение, всматриваясь в тёмный коридор, и как раз в этот момент улавливаю, как О’Брайен лениво выходит из тени, в своей мятой футболке и спортивных штанах. По его виду сложно сказать, что на самом деле он настолько грубый по отношению к людям. Даже не смотрит на меня, проходя мимо дивана, сразу к холодильнику. Хмурю брови, решив, что он просто бредит. — Что из этого слова тебе непонятно? — спрашивает, не оборачиваясь, пока изучает содержимое. — Дай подумать… — а ведь в моей голове это звучало куда убедительнее, но на деле срываюсь на короткий кашель. — Например то, — делаю неосознанную паузу, будто говорить целостно не получается, — что ты не даёшь мне спать. — Ты не спала, — без запинки подытоживает, разворачиваясь с шоколадной пастой в руках. Опирается на рядом стоящую кухонную тумбу, и зачерпывает ложкой вязкую субстанцию. — Куда ты хочешь пойти? — сдаюсь, понимая, что спорить с этим человеком абсолютно бесполезно. Ровно сажусь, откидываясь на спинку дивана, а ноги прижимаю к груди, заинтересованно пялясь на парня с ложкой во рту. — Поедем, — бурчит, снова открывая холодильник. Кажется, это его единственный друг, отношения с которым вряд ли может испортить скверный характер О’Брайена. — Знаю я одно место. — Планируешь угнать машину? — усмехаюсь, а по спине невольно проносится холодок воспоминаний о том, как мы совсем недавно угнали машину Джейка. Это было рискованно, но Марлон такой Марлон. Он, наверное, волнуется. Стоило бы вернуться к нему, но я просто… не хочу быть эгоисткой. Не хочу лишать брата жизни, даже несмотря на то, что его связь с Холл не особо радует. — У нас есть машина. Одевайся, — берёт с пола рюкзак (как я его раньше не заметила?), и начинает скидывать туда какую-то еду. Судя по всему, Дилан планирует далёкую поездку. Опускаю ноги вниз, ощущая ступнями холод досок. Делаю напряжённый вдох, выпаливая на одном дыхании свой вопрос: — Это надолго? — парень бросает на меня недовольный укоризненный взгляд, но всё же отвечает: — День, — делает короткую паузу. — А потом я выкину тебя на полпути. Ради запоминающихся впечатлений. Ещё несколько дней назад я бы презрительно хмыкнула, расценив эту фразу, как плохую попытку пошутить. Теперь всё иначе, те слова Гонсалеса намертво закрепились в моей голове, вытесняя собой всё остальное. С Диланом всё не так просто, он не тот, кем пытается казаться, стоило бы запомнить это раз и навсегда, подумать сто раз, прежде чем посреди ночи идти именно сюда, но безысходность вынудила меня опуститься ещё ниже. Глупо было полагать, что его личность чиста, как пустой лист бумаги, так же прозрачна, проста. Идиотка Фанни. Глупая Фанни. — Даю тебе десять минут, — театрально вздыхает, опускаясь на стул, и глядит на меня пристально, но почему-то, как мне кажется, вскользь. Обычно люди не смотрят именно так. Они долго держат зрительный контакт, чтобы выказать таким образом свою искренность. Всё верно. Все мы лжём. — Я могу спать, пока ты будешь собираться? Встаю на ноги, торопливо иду в сторону уборной, находящейся на втором этаже. Держусь за перила, и только миновав лестничный подъём могу осознать тот простой факт, что я, по сути, полностью готова. Мне нужно немного времени. Несколько минут. Встаю перед зеркалом. Аккуратно достаю из рукава кардигана вилку, которую позаимствовала на кухне. Меры предосторожности. Мне стыдно признаваться самой себе, но я, подобно трусливому кролику, сделала свои выводы исходя из рассказа Гарса. Даже если это окажется неправдой, даже если Дилан ничем не опасен, но… Мне необходимо чувствовать себя защищённой, чего теперь я, к сожалению, испытывать не могу. Мне страшно. Я боюсь его. Я боюсь того, что может скрываться за фальшивой маской Дилана О’Брайена.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.