Путешествие на Восток

— Проснись, черт возьми! Я с трудом разлепил глаза и увидел встревоженное лицо нависшего надо мной Антиоха. Голова гудела, как церковный колокол, мысли путались. До чего же кошмарный сон! Мертвые братья, моя собственная богохульная молитва Смерти, да еще и эти тоскливые стоны из каменного основания… Вспомнив, я мгновенно покрылся испариной. Проклятье, а ведь последнее вряд ли было сном. Или же… Роуз вчера говорила о голосе в камне: мог ли я просто внушить себе что-то подобное под впечатлением от ее рассказа? — Тьфу! — в сердцах бросил Антиох. — Напугал, чтоб тебе… Я уж решил, что тебя отравили. — Все в порядке, — невнятно пробормотал я пересохшим языком и привстал, опершись на затекший локоть. — Просто слишком устал. Да еще и ночные кошмары эти… — У тебя тоже? — услышал я голос Кадма. — Ничего удивительного. Вначале эта резня в Эксетере, потом жуткое подземелье, да еще и жизнерадостные байки мистера Кента перед сном. Узнав, что не только мне груз впечатлений испортил ночной сон, я немного воспрял духом: значит, дело не в моей слабости… Или не только в ней. Как можно более решительно я поднялся на ноги и чуть было не рухнул обратно: голова сильно закружилась от прилива крови, в глазах потемнело. Прислонившись к стене, я глубоко вдохнул, чтобы разогнать накатившую дурноту, и по возможности твердо спросил: — Какой наш следующий шаг? — Отправляемся в доки, конечно, — пожал плечами Антиох. — Надеюсь, моряки еще не успели перепиться с утра и смогут отвечать на вопросы. Амар, который, похоже, всю ночь просидел в прежней позе, с готовностью встал, опершись на посох, и выжидательно посмотрел на Антиоха. Я было собрался последовать за ними, но в этот момент вспомнил, что путешествие к богине смерти с некоторых пор — не единственная наша задача. — А как же Эйлин? — спросил я. — Эйлин? — обернулся ко мне Кадм. — Эйлин Стэнвикс, дочь Вильяма. Ее похитили, и теперь она, должно быть, где-то в Лондоне… Если она все еще жива. Мы не поможем ей? Антиох вздохнул и закатил глаза, всем своим видом показывая, что он думает о внезапных душевных порывах своего младшего брата. Кадм закусил губу, разрываясь между желанием помочь несчастной девушке и собственной далекой целью. — Амар… Я думаю, он не станет ждать нас вечно, — сказал он наконец и вопросительно обернулся к монаху. — Не стану, — спокойно ответил тот. Теперь настала моя очередь разрываться. Почему всегда так? Почему одному человеку можно помочь, только пожертвовав кем-то другим? Мой долг — поддержать Кадма в его тяжелом и опасном паломничестве. Но оставить в беде ни в чем не повинную девушку… — Прости, Кадм, но я так не могу, — принял я решение. — Идите в доки, а я тем временем попытаюсь отыскать ее. Заодно это поможет решить нам и другую проблему: наш невидимый убийца с этим всем как-то связан. — Хочешь, чтобы он и тебя прикончил заодно? — раздраженно спросил Антиох. — Тебе уже не десять лет, ты должен понимать, что всем на свете не поможешь. Не стал же ты бросаться на защиту Роуз, которую наш доброй души хозяин, похоже, избивает походя. — Да, знаю, — обреченно кивнул я. — Ты прав. Но здесь я просто не могу. Не могу, и все. Вильям был моим другом и просил нас о помощи. Я постараюсь найти его дочь. Какое-то время Антиох смотрел мне в глаза, пытаясь уловить хотя бы оттенок неуверенности. Я выдержал его взгляд, хотя это было нелегко: мой брат умеет сломить волю собеседника одним лишь твердым, колючим взором, вызывающим желание опустить глаза и признать поражение. Наконец он пожал плечами и повернулся к монаху: — Амар, я буду признателен, если ты присмотришь за Игнотусом. В одиночку он точно во что-нибудь встрянет. И возьми мой меч, чтобы у стражи больше не было вопросов, я себе новый куплю. Кадм идет со мной в доки. К вечеру у нас будет корабль. Монах молча кивнул и встал рядом со мной. Только теперь я осознал, что не имею ни малейшего понятия, где искать Эйлин. Мы находимся в самом сердце огромного города, где бессчетное количество способов спрятать похищенного человека или, если уж на то пошло, избавиться от мертвого тела. Этот город, где каждый день льется кровь, а бурление жизни соседствует с жестокой смертью: много ли здесь возможностей напасть на след, не имея ни малейшего представления о том, кому и зачем могла понадобиться юная волшебница? Я вздохнул, дождался, когда братья выйдут за дверь, и, ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал: — Что же мне теперь делать? — Думай, — неожиданно ответил Амар. — Когда сила тебя покинет, когда сердце обманется и поставит тебя на край гибели, разум — единственное, что сможет удержать тебя от падения. Я удивленно обернулся к нему: до сих пор монах не испытывал особенной склонности говорить красиво. — Ты действительно веришь в это? — спросил я без особой надежды на ответ. — Я далеко не мудрец, и мой разум не всесилен. — В это верит моя богиня. Думай. Я был рад, что Амар не задавал вопросов, когда мы вновь направились в часовню Святого Томаса Бекета: вряд ли мне удалось бы объяснить ему смысл этого визита. Что я надеялся найти? К сожалению, я не имел ни малейшего представления. В сущности, единственной моей зацепкой были слова, написанные умирающим Вильямом: «…забрал Эйлин… спаси… го моста… сказал, что имеющий власть над гл…». Я не знаю, что хотел сообщить мой друг, но здесь определенно были слова «Лондонского моста», а Братство, о котором рассказал Кадм, знает об этом сооружении больше всех остальных. Когда прямо у входа в часовню мы столкнулись с тем самым священником, которого мой брат лишил сознания, я с трудом подавил желание отвернуться и поскорее отойти в сторону. Конечно, после заклятия Обливиэйт он не может меня вспомнить, но все-таки… — Доброе утро, святой отец, — выдавил я из себя, постаравшись улыбнуться. — Я хотел бы задать несколько вопросов, если можно. — Храни тебя Господь, — степенно кивнул священник и перевел взгляд на Амара. — Но… Служители языческих богов не должны входить в дом Божий. Даже если намерения их добры. Глаза монаха странно сверкнули, и он безропотно отошел в сторону. — Тогда я подожду у входа, — спокойно заявил он. — Я отец Магнус, — сообщил священник, снова неодобрительно покосившись на Амара. — Думаю, нам лучше подняться наверх, сын мой. Осторожно переступая по скользким мраморным ступеням вслед за отцом Магнусом, я прикидывал, как лучше повести разговор. Представиться летописцем, который пишет историю возведения моста? Но я слишком молод для летописца, и священник наверняка почувствует подвох. Попавшись на обмане, я потеряю последнюю возможность что-либо узнать. Когда ж я научусь заранее думать о том, что мне предстоит? Будь на моем месте Кадм, предстоящая беседа уж точно не застала бы его врасплох. Между тем отец Магнус пригласил меня в исповедальню, и через некоторое время со вздохом облегчения разместился за перегородкой: в его возрасте груз застарелых болезней и накопившейся усталости уже не позволяют подолгу оставаться на ногах. Впрочем, надо отдать должное: он ни разу не пожаловался и держался нарочито прямо. — Я понимаю, что это не исповедь, но здесь удобно вести беседу, — проговорил он. — Что тебя интересует? — Дочь моего покойного друга была похищена, — выпалил я, запоздало испугавшись: стоило ли сразу выкладывать все карты? — и след ведет к Лондонскому мосту. Я и подумал, что кто-нибудь из Братства Моста мог бы знать… Отец Магнус прищурился и одарил меня долгим взглядом перед тем, ответить. Похоже, я все же не с того начал: теперь он может счесть, что я обвиняю его Братство в похищении. После недолгой паузы он все же заговорил: — Гм… Ну что ж, ни я, ни кто-либо еще из нашего клира к этому не причастен, я могу поручиться за своих братьев. Чем же еще в таком случае я могу помочь? — Любыми сведениями, которые могли бы иметь отношение к этому злодейству, — поспешно сказал я. — Может быть, вам известно о логове бандитов в этой местности? О странных людях, которые здесь живут? О каких-нибудь… — О, это вряд ли, вряд ли, — несколько успокоившись, ответил священник. — Самый странный человек из тех, кого я здесь встречал, — конечно, Гин Балша. Но ты наверняка и без меня его знаешь. — Гин Балша? Кто это? — удивился я. — Впервые слышу об этом человеке! — Ну как же… Великий каменщик из Арберии, которого наш король, да благослови его правление Господь, взял на службу. Именно он теперь руководит всеми работами по восстановлению и укреплению моста, хотя в нашем братстве его… не очень привечают. Доверие заработать непросто, особенно чужеземцу. Так вот как зовут этого королевского каменщика! Мысль моя лихорадочно заработала. Этот самый Гин Балша — родом из Арберии, из той самой далекой страны, куда пролегает наш путь. Может ли это быть простым совпадением? Что, если таинственный убийца, подслушав наши планы о путешествии, рассказал о них Каменщику, который… даже не знаю… пытается помешать нам. Или помочь. Проклятье, чепуха какая-то получается. Я не был рожден мыслителем, и вряд ли мой несовершенный ум когда-нибудь спасет меня от падения в пропасть, что бы там ни говорил Амар. Одно ясно: медлить не следует. Если Гин Балша что-то знает... — Где я могу найти его, святой отец? — спросил я, вскочив с места. — Гм… Присядь, пожалуйста. Зачем он тебе? Его не следует беспокоить без очень веских причин. — Но речь идет о жизни человека! Все, что мне нужно — это задать пару вопросов. Отец Магнус безмолвно поднялся со своего места, покинул исповедальню и жестом пригласил меня следовать за ним. Мы спустились в крипту, где еще вчера состоялась наша встреча со священником, и остановились у дальней стены, украшенной барельефом, теперь уже порядком облупившимся от влаги. У меня мелькнула мысль, что заклятие Антиоха не подействовало, и священник все прекрасно помнит, потому и привел меня сюда — уличить в пособничестве бандитам. Но в следующее мгновение я понял, что вчерашнее происшествие тут ни при чем. — Посмотри сюда, — сказал отец Магнус, сняв со стены факел и приблизив его пламя к барельефу. — Тебе следует свернуть направо, вот на эту аллею, сразу после того, как ты сойдешь с моста… Барельеф оказался искусно изготовленной картой Лондона: судя по плачевному состоянию, его создали еще в период строительства моста и потом установили в часовне. Проследив за указательным пальцем отца Магнуса, я и впрямь разглядел тонкую извилистую линию, которую поначалу принял за трещину, — аллею, тянущуюся вдоль Темзы. — Дом Каменщика здесь не обозначен, он построен совсем недавно, — продолжал священник, — однако ты легко его найдешь. Двухэтажное строение ярко-красного цвета в конце аллеи, таких там больше нет. И все же я не советую ходить к нему. Гин Балша — очень… важная персона. Его высоко ценят, хорошо охраняют и просто так тебя к нему не пропустят. — Я что-нибудь придумаю, святой отец, — успокоил я его и, благодарно склонив голову, повернулся к выходу. После тусклого освещения крипты утреннее солнце болезненно полоснуло по глазам. Амар неподвижно стоял там, где я его оставил, и уже успел привлечь к себе внимание: четверо мальчишек-оборванцев нимало не смущаясь глазели на него с безопасного расстояния, время от времени негромко переговариваясь. Прохожие косились на монаха со смесью опасения и неприязни: кто знает в самом деле, что может выкинуть этот странный язычник, даже не пытающийся походить на всех в своем ярком наряде? — Пойдем отсюда, пока кто-нибудь не додумался притащить стражу, — сказал я ему. — Потратим потом день, объясняя, что ничего ужасного ты не замышлял. — В вашей стране так боятся всего нового? — отозвался Амар, двинувшись следом. — В нашей стране боятся всего непонятного, — усмехнулся я. — А новое — всегда непонятно. У вас не так? Как называется страна, в которой ты живешь? Ты так и не сказал нам. — Это не страна, — ответил монах, — это дом нашей Матери Кали. — Но разве земля, на которой он возведен, не принадлежит какой-то стране? Никто хотя бы не притязает на нее? — Никто из земных правителей не силах даже добраться туда без дозволения богини. Какое-то заклятие невидимости? Маглоотталкивающие чары? Но опытный волшебник легко проникнет сквозь такую защиту. Должно быть, речь идет о той самой магии Пустоты, доступной лишь немногим посвященным. Кто знает, какими силами обладают эти адепты Кали? И смогу ли я когда-нибудь получить хотя бы малую толику этих сил? Мы сошли по грубым ступеням у правого спуска с моста, где, если верить виденной мной карте, должна была начинаться искомая аллея. Солнце здесь с трудом пробивалось сквозь ветви многочисленных деревьев, пусть даже порядком облетевших и набрякших от частых дождей. По сырой земле рваными клочьями стелился туман, питая холодом и без того промозглое утро. Отчаянно захотелось вернуться в теплую гостиницу и забраться на мягкую кровать, чтобы слушать потрескивание поленьев в очаге и спокойно ждать возвращения братьев. Грудь сдавило от гадкого предчувствия. — Символ у тебя на лбу… — вновь заговорил я, чтобы хоть как-то отвлечься, — это знак твоей богини? — Черное Солнце, — кивнул Амар, — мир, откуда происходят боги. В нем заключена их сила и сила всей магии на земле. — Черное Солнце? Но что это такое на самом деле? Амар не ответил. Он замедлил шаг и быстро скользнул взглядом по троим попрошайкам, устроившимся прямо на земле у подножия высохшего дуба. Тем, казалось, не было до нас никакого дела… Как и невзрачному земледельцу у нас за спиной, устало волочившему сверток мешков для зерна. И хмурому бородачу, прогулочным шагом вышедшему из-за раскидистой ивы справа. — Приготовься сражаться, Игнотус, — негромко сказал Амар, сжав стальной шест. «Приготовься сражаться». Как часто я слышал эти слова на тренировочных дуэлях в Хогвартсе, и как их ненавидел! В нашем несовершенном мире сражение — увы, заурядная часть жизни. Не иметь этих навыков — значит умереть раньше срока. И, конечно, многие, такие, как Антиох, находили в битве самих себя и то, что делает жизнь ярче. Для меня же это всегда оставалось просто бременем, без которого я предпочел бы обойтись. — Ошиблись дорогой? — осклабился один из попрошаек, поднимаясь на ноги. — Не иначе как наши дорогие гости идут беспокоить самого Каменщика, — гнусаво протянул бородач. — А он мистер важный, беспокойства не любит. «Земледелец» неторопливо развернул сверток, в котором блеснула стальная дуга арбалета. Бородач извлек из ножен легкий меч с широким лезвием и картинно сделал пару замахов, не сводя с нас взгляда. Обернувшись к недавним попрошайкам, я увидел, что они стоят в ряд, перегораживая нам путь: поблескивающие мечи в их руках делали кристально ясными их намерения. По спине пробежал холодок страха: в предыдущих сражениях со мной всегда были братья. Амар же... Я до сих пор не знал ни его мотивов, ни его возможностей. — Я думал, что Каменщика охраняет королевская стража, — заговорил я, стараясь подавить дрожь в голосе. — А вы-то ему зачем? Бородач ухмыльнулся, но ничего не ответил. Неспешным шагом он подошел к нам и остановился, переводя взгляд с меня на Амара и обратно, как видно, пытаясь определить, кто из нас главный. Наконец, приняв решение, он обратился ко мне: — Кто послал вас? — Никто, — все еще питая слабую надежду на мирный исход, ответил я. — Гин Балша нужен лично мне. Я пытаюсь найти… Клинок сверкнул у меня перед глазами, и я невольно отпрянул. Амар едва заметно шевельнулся, жилы натянулись в его высушенном теле, проступив буграми под тонкой тканью восточной работы, и я понял, что бородач лишь чудом избежал немедленной смерти. Сам наш собеседник, однако, либо ничего не заметил, либо отличался просто невероятной самоуверенностью. — Еще одна ложь, и вам конец, — надменно сказал он. — Спрашиваю еще раз: кто вас отправил сюда? Правитель Круи? Он? Отвечай! — Еще раз говорю… Бородач хмыкнул, отступив на шаг, и за спиной у меня послышался хлесткий удар. В тот момент я не понял, что в меня попросту стреляли из арбалета — без предупреждения. Будь я один, на этом бы, несомненно, и закончилась моя история. Однако в то же мгновение Амар, стоявший по правую руку от меня, исчез. Я видел людей, способных двигаться ошеломляюще быстро, но такое… Лязг металла позади вывел меня из мгновенного оцепенения, и я рывком обернулся. Стальной арбалетный болт лежал у моих ног, отбитый шестом монаха. Такое возможно? Однако у меня не было времени удивляться: бородач, увидев, что выстрел его союзника оказался безуспешным, с широким замахом ринулся в мою сторону. Я выхватил палочку и, взмахнув ей, крикнул: — Ступефай! Мой противник выронил оружие и с остекленевшим взглядом покатился по земле. Краем глаза я заметил мимолетное движение красного монашеского одеяния, и арбалетчик, лихорадочно взводивший свое оружие для второго выстрела, с криком боли упал навзничь. Развернувшись в противоположную сторону, я увидел несущихся ко мне троих оставшихся врагов. — Баубиллиус! — воскликнул я первое пришедшее на ум заклинание, выбросив вперед руку с палочкой, запоздало сообразив, что точечные удары против нескольких противников — не самая лучшая идея. Вспышка молнии озарила темную аллею не хуже летнего солнца, и один из нападавших со страшно обожженным лицом, захрипев, повалился наземь, выронив меч. Выросший передо мной монах нанес молниеносный удар шестом, выбив оружие из руки одного из врагов и с омерзительным мокрым хрустом раскроив ему череп: бедняга отправился на тот свет раньше, чем успел вскрикнуть. Последний противник, похоже, даже не осознал, что остался один, настолько быстро все произошло. С неожиданной прытью он крутанулся, направляя клинок в сторону Амара. Лезвие со свистом рассекло воздух там, где только что стоял монах, и нападавший, качнувшись, поспешно шагнул в сторону, чтобы восстановить равновесие. — Амар… — попытался было я остановить этот танец смерти, но было уже поздно. Раскрытая ладонь монаха с силой врезалась в горло несчастного, и скрежет ломающихся позвонков возвестил окончание боя, который занял не больше минуты. Только теперь я обнаружил, что все это время за нами наблюдали. В дальнем конце аллеи, где за густыми кронами ив виднелась кроваво-красная стена, неподвижно стояла охрана. Не меньше десятка закованных в железо воинов — элита королевской стражи — буравили нас равнодушными взорами, не предпринимая никаких попыток вмешаться. Несложно было догадаться, почему: приказ короля предписывал им охранять Каменщика и только его, не отвлекаясь на происходящее вокруг. Даже призови мы самого дьявола, они продолжали бы стоять с такими же каменными лицами до тех пор, пока кто-нибудь не попытается проникнуть в дом их господина. Но кто же в таком случае напал на нас? Эти головорезы — совсем иного рода, вряд ли они работают на престол. Я подошел к начинающему подавать признаки жизни бородачу и освободил поверженного врага от действия чар, предусмотрительно отбросив его меч подальше в сторону. Нацелив палочку ему в грудь, я как можно более холодно проговорил: — Что ж, мой черед задавать те же вопросы. Кто послал вас? — Мы живем здесь, — хмуро ответил пленник, глядя в сторону и не предпринимая попыток подняться на ноги. — Нам ни к чему всякие… любители совать нос не в свое дело. — Ты ведь знаешь, какую страшную боль может причинить маг? — вкрадчиво спросил я. — Слышал что-нибудь о заклятии Круциатус? Даже в аду у Сатаны тебя ждут меньшие муки, можешь мне поверить. Его лицо покрылось испариной, борода затряслась. Я приготовился слушать признание, однако он с трудом сглотнул и севшим голосом пробормотал: — Гин Балша под нашей защитой, вот и все. Пытай меня, если хочешь. Я оглянулся на Амара: не увижу ли я на его лице отвращение к нравам западных обитателей, истязающих врагов, чтобы вытянуть из них нужные сведения? Но монах равнодушно взирал на сцену допроса, опершись на испачканный кровью посох. Нет, зрелищем пыток его не впечатлить, это уж точно. Но отвращение перед тем, что я готовился сделать, пересилило, и я предпринял еще одну попытку: — Ты упомянул правителя Круи. Какие у вас дела с ним? Бородач снова отвернул голову, упрямо храня молчание. Я поднял палочку и приготовился произнести заклинание. Чего я жду, в самом деле? Этот бандит без раздумий порезал бы меня на куски, чтобы развязать мне язык. Черт возьми, да мой собственный старший брат и минуты не колебался бы перед тем, как любыми средствами выбить из беспомощно лежащего врага все, что тот знает и даже сверх того. Я в сердцах выругался и опустил палочку. Все-таки я редкостная размазня. Нет во мне ни силы старшего брата, ни волшебного таланта среднего. Хорошо, что от меня мало что зависит: меньше всего я хотел бы подвести близких людей. — Убирайся, — негромко сказал я и двинулся к сторону красного дома в конце аллеи, жестом позвав монаха за собой. Битва закончилась, но меня по-прежнему трясло от наплыва чувств — куда сильнее, чем тогда, в Эксетере. Оставалось лишь надеяться, что монах не обратит внимания на мое состояние: чего доброго, он станет меня презирать за это. — Почему ты не выполнил свою угрозу? — спросил Амар, нагнав меня. — Пыточное заклинание заставило бы его говорить. Действительно, почему? Хотел бы я знать. — Круциатус требует искреннего желания причинить боль, — ответил я, пожав плечами. — А все, что я хочу сейчас, — это спасти Эйлин и помочь Кадму в его безумном путешествии. Я не воин, Амар. Я учился на факультете Пуффендуй в Хогвартсе, в отличие от моих братьев. Знаешь, кого туда направляют? — Самых милосердных? — спросил монах без тени иронии, шагая рядом. — Самых… недалеких! — выпалил я в сердцах, не удержав в себе застарелую обиду. — Рабочих лошадок, лишенных всего того, чем знамениты другие факультеты. Бесстрашие и воля к победе Антиоха привели его на Гриффиндор… Он был лучшим в своем поколении. Когтевран стал родным для Кадма с его неистощимой гениальностью, пусть и граничащей временами с безумием. Даже Аспид, дьявол его подери, нашел свою обитель в Слизерине. Во мне не было ничего, Амар. Ничего, кроме заурядной наследственной способности к магии, пусть даже я считался способным учеником на своем факультете. Монах кивнул, ничего не ответив на мою внезапную тираду. Невольно я бросил взгляд на его лицо, спокойное и отстраненное, не выражающее ни тени чувства. Если бы не то, как он воспринял неуважительное замечание Антиоха о своей богине, я счел бы, что он вообще лишен способности чувствовать. Сейчас, однако же, я был ему благодарен: другой на его месте принялся бы втолковывать мне, что у каждого свое дарование от природы, и что я ничуть не обделен по сравнению со своими братьями. Я-то знаю, что это неправда. «Не властен ли горшечник над глиною, чтобы из той же смеси сделать один сосуд для почетного употребления, а другой для низкого?», — вопрошал некогда апостол Павел. Антиох — для высокого. Кадм — для высокого. А я… — Стоять! — прервал мои горестные размышления ближайший стражник, уперев мне в грудь алебарду. — Кто вы такие и по какому делу? Как ни странно, несмотря на то, что этот страж был закован в броню и по всем признакам смертельно опасен в бою, никакой угрозой от него не веяло: он просто стоял на своем посту. — Маг Игнотус из рода Певереллов и странствующий монах Амар, — ответил я, стараясь вложить в свои слова как можно больше достоинства. — Нам требуется Гин Балша. Мы не отнимем у Каменщика много времени. — Что маг, я видел, — едва заметно ухмыльнулся стражник. — Отличное представление. Однако Гин Балша не ждет гостей. Если у вас есть какое-то сообщение… — О, не надо задер-р-рживать почтенных стр-р-ранников, — послышался звучный раскатистый голос у него за спиной, и страж, склонив голову, безропотно отошел в сторону, пропуская нас к дому. На пороге, держась за приоткрытую дверь, стоял пышно одетый толстяк и широко улыбался. Болезненно рыхлое тело и бугристая бледная кожа лица странно сочетались с этой улыбкой, как будто нам улыбался умирающий от чумы. Его одежды пронзительных алых и зеленых тонов вызывали в воображении образ богато наряженного покойника. Не так, совсем не так я представлял себе главного каменщика королевства. Мой взгляд, вероятно, отразил все эти мысли, заставив улыбку хозяина несколько поблекнуть — лишь на мгновение. Гин Балша посторонился и торжественно провозгласил все тем же раскатистым голосом, совершенно не подходившим этому тучному телу: — Пр-р-рошу в мой дом, дор-р-рогие гости! Едва ступив за порог, я убедился, что убранство жилища полностью соответствует первому моему впечатлению о Каменщике. Кричащие сочетания цветов, сверкающая золотом утварь, канделябры, статуи… Разве не должен каменщик быть в первую очередь художником и обладать минимальным вкусом? От показного великолепия резало в глазах: казалось, Гин Балша задался целью ошеломить своим богатством каждого посетителя. Почему же он не опасается нас? Наверняка ведь ему доложили, что двое опасных чужаков, с легкостью отразивших нападение самозванной охраны, ошиваются у его порога. Либо он защищен куда сильнее, чем мне кажется, либо достаточно умен, чтобы понимать: грабители и наемные убийцы так себя не ведут. В любом случае за его отталкивающе-пестрым обликом скрывается человек, которого не следует недооценивать. — Йепуни те фтуарве вере, Арта! — выкрикнул Гин Балша, когда мы разместились на резных скамьях красного дерева, инкрустированных золотом. Послышался торопливый стук деревянных подошв, и вскоре из дверного проема, ведущего вглубь дома, выскользнула смуглая женщина средних лет с большим серебрянным кувшином в руках. Без единого слова она поставила перед нами кубки, куда разлила только что принесенное вино, и все так же молча удалилась. — Так что ж пр-р-ривело вас к скр-р-ромному р-ремесленнику? — спросил Гин Балша, когда мы покончили с этикетом и назвали свои имена. — Боюсь, что я совер-р-ршенно несведущ в магическом искусстве, если р-речь о чем-то подобном. Он неторопливо поднес кубок к мясистым губам и со вкусом сделал долгий глоток, опустошив половину сосуда. — Нет, магия тут ни при чем, мистер Балша, — ответил я, — скорей всего. Мы ищем одну пропавшую особу: ее похитили люди, имеющие какое-то отношение к Лондонскому мосту. К сожалению, нам больше ничего не известно. А когда мы узнали, что королевский каменщик руководит ремонтными работами… Словом, мы будем очень благодарны за любые сведения, которые могли бы иметь отношение к этому похищению. Возможно, где-то здесь располагается разбойничье гнездо или… Я стушевался. Мои объяснения показались мне еще глупее, чем в разговоре с отцом Магнусом. Ничему меня жизнь не учит! Зачем, в самом деле, мы пришли к этому купающемуся в роскоши «скромному ремесленнику», который, должно быть, последний раз имел дело с настоящим возведением каменных сооружений не меньше двух десятков лет назад? Что он может знать, сидящий в безопасности за всеми этими стенами и окруженный лучшей королевской стражей? — Р-разбойники? — округлил глаза Гин Балша. — Ну уж нет, такого быть не может. Мне бы доложили. Если даже вашу юную особу действительно увезли сюда, то сейчас похитители давно покинули эти места. Ни один р-разбойник не осмелится сделать своим логовом мой мост… Лондонский мост, пр-р-рошу пр-р-рощения. В моем бр-р-ратстве всегда очень сер-р-рьезно относились к таким угр-р-розам. Вот и все. На что я надеялся, в самом деле? Осталось только поблагодарить за вино — действительно отменное, надо сказать, — и раскланяться, а завтрашним утром отплыть с братьями на Восток, так и оставив за спиной еще одного человека, которому я не смог помочь. — Я слышал, что ваше братство возводит необычайно долговечные строения, — повинуясь смутной мысли, спросил я неожиданно для самого себя. — Как вам удается это? Если это не магия… — О, боюсь, что это наш секр-р-рет, мистер Певер-р-релл, — вновь расплылся в улыбке Каменщик. — Могу только сказать, что есть люди, владеющие от р-рождения необычной силой. Нет, это не магия. Или не совсем. Они имеют власть над… Я хочу сказать, эта сила позволяет стр-р-роить на века. Тысячелетия! Кр-р-репость Р-розафа, возведенная нами еще в эпоху Р-римской импер-р-рии — стоит нер-р-рушима поныне! А на юге нашей стр-р-раны… Он пустился во многословное перечисление всего, что было построено с участием его гильдии, но я уже не слушал. Люди, владеющие необычной силой, которая не есть магия. Люди, имеющие власть над… — Имеют власть, — пробормотал я, прервав поток его бахвальства, и пытаясь поймать упорно ускользавшую от меня мысль. — Имеют власть над… чем? Над глиной? Гин Балша вздрогнул, и самодовольная улыбка моментально сползла с его одутловатого лица. Амар медленно повернулся и одарил меня долгим немигающим взглядом. Что это с ними? В кои-то веки я смог докопаться до чего-то по-настоящему интересного? — Ну что ж, милые гости, — странно прерывающимся голосом проговорил наконец Каменщик, — если я больше ничем не могу помочь… Он развел руками, показывая, что разговор окончен, и по-прежнему улыбаясь. Однако я видел деревянную скованность этой улыбки, от которой сквозило ночным холодом, как из-под плохо подогнанной двери. Не следовало мне это говорить вслух. Гин Балша имеет огромное влияние, и если он того пожелает, королевская стража сотрет нас в порошок: это не какая-то там горстка уличных бандитов. Я поспешно встал и церемонно поклонился хозяину. Мне так и не удалось выяснить главного, но я чувствовал, что близок к разгадке. Надо поговорить с братьями. Если не Антиох, то уж Кадм точно найдет ответ. Мы шли к выходу, и я чувствовал, как изучающий взгляд Каменщика буравит мне спину, вызывая острое желание развернуться и послать хозяина в ад с его строительными секретами и золотыми канделябрами. «Имеющий власть над гл…» — так было написано в последнем послании Вильяма. Власть над глиной. Что, черт возьми, это значит? Почему Каменщик так испугался моего вопроса, и что вообще способно напугать этого королевского любимца, которого охраняют едва ли не лучше, чем самого короля? Дом Каменщика и его молчаливая стража остались позади. Никто не окликнул нас, пока мы удалялись по опустевшей аллее в сторону моста, темной громадой нависавшим над туманным горизонтом подобно злобному языческому богу, поднявшемуся со дна Темзы в ожидании кровавой жертвы. Никто не вышел из-за ближайшего поворота, чтобы преградить нам путь, когда мы вошли в тень гигантского сооружения и добрались до первых ступеней, ведущих вверх. Нас отпустили — до поры. Следовало использовать оставшееся у нас время с пользой. Мы ступили на каменный настил моста и повернули к гостинице «Милая леди».