Путешествие на Восток

Я был в замешательстве всего лишь мгновение, однако этого оказалось достаточно, чтобы решить исход столкновения. Мне удалось выхватить палочку, но пустить ее в ход я не успел: что-то тяжелое обрушилось мне на загривок, и я кубарем покатился по мраморному полу часовни, выпустив из рук Эйлин. От удара она пришла в себя, и теперь с прежним ужасом смотрела на происходящее, сжавшись в комок, как будто ждала удара. Удар получил я — ногой под ребра, которые явственно хрустнули. Задохнувшись, я перекатился в угол помещения, пытаясь сквозь кровавый туман разглядеть нападавшего. Им оказался незнакомый дородный тип в легкой кольчуге, который с ленцой двинулся ко мне, явно намереваясь пнуть меня еще разок. — Достаточно, Барри, — проговорил бородач. — Он уже получил свое. — Как по мне, маловато, Фредди, — ухмыльнулся толстяк, занося ногу. Я сжался, но вместо очередного удара по ребрам ощутил, как башмак моего тюремщика опустился мне на все еще кровоточащую щиколотку. Древко стрелы скрипнуло по кости, и мир без перехода погрузился в черное ничто. Мне уже доводилось терять сознание раньше. Первый раз — еще в Хогвартсе, где Аспид время от времени отрабатывал на мне и Кадме дуэльные заклинания, когда Антиоха не было рядом. Однажды — во время нападения инферналов в руинах Скорхилла. Однако в те разы я действительно лишался способности мыслить и чувствовать. Теперь же… Я не понимал, где я и что со мной, и сокрушающая боль покинула меня. Однако я продолжал осознавать себя, а в кромешном ничто время от времени проносились белесые тени, похожие на гигантских мотыльков. Призраки? Но призраки обычно сохраняют форму, которую имели при жизни. Я попытался дотянуться до одного из них, но понял, что у меня нет рук, да и самого тела тоже. — Что это? — спросил я, сам не зная, кого… или попытался спросить, ибо так и не услышал звука собственного голоса. Ответ пришел незамедлительно, беззвучно вспыхнув в моем сознании: — Это смерть. Это время. — Время? — переспросил я невидимого собеседника. — То есть… будущее? — Будущее есть прошлое. Время — это смерть. Твое время еще не пришло. Тьма вокруг пришла в движение и окрасилась дьявольским багровым светом. Мое зрение затуманилось, и сквозь туман проступили очертания незнакомого помещения… Нет, очень даже знакомого. Крипта часовни Святого Томаса Бекета, но в этот раз ярко освещенная благодаря двум подвешенным к потолку массивным канделябрам, которые, должно быть, принесли сюда специально ради меня и Эйлин. Последняя сидела, забившись в угол, и глядя перед собой застывшим взором. Ее левое запястье охватывало ржавое железное кольцо, длинной цепью соединенное с вбитым в стену креплением. В том же положении пребывала и моя левая рука. Несколько мгновений я отрешенно воспринимал эту картину, ощущая только пульсирующую боль в ноге и режущую — в боку. Каждый мой хриплый вдох сопровождался уколом кинжала меж ребер, а в густой слюне я отчетливо ощущал вкус крови. Я умираю? Если мои братья не найдут меня, мне точно конец. Хорошо бы им самим спастись! — Очнулся? — голос бородача вывел меня из оцепенения, и я с трудом развернулся. — У преподобного есть к тебе парочка вопросов. Я отполз к стене, прислонившись к ней рядом с Эйлин. Надо бы ответить ему что-нибудь гордо-презрительное, но вряд ли это окажется убедительным: умирающий, перемазанный кровью молодой маг-неудачник — кто принял бы всерьез любые мои потуги? Да к тому же пересохший язык едва слушается — лежит во рту подобно постной лепешке. Я перевел взгляд на отца Магнуса, все это время безмолвно стоявшего рядом с Фредди — так, кажется, обращался к бородачу этот жирный изверг. Хорошо хоть его тут нет… Священник подошел ближе и, склонившись, поднес к моих губам глиняную флягу. Я сделал глоток прохладной и чистой воды, чувствуя предательский наплыв благодарности. Вот она, рабская нотка в человеческой душе! Мы готовы целовать руки собственному палачу в ответ на ничтожную подачку. — Эйлин… — проговорил я, с трудом проглотив воду, отчего кинжал у меня в боку как будто пару раз провернули. — Ей тоже. Магнус поднес флягу к губам девушки, но она отдернула голову и отвернулась, отчего я почувствовал себя еще гаже. Хрупкая девушка, почти ребенок, — и та имеет больше достоинства, чем раскисший и сломленный младший Певерелл! Священник, пожав плечами, положил флягу на одно из надгробий и повернулся ко мне. — Ну что ж, сын мой — заговорил он, — я вижу, что ты все-таки отыскал пропавшую девицу. Отдаю должное твоему упорству, но ты сам должен понимать: переходить дорогу Каменщику — плохая идея. По сути, теперь ты враг короны. — Гин Балша — не король! — выдавил я из себя, попытавшись гордо вскинуть голову, от чего испытал новый приступ дурноты. — Но Генрих III — король милостью Божьей, и он благоволит Каменщику. Ты думаешь, что Лондонский мост — это все? У них куда более… обширные планы. Мосты в крупнейших городах. Величественные соборы, каким не было равных ни в одной части света. Крепости, которые невозможно взять штурмом. И все это… — А цена — всего лишь кровь невинных, верно, святой отец? Как служитель Христа мог ввязаться в эту дьявольщину? Человеческие жертвоприношения… Я просто не могу поверить! И король… Генрих III… Неужели он… — Незачем смущать ум нашего достойного монарха такими подробностями, — безмятежно отозвался отец Магнус. — Он знает, что принял на королевскую службу великого ремесленника, и это правда. А секреты ремесла ему не требуются. И ты ошибаешься, сын мой, это не дьявольщина. Заключенный в каменную плоть лишь повторяет мученический подвиг анахоретов, святых отшельников, которые тем самым спасают свою душу, пусть даже обрекая свое тело на страдания. — Как насчет твоей души, кровавый святоша?! — собрав силы, выкрикнул я, но крик получился на редкость жалким. — Ты соучаствовал в попытке убийства. Ты подослал к нам своих головорезов… Проклятье, тебе-то это все зачем? Братство Моста не служит Каменщику, напротив! Не ты ли сам говорил это? — Совершенно верно, — со вздохом кивнул Магнус. — Увы, большинство моих братьев оказались неспособными увидеть новый путь, несмотря на то, что старый доказал свою непригодность. Неудивительно поэтому, что и почтенный Гин Балша не спешит делиться с нами секретами своего братства. Я должен завоевать его доверие, и тогда… — …И тогда ты сможешь занять его место со временем? — вложив в свой голос как можно больше презрения, продолжил я. — Ты не проживешь столько, мерзавец. — Если будет на то воля Господня, — пожал плечами священник. — А сейчас исповедуйся, сын мой. Кто на самом деле прислал вас и зачем? Твой друг-язычник, он из восточных земель. Кто преследует Каменщика? Голем из Круи? Орден Матерей? Темные братья? Я едва не рассмеялся, однако резкая боль в боку превратила мой смех в мучительный выдох. Меня хватило лишь на красноречивый взгляд, которым я смерил отца Магнуса. О ком он говорит вообще? Ничего удивительного, что такой изверг, как Гин Балша, многим перешел дорогу. Но если бы нашей целью было не спасение Эйлин, а убийство Каменщика, можно было бы поступить много проще — да хотя бы пристрелить его из арбалета, едва он окажется на крыльце своего дома. — Ты дурак, святой отец, — выплюнул я с ударением на слове «святой». — Изо всех, кого ты перечислил, мне однажды доводилось слышать лишь о Големе из Круи, а о самом Каменщике я знать не знал до прибытия в Лондон. Он удрученно кивнул, словно и не ожидал услышать ничего иного, и сделал знак рукой кому-то сокрытому от меня за каменным выступом. Оттуда неспешным шагом выбрался тот самый толстяк, от чьих побоев я до сих пор глотал собственную кровь. В руках он держал стальные клещи и еще несколько инструментов, о предназначении которых мне не хотелось даже думать. Гаденькая улыбка на его лице не оставляла сомнений в том, что он будет несказанно рад опробовать их все. — Насколько ты привычен к боли, Игнотус Певерелл? — спросил отец Магнус. — Надеюсь, что не очень. Ведь если ты выдержишь, Барри придется переключиться на эту юную деву. Я разом взмок: к пыткам меня никто и никогда не готовил. Разумеется, у меня нет шансов выдержать все это: я, вероятно, сломаюсь в первую же минуту, и тогда… А что тогда? Рассказывать-то мне все равно нечего, поэтому пытки будут продолжаться, пока мои мучители не осознают, что я говорю правду. — Думаю, лучше начать с ногтей, Барри, — безмятежно проговорил отец Магнус. — Это довольно неприятно, но не опасно для жизни. Если не поможет, попробуй стесать ему зубы точильным камнем. Помнишь, как в прошлый раз? Барри осклабился, положил груду инструментов рядом с флягой, и стальной хваткой сжал мне правое запястье. Я рванулся, но ничего, кроме хруста сухожилий в вывернутой руке, не добился. — Отец Магнус, — внезапно вмешался бородач, — я думаю, он говорит правду. Может быть… — Вот это мы сейчас и выясним, Фредди, — отозвался священник. — Давай, Барри. Сухой скрип металла, с которым палач раскрыл клещи. Я со странной отрешенностью смотрел на то, как он подносит их к моим пальцам. Что я почувствую, когда ноготь, выворачивая мякоть, полезет наружу? Зайдусь ли в крике или снова потеряю сознание от нестерпимой боли, пока это будет повторяться снова и снова — еще девять раз? Странно, но я почти с надеждой подумал о том неведомом убийце из тени, который с такой готовностью расчищал нам путь до самого Лондона — с тем, чтобы пропасть без следа, едва мы добрались до этого проклятого моста и его безумных служителей. Впрочем, если он работает на Каменщика — а это наверняка так, — ничего удивительного. Клещи впились в ноготь указательного пальца. — Хорошо, я скажу правду, — поспешно выпалил я. Барри с недовольной миной оглянулся на священника, и тот поднял руку, призывая палача повременить, после чего обратил выжидательный взгляд ко мне. — Это Голем из Круи, — сообщил я единственное знакомое мне имя, и внезапно почувствовал наплыв вдохновения: — Он распорядился вернуть Каменщика в Арберию, а если не получится, то убить его. — Очень интересно, — кивнул Магнус. — И что же, он поручил это вам лично? Хочешь поймать меня на лжи, святоша? Как бы не так! Если я отвечу утвердительно, то следующий вопрос будет о том, как выглядит наш наниматель. — Конечно, нет! Задание получил один только Амар, а он уже нанял волшебников, потому что без нашей помощи ему было не справиться. — Складно, складно, — закивал отец Магнус, одарив меня задумчивым взглядом. — Но знаешь, сын мой, ты меня не убедил. Сатана — отец лжи, а ты определенно находишься под его властью. Я думаю, ты просто говоришь то, что я ожидаю услышать. Продолжай, Барри. Наверное, отчаяние придало мне сил, в противном случае у меня не было бы шансов оказать хоть какое-то сопротивление. Поджав ноги к груди, я со всей мочи выпрямил их, целясь в коленную чашечку своего мучителя. Ее ответный хруст оказался бальзамом на мои раны, но ненадолго. Барри взревел от боли и с размаху ударил клещами меня в левую скулу. В голове что-то взорвалось снопом кровавых искр, и я покатился по каменному полу, пока натянувшаяся цепь не рванула меня за левое запястье. Барри с перекошенным от злости лицом двинулся было ко мне, но вдруг замер, с опаской глядя куда-то мне за спину. Я с трудом обернулся и увидел Эйлин, пальцы которой сжимали палочку, направленную в грудь Барри. Вот оно что! Когда я выронил свою палочку у входа, она подобрала и спрятала ее. Но, право, зачем было так долго ждать? — Давай, Эйлин! — прохрипел я. — Не жалей его… Ее губы задрожали, но она не произнесла ни слова. Из ее горла вырвался стон, и она всхлипнула. Взгляд ее наполнился отчаянием, и, должно быть, в этот момент угасла надежда и в моем собственном взоре. Эйлин не может говорить. Эти дни и ночи, в течение которых она, парализованная ужасом, кричала, умоляла и звала на помощь в каменном чреве Лондонского моста, что-то сломали в ней. Она не может говорить, и заклинания недоступны ей более. Понял это и Барри. Он ухмыльнулся и шагнул вперед, протягивая руку. Лицо Эйлин изменилось: сквозь печать страха на нем проступило иное чувство. Решимость. Палочка в ее руках двинулась вверх — туда, где под потолком… Я невольно проследил за этим движением — как раз вовремя, чтобы увидеть, как одно из звеньев железной цепи, на которой покачивался тяжелый бронзовый канделябр, обращается в сверкающие серебром капли. Невербальная трансфигурация! Барри так и не успел понять, что произошло. Острый край канделябра с омерзительным хрустом ударил его в самую макушку, и во все стороны брызнули осколки черепа. Палач завалился на спину, не издав ни звука. Его конечности какое-то время сотрясались в конвульсиях, после чего изломанное тело застыло без движения в луже крови. Священник, опешив, застыл, в смятении глядя на труп подручного. Фредди ошеломленно сделал шаг назад, в направлении выхода. Эйлин протянула мне палочку, и я, с трудом перевалившись на бок, дотянулся до нее. — Фредди, что ты смотришь, будь ты проклят?! — взвизгнул отец Магнус, попятившись. — Убей его! Убей обоих! Однако Фредди предпочел не искушать судьбу и, отступив еще на шаг, развернулся и побежал к выходу. Далеко убежать он не успел: стоило ему ступить на каменные ступени лестницы, как дверь вверху распахнулась, и голос Кадма с плохо сдерживаемой яростью произнес: — Петрификус Тоталус! Перешагнув через обездвиженное тело Фредди, Кадм встретился со мной взглядом и в ужасе отшатнулся. Неужели со мной все так плохо? Спустившийся по лестнице Антиох смертельно побледнел и медленно перевел взгляд на отца Магнуса, который потными руками сжимал распятие, пытаясь отгородиться им от моих братьев. Один только Амар, скользнув по мне взглядом, не отразил никаких чувств на своем каменном лице. Только тогда священник смог избавиться от оцепенения. Воздев перед собой распятие, он взвизгнул: — Гореть вам в аду, грешники! Гореть… Антиох резко развернулся к нему и вскинул палочку. Ревущий поток слепящего пламени сорвался с ее кончика и ударил в грудь отца Магнуса, мгновенно расплавив распятие на своем пути. Истошный вопль оборвался почти сразу, и обугленные останки рухнули на пол. До меня удушливой волной докатился тошнотворный запах горелого мяса. Почувствовав сильнейшее головокружение, я без сил упал на спину. — Держись, братишка, — тихо сказал склонившийся надо мной Антиох. — Мы выберемся, и все будет хорошо. Релашио! Оковы соскользнули с моего запястья, и Антиох взвалил меня на спину, отчего я испытал мгновенный приступ стыда: мало того, что ничем не могу помочь своим братьям, так теперь еще и обузой для них стал. Даже Эйлин смогла что-то сделать — в своем-то состоянии! Старший брат обернулся ко мне — всего на мгновение — и мне показалось, что глаза его странно блестят в свете единственного оставшегося канделябра. Неужели это слезы? Перестав бороться с собственной совестью, я повис мертвым грузом на спине Антиоха. Туман застил мне взор, и в моей памяти мало что отложилось из последовавших событий. Я смутно помню короткие перебежки вдоль перил моста, редкие крики врагов, свист стрел и вспышки заклинаний. Как мне рассказали впоследствии, штурм гостиницы захлебнулся, и враги, потеряв не меньше двух десятков убитыми, отступили. Зализав раны, они стали наносить точечные удары, неожиданно появляясь то здесь, то там. То и дело в темных окнах домов мелькал силуэт лучника, и несущая смерть стрела со свистом проносилась мимо, отклонившись под действием защитных чар Кадма, или падала в придорожную пыль от удара шеста Амара. То недолгое время, которое братья провели в часовне, выследив меня по кровавому следу, оказалось врагам на руку: остаток моста превратился в смертельную полосу препятствий, и, пройдя еще с десяток ярдов, Антиох предложил перевести дух. Никто не возражал. — Вместе мы рискуем не добраться к докам, — нарушил молчание Амар. — Что ты предлагаешь? — нахмурившись, спросил Кадм. — Разделиться? Тогда нас точно перебьют поодиночке. — Я пойду вперед и расчищу вам путь. Меня они не возьмут: защищать одного себя мне куда легче, чем всех вас. Сойдя с моста, завяжу бой и отвлеку их на себя. Тогда вы сможете добраться до корабля без особых сложностей. — Но что потом? — возразил Антиох. — Если ты застрянешь… — Я не застряну. Если же случится непредвиденное, вы все равно знаете, куда плыть. Арберия, Голем из Круи. Он поможет с дальнейшим путешествием, а я постараюсь нагнать вас позже. — Амар… — покачал головой Кадм, но монах уже скрылся в темном проходе между домов, и спустя минуту звон оружия и крики возвестили о том, что его план вступил в действие. — А язычник-то не промах, — усмехнулся Антиох. — Только нам все равно надо смотреть в оба. Идем! Окружающая действительность вновь обратилась мельканием домов, темных проулков и криками врагов в отдалении. Я держался из последних сил, но сознание все чаще ускользало куда-то в пограничную область бытия, где меня ждали только неясный шум, вкус крови на губах, боль и темнота. В какой-то момент я понял, что мост уже закончился, и на смену ему пришла кривая улочка с низкими деревянными домами, тонущая в густых ивовых кронах. — Я вижу огни дока впереди, — негромко проговорил Кадм. — Осталось совсем немного. — Только не расслабляйся особенно, братец, — прерывающимся голосом ответил Антиох, который уже тяжело дышал, вынужденный тащить меня на спине. — План Амара, похоже, сработал, но когда он попытается догнать нас, за ним наверняка кто-нибудь увяжется. Мне показалось, что кто-то крадется среди темных деревьев: ощущение было в точности таким же, как тогда, в лесу, где мы наткнулись на убитых разбойников. Неужели наш таинственный преследователь снова дал о себе знать? На чьей стороне он выступит теперь, после нашей стычки с людьми Каменщика? Однако убийца, если это был он, больше ничем не выдал своего присутствия, и я убедил себя в том, что мои ощущения — всего лишь следствие перенесенных побоев и потери крови. Тем более, что темная улочка наконец закончилась, сменившись ярко освещенной факелами площадью, по которой днем сновали бесчисленные телеги с грузами, готовыми к отправке на континент, а порой и дальше, в далекие северные земли, откуда взамен везли лучшую древесину хвойных пород, янтарь и пушнину. Перед нами были Лондонские доки. — А тепер-р-рь обождите немного, — послышался знакомый голос. Антиох рывком развернулся, отчего меня охватил новый приступ головокружения. Эйлин издала сдавленный стон и отшатнулась. Бросив взгляд через плечо Антиоха, я сам едва не застонал: вдоль опустевшего рыночного ряда выстроилась шеренга арбалетчиков. Человека, стоявшего перед ними, я легко узнал бы даже в темноте. — Не делайте глупостей, мои дор-р-рогие, — проговорил Гин Балша, — или мои люди пр-р-ревратят вас в р-решето. — Так или иначе, все равно умирать, — хрипло отозвался Антиох, поднимая палочку. Арбалетчики беспокойно шевельнулись, и Каменщик поспешно возразил: — Нет-нет-нет, я не хочу никого убивать. Мы можем договор-р-риться. — Отлично! — ответил Кадм. — Тогда убирайтесь, и мы пойдем своей дорогой. Никто не пострадает. — Так и будет, — с готовностью кивнул Каменщик. — Но только если вы оставите нам эту девушку… Эйлин. Я вижу, что вы покидаете Англию, и значит больше мне не помешаете… во всяком случае, пока. Но без Эйлин само мое пр-р-рисутствие здесь лишено смысла. Вы уже знаете, почему. — О да, знаем, — со злобным смешком отозвался Антиох. — Потому что ты безумец, скармливающий живых людей каменным глыбам. Так вот, Певереллы не выдают тех, кто под их защитой. Убирайтесь, или я, даже истекая кровью, испепелю тебя вместе с половиной стражи, а мой брат прикончит остальных! — Ты пер-р-реоцениваешь себя, чар-р-родей, — покачал головой Каменщик и неспешно скрылся в темноте за торговым рядом, откуда вновь послышался его голос: — Но ты знаешь, я думаю, что нам и впр-р-равду не договор-р-риться. Убить их! Короткий стук стальных дуг арбалетов показался мне оглушительным. Время остановилось. Что бы там ни говорил Антиох, а я даже с помраченным рассудком понимал, что песенка наша спета. Кадм просто не успел бы произнести защитное заклятие, и никому из нас ни за что не увернуться от двух десятков стальных молний, выпущенных стражей по команде проклятого Каменщика. Вот только ни один болт не попал в цель: все они с глухим звуком просыпались на влажную землю в двух ярдах от нас. Неужели Кадм все-таки смог… Но нет, вовсе не чары Репелло Феррум предотвратили нашу неминуемую смерть. Слабое мерцание воздуха, очерчивающее едва заметную защитную сферу вокруг нас, — где я уже видел такое? Еще до того, как я успел додумать мысль, по ушам ударил выкрик Антиоха: — Инсендио! — Экспульсо! — одновременно с ним воскликнул Кадм. — Конфринго! — довершил расправу над обожженными и покалеченными врагами человек, вышедший из тени по правую руку от нас. Ситуация, казавшаяся безнадежной, обратилась в свою полную противоположность: огненный ад, созданный магией, в одно мгновение пожрал врагов и высветил площадь до последнего камня. Но несмотря на то, что победа осталась за нами, а немногие выжившие поспешили скрыться вслед за Каменщиком, угроза не исчезла: в любой момент сюда могли нагрянуть новые полчища, причем на сей раз не только принадлежавшие Гину Балша или почившему Магнусу. Ночная битва наверняка привлекла внимание городской стражи, и малейшее промедление грозило нам возможностью схватки с королевскими войсками, включая и придворных чародеев, которых уж точно не следовало недооценивать. Но какой бы ни была угроза, Антиох не был способен просто взять и уйти, увидев лицо неожиданного союзника. — Ты?! — выдохнул мой старший брат, в то время как остолбеневший Кадм просто молчал, широко раскрыв глаза. — Не благодари, Певерелл, — ответил Аспид, презрительно изогнув губы. — Это не ради вас. И если мы еще когда-нибудь встретимся… все будет по-другому. — Мы встретимся, — тихо ответил Антиох за мгновение до того, как Аспид скрылся в тени деревьев. — Это я тебе обещаю. Мы еще встретимся. — Пора уходить, брат, — столь же тихо сказал Кадм, тронув его за локоть. — Надеюсь, Амар сможет выбраться. Ответа Антиоха я уже не услышал: сознание вновь покинуло меня, и на сей раз забытье продолжалось много дольше. Я проснулся от солнечного света. Свет, не омраченный даже тонкой пленкой облаков, ясный и жгучий, пробивался сквозь щель в деревянном потолке надо мной, и в размеренном ритме пробегался по моему лицу, отзываясь в полузакрытых глазах слепящей вспышкой. Голова по-прежнему кружилась, и земной мир, казалось, пустился в медленный танец, баюкая меня в исполинских руках, но прежняя мучительная боль ушла, оставив от себя только слабое покалывание в ноге и ребрах. Прошло не менее трех минут, прежде, чем я сообразил: это не головокружение. Мир действительно раскачивался под мерный плеск волн. Я был на корабле. — Антиох! — позвал я, едва ворочая пересохшим языком, и едва узнал свой хриплый голос. Незамедлительно отворилась дверь, ослепив меня буйством света от пронзительно синего небосвода. Силуэт в дверном проеме не принадлежал моему брату. — Ого-го! Очнулся, малой! — загрохотал голос, в котором мне смутно послышалось что-то знакомое. — Я уж грешным делом решил, что ты не жилец. Притащили бледного — жуть, что вчерашний покойник. Да видать, твои братья-чароплеты свое дело знают. Сутки от тебя не отходили, теперь дрыхнут мертвецким сном. — А… С кем… имею честь?.. — выдавил я из себя. Моих губ коснулся кубок, и я сделал глоток, ощутив божественную прохладу чистой воды. Обернувшись, я увидел омраченное заботой лицо Эйлин. Она по-прежнему хранила молчание, но ее глаза блестели от нависших слез. — Имеешь честь? Ха! Капитан «Святого Иакова» собственной персоной! — «Святой Иаков»? Певчий Джон? Но ведь… — Он самый! — хохотнул капитан. — Оклемаешься, приятель, — выбирайся на палубу. Отличная погода, норд-вест нам в корму, и языческие боги на нашей стороне, даже если весь христианский мир против! — Бог тьмы и урагана? — слабо усмехнулся я. — Бог тьмы и урагана! — согласно кивнул Певчий Джон и, загоготал так, что с деревянных досок надо мной осыпался ворох опилок. Когда он вышел наружу, с грохотом захлопнув за собой дверь, я вновь обернулся к Эйлин. Она взяла мою ладонь тонкими пальцами и робко улыбнулась — впервые с момента своего освобождения. Я прикрыл глаза и почувствовал, как накопленное за последние дни напряжение покидает мои тело и разум. «Святой Иаков» нес меня в неизведанные восточные земли, попутный ветер раздувал паруса, яркое солнце изгоняло тьму из наших душ и волны шептали, что все еще может быть хорошо, просто не может быть иначе, и даже грядущая встреча с самой Смертью не в силах этого изменить. Не открывая глаз, я улыбнулся в ответ и сжал пальцы Эйлин.