***
В ушах загудело, а туман окончательно загустел, не давая видеть дальше трех лоз от меня. Тут это и произошло. Помните, то странное видение, ну, второе за этот год, где я лежала под грозовым небом в какой-то канаве? Ну вот тут я и упала. Не оступилась, не поскользнулась в траве, не потеряла сознание. Просто сначала у меня отказывают ноги, а в следующий миг я уже лежу в колее, оставленной некротом, не понимая, что произошло и почему я осталась одна. И куда делся лес, заросший борщевиком и косой хвоей юргендар, я тоже не понимаю. Но факт остается фактом: я лежу в яме, словно в гробу, и тело ощущается прежним, человеческим. Никаких перьев, никаких клювов, только чистое лицо и человеческие руки. Я уже начала забывать то, чего лишилась в тех гельментом проклятых катакомбах. И хорошо, что лишилась. Руки-ноги тяжелеют, лицо и кожа становятся невыносимо широкими и беззащитными, лишившись клюва, перьев и обрастая, подумать только, подкожным жиром. Слава Маку, что в реальности я не потеряла этого старого-нового обличия, но я просто лежу и подвываю от тоски. И этот вой прерывает голос, который я думала, что никогда не услышу. Да и, скорее, просто знала, что не услышу вновь, потому что он принадлежал Гурату, дважды мертвому магику, смерть которого я своими глазами наблюдала. А поди ж ты, эту песенку и стук костяшек на одежде ни с чем не спутать. Крысиная морда нависает над моей «могилой», с любопытством принюхиваясь ко мне. Я уже понимаю, что мы в каком-то астральном кармане, и даже почти успокаиваюсь. Ну а что, если я мертва — то я мертва, от воя легче не станет, и я не оживу. А если это очередное видение, вызванное смесью спирта и сока борщевика, — так еще проще, нужно просто подождать: или пока мое тело продышится там, в материальном мире, или же пока меня магики приведут в чувство. А пока нужно ловить удачу за хвост и расспросить неспокойного духа об обстановке вокруг, а то и внутри шахты. Ну, с Арга’Ашем, храбрость мне сейчас понадобится как никогда прежде. — Г-гурат, крыс мой дорогой, ты ли это? Реакции ноль, я как сама с собой поговорила. Как шёл своей дорогой, так и дальше побрёл, даже с шага не сбился. — Эй, Гурат, приве-ет! Я тут, внизу! — двумертвый только головой дергает, кажется, меня он услышал, но отреагировать не захотел. Или не смог. Пытаюсь пошевелиться, даже привстаю на локтях, но что-то тяжелое падает мне на грудь. Костяшка. Драная тварь последовала за своим хозяином и во второе посмертие, допекает меня даже тут. Сквозь призрачный остов некрота я вижу небо и удаляющийся силуэт некромага. Вот же… алкарданска двуустка, теперь точно не поговорю с… Пасть фамилиара открывается, и я слышу голос Гурата, пока еще невнятный, слова не разобрать, но уже с характерным треском крысиных зубов. Теперь мне становится понятно отсутствующее выражение его лица, ленивая походка, но при том напряженная до скрипа позвонков спина. Он меня не замечал. Он пытается меня не замечать. Изо всех сил. Притворяется, вполне успешно, но вот для кого он так старается? Цепень следит за нами? Какая-то иная сущность, которая создала этот карман? Мне не известно, и я не особо горю желанием знать, если ее даже мертвый некромаг боится. Но кто бы меня еще спросить удосужился. Трещащая пасть, даром что призрачная, источает едкий смрад, всё сильнее нависает над мною, капая не менее призрачной и не менее зловонной слюной мне на грудь, на лицо. Только сейчас я понимаю, что совершенно голая. И совершенно беззащитна. — Вкусно. Зар-ру-руда, скажу быстро. Вкуууусно. Горячо. Не тащи за собой некромага. Не тащ… Похлебка вкусная, с грибами, хрхр, сыыыырная. Хлеб. Хлебная корочка вышла на славу? Нужно разогреть. Ммм. В груди холодеет. Что он несёт? Какой сыр, какие грибы? Его разум явно повреждён, то, что некромага нельзя тащить в места упокоения коллег, я и так знаю, зачем он мне говорит прописные истины? Как будто у нас есть выбор. Да и сам Яжек согласился, никто его на цепи не тащит. А черепушка всё не замолкает. — Горячо, горячо, пасть болит, гниет сыр, воняет. Вкууусно. Завтра идти, дождь. Мокро. Дороги заканчиваются. Плащ тоже гниёт. Ха, да он же пересказывает мне последний день перед нашим походом! Но раз он эту тему поднимает… А он ли сейчас идёт там, в тумане? — Гур, я верю, что это ты, крысик мой яхонтовый, но что тут происходит? Что с твоим телом, почему ты говоришь через… Фамилиар внезапно перехватывает мне горло. Мягко, бескровно, но довольно больно и полностью перекрывая воздух, душит своими шраэвскими челюстями. Я могу только хрипеть, пока эта костяная туша медленно меня душит. А я даже пошевелиться не могу, раньше хотя бы ерзать в своей яме могла, сейчас не могу даже слабо трепыхаться в попытках скинуть костяшку с себя. Вибрионов фамилиар, почему он не сдох, он же был сожран, от и до! В глазах темнеет, чувствую, как ребра и кости гортани трещат и сыпятся под весом некрота. Интересно, я могу умереть тут? — Молчи, дура, это не «я»! — существо разжимает тиски, и из пасти доносится уже адекватная речь, без потрескиваний и почти без заикания. — Он не должен тебя... нас... зам-метить. По-погубишь всех! Оставь Яжека охранять вход. Нечего ему делать внизу. Ах да. Цепень — не главная ваша про… В голове такой же туман, как и над нами, но это ненадолго. Смазанная из-за влажной взвеси в воздухе фигура не-Гурата странно дергается, теряет твердость, подобно астральному духу, а дальше весь мир для меня сужается до когтистого копыта Костяшки, которое взламывает мою грудную клетку, разбрызгивая вокруг осколки костей и ошметки легких. Мрак падает на меня, приглушая воистину хтоническую боль от развороченной грудины, но тут же сменяется кровянистой пеленой.***
Странные узоры, красные перлы на желтоватом фоне, как будто забрали у зубных дел зверолюда фаянсовый жбан с отходами и вывернули его мне на лицо. Грудь почти не болела, киль едва саднил, как при штатной попытке накачать потерпевшего жизнедателем и насильно запустить кровоток… КИЛЬ! Я снова то странное и пернатое! Попыталась привстать, но когти лишь царапали ткань и влажную землю под нею. Всё-таки я не умерла. Смеюсь, чувствуя кровь на языке и сильно саднящее горло. Интересно, если мои ощущения «там» аналогичны тому, что произошло тут, то было ли это всего лишь попыткой моего разума, одурманенного ядом и алкоголем, описать мне то, что происходило с моим телом, пока я была условно в метафорическом астрале? Да нет же, оно почти полностью с моим сном на том проклятом клочке земли совпадает. Меня продолжал сотрясать безумный смех, сотрясая саднящие от токсинов бронхи и не менее раздраженное горло. Да что со мной не так, ничего же смешного нет, а захожусь, уже в лающем кашле, так, будто меня дюжина хлотов щекочут! Помогите! Я зад... — выкроить момент между кашлем и смехом на то, чтобы позвать на помощь, удалось. — Поахахах-гихихтее! Зрение всё никак не возвращалось, я уже начала переживать, не ослепла ли от смешения токсинов, да и слух барахлил, но до меня уже начали доноситься звуки окружающего мира. Не только я заходилась в кашляющем хохоте, как минимум трое, должно быть, корчились поодаль от меня на земле, пытаясь вдохнуть. Спину неимоверно ломило, да острые камни не добавляли удобства, но то ли покалывание и боль приводили в порядок взбунтовавшуюся нервную систему, то ли токсин стал рассасываться, но дышать становилось легче. По крайней мере, через тон после того, как я вернулась в свое пернатое бытие, я уже могла различать отдельные звуки, понимать, откуда идёт свет, и через раз делать вдох глубже, чем зоб лаисты. Через два я уже почти полностью осознала действительность вокруг себя, а через гвэ молчаливый Кунр, так и не снявший маски, удостоверившись в том, что я не захлебнусь в слюне и желудочном соке, как мой сосед слева, опустил мне на клюв тряпку, вымоченную в чём-то, пахнущем уже опостылевшим борщевиком и свежескошенной травой. Это сняло последние симптомы и остаточное аллергическое воспаление глотки, убрав лишнее напряжение, расслабив мышцы и язык. Можно было встать, не боясь свалиться вновь на землю в очередном приступе борщевикового смеха, и даже членораздельно говорить, а не бормотать сквозь слезы и боль. И опять вокруг меня была разруха. Не такая злая, как тогда, после нашествия гельментиров, но всё же и сейчас мертвецов хватало. Двое не пережили всей яркости и силы сопротивления собственного организма ядовитым парам, и сейчас их тела, скрюченные в неловких позах, все еще болезненно сжимающие собственные животы и не-естественно вздувшиеся шеи, остывали на камнях недалеко от того места, где совсем недавно лежало и мучилось мое тело. Какая незавидная доля. Прочистив внезапно пересохшее горло, я стащила ненужный уже компресс и попыталась позвать Лугара. Тщетно. Из горла вырвался только отвратительный сип, сопровождаемый болью в поврежденных дыхательных путях и легкой тошнотой. Голова закружилась, и тело, отказавшись стоять прямо, вернуло себя обратно на гранитные осколки, устилавшие границу леса и шахтного комплекса. Всего через гвэ неспешного хода покажется скорбная утроба пещеры, что сейчас даёт приют склизкому отродью. Но стоит ли? Мы и дойти не успели, как потеряли почти половину отряда, притом по своей же глупости и легкомыслию. Да еще и Гурат предупреждал. Нужно бы ещё вспомнить, о чём… Ни Лугар, ни Кунр сегодня ко мне больше не приближались. Им было чем заняться, те, кто пережил отравление, все ещё нуждались в их помощи, да и сами магики откровенно не показывали желания общаться со мной. Даже от их молчаливых, зачастую и вовсе отвернувшихся от меня и занятых пациентами фигур сквозило неприятием. Будто бы, даже несмотря на то, что я предупреждала о зарослях этой пакости, и что они были местными и сами прекрасно знали, и сами же составляли маршрут, эти потери были целиком и полностью моей виной и личным оскорблением в их сторону. Подумаешь… Зато Яжек, напротив, едва выбравшись из кокона, из клюва своего фамилиара, приветливо рыкнул и трусцой, которая, казалось бы, не пристала теперь уже мастеру-некромагу, направился ко мне. Так его трансформация закончилась, и теперь нас, искаженных личиной, в отряде стало двое. Ну, если смотреть с позиции человека, то да, посмертие его не пощадило, тонкопалый щеголь канул в Лету. А вот со стороны мутантов и ценителей экзотики он приобрёл много большее, чем утратил. Чего только стоил его твердый, покрытый роговыми пластинами, а, главное, кончавшийся чем-то вроде навершия хобота элефанта, хвост! Да и перья, явно доставшиеся от случайно попавших в фамилиара останков птиц, пышным воротником окружавшие его голову и ниспадавшие плащом на плечи, добавляли особого шарма в моих глазах, за что я смогла простить и костяные «пузыри» под прозрачной кожей живота, и широкие когти, в кои временно обратились его пальцы. А вот лицо осталось практически нетронутым, лишь слегка вытянувшийся в нечеловеческой улыбке рот искажал его идеальные пропорции. В общем, красавец, чисто красавец, был бы он живым… — Ооо, Заура, птичка наша. Живая! — а он явно был в настроении. Просто прекрасно, может, он даст мне пояснения, чего же злятся на меня наши магики. — Жива, жива, сама не знаю почему. После этой дряни горло дерет так, будто его дюжина шра’э терзали, — какая-то искра промелькнула в голове. Терзали клыками. — Да и не удивительно. А знаешь почему? Цепень уже проник в подложку почвы. Нас накрыл не просто борщевик, а борщевик боевой, самый настоящий охранный сорняк. Как в гельментовых районах. Вон, трое даже отдали Погонщику души. Кивок головой в сторону фамилиара, доедающего трупы несчастных. Ни, похоронить как то пристало, ни сжечь их тела мы не могли. Пришлось отдать их тела нежити, хоть так уберегая от того, чтобы стать частью цепня. Жалко бедолаг, такая злая смерть, хуже только тем, кого заживо съели гельментиры. — Так расскажи мне, друг мой, такую вещь. Почему наши магики на меня зверем смотрят. Даже не спросили, как я, что со мной. Припарку положил и сбежал Кунр, угрюмец эдакий. Не, ну я еще понимаю, Лугар бы так поступил, но Кунра-то я чем задела? — Аааа, ты про это. То-то ты такая надутая. Да не на тебя злятся, на себя. Прям как я в позапрошлом году. Их так учили не показывать виду, что они в чём-то были не правы. Ох уж эти заштатные зиггураты с их понятиями о чести маски и серпа. Пхы, - он попытался расметься, но что-то в его горле явственно щелкнуло, на некоторое прекратив тягу к эксперементам. — Чегой? В смысле?.. — Да это их заботы так. Мы с ними давно знакомы, их даже я изучить успел, — Яжек заулыбался своей новенькой острозубой улыбкой, невольно заставив меня поежиться. Ну да, для некромага это почти что подвиг. После посвящения у них с понимаем самих себя бывают сложности, не то что остальных разумных. — Аскр. Предупреждай, что ли. — Прости, что? Ааа, у меня, видимо, зубы отросли, мне больше так не скалиться? — кивок с моей стороны. — Заметано. Так вот. Они просто переживают свой проигрыш. Не переживай, ты не виновата, через пару гвэ они придут в себя, поговорите. А теперь скажи ты мне. Что от тебя Гурат хотел? Даже мне было слышно, как ты его звала, перед тем как в сознание вернуться. Колись. — Гурат… Это было что-то важное. Что-то даже с тобой связанное. Тааак. Он говорил, что тебе с нами в шахты нельзя. Там вроде некто или нечто, что призвано вас, немертвых, по-особому убивать. И, кажется, это правда, потому что я даже не с ним говорила, а с его фамилиаром. — Даже так. А скажи мне, ты его самого хотя бы со спины видела? — Даааа, а откуда ты?.. — Ясно. Нет. Я с вами иду, не уговаривай, у меня к Гурату теперь свои вопросы будут. И если опять туда провалишься — расспроси его насчет Юргенд-крайского некрополя. Кажется, это их проделки. Вы же в этих краях познакомились, ты еще наверняка удивилась, что некромаг его уровня всего лишь историк? — Нуу… — я сконфуженно потерла клюв рукавом, убирая клейкую грязь и пару присохших иголок хвои. — Да, это было довольно странно. Да. Но я что, меня наняли, я и прибыла. Мое дело «маленькое», гробницы грабить. В чужие дела не лезу. В моем голосе было слишком много сарказма и иронии. — Ладно-ладно, чел... птица назкого полета. Я не про то. Короче, я иду с вами. Уговаривай — не уговаривай, мне нужно там быть. Родич он мне. Просто он не знает ещё, кто явился по его дух, хех. Или ты думаешь, такой «недоучка» просто так первее всех мастеров и корифеев в бездну ринулся? Я — потомок Ягоранов, пускай ты и знаешь меня как Яжека Раунагла из рода Лкару. Через два гвэ, как и предсказывал мой пернатый товарищ, магики отошли от своего потрясения, и мы неспешно, постоянно отвлекаясь на любой шум, сплоченным, хоть уже и не таким многочисленным, как раньше, отрядом пробрались к цели нашего похода. Темный зев шахты предупреждал нас, отвращал от себя острыми камнями, измазанными в горькой слизи, всеми силами показывая, что туда нельзя идти, что гостей там не ждут. И всё же я переступила ее порог. Яжек, несмотря на все мои увещевания и просьбы остаться, последовал за мной. Притаившаяся тварь уже захватила подземные просторы, и её щупы вываливались наружу в попытках захватить мир надземный. Сможем ли мы ему хоть как-то помешать своими смешными ружьями и слабенькой волшбой?