Красная спираль

По наблюдениям Саске звонки с двух до четырёх утра никогда не приносят хороших вестей. Вероятность того, что кто-то с другой точки мира ошибся номером – и часовым поясом заодно – и то выше, чем это. И Наруто был бы с ним полностью, даже категорически согласен. Но он просто не знал, как Люси, ещё не до конца восстановившая дыхание, обессиленная и слабая, уговорила мужа тотчас же набрать номер – и сорванным, но счастливым голосом сообщила, что Милтон стал дядей, двойным к тому же. Не знал, как Минато был недоволен поздней трелью и злилась разбуженная Кушина – и как за секунды они переменились в лицах: пропал весь сон, широкие улыбки озарили ночную тьму. Они были очень рады в те январские без пятнадцати три. Однако Учиха всегда опасался ночных звонков. Итачи как-то подстрелили на ночном дежурстве; о сердечном приступе деда по материнской линии тоже узнали не утром; о его собственном, опасном для жизни ранении тоже сообщили в ночи – это он знал точно – а ведь тогда солдат ещё даже не был доставлен в госпиталь на родине. У его господина же до сего момента по ночам сообщали в основном о неудачных стычках подчинённые или неприятностях в клубах, вроде мелочь, но осадок неприятный остался. Впрочем, стоит отметить, о гибели родителей юный наследник узнал почти в середине дня, однако предвзятого отношения к дневным звонкам это не вселило, хотя поначалу он и нервничал из-за них – потом прошло вместе с принятием утраты. Поэтому, когда следующей ночью, после утомительного дня в тщетных поисках информации по погибшему в аварии водителю, в кабинете Наруто за стеной раздалась звонкая трель телефона, оба любовника с ужасом подумали о раненом наставнике. Полукровка подскочил с футона, будто не падал с ног от усталости пару-тройку часов назад, бросился к двери, запинаясь об одежду, торопясь на равномерный резкий звук. Саске поднялся следом, быстрым шагом переступая через бардак, нагнал Наруто уже у телефона, одним взглядом спрашивая «что с Какаши-саном?». На Узумаки не было лица: появившееся при пробуждении волнение сменилось бледной серой маской, шрамы которой напоминали в полумраке трещины, и казалось, что вот-вот неровные линии продолжатся дальше с обоих концов, разветвятся, переплетаясь с соседними – и керамика красивого лица рассыплется на тысячи мелких осколков. – Спасибо, Куренаи-сан. Передайте… нет, увижу его послезавтра, – бесцветным голосом наконец сказал Наруто, будто через силу. Медленно положив трубку, он повернулся к Саске, слепо ткнулся лбом ему в плечо, сжал в объятиях-тисках крепкую талию; немного помолчав, едва слышно выговорил: – Старик Сарутоби умер. – Сарутоби-сан известен крепким здоровьем. От чего он умер? – Ты знаешь Старика? – чуть повернув лицо к собеседнику, спросил Наруто, так и не поднимая головы, но слегка ослабляя хватку, принимая ответные объятия мужчины. – Познакомились лично, когда я скитался по трущобам. Разумеется, я был наслышан о его клане ранее – от своего деда. Когда ты предложил мне работать на тебя, мне понадобилась его консультация. – И что? – Я здесь, – пожал плечом Саске, не желая тревожить покоящуюся на другом голову возлюбленного. – Хм, надо же, – болезненно улыбнулся Наруто, прикрывая глаза, – какой тесный город... Похороны послезавтра. Он был мне вторым дедом, наши кланы были дружны с давних пор. Мы идём, все. Жена его сына Асумы доктор медицины в институте… по изучению организма человека, в общем. Она настаивает на вскрытии, сегодня-завтра проведут. Куренаи-сан наблюдала Старика, восхищалась сохранностью организма, потому и не верит в такую нелепую причину, как сердечный приступ. Но если она права в подозрениях, то нужно сделать так, чтобы виновные не догадались о них. Потому похороны будут так скоро, как только проведут анализы, чтобы не было задержек с обрядом… Блять, Саске, я не понимаю, причём тут вообще Сарутоби? Они давно оставили дела! Он вновь крепко прижался к мужчине, сдавливая сильную фигуру; тот не чувствовал физического дискомфорта, напротив, эта лёгкая боль позволяла сосредоточиться на рациональном мышлении. Хоть один из них должен сохранять разум, не давая эмоциям взять верх. Саске знает, что его господин вскоре сможет вернуть себе ясность ума, но сначала ему нужно пережить этот внутренний всплеск. – Не знаю, Наруто, я о том же подумал. На похоронах обязательно нужно поговорить с Асумой-саном, что они выяснили и какое настроение было в клане накануне. – Я чувствую, как горло сдавливает стальное кольцо. Кто-то хочет посадить меня на цепь, Саске. Кто-то думает, что может сделать это. Только я не какой-нибудь домашний лабрадор, – полукровка отстраняется, заглядывает в глаза партнёра своим нечастым, остро-ледяным, яростным взглядом, но Учиха спокоен, ведь эта ярость не по его душу. – Дикий зверь всегда сорвётся с цепи, стоит лишь найти слабое звено в ней! Хищный оскал, который померещился когда-то отставнику в контрастном свете дома Хьюга, теперь расколол лицо на яву. Наруто пришёл в себя. Никто не избежит возмездия, понимает Саске. И тоже улыбается в ответ. Церемония похорон проходила по всем старинным традициям – как Сарутоби Хирузен и хотел бы. Чтение сутр на отпевании, все близкие рядом, друзья и соратники тоже. На следующий день планировалось прощание, на которое собирались подойти и бывшие подчинённые, которые после «закрытия» клана перешли в другие семьи; затем все поедут в крематорий – и на кладбище, к семейному захоронению, где своего мужа уже около десяти лет ждёт госпожа Сарутоби. Отдавая дань уважения Старику и его принципам, Наруто надел траурное кимоно и даже уговорил на это Саске. Впрочем, уговорил – громко сказано, тот согласился без промедления и неохотно пояснил, что не хотел бы привлекать излишнее внимание, а длинный рукав удачно скроет примечательный протез. Естественно, это была вторичная причина, однако при всём уважении к памяти Сарутоби-сана Учиха не считал себя достаточно близким ему человеком, чтобы идти в кимоно по собственной инициативе. Узумаки лишь фыркнул на его глупую скромность «или как бы ты там эту ерундовость ни называл, а просто порадуй Старика». Но отставник был в чём-то прав: в традиционные одежды облачились только самые близкие усопшему люди: его сын с женой, сестра, а так же «правая рука» в клане и ещё парочка приближённых. Отпевание буддистскими сутрами звучало в доме – старинной традиционной усадьбе клана, такой же древней, как и у Узумаки – приглашённым для этого монахом. Поминание проходило словно мимо, через какой-то туман. Гости выражали соболезнования, бывалые бандиты пускали одинокую слезу, близкие, знающие люди говорили слова благодарности и величия почившего. Асума настоял, чтобы Наруто и Саске остались в гостевых комнатах, как и некоторые другие близкие родственники и друзья или живущие далеко; другие поехали домой, чтобы утром вернуться к церемонии прощания. Разместив гостей по комнатам, Асума с женой вернулись к наследнику клана-правителя большей части города. Извинившись за поздний визит, супруги прошли в комнату мимо расстеленных футонов. Смотря немного сквозь парней – тяжёлый выдался день, и завтра предстоит не лучше – мужчина с трудом произнёс: – У нас есть новости, Наруто-кун. Куренаи расскажет, что ей удалось выяснить. Извините, – он пересёк комнату и вышел через наружные сёдзи на террасу, спустя минуту закуривая, пуская в чистое августовское небо сизое облако дыма. Звёздный свет просачивался сквозь него, словно через платок из органзы. Юки-сан с болью смотрела на прямую, напряжённую спину мужа, но затем всё же отвела глаза, тут же сталкиваясь с внимательным взглядом карего глаза и жёстким – льдисто-голубых глаз. Даже мороз прошёлся по позвоночнику от ощущения опасности от этих двоих, особенно от полукровки. Учёная постаралась взять себя в руки и негромко заговорила: – Мне удалось попросить об услуге своих коллег-гематологов и повлиять на них, чтобы они исследовали кровь Сарутоби-сана сначала на быстроусваиваемые яды, следы которых могли исчезнуть, пока будут проходить тесты на «популярные» вещества – по стандартной процедуре. Один мой друг обнаружил кое-что… если вам необходимо, я дам вам точное название, однако важнее его редкость, несмотря на то, что сам цветок растёт в нашем регионе. Яд воздействует на сердце, растение иногда зовут «цветок, разбивающий сердца» – и отнюдь не за невероятную красоту, – горько закончила женщина. – Как? – процедил Наруто, не сводя с учёной взгляда. – Сложно сказать. Вероятнее всего, пища или питьё. Но я считаю, это могла быть подмена лекарства. – Сарутоби-сан принимал лекарства? – Саске был удивлён, ведь старый якудза был крепок, но ещё и настороженно относился к современной медицине. – Да. Он много ворчал по этому поводу, но в последнее время желудок давал о себе знать, и врач прописал ему капсулы. Подозреваю, что в одной из них мог быть спрятан яд – и когда оболочка растворилась… На последнем слове её голос дрогнул, взгляд нашёл спину мужа, и на тёплые карие глаза навернулись слёзы. Женщина коротко кивнула, обозначив прощальный поклон, и поспешила к Асуме, мягко обнимая и утягивая дальше по террасе вдоль здания. Саске задвинул наружные сёдзи, предварительно выглянув наружу и оглянувшись по сторонам. Никого, кроме удалявшихся к себе супругов. Обернувшись обратно в комнату, он увидел Наруто всё так же стоявшим на прежнем месте и уставившимся пустыми ледяными глазами куда-то сквозь стену; его челюсти были сжаты так, что проступили желваки и как будто резче стали выделяться шрамы, которые парень не стал маскировать сегодня; пальцы стиснуты в кулак и не протыкают кожу ногтями только потому, что те слишком коротки для этого. Из горла полукровки вырвался сдавленный рык, полный бессильной злобы и всепожирающей ненависти. Здесь не помогут только лишь объятия и ласка. Учиха встал напротив любимого, пытаясь поймать его взгляд, и положил руки на его ссутуленные плечи, легко сжимая, провёл целой рукой до шеи, зарылся в растрепавшиеся за день светлые вихры – и наконец обратил на себя его внимание. В колком взгляде мелькнуло узнавание, затем веки парня и вовсе опустились, поддаваясь нехитрой ласке. Негромко проскулил: – Саске… Я хочу убить их, Саске. – Так и будет. Ты не один, Наруто. – Я не один. *** В больничных коридорах царили тишина и полумрак – никто и ничто не мешало передвигаться по ночной больнице. Немного снотворного в кофе от любезного лаборанта – и дежурная медсестра спит, давая парню час спокойной свободы действий. Пройдя в интересующий его блок с «коматозниками», он стал ходить от двери к двери, высматривая в полутьме нужный номер палаты. Вот она. Осторожно открыв дверь – больше по привычке, чем из практических соображений, ведь разбудить здесь никого не выйдет – он проскользнул внутрь. Темнота разбавлена тусклым светом с улицы, койка больного была скрыта перегородкой от второй – пустующей – койки у окна, будто бы эти крохи света могли помешать сну погружённого в кому человека. Через несколько шагов медработник замер над лежащим там мужчиной. Разглядеть что-либо под бинтами было практически невозможно, только рано поседевшие волосы неопрятным клоком топорщились на голове. Парень вздохнул: мужчина перед ним всё равно не жилец, он же читал его карту на случай, если анонимный доброжелатель собирается надуть его. Но всё верно. Выбрав одну из двух подсоединённых капельниц, медработник извлёк из кармана шприц с закрытой колпачком иглой, чуть постучал по нему и вколол содержимое в прозрачный мешок. Жидкость внутри внешне никак не изменилась, но зато теперь этот незнакомец не умрёт в агонии боли от многочисленных травм, а уснёт ещё крепче, чем сейчас, и не проснётся никогда где-то к позднему утру. – Вот и всё, дорогой. Спи спокойно. Так же тихо покинув палату, парень вернулся в свои помещения, отметив мимоходом, что дежурная ещё посапывает. Он решает «случайно» разбудить её минут через пятнадцать-двадцать, чтобы она видела, как он идёт куда-нибудь из лаборатории. Будто он никуда не выходил до этого. Достав мобильный, медработник кинул короткое смс своему неожиданному единомышленнику: «Он больше не будет мучиться». Ответ пришёл очень быстро, будто незримый собеседник караулил устройство денно и нощно: «Благодарю вас за Милосердие к моему дяде, прекрасный Ангел!» Кивнув своим мыслям, парень принялся за тесты, которые нужно закончить к утру. *** Уже в конце прощания, на пути к наёмному автобусу для сопровождения гроба на кладбище к месту захоронения у Наруто тихо зажужжал телефон, лежавший в мешочке на поясе оби; он несколько секунд смотрел на имя звонящего, прежде чем ответить: – Слушаю, – его лицо перестало что-либо выражать, лишая возможности любого случайного наблюдателя прочесть его. Услышав короткое сообщение по ту сторону, отдал распоряжение: – Я понял. Пожалуйста, позаботьтесь обо всём. Место, где они сейчас находились, присутствующие здесь люди, не имевшие ни малейшего понятия о войне – маленькой, секретной, подпольной войне, – которая уже на пороге, которая может затронуть их жизни, идущие по правилам и законам… это не позволяло Узумаки выпустить бушующую внутри ненависть. Закричать, раздирая голосом связки; избить руки в кровь обо всё и всех, кто попадётся на пути; полностью отдаться во власть когда-то надёжно сокрытого внутреннего зверя, растерзавшего почти такого же безумного мальчика несколько лет назад в городском парке… Хрустнул новой трещиной экран сжимаемого в руках смартфона. Крайне ненадёжная вещь, но легальная часть жизни требует идти в ногу со временем. На плечо опустилась рука; краем глаза Наруто машинально отметил мелкие рубцы на пальцах – по ним и узнал своего телохранителя. – Саске. Мы уходим. Полукровка развернулся, твёрдо зашагал прочь от автобуса к припаркованной золотисто-зелёной иномарке. Это был его автомобиль для поездки по делам фирмы, сегодня же он посчитал, что любимый им рыжий громила будет выглядеть неуместно. Какая глупость. Хлопнув дверцей, он завёл мотор, ледяным взглядом следя за приближением Учихи – тот извинился перед четой Сарутоби-Юки, прежде чем последовать за господином. Перехватив этот полубезумный взгляд, Саске решительно обогнул машину, заходя с водительской стороны: – Позвольте мне управлять автомобилем, Наруто-сама, – и, смягчившись, добавил: – Наруто, ты угробишь нас обоих, и мы никому не сможем отомстить за них. По реакции на звонок было несложно догадаться: звонивший сообщил о смерти Какаши-сана. Всё-таки логика и дедукция преподавались каждому в клане Учиха. Отставник же старался напомнить любимому, что он не один и не одинок. Что он не может кидаться опрометью в самое пекло, поскольку несёт ответственность за свой клан, за теневой город, за отцовский бизнес. Что у него есть партнёр, который будет с ним до конца, а может, и после. Наруто несколько секунд смотрел в почти одинаковые глаза Саске – сегодня протез выглядел естественно – затем отвернулся, перебрался на пассажирское сиденье, напряжённо смотря перед собой. С завидным упрямством телохранитель пристегнул своего не шелохнувшегося хозяина, затем себя и поехал прочь от дома Сарутоби, стараясь ехать быстро, но без превышения скорости: им проблем и так хватает, ещё по мелочи докидывать не хочется. По прибытии в особняк, Наруто приказал собрать всех якудза, что были там, в общей обеденной комнате. Людей оказалось немного: ещё не успели вернуться с похорон, в доме оставались только самые молодые члены клана, подростки Саске и малышка-Карин, которые не были знакомы со старшим Сарутоби. Наследник клана сидел на возвышении малой столовой, чья перегородка сегодня была небрежно сдвинута в сторону, холодно взирая на подчинённых, напряжённых неожиданным возвращением босса и собранием; Учиха стоял чуть позади господина. – Какаши-сан умер этой ночью в больнице, – жёстко, едва размыкая каменные челюсти, проговорил Узумаки – и все шокировано оцепенели, лишь Шино сохранил спокойствие, а Тен-Тен нахмурилась: она была старше парней и не столь наивно-оптимистична, как тот же Киба, и глубоко в душе предполагала такой исход. Накануне она была среди тех немногих, кому доверили тайком следить за коридорами – и видела не лучшее состояние наставника. Однако следующие слова подняли волну негодования: – Его отравили через капельницу. Лёгкая передозировка мор-р-рфия, как будто чей-то недосмотр-р. Наруто понял, что от переполняющего его гнева на непозволительно обнаглевшего противника начал буквально рычать. Глубоко вдохнув, он вернул себе иллюзию спокойствия; голос его звучал твёрдо и бескомпромиссно: – Киба. Берёшь сестру и едешь в его дом – собакам нужен уход. Не перечь! Это приказ! – парень и рта открыть не успел; испугавшись жуткой гримасы своего босса, Инузука закивал, затем судорожно поклонился и спиной вперёд, не вставая с колен, уполз к двери, осмелившись подняться на ноги только за ней. Такое распоряжение, прозвучавшее первым, казалось абсурдным, но… Хатаке любил этих псов, как собственных детей, и молодой господин не мог оставить вторую семью его опекуна. Кроме Кибы, столь же сильно обожающего собак, кто смог бы справиться с этой задачей? Потом Наруто мог попросту забыть о такой важной детали, и решил отделаться от этой проблемы в первую очередь, чтобы дальше посвятить себя сугубо поискам истины: – Остальные – полная мобилизация. Проверить и привести в надлежащий вид всё оружие. Предупредить заведения о повышенной бдительности. Тен-Тен. Возьмёшь у Саске контакт человека по кличке Кабуки. Закажешь у него необходимые стволы и всё, что посчитаешь нужным. Нам хотят объявить войну – мы будем готовы раньше, – из-за вздрогнувшего от этих слов Суйгетсу, Наруто обратил свой ледяной взор на них с Джугой: – Саске. Твои «птенцы» присмотрят за Карин. Головой отвечаете за девочку. Как только Ирука-сан и остальные вернутся – живо ко мне! Свободны! Босс и его телохранитель покинули комнату, не дожидаясь остальных, быстрым шагом направляясь в господские комнаты. Наруто разрывало изнутри самыми разными – но самыми негативными – эмоциями, не позволяя сосредоточиться хоть на чём-то. Мысли перескакивали, повинуясь этим злым порывам ветров отчаяния, ярости, ненависти, апатии… Ядовитыми соками текли они по организму, юноша почти ощущал их жжение вдоль вен. Рукоятки пистолетов позволяют охладить хотя бы ладони, но вскоре от долгой стрельбы нагреваются и они – и Наруто отбрасывает оружие на стол; металл глухо бьётся о тканевое покрытие, скользит по нему, пока не замирает в тишине тира, хотя по нему ещё гуляет отзвуками эхо пальбы. Манекен изрешечён, будто короедом поеден – но легче не становится. Отчаяние молит беспомощно кричать в пустоту вокруг; ярость и ненависть требуют жертвы, жаждут искупаться в крови тех, кто посмел причинить одинокому мальчику внутри него эту боль; апатия ласково зовёт запереться в уютной каморке, кутаясь в покрывало любимого… Саске. Точно, он ведь не одинок теперь! С ним Саске! Робкий луч пробивается во тьму мутного сознания полукровки, чтобы тут же угаснуть: а вдруг они заберут и его?! Как сквозь вату Наруто слышит голос, который не может узнать – да что там, он не уверен даже, где находиться, кажется, это кабинет? – и сообщает вести от Генмы: его наблюдатель убит, миссис Хартвелл с детьми исчезла. Вот откуда пахло предательской гнилью! Неужели она? Эта забитая сучка-гайдзин хорошо играла!.. Или нет? Было хоть что-то в ней, что… Где информация, он приказал найти на неё информацию, на всех его западных родственников найти… Строчки мелькали перед глазами, сливаясь в причудливые узоры, ускользая от Наруто вместе со смыслом. Что происходит? Почему он ничего не видит?! Сосредоточься! Сосредоточься, сосред… Резкая пощёчина выдёргивает из этого густого «морока», размытый туман перед глазами обретает форму, превращаясь в предметы: резная ножка стола, угол тумбы, разбросанные на полу бумаги… Взгляд цепляется за тёмную «чешуйчатую» руку, держащую его за ворот, и, скользнув глазами по ней вверх, бандит видит перед собой лицо, которого раньше не видел, наверное никогда. Точно никогда. Совершенно злой Саске. Он наблюдал за метаниями Наруто уже несколько часов, и вот, терпение переполнено. Учиха не хотел вмешиваться, зная вольный характер Узумаки, надеялся, что тот сам справится с обуревавшими его эмоциями – наверняка ведь разозлится на предложение помощи. Но больше он не может смотреть на саморазрушение будущего главы самого влиятельного клана города. Внутри Наруто вдруг тоже вскипела злость – бурлящая, почти детская обида, неожиданно заглушившая тот ураган, разрывавший его на части. И он полез драться с телохранителем, желая ответить ему за эту дурацкую пощёчину, от которой ощутимо горела щека. Саске справился с ним одной правой – буквально. Как-то подсознательно он решил не использовать потенциально смертоносное оружие, больше для конспирации зовущееся протезом. Скрутив господина полицейским захватом, он прошептал, иногда переходя на тихое рычание: – Ты не ел со вчерашнего вечера. Новости вытянули последние силы. В таком состоянии тебе меня не одолеть. Прижимаясь носом к затылку почти у самой шеи, Учиха невольно вдыхал запах тела полукровки, и на сей раз в этом действии не было ни капли сексуальности. Он парня кисло пахло потом, тоской, какой-то болезненностью, как от тяжелобольных. Мужчина гораздо больше любит, когда от его возлюбленного пахнет травами рукотворного мыла, перманентным потом, постоянно покрывающем кожу – естественным, живым, пахнет уверенностью и озорством. Отставник решительно поднял сопротивляющегося парня на руки, собираясь отнести его в общую купальню – той небольшой европейской ванной комнаты, куда можно попасть из спальни наследника, недостаточно для его задумки. Если в середине дня кто-то вздумал там отдохнуть – он просто выкинет его во двор нагишом! – Куда ты меня тащишь, ттебайо! – он ощутимо колотил по груди и ближайшему плечу. Ел он давно или нет, а раз через два удар выходил что надо. – Вам надо освежиться, Наруто-сама. Саске уже удалось морально взять в руки хотя бы себя – если они оба будут не в себе сейчас, то ничего путного из этого не выйдет. Хоть один должен оставаться при рассудке – уже звучало как мантра. Находиться вот так, в чужой власти не то что морально – физически... Это было непривычно для Наруто, независимо облазившего все ближайшие заборы и свалки, чуть ли не как только научился ходить. Никто и никогда не водил его за ручку на площадки или по городу, не контролировал перемещения – только присматривали и выручали, если уж совсем фатальная ситуация обещала быть. Это закаляло. Сейчас же… не будь Узумаки так истощён недавним буйством так и не получившей выхода агрессии, он бы непременно проанализировал отношение к своему подчинению, но. Сейчас, очевидно, есть вещи поважней. Потому он перестаёт брыкаться, вяло размякая в сильных руках. С него легко стягивают так и не переодетое траурное кимоно, уводят в ванную – лицо и тело обдаёт горячим паром. Усаженный на жёсткий деревянный табурет, Наруто чувствует лишь руку Саске, повинуется любому его прикосновению: поднимает руку, стоит за неё потянуть, сдвигает колено, едва скользнёт по нему горячая ладонь… Учихе неудобно намыливать мочалку душистым мылом, но он справляется; с нужным давлением проводит по смуглой коже, выдавливая пену, стирая дорожную пыль, городской смог и тяжёлые мысли. Они оба молчали, монотонные движения и тихий перестук шиши-одоши приводили разум в какое-то медитативное состояние, позволяя мыслям течь мимо, не задерживаясь тяжёлым грузом на прикрытых веках и трепещущих, выгоревших на солнце ресницах. Узумаки погружался всё глубже и глубже в себя, стоило его мужчине взяться за его всклокоченные потными ладонями волосы: отставник мастерски массировал кожу головы, втирая ароматный ментоловый шампунь, проходился жёсткими подушечками пальцев по виску, с нажимом скользил за ухо, затем к основанию шеи – и симметрично с другой стороны, насколько позволяла приобретённая ловкость однорукого солдата. Шампунь приятно холодил голову – буквально и в переносном смысле – давая наконец возможность мыслить хладнокровно, особенно в контрасте с окружающим их горячим паром. Когда наследник почувствовал лёгкий толчок ладонью между лопаток, то послушно наклонился вперёд и зажмурился, позволяя смыть с себя все очищающие средства. Вытерев глаза ладонью, парень отбросил мокрые, потемневшие пряди назад и сел прямо: – Я знаю, что они делают, Саске, – повернувшись к собеседнику, он решительно взглянул на него: – Они лишают меня поддержки старших, ведь для них я всего лишь мальчишка, который растеряется, оставшись без опеки наставника и старого якудза. – Тогда «тобой» будет легко манипулировать, даже убивать нет необходимости, – хмуро продолжил мысль Учиха, заслужив утвердительный кивок господина. – Только вот – помнишь? – я не брошенный щенок, которого посадишь на цепь и корм – и он будет тебя слушаться. Я дикая лисица, меня так просто не удержишь! Теперь этот азартный оскал больше не пугал Саске; хуже того, его лицо зеркально отразило эту «улыбку».