Раз уж начал — побеждай

Я лихорадочно отдернул вниз свой наряд. Снова тонкая ткань сползла с плеча. Черт! Неужели нельзя найти какую-то золотую середину, чтобы и низ закрыть, и верх! На меня уже все трибуты оборачиваются, смотрят, глазами прожигают… или еще хуже — раздевают. До начала Парада Трибутов еще около двадцати-тридцати минут, а у меня уже подкашиваются ноги от страха. Топчусь рядом с колесницей один, жду кого-нибудь, рядом с кем можно было бы чувствовать себя хоть капельку увереннее… Но Дилана нет, и я даже понятия не имею, где его черти носят. Мимо снова проходят двое трибутов из Четвертого вместе со своими стилистами. Девчонка бросает мне понимающий взгляд, я с трудом выдавливаю улыбку. Мда уж, пожалуй, среди всех трибутов, мой костюм еще не самый худший: этих вон в рыб нарядили… Снова бегаю глазами по толпе в поисках знакомых лиц. Боже, почему здесь так много народу, даже в глазах пестрит… Почему эти капитолийцы вечно норовят вырядится как петухи? И почему абсолютно все стилисты хотят сделать и нас такими же? Взять хоть Розу. Что бы ей Дилан не говорил про то, что важно показать трибутов по-своему особенными, выделяющимися из общей серой — хотя почему серой? как раз таки наоборот — массы, она явно как-то не так поняла его слова. И в результате что? В результате мы с Гарриэт на на Параде Трибутов будем разодеты как древнегреческие боги плодородия. Сам не замечаю, как от волнения тяну в рот пальцы — привычка у меня такая вредная, грызть ногти. Отдергиваю руку и снова поправляю спавшие лямки. Холодно… Хоть бы плед какой дали, пока тут под ночным небом начала жду. — О, вот ты где! — ко мне подлетела синий вихрь-Роза, и, не давая мне опомнится, сунула в руки горсть каких-то белых кубиков. Я узнал в них сахар, — Держи лицо ровно, надо подправить макияж! — заявила она и тут же полезла какими-то кисточками и фломастерами к моим глазам. При чем тут сахар, я так и не понял. Но спросить постеснялся. Мало ли что этой синеволосой в голову пришло? В конце концов, Дилан же объяснял мне, что я могу на нее положится, и, пусть она слегка резкая, но плохого уж точно не желает. После недолгих манипуляций с моими веками, просьбами закрыть и открыть глаза, приоткрыть чуть рот и почмокать губами, она от меня наконец отстала, напоследок показав мне в маленьком зеркальце мое отражение. Ну точно: она сделала из меня еще одного «клоуна» — спорим, если бы Дилан был здесь, он бы именно так и выразился. Подкрасила глаза золотыми тенями, а часть, под правым глазом тонкой кисточкой вырисовала несколько изящных маленьких красных цветков… маки, кажется, выглядят как настоящие. Губы высветлила до неузнаваемости и тоже немного позолотила помадой. И в завершение ко всему она сейчас пытается снова зачесать в нужную сторону мои волосы расческой, чтобы из-под челки торчал только один глаз. Спорить не решаюсь. Как только Роза заканчивает с моим образом и отходит в сторону, я сдуваю пряди волос в сторону. Не люблю я челку. Проходит еще какое-то время. Не знаю сколько, может, всего две минуты, но кажется, что вечность. Часов нет, Роза куда-то убежала, а ноги все так же подкашиваются и отказываются держать от одной мысли о том, что мне придется показаться на глаза тысячам капитолийцев практически обнаженным. Тот костюм, который выбрала для меня мой стилист, вообще с натяжкой можно было назвать одеждой: так, просто дорогая светлая ткань, которая с трудом прикрывает бедра, дорогущие пуговицы на плечах и тонкий пояс. И никаких тебе штанов… Я понял, что от волнения крошу сахар в руках. Как-то машинально перекладываю остатки кубиков во вторую руку, а первую ладонь облизываю языком, собираю себе сладкие крошки. Надо же, не думал, что когда-нибудь буду вот так есть сахар… Соня бы меня прибила, если бы узнала. Краем глаза, наконец, замечаю Дилана и… Гарриэт. Только они не идут ко мне, стоят в стороне и о чем-то беседуют. Дилан во всю жестикулирует руками, что-то рассказывает, явно смешное. Гарриэт улыбается во все тридцать два, ненароком касается его плеча, кажется по-забывчивости трет щеки. К ней подлетает Роза ругается, что смазала макияж и тоже лезет поправлять. Не могу это видеть. Отворачиваюсь, снова пересыпая из ладони сахарный песок. К ней он подошел… Наверняка сказал что-то по повода ее костюма, ей-то идет. Длинное светлое платье, открытые бедра с боков, красивая голая спина, волнистые волосы собраны в высокий пучок… вот кто точно богиня. И никаких дебильных маков, только золотые узоры на темной загорелой коже. Больше всего сейчас мне хотелось убежать куда-нибудь, зарыться в самый темный угол… или уж лучше сразу на Игры. — Шикарно выглядишь, детка! — сзади слышится знакомый голос. Я только поджимаю плечи, все так же стою к нему спиной. Не хочу смотреть Дилану в глаза, мне стыдно. Он издевается, а я… а я не смогу вот так в таком виде на Парад, а уж тем более перед ним… Я не Гарриэт. — Томми? В голосе Дилана слышалось волнение. Я не повернулся, от этого теперь только сильнее хотелось провалиться сквозь землю. К глазам подступали слезы. Теплые пальцы обхватили мои плечи, а потом Дилан легко, как куклу, развернул меня к себе. Глаз я на него не поднял, однако чувствовал, как он бегает глазами, оглядывает всего меня с ног до головы. А потом осторожно, будто боится разбить или сломать, чуть касается пальцами подбородка и поднимает вверх, заставляет посмотреть на него. Ему не понравится то, что он увидит. Дилан хмурится недовольно, ничего не говорит, достает из кармана платок и очень осторожно промакивает мои глаза, собирает на белую тканью всю соленую влагу с глаз. — У Розы очень красивые маки получились, — с серьезным лицом замечает он, — Будет обидно их смазать. — Угу, — киваю, а сам еле сдерживаюсь, чтобы не уткнуться в него и просто сдаться, дать волю слезам. — В чем дело? — Я урод… Не смогу, Дилан, ты сам говорил, что… Роза она… я не… — я пытался сформулировать свою мысль, но получалось слабо. — Тшш. Я говорил, многое, да, — смахивает с лица мою челку, растрепывает волосы, — Но не говорил того, что наряды трибутов должны отражать дух своего дистрикта. Роза лучше знает, она не первый год одевает наших. — А если бы Роза решила голыми бы нас выпустить? Мы ж оборванцы, нищий дистрикт… — Послушай, Томас! — Дилан встряхнул меня за плечи, — Ты красивый, ясно? Ты особенный, от тебя невозможно оторвать глаз, ты просто сядешь в колесницу и… и покоришь всех там, потому что ты… — Дилан замялся, — … Я сам настоял на то, чтобы вам именно такие наряды дали, потому что нам очень важно первое впечатление. От него зависит, понравишься ты людям или нет, а значит и твоя жизнь. Ты сможешь им понравится, раз нравишься таким и мне. Я смотрел в эти потемневшие карие глаза, как завороженный. Слова били по ушам, а остальные звуки будто вовсе исчезли. Неужели он все это серьезно? Я так хочу ему верить… — Вот что, детка… — Дилан, наконец, отпустил мои плечи, закатал свой рукав пиджака и снял браслет, — Возьмешь его с собой на Парад, не снимай, — Он поднял мою руку, перекрестил браслет на двое и перевязал мое запястье, чтобы браслет не свалился, — Представь что это… что это просто большой карнавал, праздник, ладно? Держись за колесницу и представляй, что я всегда рядом, хорошо? Что… стой, что это? Я понял, что до сих пор сжимаю сахарные кубики в ладони, а песок время от времени просыпается на землю, прямо под ноги в плетеных сандалях. — Сахар. Я не успел съесть… — Съесть? — глаза Дилана сверкнули странным огоньком, а уголок губ пополз вверх, — Детка, это сахар для лошадей. Ну ты и жадинка, все сам схомячить решил? — он засмеялся. Я и сам смущенно опустил глаза, не в силах сдержать улыбку. — Трибуты по коням! Трибуты по коням! — в колонках над нами раздался сигнал к началу Парада. Я почувствовал как задрожали колени. Дилан тоже заметил, что я как-то напрягся, поэтому ловко подхватил меня на руки. Я даже ойкнуть не успел, как тут же оказался ногами на колеснице, все так же держа этот дебильный сахар в руках. Гарриэт тут же заскочила следом, даже не удостоив меня и парой взглядов. Я с паникой посмотрел на Дилана. — Держись покрепче за колесницу и постарайся не свалится, — только подмигнул он мне.