Раз уж начал — побеждай

— Почему он наглотался этих таблеток? Почему столько много, почему смешал с алкоголем, все знают, что нельзя… — я в панике хватался за голову. Ава, которая все это время прощупывала пульс, прикладывая к шее мальчишки пальцы, смерила меня строгим взглядом. Я знал, что дальше она скажет, но остановить ее не успел. — Посмотри, до чего ты довел беднягу! Думаешь, что ты лучше всех знаешь, что им нужно, думаешь, раз сам прошел Игры, то все лучше всех знаешь? Не надо было советовать ему снотворного! — она пыталась меня побольнее кольнуть. Я давно привык к ее упрекам по поводу моей жизни, но сейчас лишь упоминание того факта, г д е я был и ч е р е з ч т о я прошел, заставило меня содрогнуться. Ее слова действовали на меня, как красная тряпка для быка, вот только разогнаться и напасть на нее как следует, мне не дали. — Я не советовал ему таблеток! И уж тем более смешивать их с алкогол… — Он же тебе в рот заглядывает! Каждый день смотрит как ты бухаешь, чтобы забыться, думаешь из-за чего Томас сделал также? А что если он просто решил с собой покончить до Игр, потому что не хотел идти через все это дерьмо, как ты! Оглянись что ты сделал с ним, раз он даже несколько дней подождать не смог, а решил умереть здесь и сейчас, потому что не может больше видеть человека, который изнасиловал его… — Я его и пальцем не тронул! Он сам приш… — Он влюбился в тебя, Дилан, как ты не замечаешь этого? Я осекся. Губы сами прошептали немой вопрос. Я не понимал, как такое возможно: Томми не мог, за такое короткое время он просто не мог этого сделать, потому что… Он ведь ненавидит пьяниц, он ненавидит то, во что людей превращает алкоголь, а учитывая мой образ жизни… Это невозможно! Я не давал ему повода, я не… Неужели это все из-за того поцелуя в поезде? Неужели потому, что я все время вижу в нем ЕЕ, неужели я стал из-за этого как-то по-особенному относиться в пацаненку? Это не должно было быть так… Ава сочла мое молчание и ошеломленные глаза за свою победу. Сказать я больше не мог ничего, ровно как и посмотреть ей в глаза — не потому что мне стыдно было, как она наверняка подумала — я смотрел на него. Еле дышит, вот почему все то время, пока он лежал в моей постели, он был такой тихий… Не успел я подумать о том, почему так долго не приходят врачи, как в комнату вошли пару миротворцев, а за ними двое человек в белоснежных халатах. Я отшатнулся в сторону, боясь вздохнуть лишний раз, боясь упустить хоть слово из сказанного ими, потому что в ушах дико гремел пульс. Я обещал, что до Игр он выживет. И в итоге из-за меня он при смерти.

***

Я опять лежу на кушетке и пялюсь в потолок. Бездумно снова прислушиваюсь к шороху и тихому размеренному дыханию рядом. Томас пока не просыпался, но врачи сказали, что с ним все будет в порядке, надо только ждать. Какой идиотизм, черт возьми. Я так счастлив, что они успели вовремя, но и одновременно в ужасе, что Томми мог так просто умереть от каких-то сраных кругляшек. И алкоголя, конечно. Но не думайте, что после этого я зарекусь пить. Конечно, здесь в Капитолии технологии — высший класс. Чего только стоили те инъекции, которые еще до Парада Трибутов вводили Томасу, чтобы в момент убрать с тела все синяки и по большей степени излечить царапины и шрамы — не поверил бы, что такое возможно, если бы не увидел результат своими глазами. И сейчас для этих зажравшихся гениев ничего не стоит вытащить человека с того света. Конечно же, чтобы потом его зрелищно убили на Арене. Какой идиотизм, черт бы их всех побрал. Мне разрешено было находиться в его палате как только они закончили делать промывание. В организме еще осталась некая доза снотворного вкупе с алкоголем, однако не настолько значительная, чтобы вызвать остановку сердца, но проблемы с желудком, тошнота и слабость парнишке обеспечены. На тренировки он сможет вернуться уже через сутки (и то, такие выходные ему дали лишь для того, чтобы, цитирую, «общий туалет не засрал»). Странное дело — пока в соседней палате отлеживалась Гарриэт, с открытым переломом ноги, я не навестил ее ни разу, за исключением того для, когда ее, собственно, сюда и доставили. Почему же Томас? У девчонки ранение намного серьезнее, у нее намного больше шансов выжить на Играх, это ей я должен уделять больше внимания, потому что это р а з у м н о: помогать тому, кому от этого будет польза. Так почему же Томми, почему этот мелкий мальчишка, почему у Гарриэт не могло быть его глаз, которые мне так напоминают Каины… почему вообще трибуты? Почему вообще со мной? На постели рядом раздается тихий голос, который зовет. Меня, сестру, снова меня… Я сам не понимаю, как подскакиваю с пустующей койки рядом и оказываюсь у двери, хватаясь за ручку, но не отрывая от него глаз. Томас втягивает носом воздух, снова бормочет что-то, переворачивается на другой бок, все еще находясь на грани сна и реальности. Бесшумно отпираю дверную ручку за своей спиной, тихо толкаю от себя, ругая за то, что сейчас хочу сбежать, уйти после стольких долгих часов около его постели. Если Ава Пейдж права, если он и правда влюблен в меня, то лучше ему не знать, что я был здесь. И мне лучше уже взять себя в руки и перестать относиться к нему н е т а к. Я ухожу, так и не смея оторвать от него глаз. Дверь в палату закрывается уже снаружи. Моя спасительная преграда.