Спустя столетие

Дни для юного Гоголя пролетали незаметно, ведь университет парень частенько посещал даже в свои выходные, проводя занятия вместе с Пушкиным. Где-то Коля помогал мужчине: тот ещё не очень хорошо ориентировался в новом учебном заведении, а где-то просто проводил совместные занятия. Ученикам нравился такой дуэт, так как они знали, что их «олд-препод» (так они Николая начали по доброму называть с появлением Пушкина) тоже пишет и стихи, и даже рассказы. Материал дети стали улавливать лучше, а Данишевский ходил и тяжело вздыхал, когда видел Гоголя на работе в свой законный выходной. — Хоть принудительно отпуск давай Вам, Николай, всё равно на работу прибежите! — ругал он парня за переусердство, а тот, в свою очередь, виновато почесывал затылок. Гуро же как положено отдыхал в свой отпуск. Не сказать, что дни были очень насыщенные, скорее спокойные и умиротворенные. Следователь проводил время то дома, за книгой и бокалом вина, то в компании своего знакомого хирурга — Леопольда Леопольдовича Бомгарта, то пытаясь свидеться с Гоголем, который постоянно отмахивался, оправдываясь работой. — Разве у тебя сейчас не два через два график? — интересовался кареглазый, скрывая свое возмущение. — Да, но я всё равно прихожу ежедневно. Саше помогаю «исследовать» университет, да и бумажной работы много, — с виной в голосе отвечал Гоголь. — Что, товарищ Пушкин сам ходить не может, чтобы изучать универ? — голос предательски срывался, раскрывая раздражение. — Нет, почему же… Прости, я действительно занят. Давай в другой раз, — отвечал Коля, не дожидаясь ответа и сбрасывая трубку. Яков удивленно смотрел на экран и, громко втягивая носом воздух и тяжело выдыхая, наливал себе в стакан ещё виски. Мужчина скучал по этому застенчивому, но при том открытому мальчишке. Сколько они не виделись? Почти две недели, а казалось, что целую вечность. Гоголь, конечно же, тоже скучал, правда этого он этого не осознавал, затянутый в компанию известнейшего писателя нашего времени. Отпуск Гуро подходил к концу, всего несколько дней отдыха и вновь работа, по которой мужчина тоже успел соскучиться. Сегодня у Алексея Данишевского был день рождения. По этому поводу мужчина решил устроить корпоратив. Удачно совпало, что праздник был в субботу, так что «отдыхать» можно было не жалея сил и здоровья. — Ну что Коль, идешь сегодня на праздник? — весело спросил Пушкин коллегу, проводив взглядом последнюю на сегодня группу. — Что? На какой? — Гоголь не был тем человеком, который следит за праздниками по календарю, чтобы успеть купить выпивку и потом напиться в зюзю. Собственно, и сейчас он понятия не имел о каком празднике идет речь. — Как какой, — Александр улыбнулся, подойдя к Коле и забирая из его рук документы, и как бы невзначай соприкоснувшись руками. — Сегодня у Данишевского день рождения. Коля дернулся, поспешно убирая руки в карманы брюк и скрывая порозовевшее лицо отвернулся к своей сумке. — Правда? Какое сегодня число? — Двадцать седьмое июля, ребёнок, — усмехнулся Пушкин и, последовав примеру, сложил нужные бумаги в свой рюкзак, после накинул его на плечо. — Двадцать седьм… — Гоголь запнулся. — Ребёнок? Я не ребёнок. — Да? А забегался так, что даже потерялся в датах. Как ребёнок, ребёнок. — Перестань, — умоляюще произнёс темноволосый и медленно повернулся обратно к собеседнику. — Придётся идти, Данишевский начальник как-никак, — Вздохнул Гоголь. Пушкин усмехнулся и поторопил коллегу, приобняв того за плечи. Колю это действие приободрило неплохо, так как хотелось поскорее избавиться от чужой руки на своем плече, от которой дрожь шла по телу. Как назло ключи от актового зала были у Гоголя, так что пока он закрывал дверь, пушкинская рука по прежнему покоилась на плече юноши. — Ты так нехотя идешь на торжество, были какие-то другие планы? — рука на плечах чуть согнулась, будто притягивая Гоголя к хозяину. — Да нет, просто… Просто мой друг все пытался увидеться со мной, а я весь в работе, не хорошо получилось. — Выдавил напряженный Коля. — Яков который? — Угу. — Не самый приятный тип, — Пушкин поморщился, а голубоглазого как подменили. Лицо тут же приняло серьезное выражение, спина выпрямилась и теперь Гоголь выглядел ещё выше Александра, чем обычно. Парень наперекор своей робости скинул наконец злосчастную руку и всем корпусом развернулся к коллеге. — Это, позвольте узнать, почему же? — Ну не знаю, мне он показался не самым приятным мужчиной. А я видел много мужчин, — на этой части предложения Пушкин как-то странно, как показалось Коле, улыбнулся. — И из всех, кого я знаю, он занял твердую тройку в списке нелицеприятных. — Ну знаете ли, Александр Сергеевич, очень бестактно с вашей стороны судить Якова Петровича лишь по одной встрече, с учётом того, что вы обменялись лишь парой слов, а конкретно — своими именами. Гоголь вспыхнул как спичка, очень оскорбившись за друга, чего не упустил бы от внимания и глухой, и слепой, и косой. Пушкин то уж точно заметил. — Ладно, Коль, не кипятись. Прости, — писатель положил ладонь на колино плечо. Тот, в свою очередь, тяжело вздохнул, расслабляясь. — Прости, что вскипел, — спичка потухла так же быстро, как и загорелась. — Да забудь. Итак, вопрос жизни и смерти, — Пушкин снова улыбнулся. — Гоголь Николай Васильевич, идёте ли Вы на торжество? — И Коля сломался. — Нужно хоть что-то ему купить, я не могу без подарка. Мужчины обменялись улыбками и поспешно вышли из университета. Они сели в машину, которая вскоре ехала в направлении ближайшего торгового центра. Мнения сошлись на том, что там много магазинов и будет проще что-нибудь выбрать, также сошлись на том, чтобы купить Данишевскому новые часы. — Думаешь ему понравится? — уточнил Пушкин. — Надеюсь. Но я точно помню, что на днях он разбил свои старые и теперь по привычке время от времени просто пялится на своё левое запястье, — рассмеялся Коля, а водитель подхватил. Мужчины обошли наверное все магазины с часами. Наконец, спустя минут сорок обхода всего ТЦ и всех магазинчиков, где продавались часы, парни выбрали одни дорогие. Они были серебряные, водонепроницаемые и, по заверению продавца-консультанта, очень прочные и много лет не остановятся. Скинувшись и оплатив сумму напополам, учителя направились обратно и успели к самому торжеству. Алкоголь как раз уже был открыт и пустовали лишь их два места. Данишевский тут же встретил писателей. — Ну наконец-то! Я уж думал вас увольнять, — пошутил начальник и сам посмеялся над своей шуткой. Вообще из ректора шутник был такой себе. Над его шутками смеялись либо все, но жутко неловко, либо только он сам. Конечно, никто ему об этом не скажет: желания лишаться премии нет ни у кого, так что все терпят, а после недоумённо переглядываются между собой. Гоголь по-честному старался не пить, так как все еще планировал встречу с Яковым. Планировал на самом деле он её ещё давно, но не складывалось. Да кого он обманывает. Складывалось, однако новая компания всегда интереснее старой, не так ли? Хотя и не скажешь, что следователь — старая компания. Пушкин же уверенно вливал в себя алкоголь, а когда заметил, что Коля не пьет, то устремился к нему, сев рядом и пытаясь спаивать. Последний отнекивался, однако, чтобы коллега отвязался, выпил один бокал вина. Правда отчасти это было сделано ещё и ради приличия. Следом пошел второй и третий и ноги уже держали не так уверенно, хотя разум был в трезвом состоянии, что не могло не радовать. Трезвое мышление дало мысль прикинуться более пьяным, чем есть на самом деле и уйти в туалет. Как только дверь закрылась и замок был защелкнут, голубоглазый тут же достал телефон и глянул на время — половина седьмого вечера. Ещё не поздно, чтобы увидеть того, по кому соскучились глаза. Пальцы быстро набрали текст сообщения и отправили его. «Привет, надеюсь ты не занят. Я сейчас на корпоративе, сможешь забрать меня?» Ответ не заставил себя ждать. «Ты пьян? Скоро буду.» «Я выпил пару бокалов. Но если ты не поторопишься, то будет пару десятков, с учётом того, как меня хотят напоить.» «Уже еду.» Гоголь улыбнулся так, будто он маленькая девочка, которую со школы должен забрать ее взрослый парень, на зависть всем. Относительно так оно и было, если не учитывать некоторые детали. Коля в общем-то так и поступил. Выйдя из уборной, его тут же позвал Александр, помахав рукой. — Что такое? — поинтересовался длинноволосый. — Часы. Мы их не подарили, — Пушкин достал коробочку с подарком из кармана. — Давай сейчас. — Да, давай. Подарим и я пойду. За мной сейчас приедет машина. Пушкин на это как-то странно сморщил лицо и поднялся со стула, постукивая по бокалу с вином чайной ложечкой. Все тут же замолчали, обращая внимание на двух учителей литературы. Александр Сергеевич воодушевленно произнес тост и поздравительную речь, а Николай с улыбкой качал головой и лишь в конце сказал о подарке. Данишевский обрадовался, как ребенок, которому подарили большую и давно желанную игрушку. Остальные преподаватели похлопали и продолжили набивать свое брюхо едой и выпивкой. Гоголь еще раз поздравил ректора и попрощавшись со всеми направился к выходу, около которого его догнал пьяный Пушкин, положив голубоглазому тяжёлую руку на плечо. — И куда ты от меня побежал? — Я же говорил, что меня ждет машина, — длинноволосый отвернул голову от неприятного запаха изо рта собеседника. — Саш, ты пьян. Пушкин улыбнулся: — И ты тоже. Парни вышли из здания и Гоголь просиял, увидев знакомую машину, а в ней — Гуро, который терпеливо ждал своего загулявшегося товарища, поглядывая на вход через лобовое стекло автомобиля. Писатель был замечен следователем, который улыбнулся в ответ. Однако улыбка тут же сползла с красивого лица, как только был замечен второй поэт, а глаза, как по сигналу закатились. Коля уже хотел было броситься к автомобилю, но и улыбка Николая вмиг исчезла, так как он был притянут чужой рукой плотнее к себе, которая всё это время была на плече и благополучно забыта. Пушкин был в стельку пьян и прошептал в ухо голубоглазого что-то неприличное. Гоголевские глаза тут же округлились и по телу прошла неприятная дрожь. Причиной это стало то, что к фразе было добавлено действие, которое Коля совсем не оценил. Пушкин куснул парню мочку уха, аккуратно лизнув ушную раковину языком, после чего уткнулся носом в длинные волосы и вдохнул их аромат. — Александр Сергеевич, вы пьяны и не соображаете, что делаете, — Гоголь вырвался из своеобразных объятий. — Прошу меня простить, но мне пора. Юноша словно подлетел к машине, которой кипел от злости Яков, наблюдавший за всей картиной. — Прошу, поехали быстрее, — взмолил Коля, яростно вытирая ухо и заправляя волосы за него, которые как назло лезли обратно на лицо. — Я его живьем закопаю, — тихо процедил сквозь зубы следователь, но всё равно был услышан. — Я бы рад помочь, но не будем забывать, что твоя работа — наказывать таких людей. — Бога ради! Я раскрываю преступления по таким мелким уликам, что убив его — не останется ни одной! — Тогда ты будешь как Тесак, — та самая красная кнопка, которая обычно во всех фильмах является опасной. Так и сейчас. Коля, не подумав нажал на нее, запустив механизм. Гуро теперь был как бомба замедленного действия, а Гоголь закрыл рукой рот. — Ой… Прости, я не это… Машина резко остановилась на дороге. Благо она была пустая, несмотря на то, что еще всего семь часов вечера. Следователь молча смотрел вперёд, сжав в руках руль так сильно, что казалось, будто он его сейчас оторвёт. Сейчас бомба либо взорвется… — Яш, пожалуйста, прости, — голос чуть дрогнул. — Я правда не это имел ввиду… …Либо у бомбы вовремя обрежут нужный провод и все будут живы-здоровы. Машина вновь поехала. Оставшуюся дорогу (Коля, к слову, понятия не имел куда они едут) мужчины ехали молча. Автомобиль остановился у парка. Гуро заглушил двигатель, вышел из машины, встал оперевшись на капот и закурил. Тяжело вздохнув и выпуская вместе с воздухом дым, следователь чуть расслабился. Сегодня Питер радовал теплой погодой, что не могло не доставлять удовольствие, ведь прошла уже половина лета, а почти всё это время либо лил дождь, либо дул ветер. Коля сидел в машине, смотря на широкие острые плечи, которые хотелось обнять. Смотрел на длинную, тонкую шею, в которую хотелось уткнуться носом. Смотрел на острые скулы, по которым хотелось провести ладонью. Щеки покраснели только от одних лишь мыслей, а страх быть отвергнутым крепко застрял внутри. Однажды юношу уже оттолкнули от себя, хорошенько потрепав перед этим. Да так, что от одних лишь воспоминаний ломит кости, которые давно заросли. Гоголь не был одинок. С ним все эти года жил страх и ненависть к себе от того, что он не такой как все. Страх и ненависть жили в писателе, давая почву для новых произведений. Коля тяжело вздохнул, убрав эти мысли далеко, хотя бы на время и тихонько вышел из машины. Он ведь мог обнять Якова, верно? Просто… По-дружески. Он так уже делал однажды и не получил за это пинка под зад, правильно? Собрав всю последнюю волю в кулак, голубоглазый встал напротив следователя и аккуратно забрал из зажатых губ недокуренную сигарету, кинув её в сторону. Гуро удивленно поднял брови, а Коля робко обнял мужчину, положив голову на его плечо. — Не злись на меня, пожалуйста, — шепотом начал юноша, чтобы голос не дрожал. — Я правда не это имел ввиду. Карие глаза Якова медленно закрылись и он вновь тяжело вздохнул, крепко обнимая парня в ответ. — Я не злюсь на тебя, Коленька, — мужчина говорил вполголоса. — Точнее не на тебя. Есть человек, который приводит меня в бешенство и это абсолютно точно не ты. Гоголь был безумно счастлив ответному объятию и стоял бы так вечность, однако оторвался, чтобы посмотреть на Гуро. — А кто тогда? Вот и что сказать? Что ответить? «Я буквально ненавижу Пушкина, потому что вы проводите вместе слишком много времени и на его месте должен быть я, ведь влюбился в тебя как мальчишка»? Глупо… Как же глупо. «Мне за сорок, я старше тебя в два раза и боюсь признаться в том, что влюблен»? Будь что будет. — Один кудрявый джентльмен, — Яков сжал кулаки. — Что он сказал тебе там, на входе? — Он спросил: «Может продолжим у меня?» и закусил мое ухо, — Признался длинноволосый, боясь хоть как-то пошевелиться. Парень чувствовал вину перед следователем, хоть и не был ни в чем виноват. — И вообще. Чего ты так злишься на него?! Тебе не всё равно? — Почему так злюсь? — Гуро наклонился к уху Гоголя, переходя на шёпот. — Потому что я хотел сделать так еще очень давно. — Следователь нежно зажал мочку колиного уха губами и чуть оттянув, отпустил, после чего поцеловал в висок. Гоголь застыл, не зная как реагировать. По телу пробежали приятные мурашки. Яков же как стоял, так и остался, выражая полное спокойствие. Несмотря на это внутри бурлил вулкан, жерло которого выплеснулось на щеки, которые вмиг стали красными. Коля же всё ещё стоял неподвижно. В голове путался клубок мыслей, догадок и непонимания. Это всё ведь значит только одно, верно? — Яша? — Да? — Я люблю тебя, — юноша робко отстранился от следователя, чтобы заглянуть в омут карих глаз и улыбнуться. — И я тебя люблю, Коленька, — Гуро вздохнул с таким облегчением, что, казалось, чуть не сдул Гоголя с места, ведь тот действительно пошатнулся. Посмеявшись, мужчины посмотрели друг другу в глаза, и Коля чуть привстал на цыпочки, чтобы поцеловать Якова. Последний пошел на встречу, опустив голову, и губы, которые так давно желали коснуться друг друга, наконец слились вместе в одном поцелуе.