Осадок зла

Ледяная вода, хлеставшая из крана, совсем не остужала горячечную кожу. Леда старательно плескал ею в лицо, но легче никак не становилось. Голова гудела, его подташнивало, как с перепоя, а сновидение, из которого он вырвался несколькими минутами ранее, не отпускало, оплетая своими скользкими щупальцами. Вскинув голову и уставившись на отражение в зеркале, Леда с трудом сдержал ругательства. Выглядел он, без преувеличения, отвратительно – с синюшными тенями под глазами, запавшими щеками и серой бледностью мертвеца. Он даже не заметил, когда успел так похудеть. Закрыв кран, Леда медленно опустился на край ванны и устало закрыл глаза. Пока шумела вода, было как-то легче, а сейчас он оказался в оглушающей тишине и отчетливо слышал биение своего сердца, которое никак не могло успокоиться. Вытирать лицо он не стал, теперь вода стекала по щекам, подбородку, капала на его голые, ничем не прикрытые колени, пока Леда с мазохистской настойчивостью перебирал подробности сна-воспоминания. Еще одного, очередного, особенно противного – то давнее событие в его жизни было настолько ужасным, что и врагу не пожелаешь. Он учился на первом курсе, учебный год только-только начался, Леда перебрался в столицу из Камеямы и мало ориентировался в происходящем вокруг. В тот вечер с парочкой вновь приобретенных приятелей они отправились в клуб, где проторчали пару часов и переместились в следующий. Потом еще в один, и уже ближе к утру все закончилось в каком-то баре на окраине. Леда реальный не помнил, как называлось то сомнительное заведение, слишком уж пьяным был, когда туда попал. Леда в сегодняшнем сне узнал, что вывески на входе в бар попросту не было. Там же за стойкой он и познакомился с Дайчи – по крайней мере, тот парень, здоровый, с коротко стриженной башкой, представился именно таким именем, которое до сегодняшней ночи Леда не мог вспомнить. Приятель Леды, единственный, который до того момента не потерялся в калейдоскопе клубов и круглосуточных забегаловок, ушел в туалет и пропал – может, вырубился где-то по пути. А Леда после получасовых возлияний с новым знакомым покорно поплелся за ним на выход, когда тот позвал. Леда настоящий, тогда еще совсем юный, всего этого почти не запомнил. Леда нынешний имел счастье просмотреть несчастливый для себя вечер как в кинотеатре и поразиться, до чего зеленым идиотом он был тогда. У Дайчи за поворотом в глухом переулке обнаружилась припаркованная машина, достаточно большой минивэн, ни марку которого, ни цвет Леда толком не рассмотрел в полутьме. Чувство самосохранения сработало запоздало, Леда дернулся и заявил, что в машину не полезет, однако Дайчи, бывший куда крепче и трезвее его, распахнул дверцу и с силой толкнул его внутрь. Даже если бы Леда не был так пьян, не тормозил на каждом движении и смог позвать на помощь, вряд ли бы его кто-то услышал – по обеим сторонам глухой улочки тянулись слепые здания промышленных складов и ни души вокруг. То, что происходило потом, Леда запомнил достаточно хорошо. Наверное, немного протрезвел от ужаса. Закричать почему-то не вышло и потом, уже в машине, в рот как будто ваты набили, как и не получалось толком сопротивляться. Даже самому себе Леда не желал признаваться, что не слишком-то он старался дать отпор. Хотелось списать все на алкогольное опьянение, пускай умом Леда прекрасно понимал, что дело было не только в этом. Дайчи завалил его на переднее сидение, которое послушно разложилось в горизонтальное положение, скрутил за спиной его руки чем-то вроде ремня, хотя тогда Леда едва ли это понял, догадался уже утром, когда на запястьях проступили багровые синяки, и стянул с него узкие, с трудом поддавшиеся джинсы. До той ночи Леда еще ни разу не спал с мужчиной, и когда почувствовал, что в него будто кол загоняют, наконец смог закричать. Именно в этот момент он и проснулся, с криком, резко сев на постели, тяжело дыша и чувствуя боль в заднем проходе, как будто ему не сон снился, а все снова происходило наяву. Тяжело дышащий, мокрый от пота, Леда не сразу осознал, где он и кто он. Было еще темно, на электронных часах высвечивалось три часа ночи, а рядом мирно спал Сойк, на которого Леда перевел обреченный взгляд. Накануне в клубе, где тот работал, кто-то из начальников праздновал день рождения, и Сойк сразу предупредил, что вернется поздно. Если большинству знакомых бутылка Jack Daniels нашептывала: "Поверь, ты умеешь танцевать" или "Тебе срочно надо спеть в караоке", на Сойка алкоголь действовал диаметрально противоположно – он быстро вырубался и мог проспать беспробудным сном часов десять-двенадцать. Мысленно Леда возблагодарил именинника, который напоил его парня, тем самым избавив Леду от неприятных объяснений. Он даже не сомневался, что при прочих равных Сойк обязательно проснулся бы и начал расспрашивать, а заодно опять заговорил о том, что Леде срочно нужен отпуск. Фантомная боль в интимном месте отпускала медленно, словно была настоящей, и только через несколько минут Леда смог собраться, встать и донести себя до ванной, где и провел добрых полчаса, пытаясь смыть с себя остатки наваждения. В процессе судорожного умывания волосы тоже намокли, и Леда, медленно встав на ноги, убрал влажные пряди с лица. Ему следовало одеться и постараться привести в порядок и себя, и свои мысли. Ложиться он больше не собирался, тем более что с Джури они договорились прийти в офис чуть ли не на рассвете, чтобы окончательно перечитать свою часть отчета, все сверить и перепроверить. Ближе к обеду была назначена презентация проекта заказчикам, и в случае одобрения отчет тут же отправится в печать. Натянув на себя домашние штаны, Леда прикрыл дверь в спальню и отправился на кухню, где, проигнорировав новенькую, блестящую хромом, но очень шумную кофеварку, нашел в шкафчике глубоко задвинутую банку растворимого кофе и щедро насыпал его в чашку. "Сходить к терапевту, пусть выпишет снотворное", – сделал для себя мысленную пометку Леда. Еще пара таких веселых ночей, и недолго умом тронуться. О своем первом – или первом с мужчиной, если быть точным, – сексе Леда старательно не думал годами, хотя чем больше пытаешься, тем хуже получается: воспоминания часто лезли в голову сами. То, что с ним сделали в ту ночь, было мерзко, однако даже наедине с самим собой Леда отказывался признавать, что это было принуждение в чистом виде. Во-первых, он сам пошел, когда его позвали. Во-вторых, в массе гадких чувств боли и унижения для Леды ярко блеснуло новое, неизведанное прежде – чувство позорного острого наслаждения. Корчась на сидении минивэна с потрескавшейся от времени кожаной обивкой, вскрикивая от каждой фрикции чужого потного тела сверху, Леда чувствовал, как наливается его член. И кончил почти одновременно со своим мучителем. – Да тебе понравилось! Какая же шлюха! Голос звучал в ушах Леды по сей день, а за ним – смех, грубый, издевательский. Сон оборвался раньше, Леда не досмотрел до того момента, но не сомневался, что и в реальности запомнил все достаточно четко. На следующее утро, наступив на стыд, Леда отправился к врачу и сказал, что у него был секс с сомнительным партнером, а теперь он хочет узнать, что следует делать дальше, какие анализы сдать и принять ли иные меры. Пожилой врач посмотрел на него подозрительно, потом перевел взгляд на его запястья, и Леда невольно натянул рукава, чтобы скрыть синяки. – Если у вас неприятности, сейчас самое время сказать об этом, – проявил неожиданное участие доктор. – Нет, все в полном порядке, – как ни в чем не бывало соврал Леда, и хотя повисшая в кабинете тишина подразумевала продолжение, ни он, ни врач не добавили ни слова. Понадобилось некоторое время, чтобы Леда разобрался в себе. У него сменилось не меньше десятка партнеров, случайных и таких, с которыми получалось завязать нечто вроде непродолжительных отношений, прежде чем Леда осознал и признал: без острых – или попросту болезненных – ощущений его интимная жизнь теряла все краски, скатывалась в серость. Чем жестче вел себя любовник, тем сильнее заводился Леда. Проблема заключалась в том, что далеко не каждый понимал и был готов разделить его предпочтения, потому однажды Леда открыл для себя специальные заведения, не всегда или не полностью легальные, однако готовые предоставить услуги на его вкус. Недостатка в деньгах Леда не испытывал даже в студенческие годы – родители охотно ему помогали финансово, а потому и отказывать себе в удовольствиях он не видел причин. О темной стороне натуры Леды, о том, что заставляло его гореть изнутри, не знал никто, даже самые близкие. Леда успешно совмещал свою публичную и тайную жизни, искренне веря, что каждому есть что скрывать, и он далеко не худший из всех. Кроме того, в душе теплилась слабая надежда, что однажды он встретит человека, который будет близок ему по духу и положительно отнесется к его фантазиям в постели, быть может, даже сможет их разделить. Однако этим чаяниям не суждено было сбыться. Леда встретил Сойка, у которого рука не поднималась отвесить шутливый подзатыльник, не то что причинить боль всерьез. Вот тогда Леда и узнал, что секс в серьезных отношениях стоит не на первом и даже не на втором и не на третьем месте. Если уж на то пошло, Сойка Леда тоже не во всем удовлетворял, но тот никогда не жаловался. Медленно цедя кофе, который получился гадким даже на его неизбалованный вкус, Леда смотрел, как за окном занимается рассвет, и мысленно собирался с силами. Сегодня ему предстоял серьезный рывок на работе, после которого можно было ненадолго выдохнуть. А там, глядишь, и сон наладится, и мысли придут в порядок. *** – Да ты уже на месте, мой педантичный друг! Джури рухнул в свое кресло, подтолкнул в сторону Леды один из горячих стаканчиков с кофе, что добыл в ближайшем Старбаксе, и широко улыбнулся, как будто собирался в отпуск, а не надорваться на работе в последний день заказа. – Не спалось, – честно ответил Леда. Тянуть улыбку у него не получалось даже из вежливости, до того неважно он себя чувствовал после бессонной ночи. – Оно и видно, – хмыкнул Джури. – Бери пример с меня: всегда бодр и готов к приключениям. – Надеюсь, сегодня обойдется без приключений, – вздохнул Леда и, отвернувшись от монитора, перешел к делу: – Ну что, делим пополам? Мне первые два раздела на вычитку, тебе – третий большой? Или наоборот? – Нет-нет, – отмахнулся Джури. – Я вычитаю и перепроверю все сам, а ты занимайся презентацией. – Какой еще презентацией? – удивился Леда. И тут же почувствовал внутренний озноб, когда Джури, на мгновение замерев, медленно перевел на него ошарашенный взгляд. – Что значит "какой еще"? – нервно усмехнулся он. – Эй, не пугай меня. Вот только Леда испугался уже сам. В голове стучало одно единственное слово: "снова". Он снова забыл, забыл что-то чертовски важное, потому что всегда веселые глаза Джури округлились в недоумении – он не верил в то, что слышал. – Я должен был сделать какую-то презентацию? – полувопросительно произнес Леда, и его голос прозвучал сдавленно и жалко. Ни на секунду он не сомневался, что так и есть – должен был. – Ты сейчас шутишь, да? – уголки губ Джури дернулись в нездоровой улыбке. – Вчера на утренней планерке сам главный дал тебе задание – сделать кусочек презентации по нашему участку для клиентов. Ау? Собрание, имевшее место накануне, Леда не помнил и только сейчас это осознал. Ни одной его минуты, ни даже секунды. Роясь в своих воспоминаниях, как в дырявом мешке со старым хламом, Леда мог воспроизвести только, как они вдвоем с Джури перешучивались, пока ехали в лифте к конференц-залу, за этим следовала темнота, а потом весь день Леда сидел на своем рабочем месте и трудился, как обычно в конце любого заказа – скрупулезно сверял и перепроверял рассчитанное и написанное прежде. О чем говорили на планерке, он не имел ни малейшего представления. – Ну ты ведь не мог забыть, – озадаченно протянул Джури. Его голос доносился для Леды как через толщу воды, и он только приоткрывал и снова закрывал рот, не зная, как оправдываться, физически ощущая, как от лица отливает кровь. – Юки еще себя за жопу укусила, что это задание досталось не ей, – не оставляя надежды, взывал к нему Джури. – Она же у нас по презентациям. А тут опа – и все тебе. Сообразив, что пытается достучаться в стену, а не в дверь, Джури решительно уставился в монитор компьютера и подтянул к себе клавиатуру, пока Леда, не в силах пошевелиться от тошнотворного страха, задавался единственным вопросом: что теперь будет? В одиннадцать начало презентации проекта, а он не сделал ровным счетом ничего. – Вот, – Джури развернул свой монитор в его сторону и, перегнувшись через стол, ткнул пальцем в нужную строку. – Ты сам поставил отметку, что указание принял. На экране был развернут внутренний ежедневник их работ, не только Джури и Леды, а всего отдела, куда начальство вносило распоряжения, а рядовые служащие отмечали, когда задание было ими принято в разработку, сколько заняло времени и когда было окончено. На основании этих данных потом определялись гонорары компании, выставляемые заказчикам, а заодно премии и поощрения сотрудникам. "Юуто Шинджи: Презентация на тему "Проектирование систем безопасности (охранно-пожарная сигнализация), систем передачи данных и других систем (вентиляция, отопление, кондиционирование). Продолжительность – 10-12 минут. Использование графиков и диаграмм, приведение только общих сумм по проекту", – значилось на экране, а рядом стояла пометка, что задание взято в работу. Только один человек мог дать согласие на выполнение, только с компьютера Леды можно было это сделать. – Ты не ставил за меня эту галочку? – тихо спросил он, отчаянно цепляясь за последнюю надежду, за возможность оправдаться перед самим собой, при этом понимая, как это глупо. Если чисто теоретически подтвердить принятие задания кто-то и мог, воспользовавшись его компьютером, то объяснить исчезновение воспоминаний об утреннем собрании нельзя было никак. Джури не стал отвечать, тоже понимая абсурдность вопроса, лишь шумно выдохнул. – Слушай, чувак, а что же ты вчера весь день делал? – негромко спросил он. – Ты ведь должен был заниматься именно этим. Он кивнул на открытый на компьютере электронный органайзер, и Леда обреченно закрыл глаза. – Перепроверял отчет, – глухо ответил он, хотя бы это помня точно. – Вычитывал, исправлял какие-то ошибки по мелочи. Как всегда в конце заказа. – Но... – попытался влезть Джури, однако Леда его не слышал. – Это конец, – прошептал он. – Я не знаю, как я мог забыть. Это точно конец. Вот теперь ему стало по-настоящему дурно – плохо физически, и в голове вдруг всплыла фраза: "Нет ничего дороже воспоминаний". Леда не успел сообразить, где ее слышал. – Так, – Джури с шумом отодвинул в сторону клавиатуру, и Леда, вздрогнув, посмотрел в его лицо, принявшее неожиданно решительное, незнакомое выражение. – Прекратить истерику. Мы сделаем презентацию прямо сейчас. – Что?.. – растерялся Леда. – Но как? – Быстро и хреново, как еще? Но сделаем. Там всего десять минут. Я тебе помогу. – Тебе же надо вычитать свою часть отчета. – Хрен с ней, сто раз уже вычитывали. Шанс, что найду сейчас какой-нибудь косяк, офигенно мал, – Джури говорил твердо, так уверенно, что Леда не мог отвести от него глаз и сам не замечал, как немного, совсем чуть-чуть успокаивался. – Сейчас поделим и быстро состряпаем что-нибудь. Если эта дылда Юки штампует презентации, как рисовые пирожки, два таких гения, как мы с тобой, справимся на раз. В запасе где-то час, в лучшем случае полтора. Джури покосился на свой мобильный, где на темном экране высвечивалось время, и Леда только тут смог выдохнуть. – Не успеем, – пробормотал он. Не зря ведь вчера на подготовку презентации ему выделили целый день. – Не успеем, если будешь ныть, – внезапно обозлился Джури. – За дело, быстро! Тебе сигнализация, мне вентиляция. Хотя нет, лучше не так. Ты готовь текст, а я слабаю диаграммы, так быстрее будет. Сейчас глянем, какой там фон нарисовала Юки для основной части, и просто налепим свое поверх. И так как Леда, по-прежнему оглушенный всем случившимся, продолжал сидеть и беспомощно пялиться на Джури, тот рассердился уже всерьез. – Да соберись ты! Леда, ведешь себя как полный идиот, ну правда же! – Прости, – чуть слышно покаялся Леда и вцепился в клавиатуру своего компьютера. Бесценное время утекало быстрее, чем волна уносит песок с берега. Леде казалось, что он слышит, как невидимые часы в его голове отсчитывают секунды. Когда презентация проекта, длившаяся чуть больше трех часов, наконец завершилась, Джури хлопнул Леду по плечу и негромко произнес: – Мастерство не пропьешь. Не такое уж дерьмо у нас вышло. А если учесть, что склеить его пришлось за час, так мы и вовсе хреновы вундеркинды. Кусочек презентации, который они и вправду наспех склеили, как выразился Джури, получился плохеньким, изрядно ниже среднего, как сам оценивал Леда. Но хотя бы текст никуда не съехал, а кривоватые диаграммы диких расцветок – первых попавшихся, что нашел Джури, хоть и резали глаз, но с математической точки зрения были верны. В общем потоке информации, что лилась на заказчиков, вряд ли кто-то обратил внимание на недочеты их работы. Начальство и клиенты удалились в переговорную для обсуждения дальнейших вопросов, а рядовые сотрудники, Леда и его напарник в том числе, разбредались по рабочим местам. Большая часть офиса рванула курить и за кофе. – А теперь по делу, – тихо и неожиданно строго произнес Джури, когда они добрались до своих смежных столов. – Леда, что это за херня сегодня случилась? Вопроса следовало ожидать, но в дурдоме первой половины дня у Леды не нашлось ни секунды, чтобы придумать безмятежный убедительный ответ. – Я не знаю, Джури, – потому честно ответил он, – не понимаю и представить не могу, как так вышло. Глядя на него испытующе, Джури думал о чем-то, и Леде чудилось, что он слышит, как щелкают шестеренки в его голове. Даже такая забавная ассоциация не смогла добавить ему ни капли веселости. – В последнее время я часто забываю что-то, – признался он и, облокотившись на стол, устало провел ладонями по лицу. – Реально хрень какая-то. И сплю паршиво, постоянно дичь какая-то снится. – Э-э, брат, ну тогда все с тобой ясно, – протянул Джури, покачав головой. – Диагноз – "задрочился на работе". Я всегда говорил, что ты слишком серьезно относишься к тому, что у нас здесь происходит. – Я бы не сказал, – попытался возразить Леда, но Джури лишь нетерпеливо мотнул головой. – Завтра берешь отгул и валишь до конца недели, – не сказал, а скорее потребовал он. – Потом будут выходные. Итого пять дней – почти небольшой отпуск. Возьмешь того хмурого типа, что живет с тобой в одной квартире, и свалите куда-нибудь. На море или в горы. Телефон выключишь. – Чего это ты командуешь? – вяло улыбнулся Леда, но Джури только сильнее насупил брови. – Я не шучу, Леда. Возьмешь отгул и свалишь. Ты же понимаешь, что ненормально забывать такое? На слова "такое" Джури сделал ударение, и Леда умышленно проигнорировал вопрос в его голосе. – Мне не дадут отгул на три дня, это слишком много. – Дадут. Скажешь, что у тебя умерла любимая бабушка, мать безутешна, и ты валишь в свою Миэ до конца недели. Никто не проверит. – Такими вещами не шутят, – возмутился Леда, впрочем, без особых эмоций: обе его бабушки умерли уже давно, и в глубине души Леда был согласен со своим напарником, что от такой лжи никто не пострадает. – Вот именно потому, что не шутят, тебе поверят на слово и отпустят с миром. Леда, без приколов. Чтобы завтра тебя тут не было. Джури не мог ему приказывать, и в случае, если бы Леда отказался слушать, ничего ему не сделал бы. Но то ли из-за суровости и тревоги, что одновременно слышались в его голосе, то ли из-за того, что Джури был попросту прав, Леда не стал спорить. – Хорошо, завтра с утра позвоню, совру что-нибудь, – наконец сдался он. – Вот и договорились, – кивнул Джури, не улыбнувшись даже теперь. – Надеюсь, в понедельник ты будешь бодр и вернешься с полным набором воспоминаний об указаниях начальства. Пускай Леда понимал, что сейчас Джури шутит, от его слов стало нехорошо. Он сомневался, что простой отгул решит его проблемы. *** По случаю успешной сдачи проекта весь офис отправился праздновать, и Леда не сомневался, что гулянка вполне могла затянуться до утра, однако сам он принимать участие в торжестве не захотел. После бессонной ночи, а заодно и всего того, что случилось с ним потом, днем, из-за чуть не сорванной презентации, он чувствовал нарастающую боль в висках и валился с ног от усталости почти в прямом смысле слова. Для вида высидев пару первых тостов в дорогом ресторане и едва пригубив свое саке, он, не прощаясь, незаметно сбежал домой, где после душа и двух таблеток от мигрени отправился спать. Едва его голова коснулась подушки, Леда провалился в сон. А потом случилось неожиданное. Словно поставленный на паузу видеоролик, его вчерашняя греза-воспоминание продолжилась ровно с того места, где остановилась, когда Леда с криком проснулся. В своем автомобиле на обшарпанном сидении его драл фактически незнакомый тип. Периодически Леде казалось, что он проваливается в забытье – то ли от боли, то ли от выпитого, но потом он выныривал в реальность и даже пытался кричать, сам не зная зачем, но грубая рука зажимала ему рот. Самое худшее началось, когда Леда, чувствуя и боль, и унижение, и страх, ощутил нечто новое – медленно подкатывающее к паху, нездоровое, ненормальное возбуждение. На мгновение представив, как он сейчас выглядит со стороны, беспомощный, растянутый на облезлом кресле минивэна, он почувствовал, как его член упирается в жесткое сидение, и застонал уже вовсе не от физической муки. В реальности Леда не помнил, сколько продлилась пытка, но во сне, где сознание его сохраняло куда большую ясность, он понял, что незнакомца из бара хватило от силы минут на десять, прежде чем он закряхтел над плечом Леды и засадил особенно глубоко. Однако боли Леда уже не почувствовал, в тот же миг кончив сам. – Какая же шлюха!.. Последнюю, брошенную ему вослед реплику Леда отлично помнил и без напоминаний. Насильник или просто случайный партнер – Леда сам не знал, как правильно называть того типа из бара – вытолкнул его из машины и захлопнул дверь. И Леда побрел куда-то, особо не глядя по сторонам, стараясь ни о чем не думать. Через два квартала его вывернуло прямо на асфальт, еще через три Леда заметил, что промочил ноги: за время его блужданий по барам прошел ливень, и тротуар блестел в полумраке от невысохших луж, которые Леда, ничего не видевший даже перед собственным носом, конечно, не заметил. – Так тебе и надо. Так тебе и надо. Он не сообразил сразу, что говорит вслух, что, как заведенный, повторяет одну и ту же фразу, а когда понял, что именно произносит, чуть не расхохотался над собой же, сдержавшись лишь каким-то чудом – из горла вырвался звук, больше напоминавший сухое карканье. Все правильно, так ему и надо, только такого обращения он и заслужил. За все, что натворил. За содеянное им, за совершенное преступление. Ведь он так и не понес наказания, никто не понес. На сей раз пробуждение не было резким, Леда просто открыл глаза и не увидел ничего, кроме темноты собственной спальни вокруг. Что его разбудило, он не знал: может, тихо хлопнувшая в прихожей дверь – Сойк как раз вернулся с работы из своего клуба, а может, сон просто закончился сам собой, дойдя до логического завершения. Сновидение с продолжением – о таком Леда еще не слышал. Подсознание издевалось над ним, стирало нужную и простую информацию вроде задач от руководства, выдавая порциями самое гадкое, самое мерзкое из его прошлого, о чем Леда мечтал бы забыть навсегда. Его чуть-чуть потряхивало, ладони были потными и ледяными, а глаза пекло, будто он полдня стоял на ветру. Но когда дверь в спальню беззвучно приоткрылась и на пол упала узкая полоска желтого света из коридора, Леда старательно притворился спящим: зажмурился, расслабился и задышал ровно и глубоко. Видимо, Сойк поверил в его безмятежность и так же тихо прикрыл за собой дверь. Он ходил по квартире, от кухни к ванной, потом обратно, и Леда, хоть и не видел, что тот делает, мог с подробностью до мелочей описать каждый его шаг. Сначала Сойк отправился на балкон и выкурил сигарету, потом в душ – минут на пять-семь, не больше, потом снова на балкон. Сойк курил ненормально много, не меньше двух пачек в день, а когда думал, что Леда не видит, и того больше. Извечное противостояние в их доме заключалось в том, что Леда считал, будто Сойк курит слишком часто, а Сойк – что Леда чересчур много вкалывает. – От сигарет твоих рак легких случается, – нередко в пылу споров бросал Леда. – А от твоей работы рак всего остального, – парировал Сойк, и Леда не мог понять, отшучивается тот или действительно так думает. В глубине души Леда верил, что его работа и правда куда вреднее всех табачных изделий мира вместе взятых. Постепенно успокаиваясь после отвратительного сна, Леда думал о том, как же хорошо он знает Сойка и как мало знает Сойк о нем. Точнее, Сойк не знает самого главного и мерзкого, и если узнает однажды, то сразу бросит Леду. Такой, как он, не пожелает жить с мерзавцем под одной крышей, не сможет смириться с тем преступлением, воспоминания о котором, как непосильную ношу, много лет тащил на себе Леда. Однажды Сойк уже уходил, чтобы потом вернуться, и за недолгое время его отсутствия Леда чуть с ума не сошел. С тех пор прошло уже почти пять лет, и теперь он понимал только то, что привязался еще сильнее, что не представляет, как будет жить без Сойка рядом. Внутри все холодело, когда Леда думал об этом, лежа на футоне, прислушиваясь к знакомым шагам любимого человека в съемной квартире, ставшей им обоим родной. Он сам не смог бы точно объяснить, почему именно сейчас подобные мысли лезли в его голову, но с другой стороны отдавал себе отчет – понимание, что Сойк бросит его, если узнает всю правду, не отпускало его никогда.