Осадок зла

Уже на следующий день после визита Йо Леда вспоминал об их разговоре как о чем-то нереальном, пригрезившемся. Сидя на пассажирском месте в машине рядом с Сойком, глядя на проносящиеся за окном мирные пейзажи деревушек и полей, Леде дико было думать, что он всерьез слушал о каких-то проклятиях, кармических наказаниях и обо всем прочем, о чем с горящими глазами рассказывал старый школьный приятель. – Как ты людей лечишь с такими провалами в памяти? – спросил Леда, когда Йо уже собирался и обувался: он торопился, чтобы успеть на вечерний поезд до Миэ. – Кое-какая бумажная работа накопилась, попросился разбирать ее и вот теперь старательно тяну уже третью неделю, хотя разложить там все можно было за несколько дней. Иногда, как сегодня, например, дергают и на смены. Стараюсь по возможности устраниться. – Получается? – Пока получалось. Элементарные вещи по медицине я тоже забываю. Они так ни до чего и не договорились, Леда едва ли представлял, что делать со странным недугом, постигшем их всех троих, друзей-одноклассников, а заодно и едва знакомого им Анзи, которого Леда видел раз в жизни, а Йо – не многим больше. Хотя в том, что Анзи имел схожие симптомы, уверенности не было. – Единственное, что мне приходит на ум, это попытаться узнать что-нибудь о той девушке, – после долгого раздумья предложил Леда, пока Йо выжидающе смотрел на него. – Мы ведь вообще ничего о ней не знаем. – Вряд ли получится, столько лет прошло, – покачал головой Йо. – Да и что нам это даст? – Без понятия. Но если верить твоей же теории, она – единственное, что нас связывает друг с другом и с Анзи. – И как ее искать? Я даже имени не помню. Леда помнил имя из той самой статьи, благодаря которой они узнали о случившемся. Более того – Леда был практически уверен, что забыть свое собственное, как забыл Йо, он еще может, а имя той девушки – никогда. Но говорить об этом не стал. Вскоре после того, как Йо попрощался и уехал, вернулся Сойк и сообщил, что ему тоже удалось разгрузить себя до конца недели. – Куда поедем? – спросил он. – На море или в горы, – вспомнился Леде совет Джури. – Лучше в горы. Сейчас там хорошо, нет толп самоубийц с лыжами. В ответ Леда только улыбнулся. Лыжи были для них камнем преткновения уже много лет. Сам он обожал кататься, а Сойк категорически отказывался даже пробовать, из-за чего совместный зимний досуг сильно усложнялся. Против гор, даже весенних и бесснежных, Леда ничего не имел, и уже на следующий день они ехали в Юдзаву – наиболее приемлемый вариант поблизости. В ночь перед отъездом Леда спал хорошо. По инструкции к снотворному, которое выписал терапевт, принимать следовало не больше одной таблетки за раз, однако Леда, растревоженный визитом Йо, посчитал, что в его особом случае и двух будет мало. В итоге его вырубило, едва он укрылся одеялом, и до утра Леда спал, как сытый младенец. Лекарство он взял с собой в поездку, надеясь как следует отоспаться в свой небольшой незапланированный отпуск. Их близость с Сойком была настолько велика, чтобы они позволяли себе без спроса брать вещи друг друга, и Сойк мог спокойно полезть в кошелек Леды, пока тот отсутствовал, чтобы взять мелочи для автомата с водой, а Леда точно так же мог сунуть нос в его сумку, чтобы одолжить наушники. Опасаясь, что Сойк может случайно обнаружить таблетки, Леда немного надорвал подкладку в глубине своего рюкзака и засунул под нее тонкий блистер, попутно устыдившись собственного поступка. Даже будучи подростком, Леда никогда ничего так не прятал – родители не позволяли себе рыться в его вещах, таиться было не от кого. Они выехали ранним утром – до Юдзавы было около трех часов пути – и планировали вернуться в воскресенье вечером. В общей сложности четыре дня и три ночи. Леда рассчитывал успокоить нервы и собраться с мыслями. – Зачем приезжал твой друг? – спросил Сойк, когда они миновали пригород Токио. – Вчера. Леда все надеялся, что вопрос не прозвучит, а вежливый Сойк, вероятно, рассчитывал, что он сам объяснит, вот только Леда не знал, что говорить. – Если ты не против, я тебе потом расскажу, – полупросительно произнес Леда, не сводя глаз с дороги, что стелилась впереди, и боковым зрением заметил, как Сойк взглянул на него украдкой. – Хорошо, – легко согласился тот, и Леда на миг порадовался, что врать лишний раз не пришлось. Правда, с другой стороны, он уже и так обманул, когда пообещал поделиться позже. Первые два дня отгула пролетели для Леды незаметно. Сон, еда и секс – ничего лишнего. Оказалось, другого ему и не требовалось. Они даже толком не выходили из маленького номера полупустой в это время года гостиницы. Отрешиться от посторонних мыслей почти удалось, а самое главное – Леде не снилось снов, вообще никаких, и он ничего не забывал. Ужас последней недели постепенно стирался, и паника вокруг МРТ, которую он так настойчиво требовал сделать, теперь казалась Леде абсурдной и откровенно надуманной. "И впрямь заработался", – обнадеживал и успокаивал себя он. Если бы не Йо со своими бредовыми идеями, Леда и вовсе решил бы, что ему померещились приступы собственной амнезии. Третий день в Юдзаве прошел так же ровно и спокойно, уже почти привычно Леда проглотил пару таблеток снотворного на ночь, но только на сей раз они не сработали – он увидел яркий, потрясающе живой сон. Сон об одном из худших событий в своей жизни. Начало того вечера, в чем-то даже приятное, сновидение ему не показало, но Леда хорошо помнил предысторию и без напоминаний. Была очередная сырая и промозглая весна, самое ее начало. Они с Сойком уже около года жили вместе. Давно не навещавший своих родителей в Аките Сойк собрался с визитом домой. Путь был неблизким, ехать поездом он поленился и взял билет на самолет. Около трех часов дня они попрощались, Сойк, прихватив небольшую сумку с необходимыми вещами, ушел, а Леда, бывший тогда еще студентом, разве что руки не потирал от радости. Отлучке своего парня он был рад, потому что на вечер у него наметились интересные планы. Изменять Леда начал примерно через полгода после того, как переехал к Сойку, когда стало понятно, что тот не может удовлетворить всех его желаний. Сойк не был склонен к жестокости, он даже муху, вместо того чтобы прибить, пытался выгнать обратно в окно. Тем более, он не сделал бы больно Леде, и когда начал догадываться о необычных постельных интересах своего нового парня, снисходительно качал головой. – Ты ведь несерьезно? – недоверчиво улыбался он. Леде ничего не оставалось, как пожимать плечами и улыбаться в ответ, хотя он был серьезен более чем. Свои вылазки налево, "в клубы по интересам", как сам для себя называл подобные заведения Леда, он не считал предательством в чистом виде. Да, узнай об этом Сойк, мириться с подобным он бы не пожелал, но да ведь и Леда не по любви к кому-то ходил. Просто тело требовало полноценной разрядки, а обычный секс ее не давал. В клубе Леда провел несколько часов, откуда буквально выполз полуживой от четырех или пяти оргазмов и многочисленных ссадин на собственном теле. Леда уже давно не связывался с дилетантами, предпочитая обращаться к тем, кто действительно разбирался в деле. Алевшие на бледной коже следы от ремня должны были сойти за пару дней, то есть по приезде Сойк ничего не заметил бы. Леда уже знал, что, если бить правильно, кожа не лопалась, кровь не выступала, а значит, и беспокоиться не о чем. Ну а если пара небольших синяков и останется, можно потом списать на то, что где-то ударился по неосторожности, а где именно – забыл. Подобное случалось со всеми людьми на свете. Когда Леда добрался до дома, он рухнул в постель и отключился. Сил не осталось даже на душ. Всего этого во сне он не увидел, его персональный кинопоказ начался с самой страшной своей части, когда ночью Леда проснулся от того, что щелкнул замок входной двери. Спросонья он не сразу понял, почему в груди всколыхнулась тревога, не сопоставил, что никто не должен сегодня прийти, просто подспудно почувствовал – что-то идет не так – и сел на постели. В дверях стоял Сойк, с лестничной площадки в комнату лился тусклый свет. Тогда они жили в другом доме, в той самой крохотной квартирке, в которую Леда переехал, когда начались их отношения с Сойком. Там была всего одна комната, она же прихожая, она же спальня, она же кухня. И спали они на широком раскладном диване. От самой двери Сойку было прекрасно его видно. – Ты уже спишь? – негромко спросил он. – Извини, не хотел напугать. Леда даже ответить не успел, когда яркий верхний свет ударил по глазам. – Видел, что с погодой творится? – наклонившись, Сойк развязывал шнурки, пока Леда, моргая, смотрел на него, все еще толком ничего не соображая. – Рейс переносили по два часа, а потом написали, что вылет вообще будет утром. Скинул тебе сообщение, но ты, наверно, его не услышал. И я подумал, что, чем торчать в аэропорту, лучше уж... Тут Сойк, наконец справившись с обувью, выпрямился и посмотрел на Леду. Во сне до мельчайших подробностей, до последнего мгновения Леда мог отследить, как широко распахнулись его глаза, как в них сначала отразилось неверие, потом ужас и лишь с запозданием на несколько секунд – отвращение. Всегда невыразительное лицо Сойка вдруг стало нагляднее полотна талантливого художника, еще ни у одного человека на свете Леда не видел такого спектра эмоций одновременно. Только теперь Леда вспомнил, как должен выглядеть, во что превратился его голый торс, его руки и плечи, которым тоже досталось, и дернул вверх одеяло, до самой шеи, но было поздно – Сойку хватило секунды, чтобы все рассмотреть. Следы от ремня были слишком яркими, слишком однозначными, чтобы перепутать их с чем-то другим. Даже такой далекий от физических наказаний человек, как его парень, не мог не догадаться, что Леду пороли. У него все волоски на теле поднялись от ужаса, а в голове мелькнула идиотская мысль, как хорошо, что Сойк сейчас не видит его сзади – ягодицы и спину саднило в разы сильнее. – Кто это сделал? – еле слышно выдавил Сойк после того, как несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот. Он так и не успел разуться, стоял в куртке и расшнурованных кроссовках у двери. – Это... Все не так, как кажется, – пробормотал Леда, с которого сон как рукой сняло. Придумать оправдание банальнее было просто невозможно. – О боже мой, Леда... Даже голос у Сойка пропал, и теперь он смотрел на него так, будто видел впервые. – Послушай, дай объяснить. Леда рванулся с постели, все еще удерживая одеяло повыше, но Сойк отступил на шаг назад, как будто начал его бояться. – Я... Я виноват, признаю, – зачастил Леда. – Но это правда ничего такого, оно ничего не значит. Ты же знаешь, что мне нравится, когда так... И вообще, это просто за деньги. Впоследствии Леда неоднократно вспоминал ту свою фразу и думал, что ничего более ужасного он никогда не произносил. "Просто за деньги". На Сойка стало больно смотреть. Он молчал несколько бесконечных мучительных секунд, словно все еще не верил, гадал, не ошибся ли квартирой, а потом чуть нахмурил брови, из-за чего Леде почудилось, что в его глазах блеснул металл. – Убери одеяло, – потребовал Сойк. Его голос звучал так непривычно холодно, что ужас от понимания случившегося начал подниматься от пальцев ног Леды до кончиков его волос. Он стоял и не мог пошевелиться, а Сойку стоило лишь руку протянуть, чтобы отнять упомянутое одеяло, но он как будто брезговал прикасаться – Леда готов был поклясться, что так оно и есть. – Убери, – громче повторил Сойк, и только тогда он опустил руки, зачем-то сжимая краешек одеяла пальцами, не позволяя ему полностью упасть на пол. Наверное, до последнего Сойк надеялся, что ему привиделось, и от полустона-полувсхлипа, который сорвался с его губ, Леде захотелось зажать уши ладонями. – Зачем же так? Теперь Сойк казался откровенно несчастным, он незаметно даже для себя пятился к выходу, а Леда не мог найти в себе сил не то что остановить его, но и просто оправдаться. – Тебе же больно, – обреченно констатировал Сойк, не дождавшись ответа. – В этом и смысл, – как со стороны Леда услышал свой сдавленный голос. Больше Сойк не сказал ни слова: он подхватил с пола сумку, с которой собирался к родителям, и, все так же пятясь, не желая поворачиваться к Леде спиной, отступил к двери, чтобы через секунду скрыться за ней. Весь ужас своего положения Леда осознал лишь в тот момент, когда на него обрушилась абсолютная тишина пустой квартиры. Сойк ушел, и лишь через несколько секунд до Леды дошло, что, очевидно, ушел навсегда. В этот раз потребности умыться холодной водой, чтобы прийти в чувства, Леда не ощутил: возможно, потому что проснулся без криков и стонов, просто открыл глаза и осознал, что экскурсия в прошлое на сегодня окончена. А может, потому что начал привыкать. Послевкусие от сновидения осталось отвратительное, кисло-горькое, и Леде вдруг вспомнилось, что Йо рассказывал, как его рвало после очередного кошмара. Сейчас Леда чувствовал схожие позывы, тошнило его изрядно. Перевернувшись на спину, он прикрыл глаза, невольно возвращаясь мыслями к тем событиям, имевшим место более пяти лет назад. Тогда Леда еще учился в университете, красил волосы в светлый, звенел сережками в ушах и использовал весьма творческий, по мнению большинства, подход к выбору одежды. Он знал, что нравился окружающим, и мог бы пользоваться своей популярностью хоть у девушек, хоть у парней, но не видел особой нужды, ведь у него был постоянный партнер. В классическом представлении Леда ни разу в жизни не изменил Сойку, однако то, что он делал, посещая особенные заведения, наверное, было даже хуже. По крайней мере, в глазах самого Сойка. Слишком уж легкомысленно Леда верил в то, что Сойк никогда не узнает. А если и узнает, вопрос решится как-нибудь сам собой – об этом Леда толком не задумывался вплоть до той ночи, когда по лицу Сойка понял, что тот не собирается прощать. Было трудно дышать, казалось, что в комнате душно, несмотря на свежий ветерок, что задувал в приоткрытое окно. Сойк мирно спал рядом, вытянувшись на животе и уткнувшись лицом в подушку – знакомо и так привычно, пускай Леда, глядя на эту картину, вообще не понимал, как тому удается уснуть в такой неудобной позе. Осторожно откинув свой край одеяла, Леда выбрался из постели и отправился в ванную – больше податься в их крохотном гостиничном номере было некуда. Он планировал просто попить воды прямо из-под крана, надеясь, что от этого станет чуть лучше и не будет так сильно мутить. Сначала Леда вошел в ванную, прикрыл за собой дверь, а потом на ощупь нашел выключатель на стене – все, чтобы не разбудить Сойка. Первые несколько секунд после того, как включился свет, Леда жмурился с непривычки, а когда наконец проморгался и бросил взгляд в большое зеркало над раковиной, шарахнулся назад, налетев на унитаз и чуть не упав там же. Каким чудом ему удалось не вскрикнуть, Леда сам не знал. Все его тело – грудь, живот, бедра и плечи – все было покрыто воспаленными розовыми рубцами, как от недавней порки ремнем. Зажав рот ладонью, то ли чтобы сдержать стон ужаса, то ли борясь с тошнотой, Леда во все глаза смотрел на свое отражение и не верил. Только тут до него дошло, что кожу печет. Порядком забытое ощущение, уж очень давно с ним не делали ничего подобного, и жар, тошнота, что он испытывал, не иначе, были следствием недавнего наказания. Наказания, которого Леда совершенно точно не получал, – просто не мог получить в Юдзаве, где весь предыдущий день провел вместе с Сойком. Медленно отняв руку от лица, Леда повернулся к зеркалу спиной, поглядел через плечо и зажмурился, потому что сзади иссеченная кожа выглядела еще страшнее. А потом опустил голову, посмотрел на себя и понял, что окончательно сошел с ума: красные метки отражались лишь в зеркале, тогда как на деле тело Леды выглядело совершенно нормально. Лишившись последних сил, он опустился на колени возле унитаза, поднял крышку и позволил содержимому желудка выйти наружу. Рвало его одной желчью, больше было нечем, а голова кружилась так сильно, что Леда боялся завалиться на пол и ко всем своим несчастьям расшибить лоб. После он все же напился воды и, по-прежнему не без внутренней дрожи, заставил себя взглянуть на собственное отражение. Рубцы были на месте – зеркало четко отражало их, и, прижав ладонь к груди, Леда почувствовал слабый отголосок боли и то, что кожа горячая, как при температуре. При этом в реальности никаких видимых повреждений на ней не было. Свою футболку Леда бросил в ванной, когда принимал душ, и теперь порадовался, что она осталась здесь. Когда он натянул ее на голое тело и снова посмотрел в зеркало, то почувствовал нелогичное облегчение, как будто если не видишь, ничего и нет. Впрочем, следов на его теле действительно не существовало. Выключив свет, он толкнул дверь и сделал шаг вперед, ничего не видя перед собой, когда наткнулся на темную преграду и вздрогнул. – Сойк! Твою ж... Ты меня напугал, – выдохнул Леда. Сердце, едва успокоившееся, снова заколотилось в груди как заведенное. – Что с тобой происходит? – голос Сойка в темноте звучал ровно и совершенно не сонно. Должно быть, проснулся он достаточно давно, чтобы заметить, как долго отсутствовал Леда. – Мне просто не спалось. Пошел воды выпить, – оправдался тот. Некоторое время Сойк молчал, и, хотя глаза Леды привыкали к полутьме, рассмотреть выражение его лица не получалось – занавески в номере были плотными, свет снаружи почти не проникал. – Это ведь уже не впервые, – после небольшой паузы наконец произнес Сойк. – Не впервые? – Твои водные процедуры по ночам. Я заметил, что ты плохо спишь. Что происходит, Леда? Сейчас Сойк говорил строго, как обращаются родители к детям, когда переживают и желают получить немедленный ответ. И Леда поежился как от холода, потому что объяснения, которое можно озвучить, у него не было. – Полагаю, ты был прав, и у меня начала ехать крыша на работе, – как можно спокойнее пояснил он. – Кошмары иногда снятся, не высыпаюсь. – И что тебе сейчас приснилось? – Я не помню, – торопливо соврал Леда. – Что-то мерзкое из детства. Про бабушку, кажется, но я не уверен. Больше ни о чем спрашивать Сойк не стал, только вздохнул: – Пойдем спать. – Пойдем, – согласился Леда. На постель он ложился осторожно, боясь лишний раз побеспокоить несуществующие, но саднящие, как настоящие, следы побоев. И когда Сойк, придвинувшись, обнял его со спины, Леда стиснул зубы, чтобы дыхание не сбилось, и очень постарался не напрячься всем телом, чтобы Сойк не заметил странной реакции на простое объятие. – Замерз, что ли? – спросил тот, явно имея ввиду футболку. Леда, наверно, за всю их совместную жизнь ни разу не спал одетым. – Ага, есть немного. – Можем закрыть окно. – Не надо, тогда вообще задохнемся. Не шевелясь, не закрывая глаз, Леда лежал еще долго, пожираемый изнутри мыслями и страхами. Сойк ровно дышал за его плечом, но Леда был готов поклясться, что тот тоже не спит. *** Следующий день был для них последним в Юдзаве, после обеда планировалось отправиться домой, и потому, сдав ключи от номера, они решили немного прогуляться по окрестностям, прежде чем попрощаться с горами на неопределенное время. День выдался пасмурным и теплым, Леда обожал такую погоду и при прочих равных наслаждался бы прогулкой, если бы не головная боль после бессонной ночи и полное отсутствие настроения. Сойк был немногословен, да пустые разговоры и не требовались – им всегда неплохо молчалось вместе. Людей вокруг почти не встречалось, лишь отдельные пожилые пары с треккинговыми палками шагали теми же пешеходными тропками, пока Сойк и Леда поднимались в гору. Слева маячил застывший до зимы лыжный подъемник, еще дальше медленно ползли кресла канатки, продолжавшей работу даже в летнее время. Леда не отказался бы проехаться на ней, но предлагать не захотел – Сойк наверняка не стал бы отказывать, но Леда знал, что тот боится высоты и радости от катания не получит. Когда перед утренним душем Леда с опаской стянул футболку через голову, он увидел, что отражение в зеркале снова показывает объективную реальность, никаких следов несуществующих истязаний. Но от этого открытия существенно легче Леде почему-то не стало. Весь день из головы не шло воспоминание о том разладе, самом серьезном, что случился у них за все время общей на двоих жизни. Леда и без снов хорошо помнил, как исстрадался за ту неделю, что последовала после ухода Сойка. На следующее утро он, набравшись храбрости, решил позвонить и понял, что Сойк заблокировал его номер – звонок не переадресовывался на автоответчик и вызов никто не сбрасывал, Леда просто набирал нужную комбинацию цифр и слышал тишину. Искать Сойка, обзванивать знакомых он не стал, не захотел, чтобы посторонние люди совали носы в их дела, да и к тому же он знал, что с Сойком не случилось ничего плохого, тот просто не желает его ни видеть, ни слышать. Перерыв в отношениях, который сам того не планируя, создал Сойк, оказался для Леды поучительным и полным открытий. Лишь оставшись один на один со своими чувствами, Леда вдруг понял, как дорог ему стал этот человек и насколько глуп он был, принимая их хрупкую связь как должное. Уже через два дня молчания Сойка Леде хотелось выть, через пять он лез на стенку. Жизнь будто замерла, застыла, как муха в янтаре, и все прочее, происходящее вокруг, казалось теперь совершенно неважным. Леда не мог заставить себя готовить доклады и лабораторные, на лекциях не получалось прислушиваться к преподавательским речам. В итоге еще пару дней он провел дома, меряя шагами комнату и кусая собственные ногти: толку от посещения университета он не видел, а вот Сойк мог появиться в любой момент. И он действительно вернулся через неделю, поздно вечером, зачем-то позвонил в дверь, хотя ключи у него были. Из-за такой мелочи Леда окончательно утвердился в понимании, что это все – конец. – Ты уходишь? – спросил он, едва открыв дверь, даже не пытаясь выглядеть гордым и независимым. Сойк стоял на лестничной площадке, смотрел на Леду внимательно и без улыбки. – То есть это мне теперь надо уйти? – уточнил Леда. Собирать вещи полагалось отнюдь не Сойку, ведь изначально он снимал квартиру, он же заключал договор на аренду. Неопределенно покачав головой, Сойк шагнул через порог, и Леда посторонился, пропуская его внутрь. Потом они сидели в их единственной комнате: Сойк на диване, уперев локти в колени, а Леда напротив в кресле от компьютерного стола. Сидел и ждал приговора. – И давно это происходит? – ожидаемо спросил Сойк. За неделю у Леды было достаточно времени, чтобы представить все варианты их прощального диалога. Для себя он решил, что подготовиться к подобному невозможно, а стало быть, единственное, что он может сделать, это попытаться не врать, какой бы неприглядной ни была бы правда. – Примерно с полгода, – сказал он и, когда Сойк ничего не ответил, пояснил: – С того момента, как понял, что ты не сможешь дать мне подобное. Прозвучало как упрек, Леда зажмурился от горечи и досады на себя, однако Сойк никак не отреагировал на несправедливый укол. – Кто это делает с тобой? – Есть специальные заведения. Платишь и получаешь, что хочешь. – Тебя там только бьют или делают что-то еще? Если бы Сойк не хлопнул дверью неделей ранее, Леда на этом месте точно изолгался бы, наплел бы про целомудренное шлепанье и попытался убедить Сойка в своей относительной невиновности перед ним. Но за время порознь Леда пришел к выводу, что ложь выйдет ему самому дороже. Впервые с начала разговора Сойк поднял голову и посмотрел Леде в глаза. – Не только, – тихо ответил Леда. – Со мной там всё делают. Если бы Сойк продолжил расспрашивать, Леда рассказал бы как есть. Например, что в последний раз его трахали огромным фаллоимитатором так быстро и часто, что он орал и умолял прекратить, а кончил, только когда гигантскую игрушку вытащили из его тела – кончил скорее от облегчения, если такое вообще бывает, конечно. Пускай Сойк знает все, пусть понимает, с кем связался, и ни о чем не жалеет, выставляя Леду за дверь. Но, в отличие от самого Леды, Сойк не был склонен терзать себя, и уточнять подробности он не стал, лишь снова опустил голову, и его черные волосы с идеально ровным пробором рассыпались по плечам. Волосы у Сойка были потрясающими, самыми красивыми, что Леда видел в жизни. Сейчас он смотрел на Сойка и понимал, что никогда к ним больше не прикоснется. – Я не понимаю, Леда, – в голосе Сойка слышалась обида или отчаяние, а может, и того, и другого по чуть-чуть. – Я просто отказываюсь понимать. Зачем тебе это? – Я тоже не понимаю, – Леда поглядел на кисти своих рук и заметил, что пальцы едва заметно дрожат. – Просто иду туда и все. Молчание, повисшее между ними вновь, было даже мучительнее разговора. Леда порывался спросить, когда ему начать собирать вещи, но не хватало храбрости. О чем думал Сойк, он не представлял. – Я не смогу так, – наконец произнес тот. – Я никогда не смогу сделать с тобой ничего подобного. – Да. Я знаю, – ответил Леда, и когда Сойк снова поднял голову, Леде почудилось, что тот даже постарел немного за какие-то несколько минут его жестоких признаний. – Ну и что теперь? – спросил Сойк. – Ты даже не скажешь мне ничего? Что-нибудь о том, что больше не будешь, что такое не повторится. – А ты поверишь? – безжизненно улыбнулся Леда. Мышцы лица придавали ему выражения, однако сам Леда не чувствовал ничего, только пустоту внутри. – Я сейчас во что угодно поверю. Это была очень долгая неделя. Леда сперва не понял, что именно услышал. Не осознал до конца и через час, и через два, хотя Сойк никуда не уходил и не велел убираться ему. А вечером, когда отправился перед сном в душ, Леда наконец отпустил себя. Стоя под слишком горячими струями, хлеставшими под таким напором, что снаружи Сойк вряд ли мог услышать что-то, кроме шума воды, Леда впервые за много лет позволил себе разрыдаться. От слез душило так, что с трудом получалось дышать, он захлебывался ими и водой и никак не мог остановиться. Возможно, Сойк все же слышал его жалкие всхлипывания даже через дверь ванной, но сейчас Леда плевать на это хотел. Облегчение было столь велико, что от него становилось больно. Только тогда Леда осознал, насколько сильно успел полюбить Сойка. – Пора возвращаться, – негромко заметил Сойк, и Леда моргнул и повел плечами, выныривая из воспоминаний. Они забрались на самый верх к подножью лыжного подъемника и, сидя на здоровом камне, смотрели вниз на живописный зеленый склон. Леда подумал, что было бы неплохо приехать сюда зимой и скатиться вниз, но озвучивать неожиданную задумку не стал, только улыбнулся, когда представил, как Сойк, услышав такие заявления, пришел бы в неподдельный ужас – Пора, – согласился Леда. – Завтра на работу, чтоб ее. – И мне. Теперь придется всю неделю без выходных вкалывать. За прогулы надо платить. Встав и отряхнув джинсы, Сойк направился в сторону пешеходной тропинки, и Леда поспешил за ним. – Я, кстати, забыл сказать, – оглянувшись, произнес Сойк. – Тебе Кей привет передавал. – Какой еще Кей? – удивился Леда. – Так и знал, что ты его не вспомнишь, – улыбнулся в ответ Сойк. – Даже думал сказать ему, что не сдались тебе его приветы, но, понятное дело, удержался. – Так что за Кей такой? – Леда старательно пытался вспомнить, но ни одного человека с таким именем он вроде бы не знал. – Да тот Кей, что нас познакомил. В клубе облезлом, где мы выступали вместе. Кей просто спрашивал, кого из общих знакомых я вижу, ну я и обмолвился, что мы с тобой, хм... Общаемся, – Сойк сам рассмеялся над таким определением. – А Кей сразу стал раздавать приветы... С трудом переставляя ноги, Леда брел за Сойком и не слушал. Его сердце подпрыгивало к горлу и падало к желудку, и можно было только радоваться тому, что сейчас Сойк не смотрит на него, потому что не заметить мертвенную бледность лица Леды он не смог бы. Он не помнил, как они познакомились с Сойком – не помнил, и все тут. Сначала Сойка не было в его жизни, потом он появился, а как это случилось, Леда не объяснил бы даже под пытками. Сойк говорил о каком-то Кее – вероятно, их общем приятеле, и о клубе. Верно, они ведь оба по юности играли в музыкантов, выступали на каких-то жалких площадках для вечных начинающих. Вот только как они встретили друг друга, Леда не имел представления. *** С трудом дождавшись, когда Сойк наконец отправится в душ, Леда схватил мобильный и, для верности, бросился на балкон. Сойк не должен был услышать ни слова из разговора, а Леда не знал, как и куда прятаться. Писать Йо он не решился, неизвестно еще, как тот себя чувствует, помнит ли он Леду вообще. И испытал огромное облегчение, когда ему ответили уже после первого гудка, словно Йо сидел и ждал звонка. – Привет, Леда, – без радости в голосе произнес он. – Рад, что ты меня все еще помнишь, – озвучил тот свои недавние опасения. – Не смешно, – холодно отрезал Йо. – А я и не смеюсь, – заметил на это Леда и тут же перешел к делу: – У меня мало времени, потому сразу по существу. Я подумал, что можно предпринять, и единственное, что пока пришло мне в голову, это поговорить с Анзи. Леда не соврал – пока что более дельной идеи о том, с чего начать борьбу с невидимым врагом, у него не имелось. Все, что он помнил о погибшей девушке, это ее имя и то, что она вроде бы встречалась с Анзи. А значит, если повезет, тот мог рассказать о ней хоть что-то. – С Анзи? Зачем? – удивился Йо. – Затем, что он был ее парнем, нет? Мне кажется, ты говорил об этом. Я имею в виду парнем той девушки, что... – Да понял я, чьим парнем, – с досадой перебил Йо. – Вроде бы да, было что-то такое. – А еще поговорить с ним нужно для того, чтобы понять, такие же у него симптомы или нет. – Поговорить, может, и нужно, – согласился Йо, – но только я ж тебе уже объяснял, в каком он состоянии. Бесценное время утекало, Сойк никогда не торчал в душе подолгу, и потому Леда только зубами от досады скрипнул. – Короче, Йо. Я же сказал, что мне сейчас неудобно болтать о жизни. Ответь мне только: ты поможешь или нет? Растерянное молчание в трубке длилось недолго, после чего Йо вздохнул: – Конечно. Кажется, я знаю, что можно сделать.