Осадок зла

"Стараюсь устраниться", – так сказал Йо о своей нынешней деятельности в стоматологической клинике, и в понедельник утром по пути на работу Леда думал о том, что последует его примеру. Попробовать лишний раз никуда не лезть, не вмешиваться, не брать на себя дополнительных заданий и по возможности не открывать рот – глядишь, так он выгадает немного времени, и пока что никто не заметит его сумасшествия. В душе теплилась глупая надежда, что все пройдет само собой или невиданный недуг хотя бы перестанет развиваться. Леда мечтал об этом и сам в мечту не верил. – Ну как отдохнул? – шепотом спросил Джури после бурных приветствий. – Отлично, – почти не соврал Леда. – То, что нужно. У меня, похоже, и правда что-то вроде переутомления. – Все болезни от мыслей, – с напускной серьезностью заявил Джури. – Много думаешь, Леда. А думаешь, потому что тебе не пофиг. И зря, что не пофиг. – Ну ты и философ, – усмехнулся в ответ Леда. – Только учусь, – старательно потупил взор Джури. В ту же ночь Леда посмотрел очередной неприятный сон. На этот раз память вернула его на несколько лет назад, когда он, только начинавший свою профессиональную деятельность, облажался и получил разгром от начальства. За этим последовала долгая писанина объяснительных, Леда чувствовал себя одновременно опозоренным и виноватым. Воспоминание уже давно подернулось дымкой: Леда сто раз успел реабилитироваться как в глазах руководства, так и в своих собственных. Но тогда он остро переживал и всерьез подумывал все бросить и пойти батрачить в музыкальный магазин, где на тот момент работал его парень. Уже утром, вспоминая сновидение, Леда размышлял о том, что ему почти повезло, далеко не худшее из возможного воспроизвело его подсознание. Однако осадок все равно остался, ведь тогда, несколько лет назад, Леда крайне мучительно переживал разнос на работе, а сновидение воспроизводило не только факты, но и эмоции. Вторник ознаменовался тем, что в кабине лифта Леда не мог вспомнить, на каком этаже находится офис. Нескольких секунд ему хватило, чтобы понять безнадежность попыток воззвать к собственной памяти. И, к удаче, в ту же минуту, запыхавшись, в лифт забежала новенькая ассистентка начальника, которая улыбнулась Леде и нажала кнопку с номером пять. Вернуть улыбку Леде не хватило сил. Время стремительно утекало сквозь пальцы, встреча с Анзи была намечена на следующий день, однако насколько она будет полезной и что делать потом, Леда едва ли представлял. Ему казалось, что он слышит тиканье невидимых часов. Или механизма в бомбе замедленного действия. Отпроситься с работы в среду не составило труда: Леда продемонстрировал направление от врача на МРТ и с самым честным видом пообещал постараться вернуться до конца рабочего дня, если доктора не задержат, само собой разумеется. После этого он действительно отправился делать снимок, однако потом поспешил вовсе не обратно в офис, а в другой конец города, где, согласно полученной от Йо информации, уже несколько месяцев лечился Анзи. – В этой лечебнице моя университетская подруга работает, – объяснял по телефону Йо. – Я попросил ее помочь, наврал столько, сколько в жизни врать не приходилось, но все, что тебе надо знать, это что ты – двоюродный брат Анзи и очень хочешь его видеть. Будем надеяться, что никто из реальной родни не придет его проведать в то же время. – Да уж, не хотелось бы, – поморщился Леда, представив, какой неразберихой может обернуться встреча лже-брата с настоящими родственниками. – Не могу знать наверняка, но думаю, что прямо каждый день к нему не ходят, – заметил в ответ Йо. – Он уже давно не узнает никого из близких, да и поведение его не всегда адекватно. И прежде чем Леда успел сказать хоть что-то, Йо спросил: – Что ты собираешься ему говорить? – Не знаю точно, – пожал плечами Леда, будто Йо мог его сейчас видеть. – Для начала попытаюсь понять, такое же у него заболевание, как у нас, или нет. Видит ли он сны, забывает ли все подряд... – Это не заболевание, – перебил Йо. – Не придирайся к словам, – рассердился Леда. – У меня язык не поворачивается называть это проклятьем. – Как хочешь, – легко согласился тот. – Можешь сказать и самому Анзи, что ты его брат. Вряд ли он заметит, что ты врешь. – Так и сделаю. – Только толку от твоей поездки все равно не вижу. То, что он все забывает, уже сказали врачи. То, что он боится спать, тоже известно. – Возможно, он знает что-то о той девушке, – задумчиво произнес Леда: на эти воспоминания он делал самую высокую ставку. Вдруг Анзи как ее последний парень сможет объяснить что-нибудь? Из них пятерых он единственный мог рассказать хоть что-то о погибшей. – Тут правильнее говорить "знал", а не "знает", – вздохнул Йо. – Но наверняка ты прав, она вроде как училась с ним в одной группе. С ним и Соно. – Вот еще и про Соно попытаюсь узнать, где он сейчас, – добавил Леда. – Все же они были друзьями когда-то. – Все мы были, – философски протянул Йо. Комментировать последнюю его реплику Леда не стал. *** Он сам не мог точно сказать, какой представлял себе частную психиатрическую клинику – к счастью, Леде не приходилось бывать в подобных заведениях прежде. То ли на основании фильмов, то ли из каких-то устаревших мифов у Леды сформировалось мнение, будто больница для людей с расстройствами психики – мрачное, жутковатое место, от одной атмосферы которой хочется вздернуться. Однако на первый взгляд та ничем не отличалась от обыкновенного врачебного заведения и даже немного напоминала пансионат. Аккуратное белое здание без выраженных признаков выдавала только табличка у входа, за порогом было светло и чисто, пахло освежителем воздуха, а вовсе не медикаментами, как ожидал Леда. Невзрачного вида, но услужливая девушка – Леда предположил, что та была медсестрой, – проводила его в такую же безликую, как все вокруг, комнату, где стояла лишь пара диванов. Все в светлых тонах – бледные бежевые стены, кремовая обивка мебели. "Интересно, моим родителям хватит денег на такой же дурдом?" – вдруг задался вопросом Леда и поспешил стереть истеричную улыбку с собственного лица. Только тут он понял, как нервирует его умиротворяющая обстановка, как внутренне он напрягается перед предстоящей встречей. – Мне печально говорить об этом, но должна предупредить, что брат вас, скорее всего, не узнает. Он вообще не узнает близких. – Да, я в курсе. – Не волнуйтесь, комната находится под наблюдением, если что – в любой момент к вам придут. Однако в последнее время он ведет себя спокойно. Кивнув, Леда поблагодарил девушку, опустился на один из диванов, стоявших под прямым углом к другому, и принялся ждать. В том, что Анзи его не узнает, Леда не сомневался – скорее всего, тот просто не запомнил его за одну единственную встречу, когда они все были вусмерть пьяны. А если и запомнил, то забыл еще задолго до так называемой болезни. К разговору Леда никак особо не готовился, учитывая, что даже не представлял, как Анзи поведет себя, – решил действовать по обстоятельствам. И без того слабая уверенность в том, что эта встреча имеет смысл, стремительно убывала по мере ожидания. Когда щелкнула дверная ручка и дверь – белая и идеально чистая – приотворилась, Леда автоматически поднялся на ноги и замер, в первый момент решив, что произошла ошибка и привели какого-то другого пациента. С запозданием в секунды до него дошло, что человек перед ним – действительно Анзи. Санитар, который пришел с ним, говорил о том, что у гостя не так много времени и что надо сделать, когда разговор будет окончен, но Леда особо не слушал, а таращился на Анзи, который, в свою очередь, остекленевшими глазами смотрел прямо перед собой и одновременно в никуда. Только когда сотрудник клиники вышел, Анзи молча сел на соседний диван. Леда последовал его примеру и наконец смог перевести дух, запоздало заметив, что у него ненадолго перехватило дыхание. Леда помнил, что Анзи был старше его на три года, вот только человек перед ним выглядел на все сорок, а то и старше. Некогда очень красивый, сейчас Анзи потерял весь свой лоск, и дело было не в больничной бесформенной одежде – из его лица будто ушли краски. Он похудел до костей и осунулся, кожа посерела, была нездорово бледной, а некогда шикарные волосы до плеч подстригли под короткий "ежик". Леда заметил, что виски у Анзи уже серые от седины. Он сидел совершенно безучастно, сложив руки на коленях, будто примерный ученик в кабинете школьного директора, и Леда подумал, что такая апатия не может быть естественной. Наверняка Анзи был накачан какими-то успокоительными. Леда не был силен в медицине и слабо представлял, как борются с недугами, вроде тех, что постигли Анзи и, вероятно, самого Леду. – Привет, – кашлянув, решил привлечь внимание он. – Ты меня не помнишь, но это и неудивительно. Я... – Отчего же, – перебил Анзи. – Тебя-то я как раз отлично помню. Здравствуй, Леда. Его голос был ровным и тихим, совершенно невыразительным. А когда впервые с момента своего появления он поднял взгляд, то посмотрел не в глаза Леды, а куда-то за его левое плечо. – Не ожидал, – искренне ответил пораженный гость. – Мне сказали, что ты уже практически никого не узнаешь. – Так и есть, никого не помню. Кроме вас четверых и Меган. Имя, которое Леда мучительно хранил в памяти, но ни разу в жизни не произносил, больно царапнуло слух. Сглотнув и ощутив, как в горле моментально пересохло, Леда пожалел, что не взял с собой бутылку воды. – Вот как, – проронил он, не зная, что еще сказать. – Да, вот так, – согласился Анзи, кивнув. – Я почти не сомневался, что рано или поздно кто-нибудь из ваших явится. Разве что не был уверен, не забрала ли она вас раньше. В лицо Леды Анзи упорно не смотрел: он то разглядывал собственные руки, то периодически поднимал голову и пялился все так же Леде за спину, отчего у того возникло неприятное ощущение присутствия кого-то третьего. Невольно Леда оглянулся – позади была дверь, может, кто-то из медперсонала незаметно вошел? Однако в комнате они по-прежнему были только вдвоем. – Значит, у тебя те же проблемы, что и у нас всех, – произнес Леда, и губы Анзи на миг дернулись в подобии нервной улыбки. – Проблемы – неправильное слово. Правильное – просто конец. Точнее, не просто. То, что у нас всех, хуже смерти. Вкрадчивый тон мог принадлежать человеку умалишенному – Леда отлично понимал это, как и видел, что Анзи не в себе. Но вместо того чтобы делить услышанное на трое, он чувствовал, как медленно по венам растекается страх. Он верил психу, сидящему перед ним, настоящему сумасшедшему, которому врачи даже поставили какой-то диагноз. И с ужасом понимал, что сейчас видит, каким сам станет в обозримом будущем. Если не последует примеру Агги, как тут же услужливо шепнул внутренний голос. – Ты что-то понимаешь? – хрипло от волнения произнес Леда. – Что вообще происходит? – Понимаю, как и ты. Мы все понимаем. – Нет. Я – нет. – Понимаешь, – упрямо мотнул головой Анзи и вдруг спросил, снова уставившись куда-то мимо Леды: – Ты видишь ее? – Кого? – Леда снова резко обернулся, но позади ожидаемого никого не оказалось. – Не видишь, – кивнул Анзи удовлетворенно, словно убедившись в чем-то. – Значит, у тебя это недавно. Ничего, самое веселое ждет впереди. Разговор уплывал в непонятную сторону, и без того неосмысленный взгляд Анзи теперь казался Леде еще более остекленевшим, и потому, не зная толком, что спрашивать, он заговорил сам, чтобы его собеседник не потерял нить в их диалоге. – Послушай, я не знаю, что именно происходит с тобой, но могу сказать, что у меня и у Йо. Если ты помнишь его. – Я помню Йо. Йо – двоюродный брат Соно. Йо трахнул Меган третьим. Мысленно Леда взмолился о том, чтобы комнату для посетителей не прослушивали. Впрочем, вряд ли заявления и признания местных обитателей имели какую бы то ни было юридическую силу. – Мы видим сны, – продолжил Леда. – Самое худшее из прошлого. – Само собой, – кивнул Анзи. – Но это не самое паршивое. Самое страшное, что мы оба забываем элементарные вещи. Как при деменции, ну или очень похоже... Неожиданно Анзи сухо рассмеялся, коротко и безжизненно, и Леда от удивления умолк. – Не самое паршивое? – насмешливо переспросил Анзи, снова глядя на свои колени. – Дурак. Сны и есть самое ужасное, что могло с нами случиться. – Почему? – Потому что забывать не страшно – страшно все помнить. Немного растерявшись, Леда секунду подождал и хотел уже продолжить, когда Анзи сделал предупреждающий жест: – У тебя это действительно недавно. Сколько? Пара недель? Месяц? Ты не представляешь, насколько эти сны отравляют. Очень скоро ты станешь видеть их каждую ночь и сам не заметишь, как начнешь гнить. Будешь жить и думать о том, как дерьмова твоя жизнь. Поверишь, что ничего хорошего с тобой никогда не происходило. Что тебя окружают сволочи и предатели. Да и что ты сам не лучше их. В какой-то момент ты уже будешь рад забывать все больше и больше. Ни о чем подобном Леда пока не задумывался, но теперь вспомнил, каким раздавленным ходил по утрам каждый раз после своих снов. Даже после самых безобидных, вроде детского наказания у бабушки. – Хороших воспоминаний будет все меньше, плохих все больше. Окружающие будут думать, что у тебя депрессия, но это не она. И это по-прежнему не самое худшее, потому что в один прекрасный день ты начнешь видеть ее. Очередной короткий взгляд на дверь заставил Леду вздрогнуть по-настоящему. – О ком ты все время говоришь? – спросил он. – Кого "ее"? – О-о, не допытывайся, радуйся своему непониманию. Когда увидишь, то сразу поймешь, о ком я говорил, – Анзи опять буравил взглядом пол. – Меган? – осторожно спросил Леда. – Если бы Меган, – усмехнулся его собеседник. – Меган умерла, Леда. Мы ее убили. – Верно. Так и было, – как со стороны Леда услышал свой голос – в эту минуту он позабыл о том, что у разговора могут быть непрошеные слушатели. – А я так радовался, – бесцветно произнес Анзи. – В смысле? То есть чему ты радовался? – Я радовался, когда она выбросилась в окно. Это означало, что теперь никто ничего не узнает. Опасался, что она оставила записку, но, очевидно, не было и ее. Я был рад, когда ее не стало. В другой ситуации Леда наверняка захотел бы врезать по физиономии человеку, говорившему такое. Сам он был в ужасе, когда услышал о самоубийстве изнасилованной ими девушки, и порой даже думал, что, если бы однажды на пороге родительского дома появились люди в форме и спросили, здесь ли проживает Юуто Шинджи, стало бы легче. За преступлением должно следовать наказание, так правильно. А мерзавцы, счастливо живущие на свободе, – нет. Но бить Анзи или даже просто презирать его не получалось – Леда смотрел и видел, что перед ним уже не совсем человек. Скорее, часть человека, то немногое, что осталось. – Лучше бы она заявила на нас, чем вот это все, – словно повторяя его мысли, произнес Анзи. – Лучше бы пошла в полицию. Вас, малолеток, она, поди, и не помнила, но меня и Соно должна была. Почему она не пошла, Леда? – Почему? – Потому что понимала, что ничего нам не сделают. Должна была понимать. Даже если бы вовремя сдала анализы. Никаких следов насилия на теле, какая-то никому не нужная эмигрантка в чужой стране без семьи. Мы бы сказали, что она сама нам дала, потом потребовала денег, а мы отказались платить. И у меня, и у Соно были не самые скромные родители, нам бы наняли адвокатов... – Где сейчас Соно? – меньше всего Леде хотелось слушать запоздалые разглагольствования на тему "как оно могло бы быть, если бы не". – Не знаю. Я не видел его много лет. – И не знаешь, где его искать? – Понятия не имею и не советую тебе, – усмешка Анзи была бесцветной, как и вся его речь. – Я слышал, он крутит не самые законные дела. – Дело не в этом, – перебил Анзи. – Я уверен, что Соно давно нет в живых. К нему она должна была явиться первому, потому что именно Соно все задумал и провернул. Снова спрашивать, о ком говорит Анзи и кого, вероятно, так старательно высматривает в пустой комнате, Леда не стал, сомневаясь, что тот ответит. – Расскажи мне, что случилось тогда, – вместо этого попросил Леда. – В тот день, в две тысячи седьмом. Если еще что-то помнишь. – Об этом я все помню, – ответил Анзи. – Но зачем рассказывать? Скоро вспомнишь и ты. И даже, возможно, узнаешь что-то новое для себя. "Он не сумасшедший", – вдруг подумалось Леде. В своей жизни он никогда не имел отношения к психиатрии, у него в семье не было врачей, однако, глядя на Анзи, Леда отчетливо осознал это. Анзи явно был напичкан какими-то медикаментами, отчего его голос звучал невыразительно, а взгляд не фокусировался, и скорее всего, он действительно не мог узнать собственных родных и друзей, быть может, забыл то, что много лет изучал в университете, не сумел бы больше водить машину и тому подобное. Но пока он говорил, что помнит о том дне, когда вместе с Ледой и еще несколькими идиотами совершил серьезное преступление, он не путал реальность с действительностью, потому что именно этот эпизод память сохранила. Анзи не смог забыть, как помнил и Йо, который в последнее время видит один и тот же сон. Не смущало ли врачей такое несоответствие? Леде думалось, что настоящие психи или старики, у которых с возрастом разладилось с головой, не осознают, что с ними что-то не так. Они не понимают, что забывают. Сойк рассказывал, что его отец даже в самом конце своей жизни, путая имена, людей и чуть ли не туалет с холодильником, пребывал в твердой уверенности, что с ним все в порядке. Считал, что какие-то нелады были у всех окружающих. Анзи же явно знал, что в полном разладе он сам. – Расскажи, – упрямо повторил Леда. Объяснять, что хочет попытаться что-то исправить, он не спешил. Его собеседник ни в какое спасение уже точно не верил. Вздохнув, Анзи откинулся на спинку дивана, приняв более расслабленную позу, но голову все так же почти не поднимал. – Знаешь, как ее звали? Ту девку? – спросил он. – Ее полное имя? Проглотив услышанное грубое слово, Леда выдавил: – Знаю. – Меган Сальвадор, – проигнорировал его ответ Анзи. – Так могли бы звать актрису или фотомодель какую-нибудь. Она вообще была красивой, эта Меган. И она была филиппинкой. Все это Леда прекрасно помнил, но перебивать и торопить опасался – непонятно, чего было ждать от Анзи, тот мог вовсе перестать рассказывать. – Она приехала сюда учиться, мы оказались в одной группе: я, она и Соно. Соно запал на нее с первого дня, но эта шлюха никому не давала. То, что девушка никому не давала, но при этом почему-то в глазах Анзи была шлюхой, в голове Леды как-то не укладывалось, но придираться к словам он не хотел и продолжал терпеливо слушать. – Соно подкатывал к ней и так, и эдак, но хрен там. Я не понимал, нафига она ему сдалась – вокруг было полно других, куда получше этой. Но Соно приспичило: чем дальше Меган его посылала, тем больше ему было надо. А потом наступило четырнадцатое февраля, и Меган подарила мне шоколадного ангела. – Тебе? – Леда изобразил удивление, хотя не испытал его: зная, что Меган в какой-то момент стала девушкой Анзи, примерно такого поворота он и ожидал. – Идиотка, – равнодушно проронил Анзи. – Прямо перед первой лекцией, в коридоре, на глазах у Соно и еще человек пятидесяти. – Вероятно, ты ей нравился, – предположил очевидное Леда. – Да ты Шерлок, – все так же невесело заметил Анзи. Попытка сострить в его исполнении прозвучала неуютно и странно. – Позже выяснилось, что она отшивала Соно, потому что запала на меня чуть ли не с первой встречи. Соно был в бешенстве. Я бы ее послал, конечно, нахрена мне девушка, по которой сохнет мой друг? Но Соно вдруг прямо загорелся – говорит: сделай вид, что повелся. Сделай, и все тут. Трахни ее за меня – так и сказал. Я тогда еще не понял, что он задумал. Слушая, Леда пока тоже ничего не понимал, только снова отмечал, что события одиннадцатилетней давности Анзи пересказывает удивительно ясно и излагает складно. – И я пригласил ее на свидание, – продолжал Анзи. – В тот же вечер она мне дала. Шлюха она и есть. – Ну знаешь ли, если она давно этого хотела, то зачем тянуть, – неизвестно зачем попытался оправдать девушку Леда. – Само собой, я всем нравился. Сейчас поверить в это было сложно, но помня, каким Анзи был на первом курсе, Леда не мог не согласиться. Всем или нет, но большинству – наверняка. Хотя сам Леда тогда никого кроме Агги в упор не видел, не заметить привлекательность Анзи было трудно. – А через неделю с небольшим у меня был день рождения, – тем временем продолжал тот. – И Соно предложил, чтобы я и Меган пришли отмечать к нему. У отца Соно был большой дом, и он как раз уезжал в командировку на несколько дней. "Раскрутим телку на тройничок", – сказал Соно. Я сомневался, что она раскрутится, за несколько дней понял, что она втюрилась в меня, как больная, хотя ведь ничего обо мне толком не знала. О чем и сказал Соно, но тот не слушал. Он считал, что после определенного количества выпивки можно кого угодно раскрутить на что угодно. Ненадолго умолкнув, Анзи посмотрел в стену за спиной Леды, а тот, как от транса очнувшись, тихонько выдохнул. – Догадываюсь, что было дальше. На ваш "тройничок" она не согласилась, и вы решили ее заставить. – Нет, зачем же? – вяло удивился Анзи. – Соно ей сразу что-то подмешал в бокал, но не рассчитал, и дурочка вырубилась через полчаса после начала нашей мини-вечеринки. Хоть тройничок, хоть что стало не с кем устраивать. Вот только Соно уже настроился и преград не видел. После второй бутылки я тоже перестал видеть проблему в том, что Меган, считай, без сознания. Ну а позже, ближе к ночи, явились вы трое. Соно даже не знал, что его младший братец притащился в Токио – Йо не потрудился предупредить. Монотонно и без эмоций Анзи продолжал рассказывать то, что Леда и так знал. С запозданием опомнившись, он махнул рукой: – Хватит. Дальше я в курсе. – Хватит так хватит, – легко согласился Анзи, правда, тут же добавил: – Хотя и жаль немного, что ты больше не хочешь слушать. Это ведь единственное, что я помню, о чем могу рассказать. Все остальное забылось, считай – все события в жизни, кроме этого. И даже сны, что я видел, ушли, осталось только осознание. – Осознание? Анзи подался чуть вперед, как будто хотел, чтобы Леда его лучше слышал. – Осознание, что ничего хорошего в жизни не было. Только та срань, что являлась во снах. В повисшей тишине Леда, которому чем дальше, тем больше становилось не по себе, лихорадочно думал, о чем еще следует спросить, что может стать ему полезным. А еще подозревал, что скоро его попросят на выход. – Как называлась ваша специальность, на которой вы все трое учились? – сделал первую попытку он. Усмехнувшись, Анзи даже не взглянул на Леду. Он не помнил, и Леда понял это без слов. – А у... Меган были подруги? Может, кто-то из вашей группы? – Не уверен, что знал это даже до того, как все забыл. – Ты говорил, ее родителей тут не было? – Да. Кажется, не было. – То есть в страну она приехала совсем одна? Молчание было красноречивее любого ответа. – Может, она что-то рассказывала о своей родне? – еще раз попытал счастья Леда. Тяжело вздохнув, как будто даже не демонстративно, а правда от невеселых дум, Анзи покачал головой. – Вижу, Леда, сдаваться ты не спешишь. Решил в детектива поиграть. – А что мне остается? – огрызнулся тот. – Сидеть без дела и ждать, пока меня упекут, как тебя? Или запереться в ванной, как Агги, и вскрыться? Часто заморгав, Анзи на мгновение посмотрел в лицо Леды, но тут же опять перевел взгляд, словно что-то в стороне отчаянно притягивало его внимание. Впервые за восковой маской равнодушия Леде померещилась тень удивления. – Что сделал Агги? – спросил он. – Покончил с собой. Вспорол себе вены, – рассказывать об этом Леда не планировал, признание случайно сорвалось с языка. Некоторое время Анзи молчал, и Леда начал подумывать о том, что пора уходить – ничего полезного он уже не выяснит. – Завидую, – наконец снова заговорил Анзи. – Я бы тоже хотел, но здесь это так просто не сделаешь. Поступай как твой друг, Леда, не тяни, облегчишь свой уход. – Не дождетесь, – мрачно процедил Леда в ответ. – Я не верю в мистику, всему должно быть объяснение. Да и медицина сейчас работает... Анзи вскинулся всем телом, расправил плечи так резко, что Леда, наоборот, отпрянул назад, невольно вжавшись в спинку дивана. Впервые с начала долгого разговора собеседник смотрел прямо ему в глаза и улыбался так, что Леда вдруг понял значение выражения "мороз по коже". – Не веришь, значит? – тихо произнес Анзи, не моргая, и Леда почему-то не смог отвернуться, пускай хотел этого больше всего. – Не знаю, что ты называешь мистикой, но одно могу сказать тебе точно: как я сам недавно выяснил, в мире, оказывается, есть вещи, о которых мы не знаем ничего и которые не видим. Не видим до поры до времени. – Чего мы не видим? – голос немного сел, и Леде пришлось приложить усилие, чтобы не шептать. – Чего ты не видишь. Пока что, – на слове "ты" Анзи сделал ударение. – Клыкастую старуху, Леда. Она уже здесь, за твоей спиной и сосет из тебя жизнь, но пока что ты в счастливом неведении. Медленно Анзи перевел взгляд в ту же точку, куда периодически таращился весь разговор, и Леда, как послушный чужим манипуляциям робот, тоже повернул голову. – Сначала ты почувствуешь, – продолжал с присвистом Анзи. – Тебе начнет казаться, что в помещении кто-то посторонний, даже когда твердо уверен, что ты совсем один. Потом ты начнешь замечать неясную тень, чаще в сумерках или полутьме. А дальше она перестанет прятаться, и ты станешь видеть ее постоянно. Если не успеешь разрезать себе вены, как твой приятель, окажешься там же, где я. Будешь мечтать сдохнуть, но тебе не дадут. Он говорил и говорил, не замолкая, и хотя внутри Леды все его естество орало дурным голосом: "Заткнись!", произнести хоть слово вслух не получалось. – Если смелости порешить себя не достает, бронируй соседнюю палату, – продолжал Анзи. – Тут, знаешь ли, неплохо кормят. Если память меня не подводит. Леда не сразу понял, что странный треск, вырвавшийся из горла Анзи, был смехом. Никогда в жизни ему не приходилось слышать такого жуткого раздавленного хохота. Он вскочил на ноги, толком не представляя, что будет делать дальше, и в тот же миг спасительно распахнулась входная дверь, на пороге которой застыла уже знакомая медсестра. – У вас все в порядке? – встревоженно спросила она, переводя взгляд с корчащегося на диване Анзи на Леду. – В порядке, – едва шевеля одеревеневшими губами, произнес тот. – Я уже ухожу. Вы... Вы были правы, он меня не узнает. – Мне очень жаль, – проронила в ответ медсестра, пока Леда за секунды пересек комнату и вышел вон, больше не взглянув на Анзи.