Кровавое знамя в девичьих руках

Получив телеграмму о гибели отца, Анна была сама не своя от обиды и отчаяния. Полгода назад они с матерью тоже получили телеграмму, извещающую о гибели Александра, старшего сына семьи Брагинских. А несколькими неделями ещё ранее погиб Ваня, второй сын. В этой семье не осталось больше мужчин, осталась лишь младшая дочь Анна со своей пожилой матерью. Анна была разбита, одной ей с матерью не справиться с огородом, хозяйством и со всем остальным прочим. В своём доме без мужика никуда, им тяжело придется, намного тяжелее, чем сейчас. Раньше сердца этих женщин подпитывала надежда о встрече с любимым мужем, сыновьями, отцом и братьями, а сейчас они остались совсем одни, ещё и неизвестно, переживут ли они вовсе эту войну. Время было только начало седьмого, но на снег опустилась точно с небес густая мгла. Зимой всегда темнело очень рано. На дворе стоял конец декабря, через четыре дня Анне исполнится семнадцать, она станет чуточку взрослей, хотя в душе останется всё тем же наивным ребёнком, искренне верящим, что на почте или в военной части произошла ошибка и отец с братьями скоро вернутся домой, израненные, в потрёпанных и прожжённых кителях, а на гимнастёрках, заманчиво поблескивая, будут висеть тяжёлые ордена и медали. — А ну брысь! — ругалась мать, гоня прочь чёрного кота без единого светлого пятнышка. — Не дай Бог беду накличешь, чёрт усатый, — ворчала женщина. В деревнях кошек подобной расцветки не любили, да и не зря же люди приметы придумали, не к добру он к их дому привился и частенько по утрам воет — еду выпрашивает. А дать этому несчастному и нечего, Брагинские нынче сами еле концы с концами сводят. Выйдя на улицу подышать свежим воздухом, Анна не заметила, как прошла от одного края деревни к другому. Она осмотрелась, видя вокруг себя лишь заброшенные и покосившиеся со временем старые дома, больше походящие на избушки. Раньше, до войны, когда Нюра была ещё совсем ребёнком, их деревня была такой большой, что её смело можно было назвать крохотным городком. А сейчас что? Одни руины, с десяток полуразваленных домов, в которых живут лишь старики, женщины, чей возраст за тридцать пять, и семь детей на всю округу. Не считая Анну с Натальей, которые уже явно вышли из того возраста, когда их можно было назвать детьми. Проходя вдоль дороги, Анна осматривала некогда жилые домишки, в которых, казалось бы, ещё вчера кипела жизнь. Вот дом Фёдора Петровича Илюшкина, который скончался пару месяцев назад. Получив извещение о гибели своего единственного сына, он скончался — у старика просто не выдержало сердце. Вот дом Клавдии Васильевны, которую хоронили на прошлой недели. Этой женщине было всего сорок семь лет, ещё жить да жить, но… Она заболела, никто не знает, чем именно, кажется, это было воспаление лёгких. Вот и самый большой и просторный дом, бывший когда-то жилищем старосты деревни. Сергей Петрович, несмотря на свой, надо признать, немолодой возраст, ушёл на фронт, многие судачат о том, что вроде в добровольцы записался, а кто-то утверждает, что забрали старика, призвали отдавать долг Родине. Пятьдесят восемь лет, на здоровье он никогда не жаловался, детей не было, жена умерла четыре года назад ещё до начала войны. Выйдя из деревни, Анна поднялась на холм, где рос небольшой дубок, который Нюра посадила ещё вместе с отцом и даже придумала ему имя — Дуся. Потому что это девочка, так решила маленькая Анна, посадившая вместе с отцом деревце. Подойдя и проведя озябшей ладонью по толстому стволу дерева, Анна рухнула на землю, увидев промелькнувший перед глазами портрет отца, точно душа этого человека заскочила перед дальней дорогой попрощаться со своей любимой дочерью. В этом дереве явно была сокрыта частичка души отца, которого Нюра так сильно любила. Слёзы катились по её раскрасневшимся щекам, заледенелыми каплями падая в снег, точно в дополнение столь печальной картины подул ледяной ветер, поднявший в воздух пушистые хлопья снежинок. Перед глазами девушки вновь всплыл портрет отца, платок, повязанный на голову, сполз на шею, оголяя светлые чуть волнистые волосы, аккуратно заплетённые в две косы. Неожиданно на плечо Анны опустилась чужая ладонь, резко обернувшись, она не думая обняла незнакомца, приняв его за отца. Из заоблачных мечтаний Анну вывел незнакомый запах парфюма, смешанный с легкой ноткой табака, дыма и… кажется бензина. Отстранившись, Анна, продолжая сидеть на снегу, с широко распахнутыми глазами посмотрела на незнакомца. Это явно был не красноармеец, судя по сгорбившимся молниям на одном воротнике и дубовому листу на другом, СС-овец, не иначе. — Не стоит сидеть на снегу, юная девушка*, можно ведь простудиться, — спокойно залепетал незнакомец на ломанном украинском. Окончательно убедившись в своей теории и резко вскочив на ноги, Анна так же не думая побежала прочь, позабыв обо всём на свете. — Постой, милый! — кричал ей вдогонку нацистский офицер, ловко подхватив едва не улетевший шерстяной серый платок. — Вы же… Вы забыли! Эм… — он задумался, не зная, что это такое. С виду тряпка, но зачем ей подвязывать голову, когда есть шапка? Или он чего-то не знает… На плечо молодого офицера упала ладонь герр гауптштурмфюрера, являющегося в данный момент его непосредственным начальником. — Я знал, что и от тебя должна быть хоть какая-то польза, — стальным голосом проговорил старший по званию офицер, в странной дружеской манере похлопав младшего по плечу. — Извините… А как называется эта штука, — развернув платок, давая ему лучше рассмотреть данную вещь, мальчишка задрожал под его гневным взглядом, — её на голову зачем-то подвязывают. — Платок, кажется, — бросил тот, уверенно передвигая замёрзшие ступни в сторону деревни, на которую с этого холма открывался просто потрясающий вид. — Вперёд! Мы у цели. Заблудившись в метели в результате некоторых неполадок со связью, немцы третий день не могли понять, где они находятся. Приказ был уничтожить все партизанские отряды, укрывшиеся в данных лесах, но они за всё время своего блуждания не то что не смогли наткнуться на партизан, даже деревень никаких заброшенных или выжженных не было. Идя по следу Анны, солдаты вышли на деревню, которая, судя по состоянию большинства домов, уже подвергалась натиску их сородичей или же просто была полузаброшенной. Капитан данного отряда — гауптштурмфюрер Людвиг Керхайзен, отдал приказ остановиться в этой деревеньке, но местных жителей не трогать. С первыми лучами солнца каждому из здешних жителей ещё предстоит пройти допрос. Слишком наглеть наши незваные гости не стали и заняли наиболее пригодные пустующие дома, в которых не было ни света, ни воды. Впрочем, как и во всей деревне. Свет-то раньше был, но похоже, произошла авария на линии и теперь во всей деревне не было электричества, а воду местные жители сколько себя помнят всегда носили в дома из колодца. Сидя у окна, Анна корила себя за то, что собственноручно привела немцев в деревню. Конечно, если бы не она, они бы и сами вышли на неё. Наверное… — Не жить нам, девоньки! Не жить нам, родненькие, — причитала соседка, как обычно заглянувшая к Брагинским на чай с молоком. — Да не трепыхайся ты, Дунька, они вроде мирные. Вон, разбрелись по избам и сидят себе, не высовываются, — утверждала мать Анны, Анастасия Петровна. — Того глядишь и обойдётся всё. — Да как же обойдётся всё?! — вновь заголосила соседка, у которой война забрала и сына, и дочь. — Знаешь, что они с соседней деревней сделали? Народ поговаривает, что сожгли дотла, причём вместе с людьми. Дочь этой женщины была медиком и работала сельской медсестрой, правда, лечить ей в основном приходилось коров да лошадей, но когда началась война, её в принудительном порядке забрали на фронт. Ходят слухи, что умерла девчушка, а ей всего двадцать пять было. Но мать не отчаивается и продолжает ждать свою дочурку, Ульяной её звали. — Нюра, ты ничего не видела, когда гуляла по лесу? — неожиданно спросила мать, повернувшись к дочери. — Нет, мама, — пробормотала девчушка, медленно переведя свой рассеянный взгляд на мать. — Я ведь только до дуба и назад. А платок за ветку зацепился и ветром унесло, когда я его достать пыталась, — соврала она. Анне было неприятно обманывать мать, но другого выбора у неё попросту не было. Окажись они с матерью одни в доме без всяких лишних ушей, Нюра бы, не раздумывая, рассказала матери всю правду, а так говорить о таком при этой местной сплетнице бабе Кате она не хотела. Эта старушка всему свету растрезвонит об услышанном и выставит их семью виноватыми.