Глава 6
26 мая 2019 г. в 01:17
Нестерпимое молчание, воцарившееся в спальне, было наконец прервано осторожным вопросом домоправительницы; поставив поднос с чаем на столик, она спросила:
— Мадам, вы поранились?
Зажимая пальцами нанесенную себе рану, Марианна метала вокруг отчаянные взоры — искала пути к пристойному объяснению или к бегству. Однако бежать было некуда. Что же до объяснений, то дюжина выдумок, одна другой смехотворнее, беспорядочно метались у нее в голове; но прежде, чем Марианна успела произнести хоть слово, домоправительница бросила взгляд на смятую и замаранную кровью простыню — и, кажется, поняла все.
Однако не отступила в благопристойном ужасе, даже не усмехнулась. Напротив, в глазах ее отразилась забота, и, смело шагнув вперед, она заговорила:
— Простите меня, госпожа, но вы позволите говорить с вами откровенно?
— Уж лучше скажите все как есть! Не оставляйте меня гадать, что вы обо мне подумали, — со смущением и досадой отвечала Марианна.
— Не стоит беспокоиться о том, что у вас не было крови, — склонив голову и доверительно понизив голос, ответила домоправительница. — Такое не всегда случается. И, ежели кровь не потекла — это вас не порочит, а говорит лишь о том, что джентльмен свое дело знает и обошелся с вами по-доброму. Понимаете меня?
Марианна не совсем понимала, но жаждала, чтобы ее просветили, хоть ей и казалось унизительным познавать тайны супружеской жизни от домоправительницы, да еще и в первый день в ее новых владениях.
— Я ведь трех дочерей вырастила и замуж выдала, да и сама, слава богу, уж тридцать лет замужем, так что знаю, о чем говорю, — продолжала та. — Вот что я вам скажу: если у вас от… простите мне такое слово, мэм — от совокупления кровь потекла, будь то в первый раз или в сто первый, это значит лишь одно: что мужчина вам попался неумелый или грубый. А полковник настоящий джентльмен. Он не станет в вас сомневаться из-за того, что крови нет — да и я не стану.
Марианна не знала, что на это ответить, и только смотрела на нее, совсем потерянная — а домоправительница продолжала:
— Быть может, в каком-нибудь другом доме вам стоило бы опасаться того, что станут болтать служанки. Но здесь бояться нечего: все они преданы полковнику, да и я их держу в узде!
Марианна задрожала, охваченная чувством облегчения и благодарностью этой доброй женщине.
— Неужто Ханна не принесла вам утренний наряд? — с негодованием поинтересовалась домоправительница, как видно, сочтя это знаком, что Марианна замерзла. — Впрочем, неважно. Давайте-ка для начала избавимся от этих простыней и поможем вам одеться. Выпейте чаю, а я, застелив постель, пришлю сюда кого-нибудь, чтобы вам перебинтовали руку. Постелью я займусь сама, чтобы вы не беспокоились о том, что скажут горничные.
Вспомнив немолодую и суровую служанку, что укладывала ее в постель прошлым вечером, Марианна спросила:
— А Ханна давно здесь служит?
— Да, мэм, почти всю жизнь. Дольше меня, это уж точно. — С этими словами домоправительница принялась наливать чай; привычное журчание жидкости и позвякивание посуды успокаивало Марианну. — Она, конечно, для службы у леди старовата: и с красотой своей давно распрощалась, и в нынешних модных нарядах и прическах ничего не смыслит. Вам, должно быть, странным показалось, что полковник приставил ее к вам. — Здесь, остановившись на мгновение, она протянула Марианне чашку и заботливо смотрела, как та пробует чай, желая удостовериться, что новой госпоже все по вкусу. — Видите ли, попала она сюда в ранней юности, горничной у покойной миссис Брэндон, матери полковника. Много лет ей служила, а когда миссис Брэндон скончалась, тогдашняя домоправительница хотела ее рассчитать. Но полковник этому воспротивился: сказал, мол, нелегко на старости лет покидать насиженный уголок и искать счастья в чужих краях, да и хорошее место она едва ли найдет — так что пусть остается. Так Ханна и осталась здесь кем-то вроде старшей горничной. А нанять кого-то помоложе я, честно сказать, не озаботилась: непохоже было, что полковник собирается жениться, а если бы и собрался, я полагала, что новую горничную хозяйка привезет с собой… ох, простите, мадам, не хотела обидеть вас своей болтовней… одним словом, поскольку все мы знали, что полковник хранит верность своей первой любви, и трудно было поверить, что он отдаст сердце какой-то другой леди… ох, да что со мной сегодня — что ни скажу, все невпопад! Одним словом, благодаря его доброте Ханна осталась здесь.
С этими словами домоправительница, явно смущенная тем, что наговорила лишнего, подошла к постели и начала сворачивать простыни в узел, так, чтобы скрыть от чужих взглядов кровяные пятна.
— Надеюсь, я вас не расстроила своей болтовней, — заметила она, выпрямившись с узлом под мышкой. — А если Ханна вам не по душе, только скажите, и я сразу начну искать ей замену.
— Нет, благодарю вас, — ответила Марианна. — Это не нужно. То, что в нынешних модах она не разбирается, не страшно: дни погони за модой для меня позади. Теперь мне придется одеваться просто и скромно.
При этих словах, столь неожиданных от хорошенькой юной леди, домоправительница взглянула на нее с удивлением и, казалось, многое хотела бы ответить, но сочла за благо промолчать.
— Простите, — обратилась к ней Марианна, — я позабыла, как вас зовут…
— Миссис Пикард, с вашего позволения, госпожа.
Марианна через силу улыбнулась ей.
— Миссис Пикард, вы оказали мне сегодня большую услугу. Не могу выразить, как я вам благодарна.
Миссис Пикард кивнула и тепло улыбнулась в ответ. При этом вокруг глаз ее собрались лучистые морщинки, и Марианну вдруг поразила неожиданная мысль: да ведь эта женщина по возрасту куда ближе к полковнику, чем к ней самой! Уже не в первый раз за сегодняшнее утро она смутилась, ощутив, что слишком молода для роли хозяйки поместья.
— Теперь, если позволите, мадам, я принесу что-нибудь, чем перевязать вам руку.
С этими словами миссис Пикард вышла.
Некоторое время Марианна сидела в одиночестве, попивая чай, откусывая от сладкого печенья, размышляя над словами домоправительницы — и стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в раненой руке. Она чувствовала себя беспросветной дурочкой.
Несколько лет назад, когда, еще ребенком, Марианна сделала какое-то наивное и забавное замечание о том, откуда берутся дети, Элинор взяла на себя труд кое-что объяснить ей о том, что происходит наедине между мужем и женой. Однако Марианна лишь отмахнулась от ее объяснений. Все эти подробности показались ей слишком грязными, слишком низменными: то ли дело описания любви в романах и стихах! Теперь же она жалела о том, что не слушала Элинор внимательнее и не задавала ей вопросы.
Отворилась дверь, на пороге вновь появилась миссис Пикард — и, к неподдельному ужасу Марианны, не одна: невысокая домоправительница, нагруженная целой корзинкой повязок и флаконов с мазями, терялась на фоне мощной фигуры полковника Брэндона.
Он взял у домоправительницы все припасы и отпустил, сказав, что о ране госпожи позаботится сам. Едва домоправительница вышла, оставив их наедине, полковник поразил Марианну тем, что скинул сюртук и небрежно бросил его на кровать. В смятении следила она за тем, как он расстегивает манжеты и закатывает почти до локтей рукава рубашки. Затем он взял чистую ткань, смочил ее водой из тазика и занял место подле Марианны.
— Дайте взглянуть на вашу руку, — приказал он.
Погибая от стыда, Марианна отставила пустую чашку и сделала, как ей было велено — радуясь, что все внимание его сосредоточено на раненой руке, и он не видит, как пылают у нее щеки. Она остро сознавала, что сама она в ночной сорочке, а он в одной рубашке; и, хоть и понимала, что снять сюртук и закатать рукава перед промыванием раны было необходимо, все это смущало ее смертельно. Оставалось лишь мысленно благодарить полковника за то, что он вел себя как обычно, спокойно и сдержанно, и не смотрел никуда, кроме ее руки.
В этот миг полковник Брэндон вовсе не казался своей юной жене старым. Зрелым — быть может; но ни следа слабости или немощи не замечала она в нем сейчас, когда он аккуратно и бережно промывал, а затем перевязывал ей рану. Мощное тело, спокойный и собранный дух — таким он сейчас выглядел; а вот Марианна, увы, вторым из этих достоинств похвастаться не могла. Ее бросало то в жар, то в холод, и сердце переполняли какие-то новые чувства, непонятные ей самой.
Она поймала себя на том, что смотрит на работу полковника с восхищением, словно завороженная. Руки у него были намного больше, чем у Уиллоуби, и, казалось бы, неприспособленные к такой деликатному делу; однако мысль об этом рассеивалась, стоило взглянуть на результат. Быть может, ладоням его недоставало мягкости, а пальцам изящества — но было в его неторопливых и осторожных прикосновениях нечто особенное, как бы сразу и уверенность, и нежность; Уиллоуби же, увы, решительно не хватало ни того, ни другого. Это нежеланное сравнение вызвало в памяти Марианны яркие картины, которые она предпочла бы навеки оставить в прошлом — и она зажмурилась, стараясь отвлечься от блуждающих мыслей.
Полковник Брэндон осторожно, но крепко сомкнул пальцы на ее руке — и Марианна решила сосредоточиться на его прикосновениях, а подумать о том, что именно сказала ему миссис Пикард, чтобы призвать ей на помощь.
— Вы говорили, что у вас верные слуги, — заговорила она вслух, пытаясь отвлечься, — но я не ожидала, что они станут так поспешно сообщать вам о каждой моей ничтожной оплошности.
— Я бы не назвал это «ничтожным», — серьезно ответил он, легко проведя большим пальцем вдоль края раны. — Вы недовольны тем, что миссис Пикард рассказала мне о вашем ранении? Она знает, что в обработке ран я понимаю больше любого из слуг. Что ж, — добавил он с улыбкой, — думаю, вас ждет скорое и полное выздоровление. Но, если желаете, можем послать за доктором.
— Нет-нет! — вскричала Марианна, а затем добавила спокойнее: — Спасибо, но нет. Я имела в виду не саму рану, а нашу с ней беседу. Я… я не знала… я не хотела, чтобы нас с вами заподозрили… — И, густо покраснев, закончила едва слышно: — Я думала… из-за него… думала, что всегда так бывает!
— Боюсь, я вас не понимаю. — Руки его, продолжавшие перевязывать ее рану, слегка дрогнули. — Миссис Пикард ничего не передавала мне о вашей беседе, сказала только, что вы поранились. О чем вы говорите?
«В конце концов, — сказала себе Марианна, — если уж мы муж и жена, если он не стесняется раздеться передо мной — чего мне стесняться и что скрывать?» И, собравшись с духом, заговорила — опустив глаза, дрожащим голосом, с сильно бьющимся сердцем:
— Я порезала себе руку нарочно, чтобы запачкать кровью простыни. Подумала, что иначе нас с вами заподозрят, и это бросит тень на ваше доброе имя. Я не знала… я думала, это будет доказательством моей невинности, пусть и ложным.
— Мисс… — и, запнувшись, он поправился: — Миссис Брэндон! Возможно ли, что…
Марианна вздрогнула, услышав из его уст свое новое имя — и задрожала еще сильнее, когда полковник отпустил ее руку, и, подняв глаза, она встретила его серьезный, настойчивый взгляд.
— Миссис Брэндон, я обязан задать вам сейчас очень серьезный вопрос, и надеюсь услышать в ответ только совершеннейшую правду. Как муж и защитник ваш, я должен это знать. Когда вы… — Он остановился, на миг прикрыл глаза, и на лице его отразилась вдруг такая боль, что Марианна едва удержалась от инстинктивного желания потянуться к нему и утешить. — Скажите мне, произошло ли зачатие вашего ребенка по вашей доброй воле и согласию?
Дыхание пресеклось у Марианны в груди; она задрожала еще сильнее. Ей и во сне не могло присниться, что кто-нибудь — тем более, сам полковник — станет спрашивать, добровольно ли она поддалась чарам Уиллоуби! Об этом не спрашивала даже Элинор: как и все ее знакомые, она не сомневалась, что Марианна, очарованная Уиллоуби, ни в чем не смогла бы ему отказать.
Полковник Брэндон видел, что она напрасно силится заговорить — и, казалось, был глубоко этим взволнован; однако ни словом, ни жестом не торопил ее, с безупречной выдержкой ожидая, когда она наберется духу для ответа. Марианна пыталась заговорить, но из груди ее вырывались лишь судорожные, прерывистые вздохи, более походившие на рыдания. «По вашей доброй воле и согласию…» Слова эти висели в воздухе — и страшный ответ на них с болью рвался из груди.
— Нет! — воскликнула она наконец, сотрясшись всем телом, сама не зная, от горя и гнева или от облегчения. — Вовсе нет! Клянусь вам, я совсем его не поощряла… я не хотела… — Здесь рыдания перехватили ей горло, но, справившись с собой, она продолжала: — Я говорила, что не хочу, умоляла его остановиться! Даже пыталась ему противиться! Но он ничего не желал слушать, а я… я так боялась, что он рассердится и меня покинет… что в конце концов перестала сопротивляться. Но он все равно меня покинул! Он никогда, никогда меня не любил!
В этот миг горе взяло над ней верх: забыв обо всем, Марианна прильнула к полковнику, уткнулась ему в плечо и разразилась рыданиями.
Будь у полковника Брэндона чуть меньше самообладания, несомненно, он бы вскочил и выбежал вон, с твердым намерением немедленно отыскать Уиллоуби и удушить его собственными руками. Но Уиллоуби здесь не было, и Брэндон овладел собой ради злосчастного создания, рыдающего у него на груди — чудного создания, каким-то даром небес нуждающегося сейчас в его заботе и утешении. Забывшись на мгновение, полковник даже обнял Марианну другой рукой и привлек к себе.
Рыдания ее стали стихать; и вдруг, пораженная и испуганная новой мыслью, Марианна отстранилась от полковника и с мольбой подняла на него заплаканные глаза.
— Вы ведь не расскажете Элинор? Бедняжка Элинор! Она не должна знать правду — это разобьет ей сердце!
В ответ он вдруг нахмурился — Марианна не могла понять, почему.
— Миссис Брэндон, не думаете ли вы, что мое сердце из камня?
— Нет, полковник. Простите, — пробормотала она, утирая глаза платком, который он ей подал. — Что я сказала не так? Я вас чем-то огорчила?
Суровое лицо его смягчилось.
— Нет, — ласково, но с какой-то скрытой сердечной мукой в голосе ответил он, — что вы, совсем нет. А теперь, если вы готовы пройти с моей помощью несколько шагов, идемте в вашу комнату. Я приказал принести туда завтрак. Там вы сможете отдохнуть и разобрать свои вещи. А я прошу меня простить, у меня есть неотложное дело.
— Вы пришлете ко мне Элинор? — спросила Марианна, просияв при мысли, что скоро увидит сестру. — Ей ведь не придется уехать в Бартон прямо сейчас?
Полковник Брэндон ласково улыбнулся своей заплаканной жене.
— Ваша сестра может оставаться здесь столько, сколько пожелает. Если обе вы этого захотите, пусть она, пока не выйдет замуж, считает Делафорд своим домом.
При этих словах Марианна почувствовала, что, того и гляди, снова расплачется, теперь от радости. Схватившись обеими руками за протянутую руку мужа, словно желая от него набраться сил, с его помощью она вышла из спальни.