Глава 11
18 июня 2019 г. в 23:38
Минуты тянулись для Марианны, как часы, с того мгновения, как скрылся из виду экипаж, уносящий прочь ее мать и сестер. С родными она прощалась с сожалением, но и с тайным облегчением, не желая, чтобы они были здесь, если полковника Брэндона привезут домой раненым или, того хуже, убитым на дуэли с Уиллоуби.
Не раз Марианна задумывалась о том, что станет делать, если каким-нибудь случаем останется в этом огромном поместье совсем одна; но прежде ей и в голову не приходило, что будет изнывать от тревоги, страшась остаться молодой вдовой.
Страшные раны, мучительная смерть — эти пугающие картины снова и снова проносились в ее уме и не давали сосредоточиться ни на чем ином. Не желая сидеть без дела и волноваться попусту, Марианна отправилась на псарню, попросила псаря выпустить Молли и дать ей побегать по парку. Собака весело носилась по зеленым лужайкам, а Марианна быстрым шагом следовала за ней; но и это телесное упражнение не смогло ее отвлечь — лишь немного ослабило удушающую хватку страха.
Молли вернулась на псарню, и Марианне снова оставалось только ждать. Книги сейчас не занимали ее. Романтическая проза и красноречивые сонеты, прежде полные глубокого значения, в коих, чудилось Марианне, гений писателя сумел уловить и передать самую суть ее собственной души — теперь казались никчемными, даже смешными в сравнении с мучительной реальностью. Трагедии безответной любви и безвременной смерти дразнили ее, насмехались над ней, даже упрекали — этого Марианна, с волнением ожидающая новостей о муже, не могла вынести.
Бездумно бродила она по комнатам, от окна к окну, вглядываясь вдаль и вслушиваясь — не мелькнет ли фигура всадника, не послышится ли издалека топот конских копыт. Столкнувшись с кем-либо из слуг, Марианна делала вид, что куда-то идет или что-то разыскивает; однако ее рассеянный вид едва ли мог кого-то обмануть.
Странно было остаться одной в этом огромном доме; страшно представлять себе, что полковник Брэндон никогда больше сюда не войдет. С неожиданно острой сердечной болью Марианна поняла вдруг, как горько будет никогда больше не услышать его неторопливых, осторожных шагов; не сидеть у камина, слушая его чтение; преодолевая какой-нибудь трудный пассаж на фортепиано, не ловить на себе его любящий, восхищенный взгляд.
В эти мучительные часы одиночества она поняла наконец собственное сердце — и то место, которое занял в нем полковник Брэндон. Казалось, без него она не сможет жить: и не потому, что лишится защиты и поддержки, столь щедро ей предлагаемой, а потому, что больно, невыносимо больно будет потерять этого человека.
Они женаты — значит, когда появится на свет ребенок, никто не заклеймит Марианну обвинением в распутстве. Она сможет вернуться к матери и сестрам и жить почти так же, как жила прежде, лишь с небольшим прибавлением в семействе. Женившись на ней, полковник Брэндон обеспечил ее будущее, независимо от того, кто должен унаследовать его поместье; впрочем, он обещал позаботиться о том, чтобы в случае его внезапной смерти Марианна ни в чем не нуждалась.
Но не от тревоги за себя голова ее раскалывалась, а сердце билось часто и неровно. Полковник стал ей искренне дорог; а кроме того, теперь, распробовав роль жены и хозяйки, узнав, как приятно иметь мужа и собственный дом, она не хотела возвращаться к матери. Верно, Марианна любила Бартон-коттедж — однако в Делафорде находила много такого, чем скромный домик ее семьи похвастаться не мог. Но важнее всего был для нее хозяин этого обширного поместья.
Бесцельно бродя по дому, Марианна оказалась наконец в малой библиотеке. Здесь, в окружении любимых вещей и книг полковника, ей было спокойнее. Однако взяться за книгу она не могла, чувствуя, что не сможет сейчас сосредоточиться на содержании какого-либо из роскошно переплетенных томов — и вместо этого подошла к резному письменному столу.
Когда полковник писал, будь то по делу или ради удовольствия, он забывал обо всем. В эти минуты Марианна могла подойти к нему вплотную, но он ее не замечал, пока, кашлянув или подав голос, она не возвещала о своем присутствии.
Марианна села на обычное место полковника. Представила себе, как он пишет, сосредоточенно нахмурив брови, как размеренно скрипит по бумаге перо, и лист за листом покрывают ровные изящные строки. Рассеянно выдвинула ящик стола, затем другой. Один небольшой ящичек открылся с трудом: что-то мешало ему изнутри. Сумев наконец его открыть, Марианна обнаружила внутри толстую связку писем.
Письма, довольно старые на вид, все были адресованы «Брэндону», но с прибавлением различных воинских званий. Забавно, сказала себе Марианна: она никогда не задумывалась о том, что полковник Брэндон не всегда был полковником. Начинал он, должно быть, как юнкер или прапорщик, потом дослужился до лейтенанта, и так далее. Не странно ли: всего лет десять с небольшим назад он был молодым человеком, подавлял мятеж туземцев в Индии, получал письма — судя по почерку, от женщины и, должно быть, любовные… Странно — однако доказательство покоится у нее в руках.
При этой мысли Марианна ощутила укол в сердце. Гнетущее, неведомое прежде чувство охватило ее: ревность к неизвестной женщине, письма от которой заняли целый ящик стола — и, должно быть, остаются полковнику дороги, если он хранит их и по сей день. Марианна развернула одно письмо, торопливо пробежала его глазами — и сразу споткнулась на подписи. «Миссис Брэндон». Ей казалось, полковник никогда не был женат! Но затем ей вспомнилась отрывочная история, рассказанная миссис Дженнингс: в юности, мол, полковник любил некую Элизу Уильямс, но ее выдали за его старшего брата, а младшего Брэндона отослали в армию, от греха подальше. Выходит, и став чужой женой, эта Элиза сохранила память о своей первой любви: она переписывалась с полковником — или, по крайней мере, писала ему, а эти письма каким-то образом попадали ему в руки, хоть на них и не видно было почтовых штемпелей. Быть может, она писала эти письма, но не отправляла их из страха перед неодобрением мужа. Быть может, боялась того, какие злосчастные чувства может разжечь в ней ответное письмо. Но, так или иначе, в конце концов письма ее оказались здесь, у полковника в столе — и теперь Марианна страстно желала узнать историю полковника Брэндона и Элизы целиком.
Однако несколько минут спустя она опомнилась, и ей стало совестно. Все это было давным-давно! И не глупо ли ревновать к женщине, давно умершей, да еще и при столь трагических обстоятельствах? Не желая больше копаться в чужих письмах, Марианна убрала их на место, покинула библиотеку и вновь принялась бродить по дому.
В желтой комнате она остановилась у окна, рассеянно проведя рукой по шторе, словно бы желая проверить, нет ли на ней пыли — хоть и прекрасно знала, что появления пыли усердные слуги не допустят — и в этот миг увидела вдалеке, на аллее, мчащегося к дому всадника на черном жеребце. Всадник был едва виден, но она сразу уверилась, что этот плащ, эта шляпа могут принадлежать только полковнику. Не сомневаясь, что это ее муж возвращается домой с победой, Марианна бросилась в холл — да так стремительно, что по дороге едва не сбила с ног пару попавшихся навстречу горничных.
Вихрем слетела она вниз по лестнице, остановилась на миг, чтобы перевести дух, затем пересекла холл и, раскрасневшаяся от волнения и бега, торопливым шагом подошла к дверям. Здесь дворецкий уже распахнул дверь и пропускал внутрь своего хозяина.
Ощупывая его тревожным взглядом — нет ли на нем ран? — Марианна поспешила ему навстречу. Однако на полдороге нечто неожиданное остановило ее: внезапная боль, сопряженная с движением, исходящим из глубины чрева, словно нечто ударило ее изнутри.
Полковник, в трех шагах от нее, увидел, как Марианна вдруг побледнела и, громко ахнув, схватилась за живот. Он бросился к ней — и подхватил за секунду до того, как ноги ее подкосились, и все вокруг погрузилось во тьму.
Очнулась Марианна не сразу. Какое-то время она провела в полузабытьи, изнемогая от слабости и тошноты, словно в первые недели своей беременности, то пробуждаясь, то снова погружаясь в тяжелый сон.
Ее мучали кошмары — живое отражение тех страшных мыслей о схватке и смертельных ранах, что преследовали ее все утро. Она металась на постели, словно в лихорадке, порой слабым голосом звала полковника — и даже в забытьи ощущала, как он кладет руку ей на лоб, чувствовала его мягкий, успокаивающий голос, от которого и среди кошмаров становилось легче.
Наконец Марианна открыла глаза — и увидела, что полковник, в расстегнутом сюртуке и развязанном шейном платке, сидит у ее постели. Усталость и тревога наложили печать на его лицо; сейчас он выглядел старше и мрачнее обыкновенного. Но во всем прочем, кажется, был невредим — и какое же облегчение это принесло Марианне!
— Полковник Брэндон! — еле слышно позвала она.
Он мгновенно повернулся на стуле, сжал ее хрупкую руку в своей. Черты его омрачала тревога.
— Вы не ранены? — спросила Марианна, почти желая, чтобы он закатал рукава и показал, что на нем нет ранений.
— Нет, — с легким удивлением ответил он. — Цел и невредим. А вот Уиллоуби… — здесь он на миг умолк и отвел взгляд.
— Вы его убили? — спросила она — и полковник, кажется, еще более удивился тому, как спокойно был задан этот вопрос.
— Нет. Пострадала только его гордость, да на время вышла из строя правая рука. Жаль, что я не мог сделать большего, не рискуя…
— Своей жизнью, знаю, — закончила она. — Я рада¸ что вы не стали рисковать собой. И рада, что теперь ему есть о чем подумать.
Полковник, как видно, не в силах найти слова, молча погладил ее большим пальцем по ладони — и от этого скромного прикосновения Марианна почувствовала себя счастливой.
— Я… — начал полковник, прочистив горло, — я послал за доктором. Он предположил, что вы беременны.
При мысли, что ее беременность для кого-то может быть всего лишь «предположением», Марианна слабо улыбнулась.
— Но точно он не знает?
— Он мог бы сказать точно, если бы осмотрел вас полностью. Но я не позволил этого, пока вы были без чувств и не могли дать на это согласие.
— А-а… — понимающе протянула Марианна, вспомнив болезненный и унизительный осмотр у лондонской повитухи. Теперь настала ее очередь отвести взгляд. — Думаю, можно вызвать его еще раз, если… если вы хотите это подтвердить, — проговорила она, не поднимая глаз на мужа. — Я готова признать свое дитя.
Полковник молча кивнул, погруженный в глубокую задумчивость.
— Спасибо, — благодарно прошептала Марианна, утомленная разговором и готовая снова заснуть. На этот раз, надеялась она, сон освежит ее.
Он взглянул на нее с немым вопросом, словно не мог понять, за что она его благодарит.
— За то, что защитили мою честь, хотя я этого и не заслужила, — объяснила Марианна. — И за то, что вернулись ко мне живым и здоровым. Спасибо вам, полковник.
Он тяжело сглотнул, затем, протянув руку, убрал с ее лба разметавшиеся кудри и легко поцеловал в лоб.
— Пошлю за надежной повитухой. Я тоже готов признать наше дитя.
На последних словах голос его дрогнул, а Марианна вскинула на него взгляд, гадая, не ослышалась ли. Глаза ее наполнились слезами.
— Вы ведь согласитесь дать ему мое имя? — спросил он.
— О… — едва вымолвила Марианна. — Я даже не мечтала… неужели вы…?
— Да, я готов признать этого ребенка, будь то мальчик или девочка, своим.
— Но что, если потом у вас появятся свои дети? — спросила Марианна. — Вы не возненавидите его за то, что в нем течет не ваша кровь?
— Одна надежда на то, что у нас с вами когда-нибудь будут дети, изгонит из моего сердца любые недобрые чувства, милая моя Марианна, — отвечал полковник с таким глубоким и нежным чувством, что по щекам ее потекли слезы.
Марианна хотела бы спросить его о тех письмах, найденных в столе, и выслушать уверения, что ныне он любит ее так же страстно и преданно, как когда-то любил Элизу, и заверить, что не ревнует, и признаться, что и сама она, кажется, уже начинает его любить… многое хотела бы сказать Марианна, но нежность и благодарность, переполнявшие ее сердце, не оставили места для слов. Она просто вцепилась в руку полковника, словно боялась его отпускать — хоть он вовсе не собирался уходить — и плакала счастливыми слезами, пока не погрузилась в сон.